Аннотация: Часть двенадцать бис: Интермедия в безголосой фуге(Эротическая интермедия).
От автора: Это эротическая интермедия - немножко подобия флаффа и любви, спецом для тех кто хотел секса. Почти ПВП ))))
Название: Офицер и джентльмен.. Автор: ankh976
Ориджинал Рейтинг: NC-17 Жанр и теги: слэш, нц-17, мини(?), процесс, начальник/подчиненный, война, солдатня, многа херта, а под конец - комфорт, комфорт, ХЭ Размер: мини пока Статус: в процессе Саммари: Про благородного человека, попавшего в совсем неблагородные условия, но сохранившего себя и снова оказавшегося на коне. Отношения начальник/подчиненный, война и военнопленные, издевательство над стокгольмским синдромом, ПАФОС! и ПАТРИОТИЗМ!, сомнительное согласие и любовь с последнего тыка.
Офицер и джентльмен. Часть двенадцать бис: Интермедия в безголосой фуге.
Герин, наконец снял с себя форму, аккуратно сложил ее на кресле и вытащил пистолет из кобуры. Эштон невольно замер, глядя, как он жадно пьет прямо из кувшина, тонкие струйки стекают по шее и извиваются по рельефу груди. Герин держит оружие в опущенной руке, подходит к кровати, протягивает воду ему... Не то чтобы Эштон боялся быть застреленным... хотя нет, боялся, сейчас боялся, хотя совсем недавно ему было все равно - желанное облегчение. Герин, такой неожиданно ласковый, но все же под наркотиками, не знаешь, что от него ожидать.
Он взял предложенную воду, пил, кося взглядом, а Герин прятал пистолет под подушкой. - Иди сюда, - его перехватили поперек живота, прижали спиной к горячему телу, зашептали в затылок: - Я больше никогда не сделаю тебе ничего плохого, перестань меня бояться. - Я не боюсь, - сказал Эштон, заставляя себя расслабиться, - Не боюсь. Герин щекотно фыркнул, натянул на них одеяло, властно запустил ему руку в пах и через несколько секунд задышал ровно и тихо, как человек, которого никогда не мучают ни кошмары, ни совесть.
А Эштон долго лежал без сна, он вспоминал их прошлую ночь, тогда его тоже избили и отымели, а потом вот также обнимали, все повторяется. Может, повторится и то утро, полное молчания, а потом холодное прощание? Я не буду молчать, подумал он, я попрошу его забрать меня отсюда. Пусть выкинет на улицу, я ничего больше не буду просить, проберусь сам к границе, только бы вырваться. Глаза слипались, страшнее всего было заснуть и обнаружить, проснувшись, что Герина нет - уже ушел, или никогда и не было.
Герину было тяжело и жарко с утра, он сбросил одеяло, ему снилось танго, бесконечно повторяющиеся три такта. Эштон в очередной раз беспокойно заворочался на нем, он опять полупроснулся и нащупал ребристую рукоять под подушкой. За окном было уже светло, надо вставать. Он захватил волосы любовника, уткнувшегося ему носом в бок, представил, как здорово было бы сунуть его лицом себе в промежность прямо сейчас, еще сонного, а потом осторожно высвободился.
При свете дня Эштон выглядел особенно замученным: с тенями под глазами, обметанными искусанными губами, весь в синяках, старых шрамах и ожогах. Герин вздохнул: лицезрение синей задницы мужчины убило утренний стояк напрочь. Он ушел умываться, а когда вернулся, Эштон еще спал, свернувшись в комок и обхватив руками живот, точно в той же позе, как во время своей вчерашней истерики. Герин присел рядом, сложил ладонь чашечкой и накрыл ей так привлекательно выглядывающие яйца. Теплая нежная кожа под его пальцами, Герин на секунду опустил веки, наслаждаясь ощущением присутствия, словно призрачная вуаль, отделяющая его от мира, истаяла от этого тепла.
