Вот, наконец-то, и свершилось то, к чему Алексей так долго шел. И не просто свершилось, а приняло упорядоченную структуру, где каждый шаг был расписан.
Он стал бойцом, солдатом, боевой единицей на свой войне. На войне, где только он один отдает себе приказы. Он один планирует свои задачи. Он один несет всю ответственность за их выполнение.
Наверное все настоящие воины только мечтают о такой войне. На такой войне нет споров, нет второпях принятых решений, не на кого свалить ошибки. Победа и проигрыш зависят только от тебя самого. От того, как ты сам распорядился своими силами и средствами.
Кстати, о силах и средствах. Именно их и предстояло пополнить. Патронов к пистолету конечно, еще оставалось много, но они тем не менее, таяли. Тратились. И их нельзя выращивать, их надо в сложившейся ситуации только добывать. А кроме патронов еще нужно доставать и оружие. Автоматическое, снайперское и взрывчатку. Взрывчатку. И все это надо именно добывать. Добывать у противника.
В нашей стране в любом ее городе можно купить оружие, можно купить много оружия. Но, как учат учебники по экономике. Процесс покупки сопровождается обменом денег на товар. И в обмене этом участвуют некоторые лица, именуемые как продавец и покупатель. И мало того, что у Алексея не было в данный момент денег на покупку оружия, ему было нельзя светиться. Все эти криминальные рынки сбыта оружия и взрывчатых вещей являются криминальными только для электората. Того народонаселения, которое смотрит "Криминальную Россию" и "Убойную силу".
Все эти каналы давно и серьезно контролируются спецслужбами, или, если город небольшой, попросту ментами и прочими чиновниками.
Чекисты вовсю торгуют редкоземельными металлами и валютой, а кто поменьше, чем придется. Так что если вы вдруг решили приобрести оружие в нашей стране с этим у вас не возникнет ни каких проблем, идите на птичий рынок, идите на автомобильную толпу, покопайтесь в нете и вы найдете то, что вы ищете. А вместе с этим оружием найдут вас. Точно знайте, что вы уже в поле зрения. На кой хрен вам оружие?
Сейчас не девяностые годы, когда братва стреляла друг друга за место под ларьки. А вместе с братвой отстреливались и милицейские чины, те, которые все еще продолжали ловить и сажать бандитов, и те, которые лезли в коммерцию также точно как и вчерашние пэтэушные отморозки.
Просто, как только менты и прочие потомки Феликса влезли туда, где раньше были только братки, то и отношение к ним потомкам этим стало соответсвующим. Как к крыше, а крышу, как известно, иногда перекрывают или вообще сносят к чертовой матери и ставят новую. Так что никогда не приобретайте оружие. За деньги. Оружие можно только добыть. Проше всего, конечно, у тех кто при нем. Походите вокруг УВД или еще каких отделов. Походите рано утром. Вы всегда наткнетесь на спящий постовой экипаж. Лежат там ребятки, как тюлени, и похрапывают. А автоматики у них на коленочках и глазки закрыты. И вид такой мирно сонный, что даже и будить не хочется. А надо. Нам же с вами надо оружие? Надо. Придется будить. А у спящего человека отнять автомат на удивление просто. Потом взять, снять с предохранителя и дослать патрон... И у вас будет три, а в успешный день четыре автомата и не исключено, что еще и пистолетиком разживетесь. Противно убивать людей. Да еще и в форме... Что же, есть другие пути. Есть частные охранные предприятия. Там так же крепко спят... Тоже не катит? Тогда придется идти по тому пути, который и выбрал Алексей... По одному из путей... Потому, что путей то этих очень много.
Но путь Алексея все-таки предпочтительнее. И мусор убирается, и оружие приобретается
В каждом городе есть криминальные группировки, которые что-то там контролируют и решают другие свои насущные вопросы. Вопросов много, потому и для их окончательного решения надо иметь под рукой что-то посильнее палки-капалки. А, попросту говоря, нужно оружие, желательно хорошее, современное и так сказать в идеальном состоянии. И оружия этого нужно много. Сейчас, как уже говорилось, не девяностые годы. Все давно поделено. За всеми закреплено. Каждый знает свое место и свою территорию для охоты. Но тем не менее всегда находится пару паршивых овец. Просто стадо такое. Неблагонадежное.
Поэтому и стоит недалеко от пустыря один тихий домик. Если вам интересно, что в нем находится, то там одна их частных охранных предприятий. Только вот они не охраняют, а наоборот нападают. И в доме том всегда есть оружие. Это знают практически все, те кто по долгу службы это должен знать, а так же еще пол района.
Но как говорилось раньше, сейчас не девяностые, отморозков стало меньше. Видно первый их поток частично перебит. Остальные или малость поумнели, хотя это вряд ли, или просто нашли себе занятие трясти прохожих, мобильники срывать и все такое. По мозгам своим. А на предприятия теперь наезжают аккуратно одетые мальчики с модельными прическами и с высшим образованием вместо экскаваторного техникума. Но домик, как стоял с девяностых, так стоит. На всякий, так сказать, случай. Опять же если у кого день рождения отпраздновать, то приятно в честь имениника пострелять из "Винтореза".
Так что, стоит этот тихий домик на улице Крайней, и ведь простоял так еще наверное не один годик. Но вот, появился к нему интерес у одного человека. Очень пристальный интерес, такой, что и взгляд-то оторвать не возможно.
Алексей опустил бинокль и подумал, что жаль у него нет хорошего профессионального фотоаппарата. А так приходится подолгу всматриваться и запоминать расположение двора и дворовых строений.
Дом построили в конце девяностых годов. Построили с тем бычьим шиком и дуростью, которая могли быть только в то время. Это сейчас народ из братвы узнал, что такое имидж и все такое. Фен-шу там.
А в то время все решал размер и чтобы было мощно. Поэтому, дом этот выглядел сейчас точно так же, как и его обитатели во время его строительства. Этакий малый килограммов так под сто тридцать в спортивном костюме и с цепью размером с унитазную, только из золота. Честное слово, в моменты, когда идет дождь даже казалось что дом этот жует жвачку.
Во дворе дома было четыре гаража. Большой участок двора был засеян травой и заставлен мангалами и беседками. Там имелась небольшая баня и волейбольная площадка. Площадка появилась недавно, после того как сто тридцать килограммов остались в тех славных девяностых, а им на смену пришли сто пятьдесят и немного граммов.
Весь дом и участок окружены кирпичным забором. Достаточно высоким, но без всех сопутствующих наворотов. Так просто, забор и все. На территории несколько собак, но они все в вольерах их редко когда выпускаются. Да, если честно это уже не собаки, а подобие собак. Их постоянно кормят кто угодно. И они давно уже сторожат только свои миски, от прочих четвероногих обитателей, а на двуногих смотрят равнодушно. В доме и на участке постоянно кто-то ходит, уходит, приходит.
Так что из всех надо опасаться только вечного сторожа этого места. Старый зэчара. В наше расслабленное время для его былых понятий он немного потерял контроль и сноровку, которая помогала выживать в былые времена. Даже опустился до того, что стал время от времени носить камуфляж. Хотя "автоматчиком" никогда не был. Но сейчас не то время, и никто не сможет ему предъявить по понятиям.
По тем понятиям, а от современных понятий отмазаться намного проще.
И, тем не менее, он редко пил. Следил за собой. Не позволял расползаться от сытной жизни вширь.
Улица, на которой располагался данный домик, называлась Крайней. И полностью соответствовала этому названию. Частный сектор кончался этой улицей. За ней начинался пустырь. И один из заборов этого объекта выходил на пустырь. А за пустырем начинались тянуться заводские постройки. И здания новостроек.
Когда-то в советские времена радом стоящий завод хотел на этом пустыре возводить новые цеха. И даже многое сделал, но перестройка внесла свои корректировки в плановую экономику и все задумки завода накрылись.
Алексей принял решение, что завтра ночью можно атаковать. Тем более, что за последние дни, потрясенная зачисткой наркоточки и расправой с мелкими, но тем не менее коллегами братва начала сновать туда сюда поменьше. Около дома останавливаются за весь день несколько машин. И все. Все остальные в работе. Ищут тех, кто на них наехал. Старательно ищут. Давно такого не было, давно на людей из их мира так грубо не наезжали. Поэтому и стараются. И Алексей видел в бинокль, что несколько раз машины привозили в дом большие сумки явно с чем-то тяжелом. Так что, остается надеяться на то, что тяжелого в этом доме и без того стало много.
