|
|
||
Только Санька как-то потом отстал, или Леха его как-то незаслуженно забыл,-- уехал в шумную Москву за дипломом, за новой, можно сказать, жизнью и остались в прошлом и школа с ее шумным гомоном, и тот же Санька, с которым больше как-то судьба не сводила. И началось у каждого свое. Вот это-то свое и рассказывал теперь Санька своему бывшему корешу, Лехе, которого невзначай разглядел в городской канители. На, считай, главной улице. И запросто, как в былые времена, хлопнул бесцеремонно его по плечу, хлопнул и так же, как и прежде, когда тот обернулся, широко заулыбался: Ах. Леха, ты Леха! -- Процедил свое Санька.
И Леха, готовый уже ответить нахалу чуть ли не "наотмашь" , тотчас же смягчился, и не то чтобы даже смягчился, а был готов провалиться на месте, от такой неожиданности, -- перед ним стоял его товарищ, Санька Комков, кого он сто лет..., как говорится, и которому Леха с радостью протягивал сейчас руку.
-- Ну, давай краба! - Обрадовано, произнес Леха и крепко пожал Санькину ладонь.-- Ты как... где? - начал, было, Леха , и тот хитро, обиняком, как всегда ответил, что, дескать, так... одном месте, где валяет, - как он выразился,--еще и дурака.
Но, тем не менее, пошел разговор у старых приятелей в открытую, потихонечку заскрипел,-- тронулся, и каждый теперь старался поделиться друг с другом своим первым семейным опытом и первыми рабочими буднями, и один почти - что перебивал в азарте своем другого, стараясь сообщить больше и о себе и своей житухе нынешней. Взрослой что ли. И жизнь эта и у того и у другого была теперь насыщенной и неопределенной. Так как, каждый, мало, что в ней, теперь понимал, ибо она у них усугубилась семьею с ее пеленками и ребятенками, и строгим рабочим графиком. А тот, школьный жизненный ветерок, не к чему не обязывающий, казался им теперь неким далеким призраком. И появилась череда сомнений: так ли чего делают они, в этой, взрослой своей жизни, и ту ли, взрослую жизнь они хотели встретить, коль на душе она, словно камнем тяжелым затаилась; и давит, давит почти ежедневно на них своей тяжестью, и как теперь что одному, и что другому освободится от нее, и вновь с ветерком-то школьным полетать бы еще, хотя бы чуть-чуть, чтоб свысока обозреть им всю их начинающеюся судьбу.
--Как на счет завтра, Лех, за грибками, если, -- не наговорившись, видно, вдоволь, предложил Санька, который начал уже , нет-нет да посматривать на часы, --было видно, что ему уже не терпеться уйти и Леха отпустил Саньку с богом:
-- " Ну что ж,--завтра, так завтра" --подытожил он разговор , и первый протянул товарищу руку. И свое "Пока" произнес Санька, как всегда, с улыбочкой, после которой моментально и растворился в толпе, словно выпущенная сердобольным рыбаком в озерцо плотвичка. Но перед тем, как же все им расстаться, успели они обо всем уже тщательно договорится и где и когда им завтра встретиться, а также обменяться успели новыми адресочками, так как и тот и другой, в связи с семейным их теперь статусом, намного отдались друг от друга не только по части "дружбы", но и территориально, проживая, полные забот, у своих молодых и, как выяснилось позже, строгих жен, от которых, в общем-то, так легко согласились на эти самые и "по - грибы".
Сумел таки Леха встать на следующий день, чем свет и "нырнуть" в первый утренний автобус с пустой корзинкой наперевес. И, протискиваясь через, сонных еще, работяг, от которых невыносимо разило вчерашней сивухой, и ворчливых фабричных теток, удалось ему притулиться все таки в уголке. Замереть, -- сдавленному и сплющенному, как некая морская рыба "Камбала", и трястись до самой Санькиной остановки, почти через весь город. А когда все-таки выскочил он из этой душегубки, -- пробился через нахрапистый люд на волю,--- выдернув из - под него корзину свою с треском, то в первую очередь глотнул жадно свежего воздуха, а во вторую уже -- повертел головой, кое- как все же определяя: куда ему теперь держать путь-дорожку, чтоб на правильную улочку и выйти. Спасибо, конечно, Саньке: встретил: завидел и замахал ему еще издали, так, чтобы поторопить дружка своего, и успеть уже не на первый пусть утренний, а хотя бы на второй, или третий...
