|
|
||
Задернув шторою луну,
Татьяна отошла ко сну.
Молодая симпатичная женщина должна предпринять меры предосторожности перед тем, как ложиться спать в ночь с тридцать первого на первое. Я нафычила лаком волосы, смазала веки зеленкой (чтобы не плакать во сне) и подоткнула одеяло со всех сторон. А что, а вдруг?
Ночь - единственное время суток, когда люди и вещи ведут себя в соответствие со своей природой: первые принимают горизонтальное положение, а вторые - вертикальное. И те, и другие закрывают глаза и притворяются мертвыми. Но сегодня все как будто с ума посходили. Где-то на кухне капала из крана вода. Вставшие вертикально соседи сверху с грохотом привели в горизонтальное положение платяной шкаф. Живущий этажом ниже подозрительный бородач - то ли барон Жиль де Рэ, то ли король Думнонии Кономар ап Тутвал - душил очередную жену. Лежа в темноте с открытыми глазами, я с тихим отчаянием слушала, как за стеною пилит безумный скрипичный пиликан. Какой-то залетный сон попытался было надеть меня как сухую футболку на мокрое тело, но я сопротивлялась, собиралась в складки под мышками и топорщилась на спине. Если хочешь понять, спишь ты или нет - посмотри в небо. Я смотрела в темный потолок и видела звезды. Во сне звезд не видно, а это значит, что я не спала. Морская свинка, которая уже год жила в моей голове, деликатно проинформировала меня, что ее поилка пуста, и, встав с постели, я отправилась на водопой. "Crave in the pants or tits in the hands?"* Юный сфинкс с эбеновыми глазами и золотыми браслетами, как всегда, заступил мне дорогу, но я прошмыгнула у него под рукой и была такова.
Если хочется пить, подумай о родине, и немедленно окажешься на берегах великой русской реки. Вниз по течению не торопясь проплывали похожие на растаявшую радугу масляные пятна. Легкие облачка зыбились, словно батист, а дальше - газовая дымка, скрадывающая силуэты круглых, как женские груди, островов блаженства. На той стороне реки высились пока не видимые мне башни или то, что я принимала за таковые. Они-то, я знала, и являлись целью моего путешествия. Едва мои босые ноги ступили на белый песок, как упругие и пушистые, словно новенькие теннисные мячи, деревенские мальчишки закружили меня, но лишь растянули на мне рубашку. Я спряталась от них в камышах, среди которых с тихим шуршанием... Черт возьми, какие каменные ноги у тех, наверху! Один Эйнштейн - один камень, а у них их было по меньшей мере четыре. Как у красного коня, которого несколько в стороне купали голубые юноши постарше. Или у стола, на котором, по обычаю этих мест, мне предстояло переправиться через реку.
Как приятно плыть по течению! Журчала вода, ласково пригревало солнце, в предвкушении чего-то чудесного жмурились и блаженно потягивались мысли. Моя голова была заполнена полупрозрачным туманом, похожим на восковую бумагу, которой перекладывают страницы в драгоценных старинных книгах. Что-то написано на их страницах?
И действительно, башни, целый лес из башен, стоявших прямо и мощно, как... как я не знаю, что. В тени одной из них на краю увитой виноградом скамейки расположился молодой человек с энциклопедией в руках. Присяду-ка и я на эту скамейку. Какой интересный! Тот, кто читает такие толстые книги, не может быть плохим человеком. Сидя поодаль и с преувеличенным интересом листая страницы, он как-будто не обращал на меня внимание, но быстрый блеск его любопытных очков без оправы говорил об обратном. Если вы подозреваете, что кто-то исподтишка наблюдает за вами, зевните, и он тоже зевнет. Ну вот, раззевался, глупенький. Какой он, все-таки, милый! Очки, тень усов над верхней губой, верхняя пуговица рубашки, которую, наверное, никогда не расстегивают даже в жару. Должно быть, бродил здесь, грустный и одинокий, поджидая меня. Интересно, как его зовут? "Режим "недотрога"", - напомнил мне кто-то, более благоразумный, чем я, но мое сердце уже билось быстрее обычного.
