Олег Игоревич на ощупь добрался до своей кровати и тяжело сел на нее, осторожно поставив трость рядом. Зрение отказало пять лет назад, а он все никак не мог привыкнуть к этому своему состоянию. Как не мог привыкнуть и к тому, что внук наркоман вынес уже полквартиры, и оставалось только гадать, что еще уцелело, а что уже снюхано, выпито, изколено тем маленьким двенадцатилетним мальчиком, которому сейчас было уже за семнадцать. Но в воспоминаниях Олега Игоревича его внук так и остался веселым и жизнерадостным ребенком, любящем мастерить модели самолетов и лодок. Раздался звук открываемой двери. Раньше бы он и не обратил на это внимания, но сейчас, когда зрение отказало совсем, он стал очень чутко воспринимать звуки, как и все слепые. В коридоре раздались шаги на каблуках -- это пришла его дочка. Рано пришла сегодня, значит трезвая и злая. Значит сегодня скорее всего не приготовит ничего, и придется снова на ощупь резать хлеб и старый сыр, сооружая нечто подобие бутербродов.
Дочь зашла в комнату и шаги затихли.
- Привет, пап. Как себя чувствуешь?
- Может, поедим чего? - робко осведомился Олег Игоревич. - Я сегодня еще ничего не ел...
Молчание в ответ. Затем вздох. Наконец дочь произнесла:
- Пап, ты знаешь...Я тут разговаривала с одним знакомым...В общем, я думаю, что тебя нужно в санаторий определить на некоторое время.
Олег Игоревич не знал, что на это ответить. Тайно и глубоко в душе он всегда боялся такого разговора, но знал, что рано или поздно он все равно всплывет. "Санаторий", горько усмехнулся он про себя, "значит так теперь называют дома престарелых".
- Ну, Леночка, если ты считаешь, что тебе тяжело со мной, то давай так и сделаем.
- Вот и хорошо! - обрадовалась дочь. - Пойду приготовлю тебе поесть.
Как только она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь, Олег Игоревич согнулся пополам и беззвучно заплакал. Ему было так жаль себя, жаль бездумно потраченной жизни и того, что так и не решился тогда, тридцать семь лет назад принять правильное решение. Он лег на кровать и закрыл глаза. Так всегда было легче. Казалось, что когда глаза закрыты, ты и не ослеп вовсе, а все такой же, только прилег на минутку отдохнуть. Вот и сейчас, он закрыл глаза и принялся вспоминать...
Олегу было около сорока лет, и несмотря на в общем-то уже солидный возраст, он был видным и опрятным мужчиной, всегда следил за своим весом, сном и питанием. И жизнь у него была такая же простая и ясная, весьма состоявшаяся: он занимал пост ректора политехнического университета, был женат на красивой и обаятельной женщине, растил трехлетнюю дочь. Счастливчик, говорят про таких. Олег и ощущал себя счастливчиком. До тех пор, пока однажды не пришел домой раньше обычного времени и застал там свою красавицу жену в объятиях своего самого перспективного аспиранта. Он во всех областях оказался перспективным, в том числе и в постели его жены. Олег как сквозь пелену смотрел на испуганные глаза своей жены, на аспиранта, который пытался прикрыться одеялом, выскочить из комнаты, да так и бежать наверное, завернутым в одеяло, до своего дома. Олегу хотелось что-то сказать, сделать какой-то жест, но он просто вышел из квартиры и отправился гулять на набережную. Погода была прекрасная, в отличии от состояния его души. Он долго шел вдоль реки, и не заметил как оказался в самом конце парка. На лавочке, неизвестно каким образом оказавшейся в дальней стороне парке, сидела женщина и читала книгу. Солнце уже клонилось к закату, и потому ее чуть склоненная вбок голова, просто собранные светлые волосы, небрежно закинутая нога на ногу, казались чем неестественным и волшебным. Олег подошел чуть ближе, и женщина подняла голову.
- Могу я немного посидеть рядом с Вами? Просто посидеть... - излишне торопливо спросил он.
- Да, конечно. - Ответила она несколько растерянно.
Олег сел рядом с ней, и неожиданно для самого себя (он и в молодости никогда не цеплял девчонок подобным образом) начал с ней разговаривать. Он рассказывал о себе, своей жизни, работе, о жене и дочке, о том, какой шок испытал сегодня. Женщина пыталась его перебить, но он не дал ей заговорить, просто попросил выслушать и все. Наконец, когда все было выговорено, он замолчал. Женщина коснулась его плеча и произнесла:
- Олег Игоревич, зачем вы мне все это рассказываете?
- Вы меня знаете? - второй удар за день.
- Я пыталась вам это сказать, мы работаем в одном институте, я преподаю экономические дисциплины.
Олег внимательно посмотрел на нее еще раз, в его памяти забрезжило что-то вроде воспоминания о скользящих встречах с этой женщиной в институте, и вроде бы, ее зовут Наташа.
- А вы знаете, Наташа, мне все равно, где вы работаете. Это не имеет никакого значения.
Она робко улыбнулась в ответ и закрыла свою книгу.