Алексей пробыл на своем наблюдательном пункте до самого позднего вечера и как только окончательно стемнело он его покинул. Он был одет сегодня в обычную одежу и убрав бинокль в простой целофановый пакет отправился домой пешком. Завтра вечером можно было смело начать действовать. Опять под покровом ночи. А до этого времени надо подготовиться и выспаться. Три дня наблюдения отняли много сил. Несмотря на то, что он практически не двигался. И, тем не менее, спал за эти три дня он всего часов десять. Зато теперь он представлял свой план атаки до мелочей.
А вот мелочи в которых, как говорят мудрецы, обитает дьявол были допустимы при всем раскладе.
Минимально, но допустимы.
16.
К вечеру того дня, когда весь район, а также почти весь город, знал о том, что случилось ночью потому, что большинство обитателей окружающих дворов идя утром на работу уже получили точную и достоверную информацию от знакомых дворников и бывших одноклассников, так же спешащих на работу и донесли эту информацию до масс, всегда готовых выслушать пару новых сплетен.
Потихоньку нагнетая общий психоз, город наполнился слухами, сильно отличающимися от действительности. Говорили, что в одну ночь перестреляли много бандитов и уничтожили целую "малину". Что видно всем нам ждать новых разборок и все это на фоне выборов и без того травмирующих городскую общественность, к которой все себя относили.
Все говорили, что у бандуганов сейчас началось горячее время. Все на взводе. Ищут тех, кто это сделал. И что скоро, видно, может начаться черте что. Вся милиция стоит на ушах, до выборов меньше месяца, а тут такое около десяти что ли трупов за ночь.
Народ как всегда все раздувал до невиданных природой размеров. Говорили, что уже только в одной малине этой было человек десять, а то и больше. Когда здравые умы убеждали что в местных новостях говорили о том, что всего убито семь человек. Самые истеричные смерти кричали "Ага, верь больше, так тебе правду и скажут".
А между тем накалилось в городе в тот день много телефоном. Много людей забросило свои основные дела, обратилось в слух. Технические отделы серых структур власти перешли на круглосуточный режим работы.
Ведь сегодня самая банальная разборка может натворить очень много бед. Все же очень связано. Да хрен с ними, убрали несколько бойцов, да рядовых продавцов. Казалось бы и все, а нет. Они, эти рядовые, работали на тех, у кого сегодня болит голова от мыслей. И мысли эти внимательно и старательно перебирают варианты. Кто же это наехал? Кто? Свои? Чужие. Кто посмел? И чиновники, и менты, и просто коммерсанты тоже немного нервничают. Все же связаны. Так хорошо привыкли трудится с проверенными людьми, а тут на тебе кто-то влезает.
А новое в их таком не легком общем деле ох как порой сильно бьет. И кресло можно потерять, и погоны, а ведь кроме как в кресле сидеть и погоны носить и ничего больше не умеет этот человек. И соответственно уже рисуется ему голодная смерть без куска хлеба под забором. Жалко, как же им сегодня всем себя жалко. Только коммерсанты не так сильно себя жалеют. Деньги вот свои они жалеют немного побольше. Эти парни и девчата деньги делать умеют, а вот делится с кем-то новым и незнакомым как-то не охота. Новая волна всегда немного чище вымывает наличность. Потому тоже немного нервничают. Но дел своих не бросили, наоборот стараются не упустить шанса скинуть или наоборот приобрести побольше. Пока там идут поиски можно немного наварить. И затаиться.
А в знакомом нам поселке сегодня весь день разбирают пепелище. Толпились местные жители, в скорбных лицах которых светилась улыбки. И обсуждали они, что же произошло. И пришли к общему выводу, что это их Бог наказал. Давно, мол, пора.
Только участковый был очень мрачен. Еще ни опера, еще ни пожарные толком не знали что все сгоревшие были убиты, прежде чем огонь принялся за их тела. Пока только приступили к разбору сгоревшего дома, а участковый был просто мрачнее тучи. Только вчера вечером он был в этом доме и оставил там на свои кровно наворованные деньги приобретенные наркотики. И вчера же за стаканом водки обсудил с ними, как проще всего сбывать товар. Рядом с поселком была небольшая гостиница с привычным названием "HOTEL люкс", а там у участкового нашего работала одна давешняя знакомая. Так что в скором будущем он рассчитывал пополнить свои форменные карманы баснословными заработками, а тут тебе все, в прямом смысле слова сгорело синим пламенем. Поэтому и тяжко было на душе сегодня ему. Особенно тяжко за наркоту свою. И думал он, что на хрена он ее вчера ее всю им припер. Надо было немного принести, а остальное у себя оставить.
И всем своим видом он напоминал известную скульптуру крестьянин на пепелище. Он даже еле себя сдерживал, чтобы не кинуться помогать пожарным разбирать завал сгоревших бревен. А вдруг там где-то его кулечек обошло пламя и он цел и невредим. Лежит себе и ждет, когда же его содержимое будет реализовано на радость людям.
Да еще Ивану Васильевичу Пузырькову, участковому этого поселка, муторно оттого, что он заплатил за товар только половину, а вторую половину обещал сдать только поле реализации. А теперь вот и реализовывать нечего. Попробуй только это объяснить особистам, которые ему товар продали, что все ребята кранты, пропал товар. Особисты то они на то и особисты, что мыслят особенно в смысле особливо резко, когда их это касается. Это не война с терроризмом это нормальные бабки. Фунтики. И Пузырьков уже мысленно включил счетчик. А где в этой тьме таракани денег взять. Деловые коллеги его, которых он пригрел и на которых возлагал большие надежды погорели, а остальные так шалупонь. Серьезных людей то теперь в поселки не осталось. Совсем не осталось. Не самому же ему алюминий по дачам воровать. Он для этого не приспособлен. Все ж не кто-то там, а целый лейтенант милиции. Не гоже по дворам ночью лазить. А деньги отдавать надо. Вот он и горюет бедолага.
А как он начнет волноваться, когда через несколько дней узнает, что все обитатели сгоревшего дома перед смертью были убиты. Ох как начнет горевать. И подозревать всех и вся, что убили то их, а мешочек его забрали. А по тому, что написали судмедэксперты, что убили их профессионально, то он сразу же на своих особистов подумает. Ему же не в домек, что это они перед ним все такие Джеймс Бонды, а в реальности они трусы и не менее его боятся за наркоту свою. А когда узнают, что там, где их товар прошел столько народа, кто-то профессионально вырезал не меньше, а немного больше участкового перепугаются. Есть причины. Участковый-то наш он что, так сельский мужик, который даже на тракториста не отучился, откуда ему представлять все перспективы.
Ну а пока только разбирают сгоревший дом. Пока только, слава Богу, удалось все потушить. И водой залить, чтобы не было возгорания. И аккуратно начинают растаскивать бревна.
Это в поселке.
А в городе...
17.
А в городе в то время, когда Алексей наверстывал свой временный недосып, полученный вследствие наблюдения за домиком на улице Крайней, творилось много разных дел. В самом этом домике сидело в гостиной у камина трое человек и разговаривало. И говорили они о том, что происходит нечто странное.
- Я тебе и говорю, что всех подняли. Всех. Кого только можно. Через прокуратуру и администрацию надавили на всех ментов и гебешников. И ничего. Ноль. Один сплошной ноль, - рассказывал уже немолодой, но находящийся в прекрасной форме человек, который сейчас сидел у камина держа в руке стакан с апельсиновым соком.
Он был начальником разведки и контрразведки, если можно так сказать, применительно в боевому подразделению, именуемому как преступная группировка. В миру эта группировка была известна, как одно из многочисленных частных охранных предприятий. Милюков Сергей Михайлович. Очень умный и проницательный человек. В свое время начинал службу в одном из штабов войск особого назначения. Отличный аналитик. Его, наверное, одного не именовали по кличке, хоть она и была у него уважаемая в среде его нынешней дислокации. Его старались звать по имени отчеству и относились к нему очень уважительно.
Он не брал силой, не брал дурью. Он всех подкупал своим умом. Умом, который мог связывать вещи, на первый взгляд и не имевшие ничего общего. Хотя кличка у него конечно, тоже была. Кот. На жаргоне это - коренной обитатель тюрьмы.