--Этак мы с тобой, Леха, и мимо денег... -- предъявил претензию Санька, препровождая долгожданного дружка в дом.
-- Сам знаешь, автобусы.... - оправдывался Леха, осматривая Санькины хоромы. - Спишь, небось, как сурок. -- посмеялся Санька и жестом, прикладывая указательный палец к губам, И дал понять Лехе: особо-то не шуметь. Семья. -- Да и ясно,--полушепотом уже соглашался Леха, и нырнув за дружком в тесную, пахнувшею еще свежеструганной доской кухоньку уселся на стул, с которого и стал наблюдать за собирающимся в лес дружком..
А тот в свою очередь ходил-искал, шмыгал туда-сюда не только по кухоньке, но и чуть ли не по всему дому в поисках то корзины для предстоящей поездки, то подходящей одежки от лесных паразитов, а то, хлопал то и дело, дверцей холодильника, вытаскивая из него поочередно чуть ли не весь недельный запас продуктов. Потом тщательно упаковывал их в яркие целлофановые пакетики, шурша ими "на всю Ивановскую", чем, в конце-то концов, вывел из себя свою жену Тамару.
... Не рынок чай -- потише? -- заспанная и по- утреннему еще не причесанная вышла она из спальни.
-Вот, Тамар, Леха, - как-то несерьезно представил Санька товарища. И тот, немного подавленный словами Тамары, как-то неловко кивнул, не осмелившись произнести и словечко, и даже привстал со стула, ожидая, видимо, дальнейших семейных событий. И от волнения еще долго переминался с ноги на ногу, не зная, как быть ему дальше? И только убедившись в том, что Тамара "атаковать" мужа более не собирается, уселся на стул снова. Теперь он нервно поглядывал то на Саньку, которого замечание жены отнюдь не смутило, и он продолжал "копошится" у холодильника, то на нависшую над ним Тамару, которую он, Леха, исподволь начал с интересом рассматривать. А Тамара, не обращая никакого внимание на гостя, все стояла и испепеляла мужа строгим и нетерпеливым взглядом.
- Скоро? - произнесла она, наконец, раздраженно, и на это "Скоро" Санька также ничего не ответил. Отчего Леха почувствовал, что внутри у Тамары что-то бродит, накапливается, с чем с каждой минутой ей так тяжело совладать. И что еще чуть - чуть,-- одно неловкое движение мужа, или лишнее словцо, сказанное им "попусту", то это "что-то" выйдет из нее наружу и, словно горный поток, смоет собою, затрет и потреплет основательно и Саньку, и заодно с ним и его, Леху. И Санька все же повиновался: покорно и безропотно съежился, ответив лишь на вопрос Тамары кратким " конец" и затих, представившись в Лехиных глазах, этаким поверженным орлом, на которого есть и "похлеще" стервятник. И Леха, чтобы не досаждать товарищу еще более, "молчал себе в трубочку", пока строгая Тамара не удалилась на детский плач туда, откуда, в общем-то, и появилась. В свою очередь и Леха постарался Саньку поторопить, затараторив упрямцу "пойдем уж" да " пикник, дескать, не устраивать..." Но Санька все еще возился со своими пакетиками, правда, шуршал ими уже реже, по- скромному, и пока не закончил, то все равно -из дома не вышел. А пакетики эти -- бултыхались и шуршали в корзинке у него всю дорогу до станции, ибо до нее он с Лехой добирался второпях. Вприпрыжку почти. Бежали по бетонным шпалам и всю дорогу спотыкались. Чтобы путь свой -- витиеватый и путанный-сократить изрядно,-- на прямую то есть. Но опаздывали дружки, как выходило, и на третий, и когда все же поднялись они на бетонную платформу, то перевели дух, как говорится, основательно, прислонившись к шатким перилам своими вспотевшими спинами и вдоволь забирая ртом привокзальный, отдающий мазутом, воздух.
