Аннотация: Третья часть цикла про пионеров-попаданцев.
Глава первая:
встречи в пути
Мы от песен отрядных своих
Зажигаем зарю на рассвете.
Сто дорог впереди,
И на каждой их них
Мы друзей обязательно встретим.
Опять мы на поверке,
Опять в пути сейчас.
Характер пионерский,
Характер пионерский
Товарищи, у нас!
Нам страницы прочитанных книг
Часто кажутся крыльями чаек.
Манят вдаль за собой,
И у нас, у самих,
Будто крылья растут за плечами!
Беспокойные ветры зовут
Нас в поход за мечтой и за счастьем.
Будет солнце и дождь,
Будет песня и труд -
На дорогах, распахнутых настежь.
Музыка: С. Соснин. Слова: К. Ибряев.
Вокруг было темно - непроницаемая, в плывущих лиловых разводах чернота, но не бездонная, пугающая, а... замкнутая, какая-то... уютная? Холодные мокрые камни под босыми ногами казались другой реальностью. Холодный сырой воздух мягко обтекал обнаженное тело, и все волоски на нём встали дыбом, словно вытягиваясь во все стороны. Света здесь не было совсем, но Антон всё же видел Ирису - только смутно, словно тоже проступающую из какой-то иной реальности. Он не очень понимал, как может её сейчас видеть, да это не очень его и волновало. На девчонке тоже ничего не было, и то, как она беззвучно скользила в темноте, как изящно переступала ровными босыми ногами, заставляло сердце мальчишки замирать...
По шороху потревоженных камешков он понял, что они в пещере. Но впереди вдруг возник свет, и они, как-то сразу, вышли к нему. Подземелье было похоже на большую комнату с ровным полом, засыпанным мягким песком. В передней стене зияла широкая расселина. Расширяясь, она превращалась в ущелье, стиснутое чудовищными массивами утёсов.
Уже занималась заря. Зеленовато-серебристое, туманное сияние стояло над восточным горизонтом. Ущелье выходило на восток - откуда приходят души, чтобы быть рождёнными, и при мысли, ЧТО ему предстоит здесь сделать, сердце мальчишки, казалось, остановилось совсем...
Не чувствуя ног, он подошёл к расщелине и замер, глядя на бесконечно далёкий горизонт, от которого порывами налетал ветер. Сырой, холодный воздух был на удивление свежим. Сердце всё ещё замирало - сладко-сладко - и Антон медленно повернулся к Ирисе. Её грациозное тело было совершенно, прекрасно. В сиянии рассвета он видел его уже совершенно отчётливо - и при одном взгляде на него начинала кружиться голова...
Взглянув на мальчишку, Ириса улыбнулась, царственно изогнув нагой стан. Его сердце отчетливо ёкнуло, когда он осознал, ЧТО всё это значит, - и ёкнуло ещё раз, когда Ириса, выпрямившись, шагнула к нему.
Сейчас, подумал Антон, чувствуя, что словно стремительно летит куда-то. Прямо вот сейчас...
Он протянул к ней руки - и проснулся.
* * *
Какое-то время Антон сонно смотрел на лениво колыхавшийся над головой океан сплетённых крон, потом зашипел от досады - угораздило же его проснуться именно сейчас! Когда между ним и Ирисой должно было произойти что-то такое... такое... после чего весь мир открылся бы ему, и...
Мальчишка изо всех сил зажмурился, пытаясь вспомнить сон, но тот, как почти всегда бывало, ускользнул с издевательской легкостью. Осталось лишь ощущение душевного трепета перед неизбежностью чего-то потрясающего и невероятного - но вот добраться до этого невероятного ему никак не удавалось. Он никак не мог его представить - и каждый раз из сна его словно выталкивало...
Возмущённо фыркнув, Антон сел - и тут же замер. Ириса сидела у весело потрескивающего костра, на котором пеклось (разогревалось, скорее) добытое и поджаренное вчера мясо - и смотрела. Прямо на него. Так внимательно, словно видела всё, что ему снилось!..
Мальчишку обдало мощной волной тепла, и он понял, что не только уши и щёки, но даже грудь у него покраснела. И она, конечно, это видит! Черт бы побрал её, черт бы побрал его с его глупым любопытством!..
Антон уже в тысячный раз пожалел, что вообще попал на ту полянку - и увидел там то, чего никак не должен был видеть. Глупое стечение обстоятельств. Которые стеклись почти случайно. Тогда, два дня назад, когда их застала ночь, Файму постаралась накормить парней до отвала - чтобы они заснули, словно суслики. Антон, однако, заснуть никак не мог - нудно болела рука, которую он вечером обжёг об какую-то зловредную местную крапиву. Да и постель была, честно сказать, вовсе не самая удобная. Крутясь на ней, он неожиданно заметил на нижних ветках деревьев отблеск огня - кто-то поблизости развёл в лесу костёр!..
Антон вскочил... и тут же обнаружил, что девчонок в лагере нет. Это по идее должно было напугать его - но он почему-то не стал будить спящих друзей, а начал пробираться к костру. Сам толком не зная, зачем...
То, что он там увидел, едва не вышибло из него дух. Девчонки танцевали. Вернее, танцевала Ириса, а другие, сев в кружок, молча смотрели на неё. И она... она...
Обычно Ириса ходила с переплетенными тугими ремнями ступнями (вроде сандалий, но без подошв), в легком пояске и браслетах из пёстрого меха, ну и ещё в прицепленной к этому пояску юбочке из травы. Сейчас же на ней ничего этого не было. Правду говоря, не было вообще ничего. И она...
Она плавно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, изящно переступая босыми ногами, изящными и ровными. Её ладошки были сомкнуты, вытянутые вперед руки и сильные бедра двигались, как волны. Она насмешливо посматривала то вправо, то влево, на её губах застыла задумчивая улыбка. Мерцающий свет костра струился по её гладкой, темно-золотой коже, словно нарочно задерживаясь на её нагой груди, на подвижной плоскости впалого живота, на выпуклых, дерзких и твердых изгибах её узкой талии...
Антон замер, удивлённо приоткрыв рот. Ничего подобного он раньше не то, что не видел, а просто не мог себе представить. При каждом движении волосы девчонки взметались, словно черное пламя, её гибкое, сильное тело казалось невесомым, а лицо было задумчивым и вдохновенным...
Мальчишка не знал, что с ним сталось бы, смотри он на всё это дальше - наверное, свихнулся бы или просто помер на месте - но Файму, сидевшая как раз напротив, заметила его и шикнула подругам...
