![Портрет главного героя (который врач) []](/img/a/ankh/familiar1/familiar.jpg)
На улице было холодно. Нет, не так: там, за стеклом больничной двери творился мой персональный осенний ад. Ветер, мокрый снег на ветру, много мокрого снега на земле. А вчера ведь солнце было, тепло почти, и одежда у меня вчерашняя. Я вздохнул, приготовившись к мерзкому ощущению промокшей насквозь обуви, включил плеер и решительно вышел наружу.
В больнице я, кстати, не болел, а работал. В скорой помощи. Через десять минут, проведенных в пути до остановки, я догадался, что надо было воспользоваться служебным положением. Блин, вот что мне стоило попросить ребят подбросить меня с мигалками. Опять замечтался и забил на окружающий мир. А он, соответственно, - на меня. Все справедливо в этом лучшем из миров.
Остановка моя (больше автобусная, конечно) была новенькая, стеклопластиковая, в форме буквы П. Правда, подойдя к ней поближе, я убедился, что она деградировала до буквы Г: одна ее сторона лежала на земле россыпью тусклых хрусталиков. Наветренная, конечно. Кроме меня тут еще был всего один будущий пассажир, теплолюбиво скорчившийся у уцелевшей стенки.
Я не стал вторгаться в его личное пространство, а пристроился к куче осколков и принялся ковырятся в ней ногой. Сокровища. Моя прелесссть. Мысли обратились к Экзистенциональному Ужасу и Бездне, Смотрящей на меня (это вообще моя слабость). Вот, значит, смотрит на меня Она, Бездна, а я весь такой грязный, замызганный, просто Ужас. Тьфу, смотреть на тебя страшно, говорит Бездна, отворачиваясь, и, натурально, метко отплевывается. И я мокну...
И тут, в перерыве между двумя песнями до меня донесся сдавленный стон. Я подозрительно покосился на соседа по остановке. Вид у него был крайне легко одетый и ободранный какой-то. Наркоман, что ли? Надо подойти. Сняв наушники, я склонился к нему:
- Эй, мужик, все в порядке?
Мужчина, оказывается, сидел не на корточках, а прямо на асфальте. И выглядел совершенно не в порядке. Джинсы и рубашка у него были запачканы грязью, а кроме этой рубашки на нем ничего сверху не было. Плюс один на дворе! Он не был похож на бродягу - их всегда можно различить по запаху. Точно нарик. И на слова не реагирует. Блин, сдохнет ведь здесь от холода, и завтра отвезут коллеги его в морг. Я потряс его за плечо.
- Вставай!
Торчок дернулся от моего прикосновения и вскинул голову. Лицо его было разбито, а тело ощутимо била дрожь. Может, и не наркоман он вовсе. На вид приличный парень лет 25-ти. Покрупнее меня будет. Избили и ограбили наверно.
- Тебе в больницу надо, ты идти можешь, или скорую вызвать?
- Нет, не надо скорую, - прошептал он, вцепившись в мою руку и сверкая желтыми глазами в обрамлении красно-фиолетовых синяков.
- Значит, сам пойдешь?
Он кивнул.
- Тут рядом, знаешь? Прямо по улице и никуда не сворачивай.
Он снова кивнул, не двигаясь, впрочем, с места.
- Ну,же! Иди давай!
Парень встал, держась за стенку, и медленно, как сомнамбула, пошел в указанную сторону. Скорую надо вызвать, вот что. И полицию. Вдалеке показалась сверкающая огнями морда моего автобуса. Я в готовности подошел к краю тротуара, а потом все-таки обернулся на жертву криминала. Тот стоял метрах в двадцати и тоже смотрел. Ждет, когда я уйду, озарило вдруг меня. Чтобы вернуться и сдохнуть на пригретом месте. Под моим взгладом он попятился и сделал вид, что уходит. Ну-ну. Я вытащил телефон. Двери автобуса распахнули мне сухое и светящееся нутро. Парень в очередной раз оглянулся и, увидев, что я звоню, шарахнулся куда-то в сторону. Черт! Он упал и прополз несколько шагов. Оксанка, наш дежурный диспетчер, не брала трубку. На общий телефон звонить бесполезно, пока они доедут, он пол квартала проползет. Двери захлопнулись. Я сбросил звонок и кинулся за придурком.
Догнать его было легко.
- Ты куда собрался? Я сейчас полицию вызову!
- За что? - прошептал он, глядя снизу вверх (снова упал).
- Не за что, а почему. Потому что ты избит, раздет и собираешься сдохнуть к утру от холода в какой-нибудь канаве.
- Отстань от меня...
Я присел на корточки и пристально посмотрел ему в глаза.
- Успокойся. У тебя шок. Тебе нужна помощь. Не бойся, тебе ничего не сделают. Мы подождем здесь скорую, и тебя отвезут в больницу. - Я снова набрал номер Оксанки. - Там тепло, о тебе позаботяться. Ты отдохнешь и поешь.
Я старался говорить ласково и убедительно, как Нина Пална, наш психатр. Но, видимо, что-то не то, потому что пациент снова попытался сбежать, и я стиснул его за локоть. Сил у него было, как у пятилетнего ребенка, так что, потрепыхавшись, он заскулил:
- Пожалуйста, не надо, отпусти, я не хочу в больницу, прошу тебя...
Оксана, наконец-то ответила.
- Привет, красавица, это я, Жека, у тебя бригады не найдется свободной около ...
Тут этот х.. хороший человек схватился за мой слайдер и захлопнул его!
- Б..! - я раздраженно тряхнул его за руку, и он болезненно охнул. Вот ведь... Ну, что возьмешь с увечного. Я попытлся отойти от него подальше и, все-таки, позвонить еще раз. Да, я упертый. Но парень оказался тоже не промах: он схватился за мои ноги и потащился за мной на коленях. Место это не особенно людное в такое время - старый редкий парк-бульвар, но прохожие все-таки нашлись. Теперь они останавливались, привлеченные пикантной сценой и тыкали пальцами. Ситуация выходила из под контроля. Бездна злорадно смотрела на меня глазами этого психа и всех скопившихся зевак одновременно.
- Послушай, - сказал я, пытаясь его поднять. Он никак не хотел отдираться от моих штанов. - Я понимаю, в больницу ты не хочешь. Это бывает. Но я не могу тебя здесь бросить. Я врач. А ты в таком состоянии. Где ты живешь? Я отведу тебя.
- Я... у меня нет дома.
Ну, я, в общем-то, уже предвидел такой ответ. Парень был слишком похож на брошенного пса. И побитого. Хм, а команды он понимает?
- Пойдешь ко мне.
Его опрокинутое, разукрашенное кровоподтеками лицо ничего не выражало, и я повторил:
- Ко мне пойдешь. Понимаешь? Если да - ответь.
О медленно кивнул и наконец-то поднялся.
Следующего автобуса надо было ждать 11 минут по расписанию. Я поставил найденыша в угол остановки и отошел покурить. Меня всего потряхивало от нервов и холода. А этот ведь в насквозь промокшей рубашке. Я повернулся:
- Снимай свою рубашку, оденешь мою куртку.
Он помотал головой.
- Я что сказал?
- Нет.
- Ну ладно, как хочешь, мне теплее будет. - Я на самом деле облегчение почувствовал, ледяной ветер совсем не вдохновлял на благородство.
***
Наконец пришел вожделенный транспорт. Чистенький, теплый, малолюдный. Прямо родной. Я устремился к четырем сиденьям рядом с радиатором. Нацепил наушники, в которых удачно заиграл Ханс Зиммер, даже искать ничего не пришлось. Стянул перчатки и с блаженным вздохом устроился, уронив руки поближе к печке.
Мой спутник сел напротив с неловкой осторожностью избитого человека. Я задумчиво его рассматривал сквозь полуопущенные ресницы. Он попробовал мне ответить тем же, но почти сразу опустил голову. Ну да, состояние неподходящее, чтобы нереальной силой взгляда меряться. Не то что бы мне был так уж интересен его внешний вид - все, что надо, я успел уже снаружи заметить: выше меня почти на голову, в полтора раза шире в плечах, стройное подкачаное тело. Прямо мой оживший комплекс неполноценности. Мне свой облик не внушал отвращение, вовсе нет, я тоже стройный и в спортзал хожу, и вообще симпатичной, девушкам нравлюсь. Просто... мелковат, всего 175 см. Эх. Впрочем нет, кое что я все же не разгляел в сумерках: у парня были светло-русые волосы, четкий рельеф мускулов под мокро облегающей тканью (блин) и... и капли дождя, стекавшие по его рукам были красноватого цвета! Черт, у него же кровотечение, просто на темной одежде было не видно.
Я отвернулся к окну и таращился туда всю дорогу под пафосное завывание зиммеровских скрипок и флейт. Все равно сейчас ничего не сделаешь.
Я живу один в трехкомнатной квартире в очень приличном районе - около Екатерининского парка. Да, в нашем городе много парков. Даже в новостройках. А еще 18 месяцев назад я жил здесь с бабушкой. Бабушка умирала от рака, а я ей колол обезбаливающие. Хороший анестезиолог может подобрать такой курс, что человек без боли выйдет из сложнейшего послеоперационного периода. А я очень стремился стать хорошим. Хотя рак - это не операция, боль там становится со временем только сильнее. Когда она уже почти не могла вставать с постели, мне удалось добыть ей место в хосписе при нашей больнице. Она не хотела туда переезжать, говорила, что не собирается закончить жизнь в богадельне. Но другого выхода у нас не было - денег на личную сиделку у меня не хватало, сам я быть с ней каждый день не мог со своими суточными дежурствами и подработками. Нам очень повезло, на самом деле: на моей работе мы виделись даже чаще, чем дома, а еще при хосписе работают потрясающе самоотверженные добровольцы. Бабушка простила меня. А 10 месяцев назад ее не стало.
- Как тебя зовут? - спросил я, отпирая подъезд.
- Как ты захочешь, - ответили мне, не глядя.
Я изумленно вздернул брови. И что это значит? Найденыш не ответил на мой взгляд, с упрямым видом смотря в землю. Нда, я где-то читал, что истинное добро надо совершать без надежды на благодарность. Вот и попрактикуюсь в сем благородном деле.
- Ладно, буду звать тебя Альфредиком.
Он еле заметно повел плечом на такое имечко, но промолчал.
Квартира у меня на третьем этаже, а лифта нет - старинный дом реновировали не настолько. Так что в двери новоиспеченный Альфредик едва вполз; всю дорогу он цеплялся за перила, как утопающий за спасательный круг. Необходимость медицинской помощи явно назрела. Я сразу потащил его в ванну и сунул в руки чистое полотенце потемнее.
- Ополоснись по-быстрому и крикни, как готов будешь. Одежду сразу в машинку запихивай.
И пошел в бабушкину комнату инспектировать аптечку. Слава богу, там был полный комплект бинтов и заживляющих мазей и даже стягивающих раны пластырей. Бабушке были нужны совсем другие вещи, хорошо, что я такой запасливый. Мне совсем не улыбалось тащится сейчас в круглосуточную аптеку.
Я переоделся, натянув домашние джинсы и поло. Потом, подумав, еще и теплый джемпер. Отобрал также одежду потеплее и посвободнее для своего гостя. Надеюсь, на него налезет. Сложил нужные медикаменты. Потом сожрал огромный бутерброд. Аль не подавал признаков жизни. Блин, и это называется побыстрее? Я, пару раз стукнув в дверь для вежливости, зашел в ванную.
- Эй, ты тут не утопился?
В ванной было темно, парень стоял, прислонившись к стиральной машинке, и кутался в полотенце, все так же уставившись в пол.
- Нет.
- А зачем свет вырубил? - нет, я с него фигею просто.
- А можно, - тихо спросил он, поднимая, наконец, глаза, - можно без света?
- Нет, б...! Нельзя! - мне кажется, он и мать Терезу способен достать, а я б..дь не мать. - Я б...дь в темноте них...я не вижу!
И я с треском хлопнул по выключателю. Он поспешно сбросил полотенеце и упал на колени, тыкаясь мне лицом в пах и одновременн пытаясь расстегнуть мою же ширинку. Я на секунду оцепенел. Плечи его были все в ранах.
- Отвали, дебил! - взвыл я, не помня уже себя, и оттолкнул этого пидора ногой. Он упал на пол, отполз слегка, затравленно глядя на меня, и вдруг повернулся ко мне задницей, вставая в коленно-локтевую позицию.
Вся его спина, бедра, ягодицы, даже, кажется, живот и грудь были исполосованы толи плетью, толи тонкой палкой. Присутствовали также ожоги и просто синяки. Некоторые раны еще кровоточили, а некоторые были старыми, зажившими. Его анус, отлично видный благодаря широко разведенным бедрам, воспаленно краснел и явно был хорошо разработан, до трещин. А сжавшаяся, покрытая светлым пушком мошонка была темной, словно его били по яйцам или не давали кончать, сжимая. Меня словно ледяной водой окатило. В груди щемило болью от сострадания. Господи, он же думал, что я его тоже для этого сюда притащил. Еще и орал на него и пинал, кусок идиота недоделанный...
Самое же отвратительное было то, что вся это картина: его покорная поза, испуганные взгляды через плечо, приглашающе расставленные ноги и выставленная крепкая округлая задница, исчерченная следами порки - да, все это породило тянущее чувство внизу моего живота и жаркое шевеление предательскогого отростка.
Я стиснул зубы, подавляя мерзкое желание. Гадство-то какое.