Грибной сезон был в разгаре, и народу на платформе, не смотря на то, что поезд не первый утренний, все равно было - как в бочке селедки. Многие уже нетерпеливо поглядывали вдоль путей, в сторону Москвы, стараясь разглядеть в утренней дымке черную точку электропоезда. Но точка почему-то запаздывала. А люди с корзинками все прибывали и прибывали. Отчего дружкам, успевшим уже отдышаться, стало не на шутку тревожно: "этак и не втиснемся" --первым заволновался Санька, и Леха только с ним согласился. И нервничал тоже изрядно, пока все же долгожданная точка не появилась вдалеке. А как появилась, то с каждой минутой становилась все заметнее и заметнее, и, когда поравнялась с платформой, то превратилась в грохочущего и свистящего монстра, замедляющее свое движение ужасным скрежетом тормозных колодок. - Ну, Леха, давай, -- скомандовал Санька, когда монстр наконец-таки замер, и первым рванул в самую гущу вываливающейся из вагона толпы. И Леха, последовавший за ним, нисколечко не отставал, -- лез - напирал и расталкивал локтями кого послабее, чуть ли не заталкивая выходящих из вагона пассажиров обратно, в вагон, цепляя и царапая их своей корзиной. А сзади уже вовсю давили и тискали их, Саньку и Леху. утрамбовывая, словно, в тесный тамбур ритмичными и сильными толчками. И толчки эти, бесцеремонные и настырные по характеру своему, нарастали еще и по силе своей до тех пор, пока двери вагона все же не захлопнулись окончательно. Но Леха с Санькой все еще стремились вперед, выбираясь из тамбура в вагон и приглядывая себе местечко по ходу по- свободнее. И только дойдя, таким образом, до середины вагона, они наконец-то остановились.
--Вот здесь и постоим, -- поставил точку Санька, и Леха, немного потоптавшись на месте, ища, видимо, удобство для своего тела, ответил: что ничего: ехать еще можно. И стал оглядываться по сторонам..
Грибников на станции сошло не много, так как основная масса так далеко не забиралась, -- повысаживалась кто - где, раньше, а те, что все же вышли на этой станции, десяток другой , то повернули все влево, к реке. И он, Санька, какое-то время даже засомневался: туда ли они с Лехой пошли, и почему все кинулись в это " влево", когда лучше бы - вправо. И вспомнил Санька прошлую осень, в которую он эту левую исходил вдоль и поперек, но гриба нормального так и не встретил. А то, что там болотина кругом, так это всем должно было быть известно, и коль есть чуток места высокого, то и деревенские там всегда только одни опята городским оставляют. Поэтому Санька только минутку и стоял-раздумывал. Но потом, как-то хитро усмехнулся и на вопрос Лехи, тоже за Саньку было засомневавшегося, туда ли? -- уверенно ответил:-- туда, а этим - указал он рукой на быстро исчезающею из вида толпу -- ничего не обломится.
Леха конечно, кивнул. Поддакнул товарищу, но сомнения из его головы так и не ушли. И он, уже давно не ходивший по эти самые грибы, подстраиваясь под Санькин шаг, старался припомнить все же, где и когда он в последний раз в этом лесу и был. Но вспомнить ничего так и не смог, ибо все давно в памяти его стерлось, и осталась одна только студенческая маета, и теперь, шагая по грунтовой и пыльной дороге, он испытывал необычный подъем настроения, отчего так и сказал товарищу, -- " хорошо!". А Санька -- в ответ только усмехнулся на Леху и зашагал быстрее. И Леха стал за ним поторапливаться, иногда сбиваясь с заданного им ритма и спотыкаясь о дорожные комья грязи, "как безногий"
Но вот наконец-то Санька свернул в лес, и непонятно, правда, почему именно в этом месте ему пришло в голову это сделать-- " и лес, вроде еще не лес " -- рассуждал Леха, -- но вслух не высказался, а только шел за товарищем уже по черничнику, перешагивая то и дело мелкий валежник, и также спотыкаясь - теперь уже о кочки, которым конца было и не видать.
--Подберезовик здесь должен быть, -- пояснил Санька, и стал от Лехи понемногу отдаляться..