Но получил он ее не в тюрьме. Получил он ее в армии. И она так за ним и потянулась. Получил он ее от капитана Шульги. Громадины из автороты полка, в котором он служил. В автопарке было после дождя много луж покрытых пленкой от мазута и прочих выделений автотранспорта. А он тогда еще молодым лейтенантом шел в автопарк, для того чтобы поехать старшим машины. И по своему пути старательно обходил эти лужи. Вот и Шульга глядя из дежурки в автопарке и крикнул ему. Что он мол, как кот идет, который лапы боится замочить. Сам Шульга сновал по территории как танк, который грязи не боится. Вот так он и получил свою кличку. А потом когда он был уже перспективным подполковником, волна, которая возникла после разрушения СССР, выбросила его в компанию, которая сейчас его и слушала. Внимательно слушала в гостиной дома на улице Крайней. Он первое время скрипел душой. Но потом он понял, что все делается с позволения власть имущих и успокоился. Тем более, что деньги ему платили огромные. Правда, не было того кайфа, как от армейской службы. Было только удовольствие от ощущения своего профессионализма. Только удовольствие, но не кайф.
А Сергей Михайлович продолжал:
- Нет ни кого в городе. Нет чужаков. Нет приезжих. Нет тех, кто как бы там ни было светанулся. Все чисто. Те кто на нас напал из нашего города. Их мог кто-то вербануть. Либо уж очень сильные профессионалы. Но я не могу себе представить, чтобы профессионалы опустились до того, чтобы валить шестерок. Сейчас во всю пробивают родственников той бабки, которая нам мешала. Не исключено, что у нее кто-то из родни мог рискнуть. Хотя исполнение из-за мести не бывает такое чистое.
- Так кто же тогда это сделал? - спросил один из слушателей.
Грузный человек, от которого так и веяло властью и силой. Федоренко Андрей Юрьевич. Федор. Лидер и единственный руководитель этой несчастной группировки, в которой все так привыкли к мирной жизни. Впереди выборы, а тут еще это. Поэтому Федор был очень зол. Очень, и Кот сейчас его тоже злил, а больше всего злил, как всегда, этот чертов Аудитор. Федор просто мечтал, что бы его скорей убрали. Он с самого детства ненавидел таких людей. Но видно, тот кто стоит над ними, это и учитывал, когда приставил к ним Аудитора. Очень трудно спеться с человеком, которого ты ненавидишь. И который ненавидит тебя.
- Столько времени прошло, а ты ничего не знаешь, - продолжал он. - Расслабился Сергей? Потерял, может быть, нюх? А?
- Я делаю все, что могу. Все. Тут недавно в одном поселке сгорел домик, а в домике пять человек. Три мужика и две бабы. Местная пьянь и рвань. Но, что интересно, кто-то их, перед тем как огонь вступил в свои права, убил. И одному сломал шею. И все это сделано очень грамотно. Сейчас мои люди этим тоже начали заниматься. Слишком громко для такого тихого места. Местные опера только руками разводят. По их словам эта рвань ничем крупным не занималась, так шалили по мелочам. Так я своим сказал пораспрашивать местных жителей. И вообще отработать по максимуму.
- Э-э, думаешь связано? - спросил третий слушатель.
Самый, наверное, мерзкий человек во всей этой компании. Наумов Павел Александрович. По кличке Аудитор. Вернее, это не только кличка, это его работа и состояние души. Есть такой сорт людей. В них огромное количество въедливости и какой-то дотошности. То есть, они собой могут любого довести до тошноты. И манерами, и голосом, и внешностью. Стоит только им предстать перед вами и начать говорить. Вы уже понимаете, что если будет вторая встреча с этим человеком, то вы постараетесь от встречи этой по возможности отвертеться.
Милюков удивленно посмотрел на Аудитора. Тот вроде хоть и всегда присутствовал на их встречах, но практически не говорил.
- Да, - коротко ответил Сергей Михайлович.
- Н-ы, а у нас разве есть что-то с этими из поселка? - снова влез Аудитор.
- Да.
- Э-э, что?
Милюков посмотрел внимательно на Аудитора, а потом перевел взгляд на Федора. Федор, играя желваками, смотрел куда-то посередине между ним и Аудитором. Милюков прежде чем ответить немного выждал и подумал, что Федор настолько ненавидит Аудитора, что даже не может на него смотреть. Да видно Третий был не дурак, когда прислал Аудитора в их состав, после того случая с Великим.
- Общее тут только одно: и наших и этих поселковых завалили чисто и аккуратно. А они не подходят для такой смерти. Слишком много чести, - внятно, разделяя каждое предложение секундной паузой, сказал Милюков.
Федор от его слов вздрогнул и упершись в него взглядом прорычал:
- Поясни?
Милюков криво ухмыльнулся, глотнул сока и пояснил.
- Они никто. Так, мелочь. Разменная монета. Таких легко найти и заменить, а рвань поселковая и вообще человеческий мусор. А их убивают быстро, аккуратно, тихо и, самое главное, чисто. Самое главное, в любом поиске и сборе информации это первые дни. Потом все. Остается надеяться только на случайность. А эти первые дни не дали ничего. Пока. Сейчас вот, всплыл поселок. Глеб и Николай его отрабатывают. Всех. Весь поселок. Я дал им денег. И сказал не скупиться. Поселок это очень маленький мир. Это не город. Если закинуть денежную сеть, то в нее обязательно что-то попадется. А если вас интересует мое восприятия этих смертей, то для них подходим как раз мы.
Милюков замолчал и посмотрел на присутствующих, Федор продолжал играть желваками и Аудитор что-то пережевывал, хотя ничего съестного не было в этой комнате. Только немного выпивки. Федор не мог терпеть говорить за столом. Он считал, что надо либо есть, либо говорить. Тем более, что Аудитор, когда ел и начинал говорить, производил на удивление мерзкое зрелище даже в представлении Федора. По жизни со своими сюсюканьями и иканиями.
Присутствующие молчали каждый думал о своем. А Милюков размышлял, сказать им или нет. И решил сказать. Лучше внести немного паранои чем расхлябанности.
- Есть еще одна интересная вещь. Ее сказал Казак, - начал Милюков.
И Федор и Аудитор посмотрели на него одновременно.
- Он высказал предположение, что это тренировка. Что хотят кого-то завалить и решили провести тренировку. Размяться.
- А ты что думаешь? - спросил Федор.
- Я думаю, что надо перейти на режим полной боевой готовности. И быть предельно внимательными.
- Какая на хрен готовность? У нас в городе выборы. Тут и так все жопу рвут, - начал рычать Федор. - Такая нервотрепка. Блядь! Мне Пыжин звонил. Говорит, что там у вас началось. Говорит, что этот долбаный электорат может начинать все связывать с ним. Говорит, чтоб все делали потише, а то этот комсомольский мудак Соловьев начнет в газетах гай подымать.
- Э-э я думаю не надо нервничать, - влез Аудитор. - М-э, а как там у Казака с сыном, все нормально? И-ц, его уже должны же освободить?
Федор перевел на него взгляд и сразу же отвел глаза, а про себя подумал. Конечно тебе можно не нервничать, ты тут не кто, так соглядай.
Милюков смотря на аудитора сказал.
- Все нормально. Его уже признали невменяемым. Завтра отпустят.
Федор поморщился. Опять этот Аудитор лезет со своими знаниями всех положений в братве и спросил у Милюкова:
- Ты можешь все сделать своими людьми? Только своими?
- Могу, - ответил Милюков. - Но я считаю, что надо также обратить внимание на все подразделения. На все. Все должны быть внимательны и настороже. А то к ним кто-нибудь может сесть в машину.
- Да. Да, - сказал Федор. - Все итак на стреме. Ну а эти менты, с чекистами. Они хоть начали что делать?
- Они начали, но у них кучи форм, отчетов о проделанной работе, сводок и прочей хери до хрена. Роют, но пока не чего, - пояснил Милюков. - Так что в основном приходиться рассчитывать на свои силы. Хорошо, если пробьют картотеки по всем спецам в городе и области. А там будем смотреть.
- Спецам. Спецам. До хрена сейчас гуляет всяких спецов, - мрачно изрек Федор.
Милюков напрягся. Если сейчас Федор начнет про Великого, опять придется все объяснять по пятому кругу.
- Слушай, а это не Великий? - сказал жестко Федор и вперил взгляд в Милюкова.
Свершилось. Подумал Милюков. Даже Аудитор перестал отрыгивать и тоже начал смотреть на него.
- Нет. Это не Великий. Великий мертв. Сколько можно об этом говорить. Мертв. Я лично за это отвечаю, - твердо сказал Милюков и поставил стакан с соком на стол.
- Но его тело было тогда так изуродовано, что опознать было трудно, - начал Федор в своем репертуаре и потянулся плеснуть себе еще виски.
Господи, подумал Милюков. Вот что с людьми делает кино. Верят в черте что.
- У трупа в машине совпало все: группа крови, шрам на ноге, следы от наколки были именно там где и положено. Я сам в морге все проверял. Не было у Великого и времени и ума на то, чтобы подготовить себе двойника. Не тот уровень. Он всего сержант ВДВ. Там такому не учат.