О дальнейшем Антону вспоминать не хотелось. Все девчонки вскочили, глядя на него - и их взгляды не обещали ему ничего, кроме немедленной ужасной смерти. Он бросился бежать, тут же споткнулся об какую-то ветку и упал. Девчонки настигли его, начали драть ухи, таскать за волосы, щипать - а Файму крепко зажимала ему рот, так что вся зверская экзекуция совершалась почти что беззвучно.
Раньше Антон и представить не мог, что руки у девчонок такие сильные, цепкие и беспощадные. Потом они всё же отпустили его, и полуживой мальчишка кое-как сумел сесть. Девчонки, пересмеиваясь, вернулись на полянку, но Ириса, однако, осталась. Она смотрела в сторону. Антон, не в силах отвести глаз, рассматривал её удивительно стройное, тонкое в профиль тело. Тяжелая грива густых, золотисто-черных волос в красивом беспорядке рассыпалась по её спине, её лохматые пряди слабо отблескивали, обрамляя широкое, с твердыми и чёткими чертами лицо. Чувственный рот, длинные глаза, опушённые густыми и длинными ресницами, постоянно подрагивающими, словно их касались чьи-то легкие пальцы... всё это он уже видел раньше, но сейчас, в зыбком, трепещущем свете костра ему вдруг показалось, что он видит это в первый раз...
- Отвернись, - наконец сказала Ириса.
Антон неохотно подчинился. Скосив глаза из-под падающих на них волос, он заметил, как она надевает свой весьма небогатый наряд. Тем не менее, сердце мальчишки часто билось. Он уже понимал, что то, что он увидел тут, на этой полянке, будет вспоминаться ему до самой его смерти - а может, и существенно дольше...
- Я тебе нравлюсь? - наконец спросила Ириса, закончив наряжаться.
- Да, - буркнул Антон, отвернувшись. Он очень хотел сказать �нет!� - но после того, как он, разинув рот, на неё пялился, это выставило бы его круглым дураком.
- Хочешь быть со мной?
- Э? - Антон как-то запоздало понял, что опять глупо приоткрыл рот. Он не вполне понимал, о чём она ведёт речь.
- Ну, быть со мной, с нами, вступить в племя, - нетерпеливо пояснила Ириса.
- А можно? - ляпнул Антон.
- Почему нет? - удивилась она. - Матвей же вступил.
- А он разве того... этого... э-э-э... - Антон захлопнул рот, поняв, что из него летит какая-то совсем уже дикая чушь. В голове у него всё перемешалось - ещё больше, хотя это, казалось, было уже невозможно. Мысль о том, что он сможет быть с Ирисой и ныне, и присно, и до конца дней буквально захватывала дух. Вдохновляла. Но...
Но он же любил Ирку! Её, а вовсе не Ирису! И бросить её, бросить друзей - сама эта идея была совершенно немыслима. Но...
Но Ирка вовсе не такая вот... эффектная, подумал вдруг мальчишка. И она не станет щеголять в таком вот... э-э-э... наряде. И точно не станет танцевать нагишом у костра. Тем более, танцевать ТАК. Так, что начинает кружиться голова и сердце подкатывает к горлу. И самое главное - она не дочь другого мира, о котором ему так много хочется узнать...
* * *
Недовольно помотав головой, Антон всё же поднялся, изо всех сил потягиваясь и стараясь не смотреть на Ирису. Он совсем не представлял, чем кончилась бы та встреча у костра - вернее, боялся представить - но сопение и возня девчонок всё же разбудила друзей, и явившийся к костру зевающий Сергей положил конец мероприятию. С тех пор Файму посматривала на него несколько косо, а Ириса тоже посматривала на Антона - но уже совершенно иначе... и в голове у мальчишки разразилась бесконечная битва. Он боялся смотреть на неё - но, словно против воли, его глаза возвращались к ней снова и снова. Антон не раз ловил себя на том, что глядя на неё он глупо улыбается, а когда она улыбалась ЕМУ, его сердце ёкало и ухало. От мыслей о том, что могло бы случиться и просто от счастья. И от страха. Перед тем, что он всё же бросит Ирку - и не сможет простить себя за это до самого конца своих бесконечных тут дней...
Проще говоря, в голове у мальчишки творился жуткий кавардак. Временами ему хотелось всё бросить и с воплями убежать в лес - и удерживало его от этого лишь понимание, что от самого себя-то не убежишь! И просвета впереди видно не было. Антон даже понятия не имел, сколько им придеться таскаться по миру в поисках этого проклятого всеми богами восприимца в компании Маахисов вообще и Ирисы в частности. Пару раз он даже заводил с друзьями разговор, что было бы неплохо расстаться с этим не в меру активным племенем, но Серый только хмурился, сжимая в кулаке бусины Ключа, а Андрей, казалось, вообще не понимал, о чём идёт речь. Он откровенно пялился на другую девчонку Маахисов, на Ириа, - и Антон подозревал, что и его подкосила та же зараза...
* * *
К счастью, времени на все эти размышления у него было немного. Утро есть утро - сначала мальчишке пришлось наведаться в кусты, потом к ручью для умывания, а там пришло и время завтрака. Всё же, такая орава девчонок - это совсем неплохо, подумал Антон, за обе щеки уплетая поджаристое, истекающее горячим соком мясо. По крайней мере, голодать парням не приходилось - стоит только им что-нибудь добыть и разделать, как добычу приготовят в лучшем виде и натурально подадут к столу, пусть даже никакого стола тут и нет...
И волноваться, что к столу пожалуют незваные гости, уже не приходилось тоже. Антон с удивлением узнал, что ещё до эпической битвы с Хорунами они пересекли границу Ойкумены, а значит, змееволки и другая мерзкая живность их уже не потревожит. И Хорунов тоже не... потревожит. Не помешает им счастливо догнить, утратить всё человеческое...
При этой мысли Антон досадливо поморщился. Угораздило же его вспомнить об этом именно в это вот утро! После такого прекрасного, несмотря на всё, сна!..
Но чудесное ощущение близости чего-то необычного, какого-то невероятного счастья исчезло. И уже не вернется - если не вернется сам сон. Обидно...
Тем не менее, Антон был отчасти благодарен неожиданно прорвавшемуся воспоминанию. По крайней мере, оно отвлекло его от бесконечных сравнений Ирки и Ирисы, от которых он порой начинал чувствовать себя пресловутым ослом между двумя охапками сена. И несколько отдалило от него её манящий образ, хотя в том памятном... мероприятии она участия не принимала. О нём Антон никак не мог забыть - хотя, правду говоря, и старался. Но воспоминания прорывались вновь и вновь, иногда в самые неожиданные моменты, и радости отнюдь не доставляли. Хотя сам Антон, в общем, и сам не участвовал в нём, разве что помогал Файму дотащить до поляны тяжеленных пленников. Тем не менее, Хоруны, похоже, сочли его организатором всего... процесса, и при этой мысли мальчишке становилось нехорошо. Не то, чтобы он сожалел о случившемся - он до сих пор не представлял, как тут можно было поступить иначе - но жутковато было думать о встрече с кем-то из них. И... стыдно - словно он виноват в том, что не смог придумать ничего иного...