Но гриба пока приличного не было, и Леха не выпуская товарища из вида.-шел за ним не отставая, а коли где и задерживался, то только у невзрачных свинух, радовавших все же иногда его своим многочисленным семейством.
--Одни, Сань, свинухи везде.- словно пожаловался вслух Леха,
-- И то гриб. - по - своему ответил Санька - И посоветовал забирать правее. -- Правее, так правее. -согласился тот, чувствуя, что с грибами у них сегодня что-то не так. Но Санька не унывал: шел по лесу и посвистывал, и когда показалась светлая и широкая опушка, перед которой начинался мелкий перелесок, то неожиданно предложил сделать привал.
- И часа не прошли, -- удивился Леха, но Санька уже успел облюбовать уютное местечко, между двумя лежащими крест накрест березами, и теперь, не обращая на Леху никакого внимания, усаживался на мягкий и сухой мох.
-- Ноги, Лех, не казенные. Пригодятся.-- только и сказал Санька. И тотчас же, начал вытаскивать из корзины свои целлофановые пакетики.
А Леха, тем временем, все стоял и смотрел на Саньку, явно находясь в некотором замешательстве: он никак не мог взять в толк: что, все же, происходит? Ведь только что вошли в лес, и, казалось, идти нужно и идти, а здесь?..
--Да, ладно, садись, не переживай -- рассеял Лехины сомнения товарищ и указал на сухой пригорок, возвышающийся как раз напротив него - Местечко-то какое!
-- ну что ж, привал так привал -- сдался Леха, и стал располагаться на указанном Санькой пригорке
-- только смотрю, продуктов-то... куда? На роту? - удивился Леха, рассматривая Санькины пакетики
-Роту - не роту -- самодовольно ответил тот , -- а перекусить хватит - И усмехнулся.
И Леха сидел, и смотрел на шустрящего возле пакетиков Саньку с отсутствующим взглядом. Он уже старался понять себя, что в конце-то концов происходити с ним? теперь и ему никуда уже не хотелось: ни в лес, ни из леса, а хотелось вот так посидеть часок - другой у этих березок и больше ни о чем и не думать. Устал он, видимо. И от шумного города устал, и от семьи, да и от учебы своей еще не отошел полностью. По лесу, по покою соскучился. И то, что сейчас они вот так запросто завалились на этот преждевременный привал, не найдя по сути ни одного нормального гриба. "...Да не в грибах сейчас дело, думал уже он. Не в грибах..."
А у Саньки уже было почти все готово, и он еще раз окинул взглядом вытащенные им из пакетиков продукты. -- Хлеб,сало, помидоры, огурцы...--были им аккуратно порезаны и теперь аппетитно лежали на старой и мятой газете, которую он предусмотрительно, видимо, прихватил из дома.
-- Мож, помочь? -- обратил вновь свое внимание на товарища Леха. Но Санька промолчал. Он был явно увлечен своим занятием, и только после того, как изрезал четвертушку ржаного хлеба на ровные куски и положил их также аккуратно на центр газеты, запоздало ответил:
-Да сиди уж....
И Леха вновь ждал, и смотрел на Саньку, думая об этой странной его затеи с привалом, а может, и со всей поездкой тоже, в которой он уже тоже сомневался: нужны ли были им эти грибы с самого начала? А если нужны, то что они сейчас здесь у этих берез делают?- Все это крутилось у него в голове, и он, уже порядком запутавшись в своих рассуждениях, решил для себя: пусть будет, как будет -- ему, в принципе, все равно.
-На, держи. -. Достал Санька из внутреннего кармана куртки флягу и подал ее Лехе.
- Ты смотри.... Чего здесь, Сань- То ли удивился, то ли обрадовался он фляге и ловко перехватил ее из рук Саньки.
-- Узнаешь, -- не выдал своего секрета тот, и полез снова в свои пакетики, откуда, за тем, извлек два стограммовые стаканчика, которые складывались как гармошка до основания и были большом дефиците.
- Отметим, так сказать...- пояснил он, все еще удивленному Лехе, который сидел и смотрел уже на товарища как на какого-нибудь факира, выкидывающего один номер за другим.
-Да, Сань, с тобой, не соскучишься. -- только и нашелся, что сказать Леха.