- Ладно. Ладно. Это я так. Как же твои тогда его упустили ведь чуть не ушел?
- В жизни всегда есть ряд поправок. Вот тогда такая поправка и сыграла. Почуял он. За несколько минут почуял. Такое бывает. Можно все продумать все рассчитать. Но один случайный жест или взгляд и все. А он был, хоть и десантник, но не дурак. Понял. Вот и рванул.
- Да, - протянул Федор. Он выпил содержимое стакана и сказал. - А знаете, мне иногда его жалко. Ведь он по дури-то учудил. А ведь это же тоже можно было списать на поправку?
- Н-э, это на поправку списывать нельзя! - квакнул аудитор.
И в это время у Милюкова зазвонил телефон.
- Да, - сказал он в трубку.
Он внимательно слушал и начинал мрачнеть лицом. Мрачнеть так, как начинают мрачнеть, когда получают первые сведения о противнике. О противнике, которого еще до этого никогда не встречали. Он бросил взгляд на Аудитора и прищурил левый глаз. После того как говорящий на другом конце связи закончил Милюков сказал.
- Отлично. Ройте дальше. По второму кругу с учетом полученных сведений. По третьему. И так далее. Отбой.
Он прибрал телефон во внутренний карман пиджака. И с задумчивым лицом сказал:
- Вот и сыграл поселок.
Милюков посмотрел на Аудитора и улыбнулся ему.
18.
Последние время Олег все смотрел на своих сослуживцев и думал, зачем они пришли в органы? Зачем они служат здесь? Почему они занимают места, которые наверное могли бы занять люди ставшие служить честно и грамотно?
Сегодня в наших силовых структурах всякого направления и назначения шляется, наверное, до девяноста процентов балласта. Те, кого пристроили по блату по знакомству, те у кого папа или еще какие родственники также несут службу в этих органах или имеют хороших знакомых там. Ведь весь этот балласт на самом деле очень сильно мешает нормальной работе. Постоянно и непременно только мешает. Они все время ноют, как они устают, как им мало платят, как много работы сваливается на их плечи и сидят, сидят на своих рабочих местах. И что главное, ни кто из них почему-то несмотря на все те ужасы, которые они рассказывают первому встречному не хочет увольняться. Не хотят и все.
И даже если кто-то настолько начудит, что его от греха подальше, что б в тюрьму не сажать просто уволят, он сразу начинает поднимать волну знакомых и родственников и судится за восстановление. Опять старается попасть туда же, где мало платят, где много работы, где они устают. Мазохисты что ли или еще какие тукнутые?
Да нет, просто они на большее не способны. Больше они ничего не умеют. Они с детства учились по магарычам или боязни их родителей. Сидели пять лет в университете, переползая с курса на курс и вот теперь они с дипломами полными троек сидят так же в органах и пакостят, вместо того, чтобы просто делать свою работу. Делать работу без лизоблюдства, без жалоб папане с маманей на начальника, который их слишком загружает. И самый лютый начальник, который слова без мата сказать не может и по жизни зол на подчиненных и ласков и мил с начальством, им ничего не может сделать. А то он обидит папочку или еще какого родича этого сидельшика, на рабочем месте. И тогда родичи его ему припомнят. Обязательно припомнят. Это у нас обязательно. И орет начальничек этот благими словами на тех, кто поменьше, а позвонковых боится не дай бог лишний раз загрузить.
Вы, наверное, не поверите но Олег сам был недавно свидетелем, как здоровый парень, которого недавно устроили на службу, плакал оттого, что ему необходимо задержаться на работе и срочно заняться подготовкой повесток. А целый прокурор района его успокаивал и при этом боялся что плакса этот по приходу домой начнет стучать родне на него изверга. Потом, естественно, эту работу потом добавили тем, кто простой смертный и по воле судьбы не приближен к императору.
А уж про начальство наше верховное и местковое и говорить, наверное, не имеет смысла. Если вам довелось провести некоторое время в наших органах или в государственных структурах, то вам и объяснять ничего не надо. Вы и так прекрасно знаете, что правит там какой-то особенный срез человеческого общества. Их, наверное, надо как-то метить, как кочующих птиц. Ведь мечутся они по разным кабинетам и разным службам и гадят. Поэтому, наверное, и в наших государственных структурах все меньше и меньше становиться нормальных людей. И придя куда-нибудь за какой-нибудь справкой вы сразу готовитесь к встрече равнозначной с вольером полных бешеных собак. Которые из клетки на вас лают. А поле того как перед клеткой никого нет начинают сами с собой грызться с неменьшей злостью. А еще есть такие, про которых говорят, что стоит посадить обезьяну в клетку и она сразу начинает воображать себя птицей. Птицей с обезьяньими повадками.
Олег сидел в своем кабинете. Молчит и молча работает. Не бегает на перекур, чтобы выслушать очередное нытье про то, как всем им плохо живется. Он просто такой человек, который считал, что если уж ты попал на место, то старайся там без подхалимажа работать. Да и с начальством у него всегда не особо складывалось. Он им сказу и честно может сказать все, что о работе думает. Примерно так, что надо половину коллектива расстрелять, а еще часть посадить и на их место набрать нормальных людей. А не заваливать работой по всем возможным направлениям тех, кто везет. Он пока еще везет, но наступит тот момент, когда везти ему надоест и он уйдет, уйдет просто и без воплей. Напишет заявление об уходе и все пока.
Одно плохо, что он на этом месте мог принести пользу, но не принесет, потому что невозможно приносить пользу под скрежет завистливых людей. Он не виноват, что они по жизни тормозят. Не виноват он, что у них такие гены природные. Он просто делает работу, просто делает свою работу и еще ту что в нагрузку от того, кого в самое трудное время вдруг разбил паралич или еще какое воспаление. Постеснялись бы хоть. Как дети честное слово. И, что самое прикольное, все считают себя очень хитрыми людьми не понимая, что хитрость эта их видна каждому встречному. По форме лица.
В "Хакагурэ" есть один замечательный рассказ про учителя боевых искусств, который как-то вызвал великого физиономиста и попросил его проанализировать своих учеников на предмет, кто из них храбр, а кто тщедушен. Так вот мальчишка, которому было двенадцать-тринадцать лет сидя перед этим физиономистом, сказал ему замечательные слова: Если Вы прочтете на моем лице тщедушие, я Вас убью одним ударом меча!
Средневековый психолог прекрасно знал, что самурай сделает все, что сказал вслух. Иначе он опозорит свой род. Сделает даже ценой своей смерти. Вот пример мужественности. Мальчишка, всего лишь мальчишка не смог даже допустить варианта, что его признают слабым. А феминизированные мужчины сегодняшнего времени о своей усталости и слабости кричат во все горло. Нормальное такое, здоровое горло. В которое водка вливается ведрами.
Несколько месяцев Олег работал и жил другой жизнью. Теперь, когда он остался один в нем появилась какая-то сила. Очень страшная сила. Он перестал бояться внутри себя. Боятся за жену, боятся за дочь. Страх покинул его. И когда ушел страх, на его место пришла сила. Место не может пустовать, всегда что-то появиться вместо того, что кануло в вечность. Он перестал претворяться, перестал на оперативках сидеть, уткнувшись в пол. Теперь он внимательно смотрит в глаза своему начальнику. И тот их старается отвести.
Его даже пересадили в другой кабинет. Совсем недавно. А он рад был пересесть, потому что в дверь его старого кабинета по вечерам возвращаясь с работы часто заходила Ольга с Катюшкой. И когда начинало вечереть, он иногда ловил себя на том, что сидит и смотрит на дверь. Сидит так уже несколько минут или, наверное, даже десятки минут и застыл как в медитации, как буддийский монах.
А в новом кабинете так уже не может получиться, в эту дверь они не входили. Эта дверь им не знакома. Так что он переехал с улыбкой. А все ждали и ходили смотреть на его переезд, думая что он обидится. Тем, кто по жизни привык обижаться, всегда нравиться смотреть на обиды других. Как вампиры подпитываются что ли? Но он не обиделся. Он с улыбкой переехал и даже честно признался, что этот кабинет ему нравится больше. Тем более, что так оно и было.
Окна его старого кабинета выходили на парадный вход в прокуратуру и там перед окнами постоянно сновали машины, ходили туда-сюда люди. Как и положено людям ругались, шумели, спорили, обсуждали поломки своих машин. Ныли друг другу с сигаретами во рту. Ржали над анекдотами. А теперь окна его нового кабинета выходят в тихий двор обычного многоэтажного дома и жизнь там начиналась тогда, когда он уже покидал свой кабинет. Так, иногда, только хлопала дверь подъезда. Все остальное время тишина. В общем, его коллеги по стае не дождались от него обиды и обиделись на него за это сами.
