Как-то раз тот, кто с Крестом задумчиво мёл монастырский двор. Подметание- дело долгое и скучное, и оттого в голову нашему герою лезли всякие мысли, порой не подобающие не только монаху, но и инквизитору. И не удивительно, что после воображаемого смакования Архиепископского гуся брат Даниил задумался о делах магических.
"Интересно, - размышлял он, - а как это колдуны ухитряются летать на мётлах? Не иначе как сам дьявол им пособляет! Что там не говори, а благочестивый монах, на вроде меня, даже при мысленной концентрации не взлетит! Однако, как было бы хорошо летать на метле в поисках ведьм, магов и колдунов! Порой ноги так устают от этих бесконечных походов. А вот если бы летать..." От подобных дум брат Даниил даже мести перестал, закрыл глаза, и, опираясь на метлу, начал представлять себе, как летит он в поднебесье с Крестом и молитвою, и все окрестные ведьмы, маги и колдуны, застанные врасплох, трепещут от ужаса. И вдруг он ощутил, а точнее, перестал ощущать землю под ногами. В страхе открыв глаза, наш инквизитор увидел оную только в трёх метрах снизу. Судорожно вцепившись в метлу, он стал увещевать её пожалеть монашескую душу, и спуститься вниз поскорее, пока брат и отец во Христе не заметили сей оплошности, и не поторопились сжечь ни в чём не повинного грешника. Однако метла как будто не слышала отчаянных воплей того, кто с Крестом, а от его понуканий и дёрганья стала выделывать разные виражи, так что несчастный инквизитор, забыв обо всём, заорал от ужаса. И тут метла неожиданно пошла вниз, а на крик выскочили Папа, дожёвывающий гусиную ножку, и брат Самуил, довольный тем, что есть благопристойный повод оставить изучение ненавистных церковных нот.
Так вот церковная братия стала свидетелем неудачного инквизиторского приземления.
- Ты летал на метле, сын мой! - воскликнул Архиепископ.
- Да нет, я просто упал, Святой Отец!
- Однако ты долго падал, должно быть, с высокого места!
- Да нет, не так уж и долго. Просто я испугался.
- А чего тебе было бояться, если ты падал не с высокого места? Тут ведь рядом церковь, опасаться нечего!
- Да я просто решил подмести на колокольне, и нечаянно оттуда свалился.
- Тогда объясни мне, каким же образом ты оказался в противоположном углу двора?
- Ну, наверное, меня отнесло ветром!
- Обманывать нехорошо, сын мой! Впрочем, ты можешь оправдаться, поклявшись на Кресте в том, что не летал на метле, а свалился с колокольни!
На это брат Даниил ничего не смог возразить, кроме того, что отказывается клясться. Таким образом, он был уличён, обвинён и заперт в монастыре, до дальнейшего суда.
Метла же у брата Даниила была отобрана, и вручена брату Самуилу, который тут же и начал использовать её по прямому назначению, а именно, для подметания монастырского двора. Однако, как нам известно, подметание - дело нудное и однообразное, и если ни о чём не думать во время него, можно и умереть со скуки. И вот брату Самуилу тоже полезли в голову разные мысли. Сперва он думал о том, что и не подозревал в своём напарнике по Инквизиции колдуна, а вот, оказывается, надо было; затем он решил, что подметание - занятие менее противное, нежели разучивание нот, а потом его мысли перескочили на Архиепископа, а от него, естественно, к жареным гусям. Сей праведный монах вчетверо дольше смаковал мысль о гусе, нежели перед тем брат Даниил, и в своём воображении вкушал уже третью птицу, когда до него дошло, что помыслы сии - страшный грех. "Вот, - решил он, - наверное, от таких раздумий и случаются все беды. Однако же как вкусен жареный в яблоках гусь! И как обидно, что такой благородный и благонравный человек, как я, не имеет права его кушать. Я ведь не как некоторые, которые прикидываются святыми, а сами на мётлах летают! Интересно, как это у них получается?". От подобных мыслей брат Самуил и вовсе размечтался. Он представил себе, как схватит жареного гуся, и взлетит с ним, и в воздухе будет медленно его смаковать, сбрасывая косточки на голову Архиепископа, подпрыгивающего и возмущённо размахивающего руками где-то далеко внизу. От такой милой сердцу картины инквизитору стало так хорошо, что он почувствовал себя летящим. Однако, едва наш монах открыл глаза, как всю радость словно ветром сдуло, и не мудрено - ведь он на самом деле находился в воздухе, и, что самое главное, не знал, как спуститься вниз. Сначала он хотел было позвать на помощь, но быстро опомнился, и, памятуя о печальной участи своего предшественника, решил успокоиться и молча ждать: авось, метла сама приземлится, и никто ничего не узнает! Но сей сатанинский предмет показал полное отсутствие благоразумия, и не думая приземляться. Так прошло два часа, прежде чем вышедший звонить к обедне Архиепископ застал инквизитора на месте преступления.
