Аннотация: Алтайская деревня, её быт, приколы,герои...вообщем жизнь...
История первая.
Я- молодой демобилизованный старший лейтенант, ждавший "дембеля" как манны небесной, приехал в это небольшое село для продолжения своей теперь уже гражданской жизни. Приехал я к своим родителям, которые перебрались из Казахстана, после развала СССР, в котором жить стало тоскливо и даже опасно для русских. Отец, профессиональный железнодорожник, а теперь частный предприниматель, мать-человек творческий педагог, работала в школе. Село было большим, но обыкновенным, каких много в России, деревянные и даже кирпичные дома серого цвета с невзрачными крышами, стояли ровными, на сколько это возможно, рядами по улицам с такими же невзрачными названиями: Ленина, 40 лет Октября, Железнодорожная. Были в селе и большие дома -двухэтажное здание сельсовета, с флагом на крыше, и обвалившейся сзади "шубой- штукатуркой", три дома работников подстанции, учительская двухэтажка, клуб со спортзалом и пятиэтажка железнодорожников.
Был ещё один двухэтажный дом по улице Жданова 72, построенный во времена союза, и как говорили местные жители два раза сдававшийся "под ключ", но впоследствии разворованный теми же местными жителями, которые с упоеньем вспоминали те времена. Вот в этот дом я и приехал, в этом доме и жили мои родители, в этом же доме на первом этаже была сделана пекарня- детище и источник дохода моего отца. Договор на аренду дома и постройку пекарни с председателем сельсовета заключили, ударив по рукам, так как у одного не было никаких документов на право собственности, а у другого каких либо денег на покупку дома, а своя пекарня в селе была нужна, чтобы не возить хлеб за 25 километров из города.
Был апрель и на Дальнем Востоке, где я служил, было ещё полно снега, а здесь уже было сухо, но грязь, какая обыкновенно бывает после зимы, ещё лежала по обочинам, и убирать её никто не собирался. Контейнер с вещами, был ещё в пути. Хотя по большому счёту и вещами это назвать трудно: телевизор, стол-парта с инвентарным номером, велосипед, валенки неопределённого размера ну и ещё куча барахла, которое особого значения не имела. Контейнер был мне "положен" по "дембелю", и поэтому в него было сложено всё, чем обзавёлся молодой офицер за эти три года службы и что жалко было выбросить.
В первые же дни я пошёл в сельсовет, что бы оформить прописку и паспорт, которого у меня не стало со времени поступления в военное училище, и съездил в город в военкомат- встать на учёт. А на счёт работы вопрос был давно решён.
- Будешь работать в пекарне, у нас же частное семейное предприятие- вот тебе и работа,- сказал отец.
- А что делать-то нужно?- спросил я его.
- Всё!- ответил он,- хочешь, оформлю тебя продавцом, пекарем или водителем, хотя нужно и то и другое и третье. О! Будешь экспедитором.
Ну "экспедитором" так "экспедитором", хотя до конца значения этого слова не понимал ни он и ни я. Но слово было красивое, и, по мнению отца как раз то и вмещало в себя это "Всё!".
Мы поехали в магазин канцелярских товаров, купили трудовую книжку, и уже через десять минут я был принят на работу "экспедитором".
На предприятии числились теперь, как в стихотворении Некрасова- "отец мой, да я". Хотя матушка тоже в свободное от школы время была вовлечена в технологический процесс, одно слово "семейное предприятие". Работа была не сложная, но хлопотная. Начиналась она с того, чтобы съёздить в город и привести муки и дрожжей. Сначала отец возил это всё на своей восьмёрке, по мешку, по два. А когда приехал я, и привёз на "дембель" семьсот баксов ( как я их заработал в армии - это тема другого рассказа), то на эти деньги мы приобрели бортового Уазика, и на нём мы уже привозили по тонне муки. После того как эту тонну перетаскивали на склад, и укладывали в высокий штабель, начинался процесс приготовления хлеба. Для этого процесса был куплен промышленный тестомес, и изготовлена печь из красного кирпича, на манер "русской", с тэнами внутри, которые раскаляли эту печь до "красна", а затем отключались, и печь отдавала своё тепло хлебу. Тесто нужно было "завести" с вечера, ночью "подбить", а уже в пять часов раскидывать по формам, предварительно взвешивая на весах. И уже в восемь часов открывался магазин, который здесь же и находился, и люди, зная, что здесь продают горячий хлеб, бывало, что и заранее занимали очередь. Хлеб с пылу с жару продавался быстро, и продавать его было приятно и легко, особенно в те дни, когда он удавался. Если же хлеб оставался "на завтра", он как-то сморщивался, съёживался, или же подсыхал, оставаясь на лотке, и на следующий день приходилось честно говорить, что хлеб "вчерашний", брали его неохотно, разве что, когда он был последний. Днём я как обычно продавал хлеб в магазине, после обеда магазин закрывали, и до вечера было свободное время. А вечером всё повторялось вновь.