Сейчас после потери близких Олег очень сильно изменился. Его теперь не могло ничто испугать. Он стал самым принципиальным сотрудником прокуратуры их района. И это, конечно, не нравилось его начальству. Принципиальных и честно говорящих никто не любит по жизни. Но для Олега это все стало способом убежать от той действительности, которая предстала ему в пластиковых пакетах, тогда весной на тротуаре.
Его прокурор района являлся каким-то родственником одного высокопоставленного московского чиновника и во всю старался урвать как можно больше, пока родствиничек не спалился в бане. Эти люди всегда знают множество мест, где можно прекрасно провести время. А там все их стараются спалить и палят, но пока откладывают в ящичек. Пока наш любитель баньки еще нужен, пока полезен. Сейчас наворуем немного, а потом начнем с коррупцией и воровством бороться. Нам уже хватит. Нужно показать, что не все такие честные как мы.
Вот и Олегов начальник также пока под прикрытием родственника лез во все возможные дела, которые могут принести ему пользу, желательно в денежном выражении. Ведь как родственника снимут или покажут ему некоторые папочки и он сам возгорев желанием писать мемуары уйдет в отставку, все те, кто был под ним и повизгивал от восхищения в его адрес, отрекутся мгновенно. И начнут всячески его давить. Типа, пришло наше время. Мочи плоскоголовых!!! Тогда и про родственничка могут вспомнить и перевести на "чердак". Или отправить в какой-нибудь комитет или ассамблею, да Бог знает, еще в какую шарагу, где вор на воре сидит и вором погоняет. А там кроме бюллетеня об отчетно-переотчетном периоде и спереть в начале нечего. Надо присматриваться, прислуживаться, кланяться, тогда и тебя может быть, поняв твою холуйскую натуру, подпустят к тому месту, где можно не только на оклад существовать. А на оклад-то ох как с запросами жены существовать трудно.
И где они, интересно, берут таких жен? Этих существ и женами-то назвать нельзя, так какое то истерично-жадное создание, внешне напоминающее особь женского пола, но это только внешне. И особь эта развивает свою жажду власти на прядок больше, чем реально располагает ее бедный муж. Но она уже пугает окружающих, вращая глазами и оря про то, кто ее муж.
Олег смотрел на жен своих коллег, на новогоднем вечере или праздничном мероприятии. Его Ольга туда сроду не ходила. Да и он старался после официальной части свалить по-тихому. Но и тех кратких часов официальной части, в которой как всегда по бумажке, под аплодисменты рассказывалось о небывалых успехах за последний отчетный период, хватало для того чтобы оценить весь вкус и цветовую гаму жен своих коллег. А как они уж друг друга оценивают, это вообще без смеха смотреть нельзя было.
Олег помнил, что в детстве у его соседей было по собаке, одна была немецкая овчарка, другая какая-то тоже достаточно больших размеров собака. И обе суки. И обе при встрече готовы были разорвать друг друга на месте. Весь двор при их встречах хохотал и называл их нашими двумя красавицами. Вот и жены коллег напоминали тоже самое. Сплошные красавицы. Жены сильных или пока не очень сильных мира сего.
Потом после пьянки и всеобщих объяснений в любви и всеобщей признательности, и, конечно, уважении, будет подробный разбор дома на предмет, кто на самом деле в их понятиях и есть кто. Подробный разбор. Уже сильный Олегов коллега уснет пьяным сном, а жена еще будет ворчать, перетирать кости и только храп муженька заставит ее на время замолчать. До утра. Ведь еще очень много не высказано. Очень много. И ведь доподлено известно, что где-то около храпящего мужа лежит вторая красавица и тоже не успела расписать ее родимую до конца. Только вот конца в этом расписании нет. Нет и быть не может. Это в генах и памяти поколений. А муж, сволочь, нажрался и храпит. И не уснувшая наша красавица пойдет и начнет звонить маме. Мамаше. Которая считает свою дочурку самой, самой. И маманя будет слушать и поддакивать. А потом взбалмошная начнет, после того как дочурка выговорится, звонить подруге. Тоже, конечно, красавице. Только малость увядшей.
Но не могут такие люди, не могут без того, чтобы не влезть в чужую жизнь и не начать там все обгаживать. А у ее мужа может в это время кишечник не выдержал и опорожнился от еды-то на халяву. От спонсоров поневоле.
Ведь стоит стать небольшим начальником и уже не хочется платить. Хочется получать все на халяву. Ну на худой конец со скидкой. Желательно такой, чтобы почти даром. Только дармовая еде на пользу не идет. Это закон природы. За все надо платить. За все. Но о том, что с мужем случилось ночью никому. Что ты, у нас с мамой на него большие надежды. Ведь замуж-то мы выходили не по любви, а по расчету. И брали нас тоже по расчету. Все по расчету. Ну обгадился, ничего страшного, с кем не бывает? Все же по расчету? А в расчетной этой программе есть ряд таких мест или параграфовов, которые даются в нагрузку. Вот и полная кровать такой нагрузки сегодня ночью и появилась.
В общем, Олег жил сейчас самой полной жизнью которая может быть у профессионала. Страха уже нет. Страх исчез благодаря очень страшному лекарству. Такому лекарству которое по собственному желанию не выпьешь.
А в городе тем временем творились странные дела. У всех на устах было убийство бандитов и начавшийся за этим нервотрепки. Тут начали трудится все, даже самые блатные, потому что эти убийства затронули даже их интересы. Те кто все время спал в кабинете между рассказами о своей трудной и несчастной жизни вдруг подобрали животы и начали кипучую деятельность.
Объясняется все это очень просто. Блат потребовал своего, мы же помогли тебе устроится и найти свое место в жизни, так что пора начинать помогать нам. Всюду раздавались звонки. У тебя же сынок там трудится, пусть он там надавит малость. Пусть заставит обратить внимание. И все такое. И тому подобное. И глупыши эти мордатые или не успевшие еще откормиться начинали РАБОТАТЬ. И в процессе работы так увлекались, что не понимали как они раскрываются. Как в это время умный человек может связать все нити. Понять или подтвердить свои подозрения. Олег работал в прокуратуре не того района, где произошли эти убийства. Но и их коллектив получил ЦУ от областной прокуратуры активизировать, так сказать, работу. Вот оказывается как смерть нескольких рядовых бандюганов может всполошить все органы. Мигом все вспоминают о таком прекрасной давно забытой веще, как взаимодействие силовых структур. Тут даже не надо множество форм заполнять, перенося на них оперативную информацию для кучи глаз. Тут достаточно что-то нащупать и все. Потому как эта информация предназначается прежде всего тем, кто работает без протоколов и бланков. Для тех, кто дело не шьет. Не подшивает листики и фотографии. Вот и наша доблестная областная прокуратура, которая на большее чем слать всякую ахинею типа организации спортивных секций в прокуратуре района и представлении отчетов о их функционировани, а также всяких повысить, провести, вдруг по телефону без сопутствующей писанины назначила пока с секциями повременить и активизироваться. Активизироваться в смысле кабинетного давления на поднадзорные органы. А секции потом. Все равно ведь большинство кроме как на настольные игры не способны. Девок только из канцелярии можно отдать в синхронное плавание.
19.
Алексей опустил бинокль. Близился темный осенний вечер. Темнота начинала заполнять собой все во круг. И можно начинать действовать. Осталось только выждать момент. К дому уже не так как днем подъезжают машины. Вернее они уже почти все разъехались. Остались только несколько шикарных машин.
Недавно подъехала БМВ, вся в грязи, и из не в дом вошли двое. Высокие спортивные ребята лет за тридцать, с аккуратными стрижками тщательно, в отличие от братвы, выбритые и не смотря на грязь машины в удивительно чистых туфлях.
И по спинам и по манерам можно было понять, что это не рядовые братки. Подготовка чувствуется. Строевая. Спустя полчаса после их приезда все очень быстро начало меняться. Тот ритм, за которым присматривал Алексей стремительно нарушился. Во дворе засновали люди. Явно не рядового состава. Они с серьезными и озабоченными лицами начали быстро покидать дом. Почти все говорили с кем-то по сотовым. Все машины, которые были во дворе и вокруг дома в несколько минут разъехались.
