Оно лежало посреди высокой пожухлой травы, сильно сливаясь с ней цветом, на заднем участке двора, где дедушка давно ничего не сажал. Мальчик увидел существо уже поздно, почти приблизившись вплотную, а потому чуть не вскрикнул от неожиданности, тут же попятился назад, споткнулся, поднялся на ноги, собрался было бежать, но заметил, что оно вовсе не собирается за ним гнаться. Тогда он медленно подошел, и снова взглянул. Оно лежало неподвижно. "Вчера его здесь не было, - подумал мальчик. - Что это?". Он оглянулся, осматривая землю вокруг, поднял ветку, потом увидел другую, подлиннее, и поднял уже ее. Вытянув палку и медленно продвигаясь маленькими переставными шажками, так, чтобы сохранить максимальную дистанцию до этого создания, он весь подался вперед и несильно ткнул веткой в продолговатое тело, около полуметра длиной, скругленное в передней части и сужающееся ближе к задней, как у мокрицы. Оно не отреагировало. Мальчик ткнул еще раз, сильнее, так, что кончик ветки слегка подогнулся, упершись между двумя поперечными складками. Оно заерзало на месте, заставив мальчика рефлекторно дернуться и напрячься в готовности броситься к дому. И подняло на него глаза.
Абсолютно человеческие, в которых, наверное, сильнее всего читалась усталость. Мальчик застыл, глядя в эти маленькие, но такие разумные глаза, ни о чем его не умоляющие, не просящие, не страдающие и вообще не выражающие какого-то сильного чувства. Только какие-то усталые... Когда впечатление понемногу слегло, мальчик тихо спросил:
- Ты разговариваешь? - оно молча продолжало на него смотреть. - Ты кто?
Ответа не было. Оно сначала опустило глаза куда-то на землю, будто о чем-то задумавшись, а потом закрыло их. Мальчик какое-то время стоял рядом, хотел было опять ткнуть в него веткой, но не посмел. Он вдруг почувствовал к нему какое-то родство, словно то был человек. Он подошел чуть ближе, опустился на коленки, и так и сидел, пока не надоело. Потом ушел домой.
Их с дедушкой дом был единственным жилым на несколько километров вокруг. Когда-то здесь была деревня, но дома в ней пустовали вот уже несколько лет. Дедушка целыми днями занимался хозяйством, иногда оставлял мальчику какие-то задания по дому. По выходным они ездили в соседнюю деревню, иногда даже в город, но до него было слишком далеко, и такие поездки случались крайне редко. Тот день как раз был выходным, и мальчик обнаружил необычного гостя в огороде, когда, после поездки, пошел гулять. Как и многим детям, выросшим в деревнях, природа была ему очень близка, потому что здесь он проводил свое время, играл, искал утешения и созидал свои мечты. А невольное его одиночество только усиливало эту близость. И это же одиночество заставило мальчика позже вечером того же дня по-особому почувствовать произошедшую в огороде необычную встречу.
На следующее утро он снова отправился в огород, где застал существо в прежнем состоянии и на прежнем месте. Оно смотрело перед собой, и когда мальчик приблизился, подняло на него глаза, и снова уставилось перед собой. Мальчик почувствовал некоторое облегчение от того, что оно все еще живо. Ему казалось, что допустить смерть этого существа - все равно, что самому убить его. Потом побежал домой, разжег в печи огонь, приготовил в сарае охапку дров для подбрасывания, чтобы дедушке было легче, и вернулся к своему таинственному и странному другу, которого на месте не оказалось... Вполне отчетливо видимый след от примятой травы уходил в сторону озера. Мальчик тут же по нему двинулся и скоро нагнал беглеца. Существо двигалось медленно. Плотные ряды выступающих из под туловища ног по бокам плавно перебирали маленькими шагами, и казалось, что это две волны несут его вперед. Метр оно преодолевало секунд за десять, и мальчик заворожено шел позади и наблюдал за столь необычным способом перемещения. То, что у другого могло вызвать отвращение или страх, его безмерно восхищало. Но тут оно остановилось, обернулось назад, чуть изогнувшись в туловище и наполовину развернувшись на месте, посмотрело мальчику прямо в глаза и пошло дальше. И мальчик за ним...