- Послушай, парень, ты не так меня понял. Я видел кровь и думал, что тебя порезали... Хотел повязку наложить... Хотя у тебя, конечно, все равно есть на что бинты накладывать... Блин, я в том смысле, что лечить.
Я окончательно сбился и замолк. Эти БДСМ-ные темы мне знакомы по клиентуре травмы и скорой. Но те ребята вроде добровольно над собой измывались. Тут же было совсем не похоже на добрую волю. Аль же, с неописуемым выражением глядящий на меня в течении этой идиотской речи, расслабился, оседая на пол и вдруг свернулся в комок и зарыдал, пряча лицо руками. Я растерянно сел рядом с ним и осторожно погладил по голове.
- Все будет хорошо, Аль, все будет хорошо.
Аль скоро перестал рыдать, просто лежал, все так же свернувшись и закрывая лицо, и судорожно давил всхлипы.
- Тебе надо в полицию идти, парень. Давай я тебя сейчас сфотографирую, а завтра медицинское заключение для них сделаю.
Он медленно подобрался и сел на колени, не отрывая от меня блестящих глаз.
- Нет.
- Полиции нет или медицинскому заключению? - устало спросил я. Даже не удивляюсь уже.
- Всё нет.
Когда в следующий раз ко мне заглянет Бездна и ласково предложит: А дайте-ка, мол, мне на Вас полюбоваться, молодой человек. Я знаю, что ей отвечу. Всё нет, мамочка. Всё. Нет.
- Я тебя все равно сфотографирую. На память.
Он не нашелся, что ответить, и я пошел за фотоаппаратом. Может, через пару дней он оправится от шока и все же захочет обратиться к властям. Тогда и фотки пригодятся. И заключение завтра все равно сделаю.
Я недавно себе навороченный фотоппарат купил. С большим объективом. И энтузиазм от новой игрушки еще не прошел, так что к процессу я приступил с нездоровым вдохновением. Поставил парня около двери в ванной, она у меня белая и широкая, идеальный фон, и сделал штук 20 фотогфий спереди, сзади и крупным планом особо пострадавших мест. К концу этого дела неуместное вдохновение, правда, сменилось злостью. Вот кем надо быть, чтобы так над человеком издеваться. Хотелось найти этих ублюдков и забить ногами поочереди. Почему он ничего не хочет предпринять? Неужели нет желания отомстить? Или считает это бесполезным? Или может удовольствие получал?
- Наклонись и раздвинь попу, - резко сказал я, собираясь снимать повреждения ануса. Это уже действительно на память - пригодиться при описании в протоколе. В дело же пойдут только пара общих фотографий и, уж конечно, не такого рода. Аль покорно согнулся и я сделал несколько кадров.
- Так и стой.
Я отложил камеру и, натянув резиновую перчатку, аккуратно смазал кремом сфинктер. Он резко выдохнул и сжался, переступая.
- Расслабся, - сказал я и загнал ему в попу свечку. Тут как раз пригодились бабулины средства от геморроя. - Все.
Наконец можно заняться его сочащимися кровью ранами. На меня медленно наваливалась усталость. Сутки дежурства, нервотрепка этогого вечера - кажется, я свалюсь, не дойдя до кровати. На душ сил точно не хватит.
Пациент снова не смотрел мне в глаза, но я чувствовал его пристальные взгляды, бросаемые исподтишка. У него была удивительного качества кожа (на живых местах): чистая, бархатисто-нежная, тронутая легким загаром. Он еле заметно вздрагивал от моих прикосновений - как большой чуткий пес. И еще на его теле не было волос. Только аккуратный квадратик короткого пуха на лобке. Меня так и подмывало его потрогать, чтобы убедиться - это впечатление обманчиво, и там у него волосы такие же жесткие, как у всех нормальных людей. И под конец я не удержался, провел рукой по низу его живота, запуская кончики пальцев в этот пух на излете движения. Действительно, пух. Просто невероятно. Он снова дернулся и сжал ноги, неловко прикрывая пах. Нет, ну надо же. Только что раком передо мной стоял, а теперь стесняется. Я, впрочем, и сам смутился от своей выходки, слишком похожей на непристойную ласку.
- Одевайся, - я принес ему одежду. - Есть хочешь?
Тот кивнул и я отправился на кухню ставить чайник и делать очередные кингсайзовские бутерброды. Больше ничего не было. Утомленная апатия сменилась утомленным перевозбуждением. Как раз такое состояние, когда не способен на что либо конструктивное, а только тупо, например, шариться в интернете.
Аль ел, держась двумя руками за бутерброд, и явно стараясь не спешить. Проголодался. Я четким волевым усилием оторвал голову от стола и пошел стелить ему постель в бабушкину комнату. Не на диван же человека укладывать, если свободная кровать есть. Все. Бобик сдох.
- Твоя комната вторая слева, - крикнул я и потащился к вожделенной подушке, как к земле обетованной, бросая одежду прямо на пол.
Счастье мое было скоротечно и как-то незаметно: казалось, вот только лёг - и тут же подскочил от дикого крика. Я в ужасе скатился с кровати, хватаясь за торшер. Где враги?! Убью нах!
Врагов, конечно, не оказалось. Просто найденыша кошмары мучили. Нет, кричал он, не надо. И скулил: пожалуйста, пожалуйста, прекратите. Я зашел к нему в комнату, подсвечивая себе мобильником: было еще темно. Четыре часа ночи, издевательски подмигивало мне с экрана. Впрочем, в это время года в нашей прекрасной стране темно большую часть суток. Полярная ночь лежит совсем рядом.
- Тихо, - прошептал я, садясь на кровать и гладя его по голове и плечам, - все в порядке, тебя никто не обидит, я не позволю.
Он замер, в темноте блеснули белки распахнувшихся глаз. И вдруг схватил меня за руку и прижался всем телом, свернувшись для этого в позу эмбриона. От парня несло жаром, его била дрожь - короче, все признаки панической атаки на лицо. Единственная странность, это как легко он пошел на физический контакт. По идее, должен был отбиваться в истерике, если вспомнить, что с ним сделали. Я был даже внутренне готов к этому, а он льнет ко мне, как щенок. Похоже, меня действительно приняли, как защитника. Эти мысли отозвались в груди болью: каждый может интеллектуально баловаться на досуге Экзистенциональным Ужасом, но видеть человека, на своей шкуре ощущающего это каждый день... В скорой такое же испытываешь, леча детей, над которыми издеваються родители: такого просто не должно быть. Легко и приятно натравливать на уродов полицию и органы опеки. Но есть вещи, которые нельзя забыть, как, например, потухшие глаза на детских лицах. И этого парня я буду помнить, наверно, до конца жизни.
Аль (блин, надо высяснить его настоящее имя) вроде заснул, и я осторожно попытался освободится. Он вздрогнул всем телом, просыпаясь, его снова затрясло:
- Нет, не уходи, пожалуйста, не бросай...
- Хорошо, хорошо, я сейчас вернусь, принесу только свое одеяло.
Он отпустил, и я побрел, натыкаясь на углы, на кухню: хотелось пить.
Мужчина сидел на коленях и ждал меня, обхватив руками скомканное одеяло.
- Двигайся.
Я устроился с краю и недоуменно посмотрел на него: - Ну, чего сидишь, иди сюда.
Он аккуратно прилег рядом, беря меня за руку; я чувствовал его взгляд в темноте.
- Отвернись, - я зевнул, - спать мешаешь.
Он повернулся к стене, и я подумав, обнял его со спины, поверх одеяла. Надеюсь, это поможет.
Сквозь сон я чувствовал, как он иногда судорожно дергался и нащупывал мое присутствие. Тогда я сонно бормотал, что все хорошо, мол. И он снова успокаивался и больше не кричал - мы относительно мирно продрыхли часов до 10-ти. В десять серый рассвет окончательно сменился серым днем, а я также окончательно проснулся.
Пробуждение было приятным и стыдным одновременно: со смутным эротическим сном и утренним стояком, которому очень помогала теплая рука Аля на моем голом животе. Ночью нам стало жарко на одной кровати, и мы вылезли из под одеял и даже переплелись конечностями. Жесть! Никогда не думал, что настанет такое утро: я с торчащим членом, в обнимку с мужиком, причем голым! Да, да, белье я вчера ему не додумался выделить, а в штанах он в постель не полез.
Я заелозил, одновременно пытаясь скинуть с себя его конечности и втянуть свои, не особо потревожив соседа при этом. Не хотелось его будить: этот парень настоящая заноза в заднице, а меня грела мечта провести часик с чашечкой кофе и лаптопом. В лоджии с видом на парк.
Вот, блин! В результате моих манипуляций, Аль свернулся по-новому, уткнулся носом мне в бок и принялся туда щекотно дышать. Одна его рука при этом пристроилась мне под бедро, а вторая сползла по животу вниз, успокоившись весьма близко от стратегичекого места! Место запульсировало, а по телу прокатилась жаркая истома. Я закусил губу, пытаясь справиться с собой. Да что же это такое! Волны возбуждения, казалось, концентрически исходили от его ладоней и губ, прикасавшихся к моей коже. Хотелось непристойно извиваться под этими прикосновениями, а еще больше - запихать свой член во что нибудь податливое. Минет, изнывал я, сейчас бы не помешал хороший минет. И плавно подался вбок, соскальзывая с кровати.
Взяв низкий старт, я ломанулся в ванную. Пятью четкими движениями совершил прицельный выстрел в унитаз белой очередью, вспомнив при этом, как прямо здесь, на этом полу, Аль вчера стоял раком и похотливо крутил задницей.
Разрядка настигла мое тело и разум одновременно; я завис в прострации на минуту где-то (заметьте, над унитазом), а потом с отвращением вспомнил свои недавние фантазии. Похотливо, надо же. Ты сам похотливая свинья, Жека, парень вчера на ногах еле стоял от боли и страха, а тебе на это подрочить, жывотное.
Несмотря на некоторые отклонения в начальной стадии, мой план все же начал осуществляться. Душ, сосредоточенная медитация над туркой, лаптоп, лоджия. Летом эта лоджия превращалась в балкон благодаря современному безрамному остеклению, а сейчас можно было вообразить себя в прозрачном батискафе на всплытии. По стеклам стекали мелкие капли, я лениво почитывал новости (ничего нового) и перебирал спам. Ага, а тут вовсе и не спам имеется. Подтверждение моего участия на семинаре анестезиологов-резидентов. В Амстердаме, через месяц. Я откинулся в кресле, с умилением любуясь дождливым небом, черными ветками деревьев и черным же листиком, прилипшим к окну. Жизнь удалась, Бездна надолго повернулась ко мне задницей. На этой мысли я как-то внутренне споткнулся и вспомнил, что собирался вчера составить медэкспертизу.
В гостиной, куда я пришел за камерой, стоял мой вчерашний найденыш и в упор смотрел на меня желтыми глазами. Он совсем не был похож на давешнюю умирающую жертву. Неузнаваемо уродующие его лицо побои уже сошли, оставив после себя лишь тени под глазами. Черты его оказались тонкими и аристократически красивыми, а напряженная поза дышала силой и какой-то пружинящей готовностью. Он был явственно опасен, и я положил руки на спинку легкого металлического стула.
- Выздоровел.
Глава 3.
Он прищурился и сделал шаг вперед и немного в сторону, словно подбираясь по спирали.
- Да. Ты же меня лечил.
Ну, конечно. Если бы у меня все пациенты с такой скоростью выздоравливали, это был бы бл..дь не я, а доктор Хаус.
- Спасибо, - добавил он и растянул губы, изображая улыбку. Так, спокойно. Что это я психую? Ну, подумаешь, заживает все на мужике, как на собаке. Так ведь он мне с самого начала собаку напоминал... Объективных причин для ахтунга нет. Вон, пациент благодарит и даже улыбается. Получается это у него, прямо скажем, не очень, но ведь главное - старается.
- Пожалуйста. - я слегка расслабил судорожно стиснутые кулаки (прям щас стул погну нах) и проследил, как он сделал еще один текучий шаг. - Всегда рад.
Некоторое время мы молча сверлили друг друга взглядами, а потом он дернул углом рта и хищно приподнял верхнюю губу. "Улыбка, дубль второй", - догадался я.
- А еда у тебя есть? Я голодный. - Он снова скривил губы, симулируя, видимо, некое любезное выражение неясной этиологии. - Если тебя не затруднит.
- Не затруднит, - я щедро повел рукой в направлении кухни, - чувствуй себя как дома. Кухня полностью в твоем распоряжении. Я, кстати, тоже еще не завтракал.
Вот должна же быть хоть какая-то польза от человека? Кроме утренних поллюций.
Он надменно вздернул бровь. Вот это выражение у него получилось просто безупречно. Сразу видна незаурядная практика. Впрочем, вчерашние мольбы и страх ему тоже давались прям как родные. Я вздохнул и с профессионально-дружелюбной улыбочкой ("не беспокойтесь, больной, до вас у меня еще никто не умирал") предложил:
- А я кофе сварю. Ты любишь кофе?
Мужчина кивнул и резко развернулся на месте, удаляясь. У меня же как пластиковый пакет с головы сдернули. Такое облегчение я почувствовал. Плечи заломило от отпускавшего напряжения. Второе потрясение, и это только за утро, и все с этим красавчиком. На таком фоне даже поездка в Амстердам бледнела в своем эмоцианальном значении.