- Разве ты не знаешь, сын мой, что только колдуны летают на мётлах? - строго спросил он.
- Я не виноват, Святой Отец! Это сама метла такая заколдованная. Наверное, какой-нибудь маг решил отомстить нам за наши благие дела и подсунул её! Я не хотел взлетать, она сама! А спуститься я не могу!
- Отчего тогда, скажи, сын мой, метла не подняла тебя сразу, как только ты её взял?
- Не знаю, Святой Отец, возможно, она боялась Вас!
- А если это так, как ты говоришь, то почему тогда она не опускается теперь, когда я тут?
- Она боится!
- Сын мой! У предметов нет чувств! Должно быть, ты сам виноват в подобной истории, допустив нечистые помыслы.
- Виноват, Святой Отец, и раскаиваюсь! Только снимите меня отсюда!
- Разумеется, сниму! А завтра торжественно сожгу тебя и твоего товарища, как злостных колдунов!
- Я не колдун! Я поклясться могу!
- Боюсь, что клятва тут не поможет. А впрочем, что уж там, завтра всё и решу! Но костра вам не миновать, это точно!
- Нет!!! - завопил тот, кто с Книгой, и от этого крика метла пошла вниз, в результате чего инквизитор приземлился прямиком на Папу. Тот не ожидал подобного виража, однако удар был не такой сильный, хотя и сбил Прокуратора с ног.
- Никогда не будешь есть сладкого!!! - сдавленно прошипел Папа, пытаясь выбраться из-под окаменевшего со страху инквизитора.
"Уж лучше костёр" - промелькнуло в голове у вовсе отчаявшегося монаха.
В тот день Архиепископ ходил от одного инквизитора к другому, подолгу увещевая раскаяться, дабы спасти бессмерную душу от адского пламени. Но сии грешники думали прежде всего о том, как бы спасти свои тела от пламени земного, и потому слушали невнимательно. К тому же они не желали сознаваться в том, чего, по их мнению, не совершали, не взирая на пытку. А пытка была невыносимой: она состояла в том, что Прокуратор поставил у них перед носом целый поднос со свежими, аппетитно пахнущими пирожными, и обещал разрешить им взять их, если они сознаются. А сам брал их и ел по одному, так что лакомства становилось всё меньше и меньше. Но монахи стойко переносили страдания, хотя мука была адская. Вскоре Папа понял, что от них ничего не добиться.
После сего бывшая Святая Иквизиция была заперта в монастыре, для пущей сохранности, и провела ночь во бдении и молитве, не о прощении, разумеется, а в основном о спасении души и тела, при чём тела - в первую очередь. Они пели и стенали так громко, что и Настоятель волей-неволей занимался всенощным бдением, точнее говоря, попросту не мог уснуть. Это наложило некоторый отпечаток на его настроение, и поутру он встал хмурый и голодный. Пришлось временно выпустить пленников и послать их на кухню. Но в тот день монахи не могли думать ни о чём, кроме сожжения, и посему гусь также был ими сожжён, не предумышленно, конечно. А значит, Архиепископу пришлось довольствоваться тушёной морковкой, пересолёной, к тому же. В результате подобных испытаний выражение его лица становилось всё более и более суровым, и Святая Инквизиция не могла смотреть на него без содрогания, полностью потеряв надежду спастись.