У них ушло около часа, чтобы добраться до озера. Все еще стояло раннее утро, и над водой поднимался пар, расстилаясь по сторонам. Мальчик вошел в него и вдохнул поглубже, чтобы почувствовать запах. Существо продолжало идти, многочисленные ножки издавали легкое и частое потрескивание. Они дошли до берега. Мальчик прошел вперед и уселся на самый край. Существо продолжало идти, вошло в воду, и мальчик сам не заметил, как оно исчезло в глубине. Ему тут же стало тревожно, а через минуту, когда существо все еще не возвращалось, еще и обидно. Слеза выступила и скатилась по маленькой щечке. Так прошло около пяти минут. Потом послышался всплеск, и существо выползло на траву. От обиды мальчика не осталось и следа. Из под обозначившейся линии рта, которую прежде совсем не было заметно, у существа высовывался уголок рыбьего хвоста, и мальчику тут же все стало понятно. Оно проглотило рыбу, встало чуть в стороне от мальчика, посмотрело на него, издало что-то вроде басистого урчания, подошло ближе, почти вплотную, и тоже опустило взгляд на озеро.
Мальчик чувствовал какую-то особенную атмосферу сказочности всего происходящего и весь был погружен в нее. Нет на свете больших романтиков, чем дети... Слегка изогнувшись в спине и опершись на выпрямленные руки, он ощущал очень приятное, немного теплое покалывание, которое начиналось от ладони, ближайшей к существу, и через руку и предплечье растекалось по всему телу. Такая тихая и нежная радость владела им, что не хотелось ему лишний раз и пошевельнутся, чтобы ничего этого не пропало. Около полугода назад, когда он в очередной раз ездил с дедушкой, его оставили посидеть с маленькой девочкой, года два от роду. И как-то она взяла у мальчика руку и принялась играть с его пальцами, как с маленькими человечками, не отгибая при этом их сильнее положенного и не делая больно. Мальчик тогда только сидел с ней рядом, и чувствовал, как такое же тепло разливалось по всему телу от ладони, с которой играла та маленькая девочка. Это воспоминание сильно овладело им. Мальчик так и уснул на берегу, сам того не заметив.
Проснувшись, он тут же начал искать глазами существо и обнаружил его прямо позади себя, метрах в двух, на том месте, где была только сухая земля, без травы. Оно очень сосредоточенно наблюдало за проползающей мимо гусеницей. Мальчик широко улыбнулся, тут же вскочил, взял гусеницу на руки и поднес ее поближе к существу.
- Это гусеница, - объяснил он. - Потом она станет бабочкой и будет летать.
Существу было неудобно рассматривать насекомое с такой близи, поэтому оно немного отошло назад, быстро перевело взгляд на мальчика, потом опять на гусеницу. Потом развернулось и направилось к дому. Мальчик аккуратно опустил гусеницу на землю и пошел следом.
Остаток дня он помогал дедушке. Вечером они читали "Рассказы о животных" Сетона Томпсона. И вместо этих животных мальчику иногда виделось существо. Только он знал, что оно умнее этих животных, и эта иллюзия быстро пропадала. И еще было ему немного совестно за то, что он тут сейчас с дедушкой, а оно там на улице, лежит одно в огороде.