Потом из дома вышли четверо человек. Двое те из БМВ. Один какой то мерзкий тип с отталкивающей физиономией. Алексею, несмотря на бинокль и достаточно далекое расстояние данное лицо все равно стало противно. Он представил, какое чувство этот человек производит на близком расстоянии. Его спутник, который хлопал по плечам одного из БМВ, напротив был очень располагающий к себе человек. Алексей моментально определил, что он у этой парочке главный. Да и выглядел он как человек, которому очень сильно идет форма. Есть такие люди, они, казалось, влиты в форму. Словно это их вторая кожа. И несмотря на то, что он сейчас был в гражданском костюме опытному взгляду можно было все понять о его прошлом. И манерами, и движениями он походил на одного человека. Полковника Рудых. Только вот полковник еще мается своей больной спиной в строю. А этот во дворе бандитского вертепа хлопает по плечу своих людей, родство которых между ним и людьми этими очень сильно просматривается. Строевое родство.
Алексей вдруг подумал, что если бы большинство братвы составляли люди в таких начищенными туфлями, как у троих на крыльце и с такими же спинами, то воевать ему с ними пришлось бы очень туго. Четвертый то видно несмотря на сегодняшнюю его близость к этой тройке, так, интелегентишка примкнувший каким-то боком к братве. Хитрый конечно. Осторожный. Но человек, который носит такие туфли и костюмы как он, не представляет особой опасности. Потому, что хитрый он, а не умный. А хитрого человека всегда перехитрить можно. Вот умного перехитрить очень сложно. Умному ему в отличие от хитрого в этой жизни мало надо. А хитрец хочет получить как можно больше, зачастую и не нужных ему вовсе вещей и благ.
Потом они сели в грязный БМВ. Несмотря на то, что машина была действительно грязная трое сели быстро и аккуратно, а вот ителегентишка этот садился долго и осторожно, с гримасой на лице и как водится, испачкался. БМВ вырулил на улицу и поехал по своим важным делам.
Так-так подумал Алексей, что-то их всполошило. Что-то сдернуло. Ну это в принципе и нам на руку. Нам? Он все чаще стал говорить это слово. Или другие слова, которые озвучивают какое то общество, явное большее чем один.
Что ж НАМ это на руку.
Пора и НАМ выдвигаться.
МЫ готовы.
И вот опять он поймал себя на этой мысли.
НАМ.
Кому НАМ?
Ведь он сейчас стоит в недостроенном доме один. Никого нет рядом. Да и в доме этом недоделанном нет никого. Тишина в пустом доме. Только один человек. Одна сумка. Один бинокль. Один пистолет. И множество кирпичей, которые сейчас представляют стены. Перекрытия. Пустые окна. И все. Он один. Ножей только с собой три. Но они хоть и почитаются в некоторых обществах за живых существ, состоят из стали. Хорошей стали.
А он опять подумал НАМ.
Неизвестно почему, но это Алексея злило. Каким-то непонятным ему самому образом раздражало. Он точно не мог сформулировать чем. Но все время, когда он ловил себя на мыслях о том, что он говорит с собой во множественном числе, на него нападало какое-то наваждение. Что-то тревожило его душу. Его дух. Что? Он не знал. И вот сейчас он опять чертыхнулся и прогнал от себя это наваждение. Протер глаза и вновь начал смотреть в бинокль.
Темнеет. Как все-таки замечательно темнеет осенью. Резко. Вот еще несколько минут назад было почти светло. Мгновение и врывается править темнота. Сейчас ее время. Осень отдает темноте больше времени, чем свету. Осень во всю дает насладится темноте своей властью. А темнота дает Алексею насладится своей властью. Насладится хорошо выполненной работой.
Одно только сейчас смущает Алексея. Что их так всполошило? Нет, они и так все время были на взводе. Но тут совсем другое. Если совсем недавно они сновали тут и там ведя поиск в слепую, то теперь по их поведению было видно, появилась какая-то цель. И все приобрело более стройную структуру. Может отложить все и подождать? Присмотреться, собрать дополнительную информацию. Неужели где-то он облажался?
Стоп сказал сам себе Алексей. Не позволяй своему мечу колебаться. Наоборот очень даже хорошая ситуация. Они получили задание и приступили к его выполнению. А это значит, что сегодня вряд ли кто сюда заявится. В начале третьего можно приступить и к атаке. А сейчас надо к ней готовится.
По наблюдениям, которые Алексей вел все это время, он точно знал, что внутри дома все время остается три-четыре человека. Обыкновенные быки. И, конечно, зэчара. Вот он и представляет сейчас наибольшую опасность. Остальные менее приспособлены к бою. К запугиванию они приспособлены. Такая у них специализация. Пустырь сейчас вымер. Озабоченные постоянным потоком машин к дому и от него, бомжи и прочие бичи и бичуги куда то сгинули. Так что подступ к дому открыт полностью.
Алексей развинтил термос и глотнул немного кофе. У него был с собой небольшой рюкзак. Дело в том, что Алексей на своем посту уже с раннего утра. Он пришел в новостройку еще за светло. И уйти из нее собирался только в начале третьего ночи, поэтому кофе сейчас и требовался. Там же было несколько бутербродов и минеральная вода. Все имеющиеся в наличие оружие тоже было на нем.
Новостройка находилась практически в полукилометре от объекта атаки. Так что после того, как Алексей покинет этот дом, он выбросит рюкзак и термос с целлофаном от бутербродов, в бочку, в которой строители иногда зажигали огонь, чтобы погреть руки. И привалит все это сверху заранее приготовленными строительными отходами. Когда стройка возобновится работяги все это спалят. А если кто и найдет все это, то отпечатков там все равно нет. Минеральная вода и термос были куплены в соседней области. Алексей специально покупал и минералку и термос там. На термосе есть небольшой рисунок с гербом соседнего края. Да и минеральная вода в продаже в его городе большая редкость.
А сейчас Алексей глотнул кофе и снова начал смотреть в бинокль. Дом затих. Во дворе больше никто не ходил. В четырех окнах, которые выходили на него, горел свет. И все, тишина. Он подумал, что не надо ждать до середины ночи, а начать сейчас. Но тогда вдруг кто-то может пожаловать. А ночью оно надежнее. Будет намного больше времени осмотреть дом. Придется одному из бычков подарить жизнь. На небольшой период. Очень трудно искать что-то без помощника. Так что на время помощника можно себе оставить. Алексей потрогал тонкие пластиковые полоски, которыми удобно можно скрепить руки противника. И у того возникнут огромные трудности с тем, чтобы освободится. Казалось бы, простая пластмасса, а попробуй освободить руки. Потом конечно его тоже придется нейтрализовать. Навечно.
А вот зэчару надо стереть в первую очередь. В первую. Он в доме. Алексей видел, как он несколько раз ходил по двору. Кормил собак. Запирал гаражи. И все это время у него был вид серьезно озабоченного человека. Несколько раз тот даже в окно осматривал в бинокль пустырь. Чует, падаль. Чует. Или просто начал выполнять указания того, похожего на полковника Рудых. Когда эта четверка садилась в БМВ, этот бывший военный перекинулся парой слов с бывшим зэком. Алексей не смог рассмотреть, о чем говорил вояка, но то что сказал зэчара он понял. Сделаем. Тот сказал: сделаем. Что? Усилит охрану. Да нет, пока как было три-четыре человека, и есть.
Ага. Что-то происходит. В доме вдруг во многих комнатах вспыхнул свет. Потом во двор вышли двое. Зэк и бычок. Пошли к гаражу. Нет, стоп. Не просто пошли. Стремительно пошли. Спешат. Открыли гараж. Выгнали пассажирскую газель. Бычок сел в машину. А зэк крикнул, что-то в дверь дома. Открываются ворота. Ворота автоматические, открываются из дома. Газель выехала. Газанула и скрылась из вида. Зэк смотрит, как закрываются ворота. Стоит на порожках. Долго для такого холода стоит. Что-то ему не нравится. Плюнул. Полез за сигаретами. Так-так нервничаем. Насколько Алексей успел заметить, тот почти не курит. Тем более, вечером. За все то время, что он за ним наблюдал, тот курил только часов до пяти. Потом он его с сигаретой ни разу не видел. А тут уже десятый час. Куда они газель погнали? Может, все-таки зэка оставить? Он побольше быков этих знает. Да и не дурак, видно, героя строить не станет. Его и пытать не надо.
Это только очень глупые и наивные люди считают, что можно выдержать пытки. Зэк наверное к глупым людям не относится. За легкую смерть многое расскажет. А если он упертый? Да нет. Раз камуфляж одел на себя, то вряд ли. Хотя и украшений на себе ни каких не носит. Стоит курит. Оглянулся и почему-то с удивлением посмотрел на свою тень. Что? Полез за новой сигаретой.