В таком состоянии их и застал Колдун, зашедший в церковь за благословлением нового садка для рыбы, сплетённого из прутьев, ибо вещи освящённые служат дольше. Эта корзина была предназначена в подарок лучшему другу, Чёрному Колдуну, для использования в морской воде, и поэтому должна была быть особо прочной. Но Папа сказал, что сегодня благословлять не будет, из-за плохого самочувствия, и ещё ему некогда, ведь нужно сжечь двух хитрых и коварных колдунов, которые долгое время успешно прикидывались праведниками.
- Кого Вы имеете в виду? - осторожно поинтересовался колдун, испугавшись за себя и за Майка.
- Да, есть тут такие! И ведь прямо в глаза врут, что не колдуны, а сами на мётлах летают!
Колдун вспомнил, что оставил свою метлу на церковном дворе, на самом видном месте.
- Да я метлу принёс, чтобы Вы её благословили! - начал оправдываться он.
- Понимаю, понимаю! Но я уже сказал, что сегодня благословлять не буду. Так вот, об этих колдунах. Представьте себе, меня даже умиляла их дружба, а выходит, их сближало колдовство!
- Нет, мы дружим не из-за колдовства!
- Конечно, конечно! А вот они, по-видимому, как раз по этому! А ведь я даже не подозревал в них колдунов, часто советовался с ними...
- Мы плохого не посоветуем!
- Да я и не о Вас вовсе... Постойте, постойте! А с чего это вдруг Вы принимаете всё на свой счёт? Уж не колдун ли Вы? - нахмурился Архиепископ.
- Нет, конечно!
- Сознайтесь лучше, сын мой! Колдовство - страшный грех, и ради спасения души Вы просто обязаны покаяться! - торжественно произнёс Папа.
- Да не колдун я!
- А поклясться можешь?
- А не будет ли это нарушением Божьих заповедей?
- Каким таким нарушением?
- Ну, ведь сказано же там: "Не клянитесь"!
- Не думаю. Ведь крест-то священный, значит, ложную клятву дать на нём невозможно; да и, к тому же, клятва сия ни к чему Вас не обязывает, а лишь снимает подозрения, так что для Вас же лучше.
- И всё же мне не хотелось бы нарушать завет.
- Да ведь прежде ты клялся, и вот совсем недавно даже; что тебе стоит поклясться ещё разок?
- Прежде я был грешен, но Ваша последняя проповедь вдохновила меня, и я решил клясться пореже, только в самом крайнем случае!
- Сейчас как раз такой случай!
- Так значит, всё-таки это меня и моего друга Вы собирались сжечь?
- Нет, не вас!
- А кого тогда?
Прокуратор смутился и промолчал.
- Ответьте же мне!
- Ну...
- Ага, так Вы никого не хотели сжечь, а просто пугали меня!
- Да нет, у меня в монастыре заперты два колдуна.
- Но там же нет никого, кроме Святой Инквизиции!
- Вот они-то и колдуны.
- Не может быть!
- Да, я бы тоже так подумал, если бы не видел своими глазами, как они летали на метле.
- Но они же наверняка поклялись, что не колдуны!
- А я видел сам, что колдуны!
- А может, это какая-то ошибка, Вам показалось?
- У меня крепкое здоровье, сын мой, и я не страдаю галлюцинациями. К тому же синяки на моей спине, набитые падающим братом Самуилом, не дадут ошибиться!
- А может, это просто метла такая?
- Допустим. Но ведь прежде они много раз мели ею, и никогда не летали.