Утром стоял туман. Настолько плотный, что когда мальчик вышел из дома проведать существо, то, встав у крыльца, даже другого конца двора разглядеть не сумел. Он обошел весь огород, но существа там не было. Какие-либо следы, по которым можно было бы увидеть, куда оно ушло, также отсутствовали. Мальчик возвращался во двор, когда услышал частый, громкий, агрессивный и в то же время испуганный лай. Всего в деревне оставались только три собаки, и мальчик хорошо отличал их по голосам. Большую часть времени они бегали по окрестностям, и приходили только поесть. На этот раз лаял самый старый пес. Он почти наверняка вернулся с бывшего хозяйского участка, где раньше жил. И поводом для столь возбужденного лая мог послужить только один случай... Мальчик побежал к калитке, огляделся вокруг, но никого не увидел. Потом также бегом направился к воротам, где и застал пса столкнувшимся, как и ожидал, нос к носу с существом. Оно подняло переднюю часть туловища и широко раскрыло пасть, откуда торчали четыре страшных на вид зуба, по форме похожих на длинные скрюченные пальцы. Это были словно какие-то отростки, а сам зуб помещался на конце. Мальчику никогда не доводилось видеть более страшной картины. В течение нескольких минут он остолбенело наблюдал за тем, как существо вихляет из стороны в сторону, будто выжидая удобного момента для атаки. Мальчику почему-то и в голову не приходило позвать дедушку. Пес увидел мальчика, но не мог подойти к нему, так как рисковал попасть под удар существа. Иногда он прекращал лаять и только испуганно скулил, не спуская с противника глаз и понемногу пятясь назад. Но этот участок двора был относительно небольшим и замкнутым с трех сторон забором и сараем, и очень скоро псу отступать стало некуда. Существо остановилось поодаль, не подходя ближе. И только тут мальчик наконец решился вмешаться. Он взял приставленное к стене топорище без лезвия, и начал махать им перед носом у существа. Оно сразу приняло свой обыкновенный спокойный вид и быстро отошло назад. Потом мальчик бросил топорище и подошел к псу, который по-прежнему оставался в напряженной позе и сильно возбужденным. Существо какое-то время оставалось на месте, а потом довольно быстро куда-то убежало. Мальчик обнял продолжавшего скулить пса, так и норовившего вылезать ему все лицо. Мальчик чувствовал, как сильно того трясет. Он и не думал, что собаки, подобно людям, начинают дрожать, когда сильно чего-то боятся. Скоро подошел дедушка и спросил, в чем дело.
- Пес что-то увидел и испугался, - ответил мальчик. Он до сих пор ничего не рассказывал дедушке про их нового сожителя. Дедушка только хмыкнул, молча развернулся и ушел, видимо, не придав беспокойству пса какого-то значения.
Несколько дней после этого случая мальчик не видел существа. В это время он много думал обо всем, что успело произойти, пытаясь все для себя объяснить, и как-то оправдать поведение их нового гостя. Напало ли оно само или только защищалось? Вспоминая о торчащих изо рта страшных зубах, и о том, как существо загоняло пса к углу, мальчик более склонялся к тому, что это пес нуждался в защите, а не наоборот. Мальчик думал, может ли оно напасть на него самого? Но ведь существо перестало наступать, когда он вмешался... Значит, нет, не нападет. Однако, детям не присуща степенная, объективная рассудительность. Они живут по законам интуитивного, чувственного восприятия мира, когда эмоции - всему главный критерий. Мальчик чувствовал, что существо по натуре своей доброе, и это было достаточным оправданием для той неприятной сцены. Он также чувствовал и то, что однажды сумеет правильно осознать все случившееся, и найдет ответы на всякое непонятное ему явление.
Как-то мальчик сидел на берегу озера и думал о том, что будет дальше. В его душе жил затаенный страх, что дедушка однажды умрет. Более того, он четко знал, что это обязательно произойдет. Он еще был не в состоянии понять, что к тому моменту, возможно, уже будет готов к такому повороту событий, а потому просто страшился этого, и гнал пугающую его мысль... Но она уже успела затронуть его чистые детские чувства, и вылилась в слезах. Он тихо заплакал от всего, что его не устраивало, пугало, раздражало, мешало ощущать себя так, как ему хотелось бы. Слышал ли кто-нибудь, чтобы ребенок жаловался на то, что чувствует себя одиноким? Говорят ли об этом дети? Однажды действительность находит проход и в их нежные, мечтательные души, и рушит наивные грезы о справедливом и добром мироустройстве. Ничто для них не воспринимается болезненнее, чем смирение перед существующими в жизни порядками и устоями. Ничто так не печально, как тающие детские, пусть и нетвердые убеждения о том, как все в их представлении должно быть. Особенно, если ребенок просит и ждет не более того, чем вправе просить и ждать. А именно понимания, справедливости, ласки, общения, доверия, любви и прочие их естественные духовные надобности.