* * *
Но, какие бы переживания не терзали Антона, на его аппетите это никак не отражалось - хотя ему порой казалось, что переживает один парень, а лопает вовсю совсем другой. На других ребятах, если они вообще переживали, это тоже никак не отражалось, и завтрак, как обычно, прошёл в деловой обстановке - проще говоря, трескали все усердно и молча. Потом Файму наконец поднялась на ноги, окинула взглядом наличное население и сообщила:
- Если мы сегодня поспешим, то уже к вечеру выйдем из леса.
Это объявление вызвало радостный шум - и не только у землян. Лес всем надоел до чертиков. Ещё больше надоели обитатели леса. Антон до сих пор не знал, дошли бы они хоть куда-нибудь, не будь с ними Маахисов. Но здесь, в пределах Ойкумены, оказалось ещё хуже. Каждую ночь в лесу что-то жутко завывало, стонало и ухало. Из темноты на свет костра метко летели шишки и ветки, кто-то возмущенно сопел и топтался за зыбкой границей отброшенного костром света - порой мальчишке казалось, что вокруг лагеря бродит целое стадо одышливых слонов. Или кого как похуже...
Когда Файму сообщила землянам, что это самые натуральные лешие, Антон ей просто не поверил. Но потом, когда Серый, доведенный до белого каления выходками лесной нечисти, запустил далеко в заросли пылающей головней, Антон успел заметить в её свете... существо. Очень странное существо - не больше метра, наверное, ростом, с похожим на чурбан телом, так густо заросшим бурым волосом, что нельзя понять было, где кончаются собственно волосы и начинается спутанная борода. Среди волос сверкали золотом жёлтые глазищи - похожие на совиные, но больше наверно раза в три. Антон успел разглядеть торчащий, похожий на сучок нос и голые узловатые руки, похожие на ветки - трёхпалые! Длиной они были, наверное, с само существо, и мальчишку передёрнуло - на человека это было уже совершенно не похоже. Поверить, что и он может стать таким же, было совершенно невозможно, и только это помогло Антону не испугаться, наверное, до смерти...
Юока тут же бодро объяснил, что на людей лешие, конечно же, не нападают, только пугают (что, надо сказать, неплохо у них получалось, подумал Антон) - но зато запросто могут �обвести� неосторожного путника, заведя его в такую дикую глущобу, откуда вовек уже не выйти. Такому большому отряду, как у них, не стоило бояться заплутать, но еженощные концерты изрядно портили всем настроение. К тому же Файму пришлось выставлять часовых - пусть лешие и не нападали, но запросто могли стянуть что-нибудь полезное, а спящего пребольно ущипнуть или вовсе напугать по полусмерти. Антон подумал, что и помереть можно, увидев над собой такое диво. А ведь были в этом лесу твари и похуже - в ночной теми жутко горели парами зелёные глаза, мелькали на границе света тени, а порой доносился такой вой, что кровь просто застывала в жилах. И про оборотней (а никем иным эти твари просто не могли быть) Юока уже не говорил, что они безобидны. Правду говоря, о них он и вовсе старался не говорить...
Всякая тварь в этом лесу давала понять, что гостям здесь вовсе не рады, и что если они вздумают тут задержаться, намёками дело уже не ограничится. Во время первого их похода по этим краям ничего такого не творилось, и Антон без труда догадался, чьих рук это дело. Шамана Куниц, кого же ещё? Кто ж ещё тут умел повелевать лесной нечистью?..
Мальчишка быстро понял и почему им уготован именно такой приём: нарочно или нет, но Файму оставила Хорунов во владениях Куниц, и те точно не были такому рады. Правду говоря, он и сам был бы не рад, навяжи ему кто такое вот соседство. Конечно, ему всё ещё хотелось потрясти этого шамана за шкирятник - ведь быть не может всей этой чертовщины, наверняка есть какое-то простое, ясное, логическое объяснение! - но все эти мысли приходилось задвигать подальше. Дома, в уютной спальне, над лешими и другими персонажами сказок хотелось разве что смеяться. Здесь, в лесу, они вовсе не казались забавными, и мальчишка был рад, что ночевать в нём ему уже не придётся...
* * *
Вздохнув, Димка опустился на упавший ствол, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Был уже вечер - вечер второго дня их похода на восток. Солнце заходило, мгла под гигантскими кронами стала золотисто-зелёной. Картина была загадочно-красивая - прямо хоть в раму вставляй - но скоро спустится ночь, а с ней и непроглядный жуткий мрак, в котором замогильные стоны Червя, пусть и заметно ослабевшие, но до сих пор отчётливо слышимые, вновь начнут игру на его и без того изрядно потрёпанных нервах. Всё это будет дополнять мерзкий скрип трущихся друг о друга ветвей и резкие крики местной ночной живности. Об облике которой ему не хотелось даже думать...
Но хуже всего была всё же темнота. До этого проклятого похода мальчишка не представлял, какой мрак может царить ночью под пологом леса, под который и свет солнца-то пробивался с трудом. И ладно бы только мрак! В непроницаемой тьме на земле мертвенным, обманным, не освещавшим ничего светом тлел странный узор истлевающей гнили. Димке казалось, что он провалился в бездну какого-то совершенно чуждого мира, и после того, как он, засыпая, смотрел на него, ему всю ночь грезились сны, от которых он вскрикивал, просыпаясь, и потом долго не мог заснуть вновь...
Даже вспоминать о них ему не хотелось, но и наяву они упорно лезли в голову. Сны о мире без света, тьме, где зрение заменяли ощущения словно бы вывернутого наизнанку тела - тьме, в которой он ощущал всю глубину этой бездонной черной пропасти. И в ней были обитатели, да. Бесплотные, но мыслящие. Когда сознание Димки соприкасалось с ними, он познавал всю бесконечную чужеродность этих существ, их память, уходящую в такие бездны времени, что они сами не ведали их дна. Они хотели ввергнуть в свою тьму его родной, привычный мир - и это желание отзывалось в душе Димки диким ужасом. Он не знал ничего страшнее, чем жить в мире мрака - даже не потому, что он не сможет там видеть, совсем нет. Потому, что он сможет чувствовать... как бы ощупывая мир вывернутыми внутренностями, и эти его чувства, его боль будут тянуться в места, где даже мёртвая материя вопит от ужаса...