- А может, они думали о полётах?
- Это грешно!
- Но ведь и ангелы летают! Может, они представили себя ангелами?
- Это гордыня!
- А если они просто стремились быть похожими на них, это ведь наоборот, похвально!
- Ладно, я подумаю над этим. А ты, сын мой, подумай, как тебе самому оправдаться!
- А в чём я провинился? Ведь не в том же, что, выполняя волю Божию, не желаю поклясться всуе?
- Эта клятва не всуе!
- Но ведь Вы и так знаете, что я не колдун, так к чему же клясться?
- Тогда докажи это!
- А сначала Вы докажите, что я колдун!
- Нуу...
- И предоставьте трёх свидетелей!
- Ладно, ладно! Я и так тебе верю.
Тем временем на Плоскогорье стал стекаться народ. Дело было в том, что Архиепископ утром разослал с голубиной почтой приглашения следующего содержания:
"Сегодня в полдень приходите к Церкви. Состоится публичный суд и, возможно, сожжение двух опасных колдунов.
Прокуратор."
Однако местные жители решили прийти пораньше, ведь всем было ужасно интересно, кого на сей раз удалось захватить Святой Инквизиции. Ведьмы, маги, колдуны и друиды толпились на церковном дворе, и негромко переговаривались, пытаясь угадать, кого поймали. Сначала все решили, что опять попался Чёрный Колдун, но тут прибыл и он собственной персоной, так что зря подозревали. Потом решили, что это - Ведьма с Плоскогорья, благо живёт она недалеко от Церкви и её можно чаще проверять: а вдруг да попадётся? Но, во-первых, она Ведьма, а не колдун, а во-вторых, вот и она прилетела с целой корзиной пирожных, которые моментально были раскуплены, ведь в напряжённой обстановке просыпается зверский аппетит. Так что Ведьма отправилась опять домой, за следующей партией выпечки, а Белый Маг пошёл с ней вместе, чтобы помочь донести пирожные и, в то же время полакомиться самому.
И тут из Церкви вышел сам Прокуратор под руку с Колдуном. Они о чём-то оживлённо спорили, а на локте у Колдуна висел красивый садок для рыбы, плетёный из ивовых прутьев. Чёрный Колдун сразу его заметил.
- Какой красивый садок! - сказал он Колдуну.
- Это я сделал тебе в подарок. - ответил тот.
- Спасибо! Я всю жизнь о таком мечтал!
- Не за что! Я хотел, чтобы эту вещь благословил Папа, чтобы она дольше служила, но он сегодня не благословляет.
- Почему?
- Мне некогда! Нужно сжечь двух колдунов! - пояснил Архиепископ.
- А кто они? - насторожился Черный Колдун.
- Да так, вы их хорошо знаете.
- Я не колдун! Я уже клялся!
- Да я и не о тебе совсем. Странно, однако, насколько вы все чувствительны. Вот и твой друг тоже принял всё на свой счёт, да ещё и поклясться отказался!
- Опять Вы об этом! Я же уже всё объяснил! - оскорбился Колдун.
- Конечно, но факт остаётся фактом, и поэтому на днях я обязательно пришлю Святую Инквизицию проверить тебя.
- Но ведь Вы их собираетесь сжечь! - воскликнул Колдун.
Папа опять смутился. А оба колдуна во все глаза на него смотрели, потому что Архиепископ раньше смущался очень редко.
А между тем, Святой Инквизиции было очень неуютно. И не только потому, что их собирались сжечь. Дело в том, что каждый из них считал себя невиновным, а своего напарника - злостным колдуном, и в связи с этим монахи тщательно сторонились друг друга, стараясь держаться в противоположных сторонах монастыря, но поближе к выходу. Оба они рассчитывали бегом броситься к Кресту, и поклясться, как только буду отперты; и этим снять подозрение с себя, и потом помочь Архиепископу сжечь другого, который, по их мнению, уж точно колдун. И поэтому, едва открылась дверь, как Святая Инквизиция опрометью выскочила из неё, сбивая всех по дороге, подбежала к Кресту, и воскликнула хором:
- Клянусь, что я не колдун!!!