Готовить он не умел. Такое, казалось бы, непритязательное блюдо, как яичница, оказалась одновременно недожареной, подгоревшей, пересоленой (местами) и недосоленой (другими местами). Кроме того, он умудрился испохабить ее еще несколькими неведомыми мне, но явно чрезвычайно действенными методами.
Я быстро, почти не жуя, проглотил второй кусок и отодвинул тарелку. Резко захотелось курить. За то время, пока я ковырялся, Аль успел умять свою порцию и теперь потягивал кофе, разглядывая меня с видом крайне наглым. Может, он по-разному зажарил две половины одной яичницы?
- Хочешь добавку? - ласково поинтересовался я и, получив невинный кивок, отдал ему почти нетронутые объедки. Тот влегкую сожрал и это. И снова уставился на меня. Я напряженно побарабанил пальцами по столешнице.
- А у тебя есть родственники или друзья?
- Были. Родственники.
- Ээ... - я несколько опешил от такого ответа, - то есть тебе вообще не к кому пойти?
- А что, - процедил он, - выгоняешь?
- Да, нет, не прогоняю... живи сколько хочешь.
- Ну, конечно, - враждебно произнес он, - именно сколько Я хочу.
Я судорожно втянул воздух. За что? Нет, я конечно, не вправе ожидать благодарности лишь за то, что выполнил свой врачебный долг; но столько ненависти и презрения, сколько прозвучали в его фразе, превышало все возможные ожидания. От обиды чуть слезы на глазах не выступили.
- Ну уж не Я, - я со злостью закинул посуду в мойку и развернулся, закипая все больше. - Уж мне-то ты ни разу не сдался. Можешь сваливать прям сейчас.
- То есть... я тебе не нужен? - изумленно спросил он. Всё, бл..дь, финиш. У меня даже слов для ответа не нашлось.
Он встал, не сводя с меня заледеневших глаз:
- Значит, ты подобрал меня, дал имя, кормил, а пользоваться не собираешься. Для чего тогда?
- В смысле, для чего? - состояние тупого шока для меня уже, наверно, скоро перманентным станет. - И как это тобой пользоваться? Да от тебя вообще никакой пользы, даже готовить не умеешь!
С его лица словно осыпалась его надменная маска; тяжело дыша, он прижал руку к виску. Смотреть на это было тяжело, и я отвернулся: за неполные сутки я видел слишком много слабости некогда, несомненно, сильного человека; больше этого видеть не хотелось.
- Прости... за мой тон... я не думал, что ты... но мне правда некуда... - он тряхнул головой, прерывая свою несвязную речь. - Я пойду. Спасибо за гостеприимство.
- Пожалуйста, - машинально ответил я, наблюдая, как он направляется в прихожую. - Постой! - я догнал его и схватил за руку. - Куда ты пойдешь, ты ж говорил - тебе не к кому... Да и одежды у тебя нормальной нет... Оставайся.
Он усмехнулся:
- Твоя доброта просто невыносима.
- Может тебя побить - легче станет? - с нервным смешком предложил я.
- Не надо, - серьёзно ответил он и накланился, заглядывая мне в глаза: - Ты ведь не знаешь кто я такой, не так ли?
- Ну так расскажи, - шепотом ответил я. Шепотом, так как от его близости аж в зобу дыханье сперло и внезапно вспомнилась, как он прижимался ко мне с утра. Я отодвинулся.
Он некоторое время испытующе меня разглядывал, а потом осторожно улыбнулся:
- Спасибо. Ты каждый день спасаешь мне жизнь.
Красиво сказано. Я прям растаял, да. Почти не заметил как ловко перевели тему.
- Хоть как тебя зовут - скажешь?
- Альфред.
Так. Я схватил куртку и выскочил на лестницу, трясущимися руками доставая сигареты. Такими темпами мне никогда не бросить.
Аль вышел вслед за мной и сел рядом на корточки, отрешенно усмехаясь:
- Ты же сам меня так назвал.
- А раньше тебя как звали?
- "Эй, ты", - он встал и возвращаясь в квартиру добавил: - И еще по-разному.
Да. Тупняк и неловкость попеременно - вот мои спутники отныне. Я прислонился к стеклу и задумался об Экзистенциональном Ужасе. Ужас, думал я, затягиваясь, ужас, ужас, ужас.
***
Аль.
Конечно же, он не мог от них бежать. Разве можно куда-то деться, если в твоем теле вместо живительного потока синей марны ползают сухие ржавые гусеницы? Их острые шипы разрывали изнутри нескончаемой пыткой, по сравнению с которой ежеутренняя порка, и каленое железо, и раздавленные кончики пальцев - все это имело то преимущество, что тут мука не была беспрерывной.
Все хозяева любили наказаывать синим голодом, им нравилось, когда у них выпрашивали разрешение услужить; когда отчаянно изливали потоки красной марны, получая жалкие синие крохи в ответ. Во власти хозяина брать и дарить. И самый простой метод взять красное - это, конечно, трахнуть такого как он, Аль, измененную тварь, созданную, чтобы отдавать. Отдавать не по своей воле, как хозяева, а любому, кто соизволит взять. Взять, покормить синим, наполнив своей энергией, а потом делать, что хочется.
Когда-то он этого не понимал, полагал честью служить своему дому. Он не родился оборотнем и очень радовался, когда в 12 лет его послали на операцию Изменения, обнаружив красные способности. Ведь быть измененным, фамилиаром своей семьи - это тоже почетно. Куда лучше, чем ничтожным бездарным, годным лишь для пресмыкания. Измененные бойцы, наполненные синей энергией - это серьёзная сила, первая поддержка воинов-оборотней. Аль скоро стал лучшим из них, командиром отряда. Может, это потому, что отец всегда щедро кормил его. С 12 лет Аль приходил по вечерам в его кабинет, садился перед креслом и аккуратно, как кот, вылизывал ему пах. Это было похоже на игру с наградой в конце: он долго-долго собирал ртом синие искры, а когда тело отца выгибалось, выплескивая семя, вместе с ним выплескивалась и марна. Потом Аль просто сидел, сложив голову ему на колени, сильная рука гладила его по волосам, щедро изливая синее и даря этим бесконечное удовольствие. И время от времени Аль благодарно прижимался к члену родителя губами и коротко ласкал языком.
Через 15 лет отец погиб во время очередной разборки с враждебными родами Нарах и Шетар, и главой рода стал брат, Аред. Того раздражала "наглая заносчивость" фамилиара, и от него Аль узнал, как ломит тело от недостатка синего. И что если в тебя входят сзади, то невозможно снимать искры энергии в процессе, а надо терпеть и ждать слабой вспышки в конце. При минете, впрочем, брат дарил такую же слабую порцию марны, и ничего сверх того не было, никаких синих ласк после, жадные руки тискали его тело, только забирая. Такое обращение казалось отвратительным. Аль начал приходить к другим родичам тоже, но они были так же скудны, как Аред. Все бойцы в его отряде, оказывается делали так, компенсируя качество энергии количеством. Это было как грязь.
Отец был особенным во всем, и без него род сильно сдал. Очень скоро, не прошло и шести лет, их приперли к стенке и тогда его, Аля, отдали во вражеский род Нарах в качестве контрибуции. Глава Нарахов так и сказал - отдайте мне вашего знаменитого бойца вместо контрибуции или можете попрощаться с этими восемью миллионами.
Восемь миллионов. Так Аль узнал свою цену. Там, в чужом доме, он понял, что всего лишь вещь. И кто его хозяева. Постепенно он терял свою силу; ведь нельзя бесконечно выжимать сухой источник. Ему говорили, что он стал отдавать мало красной марны. Может быть; неудивительно что его продали через несколько лет в слабый род Дазан.
Стайн, второй оборотень Дазана, был исследователем и хирургом в клинике Изменения. Он утверждал, что красная отдача фамилиара не зависит от синего баланса. Гипотеза Стайна состояла в том, что широчайшего потока красного можно добиться при помощи специальных композиций наркотиков и боли. А синим можно практически не кормить, так, только для поддержки жизнедеятельности. Перспективная теория, в которой Алю предназначалась роль практического материала. Там, в подвалах госпиталя, бесстыдно распяленный на станке, он чувствовал, как красная марна истекает из него, словно из порванного шланга. Сначала он не понимал, чем он заслужил такое обращение, поэтому и сломался так быстро, не прошло и месяца, как он уже умолял и плакал, когда его связывали в очередной унизитильной позе (нет, это было уже даже не унизительно - привычно) и вздергивали; и старался угодить, хоть от него ничего и не зависело. За что, спрашивал он, когда его рот не был заткнут. А однажды его мучитель пришел с коллегой, и из их разговора стало понятно - не за что, а почему.
Синего не хватало, несмотря на то, что его постоянно насиловали: много энергии шло на заживление, и дело свое Стайн проводил часто не до конца, выдергивая член перед оргазмом, разрывая так контакт и лишая Аля синей дозы. А иногда и не начинал - развлекался, запихивая разные игрушки. Проход фамилиара был словно рана, его пронзала судорога боли при малейшем прикосновении. Впрочем, таких ран на его теле было много. Тогда он научился получать марну без спроса, когда палач касался его, истязая. Может, это был эффект от препаратов, медленно извращавших его природу, кто знает. Но тошнотворная похоть Стайна высекала, оказывается, такие же тошнотворные синие искры, и Аль собирал их и даже смог запереть во внутреннем резервуаре; за пределом надежды лелея картину того, как скопленный запас взрывается, испепеляя уродскую присосавшуюся к нему пиявку по имени Стайн, и его, Аля, заодно. Идиотская смерть, но лучше, чем сдохнуть куском мяса на скотобойне. Жалко, нельзя одновременно отправить и парочку коллег этого выродка к праотцам.
Конечно же, он не мог от них бежать. Даже если сможет разорвать оковы и сломать двери - ему некуда идти, он принадлежит Дазану, его возьмут прямо в здании, половина работников клиники из этого рода. С пустым резервом он слабее бездарного. Надо накопить достаточно, достаточно, чтобы уйти, думал Аль в минуты просветления, которых становилось все меньше. Разум тонул в безумии, отвратительно замешенном на животном страхе. Страх жил в нем постоянно, лишая всего человеческого, превращая в тупую трусливую тварь. Скрытый синий резервуар был как кувшин воды для помирающего от жажды, и когда-то его воля могла сдать. Совсем скоро он окончательно потеряет себя.
Однажды произошло нечто, вырвавшее из бесконечного падения. В тот раз ему дали очередную передышку, оставили спать не на станке, а всего лишь пристегнули ошейником к полу. Можно было шевелить всем, кроме шеи. Двери распахнулись, и он забился в жалкой попытке вжаться куда то под стену.
- Тихо, тихо, малыш, сейчас тебе хорошо будет, - Стайн погладил его по судорожно сокращающемуся животу (грязно-синяя искра) и пристегнул запястья к щиколоткам. Потом зафиксировал разведенные колени и расстегнул ошейник. Аль поднял голову и увидел в руках ублюдка шприц, заканчивающийся толстым металлическим штырем с шариком на конце.
- Пора принимать лекарство, - улыбнулся Стайн и, сжав его мошонку (Аль задергался, пытаясь свести ноги), принялся вводить эту штуку в мочевой канал.
Он бессмысленно рвался в своих путах и скулил, когда вдруг почувствовал, что может сжимать красный поток. Да что там, даже перекрыть! Стайн, ощутив спад, форсировал пытку, и Аль в ужасе раскрылся на полную мощь.
Оставшись через несколько часов один, все так же связанный, он закрылся. Он думал, что с ним сделают, если канал так и останется закрытым. И сможет ли он это выдержать. И еще он думал, сможет ли взять энергию насильно. Если так, то он стал таким же, как хозяева - в его воле теперь дарить или брать. И представил себе распятого Стайна; вот у кого бы он брал и брал, пока тот не сдохнет, и он бы постарался чтобы это произошло не скоро.
Выдержать это оказалось неожиданно легко. Побившись над ним меньше часа, Стайн сказал своему ассистенту:
- Сломался. Отвези его в кольцо, - и ушел, вытирая руки салфеткой.
Аль изготовился, но его не стали убивать. Даже не связали, сочтя абсолютно безвредным. И правда, что он мог сделать сейчас даже слабому оборотню. Это было бы не так легко и на пике его силы. Ассистент замотал его в мешок и вынес. Аль чувствовал свежий воздух, пока его несли по коридорам; а потом сладкий ветер - они уже на улице. Его запихнули во что-то тесное, оказавшееся багажником машины, и там он распутался, готовясь к убийству.
Ехали они долго, Аль несколько раз забывался тяжелым сном. Наконец, остановились. Крышка багажника распахнулась, впуская ослепительный свет. Они были одни в какой-то скалистой местности. Коллега Стайна коротко ругнулся, увидев, что пленник неудобно размотался и протянул к нему руки. Это были его последние слова: Аль вырвал ему горло. Тот даже не успел начать оборот.
Глава 4.
Вещи Аля мы вчера в машинку запихать-то запихали, но собственно стирку запустить забыли. И теперь ему действительно было нечего одеть - даже обувь, тонкие летние туфли, была все еще мокрой и в разводах соли. Пока он ходил по дому в облегающей одежде с моего плеча: с полурасстегнутой рубашкой и типа закатанными рукавами и штанинами - это еще было нормально. Но зимняя одежда в таком стиле - это непередаваемое впечатление.
- Я похож на дебила, - задумчиво заметил он, разглядывая себя в зеркале.
- До сих пор не привык? - невинно поинтересовался я и заслужил злобный взгляд в ответ.