Золото, обнаженный Эштон словно светился изнутри золотом, раньше он этого не видел, когда тот домогался его, но вспоминая ту ночь, когда сам взял бывшего начальника, он вспоминал и сияние его тела, темный мед волос, янтарный свет глаз. И это оказалось вовсе не ловушкой памяти, Эштон и правда был таким, он светился даже сквозь грязь побоев и унижений, которую на нем оставили своими лапами подобные ему, Герину. Мужчина завозился, нарушая совершенство своей неподвижности, вздрогнул всем телом, сжал бедра, затравленно оглянулся через плечо. Герин прищурился, не убирая руки, и франкширец отвернулся, пряча лицо в подушке, и развел колени, больше не шевелясь. Он так быстро понял, что надо делать, наверно здесь его научили понимать такие вещи, ведь другим партнерам приходилось все время напоминать, даже несколько раз связывать ремнем: Герин терпеть не мог, когда они дергались или трогали его.
На копчике у Эштона золотился едва заметный пушок, Герин пригладил его большим пальцем, продолжая перебирать остальными в паху мужчины и ощущая, как там подбираются яйца и твердеет ствол. Эштону нравились эти ласки, он тяжело дышал, стискивая простыни, и незаметно выгибался, и ему хотелось доставить еще больше удовольствия. Герин взял его за бедра, развернул, приподнимая и раскрывая насколько возможно, склонился и длинно провел языком от поджавшегося входа до самой головки, уделив особое внимание дырочке на конце. Эштон задрожал в его руках, он стал поразительно чувствительным за это время, ведь Герин помнил, с каким самодовольным спокойствием тот принимал оральные услуги, будучи директором. С тех пор Герин фон Штоллер дарил подобные ласки только женщинам, но Эштон, такой отзывчивый сейчас, его хотелось облизывать как кремовый десерт, и там был мед и полынная горечь, и в груди щемило сладкой болью, и Герин снова был здесь, в этом мире, а не смотрел дешевую и жуткую кинопьесу с собой в главной роли. И музыка переставала играть, пока он был с Эштоном, а он так привык к ней во сне и наяву, что вчера ночью пытался даже заменить ее гнусной патефонной пластинкой.
Эштон отчаянно застонал, выгибаясь и хватая ртом воздух, волосы его слиплись темными прядями, руки судорожно сминали постель, по телу пробегали видимые волны дрожи - от кончиков ног, по бедрам, ягодицам и до живота. Герин оторвался от него, облизываясь, и в который раз сжал основание члена, не позволяя кончить, и стон мужчины оборвался коротким всхлипом, а солнечно-прозрачные глаза бессмысленно остановились. - Ты безупречен, Эштон, само совершенство. Его и правда было не в чем упрекнуть: такая страсть и сдержанность просто сводили с ума, он не тянулся куда не надо руками, разведя их словно на распятии, не пытался изменить позу - и молчал, не перебивая настроение неуместными словами. Герин подул на припухшую головку, потеребил ногтем кончик - любовник болезненно дернулся и снова выгнулся, толкаясь навстречу, словно искал боли.
- На колени, лицом в матрас, руки в стороны, раскройся. Эштон с трудом перевернулся, упал на живот, подтянул ноги, принимая требуемую позицию, и Герин огладил его между распахнутых половинок, провел двумя пальцами по позвоночнику вверх. Потом отошел к окну, прихватив портсигар, и со вкусом закурил, любуясь видом - разумеется, не унылого двора за стеклом, а тем, что открывался ему на кровати.
Эштона потряхивало, в паху все болезненно горело, но он ждал Герина, ни о чем уже не думая, было так хорошо полностью доверится ему, он примет сейчас от этого дойстанца что угодно, даже если тому взбредет голову притушить об него окурок... но ведь Герин не такой, как все его соотечественники, он обещал не делать ему ничего плохого. Кровать прогнулась под весом мужчины, Эштон почувствовал дыхание на своих ягодицах, а потом теплый язык обвел его пульсирующий вход и скользнул внутрь. Это невесомое прикосновение стало последней каплей для его словно лишившегося кожи тела, острое удовольствие ударило из задницы прямо в голову, и он забился в оргазме.
Герин кончиками пальцев гладил затихшего любовника, тот бессильно обмяк, положив голову ему на колени. Собственный его член продолжал гордо стоять, и он подтянул Эштона поближе, хотелось чтобы тот его поцеловал туда. Эштон неправильно понял намек, открыл рот, пропуская его плоть глубоко в себя... или наоборот правильно, нежные ткани сжимались вокруг него в судорожных глотках, утягивая в продолжительную разрядку, и это было здорово - абсолютная покорность и доверие, хоть и временно, у них была только одна ночь и утро, скоро все закончится, он вытащит Эштона отсюда и отпустит на свободу, и свободный человек никогда не станет отдаваться так полно.