Ангелов Олег Валентинович : другие произведения.

В ожидании пробуждения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Кристиан Ангелов
   B ожидании пробуждения
  
  

Ты, любовь, меня не бойся, я тебя не трону,

Я верну тебе до срока старую корону.

Тихий блеск лучей твоих греет не меня,

Мне не надо ничего больше от тебя.

  
  
   ...то чувство непонятной эйфории, которое у некоторых вызывает весна, приходит ко мне осенью, ощущение, которое, знаю, немногие разделят со мной. Я не имею в виду разноцветный ковёр из опавшей листвы, тёплые дни, солнце всё ещё яркое, но уже ласкающее вместо обжигающего, нет, это близко многим. Когда я думаю: "Осень", -- то ощущаю обволакивающую меня усталую радость, спокойствие и удовлетворённость. То, что у одних вызывает затяжную депрессию, у меня -- абсолютное душевное равновесие. Именно осенью мне особенно хочется философствовать, изъясняться высоким слогом, быть мудрой и всепрощающей. Если верить, что при открытых чакрах мы принимаем космическую энергию, то со мной это происходит именно осенью. Правда, есть одно но -- когда я говорю философствовать, я не имею в виду вслух. Меня нельзя назвать скрытной, скорее даже наоборот, но мне всегда были неприятны люди, доверяющие своё самое сокровенное окружающим. Душевный стриптиз всегда несёт в себе налёт психического расстройства.
   -- Радченко, Радченко-о-о-о, к телефону!
   -- Господи, ну почему всегда по фамилии, ведь три месяца уже здесь работает, и когда она уже наши имена запомнит, склероз у неё, что ли?
   Светка с какой-то маниакальной жестокостью делала начёс своей очередной жертве.
   -- Нет, Светик, это не логично, склероза у тёть Шуры быть не может, она ведь запомнила наши фамилии, это элементарная невоспитанность, на которую, кстати, можно вполне закрыть глаза, если принять во внимание её возраст.
   -- Интересно, сколько ей лет?
   -- Понятия не имею, но, судя по внешнему виду, лет семьдесят.
   -- Мне пятьдесят два! -- она стояла у меня за спиной, и её лицо не являлось выражением радости.
   -- Ну... ну, я округлила, тёть Шур.
   Расчёска летела в одну сторону, а я в другую, к телефону, предоставив Светке возможность самой выкручиваться из создавшейся ситуации.
   -- Аллё.
   -- Ксюш, это я.
   -- А-а-а-а-а-а-а?!
   -- Как вы рады меня слышать, какой энтузиазм в голосе -- это приятно, когда тебе рады!
   -- Галь...
   -- Ну ладно, ладно, у тебя есть время?
   -- Минут через пятнадцать и часов до пяти буду свободна, что-нибудь случилось?
   -- Мать, у тебя открываются телепатические способности! Случилось, и мне нужно это с тобой обсудить. Минут через десять буду.
   Положив трубку, я уже было двинулась к креслу, где меня ждала клиентка, как в очередной раз услышала:
   -- Радченко.
   Я обернулась к тёть Шуре, стараясь всем своим видом показать, что моя собственная фамилия начинает меня раздражать. В руках у неё был тюбик краски фирмы "Вэлла".
   -- Ты просила номер девятьсот одиннадцать, распишись.
   Поблагодарив её за оперативность, я наконец-то оказалась на рабочем месте, горя желанием поскорей закончить стрижку.
   Когда я вышла в холл, то сразу увидела Галю, перелистывающую журналы и не очень-то интересующуюся окружающими.
   -- Ты прекрасно выглядишь, -- произнесла я и тут же пожалела.
   -- Ну, это только потому что я не позволяю себе стричься в вашей парикмахерской.
   Все, кто в это время находился в холе, обернулись, Галка поняла, что фраза была сказана слишком громко, попыталась выкрутиться, что, мол, недостаточно зарабатывает, но, поскольку весь её внешний вид указывал на нечто прямо противоположное, то окружающие с презрением отвернулись. Люди всегда не выносят преуспевающих и счастливых, считая именно их виновными в своих неудачах, необразованности, невоспитанности...
  