В общем, это были совершенно не те вещи, о которых ему бы хотелось размышлять. Асэт уверял его, что всё это - влияние Червя, и что когда они вернутся в Ойкумену, минуют её Грань, это всё прекратится. Димке хотелось в это верить - правду говоря, он не сомневался, что иначе не может и быть, - но предстоящая ночь... пугала. И тем, что могло вновь явиться во сне, и просто жутким мраком. Тут очень помогли бы костры - но в проклятом лесу нечему было гореть. Сырые гнилушки в лучшем случае тлели, выпуская едкий дым, а о том, чтобы нарубить дров, нечего было и думать. Стволы чудовищных деревьев толщиной в два или в три его роста покрывала странная, волокнистая и смолистая кора, при ударе об которую намертво вяз даже остро заточенный стальной топор. К счастью, сегодня Вайми пообещал найти заросли кандеи и набрать знаменитой горючей смолы - только на это Димка и надеялся. Коротать и вторую ночь в этом мраке было бы... неприятно, если не сказать больше. Да и вообще, этот громадный однообразный лес мало был похож на те леса, что он любил. Правду говоря, даже без стонов Червя он пугал до чёртиков. Димка буквально шкурой ощущал здесь истинную суть Природы - могучей и бездушно-враждебной к человеку, которого тут только терпят, но не больше...
Вспомнив про Вайми, он вздохнул. Для Астера тут был дом родной - по крайней мере он, едва ли не один, сохранял тут бодрость и цветущий вид. Причём настолько, что порой тащил Димку смотреть на местные диковинки. В основном на поляны, образованные рухнувшими от старости деревьями - они напоминали какие-то экзотические ботанические сады, где Димка не мог даже понять, что к какому растению относится. Жизнь буквально бурлила на них. Бабочки, громадные, как ладонь, походили на осколки перепутанных радуг, отливавших жирным металлическим блеском. Они вились мягким смерчем, и от мелькания их крыльев у Димки рябило в глазах. Слитный аромат бесчисленных цветов был настолько густым, что он с трудом дышал им и уходил с этих полян ошалевший. Вайми вёл отряд мимо них, потому что вблизи их на деревьях жили крохотные пёстрые лягушки, слизью которых он смазывал свои стрелы. Их яд убивал за несколько ударов сердца, и им достаточно было коснуться даже крохотной царапины на теле - а здесь всюду торчали твердые, как железо, колючки...
Но даже в глубине леса пройти было трудно. Бурелом тут, понятно, никто не убирал, и обильно обросшие поганками стволы всё время приходилось обходить. Ещё хуже были глубокие лужи гниющей воды. Покрытые плесенью, на первый взгляд они казались причудливыми цветными коврами. На гребнях холмов, где деревья не росли так густо, Димка мог встретить все прелести опушек - в придачу с непроницаемыми зарослями колючих кустов. Здесь иногда мелькала тень зверя, бесшумно исчезая в сумраке, часто быстрее, чем мальчишка успевал узнать его породу. Хорошо ещё, что их шумная орда распугивала всю живность далеко вокруг - змееволки, хоть и крались поодаль, приближаться к отряду не решались, а настоящие чудовища, вроде пресловутого ри`на или палулукана, на их пути пока что не встречались...
Задумавшись, Димка опустил глаза - а когда поднял их, то вздрогнул, увидев стоявшего всего в трёх шагах парня. Это было совершенно неожиданно... и мальчишка крепко испугался. Он уже дважды видел его - один раз на опушке и второй раз в лесу, при вспышке молнии... нет, ещё раз, во сне! Трудно было забыть эту неестественно светлую кожу и длинные густые черные лохмы, тяжелые от вплетённых в них ниток радужных бус. Ооль, вот как его звали. Теперь правда он был без шпаги, лишь в каком-то пёстром платке, небрежно повязанном вокруг бедер. Только вот внимательные холодные глаза неопределенно-светлого - неуловимого! - цвета смотрели в упор, не мигая. Без всякого вызова, равнодушно, словно на какую-то тумбочку или там горшок...
Димка вскочил и выдернул из самодельных ножен оставленный исчезнувшим Вадимом меч - короткий клинок сверкнул мрачным свинцовым блеском.
Вот теперь на лице Ооля точно появилось выражение. Испуг. Он быстро отступил на два шага и поднял руки к груди, ладонями вперёд, давая понять, что безоружен.
- Убери... это! - лицо его исказилось. Казалось, что один вид клинка причиняет ему едва ли не физическую боль.
- Не уберу, - хмуро сказал Димка. Сначала ему показалось, что он просто свихнулся, увидев наяву парня из сна, а это точно не подняло ему настроения. К тому же, Ооль говорил его собственным голосом! Это мальчишке уже совершенно не понравилось. Слухи про Белокожего тут ходили самые разные, но добрых среди них не было. - Ты вообще кто, и что тебе здесь надо?
Ооль отступил ещё на два шага. Димка заметил, что под его ногами не треснула ни одна веточка. И сам он выглядел немного странно - словно сам свет падал на него как-то неправильно. Мальчишка не мог пока понять, в чём странность - но она безусловно была.
- Я хочу тебе помочь, - с явной обидой сказал Ооль. - А ты в меня этим вот тычешь! - он обвиняюще ткнул в меч.
- Ладно, - Димка осторожно убрал меч в ножны, но вот руку с рукоятки убирать не стал. Незваный гость не внушал ему ни малейшего доверия. Если верить местным байкам, многих после встречи с ним никогда больше не видели. - Ты кто? Ооль? - так звали пропавшего в этих лесах соплеменника Льяти.
По лицу парня прошла неожиданная судорога - словно он вспомнил вдруг нечто такое, что вспоминать ему совершенно не хотелось.
- Не я. Больше нет. Хотя, можешь звать меня так.
- Ладно, - не хочет представляться - его дело. Димка тоже не очень спешил назвать ему своё имя. - Чего тебе тут надо-то?
Ооль вдруг присел на корточки, всем своим видом являя полнейшее дружелюбие. Ага, а вскочить и броситься вперёд из такой позы - секундное дело, подумал вдруг мальчишка. Даже удобнее, на самом-то деле. Стоит только чуть нагнуться и отставить назад одну ногу - и вот вам спринтер на низком старте, а дистанция тут очень уж короткая...
Сам почти того не замечая, он отошёл немного в сторону - чтобы не оказаться на линии внезапного броска. Ооль пристально следил за ним, и разобрать в полумраке выражение его лица было сложно...
Димка вдруг заметил, что вокруг царит тишина - лес замолк, замолк и лагерь. Это ему уже совершенно не понравилось. Словно их двоих вдруг накрыли огромным прозрачным колпаком. Прозрачным... но непроницаемым.