- Прости, - фыркнул я, непонятно чему радуясь. - Тупая шуточка.
Я собирался в спортзал и Аль ехал со мной: в клубе был приличны аутлет, можно было бы обеспечить его гардеробом за относительно небольшие деньги. Сейчас же он радовал взгляд коротковатыми рэповскими штанами, шерстяным свитером и спортивным кенгуру до талии. В сочетании с летними туфлями и куцей ветровкой. Отпад.
Аль, все так же сердито оглядываясь, подошел к стиральной машинке.
- Двадцать минут осталось. Может, - он замялся, - подождем?
- Пойдешь в мокрых джинсах? - поразился я.
Он надменно кивнул.
- Яйца застудишь.
Аль прищурился:
- Ценю твою заботу о МОИХ яйцах.
- Подождем, так подождем, - буркнул я, краснея, и отправился смотреть "Доктора Хауса" на американском. А ну как в Амстердаме понадобится обсудить волчанку с зарубежными коллегами? И тут как раз я, знаток этого слова.
Через двадцать минут я поделился с Алем навыком пользования утюгом вместо сушилки, и мы, наконец, вырвались на волю. Ощущения были как на прогулке с чужим бультерьером без поводка. Аль шел слева, на полкорпуса сзади и плотоядно зыркал по стороном. Люпус, думал я. Волчанка. Пока мы дошли до остановки, я аж взмок; левое плечо свело от напряжения.
В автобусе он, широко раскинув по поручням руки, устроился на площадке для колясок - прямо напротив центральных дверей. Держал, по видимому, несчастный транспорт под контролем. Народ вокруг как-то рассосался. Я потоптался рядом, а потом, решив не загораживать обзор, ринулся на освободившееся сиденье и врубил плеер. Оксфордский справочник для клиницистов - вот что нам поможет. Родные латинские термины на безупречном роял бритиш всегда действуют как-то успокоительно и жизнеутверждающе. По дороге меня одолела гениальная идея: раздобыть медицинский словарь на немецком и положить его на музыку Раммштайна...
Я так увлекся живописанием свищей в заднем проходе (блин, к чему бы это?), что чуть не пропустил нашу остановку. Подскочил, как ужаленный, и, схватив Аля за руку, ломанулся на выход. Тот воспринял мое поведение без комментариев, и я бодро зашагал к спортцентру, усмиряя плоть: методично расслаблял мышцы. Те упорно напрягались, чуя опасность рядом, но разум все-таки победил подсознание. В здание я вошел уже с видом вполне небрежным, а осанкой гордой, но без деревянности. Так мне, во всяком случае, казалось.
Так-с, теперь снять с банкомата штук пять (дыра в бюджете), показать Алю вход в зал и девочек на регистратуре, и отправить его на шоппинг, благославя. Вот тебе пять крон, сын мой, и ни в чем себе не отказывай, гы-гы. Он остановился в дверях магазина и следил за мной, пока я не скрылся за углом (я обернулся; спокойно; спокойно).
В зале было хорошо - немноголюдно, но пара знакомых в наличии. Я сделал несколько разминочных кругов и подошел пожать руку Сереге - моему постоянному партнеру по железу.
- Жека, - сказал он, - бинтуйся, бл..дь. В присяде - главное бинтоваться и танкетки. Понимаешь? А потом, умелым подходом, - он пристроился к штанге.
- Умело, - согласился я со смешком.
- Да, бл.., я сказал умелым! - и он с диким ревом взял 90 кг.
Я заржал, чуть не выронив диск.
- Блин, Серега, я обосрусь с тобой рядом когда-нибудь.
Он не ответил - пошел на пять заходов. Зато уж потом оторвался, пока страховал меня в жиме: заливался (на ползала) соловьем о пользе растительного масла - ложками по утрам, особенно упирая на эффект здорового стула. Очередной прорыв в здравоохранении. Серега был программист и на работе, по собственному признанию, гонял яйца и читал умные книги.
Так мы трепались, веселясь и дергая иногда снаряды, - сначала о бабах (они Серегу соблазняли), потом о морали (Серега упирал на ее православие), а потом и о смысле жизни (тут мы запутались).
- Бл.., - сказал он, глядя вдаль, - ты посмотри, как идет, а?
Я оглянулся и, холодея, увидел в противоположном конце Аля, без страховки, легкими рывками взбирающегося на альпинистскую стенку. В том месте, где наклон стал градусов 80, он покачался на одной руке и вдруг сорвался. По всему залу прокатился единый матный выдох, но Аль уцепился где-то на полпути (вот для чего раскачивался) и спустился вниз в два прыжка.
- Ну, мужик, - восхищенно протянул Серега.
К Алю, что-то вопя, подскочила администраторша. Я быстро сунул другу руку, прощаясь, и направился к ним. Впрочем, к моему приходу конфликт уже разрешился: женщина что-то неуверенно лепетала об ответственности и технике безопасности, а мое личное наказание равнодушно внимало, остановив на ней стеклянный взгляд.
- Может хочешь покачаться? - предложил я, когда тетка свалила.
- Нет.
- Ну, ясно. Я, в общем-то, закончил. Будешь еще чем-нибудь здесь заниматься?
- Нет.
И мы пошли в раздевалку. Все-таки он был очень красивый. Это бросалось в глаза, когда он шел рядом в тонких спортивных брюках и гладкой футболке - я видел, как притворно равнодушно нас провожают взглядами девчонки из легкоатлетической группы. А еще сильнее это бросилось (и совсем не в глаза, блин), когда он вышел мокрый из душевой. От вчерашних ужасных ран на его теле остались только тонкие белые шрамики, и я завороженно наблюдал, как он ко мне приближается; шрамики - особенно на бедрах и низу живота - хотелось потрогать.
- У меня полотенца нет, - сказал Аль, остановившись совсем рядом. Я сидел на скамье, так что получилось, что лицо у меня оказалось как раз на уровне его... эээ... пупка. Наваждение какое-то.
- Возьми мое, только оно влажное.
Я развернулся к шкафчику, собирая сумку, и зашипел, неловко дернув рукой.
- Что, рука болит?
Он все так же стоял передо мной, только полотенце вокруг бедер обмотал.
- Ага, потянул.
- Давай я тебе помассирую - это поможет.
- Ну... давай... - я протянул ему руку, снова усаживаясь.
Тонкие пальцы впились в меня, как железные клещи.
- Блин, больно!
- Сейчас приятно станет, - живодерски усмехнулся Аль, и я откинулся, прикрывая глаза. Ну-ну.
Скоро на самом деле приятно стало. Боль медленно растворилась под его горячими ладонями, и я разомлел. Моя рука, казалось, лишилась кожи, а прикосновения Аля становились похожи на разряды удовольствия ведущие прямо... в мозг, подумаете, наверно, вы... я бы тоже хотел так думать... Сжимая колени, я смотрел на бледные четкие губы и опущенные пушистые ресницы. Хотелось, чтобы он их поднял, и с его лица исчезло это обманчиво смиренное выражение, сводящее меня с ума.
- Гля бл.. пидоры, - раздалось совсем рядом, и я дернулся, как обычно, не найдя сразу что ответить на неожиданную агрессию.
Секунду я глядел в невозможные янтарные глаза Аля, а в следующее мгновение он уже стоял в трех метрах от меня, и у его ног корчились пара молодчиков.
- Что происходит? - к нам подтянулось несколько мужиков.
- Мой друг - массажист, правил мне руку, а эти козлы нас пидороми назвали, - сориентировался я.
- Вот козлы, - согласился кто-то.
- Я из них сейчас самих пидоров сделаю, - снова вызверился Аль.
И его стали успокаивать и уговаривать, что придурки не стоят, чтоб о них руки марали. Я следил за ним с улыбкой: он явно играл на публику, и такое проявление его личности было неожиданным. Кто-то узнал в нем героя недавнего представления. Альпинист, восхищались им. Гопники смылись под шумок. Здоровенный, килограмм на 120, качок спросил:
- А ты хороший массажист? А то у меня спину ломит...
- Пятьсот крон за сеанс, Вить, - вставил я свои пять копеек.
Аль взглянул на меня с непонятной яростью, а потом кивнул Витьке на скамейку.
- Что, прям сейчас? - обрадовался тот, укладываясь. И взвыл, как только Аль сжал его мясистые плечи.
Постепенно Витька расслабился и явно начал получать удовольствие: принялся шумно вздыхать и как-то потягиваться. А потом вдруг сел и пробормотал:
- Все, больше не болит, - лицо его было красным. В душе смутно зашевелилось злорадство: не мне же одному все время мучиться...
Аль протянул мне купюру с ледяным выражением лица и злобно сжатыми губами. Ну, что теперь?
- Оставь себе, - хмыкнул я, - отдашь должок когда лишние появятся, - и понаблюдал, как медленно оттаивают его глаза. Очередные заморочки, которые мне не потрудятся разъяснить.
- Пойдем в кафешку пожрать?
- Хорошо, - он забавно склонил голову набок, - я плачу.
- Без вопросов!
Мне снова стало весело: после театра, устроенного им в раздевалке, я перестал воспринимать его присутствие как угрозу. Такой вот выверт подсознания. Люблю людей с чувством юмора, даже таким извращенным, как у Аля.
***
Аль.
Оборотни живучи, и безымянный ассистент Стайна умирал долго, не меньше часа. Все это время Аль сидел рядом с ним, вложив руки в открытые раны - одну на горле, другую в районе солнечного сплетения. И пил его боль и смерть. Раньше ему казалось, что энергия, рожденная их похотью и злобой, похожа на грязь? То, что он потреблял сейчас - походило на блевотину. Мир несправедлив, не позволяя Алю насладиться страданиями своих врагов, тех, кто пил его собственную боль, как драгоценное вино. Несколько раз его рвало желчью.
Он думал о том, что надо беречь марну и не тратить ее на восстановление - только критические внутренние повреждения. Что с ним не имели права так обращаться, и теперь он может вернуться в свой первый род или пойти в храм и выбрать любой другой. Точнее, пойти к тем, кто выберет его; но он не позволит использовать себя первым встречным ублюдкам. Он обладает властью над своим источником и сам будет выбирать. Но с другой стороны, кто приличный придет в храм, чтобы копаться в тамошних отбросах? Никакого выбора на самом деле нет, придется идти на поклон к родичам, этим трусливым тварям и предателям. Он заставит своего братца рыдать от наслаждения и умолять о ласке. Посмотрим тогда, способен ли Аред на что-то большее, кроме скудной вспышки грязи.
Как только он восстановит силы, то пойдет и выловит Стайна; и запрет его уже в собственном подвале. Там и решит его дальнейшую судьбу. Это, конечно, программа-максимум. Программа-минимум: добыть источник энергии, хоть самого захудалого рода и отправить Стайна со товарищи в преисподню; нельзя позволить, чтобы они взяли себе новые жертвы и отточили таки свою технологию. И документацию по этой самой технологии нужно забрать обязательно. Вообще-то, то, что пришло в голову одному выродку, неминуемо придет и любому другому, хоть не сейчас, а через 10 лет, все равно. К этому надо быть готовым; он изучит, какими его пичкали лекарствами, и найдет добровольца на испытания. Кто из синих бойцов откажется от полного контроля над энергией? Он найдет достойных и сделает их подобными себе. Достойных и преданных лично ему, Алю.
Оборотень наконец-то сдох, и Аль принялся сдирать с трупа одежду. Он уже и забыл, когда носил что-либо, кроме ремней. Хотя натягивать на себя эти грязные и окровавленные тряпки - очередная мерзость в череде таких же, в которые превратилась его жизнь. Или была с самого начала. Завалив тело камнями, Аль забрался в машину и бессильно положил голову на руль. Сознание на миг уплыло, и перед ним возникла потная харя Стайна. Сейчас хорошо станет, малыш, сказал он, и Аль в ужасе задергался. Он ударился виском о дверь и уставился на скалы, постепенно приходя в себя.
Ему казалось, что его душа и тело превратились в выгребную яму. Зачем ему искать преданных себе воинов. Чтобы сделать их своими рабами? Если он найдет средство обретения контроля, то этим надо поделиться со всеми, с кем будет возможность. Иначе может настать время, когда подобные ему будут иметь право на жизнь только в клетках. Это и есть его долг, и как удачно он сочетается с его же местью. А когда он исполнит это, можно будет спокойно перерезать себе горло. Просто чтобы избавить мир от скверны.
Мир, судя по всему, был полностью с ним согласен. Более того, он жаждал избавиться от скверны прямо сейчас. Бензин уже кончался, а Аль все никак не мог выбраться из проклятых скал. Ландшафт вокруг непрерывно менялся, он не ездил по кругу, это точно, но эти изменения были похожи на случайную генерацию. Потерялось даже чувство направления. Кольцо, вспомнил он, меня собирались бросить в каком-то кольце.
Он сбросил скорость и принялся прислушиваться к потокам энергии. На это медленно, но верно тратились запасы синего. Около немаленького обрыва обнаружилось искажение, и он вышел, пытаясь нащупать проход. Конечно же, он нащупался. Вот только чтобы его открыть нужно было потратить энергии в три раза больше, чем он смог бы выжать из собственного трупа.