Есть женщины, которые любят ушами. Есть женщины, которые любят брюнетов. Есть женщины, которые любят уши брюнетов. Пока я, усадив одного из них к себе на колени, лакомилась его марципановым ушком, мои собственные находились там, где им и полагалось быть, но при этом ужасно чесались, что обычно не обещало ни им, ни мне ничего хорошего. И действительно: все это было чересчур, все было словно нарочно. И еще эти усы, похожие на двух пиявок, присосавшихся к верхней губе... В растительности на лице есть что-то безнравственное, но безнравственность завораживает: словно завороженная, с тихим шорохом - так роза роняет сухой лепесток на полированную поверхность стола - я продолжала расстегивать одну пуговицу за другой, пока расстегивать стало нечего. Зачем эти перцовые пластыри? Не надо их! Я оторвала один, и он вскрикнул. Не пластырь, а человек. Я отрывала их до тех пор, пока отрывать стало нечего. Кажется, я отрывала чего-то еще (круглый пупок, розовые соски, испуганные родинки, которые, как божьи коровки, разбегались из-под моих пальцев), снимала своего нечаянного любовника, как луковицу, слой за слоем, пока не осталось ничего, кроме слез. "Зеленка", - вспомнила я, и мне стало легче. "Так тебе и надо, дурища", - ехидно прокомментировал ситуацию тот же голос. Бедный мальчик! Когда он поднял на меня опухшее, бледное, еще мокрое от моих поцелуев лицо, я сразу поняла, что случилось непоправимое. Когда больше нечего расстегивать и отрывать, то остается лишь бессмысленная пустота, в которой с лязгом и грохотом вращаются изъеденные ржавчиной механизмы, которые заменяют мужчинам чувства. Из этой-то бесчувственной пустоты и появилась она - злая похотливая обезьяна. Огромная, вонючая, волосатая! Она гулко била себя в грудь, утробно ухала, крутила на пальце брелок с автомобильными ключами и в целом создавала впечатления обезьяны, у которой, как говорится, все схвачено. Настоящий орангутанг! Я слышала, что некоторые обезьяны любят других обезьян, но вставшие дыбом черные усы и чудовищная эрекция не давали усомниться в его намерениях. Господи, кажется, меня собираются приобнять! Увернувшись от волосатых объятий, я бросилась бежать, и пока монстр качал головой и, выпучив глаза, осуждающе смотрел на свои лапы, допустившие такой нелепый промах, я была уже далеко. "Да ты динамо?!" - донесся до меня разгневанный рев.
Не знаю, сколько длилась эта безумная гонка. Мелькали столбы и дорожные указатели. Проносились мимо девушки и деревушки. Если во время бега колет в боку, выдыхай, наступая на левую ногу. Промчались муравчатые холмы милой родины, как серебряная фольга, быстро блеснула река, но разве все эти умозрительные препятствия могут остановить распаленное страстью животное, которое следует за тобой по пятам? "Если станет горячо, брось через левое плечо", - говорила мне моя мать, объясняя принцип действия старинного гребня, уже несколько поколений хранившегося в нашей семье. Непроходимый лес оказался не таким уж непроходимым, а огонь - не жгущимся. Зато вода удалась на славу. На первый взгляд пруд как пруд: розовый в коричневых пятнах, как собачье брюхо, но не тут-то было. Труд сделал из обезьяны человека, а пруд - обезьяну, которая утонула в пруду. Только усам удалось добраться до берега. Бедные усики! Они-то были ни в чем не виноваты, и я взяла их себе.
Я вернулась домой на рассвете, полумертвая от усталости. Цветное конфетти в декольте и мерзкий вкус во рту всегда сопровождают того, кто любит гулять по ночам. Спать! Но для начала - меры предосторожности. Я нафычила лаком волосы, смазала веки зеленкой и наклеила усы. Они пахли мандаринами и селедкой под шубой: как раз то что нужно человеку, который хочет, чтобы его наконец оставили в покое. В усах есть какая-то бессмысленная красота: они будут расти, даже если ты накрылась с головой одеялом.
* (англ.) Журавль в штанах или синицы в руках?
- Комментарии: 29, последний от 30/11/2016.
- © Copyright Аноним (om_shri_ganeshaya_namaha@rambler.ru)
- Размещен: 23/10/2015, изменен: 30/11/2016. 8k. Статистика.
- Миниатюра: Проза
Связаться с программистом сайта.