- Я хочу помочь тебе, - сказал Ооль, и задумавшийся мальчишка невольно вздрогнул.
- Чем помочь? - не очень-то вежливо спросил он. - Кулёк конфет вручить? - сон вспомнился уже отчётливо.
Ооль досадливо мотнул головой.
- Конфет?.. Ах, нет, - он помолчал, наверное, сбитый с мысли. - Я хочу помочь тебе. Исполнить твоё самое заветное желание. Я это говорил уже.
- Ну, хорошо, - Димка вздохнул. - Ты знаешь, что сейчас с Машкой и другими?
- Они в опасности, - Ооль вздохнул с сожалением. Почти искренне. Почти... - В большой опасности. И по твоей вине, кстати.
Димка нахмурился. Он и сам казнил себя за то, что оставил девчонок в том лагере - но тащить их сюда, в этот лес и в этот Безвозвратный Город не согласился бы и под страхом расстрела. Он до сих пор был твердо убежден, что видеть всё это девчонкам совершенно не стоило. Особенно пыточные застенки Кащуё и особенно богомерзкого идола Червя. Да и самих Хорунов видеть тоже не стоило. Ему и самому-то о них даже и думать не хотелось...
- Это я и без тебя знаю, - буркнул он. - Ты скажи лучше, как им помочь.
- Разбить Метиса, освободить Столицу, - Ооль вдруг ухмыльнулся, и Димке показалось, что он держит его за дурака. - Но это ты и без меня знаешь.
- Так что ты от меня хочешь-то? - Димка уже начал злиться. Бесконечных хождений вокруг да около он не любил ещё в детстве. В итоге его всегда отправляли на скучные именины к каким-то дальним родственникам, а то и вовсе к зубному врачу.
- Чтобы ты перестал всё тут баламутить, - сказал Ооль. Тон его изменился, теперь он был совсем не дружелюбным. - Ты и так перебаламутил тут всё на тысячу лет вперёд, хватит уж! Удовольствуйся тем, что уже есть.
- И что, мне вернуться в Столицу, сесть царём на троне и сидеть там до конца времён? - возмущённо сказал Димка.
- Ты так говоришь, словно это что-то плохое, - Ооль вдруг ухмыльнулся. - Многие тут душу бы продали, лишь бы оказаться на твоём месте.
- Да не нужно мне это место! - заорал Димка. - Я домой хочу! Домой! Где мне не надо думать, что делать со злодеями, которые не хотят умирать!
- Вот как раз в этом я могу тебе помочь, - обрадовался Ооль. - Дай мне руку - и я перенесу тебя домой. Сей же миг. И ты окажешься в своей комнате, словно ничего не случилось. Никто и не заметит, что ты куда-то исчезал.
Димка сунулся уже вперёд, протягивая руку, - и лишь шага через два опомнился.
- А Машка? Серый? Остальные?
Ооль вздохнул. Его огорчение было вполне искренним. Ну, или казалось таким, подумал вдруг Димка.
- Прости, но я могу помочь только одному человеку за раз. Сейчас - тебе.
- Нет уж, - буркнул Димка, убирая руки за спину. - Или мы вернемся все вместе, или...
- Не вернётесь, - спокойно закончил Ооль. - Все - никогда. И ты-то о друзьях думаешь - а они о тебе? Машка твоя, может, уже по самые уши в этого Метиса втюхалась - он, знаешь, парень видный, да и к девчонкам подход знает. А для Серого ты всегда клованом был. Он и держал-то тебя лишь затем, чтобы ты веселил его своими ужимками.
- Врёшь, гад! - выкрикнул Димка, снова хватаясь за меч. И тут же, противореча себе, спросил: - Откуда ты-то это знаешь-то?
Ооль усмехнулся. Ухмыльнулся, скорее.
- А ты забыл, что я вообще всё знаю? Что такое мир на самом деле, кто такой Бог, куда ты попадешь после смерти и всё такое прочее. А уж такую мелочь и подавно.
- А ты чёрт, что ли? - ни рогов, ни копыт, ни других чертовских атрибутов у Ооля не было, да и на Мефистофеля он не очень-то походил. Совсем не походил, по правде говоря.
Ооль снова ухмыльнулся.
- Может, и так. Тебя, во всяком случае, я вижу насквозь.
- Врёшь, - сказал Димка, но уже не очень уверенно.
- Вру? Я? - веселье Ооля становилось всё более бурным. - Ой, а не ты ли мечтал наподдавать Серому за то, что рядом с ним ты нескладёхой себя чувствуешь? Не ты мечтал с Машкой на необитаемый остров попасть, где вы в нибезчего бегать будете? Не ты мечтал таким гением стать, чтобы все друзья тебе в рот смотрели?
- Откуда... - Димка прикусил язык. - Да ну, это всё глупости же!
- Глупости, - спокойно согласился Ооль. - Только вот ты о них всё равно думаешь. И лезешь всеми командовать, хотя и не знаешь, что делать.
- Оно само так вышло, я не больно-то хотел, - буркнул Димка. Он и в самом деле очень, очень хотел, чтобы на его месте оказался Максим или Серый или хотя бы Антон - он-то в самом деле поумнее его будет!..
- Не хотел? Так ведь не отказался же! Хотя и понимал, что не по тебе это. Не по Сеньке шапка Мономаха.
- Ну и что? - Димке начало казаться, что всё это происходит во сне, что он спорит сам с собой, а этот странный парень ему просто мерещится. - Хоруны-то всё равно разбиты. Рабов я освободил. Вернусь в Столицу, дам Метису этому по шее, устрою всё по уму, как положено. Чтобы ребята тут нормально, дружно жили.
- И ты думаешь, что все будут тебе за это кланяться и благодарить неустанно? - насмешливо спросил Ооль.
- Да не хочу я, чтобы мне кланялись! - возмутился Димка. - И благодарность их не особо мне нужна.
- Тогда какого, извини меня, фига ты всё это затеял?
- Я помочь всем хотел, - буркнул мальчишка.
- Так прямо и помочь? - уже ядовито спросил Ооль. - А не историю творить? Оно ведь очень удобно - творить историю, ведь это самое достойное для человека... а за последствия своего творчества, которые ломают жизни простых, обыкновенных людей - не отвечать.
- Ну и что я тут такого... натворил? - хмуро спросил Димка. - Исторического идола грохнул? Сараи для рабов спалил? Или ты за Хорунов переживаешь?
- А ты, я вижу, их уже во Вселенское Зло записал? - хмыкнул Ооль. - Они, между прочим, добра всем не меньше твоего хотели. Пока не познакомились поближе с местными умниками, да пока те не начали им гадить, да в спину нож втыкать. Вот и осерчали они малость.