Надо выспаться, подумал он, на свежую голову я что-нибудь придумаю. Искать дальше или ломать здесь. Но короткий, не больше получаса, сон не принес облегчения. Он снова оказался на станке в подвале, а изменчивые скалы вокруг - обернулись его горячечным бредом, к которому он рвался с настойчивостью безумца. Он несколько минут лежал, обхватив себя за плечи, на заднем сиденье, а потом вышел из машины, набросил на двигатель петлю сжигания и завязал ее на бензобаке. Потом завел мотор и столкнул автомобиль с обрыва, а следом бросился сам.
Прорыв съел все его силы, его еще хватило на то чтобы убедиться, что со штаб-квартирой рода он связаться не сможет, попав в слишком удаленный слой реальности. Без энергетической защиты при переходе деньги и пластиковые карточки в трофейном кошельке превратились в бессмысленные фантики. Он проверил всё в какой-то лавке. Храма в городишке не оказалось, а может такового не было вообще в данной задней складке мира.
Можно было ложиться прямо на землю и помирать, тем более, что и двигаться было уже невероятно трудно. Он просто загибался от боли синего голода. Впрочем, вырываясь из кольца, он умудрился пораниться, так что загнется теперь от банального кровотечения скорее, чем от энергетической недостачи.
Как глупо, думал Аль, надо было сразу взорвать себя вместе со Стайном. Он дотащился до прозрачной коробочки какого-то строения и почуял под собой пересечение тонких линий. Вот здесь можно и подохнуть, его посмертная энергия протечет по линиям мира и вопьётся в эту тварь инсультом и инфарктом одновременно. Вероятность, конечно, один к двадцати, но шанс есть. Еще больший шанс был навечно затеряться в кровавых кошмарах своих желаний или слиться с сознанием ублюдка Стайна, но думать об этом не имело смысла. Нет ничего вечного, решил Аль и приготовился умереть.
Глава 5.
Аль.
Погода в этом месте была подходящая - дождь со льдом и разносторонний, порывистый ветер. Не даст уплыть сознанию, лапочка, будет бодрить до самого конца. Каждому свое время, думал Аль, сосредотачиваясь. Всему свое место. Последняя медитация требовала звенящей пустоты, и он постепенно приближался к идеалу. Когда не будет ни времени, ни места - я останусь. Он прижал руки земле и сконцентрировался на образе Стайна и своей ненависти. Тонкие линии шевельнулись и пронзили его отвратительной выдавливающей болью. Аль застонал, отчаянно стремясь удержаться, не провалиться в разверзнутую пасть мира. Еще рано, его сознание разорвет на куски, и цель будет потеряна.
Копье - вот подходящая форма для путешествия по линиям мира. Осталось только собрать себя в нее. Но этого ему сделать не дали. Кто-то грубо тряхнул его за плечо, что-то говоря, и в мозгу разорвался огромный пузырь. Аль вскинулся в бессильной ярости и увидел какого-то мальчишку. Кажется, бездарный... Господин мой, подумал Аль, Владыка небес и бездны, я же никогда не нарушал твоих законов, за что ты ополчился на меня?
- Иди в клинику, - сказал мальчишка, - или тебе наряд вызвать?
Клинику?! Внутренности скрутил страх. Только не это. Храма здесь нет, а Изменяющие, видимо нашлись. Прямо вот в этом месте и нашелся один из них.
- Не надо наряда, - прошептал он, умоляюще хватаясь за держащую его руку.
- Тогда сам иди, - зло сказал Изменяющий и вырвался. - Знаешь куда?
Аль кивал, соглашаясь, что знает, пойдет, не надо никого вызывать.
- Так иди давай!
Страх придал сил и он смог подняться и даже отойти недалеко. Отчаяние острым комком сидело в груди и выло: вряд ли удастся снова провести единение, смерть будет бессмысленной. Он оглянулся в тупой надежде, что мальчишка уже ушел, и можно будет вернуться, и попробовать еще раз. И увидел, как тот говорит по коммуникатору, глядя ему вслед. Бежать!
Он рванулся в сторону деревьев, но собственное тело предало его, он упал, с трудом встал, и снова грохнулся, когда Изменяющий нагнал его и принялся издеваться. Куда это ты собрался, говорила эта скотская отрыжка бездны, сейчас с тобой разберутся. Что-то ты плохо выглядишь, глумливо добавлял он, в клинике тебе помогут.
За что, спрашивал Аль. И просил: оставь меня. Он пытался вырваться, но его нелепое трепыхание насмешило бы и пятилетнего ребенка. Парень снова достал коммуникатор, и Аль затаился, собираясь с силами - чтобы резко выкинуть руку и схлопнуть чертову штуку. Сломать, естественно, не удалось. Изменяющий встряхнул его в наказание и попытался отойти и опять позвонить, но Аль вцепился ему в ноги, не пуская.
Невыносимый кретинизм ситуации превращал последние часы его жизни в дешевый фарс: теперь он таскался на коленях за каким-то бездарным в дебильной борьбе за телефон. Бездарным, каких он раньше мог загасить одним движением пачку. Зря этого не делал.
Между тем, бездарный Изменяющий смотрел на него с какой-то растерянностью на юной смазливой мордочке и пытался куда-то отволочь. Аль сопротивлялся с невесть откуда взявшимися силами.
- Я понимаю, что ты не хочешь в клинику, но я не могу позволить тебе бродить в таком состоянии. Где дом твоего рода?
Еще бы ты не понимал, злобно подумал Аль, и ответил:
- У меня нет дома.
Что, с самоубийственным злорадством думал Аль, следя за недовольной гримасой мальчишки, не получится срубить денег с моего рода? Придется в клинику тащить, на опыты. Может там что обломится.
- Пойдешь ко мне, - решил мелкий, и Аль закинул голову, заглядывая в его глаза. Неужели удача вернулась, и этот парень принадлежит какому-нибудь роду оборотней? Иначе на что ему сдался дохлый фамилиар? Только бы хозяева этого пацана захотели попробовать его сразу, Аль бы показал свою пользу... Его накормят, и программа-минимум снова станет реальностью.
Отчаяние и страх отступили, и в этот момент он вдруг понял, откуда у него взялись силы на борьбу. Яркая, искрящаяся холодом синяя энергия рвалась из мальчишки, невероятная концентрация заставляла просачиваться ее сквозь одежду и незаметно впитываться в тело Аля. Неужели оборотень?! Но ведь второй формы не видно.
Странный невылупившийся оборотень еще что-то говорил, и Аль со всем соглашался, кивая. Он вцепился в этого недооборотня и послушно пошел за ним. А может, парень просто ловко скрывает вторую форму по своим расовым причинам? Расово-гнусным причинам, подумал он, когда оборотненыш отцепил его от себя и втолкнул в угол стеклянного домика.
В автобусе тот снял перчатки, и Аль жадно уставился на его руки, надеясь на прикосновение. Синяя марна переливалась на кончиках его пальцев, дотронуться только - и пройдет сводящая с ума боль. Но оборотень, окинув свое приобретение оценивающим взглядом, равнодушно отвернулся к окну. Своеобычная их бессмысленная жестокость - отказать в ничего не стоящей для себя мелочи. Я стану сильнее и никому не позволю с собой так обращаться, обещал себе Аль, болезненно стискивая плечи. Скоро все изменится, надо только потерпеть, еще немного потерпеть. А если что-нибудь пойдет не так, то можно будет схватить его за руку и выпить так неосторожно выставляемую энергию. Одного глотка такого сокровища хватит на многое...
Мальчишка привел его к многоквартирному дому. Неужели живет один? Оборотненыш снова спросил его имя рода. Словно не верил, что нашел свободного бойца. Дай мне свое имя, отвечал Аль. И тот в насмешку назвал какую-то пустую кличку. Не веришь, подумал Аль, стиснув зубы от очередного унижения, и правильно делаешь.
Пацан и правда жил один, никто их не встретил в маленькой квартирке. Он затолкал Аля в крошечную купальню и велел приготовиться. Кожу щипало от воды, она стекала по белой эмали красными струйками, но ему казалось, что он мог бы простоять под теплым душем вечность. Как давно у него этого не было.
Но надо было торопиться, хозяин сказал: быстро. Хозяин! Аль горько скривил губы: рабская натура всегда найдет под кого лечь. Самонадеянная глупость - полагать, будто его сделал таким Стайн; или ублюдки из Нарахов. Как родился рабом, так и был им всю жизнь, думал он, с остеревенением втирая шампунь в волосы. И сейчас того же хочешь. Он тщательно подмылся и оглянулся в поисках клизмы: хотелось, чтобы оборотнёнку было приятно, все-таки тот нормально отнесся к найденному на улице отбросу, почти по-человечески. Искомого предмета на виду не оказалось. Может ваты в задницу напихаешь, ничтожество, обратился он сам к себе. А что, чистенько так будет, аккуратненько. Но не последовал собственному глумливому совету: слишком неприятные воспоминания с этим были связаны, когда обслуживать приходилось сразу многих.
Он завернулся в полотенце и вылез из ванны. Ждал, переступая босыми ногами по кафелю; живот подводило от тревожного нетерпения; скоро, скоро боль пройдет. Парень все не шел, и Аль, подумав, выключил свет. Ему не хотелось, чтобы мальчишка увидел, как он низко пал и какое отношение терпел.
Это он зря сделал, как выяснилось: просьбу занятся этим в темноте оборотень воспринял с яростью, мгновенно свернув свое прекрасное синие сияние и заполыхав черным. Аль, ужаснувшись, упал на колени и принялся дрожащими руками расстегиват ему штаны, в надежде вернуть сверкающий синий свет, но тот толкнул его на пол. Аль понятливо встал на четвереньки и оглянулся: в него же не собираются вливать это черное? Оборотень-психопат вроде начал успокаиваться: втянул свою жуткую тьму, выпустил густую ультрамариновую энергию и, сморщившись, смотрел на него. Мужчина прогнулся посильнее и раскрыл красный источник. Сейчас все наладится.
Слова хозяина прозвучали, как удар хлыста:
- Ты меня не так понял, я не для этого тебя взял.
Господи, для чего же, подумал Аль, бессильно сворачиваясь в комок. И еще: для чего ты ополчился на меня? Бессмысленный разговор с Владыкой небес и бездны, снова и снова повторяющийся в его жизни, прервался рыданиями. Безумная надежда, лопнув, обернулась слезами, и он никак не мог их удержать, хоть и изо всех сил прижимал ладони к глазам.
Оборотень сел рядом и положил руку ему на голову. И Аль захлебнулся искрящимся синим холодом: тонкая рука гладила его по волосам, с немыслимой щедростью изливая ледяные потоки марны.
- Все будет хорошо, - обещал хозяин и называл его истинным именем: Аль, выворачивая этим душу.
А потом вдруг предложил: - Может тебя в надзор сдать?
Это так не вязалось с его предыдущими действиями и обещаниями, что Алю показалось, будто он, Аль, сходит с ума. Он подобрался, глядя на хозяина. Резерв его был полон под завязку, хватило даже утолить немного синий голод. Он чувствовал, как запускается в организме регенерация. Теперь он может уйти и выжить, если этому сдвинутому Изменяющему так хочется любиться с надзором.
- Нет, - сказал Аль, и оборотненыш не стал настаивать. Его вдруг одолела очередная бредовая идея: устроить фотосессию.
Аль послушно позировал, захоти сейчас пацан танцы и пляски зулуских воинов, он бы и это исполнил, такая благодарность переполняла душу мужчины.
Он напрягся только тогда, когда хозяин заставил его нагнуться и одел резиновую перчатку: часто задышал и закусил запястье, готовясь смиренно принимать разрывающую боль. Но тот всего лишь запихал в него какое-то лекарство, помогающее восстановлению. А потом, видимо загоревшись мыслью поверхностного форсирования регенерации, принялся смазывать и заклеивать все раны и ожоги.
Аль блаженно вздыхал и ёжился: прикосновения дарили ярчайшие синие искры, сначала холодные, заставляющие щекотливо вздрагивать, а потом потеплевшие, порождающие чувственные мурашки. В ответ он отдавал оборотнёнку маленькие вспышки красного и украдкой следил за тем, как тот это принимает. Лицо юноши ему казалось симпатичным и странно одухотворенным, словно грязь всего мира не могла его запачкать. Он вдруг вспомнил, что парень называл себя по коммуникатору. Жека, вот как его имя.
Лечебный сеанс закончился мимолетной лаской внизу живота, от которой по телу разлилась жаркая волна. Никогда в жизни Аль не испытывал такого удовольствия, как от этих невинных действий. Парень ушел, оставив ему одежду - мягкую, чистую и теплую, мужчина зарылся в нее лицом, ощущая почти счастье. На кухне его ждала еда - два огромных сэндвича, показавшиеся необыкновенно вкусными.
Жека, засыпающий на ходу (слишком интенсивный энергообмен утомил), куда-то ушел и через некоторое время оттуда крикнул, где находится гостевая комната. Он так и не стал пользоваться своим фамилиаром по назначению, хотя практически полностью восстановил его. И верно, решил Аль, кого вдохновит его исхудавшее и избитое тело, надо подождать, пока он снова обретет форму. Выключив свет, Аль пробрался в свою спальню и нырнул в постель. Он не удержался и с чувством погладил свежие простыни - это чувство понятно, наверно, только тому, кто несколько месяцев спал на грязном полу или подвешенным в оковах.
***
Жека
На выходе из спортклуба мы встретили Серегу и соблазнили на совместный обед. Соблазнял, конечно, я, но главной завлекалочкой у нас послужил молчаливый, как обычно, Аль.
- Бл... мужики, мне вообще-то на работу надо, - говорил Серега, не отрывая детски-восхищенного взгляда от моего спутника.