Вот ВАМ...
Тьфу ты.
Во ТЕБЕ и юрьев день.
Одну сигарету за другой. Сильно нервничает. Так он, гнида, и ночью сегодня не заснет. И быков сношать будет. Они вроде как и не боятся его особо. Но и радушия к нему тоже не выказывают. Не нравится им старпер этот. За свою въедливость не нравится. А сегодня он по ходу еще въедливей станет. Что происходит?
Так. Все, накурился. Пошел в дом.
Да, что-то все-таки происходит. Самое поганое чувство. Видеть действие, но не знать причину этого действия.
Осталось четыре с небольшим часа.
У Алексея напряглись скулы. Колебаться вредно сказал он себе. Колебаться вредно. Сейчас тебя должен волновать только сегодняшний бой. Только сегодняшний. Прошлое свершилось и его нельзя изменить. Будущего еще нет. Есть только настоящее. Так все стоп. Снова сказал себе Алексей.
Стоп.
Стоп.
У ТЕБЯ впереди сейчас бой.
А все остальное потом.
Во время боя нельзя много думать.
Все мы умрем. Все. Так что как бы там ни было, конечным пунктом нашего жизненного пути будет только смерть. Смерть может ждать тебя через четыре часа. Только смерть, и больше нечего страшного с тобой не случится. Поэтому надо думать, что ты уже умер. Ты уже мертв.
Алексей стоит у окна на четырнадцатом этаже и думает о смерти. Настраивает себя на эту ночь.
Когда ты думаешь о смерти время начинает лететь очень быстро.
До начала третьего ничего в доме и около него не изменилось. Горел в окнах свет. И было тихо. Было спокойно. Машины больше не приезжали. Дом старался заснуть. Но люди в нем не спали и мешали спать ему. Они жгли в его комнатах электрический свет. Ходили по дому. Готовили себе кофе. Смотрели ночной канал. Играли в компьютер.
Смерть о которой так сильно думал Алексей чтобы скоротать время и привести себя в спокойное состояние убийцы, в полукилометре от этого дома уже побывала. Она уже посмотрела в их лица. Она уже пометила их. Она сверилась со своими записями и удовлетворенно хмыкнула. А потом она вернулась к Алексею и спряталась в его тени. Как совсем недавно она пряталась в тени еще одного человека, который тоже старался ей помочь и помог очень успешно. Она тоже стояла тогда в его тени, когда он перерезал горло двум объектам. Но Алексей нравился ей больше. Нравился больше, чем тот. У смерти на Алексея были свои планы. Когда-то люди его профессии говорили, что только тот, кто постоянно думает о смерти может прожить долгую и счастливую жизнь и были правы. Действительно только тот, кто ДУМАЕТ постоянно о СВОЕЙ смерти может прожить и проживет долгую и счастливую жизнь и встретится с ней в старости. И смерть будет счастлива от этой встречи.
Но тот, кто постоянно думает о чужой смерти нравился ей еще больше. Только вот...
Два часа пятнадцать минут.
Алексей вышел из новостройки и тронулся, не торопясь и осторожно вглядываясь в темноту, по направлению к дому, в котором смерть была недавно, на экскурсии. Алексей шел и рядом с ним двигалась еле различимая тень и в тени этой скользила смерть. Скользила с улыбкой и интересом смотря на него. Рядом шел падальщик как всегда мрачный и сумрачный.
20.
Глеб Морозов и Николай Рощин все-таки раскрутили поселок. Раскрутили на все сто процентов. И они были очень довольны собой. Когда-то два офицера теперь работали на братву. Два офицера разведки. Умные парни трудились на бандитов. И не важно, что они занимали в их бандитской иерархии видные места, все равно они стали простыми бандитами. Сами себя они оправдывали только тем, что работают они на Милюкова, на Кота. И только на него. С остальными они держались на расстоянии и старались не опускаться до общества братвы. Братва им отвечала приблизительно тем же. То есть равнодушием. Злилась, конечно, но старалась это не показывать. А вовсю показывала равнодушие.
Морозов и Рощин познакомились в училище. Московском военном общевойсковом командном училище. Глеб и Николай первыми прибыли на свой первый курс. Разговорились и узнали, что они с одного курса и с одного взвода. Так вот случай их и свел вместе. Они оба хотели стать офицерами. Оба с детства шли к этому. И их мечта сбылась. Получив погоны, они оба попали командирами разведгрупп в часть, где заместителем командира по оперативной работе и был подполковник Милюков. И подполковник лейтенантам и лейтенанты подполковнику понравились сразу. Было в них очень многое от самого Милюкова. И когда грянуло Приднестровье и часть сидела словно в стане противника, в глухой осаде. Местные во всю требовали, чтобы они отдали им свое оружие. Милюков на все переговоры брал с собой обоих тогда уже старших лейтенантов.
А потом рухнул союз и Кот волей случая встретил Андрея своего одноклассника. В детстве они были друзьями. Потом Сергей поступил в военное училище, а Андрей сел за разбой. У каждого была своя подготовка. Но оба к сорока годам стали профессионалами в своих областях. А когда перестройка превратила вчерашние малины в ООО или ОАО. Общак в уставной капитал. Федор очень быстро сориентировался и начал строить свою маленькую империю. Он был опытный человек и не старался грести под себя все. Поэтому и остался жив, даже минув девяностые годы и до сего времени отлично жил в двадцать первом веке. Жить в двадцать втором он не рассчитывал. Но вот еще насладиться жизнью немного в начале нового тысячелетия он рассчитывал.
А когда в начале девяностых в отпуск приехал друг детства с сильно седой для сорокалетнего мужика головой, друг Сергей, то Федор не колеблясь предложил ему работу по специальности, только у него. Федор был очень не глупый человек он так и предлагал работать не на него, а у него.
Милюков был холост. Судьба вояки бросала его черте куда и у него не было ничего такого, что бы могло ему помешать сорваться на новое место и он согласился. Попросил только с собой взять двух ребят. Привык он к ним да и они привыкли к нему. Тоже холостые парни, во всем старавшиеся походить на него. Да так иногда старались, что ему было стыдно и он как-то у костра за чаркой водки и куском мяса попросил не копировать его стиль, а начать искать свой. Ребята не обиделись они просто прочувствовали ситуацию и поняли свои ошибки.
Они вообще были молодцы, если ошибались то не шкерелись, не тихорились, а смело во всем признавались. И больше никогда не допускали подобных ошибок.
Вот так два старлея и приехали в этот город и много чего сделали для того, чтобы не опозорится перед Милюковым. И соответственно для того, чтобы маленькая империя Федора стала непотопляемой.
Рощин еще в училище получил кличку Китаец за то, что увлекался кун-фу и китайской философией. Поэтому когда Морозов по пьяни в самом начале их нового пути спросил:
- Николай, что же мы тут делаем, ведь они же уголовники.
Китаец ему рассказал то, во что он старался верить сам. Он ему так и сказал:
- Государству на нас с тобой, старлей, насрать, мы для него никто, пыль, пушечное мясо. Мы два офицера, не самые тупые и одноизвилистые без Милюкова никто. У нас же ни блата, ни связей. Так что нам светит с тобой? Ничего. Стать пятнадцатилетними капитанами. Или погибнуть где-нибудь исполняя мудрый план генштаба. Вот и все. Ты сможешь халуем стать? Жопализом? А? Глеб. Сможешь форменные штаны ширинкой к жопе постоянно носить? Расстегнутой, чтобы не утруждать командование?
- Нет! - прорычал Мороз. - Нет.
- Вот и все. А без этого нам ни академий, ни звезд больших не видать.
- Но тут, тут-то мы же с тобой мразью скоро станем. И не заметим как. Сначала немного грязи, а потом по уши. Ты что не видишь?
- Вижу, но в армии сейчас столько же грязи. Если не больше. И падали там столько же. Ты братьев Прутковых вспомни. Им же ничего не было. Дедушку генерала боялись обидеть и все замяли. А если бы ты или я. Нас бы в зону, кайлой махать отправили.
Морозов посмотрел на Китайца. Ухмыльнулся криво и сказал:
- Ты как эти чмони сделать не смог. А если и сделал бы, то застрелился. И все.
Китаец хмыкнул сорвав с горлышка новой бутылки пробку, налил в стаканы водки. Поставил бутылку на стол взял стакан и глядя в глаза другу ответил:
- Ты, старлей, обо мне слишком хорошо думаешь. Давай будем.
Потом Морозов уснул. А Китаец допил водку и уложив на кровать друга еще долго стоял на балконе гостиничного номера и курил. Утром он курить бросил, да и не пили они больше так, как в тот вечер. Они как Кот стали пить соки и минеральную воду. Чай зеленый.