- Малость?.. - возмутился Димка. - Да за то, что они с рабами делали, их расстрелять всех мало!
- А ты что, думаешь, что рабы их все - овечки безвинные? - хмыкнул Ооль. - Ана-Ю такое тут творили, что когда их Хоруны разбили, им злейшие враги в ноги кланялись. Да и без того мерзавцев там хватает. А ты их всех на волю...
- Ну и что? - хмуро спросил Димка. - Всё равно, нельзя людей в рабстве держать. Даже если они гады.
- Ты ж, думаю, уже в курсе, что у Хорунов только тем доставалось, кто непокорство выказывал. А кто смирные - те совсем неплохо жили. Невесело, это так, но сытно, да и думать ни о чём не надо было. И они-то как раз вовсе не рады, что ты их на волю. Где самому обо всём думать надо, и никто миску каши за поклон низкий не даст.
- Что-то назад в рабство никто не просился, - хмыкнул Димка. - Даже Турени вон - драпанул от хозяев дорогих так, что аж пятки засверкали.
- Так а кто тебе возражать будет-то? У тебя войско, ты тут царь, а с царём спорить дураков нет. Себе оно дороже.
- Да не царь я! - возмутился Димка.
- Царь, царь - пусть и без короны пока, - ухмыльнулся Ооль. - Только вот за спиной-то у тебя шипят - и чем дальше, тем больше. А там глядишь и заговор устроят. И проснёшься ты как-нибудь с ножом в спине. Так сказать в благодарность за всё хорошее.
- Так что ты от меня хочешь-то? - спросил Димка. - Сказал, что хочешь помочь - а сам обзываешься только.
Ооль снова взглянул на него - вновь без всякого выражения.
- Хочу. Хочу помочь понять, что ты на самом деле хочешь.
- Я хочу, чтобы всем тут хорошо было, - буркнул мальчишка.
- Прямо-таки ВСЕМ? - голос гостя просто засочился ядом. - И разбойным Морским Воришкам, и подлым насквозь Буревестникам, и мерзким этим Хоргам, и тупым Горгульям? Ради них ты тоже готов в лепешку прямо расшибиться?
- Есть же нормальные... - буркнул Димка, опустив глаза. В запале он хотел сказать �да!� - но это уж точно было бы чистой воды враньём. Ложиться костьми за благо Буревестников и Хоргов он точно не стал бы.
- А кто? - не унимался Ооль. - Ну, назови! Куницы эти тупые, которые и видеть вас не хотят? - он едва не сплюнул, упомянув о них. - Нурны с Квинсами, которые едва вас до нитки не обобрали? Паскудные эти Бродяги, которые от трусости давно уж все рехнулись? Или, может, Астеры, которые так нос перед всеми дерут, что аж видеть их не желают?
- Есть же нормальные, - повторил Димка, смущаясь всё сильнее. - Виксены те же, Певцы, Волки, наконец...
- Раз, два, три - вот и кончились люди... - хмыкнул Ооль. - Волки, помнится, не очень-то тебе показались, с их �Аллой Сергеевной�. Виксены хотели, чтобы вы за них пахали да сеяли. А Певцы и вовсе все тронутые. Носятся со своими песнями, как с писаной торбой, а на деле что? Шиш!
- У Певцов-то я был, - зло уже сказал Димка. - Они-то ребята отличные, просто мир их тут зажал.
- Мир? Зажал? - Ооль презрительно хмыкнул. - Трусы они, вот и весь сказ. А ты за них прямо горой...
- Так что ты от меня хочешь-то? - возмутился Димка. - Чтоб я всех разогнал и сделал, как было? Так это невозможно же. Да я и не хочу.
- В том-то и беда, что невозможно, - Ооль вздохнул. - Ты хоть понимаешь, что натворил-то?
- А что я натворил? - хмуро спросил Димка. - Ну, спалил я этот Безвозвратный Город - но не весь же! Да и пользы от него никакой тут не было, вред один.
- Да не в городе дело, - Ооль досадливо поморщился. - Вернее, не в одном только городе.
- А в чём тогда?
Ооль вздохнул.
- В Поющем Черве. Который много, много лет уж спал - а вы его пробудили. И это вовсе не к добру. Уж поверь.
- Ну, пробудили, - буркнул Димка. - И что? Пусть поёт себе. Не рабов же ему скармливать!
Ооль склонил к плечу голову, глядя на Димку с неким нехорошим интересом.
- А ты думаешь, что тут, в нашем мире, всё было как попало устроено? Нет, дорогой. Всё тут было на своём месте. Волки те же - на своём, Хоруны - на своём. Да, зло они, кто ж спорит! Да только вот польза и от них была, и польза немалая. Никто, кроме них, жертвы Червю приносить не мог. И не стал бы. А теперь некому уже.
- Ну и что? - Димку стал злить уже этот разговор.
- А то, что теперь Червь освободится. Не сразу, быть может, но уже обязательно. И миру тогда конец придёт. И тебе. И Машке твоей, между прочим.
- И что? - про всё это он слышал не один уже раз. Только не очень-то верил.
- А то, что ждёт тебя лютая погибель. Не погибель даже, а то, что ты в снах сейчас видишь. Только наяву - и вечно. А парень ты всё же хороший, пусть и слишком горячий пока. Вот и хочу я тебе помочь. Домой вернуть.
- Да ты это говорил уже! - голова у Димки пошла уже кругом. - А в обмен что? Душу продать?
Ооль вдруг аж дёрнулся - словно кто ткнул его в задницу вилкой, подумал вдруг Димка.
- Не говори так, не надо, - с каким-то испугом даже проговорил он. - Об этом мы после с тобой потолкуем. Когда ты дома уже будешь.
- Да не хочу я домой! - возмутился мальчишка. - Что я там один буду делать? Зная, что друзей на лютую погибель бросил? В петлю только лезть, - его передёрнуло.
- А если я тебе скажу, что всё это, - Ооль небрежно обмахнул рукой лес, - понарошку? А? - он вновь склонил голову к плечу и глаза его вдруг заблестели, светло и страшно. - Не бытиё, а так, одна видимость? И ты тут - вовсе не ты, а лишь твоя копия? А ты настоящий уже Новый Год встречать готовишься, да Машку на пироги зовёшь?
Димка похолодел. Вот об этом он и сам часто думал - и от таких вот мыслей ему становилось тошно и жутко. Словно у него украли его жизнь...
- Врёшь ты всё, - ожесточенно ответил мальчишка, изо всех сил боясь поверить, что нет. - А если и не врёшь, так ничем не поможешь уже.