- Да знаю я, как ты на работу ходишь, - хмыкнул я, - чтоб мне всю жизнь так отдыхать, как ты работаешь.
- Не, ну, у нас тоже авралы бывают, - проявил он профессиональную гордость. - А, ладно, пошли нах...
- В смысле, пожрать, - довольно заключил я. - Аль угощает!
- Я бл.. пробовал по этой стенке взбираться, - вещал (очень громко) Серега за столом, - с пол пути нае..нулся.
- Че, жопа перевесила? - заинтересовался я.
- Да, жопа у меня что надо. - Польщенно заметил он. - Ты, Жека, на присяды налегай - и у тебя такая же будет. - Он развернулся к Алю: - А ты альпинист, да?
- Приходилось, - сдержанно ответствовал тот.
- И на натуральные скалы лазил?
- Да. - Он покрутил в руках стакан с соком и явил, судя по всему, акт невиданной любезности и прямо таки откровения: - В армии.
- А что за войска?
- Особые.
- Спецназ, что ли? - Серега подался вперед: - И в горячих точках был?
- А вы, позвольте, с какой целью интересуетесь? - сурово прищурился Аль, и мы с Серегой заржали. Аль снисходительно усмехался.
- Бл... вот это жизнь, - говорил Серега, - скалы, моджахеды... романтика. Не то, что у нас - сидишь целый день за компом, как лох.
- Я не сижу, - оскорбился я.
- Ну да, я понял, ребята, лох тут только один, и это - я. - Он ухмыльнулся, глядя на меня: - А ты, значит, сутками приносишь пользу человечеству как ээ...
- Кадуцеем в жопу ужаленный? - подсказал я.
- Жека, - засмеялся мой друг, - а что такое кадуцей?
- Не знаю, - сознался я, - что-то римско-католическое, по-моему.
- Ты бл... умный, - протянул он как-бы с уважением.
- Интеллектуал, однозначно, - не смог не согласится я.
- Знаю я твою пользу человечеству - сестричек в ординаторской осеменять.
- Молчи уж, спермодонор-террорист, - выдавил я севшим от смеха голосом. Серега одно время носился с идеей крайней доходности спермодонорства. Но реальность разбила его меркантильные мечты - дело это требовало строгого режима и воздержания.
- Вот ты, Жека, как врач-убийца, должен заценить. Прикинь, мужика в подвале бойлером задавило, так он сутки там лежал, а потом решил себе отпилить руку. Спасатели пришли как раз, когда он заканчивал.
- Суров мужик, - оценил я и покосился на Аля. Вот кто явно не стал бы ждать сутки. Дай только в руки ножовку. - И как - отпилил? В больнице пришили?
- Не, там отрезали нах..й. Уже гангрена пошла.
- Нда... а что он с пилой в подвале делал?
- Бойлер пилил, наверно. - Серега снова засмеялся, - Наверно жена достала: сходи, типа, да сходи бойлер починить. Когда ты от своего бл..дь футбола оторвешься.
- Да чтоб у тебя рука отсохла, - поддержал я. - Которой ты за телеком дрочишь.
- Ага, - уже откровенно заливался он, - жена ушла, бойлер отвалился. Сходил, бл..дь, попилил.
- А вот был бы у него короткоствол, - я со значением посмотрел на Серегу. Тот был восторженным почитателем Гоблина и тему короткоствола уважал.
- Да, - радостно согласился он, - все закончилось бы совсем по-другому.
- Короткоствол, - заметил Аль, - вещь полезная. Но длинноствол все-таки лучше.
- А почему, - спросил Серега, аж рот раскрыв от уважения.
- Кучность выше. - Аль сделал вид, что передернул затвор винчестера и повел стволом по залу. На мгновение я встретился с его желтыми прищуренными в прицеле глазами, а потом он нажал курок. Стул за нашими спинами грохнулся и разлетелся на куски.
- Бл... что это было?! - подскочил Серега (я молча оху..вал).
- Стул упал, - равнодушно ответил Аль и схлопнул винчестер.
- И развалился, - истерически рассмеялся я.
Все так же загибаясь от хохота, мы вывалились из несчастной кафешки.
- Ну, давай, Жека, удачи! - Серега с рамаху врезал мне по плечу.
- Бл... что это было?! - просипел я, чуть не свалившись. Блин, нельзя столько ржать, но с Серегой по-другому просто невозможно.
- Стул упал, - загоготал тот и, пожав руку Алю, свалил на работу.
Мы не спеша пошли в сторону супермаркета - надо было закупиться продуктами. Я покосился на Аля:
- А ты, значит, в армии служишь?
- Сейчас перерыв был, - ответил он со странным выражением.
- Вот как... и когда снова в строй? - спросил я, ощущая какую-то ирреальность.
- Три дня.... дай мне отдохнуть три дня.
Глава 6
Аль. Бесконечные небеса
Алю снились горы. Из тесной комнаты, заставленной вычурной мебелью, он проваливался в огромное небо своего детства, с жарких простыней - в пряные травы. Он снова был десятилетним мальчишкой, бегущим, раскинув руки, вверх. Его маленькое тело переполняла собственная, незаимствованная сила, он летящими прыжками преодолевал крутой скалистый подъем и, добегая до вершины, срывался с обрыва, чтобы лететь теперь по-настоящему, хотя и вниз. Километровая пропасть, легкие толчки от крошечных уступов - падение было почти беспрерывным, опрокинутая земля вдруг застывала, с фотографической точностью запечетлевая каждую миллисекунду полета - и продлевая ее на минуту. Небеса разверзались бездной и переворачивались, а он падал в них.
Посредине пути он останавливался, находя подходящую площадку, и смотрел, как розовые и золотые облака переползают через столовые горы. Некоторые из них были похожи на грибы, а на их опасно балансирующих шляпках росли деревья. Алю нравилось воображать себя живущим на одном из этих недоступных воздушных островов. Гористая страна казалась бесконечной и он ни разу не спустился по одной дороге и не остановился на одной площадке. Достигая дна, он смеялся, ветер путался в его волосах, вырываясь, а душа все еще летела ему вслед.
А в следующее мгновение он шел по коридорам клиники Изменяющих и с томительным ужасом ощущал свою тогдашнюю радость и гордость. Нет, подожди, беззвучно кричал он вслед глупому светловолосому мальчишке, но тот снова и снова уходил, не оглядываясь, в свою новую жизнь, полную обещанием невероятной силы. А Аль запутывался в переходах и операционных, превращающихся в пыточный подвал, в его постоянный кошмар, который он каждый день видел наяву, а теперь каждую ночь, видимо, будет - во сне.
Он слышал звук открывающейся двери и опять бился в оковах, словно животное, непонимающее бессмысленности этих движений. Кошмар милостиво расступался, не давая приблизиться палачу, и он снова оказывался где-нибудь на вершине спирального холма под прозрачным небом. Далекое счастье разрывало сердце болью, и вот он, снова двенадцатилетний, бежит, радостно подпрыгивая, по клинике навстречу судьбе и одновременно кричит сам себе: нет, пожалуйста, остановись, не надо меня калечить. Мальчик никогда не останавливался, а он опять терялся и оказывался в подвале, а Стайн каждый раз подходил все ближе.
Из этого круга было невозможно вырваться. Стайн наклонился к нему, придя по пятому разу.
- Тихо-тихо, - сказал он, гладя Аля по голове, - тебя никто не обидит.
И в его руке заполыхало ледяное пламя энергии. Жека! Аль проснулся и прижался к своему спасителю всем телом. Он наплевал на всякие приличия и упросил Жеку остаться на всю ночь. Удивительно, но тот согласился. Он проявил только легкое недовольство, когда Аль недоверчиво таращился на него в темноте, велев отвернуться. А потом обнял; и синяя и красная марны сплелись вокруг них коконом, даря защиту.
Аль подумал, что ни разу не взобрался на воздушные острова столовых гор, как мечтал в детстве. Хотя уже через год после Изменения у него достало бы сил сделать это. А еще через пару лет он бы смог приземлиться туда на крошечном истребителе - любимой "Мурене". С ювелирной точностью - прямо в точку равновесия, как и подобает синему воину. Но так никогда этого и не сделал. Как можно было забыть. Он несколко раз просыпался и снова уходил в прекрасный сон без сновидений. Но в перерывах с мучительной тоской вспоминал, что забыл что-то важное. Только что?
***
Последний раз проснувшись, он обнаружил, что уже давно настал день. Жека куда-то смылся. Аль потянулся, ощущая звенящую силу. Ха, этого хватит на маленькую войну! Он вскочил с кровати, свивая вокруг себя щиты (5-я степень защиты) и сделал один из малых комплексов подготовки. Получился "Вой теней". Тенями, подумал он, скоро станут мои враги, а их вой будет вечно услаждать мой слух. Хотя что-то там это другое символизировало. Твердость духа на изнанке мира, кажется. Ну, это нам тоже пригодится. Аль подавил желание зловеще расхохотаться. Все-таки предозировка марны имеет свои последствия. Сложно удержаться и не вести себя, как придурок.
Он быстро оделся, думая о Жеке. А с ним как себя вести? Парень удивительно щедр; что же будет расплатой за такое изобилие? Он сжал челюсти, представив себе различные варианты. Ладно, рано себя накручивать. Всегда можно сбежать, если что. Если что, кстати? Каков порог его терпимости? Сколько лет он позволял делать с собой практически что угодно? Почти столько же, сколько служил роду Нарах. Аль снова сдержался и даже не пнул подвернувшийся пуфик.
Он проскользнул между отражениями стен, ища хозяина. Хорошо быть воином. Стыдно вспомнить, что ночью он чуть ли не позавидовал участи бездарных, жалея о своем Изменении.
Жека почуял его приближение и вышел навстречу. Пацан выглядел таким забавным со своим нежным тонким личиком; взъерошенный, как драчливый воробей. Красная энергия бурлила в нем, переполняя и побуждая к агрессии. Он вцепился в легкий модерновый стульчик так, что аж пальцы побелели. "Неужели хочет пристукнуть меня этой штукой", - удивился Аль, - "расплавить железяку, чтоб не повадно было!" Но опять сдержал свой злобный порыв. В случае чего эту самую железяку можно скатать в шарик просто руками, не тратя резерва.
Жека, между тем, передумал рукоприкладствовать, справившись, по-видимому, с велениями марны. Вместо этого он поразил Аля совершенно неожиданным ходом - решил запрячь того в приготовление еды. Ах, да мальчик же жил один, даже без прислуги.
Вообще-то, Аль любил готовить (для себя) и обожал всякие экзотические блюда. Но местный рефрижератор таил в себе лишь птичьи яйца в коробочке. Какая мерзость! И что с этим можно сделать?
Аль брезгливо потыкал в белесые шарики ножом и вспомнил, что синебрюхие каперианцы готовили из чего-то подобного свою ритуальную вздржрачку. Говорят, она приводит их в неистовство перед боем. Он прикрыл глаза, вспоминая рецепт, и приступил к священнодействию.
Вздржрачка удалась на славу, прям по канону. Попробовав ее, Аль понял, что готов впасть в неистовство. После такого-то. А Жеку аж перекосило. Пацан совершенно не оценил изысков сакральной каперианской кухни и отдал свою порцию Алю. А может не захотел в неистовство впадать?
По правде говоря, мужчину самого с души воротило от одного вида этой еды. Хотя, казалось, с чего бы. Это ж не с пола помои жрать. Убью, подумал он, вспомнив о помоях, и проглотил вздржрачку, не заметив. Жека же, запив вкус кофием, принялся его бесить, снова выспрашивая о роде.
- Нету у меня рода, - говорил (спокойствие, спокойствие) ему Аль. - Раньше был, а теперь нету.
- И значит совсем некуда пойти? - спрашивал тот с неким гнусным подтекстом. Вместо того, чтобы прямо выкладывать конкретные требования.
- Нет, - скулы сводило от злости. Он что, теперь должен на коленях умолять выдать свое предназначение? - Неужто гонишь?
Мальчишка занервничал:
- Да нет, оставайся. Сколько хочешь.
Ах, ты, гаденыш, подумал Аль, окончательно зверея.
- Конечно. Именно я. Именно хочу.
Жека захлопал глазами, бледнея, и вдруг заорал:
- Да ты мне вообще не нужен!
Ну, да. Таким, как ты, всегда что-то нужно. А конкретно - все и еще в два раза больше. Сколько можно разыгрывать представления. Аль встал, желая покончить с этой комедией:
- Так для чего ты меня подобрал? Кормил и дал имя?
Его законный вопрос породил совершенно невероятный ответ:
- Ни для чего. Какая от тебя польза. Можешь проваливать прямо сейчас.
Аль застыл в ошеломлении, понимая вдруг, что это правда: его отпускают. И еще: о нем позаботились просто так, из жалости; вот откуда этот холод в ощущении даруемой энергии. Никто никогда его не жалел, и Аль просто не знал, что это чувство такое ледяное. Неблагодарность, - он прижал ладонь к виску, - оказывается, вот что мне удается лучше всего.
- Прости, - прошептал он, - я не думал, что ты... - он прервался, не найдя (впервые в жизни) нужных слов, и постарался взять себя в руки: - Спасибо. Я пойду.
Жека догнал его у выхода. Схватил за руку, говоря что можно остаться - раз пока некуда идти. Он сводил с ума, предлагая одновременно свободу и гигантский шар горячей на этот раз марны. И Аль, потеряв разум от жадности, повелся, как ребенок - взял конфетку у доброго дяди. Энергия хлынула прямо в мозг (сразу обнаружилось пустое место) и размазала его по стенкам черепа тонким слоем.