   II
   Мы вышли из салона и пошли по улице.
   -- Ксюх, ты меня осуждаешь?
   -- За что?
   -- Ну, что я вся такая...
   -- Прикинутая?
   -- Ага.
   -- Нет.
   -- Правда?
   -- Я тебя слишком давно знаю, ты всегда такой была. Даже когда у вас с Олегом денег на еду не было, ты умудрялась выглядеть лучше всех нас. Хотя стриглась не в самой дорогой парикмахерской и одевалась не в бог весть каких бутиках -- смотреть на тебя было одно удовольствие, поэтому, когда вы оба начали прилично зарабатывать, никаких видимых изменений с тобой не произошло. Ну, разве что лоску прибавилось. Так что нет, не осуждаю, а куда мы идём?
   -- Давай где-нибудь перекусим.
   -- С удовольствием, кстати, ты что-то хотела мне сообщить?
   -- Для этого нам нужно сначала сесть.
   В первом кафе, в которое мы зашли, было так шумно и накурено, что мы, не сговариваясь, тут же вышли.
   -- Здесь за углом есть неплохое кафе, -- Галя сияла, как начищенный пятак.
   -- Я что-то пропустила?
   -- Судя по тому, какая у тебя была гримаса, ты не многим отличаешься от меня.
   -- Ну, знаешь, сидеть в свинарнике и ещё платить за это деньги, ниже даже моего достоинства.
   -- А ты не заметила, что в этом свинарнике у людей были улыбающиеся и счастливые лица?
   -- Ты полагаешь, моя реплика бестактна?
   -- Такт здесь ни при чём, просто в тот момент, когда одни пытаются скрыться от людей и побыть в одиночестве, других так же безотчётно тянет в шум, галдёж и массовое веселье. Причём часто это зависит скорее от данного этапа в жизни, а не от склада характера.
   -- Галчонок, мне очень плохо!
   -- Знаю, но всё относительно.
   -- В смысле?
   -- После моей новости тебе станет ещё хуже.
   -- Ты что, решила добить меня?
   -- Зная мой характер, люди часто думают, что я говорю, даже не думая о последствиях, так вот это не правда, прежде чем сделать кому-то больно, я очень долго взвешиваю все за и против. В данном случае мне это не понадобилось.
   -- В смысле?
   -- Ты единственная, с кем я могу это обсудить.
   -- Ой, ну ладно, давай уже скорее придём, а то у меня ноги трясутся.
   -- Мы уже пришли.
   Кафе было действительно хорошим, очень уютным, с тихой спокойной музыкой и массой улыбающихся официантов, свет был слегка притушен.
   -- Идеальная атмосфера исповедоваться и плакать.
   От того, как явно она пропустила мою фразу, мне стало не по себе. Мы прошли в самый конец зала и сели у окна. Барная стойка являлась главным акцентом всего кафе, она была очень красиво отделана деревом и распложена полукругом. В поле нашего внимания были только два столика, но они пустовали. Мы сели друг напротив друга, и я устремила напряжённый взгляд на Галю, но она меня явно игнорировала, мило болтала с официантом, улыбалась и была само обаяние. Наконец он ушел, и мы остались одни. Галя долго и пристально смотрела на меня, а затем произнесла:
   -- Котик, ты неважно выглядишь.
   -- Не тяни резину, ты не за этим меня сюда позвала, -- мой голос звенел от напряжения.
   Она ещё долго рассматривала кольцо на моём пальце, затем медленно подняла голову и, проговаривая каждое слово, произнесла:
   -- У меня будет ребёнок.
   Я разумеется, попыталась изобразить подобие улыбки, но гримаса получились неестественная, я весьма вяло пролепетала: "Очень рада", -- пытаясь сдержать слёзы, но они потекли ручьями, заливая меня в буквальном смысле слова, мне даже не нужно было ничего делать, было такое впечатление, что прорвало плотину, причём всё это абсолютно беззвучно, никаких причитаний или всхлипываний -- только слёзы одним нескончаемым потоком. Я не знаю, как долго это длилось, но всё это время к нам никто не подходил, видимо, Галя дала понять официанту, чтоб нас не беспокоили. После долгой паузы она произнесла:
   -- Тебе ничего не нужно объяснять.
   -- Ты понимаешь, ведь если у кого-то, что-то рушится, то говорят, что он переживает или страдает, а к женщине, которая не может родить, это не подходит. Она не переживает и не страдает, она сохнет денно и нощно, сохнет изнутри от этого чувства, которое преследует и ни на минуту не даёт забыть, что ты бесплодна... А косые взгляды знакомых. Господи, как я хочу ребёнка!
   -- Почему ты так твёрдо убеждена, что дело именно в тебе, вы обследовались?
   -- В этом не было необходимости, врачи очень недвусмысленно объяснили, что детей у меня никогда не будет... так что... Ну и потом, конечно, твоя мать.
   -- Вы что, с ней обсуждали эту тему? Мне казалось, что вы не в настолько близких отношениях.
   -- С ней никто, никогда и ничего не обсуждает, по крайней мере, она не предоставляет такую возможность. Она просто безапелляционно высказывает своё мнение. Это тебе известно не хуже меня.
   Нам принесли напитки и еду.
   -- Ну и... когда, а главное, как она его высказала?
   -- Ой, да... давно, года три назад. Мы тогда уже пять лет с Павлом прожили. Я после работы к вам на дачу приехала, мы почти всё лето там жили, устала невозможно, астма меня в тот момент ну просто добивала. Ох, думаю -- отдохну, а тут она с клубничкой, которую собирать пора, да картошечкой которую окучить бы не мешало. Я обычно с ней редко на эти темы препиралась, сами же потом это и съедим, думала, а в тот момент не смолчала. Извини, говорю, свекровь, но не помощница я тебе сегодня, устала уж очень. Сказать-то я сказала, а вот последствия предвидеть не могла. Для начала нужно было видеть её лицо, она даже не пыталась скрыть своего омерзения, а потом полилось такое, что и вспоминать-то противно: и помочь ты не можешь, и детей у тебя нет, и какая от тебя только польза...
   -- Не может быть!
   -- Ну, вру я, значит, мамочку твою оговариваю!
   -- Да я не в том смысле Ксюш, а что потом?
   -- Потом я всю неделю ревела втихаря, Паша к тому времени уже перестал быть бойцом моего лагеря, но и в её ещё не перебрался, предпочитал занимать нейтральную позицию, полагая, что мы сами разберёмся.
   -- Мне ты никогда об этом не рассказывала.
   -- Это не та новость, которой хочется поделиться. После того случая мы с ней практически не разговаривали, ну, а когда Павла парализовало, мы вообще общаться перестали. Она приходит к нам днём, когда я на работе, а к шести уходит, чтоб со мной не встречаться. Ну да ладно, её я как-нибудь переживу.
   -- Как Паша?
   -- Ему очень одиноко. Мать, конечно, всегда с ним, но ему явно не хватает сверстников. Сахар в его крови повышается так быстро, что врачи не понимают, в чём дело. Я даже сладкие фрукты ему перестала давать, боюсь.
   -- Может, мать его чем подкармливает, пока ты на работе?
   -- Исключено, она его любит с каким-то только ей присущим фанатизмом. Я её, конечно, не выношу, но за это уважаю. Не представляю, что с ней будет, когда его не станет.
   -- Тогда она обвинит всех нас в этом. Ты извини, что в последнее время я бываю у вас так редко, сестра ему всё-таки, но мне кажется, что я его раздражаю.
   -- Ой, Галь, его в последнее время всё и вся раздражает, всё то, что имеет право на будущее и смеет быть счастливым. Пока его не парализовало, он ещё хоть как-то бодрился, а сейчас всё, от бывшего жизнерадостного Павлика одно имя осталось, да и оно его игнорирует. Единственное его утешение -- это стихи, он давно их пишет, и честно говоря, у него неплохо получается. Ну да ладно, я выговорилась, ты ж сама знаешь, мне поделиться этим не с кем, а за тебя я очень рада, даже очень, и никакой зависти.
   -- Я знаю, именно поэтому ты первая, кому я это рассказала, даже Олег -- и тот не знает.
   -- Ну, ты, мать, даёшь!
   -- Ничего-ничего, придёт время, будут радоваться. Слушай, ты можешь дать мне почитать его стихи?
   -- Конечно, я переписала несколько из его записной книжки.
   -- Нам пора, у тебя клиент...
   На выходе я стёрла следы несчастий пудрой и помадой, и мы вышли на улицу.
   -- Какая тёплая в этом году осень. Моё любимое время года.
   Галя с опаской покосилась на меня, видимо, не понимая, шучу я или серьёзно.
   ...как это ни странно, но мне действительно стало легче.
  