А Санька тем временем уже устанавливал легкие, как пушинка, пластмассовые стаканчики на вздымающейся от мха газете, приминая ее, и поглаживая так, чтобы придать им устойчивость.
-- Да ладно, Сань... сойдет -- тяготился своим безучастием Леха, на что Санька товарища "приструнил" сказав, что спешить в этом деле не к чему. И Леха вновь ждал и нетерпеливо поглядывал на Саньку, нетерпеливо следя за его движениями, стараясь угадать в них последние...
--Ну давай ... начнем -- наконец-то произнес Санька и Леха протянул флягу товарищу .
Столь неожиданный поворот событий явно пришелся по душе заждавшемуся Лехе - Ну ты и артист, --вылетело только с его уст и он тотчас же передал флягу Саньке..
- -А ты как думал,-- рассуждал уже тот, вдохновленный комплиментом товарища --мы с тобой куда приехали? в лес? - в лес, а в лесу надо отдыхать как положено, --не торопясь, как люди, в общем- Санька неторопливо разливал содержимое фляги по невесомым пластмасскам.
Леха почувствовал резкий сивушный запах , который ( на что он сам себе удивился) не вызвал у него никакого отвращения, а наоборот, ему даже захотелось побыстрее глотнуть этой сивухи,-- утолить некий внутри зуд, вызванный у него обильной Санькиной гастрономией, и он с нетерпением дожидался начало трапезы.
--Ну, давай! - наконец -то произнес Санька и они чокнулись.
Магарыч оказался крепкой, градусов под шестьдесят, самогонкой, от которой Леху с непривычки скрутило, -- обожгло внутри, и сразу же сильно расслабило. И он, запихивая себе в рот один за другим куски сала, никак не мог перебить тот неприятный привкус во рту, который все еще заставлял его передергиваться.
--Ну ты, слишком. Сань,--наконец произнес первые слова Леха, и тот, наблюдая, как лицо дружка перекосилось и сморщилось, самодовольно заулыбался. - А чего воду-то гонять...-- отшутился он. И, Леха, чувствуя, как с каждой минутой приятная теплота больше и больше разливается по всему его телу, только в ответ кивнул.
-- Я, Лех, только в лесу теперь и отдыхаю... -- начал откровенничать Санька, который тоже, как и приятель, уже вовсю жевал.
- Дома, сам видел, ерунда какая-то.
- А чего тама? - наконец-то раскрыл рот Леха, ему показалось странным, что Санька, домовитый и хозяйственный мужичок в своем роде, как-то неуверенно вел себя в присутствии Тамары сегодня утром, что-то в их отношениях показалось тогда ему неприятным и вот сейчас, когда он сам завел этот разговор, его уже разбирало любопытство.
-- А дома, Леха, -- Санька потянулся за стоявшей, поставленной им в сторонку, фляге --из-за этого столько шума, --он кивком указал на флягу, и даже взболтнул ее для достоверности своих слов перед Лехиным носом, который не без удовольствия поглощал Санькину гастрономию -- Хоть беги. . Ни друзей, ни товарищей --чуть ли не себе под нос проговорил запоздало Санька и потянулся за плассмасками . Было видно, что эта тема ему была неприятна и он вновь, не забывая все же свои обязанности "за столом", будто о чем-то все раздумывал, бросая изредка свой, уже тяжелый, взгляд на Леху. Казалось, что говорил он уже сам с собой, и Леха. уже заметивший это, старался не отвлекать рассказчика ни лишним вопросом, ни каким-нибудь неосторожным движением.
- Первый этаж весь отделал - продолжил вдруг неожиданно Санька. Пристройку тоже -- все лето, как проклятый, до ума доводил, а все чего-то не так. Только в день зарплаты более - менее ...
- Ну, по второй, чего нюни-то распускать, -- подбодрил сам себя Санька и протянул Лехе наполненную до краев крепким напитком пластмассу. Леха перехватил у него пластмассу и, держа ее на весу, все еще не решался поднести к губам.
-Только деньги давай.... словно подвел итог разговора Санька. И неожиданно для Лехи опорожнил содержимое пластмассы..