Аль отчаянно боролся за восстановление контроля. От него осталась только оболочка, судорожно имитируящая самое себя. Все Жекины закидоны немедленно перестали удивлять, бесить и вообще иметь какое-либо значение. Он еще смог спросить у мелкого:
- Ты хоть понимаешь, кто я?
Но тот ускользнул от ответа, устроив очередной концерт по заявкам. Аль его проигнорировал, и это оказалось лучшей тактикой при общении с психопатами: пацан сам успокоился и быстренько нашел себе новое развлечение. Он натащил кучу одежды, и принялся наряжать Аля, как куклу, собираясь тащить куда-то на улицу. Все было тесным и коротким; Аль, очнувшись на миг, прервал эти малолетние забавы, заявив, что предпочтет вчерашние обноски.
И долго, с непристойным удовольствием таращился в центрифугу, куда были запиханы эти самые обноски. Вытащить их немедля в голову не пришло. Он дожидался, когда центрифуга сама выключится (двадцать минут до конца цикла, сообщало электронное табло, и Аль радостно об этом возвестил). Все-таки тяжело жить без мозга. Потом он с невероятным терпением понаблюдал, как Жека зачем-то прожаривает вещи утюгом; даже попринимал в этом участие. Более идиотского применения почтенному пыточному инструменту было бы трудно придумать.
***
К тому времени, когда они вышли из дома, Алю удалось адаптировать большую часть марны. Теперь приходилось сдерживать самопроизвольную боевую транформацию: крышесносительная доза энергии постоянно грозила сдетонировать. Всех убью, думал Аль, оценивающе присматриваясь к окружающим. Достойных противников в округе не было. Недостойных тоже. Один останусь, удовлетворенно заключал он, и снова ищуще озирался.
Все-таки, - думал он уже в автобусе, когда способность к этому действию немного восстановилась, - Стайна надо будет поблагодарить. Во время долгой и мучительной его, Стайна, смерти. Ведь вздумай Аль раньше поглотить такое количество синего, его бы разорвало, как хомяка от 50-го калибра. А теперь - не прошло и часа, а хомяк практически адекватен. А как, интересно, Жека справляется с красным? Мужчина покосился на своего маленького хозяина. Тот вел себя в кои-то веки правильно: сидел в глубокой медитации, нацепив наушники, и переваривал марну.
Аль снова перевел взгляд на двери. Те как раз распахнулись, казалось, прямо в небо: автобусик взбирался на холм. И, наблюдая за медленно вползающей внутрь старушкой, Аль обратил, наконец, внимание на небеса этого мира. Они просвечивали черным.
***
Весь оставшийся день Аль провел в милых детских забавах. Он накупил себе в магазине одежды в рабочем стиле. "Скиталец", было написано на этикетках, и ему очень понравилось звучание этого слова. "Ранглер" - тихо сказал он, тренируя перед зеркалом трудолюбиво-честное выражение, подходящее к новому образу. Пожалуй, стоит взять себе другое внешнее имя. Ранглер. Нормально звучит.
Он снова попытался изобразить на лице любовь к простому труду, и отражение в ответ перекосилось в сложноописуемой гримасе. Как будто обосрался, - с неудовольствием подумал Аль, - и пытаюсь понять, кто в этом виноват.
Полное отсутсвие всяких актерских способностей убивало. Раньше это было не нужно, и он даже не подозревал о собственной бездарности, а теперь могло бы пригодиться. Втереться в род Нарах, например, изменив свой энергетический рисунок, и довести торгашей до разорения. Он скорчил зверскую рожу (удачно получилось) и напомнил себе, что Нарах - вторая цель. Первая - род Дазан, архивы Стайна и собственно ублюдок Стайн со коллеги.
В голове возникло несколько схематических планов захвата. Парочку он сразу отсеял, а остальные оставил для дальнейшей разработки под номерами Гимел, Гимел-бис и Гимел-бис-штрих. Причем Гимел-бис имел все шансы стать Алеф-бис или даже Алеф: первый аналитический заход частенько бывал самым удачным.
День на отдых и полное восстановление, решил он. Завтра испытаю пределы своей энергетической емкости. Послезавтра - сосредоточение. Пожалуй, пределы можно начать испытывать прямо этой ночью... А для этого надо бы приручить Жеку. Вот, где бы еще пригодился талант лицедейства!
Оборотненыш сейчас вроде добрый, размышлял он, идя на поиски Жеки. Но кто знает, какая моча в голову ударит ему в следующую минуту. Алю в руки попалось сокровище, настоящая драгоценность. Но только какое-то психованное.
Сокровище нашлось, где и следовало ожидать - на детской площадке. Только детей там что-то не наблюдалось. Аль полазил по стеночке, а в раздевалке удалось подраться. А прямо перед этим - потискать щедрую ручку хозяина. Ну, точно, начальная школа! Правда, Жеке все же удалось взбесить его - когда тот вздумал заставить Аля обслужить какого-то бездарного. Но, судя по всеобщей реакции, местные обычаи не предполагали в этом ничего оскорбительного. Вроде даже наоборот. Так что пацана пришлось простить. А еще Аль познакомился с Жекиным другом. Еще один забавный малолетка, только переливался он никогда не виданной зеленой энергией.
- Серега, - представился тот, протягивая руку, и Аль с интересом прикоснулся. Приятно, как будто весенняя степь. Но бесполезно. Жаль.
Жека с Серегой трепались и веселились, а Аль расслабленно за ними наблюдал. Они были как самоцветы на фоне булыжников - можно любоваться бесконечно.
***
Дома Жека почти сразу подключился к инфотерминалу, и Аль, проходя мимо, покосился на экран с неприязнью - там было что-то профессиональное. Отвратительная все-таки у парня профессия. Может из-за этого он такой неправильный?
Он остановился около полок с книгами. Ага, подходящий способ изучения объекта.
- Можно почитать?
- Да, конечно, - хозяин подошел, как-то смущенно улыбаясь. - Но здесь, в основном, всякая муть. Вот, - он ткнул в угол, пестреющий яркими суперобложками, - детективов немного.
Понятно. Скрываемся. Аль присмотрелся к мути и выбрал с полтора десятка энергетически запользованных томиков. Жека ревниво вздохнул, явно жалея об опрометчивом разрешении, и вернулся к терминалу.
Аль же с удобством устроился в кресле, веером разложив любимые книжки мальчика на журнальном столике. Первое произведение повествовало о безумии: взгляд изнутри. Через пол часа Аль его захлопнул, одолев, и посмотрел на заглавие. Ницше. Он отодвинул подальше еще две книги того же автора. Следующая была интереснее - автор пытался понять природу стадной злобности бездарных, а рассказал о своей боли. Аль продрался сквозь наукообразные конструкции, которыми автор прикрывал эту боль и слегка пожалел, что тот уже умер. Эрих Фромм, он провел пальцем по имени на обложке. Каков был цвет твоей энергии?
- Я проголодался. Приготовлю ужин.
- Не надо, я сам! - поспешно вскочил Жека.
Аль даже оскорбился: они ведь накупили кучу еды. Значит, как из всякой дряни готовить - это ему, Алю. А из нормальных продуктов - так сам. Ну-ну.
Он немножко почитал про Изменяющего, изучающего средства массового мучительного поражения бездарных (Альбер Камю. Чума), а потом пошел мстительно доставать Жеку.
- Давай я тебе помогу, - цеплялся он к бедняге. Тот нервно улыбался:
- Нет-нет, не стоит.
- Я могу что-нибудь порезать, - он ходил за мальчишкой по следу с ножом, - я хочу принести пользу.
- Ты очень, очень полезный, - уверял Жека, осторожно забирая нож. Аль прижал его к стене, уперевшись по обе стороны руками, зарылся носом в мягкие волосы у ушка, и прошептал, едва не касаясь губами нежной кожи:
- Позволь мне это доказать.
Жека, вздрогнув, на мгновение застыл, а потом забился, вырываясь. Аль отступил на два шага и окинул его довольным взглядом. Нет, ну, точно - драчливый воробей. Взъерошенный, раскрасневшийся и с ножом.
- Ну, ладно... - начал Жека, сдаваясь.
- Меня оскорбляет твое недоверие к моим кулинарным талантам, - быстро заявил Аль и смотался, пока не запрягли. Как там злобный Изменяющий в занимательной книжке - всех убьет?
Глава 7.
Жека.
Мне все-таки удалось изгнать Аля из кухни. Представляю, что бы он сотворил с картошкой и мясом. С его-то "кулинарным талантом"! По-моему, надо мной просто издевались. Я принялся нервно строгать картохи. Мысли упорно крутились вокруг сцены, предшествующей этому, с позволения сказать, изгнанию. Жаркий шепот, от которого съежилась кожа на шее и плечах, а член немедленно встал. И наглющая физиономия Аля - словно сметаны объелся. Так бы и швырнул. Тапком.
Я побросал все в сковородки и грустно пристроился рядом - следить. Грустить было от чего: не каждый день узнаешь, что ты пид... в смысле, о своей нестандартной ориентации. У меня стоит на парня. Определенно. На этот раз на утренний стояк не свалишь. (А если вспомнить вчерашний вечер...) Я представил себе Лену, свою любовницу:
- Вообразите себе, Элена Николаевна, душа моя шевелится в присутсвии мужчины.
- Какое любопытное наблюдение, Евгений Петрович, а в какой позе, позвольте поинтересоваться?
Улыбаясь, я притащил телефон и настрочил смс-ку: "Элена Николаевна, срочно требуется консультация, неоперабельная грыжа". Через пару минут раздался звонок:
- Резать, батенька, немедленно резать.
На заднем фоне звучали голоса и звон бокалов. Ну, ясно, спонтанный секс обламывается.
- Ампутация помогает только при головной боли, Элена Николаевна, а у нас серьезный случай.
- Меня смущает многообразие вариантов, Евгений Петрович... А голова точно не болит?
Я засмеялся:
- Нет, спасибо за вашу неоценимую помощь, Элена Николаевна.
- Обращайтесь в любое время, Евгений Петрович, я всегда рада помочь, - хихикнула она.
- Привет Церберу, - шепнул я. В трубке послышался шум ветра и звуки улицы, и я представил, как Лена наклоняется, высовываясь в окно подальше.
- Не передам, - заговорщицки прошептала она в ответ и закончила вызов.
На душе немного полегчало (больше не шевелилось). Через некоторое время я крикнул в том смысле, что еда готова, и моя, блин, эротическая мечта алчно примчалась жрать. Хотя, насчет "жрать" - это я, конечно, погорячился. Аль ел с аристократической небрежностью: расслабленно прямая осанка, тонкие пальцы держат приборы (советские, столовые; ручки белые, пластиковые) с трудноуловимым изяществом... Он даже манжеты подернул! Хотя те были стандартной длины и совсем того не требовали.
Я наблюдал за парнем со смутно зарождающимся классовым чувством. Хотелось перегнуть его благородие через стол и жестко отыметь; интересно, изменит ли он свое спесивое выражение после этого? Я зажмурился: откуда эти садистские желания? Пришлось напомнить себе, что если кого здесь и перегнут, так это меня, судя по раскладке сил. Пофантазируй лучше об этом, сердито посоветовал я ... эээ... собственному члену, надо полагать. Аль глядел на меня, слегка усмехаясь, словно придерживался того же мнения.
Есть одно прекрасное средство против извращений (помимо здорового секса, естественно, и разговоров с собственным членом) - Пентакор, Владыки граней, сетевая игрушечка. Сейчас присоединюсь к какому-нибудь рейду и на порнографию в личной жизни можно успешно забить на несколько часов. Я с трудом проглотил (так распереживался) последний кусок мяса и решил восстановить трудовую справедливость:
- Уберешь посуду?
Аля перекосило так, как будто ему предложили почистить толчок любимой зубной щеткой. Справедливость была восстановлена, хехе. Я же направился к лаптопу с довольной улыбкой на всю рожу, прислушиваясь к грохоту на кухне. Бедная посудомойка... как бы новую покупать не пришлось... вместе со всей посудой...
Так мы и просидели до полуночи: я громил врагов, а Аль листал книги. Наверно, с завидной педантичностью искал картинки. Не может же он читать с такой скоростью? После того, как враги разгромили меня, я захлопнул компьютер и, невнятно пробормотав пожелание спокойной ночи, потащился в ванную, зевая во всю пасть. Завтра на работу.
Из клозета я выбирался в глубокой задумчивости и отрешении, поэтому при виде сверкающего глазищами Аля - аж подпрыгнул и, попятившись, шлепнулся обратно на унитаз.
- Ты чего?
- Очереди жду, - ответил он загораживая проход.
- Ну, так... свободно, - хрипло буркнул, я протискиваясь мимо него.
Этот, казалось бы, незначительный эпизод заставил внутренности скрутится от волнения. Я нервно елозил по кровати, тоскливо поглядывая на двери. Господи, да что же это со мной... Мои ожидания оправдались: на пороге показался Аль.
- Можно с тобой поспать? - спросил он, теребя подол футболки. Это что, смущение?
- Зачем? - тупо осведомился я.
Он долго молчал, пристально глядя на меня.
- Я боюсь кошмаров.
Да ты сам кошмар, подумал я, но сказал, вспомнив его ночные вопли:
- Ну, ладно... спи.