Их роман развивался бурно, и о нем знал весь институт. Но им обоим было все равно. Олега вызывали в горком и клеймили позором, грозили увольнением с работы и переводом на позицию дворника. Наташе же грозились, что вообще никуда не переведут, а просто уволят за аморальное поведение на работе. Но им обоим было все равно. Они часами могли гулять по городу, взявшись за руки, потом шли в ресторан и пили киндзмараули, заедая шашлыком. Потом они провожали закат, и сидя на берегу обсуждали, что когда-нибудь они будут вместе всегда. В институте на Наташу все косились, ее прозвали "белая птица", за неестественно белый цвет волос и из чувства зависти -- многие тетки были бы не прочь подцепить такого мужика, как Олег. Он же называл ее "мой маленький белый птенчик" и повсюду носил с собой фотографию белой голубки.
Так они провстречались полтора года. Время летело незаметно, Олег даже будто помолодел. Как-то раз, сидя в своем кабинете, к нему пришла делегация "инициативных-в-жопу-сотрудников", как он их называл. Начали они прямо с порога:
- Олег Игоревич, вот тут наводка пришла, нужно на стене института мозаику сделать.
Олег даже не понял сначала, о чем они говорят. Видя непонимающий взгляд шефа, один из них начал объяснять:
- Ну вот, на парадной стене института нужно выложить мозаику. Завтра приедут рабочие, надо бы рисунок для них подготовить...
- И что же, я сам должен вам его нарисовать? - Вкрадчиво спросил Олег.
- Нет, что вы! Рисунок у нас уже готов, его нужно только утвердить.
- Вы меня с ума сведете, сами нарисовали, сами же и утверждайте! Вы что, в следующий раз придете меню на Новый год ко мне утверждать?
Делегация пятясь вышла из кабинета, а Олег тут же забыл о них.
На следующее утро действительно приехали рабочие, оцепили парадный вход своими стремянками и перегородками и начали творить. Творили они около месяца, Олег даже в душе уже сроднился со всем этим бардаком на входе, создавалось какое-то особое творческое ощущение. Торжественное открытие обновленного парадного входа назначили на первое сентября. Пока же мозаика была закрыта и около нее круглосуточно стояла охрана дружинников. Наташа смеялась и говорила, что кому, мол, интересно это произведение искусства, торжественно откроют и забудут.
Как-то незаметно первое сентября нового учебного года наступило. Олег стоял на торжественной линейке, облаченный в новый костюм, мысленно прокручивал свою речь перед первокурсниками, а глазами постоянно искал ее, свою любимую. Но Наташа почему-то не находилась. Он тревожно стал озираться, но все подхалимы вокруг лишь благодушно улыбались и о чем-то перешептывались. Наконец, все боле менее замолкли и Олег подошел к микрофону:
- Товарищи! - начал он. - Прежде, чем я поздравлю вас, первокурсников, с вашим началом обучения в нашем институте, и скажу о том, что вы сделали правильный выбор, я бы хотел продемонстрировать произведение, которое готовилось специально для вас. Я очень надеюсь, что вы оцените творчество мастеров.
Олег подошел к занавеси и потянул за шнурок. Зеленая ткань стала спадать, все больше и больше открывая выложенную мозаику. Вначале Олег даже не понял, что было изображено на стене, но когда ткань упала его взору предстала большая белая птица, даже чем-то похожая на голубя, и парящий рядом с ней сокол, а где-то за соколом вдалеке виднелась соколица, с обреченно сложенными крыльями. У Олега все похолодело внутри. Он обвел взглядом своих подхалимов -- те стояли и еле сдерживались от смеха, ожидая реакции начальника. А он...он несмотря ни на что снова подошел к микрофону, произнес торжественную речь, выслушал выступления своих замов, пожелал еще раз удачи студентам и ушел в свой кабинет. Вначале он попытался найти Наташу, обойдя весь институт, но только через пару дней секретарша принесла ее заявление об уходе по собственному желанию. Он мог бы приехать к ней домой, развестись со своей женой, уволиться из института и уехать вместе с любимой женщиной в другой город. Мог, но не стал. Оказалось, что вся их любовь была всего лишь посмешищем, темой для сплетен и пересудов. Но в тот момент, сидя у себя в кабинете и накачиваясь коньяком, он еще не осознавал, что потерял свое счастье навсегда...
Олег Игоревич лежал на своем продавленном диване и еще раз переживал все эти моменты. Он только и жил этими воспоминаниями. Как бы ему хотелось сейчас найти ее, ту единственную, которую так когда-то любил, и с которой провел лучшие полтора года своей жизни. Но он понимал, что этого уже не случится, и его нынешнее положение -- это расплата за то, что не смог защитить, не смог уберечь свою любовь. Олег Игоревич тяжело вздохнул про себя, но слезы больше не лились по его щекам. Он улыбался воспоминаниям и тихо лежал.
Когда дочь, не дозвавшись отца из кухни, вошла в его комнату, то увидела как он умиротворенно улыбаясь, лежит на своей кровати и не дышит, то сразу все поняла. Она подошла к столу, достала из ящика маленькую открытку с изображением белой голубки и вложила в руки отца. Через три дня Олега Игоревича похоронили.
...Каждое первое сентября, после торжественной линейки, маленькая и сухонькая старушка подходила ко входу в институт и долго смотрела на старую мозаику, вылепленную больше тридцати лет назад. Она стояла так с полчаса, будто что-то перебирая в памяти, а потом утирала слезы платочком, таким же маленьким и белым, как она сама, и опираясь на палку куда-то уходила...