- А я могу, - Ооль широко улыбнулся. - Только я это и могу. Так могу сделать, что сознание того Димки - пфф, улетит в страну прошлогоднего снега. А твоё - на его место. А там и дом, и мама с папой, и Машка, и все друзья твои. Никто и не заметит ничего. Стоит тебе только взять меня за руку - и всё. В один миг будешь дома. На каникулах и с Машкой на коленках возле ёлки.
- А остальные? - повторил Димка. - Все мои друзья тут?
- Ничего не поделаешь, - Ооль, вздохнув, развёл руками. - Прости, мы всё-таки не в сказке. Так не бывает, чтобы всем и сразу хорошо. Чем-то приходится жертвовать.
- А мне-то за что такая честь? - хмуро спросил Димка. - Сам же на меня всех собак тут повесил! То разорил, то расточил, конец света устроил... А теперь...
- А тут ты ни к чему, - хмуро сказал Ооль. - Не к месту и не ко времени. А дома тебя великая судьба ждёт.
- Ага, там я великим артистом стану, звездой малых и больших театров, - зло сказал Димка. - Или генералом. Или на Марс полечу.
- А почему нет? - спокойно спросил Ооль. - Всё возможно. Особенно если я тебе немножко подсоблю.
- А за что мне такое счастье-то? - хмуро повторил Димка. - Я ж к нечистой силе отношения не имею.
Ооль улыбнулся. Неприятно.
- А мы тебя, родной, давно уж заприметили. Как перспективного кадра. Яму у шоссе помнишь? - Димка вздрогнул. Невольно. Никто же этого не видел! Кроме него... и, выходит, того, кто сидел-таки в этой мерзкой яме... - Вижу, что помнишь. И понимаешь теперь, что мы - вообще везде. И тут, и у тебя дома даже. И то, что вы в нас не верите - нам очень-очень на руку, уж поверь мне. У вас мы работаем свободно, не то, что раньше, когда попы против нас народ настраивали. Потихоньку, полегоньку - но лет через двадцать будет у вас наша власть. Так что лучше уж быть с нами, чем без нас - а тем более против. Ничем хорошим это для тебя не закончится, уж поверь мне. Кончишь свои дни в психушке, и все дела. А вот с нами - с нами ты сможешь великие дела провернуть. В нашу пользу понятно, но и в свою тоже. Будут тебе и деньги, и власть даже. Может, и небольшая, но жить ты будешь как король, это я тебе обещаю. И дом у тебя будет, как дворец, и машин полный гараж, и бабы такие, что вокруг все от зависти сдохнут. А на досуге книжки сможешь писать. Про светлое прошлое и ещё более светлое будущее. Тут мы, кстати, и не против совсем. Если ты своё дело будешь как нужно нам делать. Без обмана и подвоха.
- А в обмен-то что? - напомнил Димка. - Пергамент из человеческой кожи, а на нем подпись кровью?
- Нет, зачем? - Ооль вновь поморщился. - Я тебе сейчас кое-что покажу. Кое-кого. Тебе надо будет только раз всего глянуть и сказать �Я принимаю и служу�. Не словами, в мыслях просто. И всё.
- Шайи... нет! Ты не смеешь произносить... нет! - Ооль вскочил. Очертания его странно задрожали - словно на киноплёнке склеили вразнобой кадры. На миг Димке померещилось нечто совершенно несуразное - громадная, метра в полтора, восьмиконечная звезда, с глазом на каждом луче и огромным ртом в центре. Не с пастью, а именно со ртом - чувственным, скорей похабным даже...
В тот же миг видение исчезло, но Ооль вдруг бросился на Димку. Не бросился даже, а скорей поплыл, прямо по воздуху, словно привидение, протягивая вперёд руки. Мальчишка настолько ошалел от всего этого, что не смог даже двинуться - лишь рука его дёрнулась, выхватив из ножен меч...
Димка едва успел выставить оружие остриём вперёд, как Ооль животом напоролся на него. На миг мальчишке показалось, что остриё упёрлось в какую-то тугую плёнку... потом вдруг что-то словно лопнуло и Ооль... исчез! Исчез, не дотянувшись до его горла какого-то, наверное, сантиметра. В лицо дохнуло холодным, как из могилы, воздухом, пахнущим затхло и горько. И... всё кончилось. Словно и не стоял здесь никто...
Мальчишка безвольно опустился на ствол - ноги его не держали. Как-то вдруг вернулись звуки - шум листвы, гомон совсем близкого лагеря...
Димке казалось, что он говорил со странным гостем полчаса, если не час - но всё ещё был вечер, даже пятно солнечного света на соседнем стволе совсем не сдвинулось!
Мальчишка понял, что пока он говорил с... (ЧТО это такое было-то?!) время попросту стояло - и вот тогда испугался уже по-настоящему...
* * *
Как Файму всех ни подгоняла, выбраться из леса в этот день не удалось. После полудня небо затянули низкие, тяжелые тучи, пошёл дождь, и ей быстро стало ясно, что продолжать путь в такую погоду не стоит. Что-то прикинув, она повела отряд на запад - и вскоре вывела его к небольшому озеру, на берегу которого они остановились на привал. Здесь росли странные деревья, похожие на земные ели, но с плотной, кожистой листвой вместо иголок. Ветви их шатрами спускались к земле, и под ними было совершенно сухо - только вот темно и пахло гнилью, а разводить тут костёр, даже самый маленький, не стоило, чтоб не подпалить всё дерево.
Плюнув на всё, Антон разделся до плавок и сел на берегу озера, глядя на дождь. Странное здешнее солнце скрылось за тучами и вокруг не осталось ничего, кроме серого неба, такой же серой, спокойной воды и темной, поникшей зелени. Если б не отчетливо зеленоватый оттенок облачной хмури и вовсе казалось бы, что он где-то у бабушки в деревне, и мальчишка печально вздохнул. Пусть Ириса и красавица - но домой всё равно хотелось. И сильно. Здесь, в этом мире, он наприключался уже так, что хватило бы на три жизни вперёд - и больше приключаться не хотелось...
Старею, наверное, с усмешкой подумал Антон, устраиваясь поудобнее. Травяные заросли здесь, на берегу, были настолько густыми, что под ними не чувствовалась земля...
Как-то вдруг ему вспомнился один весьма... трепетный сон про Ирку - как он гнался за ней по бескрайней травяной равнине под бесконечным полем хмурых туч, словно летел в обдающем нагое тело холодном, влажном ветре... а такая же нагая девчонка бежала впереди, и он знал, что если получится её догнать, то случится нечто... невероятно потрясающее...