   III
   Я немного опоздала, моя клиентка уже сидела у меня в кресле, и Светка очень оживлённо с ней что-то обсуждала. Ей оказалась милая хохотушка из обувного магазина напротив, друзья посоветовали нас, и она решила попробовать.
   Есть люди, одно присутствие, которых даёт заряд положительной энергии. Я не думаю, что у них не бывает неприятностей, просто они относятся к ним либо более легкомысленно, либо философски, хотя вполне может быть, что легкомыслие -- и есть их философия. Настя была миловидной брюнеткой лет тридцати, слегка склонной к полноте, с круглым лицом, на щеках которого ярко пылал румянец, кстати говоря, в отличие от моего, натуральный. Хотя волосы и были заплетены в тугую косу, я уже поняла, что их слишком много, а значит, придётся повозиться. Я расплела косу, и посмотрев на Настю в зеркало, спросила, какие у неё пожелания.
   -- Очень хотелось бы встать из этого кресла Клаудией Шифер, -- томно произнесла она.
   Посмотрев на неё, я очень спокойно сказала:
   -- Есть две возможности добиться этого, первая -- изменить имя и фамилию, а вторая -- пластический хирург, оба варианта посещение нашего заведения не предусматривает.
   Светка, изменившаяся в лице, кинулась к моему креслу спасать ситуацию.
   -- Насть, ты на неё не обижайся, это у неё юмор такой, к нему только привыкнуть надо.
   Но умница Настя и не думала обижаться, она так задорно хохотала, что я удивляюсь, как у неё не началась икота. От души насмеявшись, она произнесла:
   -- Ой, девки, весело с вами, я теперь только к вам ходить и буду.
   Принеся несколько профессиональных журналов с причёсками, я стала объяснять, что, на мой взгляд, следует взять за основу, а что ну просто противопоказано... Я сделала ей неровную чёлку, обрезала волосы до линии плеч, асимметрично профилировав их и слегка осветила некоторые пряди, сделав их лишь на тон светлее натурального цвета.
   Когда я закончила с ней возиться, из зеркала на меня смотрела уже не Настя, а Анастасия. О том, что ей нравилось её новое "я", говорили глаза, они излучали и рассыпали искры радости, при этом она не переставала повторять, крутясь перед зеркалом: "Господи, ну какая же я красивая". Светка от важности аж надулась, всем своим видом давая понять: "Ну что, поняли, кто мы такие?" Она вообще никогда не говорила "я" или "она", но всегда "мы". Я знала её с самого детства, и мы регулярно грызлись, но любили друг друга беззаветно. Когда Настя выпорхнула, предварительно пообещав прислать к нам весь обувной магазин, Светка сообщила, что их дети учатся в одной школе, только в параллельных классах.
   -- Мир тесен.
   -- Правда? Интересно, почему тогда я никак не могу встретить Брэда Питта.
   -- Царёва, не гневи Бога! У тебя ж муж дома.
   -- Ой, муж, объелся груш, название одно.
   -- Что, опять пьёт?
   -- Так ведь ещё и издевается, ирод. "Да, -- говорит, -- пью, а вот когда мне платить нормально начнут, я ещё и закусывать буду". Да какие ж здесь нервы надо, чтоб его выдержать?
   -- Слушай, Светик, я б с удовольствием задержалась на полчасика, чтобы перемыть кости твоему любезному, но не могу, пора Пашку кормить. Салют. Тёть Шур, до свидания.
   -- До свидания, Радченко.
  