Послышался всплеск воды, мальчик поднял голову, и увидел, как существо вылезает на берег и подходит к нему. Оно легло рядом, прижавшись к нему боком. Какое-то время с заплаканными глазами, растерянный, он смотрел на существо, а потом словно все внутри него взорвалось, он упал на него, и в голос разрыдался. Эмоции, нашедшие столь открытый выход для своего выражения, даже не потребовали отражения в реальных чувствах. Мальчик плакал, уже не ощущая ничего неприятного, словно того требовала сама его плоть, и препятствовать тому не было ни желания, ни смысла, ни возможности. И знакомое тепло медленно начало разливаться, но началом этого тепла послужило теперь само сердце... В груди его зарождалось нечто очень сильное и светлое, что рождало настоящее счастье, основанное не коротким мгновением какого-то приятного момента, а чистой, искренней любовью ко всем и ко всему. Но в то время, как все страхи и сомнения мальчика слезами нашли выход наружу, это новое чувство теперь проникало вглубь, и все глубже и глубже... И мальчику казалось, что он уже не способен вместить в себя больше, и словно уже готов умереть, ведь человеческое тело не создано для столь сильных ощущений. И вдруг на мгновение он словно действительно умер, и его сознание ширилось, одновременно впитывая в себя и лес вокруг, и его множественных обитателей, и даже насекомых, и каждую травинку и лист, и уносилось дальше, где над полем несся ветер, и вплоть до деревни, куда они с дедушкой ездили по выходным, впитывало и растворяло в бесконечной любви всех людей, которые стали ему словно братья... А потом все начало таять, утверждаясь верой в добрый исход любого события и обстоятельства, и являя тому полное противоречие всем опасениям мальчика касательно и смерти дедушки, и смущающего положения в заброшенной деревушке, и всему, что могло чрезвычайно неприятно чувствоваться. И снова мальчик заснул.
Последующие дни мальчик проводил как обычно. Он уже не ощущал тех глубоких духовных подъемов, как в тот раз у озера, и все тогда случившееся воспринималось им, как сон, который оставляет за собой некоторые чувства, когда просыпаешься. Он хорошо все помнил, не раз возвращался к этому мыслями, но никак не мог заставить себя должным образом принять это. Что это было, как это было, было ли это? Вот вопросы, на которые имелись однозначные, но вполне не осознаваемые мальчиком ответы. Но некоторые изменения он в себе ощущал. Внутри появилась некая твердая чувственная основа, на которую, как ему казалось, он мог опереться в моменты сильных душевных переживаний, и которая в таком случае обязательно должна была помочь ему такие моменты преодолеть. Как иногда осторожно идут по льду, не зная, насколько тот крепок, так и мальчик осторожно внутренне ощупывал эту основу, явственно ее в себе ощущая, будто вживленный в душу инородный предмет. Он не мог не заметить, что многие мысли и волнения, которые прежде вызывали в нем смущение или досаду, или другие отрицательные отклики, теперь, натыкаясь на эту основу, не находили проявления в эмоциональных переживаниях, либо были сильно ослаблены. Мальчику это было необычно, крайне странно и непонятно.
Однажды, когда уже спела земляника, дедушка послал мальчика немного ее собрать для варенья. Сам он наклонялся с большим трудом, а иногда даже болью, поэтому занялся другими делами, которых всегда хватало. И вот мальчик с большой стеклянной банкой в руках направился в лес, где знал несколько мест, в которых эта ягода обильно росла. Уже выходя за пределы деревни, он увидел, как из травы вышло существо и, нагнав его, пристроилось рядом. На этот раз оно двигалось куда быстрее, чем в тот день, когда мальчик впервые увидел, как оно ходит.
На поляне земляники оказалось не так много, как мальчик ожидал, но все же достаточно, чтобы наполнить хотя бы треть банки. Пока он собирал ягоды, то и дело кладя горсть другую еще и в рот, то обратил внимание на существо, которое, приметив занятие мальчика, решило, видимо, разузнать, в чем же прелесть маленького красного плода. Оно осторожно подошло к земляничному кустику и попыталось захватить ртом какую-нибудь ягоду, но из-за особенности формы своей головы у него это никак не выходило. Мальчику это показалось очень забавным и, добродушно рассмеявшись, он захватил горсть из банки и собрался было поднести к существу, но вспомнил про зубы, и тогда просто положил перед ним. Существо что-то пробурчало, и взяло несколько ягод. Сначала оно их выплюнуло, громко фыркнув, потом как-то странно почмокало, и с жадностью проглотило остатки. Очевидно, для закрепления результатов эксперимента мальчик достал еще горсть и снова положил их перед существом. Оно тут же их всех съело и вопросительно посмотрело на мальчика. Тот коротко рассмеялся, и продолжил собирать.