Антон вздохнул, вспомнив Ирку, её широко расставленные миндалевидные глаза, темно-серые и очень блестящие, составлявшие странный контраст с чувственным ртом... и ещё более странный контраст с её черными волосами и смуглой кожей. В своё время эти глаза буквально свели его с ума - он и думать ни о чем не мог, пока с Иркой не вышло подружиться. Смешно, но лишь узнав её поближе он понял, что глаза - вовсе не самое лучшее в ней. Ирка была умной, начитанной, с удивительно живым характером, и...
Словно решив напомнить о себе, Маахисы затеяли купаться. Не нагишом, слава богу, однако их... э-э-э... костюмы и без того отличались крайней практичностью. В них можно было спать и купаться, не испытывая никаких неудобств. Антон правда не знал, понравилось ли бы ему всё время ходить так (и босиком!) - но смотреть на это было приятно. На девчонок, по крайней мере...
Мальчишка усмехнулся, вспомнив, как Аглая отказывалась брать его с остальными на пляж - не затем, что он заплывал за буйки, а потому, что он повадился с недавних пор подсматривать за купавшимися и переодевавшимися девчонками, даже не стесняясь - для него в их красоте не было ничего постыдного, а вот интересовала она почему-то теперь очень...
Рядом с ним на траву плюхнулся Серый, тоже в плавках, и Антон смущенно покосился на него - за купавшимися девами он предпочёл бы наблюдать в одиночестве...
- Ты заметил? - вдруг спросил Сергей.
- Что? - Антон невольно закрутил головой.
- За всё время Маахисы ни разу ни поссорились. Ни разу. Между собой, по крайней мере.
- И что? - удивился Антон.
- Вспомни, сколько мы с тобой цапались, хотя мы и друзья? До мордобоя порой доходило! А они - ни-ни. Похожи на детишек из назидательной книжки: �Да, мам!�, �Нет, мам!�, �Можно мне ещё раз подмести пол, мам?�
Антон фыркнул.
- А вот непохожи. Скорее, на привычных к дисциплине.
Серый всё ещё как-то странно смотрел на Маахисов.
- Хорошо воспитали, похоже.
- Угу - ремнём и линейкой, - буркнул Антон. В его представлении ничем иным нельзя было воспитать таких вот... образцовых детей.
- Пониманием осознанной необходимости.
Мальчишки вздрогнули, потом обернулись на беззвучно подошедшую сзади Файму. Она смотрела на них сверху вниз, но без той суровости, какую Антон невольно ожидал. А потом и вовсе села рядом, поджав босые ноги и глядя на озеро. Мальчишка невольно поёжился - ему стало неловко, но уйти он всё же не решился. Получилось бы невежливо... да и смотреть на Файму тоже было очень приятно, чего уж там... Только вот она Антона немного пугала. А иногда - и больше, чем �немного�. Всё в ней было... чуть слишком, даже на его весьма широкий взгляд. И красота в том числе. Она тоже была... немного слишком. И сама Файму... пугала. В качестве главы отряда её ещё можно было терпеть, а будь она, к примеру, его старшей сестрой, он бы, наверное, давно утопился бы в кислом молоке или стал этим... как там его... неврастеником. А то и вовсе заикой...
- Нам тоже про �осознанную необходимость� твердили, - наконец буркнул он. - Только толку-то...
- У вас ведь ещё социализм, да? - быстро повернулась к нему Файму. Тон у неё был такой, словно она сказала что-то вроде �У вас ещё хвосты не отвалились, земноводные�. - А у нас коммунизм. Давно уже.
- А как это - коммунизм? - спросил вдруг Серый.
- Ну... - Файму задумалась. Похоже, ей никогда раньше не приходилось отвечать на этот вопрос, с усмешкой подумал Антон. - У нас бессмертие, я говорила же. А у мьюри вот помирают. И огорчаются при этом чрезвычайно.
- А что это за мьюри-то?
Файму вздохнула. Потом мотнула головой, видимо сообразив, что об этом она ещё им не рассказывала.
- У нас один народ, но две системы. Два государства - Союз и Федерация. У нас, в Союзе, коммунизм, а в Федерации - капитализм. Мерзость. Там даже дети вынуждены себя продавать всяким извращенцам, чтобы заплатить за обучение. Я сама в сети видела... ролики рекламные, где они предлагают... всякое такое, - её перёдернуло.
- А у вас не предлагают? - насмешливо спросил Сергей.
Файму посмотрела на него волком.
- А у нас всё бесплатное. Так что ребенкам невинным у нас нет нужды через попу зарабатывать - их и так неплохо кормят. Тем более, что секс с ребенком - у нас вообще что-то с трудом представимое. Если про такого товарища узнают... ой, это ему не понравиться. Смертной казни у нас нет, а вот вдумчивое лечение электричеством и скипидарными клизмами бывает иногда. То есть с этой стороны ребенкам ничего не угрожает. Так что ролик-то такой повесить можно, но все ж решат, что детская фантазия. А потом ухи надерут. И зад.
- Это здорово, конечно, но как вы там жили? - упрямо спросил Антон.
Файму вновь задумалась.
- Плохо помню уже, - наконец неохотно признала она. - Это, знаешь, полтысячи лет назад было. Да и видела я не так, чтобы очень много. Когда я сюда попала, мне всего шестнадцать лет исполнилось.
- А всё же?
- Дружелюбие. Это, наверное, главное. Никто никого не задирает, не оскорбляет, тем более, не требует ему служит. Один из главных законов Союза, кстати - у нас в принципе нет прислуги из разумных существ. Даже официанты в ресторанах или там в гардеробе сотрудники всё равно считаются таковой и плевать, сколько сил уйдёт на автоматизацию. Если надо - делаем роботов. Даже если будут проблемы с искусственным разумом. Просто запрещено платить за такую работу, и всё тут.
Антон удивленно вскинул голову.
- Стоп - при коммунизме деньги?..
Файму не менее удивлённо взглянула на него.
- А как без них-то? То есть, коммунизм коммунизмом, а бюджет у нас есть, и зарплата, и хозрасчёт даже. Это детям только всё бесплатное.
- А, это как у нас при товарище Сталине были всякие артели, - сказал Сергей. - То есть, деньги у вас есть, но не буржуям, а каждому по труду?
Файму кивнула.
- Да. Штрафы за антиобщественное поведение тоже есть. И премии на производстве. И Государственные премии даже, огромные. Но это честно заработанные деньги за гениальные открытия, а не буржуинская спекуляция акциями.
- А официантам и гардеробщикам почему платить нельзя? - напомнил Антон.
- Нельзя использовать неквалифицированный труд. Почти единственное исключение - медперсонал, да и то... там по возможности тоже роботов ставят. Работать не обязательно руками... можно и головой.
Файму заговорила какими-то не своими словами - должно быть теми, что ей вдалбливали в школе, и Антон невольно усмехнулся. Аглая вела себя так же, и иногда получалось смешно...