Он слитным движением скользнул в кровать и уселся у меня в ногах. Я их поджал. Аль стянул с себя футболку и принялся аккуратно ее складывать. Трусов он не носил видимо принципиально, и я уткнулся лицом в подушку, чувствуя, как снова краснею. Он еще немного пошуршал, а потом пробрался ко мне под одеяло. Блин, засада! А себе-то он и не подумал одеяло принести, так что я всю ночь проведу под одним с голым парнем. Мой локоть касался его горячего бока, и оттуда по всему телу разливался лихорадочный жар.
- Обними меня.
Я, словно безмозглый зомби, положил руку ему на живот. Какая все-таки нежная кожа! Аль прикрыл глаза, а я пошевелил пальцами и запустил их в шелковистую шерсть на его лобке. Он никак не сопротивлялся моей развратной ручке, только тихонько вздохнул.
- Ты такой классный там, - прошептал я ему на ухо (дивно оригинальная пошлость), уже смелее тиская его живот. Он промолчал, взглянув на меня из под пушистых ресниц. От него вкусно пахло - словно корицей и гвоздикой, и я лизнул его шею, окончательно теряя голову.
- И вкусный, - говорил я покрывая поцелуями ямку над ключицами и съежившиеся твердые сосочки. Уж не знаю, от чего они сжались, но явно не от возбуждения: я все еще перебирал рукой у него в паху, и прекрасно ощущал всякое отсутствие отклика на мои действия. Признаюсь честно: в тот момент мне было на это наплевать. Все, что меня интересовало - это бархат его кожи, шелк волос, и то, как податливо изгибается горячее тело под моими ладонями. Эта ледяная покорность сводила меня с ума. Я заставил его перевернуться на живот и сжал круглые ягодицы. Потом прижался губами к копчику - он оказался покрытым еле заметным золотистым пухом. Попка его вздрогнула, напрягаясь, он подобрался и уселся на колени с кошачьим видом.
- Куда, - сказал я, но он наконец-то поднял на меня глаза и я оцепенел: они светились, как у ягуара по каналу Дискавери.
Завороженный, я послушно лег, когда он мягко толкнул меня на спину. Правда, когда с меня начали стягивать трусы, я слегка опомнился и испуганно вцепился в резинку. Аль, неуловимо усмехаясь, прижал мои руки и лизнул в пупок. От этой немудрящей ласки меня затрясло, руки ослабли, и я больше не сопротивлялся, пока с меня медленно стаскивали белье, целуя открывающиеся участки кожи. Он развел мои колени широко в стороны, устраиваясь между ними. Я приподнялся на локтях, смотря ему в глаза, меня все еще колотило от возбуждения и немножко - от страха. Что он собирается со мной делать? Я не позволю...
Аль склонил голову и обхватил губами головку моего торчащего члена. Я задохнулся, всякие мысли немедленно расплавились от жара его губ. Он быстро ласкал языком дырочку на кончике, целовал и вылизывал яички и сгибы бедер...
- Что ты творишь, - шептал я, наматывая его волосы на кулак. От вида его торчащей задницы, которой он слегка поводил в такт своим движениям, у меня внутри все замирало. Мою собственную задницу тискали и приподнимали его руки. Пах сводило от желания кончить, но Аль каждый раз сжимал мне мошонку у грани; внизу живота разгорелся костер. Я пытался толкнуться посильнее ему в горло, но он крепко удерживал меня за попу.
- Прекрати... хватит! - полупростонал - полупрорычал я, и он, наконец, позволил мне войти в свое судорожно сжимающееся нутро. Мне показалось, я взорвался. Перед глазами потемнело, тело выгнуло дугой, а пальцы свело. Я кончил.
Аль облизнулся с таким видом, будто отведал крем-брюле на деловой презентации. Потом небрежно потрепал меня по голове и вытянулся рядом. Я повернулся к нему с легким беспокойством. Наверно, мне следует теперь доставить удовольствие ему, но я сильно сомневался в своих умениях после показанного мастер-класса. Но оказалось, тому это было нафиг надо. Он был даже не возбужден; явно собираясь дрыхнуть с чувством выполненниго долга на лице.
Я, конечно, не считаю, что сосать мой член - это такое невъебенное счастье, прямо обкончаешься. Но все равно, как-то обидно стало: он словно расплатился со мной за возможность провести ночь рядом. В ответ на мои домогательства. Можно начинать себя чувствовать сволочью. Ну и ладно, мне же лучше, не придется совершать лишних телодвижений.
- Спасибо, - буркнул я, надувшись. Аль не ответил, делая вид, что заснул. А я еще некоторое время сопел, зло вперившись в потолок. Почему такое ощущение, что меня использовали? Я посмотрел на Аля: он лежал нагишом на животе, поджав руки. Я накрыл его одеялом и почувствовал, что парня бьет дрожь. Черт! Зачем я только к нему приставал. Я обнял его, на самом деле почувствовав себя сволочью. Он дернулся из моих рук, застыл, и вдруг прильнул снова, доверчиво утыкаясь лицом в шею.
***
Аль.
Всю ночь напролет Аль горел в невидимом пламени. Горел и не мог сгореть. А ведь начиналось все просто замечательно: Жеку вовсе не понадобилось никак приручать, красная марна сделала это сама. Мальчика уже вело, он был не в силах отказаться от соблазна, хоть и трепыхался, понимая, видимо, свою зависимость и пытаясь ей противостоять. Но это слабое сопротивление преодолелось парой прикосновений.
Аль немного волновался, когда пришел к нему ночью: ожидал очередной выходки. Но Жека сидел тихо, только кусал губки и блестел глазами, наблюдая, как Аль подходит к нему и раздевается. А потом резко отвернулся, демонстрируя характер. Аля почему-то порадовала такая упертость. Скоро, - подумал он, пристраиваясь у маленького хозяина под боком, - скоро ты станешь такой же хищной и безумной тварью, как все красные воины. И больше никого не будешь гладить так ласково и так щедро делиться энергией. А сейчас еще можешь упираться.
Жека и правда начал обмен очень аккуратно и даже нежно, таким образом можно было бы питаться всю ночь, постепенно расширяя потенциальную емкость: идеально соответствует целям Аля. Но мужчине почему-то изменила обычно безупречная выдержка: он не мог выносить эту благородную заботу, сжимал кулаки и жмурился, чувствуя как вместе с этим сжимается что-то в груди в непонятной тоске. И в конце-концов его посетила на редкость идиотская (в этом идиотизме проглядывает какая-то высшая закономерность, подумал он) идея-фикс: он решил посмотреть, что получится, если взять все и сразу. Какой силы будет вспышка у Жеки?
Его маленькое сокровище снова попыталось увернуться, но быстро растаяло - Аль постарался - и дальше вело себя просто безупречно. Аль смотрел на пылающие переливы его источника с восторгом, почти благоговением. А вспышка оказалась подобной сверхновой. Он одобрительно погладил сокровище по голове - хороший, хороший мальчик, - и свалился, сгорая от боли. Кто бы мог подумать, что слишком много - это так же плохо, как и слишком мало. А раньше он ведь полагал, что передозировка - это безумие, безумие, а потом сразу смерть, тупой самоубийца. А оно вон как... интересно.
Добрый хозяин накрыл одеялом и обнял, и Аль болезненно дернулся в сторону: тот снова полыхал ледяной марной... пожалел, видимо. Но холод принес не новое страдание, а облегчение. Почему? - с трудом подумал мужчина, отчаянно прижимаясь к юноше. Картина мира как-то странно искажалась. Но парадокс скоро перестал волновать, сгорев в невидимом пламени.
***
К утру он справился не только с болью, но даже с психическими пост-эффектами от передозировки. Еще бы, всю ночь не спать. Возможности все повышаются! Аль довольно улыбался, гладя свернувшегося в его объятиях Жеку. Будем считать, что прогресс пошел благодаря малышу. А вовсе не Стайну. К тому же, это версия так похожа на правду - вспомнить, хотя бы, как Жека лечил его марной от отравления марной же - что имеет право заменить собой истину, даже если ей не является. Да, и всякие парадоксы с диссонансами в сияющем свете этой истины становятся плоскими... эээ... постулатами. Так, попытаемся сформулировать этот постулат: энергия Жеки совершенно особенная, с ней возможно все.
Ну, да, а верёвка - вервие простое. Аль фыркнул хозяину в макушку, поражаясь глубине своей философской мысли. Все-таки не со всеми пост-эффектами удалось справиться. Некоторая тупость осталась. Жека поежился и завозился в его руках, и Аль подтянул его повыше, открывая себе доступ к ушку. Он прижимался к нему губами и легонько покусывал; и целовал беззащитно открытую шею. За ночь лицо парня обросло колючей щетиной, о которую было даже приятно тереться. Пацан был вообще весь какой-то щетинистый, словно ежик - на руках, ногах, даже немножко на груди. Аль развлекался, целуя его и щекоча волосы, а Жека постанывал и потягивался во сне. В приступе хулиганской жизнерадостности Аль лишил мальчика всей лишней щетины, даже в паху - все равно она там была слишком жесткая. Голеньким будешь, подумал он, собственническим взглядом окидывая раскинувшееся под ним тело, и лизнул крошечный пупырышек соска. Жека вздрогнул и распахнул глаза.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга: Аль с усмешкой, а Жека как-то испуганно и заливаясь краской.
- Не надо, - прошептал малыш, и мужчина отодвинулся, садясь. Не надо, так не надо.
Жека смущенно прикрыл свое возбужденное достоинство и вдруг с изумлением отдернул руки.
- А... - он растерянно уставился себе между ног, - как... где?
- Выпали, - нагло заявил Аль и склонил голову набок.
Парнишка пару раз схватил ртом воздух, не находя, по видимому, слов от возмущения.
- Ты!.. - он швырнул в Аля подушкой. Аль увернулся и ушел в купальню.
***
- Зачем ты это сделал, а? - все кипел Жека, ставя на стол тарелку с жареным хлебом. - И главное, как!? И как я мог этого не заметить...
Аль гордо впился в маслянистый кусок (все-таки, не стоит браться за готовку, если не умеешь... но хозяин так не считал, по-видимому). А гордиться было и вправду чем: акция по принудительной эпиляции, несмотря на свою чепуховость, требовала тончайшего владения энергией. Иначе мальчик еще как бы "почувствовал"!
Жека снова подошел к нему - чтобы налить кофе. Он у него, кстати, отлично получался; даже удивительно. Аль вытер кончики пальцев салфеткой и огладил ему ягодицы и живот одновременно. Турка дернулась и на стол брызнуло несколько капель.
- Не стоит, - напряженно сказал Жека, - не стоит делать то, что тебе нравится.
- Мне нравится, - Аль обозначил легкое недоумение, вскинув бровь. Он подтянул мальчика за попку поближе. - Очень нравится.
- Как жаль, -заметил Жека, - что у нас, мужчин, всегда можно заметить: насколько нравится... А то я бы тебе даже поверил.
И он наклонился, глядя своему фамилиару в глаза, и погладил того между ног.
Аль застыл на пару мгновений с открытым ртом, а потом не выдержал - рассмеялся. Впервые за многие годы.
- Ты... ты хочешь доставить мне удовольствие?
- Действительно, - шипел Жека, снова краснея и вырываясь, - как смешно. Прямо описаться от смеха.
Аль разжал руки, выпуская, и представил себе соблазнительную картину: его маленький хозяин в одежде мальчика для удовольствий послушно склоняется перед ним... Член радостно набух.
- Нет, - Аль помотал головой, - этого не будет.
- Ну, да, куда уж мне, - тихо сказал Жека, садясь на свое место и утыкаясь носом в чашку. Теперь он был бледен, только глаза выделялись темными пятнами на слишком спокойном лице.
- Тебе бы не понравилось... глупый.
Да, так и было бы: ему бы не понравилось, контакт будет разорван, и Аль навсегда потеряет малыша. И мощнейший синий источник, не будем забывать об этом и призовем, наконец, к порядку свое вконец распустившееся тело.
Жека ничего ему не ответил, молча допил кофе, не притронувшись к еде, и ушел одеваться. Аль потащился за ним - провожать. Внизу живота приятно тянуло. Да, сегодня можно развлечься - последний свободный день.
- А ко скольки ты вернешься?
- К часу ночи примерно. Или к двум, - отвечая, он смотрел в сторону.
- Дашь мне денег на шлюх?
Мальчик вскинулся, сверкая глазами:
- На шлюх!? Ну, конечно, тебе же нужны деньги на шлюх! И как я об этом не подумал, - он трясущимися от ярости руками достал кошелек, - Забыл, можно сказать, о самом главном-то. Бери!
В Аля полетели две фиолетовые бумажки, и он не стал их ловить.
- Подними, - тяжело обронил мужчина, нарываясь и злясь. Опять бенефис на ровном месте!
Жека выскочил, грохнув дверью, а Аль прижался лбом к стене. Почему так: поступаешь как следует, по всем правилам, а такое чувство, будто нарушил законы? Я никогда не нарушал законов Господина, напомнил себе Аль. Он сжал пальцами виски. И где в результате оказался со своей правильностью, придурок? Нет, нельзя так думать. Господин привел его куда надо - к Жеке. И даже Стайн - Стайн всего лишь его подготовил, дал толчок к развитию. А теперь его надо убить. В голове вспыхнули две схемы захвата архивов и Изменяющих. Назову их Бет и Бет штрих, решил Аль, после того как мысленно повернул эти схемы в 32-х возможных вариантах.
|
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"