Слух о приезде молодого демобилизованного офицера по селу разлетелся быстро, хотя этому способствовала и моя матушка, сообщавшая с гордостью всем учителям, что вот, мол, дождалась. Интерес ко мне подогревал ещё и тот факт, что я был, увы, или к счастью, не женат, и бывало, зайдя за хлебом, местные бесцеремонно об этом у меня справлялись.
А один раз вообще произошёл из ряда вон выходящий случай. Пришла в магазин уже не молодая женщина, ближе к обеду, когда в магазине уже не так много народа, и стала занимать меня расспросами о моей холостой жизни. Я отвечал сдержанно, даже сухо.
-Такой молодой,- говорила она,- а не женат. Почему не женился-то?
-Не нашёл ту "единственную",- философски отвечал я, пытаясь прекратить неприятный мне разговор.
- А чё не нашёл - плохо искал,- сказала она, развязывая пуховой платок.
И я понял, что разговор будет долгий.
- Наверное - плохо,- сказал я.
Я сидел, пересчитывая деньги, перевязывая их резинками, старательно укладывая в стопки, специально затягивая паузу - может, уйдет.
-Вон вокруг столько молодых и красивых девушек,- сказала она,- выбирай любую.
Так я и кинулся выбирать любую из девушек, которые были "вокруг". К слову надо сказать, что девушек в селе действительно было много, габаритами и интеллектом они очень отличались от моего идеала.
- Вот, к примеру, у меня дочь есть, - нарушила она молчание,- ВСЕГО ПОЛГОДА ЗАМУЖЕМ БЫЛА!
Эти "полгода" меня привели в такое замешательство, я не знал, как реагировать - толи смеяться, толи вместе с ней порассуждать, что полгода действительно не срок, и девушку, прожившую полгода замужем можно считать девицей, и что девственность, наверное, теряется на гораздо более длительных сроках совместного проживания с мужчиной. Но я ели сдержался, и выдавил из себя какую-то глупость:
- Это - хорошо.
Но история на этом не кончилась. На следующий день они пришли вдвоём: эта женщина и её "полугодовалая" дочь, я так понял на смотрины, наверное, поняла буквально - "это - хорошо", значит куй железо - пока горячо. Они пришли и встали в стороне, явно меня, изучая, пока я рассчитывал очередного покупателя, и удовлетворённо шептались - я был у них в кармане. Мне было достаточно одного взгляда, что бы понять, что девушка была далека от совершенства и моём представлении о нём. Одета немногим лучше, чем её мать: пуховая шаль, шуба из искусственного меха, из-под которой торчали короткие ноги в теплых (это хорошо - бережёт здоровье) гамашах. Лицо девушки было простое, как семикопеечная монета, ни грамма макияжа: ни румян, ни теней, ни чего, что там они ещё мажут, чтобы привлечь мужчин, волосы были неопределённого цвета. Но глаза искрились, и вызывали неподдельный интерес к моей персоне. В дополнение ко всему, на ногах, к моему искреннему изумлению была калоши, блестящие калоши на шерстяной носок.
-Вот!- победно произнесла женщина.
Я обалдел. От такой не прикрытой наглости, с которой мне представили это создание, меня хватил озноб.
Надо сказать, что в селе друг с другом особо не церемонились, то есть все переходили на "ты" особо не утруждая себя помнить, когда были на "вы".
Девушка глупо хмыкнула.
-Наташа,- сказала она.
-Андрей,- сказал я.
Помолчали. Мне было неприятно и тягостно продолжать разговор, тем более что разговор как-то не клеился. Да и девушка мне не нравилась, даже ещё больше, чем её мать. А я девушке, наверное, понравился. Она сияла и глупо хихикала, по-моему, ни к месту.
-Так хлеб брать будете?- сказал я, стараясь разрушить тягостное молчание.
-Да, конечно, будем. Мы же ЗА НИМ и пришли,- ответила женщина, явно стараясь вложить второй смысл в произнесённую ей фразу.
На мое счастье в магазин шумно ввалился какой-то старик с костылём и в запотевших очках.
-Ну, так и берите и ИДИТЕ. Не задерживайте очередь,- сухо ответил я, очень обрадованный его приходом, пытаясь так же вложить другой смысл в свои слова.
Женщина, задетая моим тоном, сразу как-то изменилась в лице, стала заправляться, придерживая подбородком складку платка, смешно открыв рот, и показав далеко не белоснежные зубы, и застёгивать шубу. Дед долго расспрашивал и переспрашивал про хлеб, какой "сегодняшний" или "вчерашний", пропеченный или нет. Разговаривая с дедом, я видел краем глаза, что женщина быстро пошла к выходу, подталкивая свою, все ещё улыбающуюся, ничего не понявшую, дочь. Больше она ко мне за хлебом не приходила, уж не знаю как невесту, а покупателя я потерял.