Когда он возвращался домой с полной земляники банкой, произошел удивительный случай. Тот самый старый пес, которого так напугало существо, с радостным лаем выбежал навстречу из деревни. И все это при том, что существо тут же присутствовало, двигаясь под боком у мальчика. Сам же мальчик так разволновался и опешил, уже приготовившись к худшему, что так и застыл на месте, переводя взгляд с существа на собаку и обратно. Существо, обернувшись, выжидательно на него смотрело, а пес бегал из стороны в сторону, оживленно мотая хвостом и глядя то на мальчика, то на что-нибудь другое. Мальчик счастливо рассмеялся. Его надежды и ожидания не просто оправдались, но даже в такой мере, на какую он и не надеялся. Бодрым, быстрым шагом он пошел дальше, поглаживая пса, когда тот подходил ближе.
Мальчик тогда еле пересилил желание поделиться всем с дедушкой. А когда тот спросил его, почему он так весь и сияет счастьем, то мальчик сослался на то, что, мол, нашел еще несколько очень хороших мест, где много крупной и сочной земляники. Так улыбка передалась и дедушке, и день прошел легко для них, и быстро как-то даже.
И прочие теплые, добрые моменты, прямо или касательно связанные с существом, не раз наблюдал еще мальчик. Сам он не заметил, сколько страхов прошло у него. Не заметил, как работать с дедушкой стало ему легко, приятно, и желанно, как радоваться всякому зверю и птице стал, словно чуду, как утро теперь дарило чувство ожидания чего-то очень хорошего, а вечер - покой всех дневных переживаний и мирное восприятие ожидающих дел. Теперь всякий момент обстоятельств стал противоположностью прежних смущений, и неотступным свидетельством нового мироощущения, словно иначе и быть не может, и, напротив, словно то, что есть, обязательно должно быть. И дедушке не могло не передаться всего этого, хоть он и находился в неведении о настоящей причине.
Но не может один порядок бытовать вечно. И как-то утром, когда мальчик еще крепко спал, а дедушка к тому времени давно проснулся, чтобы пораньше сделать по хозяйству одно дело, то вдруг вбежал взволнованный в дом и растолкал внука.
- Пойдем! Посмотри, что там, - сказал он, еле переводя дыхание.
Мальчик, хоть и не все спросонья понимая, тут же вскочил, на ходу уже соображая о том, что могло обеспокоить дедушку. В огороде, на пне от недавно спиленного дерева, лежало существо.
- Только не подходи близко, - предупредил дедушка.
Но мальчик понимал, что не стало бы оно показываться просто так. Страшная догадка посетила его. Не слушая строгих дедушкиных замечаний, он подбежал ближе и принялся трясти существо. Глаза у того не открывались, тело казалось несколько сдутым. Может, оно уснуло? Может, оно опять собралось явить какой-то добрый пример? Может, решило, что хватит таиться? Но мальчик знал, что это все не то, и не в этом дело. А о настоящей причине он и думать боялся. И, запрокинув голову, громко в голос зарыдал...
И много позже, когда позади оставалась жизнь у заброшенной деревни, когда не было уже ни дедушки, ни тихих, размеренных будней, ни долгих прогулок у леса, ни утренних походов к озеру, когда все это осталось в прошлом, то мальчик, который был уже и не мальчик вовсе, оглядываясь назад, понимал, насколько важно было произойти той странной, до сих пор не объясненной им встрече. Кем бы существо ни было, но оно действительно было, и главное, неоспоримое свидетельство тому - даже не память, а та чувственная опора, что со временем стала твердым убеждением в добром начале мира, населенном людьми и чудесами, иногда случающимися между ними и в них самих.