--Ты это чего один -то?-- упрекнул товарища Леха и тотчас же последовал за Санькой. Он также как и в первый раз, морщась и передергиваясь, с трудом влил в себя очередную порцию самогонки и вновь прередЕрнулся .
-Как ты ее только Саня пьешь.- Но Санька молчал, видно было что слова, которые он сейчас произнес, больше впечатлили его самого, а не Леху, и теперь он словно по- новому осмысливал их, глядя куда-то поверх Лехи, которого уже разговор этот зацепил основательно:
-- Да у меня, Сань, у самого, ерунда какая-то... точь - в точь, как у тебя складывается, -- начал уже свою исповедь Леха. Ему были близки Санькины переживания, и он почувствовал, что узнает в рассказе товарища и себя.
--Утром-не разговаривает, вечером -тоже, теща на стол накрывает... я и так и эдак, все равно - нос только воротит. Не знаю чего, Сань, даже и делать.--- И теперь уже Санька, обративший вновь на Леху свое внимание, кивал и поддакивал на каждое его словцо, между делом не забывая хозяйничать за столом: он что-то вновь подрезал, раскладывал и убирал, чем, кстати сказать, сбивал с мысли рассказчика.
--Здесь на вокзале. Сань, -- Леха сделал паузу, видно, еще раздумывая: продолжать ли ему разговор или нет? Но после некоторого сомнения, все же решился.
-- Понимаешь,-- начал снова он -- не встретил здесь как-то с Москвы, проглядел, толпа была, сам понимаешь... Приезжаю домой, а она - там. Такой, Сань, скандал закатила... я ей цветы, а она -- в мусорку. Сама визжит, я Сань, в первый раз такое наблюдал. Брат мой даже глаза закатил от удивления, вместе с ним и встречали, --Вот, говорю ему, Дим, при тебе же все было, рассуди... разве можно так жить? А он -посмеялся только. Как, говорит, только терпишь? А всего-то, - не разглядел в толпе, да тьфу! дел-то. Другая бы расцеловала, с цветами ведь был, Сань, -- И Леха в отчаянье махнул рукой. Было видно, что и ему воспоминания эти даются нелегко, и он, как и Санька , тоже какое-то время остановил свой взгляд на одной точке, переживая, очевидно, еще раз рассказанную только что им жизненную ситуацию.
-- Их и не поймешь, -- поддержал Леху товарищ. Осеннее солнышко еще по летнему грело и Санька, подпирая собою поваленную березу уже почти дремал- мерно и расслабленно посапывал, давая Лехе возможность полностью выпустить пары.
---Если честно, Сань, --продолжал Леха, -- то я теперь у нее почти и не живу. -Ездить стал. Каждое воскресенье игрушки пацану вожу. А так - все больше у матери ...
--Здесь Санька встрепенулся. И вновь наклонившись к столу, подал Лехе в руку наполненную самогонкой стопку, и тот, уже прилично захмелевший, еще долго раздумывал: пить ему, или нет, так как внутри он уже чувствовал явный перебор,-- начинало, как всегда, подташнивать и земля под ним, как часто бывало в таких случаях, куда-то проваливалась. Но то ли по привычке всегда поддерживать компанию, то ли из-за своих вновь открывшихся, как кровотечение, переживаний, от которых в одно мгновение на душе стало неимоверно скверно, он наконец-то решился.
-- Будем, -- как -то обреченно проговорил он и чуть ли не силой влил в себя очередную порцию алкоголя.
--Будем так будем,-- последовал за приятелем Санька и замедленным и неточным движением руки поставил пустую стопку на край газеты. Было видно, что он уже также как и Леха --сильно захмелел, и прикладывал немало усилий, чтобы не опрокинуться навзничь.
Они пришли в себя от холодного вечернего воздуха, который накатил на опушку как только скрылось за верхушками сосен солнце. И потихоньку засобирались.
Электричка с вихрем несла их назад. В город. Произносить какие либо слова им уже не хотелось, и они молча наблюдали, как за окном мелькают дома, деревья и люди. Они возвращались вновь в свою жизнь, --жизнь, от которой на время укрылись в лесной тишине, устранившись напрочь от проблем и ежедневного городского пресса. А этот пресс мял и крошил их. Своим напором. Все сильнее. И сильнее.
.