Все свободное время проводили в тренировочном зале. Читали массы книг по их новому направлению старой специальности. Благо у Федора были и без Милюкова связи в органах и органы эти во всю им предоставляли материал, на котором были грифы - только для слушателей и прочих абитуриентов. Очень много они изучили. Очень много поняли. Тут и психология была, тут и книжки из Нижнего-Новгорода, оттуда, где готовили чекистов. И ментовские школы, ставшие высшими, делились с ними последними разработками в области борьбы с преступным миром.
Самое в этих книгах главное, что курсанты самой престижной чекистской специальности все это учат ради оценок и сдачи экзаменов, а такие, как наши старшие лейтенанты все это учат для того, чтобы использовать в работе. Безжалостно использовать. Ведь через год своей новой жизни они действительно нашли свой стиль и свою новую стихию.
Они стали частью бригады. Бандитами. Но они не наезжали на предпринимателей, не пугали директоров завода. Они боролись с преступностью. С конкурентами. Боролись люто. И книги, которые изучались ими использовались по назначению. Для того, чтобы душить всю эту падаль, которая стала вылезать как грибы после дождя. Вот и отшибали этим грибам они руками простых братков шляпки. Нормально так, люто, отшибали. И были счастливы. Потому, что тут в братве, моча братву, они приносили государству намного больше пользы, чем ставшие слушателями Военно-дипломатической Академии майоры Прутковы. Которые как-то по пьяни подстрелили солдата. Ради шутки.
Мороз и Китаец не шутили, они просто старались уничтожать мразь и прочую нечисть, не за награды и звезды на погонах, а за свою сгубленную нашим государством офицерскую честь. Ведь в глазах простых людей они были самые обыкновенных бандиты.
Обыкновенными бандитами.
А братва их стала уважать. Как уважают снайперов. Своих снайперов. И как люто ненавидят снайперов противника. Особенно, когда эти снайпера с той другой стороны попадаются в руки. Потому и стреляется снайпер, когда понимает, что все труба, что обложили. Вот и Морозова и Рощина уважали, снайперским уважением.
Только, наверное, один Милюков догадывался, почему вчерашние старлеи так рьяно исполняют свои новые обязанности. Но он ничего им не сказал. Ничего. Даже когда они Великого проморгали.
Не могли они его упустить.
Ни как не могли.
Великий был сержант. А они старшие лейтенанты. Два старших лейтенанта. А упустили. Но он их ни в чем не винил. Наоборот, защищал когда братва начала воду мутить. Да и Федор тогда тоже не сдал их Третьему, а как Третий тогда лютовал. Как бесился. Но Федор отстоял их. Отстоял несмотря на то, что теперь был вынужден терпеть присутствие этой погани в лице Аудитора в непосредственной близости от себя.
Вот в таком обществе и несли свою новую службу Глеб и Николай. Офицеры на которых плюнуло государство. Настоящие парни. Настоящие воины. Это именно они звонили из поселка Милюкову. И в тот момент, когда Милюков слушал голос Николая как всегда уверенный, в его мозгу включился тумблер и новая информация засветилась большими буквами. Ему пришла в голову одна мысль. И положил он телефон во внутренний карман пиджака и сказал:
- Вот и сыграл поселок.
А потом посмотрел на Аудитора и улыбнулся ему. Милюков еще когда Николая слушал один глаз прищурил. Левый.
Вы когда-нибудь стреляли?
Двумя глазами целится очень трудно.
А Аудитор его улыбку истолковал по-своему. По интелегентному: видит мол Кот, что я ставленник Третьего вот и заискивает. Пятое поколение оно на то и пятое. Что во всех себя старается видеть, под свое мировоззрение подгонять. Не видел он того что в прищуре Милюкова умный человек рассмотрел бы. Тот, кто время от времени в кого-то постреливает.
Да и не стрелял Аудитор не из какого оружия. Он расстрелы смотреть любит. Дома целая коллекция документальных съемок расстрелов. В интернете теперь этого материала много. Вот он и смотрит.
И не на расстрельный взвод смотрит, а на жертвы, которые у него дома умирали уже тысячи раз. Почти каждый день. На жертвы. И не догадывается, что жертвы эти видят перед смертью, чуть раньше, чем полетят по туннелю ...
Видят конечно те, кто по жизни сильные, кто на расстрельный взвод смотрит. Жертвы эти видят руки, которые сжимают цевье и глаза видят. Один зажмурит один открыт.
Зажмурен левый.
Редко правый.
Очень редко.
Привык Аудитор людям жизнь поганить. С детства привык. Хилый, в коротких штанишках, в заботливо связанной мамой жилетке он представлял прекрасную цель для таких, какими в детстве был Федор и объект для равнодушного взгляда таких каким в детстве был Милюков.
Федор он слабаков давил в детстве по чем зря. Волю тренировал. Такую волю, что перед его взглядом все в лучшем случае чуть не обсерались. Нравилось это ему. Очень нравилось. До дрожи внутри, до жара в висках.
Видел Аудитор равнодушие в глазах таких каким в детстве был Милюков. Полное равнодушие. Такие как Кот всегда считали, что человек должен за себя сам постоять. Да, получить по сопатке, но постоять. Раз. Два. Три. А потом от него отстанут.
Не любят связываться такие Федоры с теми кто по сопатки им с каждым разом все сильнее и сильнее сдачи дает. Хотя и проигрывают.
Милюков в детстве был не слабый, но и не особо сильный. Он просто был сильный духом. Тем и выигрывал в драках даже у жлобов побольше Федора. А к тем, кто сам себя в жертву намечает он был равнодушен. Нельзя в этом деле человеку помогать. Сам должен понять. Сам. Своим умом. Тут нужно только равнодушием помогать. Только равнодушием.
Но не понимал Аудитор этого спасавшего его равнодушия в таких глазах.
Но и битым быть не хотел.
Отлупит его какой-нибудь Федор, а он сразу стучать всем и вся. Учителям. Маме. Папе. Бабушке. Дедушке. Даже глухой прабабке стуканет при случае, чем доведет впавшую в маразм старушку до истерики. А мама, папа, дедушка и бабушка, да и учителя у нас они же интеллигенты они это так не оставят, они скорей во все инстанции, скорей, скорей писать. В милицию, в комсомольскую организация, в районо, в обком, в местный товарищеский суд. В общем поднимется такой гай и хай, что бедный маленький двойник Федора и сам не рад, что с этим придурком в жилетке связался. Дома-то его маманя мокрой тряпкой огреет, да и батя, наслушавшись после работы трехчасовой лекции, вместо того, чтобы пару огняков с друганами раздавить, потому что в жалобах то он упоминается как плохой родитель, ремнем добавит. Потом отец еще мать погоняет так, что она забияку этого малолетнего по утру, еще сонного за уши оттаскает. И не пойдет сегодня маленький двойник Федор в школу. Не гоже, чтобы его с такими ушами видели. Будет где-нибудь на пустыре отсиживаться. И поймет, что таких как Аудитор трогать нельзя, их можно только убивать. Раз и на всегда. Потому что если он останется жив, он опять на тебя настучит. Обязательно настучит.
И вот уже Аудитор стучит на всех в классе учительнице и заучу. В армию его не возьмут. Папа, мама, бабушка, дедушка даже на время призыва вышедшая из маразма прабабушка его отстоят. И пойдет он поступать на самый проходной и бестолковый факультет. Исторический, местного педагогического института. История у нас все равно в то время строго регламентируется соответствующими органами.
Вот там он по комсомольской лестнице и начнет подниматься. Конечно, он то в чекисты хочет. Но не возьмут его в чека. Сильно к стукачеству он расположен. Такие тут на местах нужны. И станет он ходить с таким видом, как будто стал самый, самый шпион. Не понимая что самый, самый действительно - самый последний стукач, настолько последний, что его даже чекисты к себе из-за опасения не взяли. И будет он лезть вперед потихоньку.
Но вот беда. Развалилось КПСС. Закрыли его профсоюз. Кранты. А руками и мозгами-то мы больше ничего не умеем. Но фартанет и тут. Начнет молодой и перспективный бандит искать себе в штат самого человека, чтобы тот за его людьми присматривал, чтобы они в его отсутствие даже договориться между собой не могли. И наткнется случайно на Аудитора. Вот так он и прижился у Третьего. Пыжина Сергей Викторовича.
А Третий его использует по максимуму. И будут братки его бояться ведь он стучал постоянно не потому, что что-то действительно происходит или планируется, а потому что он постоянно что-то сам домысливает.