И, конечно же, их не поразило молнией. Монахи изумлённо посмотрели друг на друга.
- Прости, брат! - сказал, наконец, тот, кто с Крестом, - Я ведь сначала и вправду подозревал тебя в колдовстве.
- А вот я... - начал было в ответ брат Самуил, намереваясь сказать: "Не подозревал тебя, я в тебя верил, в отличие от некоторых!", но тут его шарахнуло электрической искрой, и он мигом отскочил от Креста, - ведь они ещё не убрали с него руки, и закончил, потирая больное место:
- Тоже извиняюсь!
Ведьмы, маги и колдуны стали громко перешептываться. "Ведь Святая Инквизиция поклялась, - говорили они между собой, - Значит, её сейчас отпустят и, наверное, можно расходиться по домам!" Однако Архиепископ и не думал прощать монахов. Он объявил, что видел своими глазами, и никакие клятвы тут не помогут. Все тогда стали уговаривать его простить Святую Инквизицию. Тогда Прокуратор смягчился, но всё равно, заявил он, ничто не должно остаться без наказания, а потому монахи теперь не должны есть сладкого тридцать лет, да ещё и обязаны к тому же ежедневно клясться на Кресте в том, что честно выполняют эту епитимью. Услышав это, Святая Инквизиция взвыла и, обливаясь слезами, стала ползать по земле у ног Архиепископа, и, целуя края его рясы, умоляла пощадить их. Но Папа был неумолим.
И тут внимание присутствующих привлёк Колдун. Он внимательно осматривал печально знаменитую метлу, что-то бормотал себе под нос и похмыкивал. Наконец, он протянул её Архиепископу и произнёс:
- Знаете, говорят, что суровые настоятели легче воздуха. А если они праведны, то могут летать на облаках. К тому же, представьте себе, как легко было бы звонить к обедне, если бы не нужно было взбираться по лестнице, а достаточно было бы взлететь на колокольню.
При этих словах метла в руках Прокуратора странно дёрнулась, но он вовремя выпустил её, и она упала к его ногам. Однако Святая Инквизиция поняла, что если бы их бдительный наставник не спохватился вовремя, не миновать бы ему их участи. И ещё они поняли, что во всём были виноваты мысли о полёте.
После этого Архиепископ полностью оправдал и простил несчастных монахов, а "сей сатанинский предмет" было решено сжечь в назидание всем прочим вещам, что и было немедленно проделано. Тут же все присутствующие обязаны были поклясться, что не они подложили эту метлу и, естественно, виноватых среди них не оказалось, и они были отпущены с миром.
А Ведьма с Плоскогорья подарила Святой Церкви свою самую лучшую метлу, ведь не оставлять же грязным монастырский двор. Но Папа был осторожен, и, прежде чем доверить этот инструмент Святой Инквизиции, он вручил его Профессору, попросив сделать не летающим при любых условиях, даже от урaгана. Знаменитый учёный так и поступил, и с тех пор монахи могли думать о чём угодно, подметая монастырский двор, не опасаясь последствий. А когда они отказывались кушать тушёную морковку, глядя, глотая слюнки, как Архиепископ управляется с жареным гусем, Прокуратор замечал:
- Вы чем-то не довольны? Быть может, станете утверждать, что я ем мясо в пост, а вам не даю? А вам бы хотелось совершить ещё и этот грех в придачу к тому, что однажды вы летали на метле, в отличие от меня! Так раскайтесь же, дети мои, пока не поздно, в сих грешных помыслах, и впредь непозволяйте себе такого. А дабы вам искупить свой грех, я...
И Святая Инквизиция мигом хватала ложки, и быстренько начинала есть тушёную морковку, не дожидаясь, пока духовный отец наложит на них епитимью.