  
   IV
   Уже стемнело, и фонари делали своё дело, окружающий мир казался гораздо загадочнее, чем он был на самом деле, ярче, интереснее, и в нём хотелось остаться. Из чего следовал вывод, что устала от окружающей серой действительности, и до депрессивного состояния рукой подать. Я всегда была оптимисткой, беспричинно радуясь всем и каждому, но после того как узнала, что детей у меня больше быть не может, я очень быстро повзрослела, а когда Павлика парализовало, у меня осталось очень мало повода для оптимизма. Никого из родных, чтоб поплакать на их плече о собственном горе, у меня не было. Я выросла в детдоме и со всеми своими бедами привыкла справляться сама, не очень-то позволяя чужим хозяйничать в моей душе. Единственным близким мне человеком была Галя, ей я могла доверить всё, за исключением, разумеется, моих ссор со свекровью, и хотя она всегда была на моей стороне, огорчать её я не решалась, мать, всё-таки.
   Дома было тихо, свет в комнате Павла не горел, значит, ещё не проснулся, у меня было время приготовить ужин. Но как только я сняла пальто, послышался его голос:
   -- Ксюш?
   -- Да, Павлуш.
   -- Попить бы чего.
   -- Сейчас принесу.
   У него была постоянная жажда, и той воды, которую мы оставляли рядом с ним, ему явно не хватало. Я достала из холодильника квас и налила полный стакан, это, конечно, не самое полезное для него, но, зная, как ему весь день хочется сладкого, потакала его слабостям. Он пил залпом, жадно захватывая жидкость, как маленький ребёнок, не контролируя своих действий.
   -- Ты неважно выглядишь, -- он вернул мне стакан.
   Я улыбнулась ироничности ситуации (обречённый больной рассказывает сиделке, что у неё нездоровый вид).
   -- Ты уже второй за сегодняшний день, кто говорит мне это. Посмотри телевизор, пока я приготовлю ужин.
   -- Посиди со мной,
   Ужин, а затем укол инсулина должны производиться в одно и то же время (врач объяснил, насколько это важно), но я уступила, его психическое спокойствие было для меня важнее, слишком раздражительным он стал в последнее время, к тому же, после каждого расстройства ему становилось хуже. Я присела к нему на кровать и стала перебирать его волосы -- единственное, что, пожалуй, не изменилось с начала болезни, волосы и глаза. Я не могу сказать, чтоб у него были уж очень выразительные глаза (Светка утверждала обратное, наверно, только потому что всегда была неравнодушна к нему). Нет, дело не в размере, цвете или в других физических данных, но я ни у кого не встречала такой доброты, которая в буквальном смысле струилась из них, доброты в смеси с какой-то почти детской беззащитностью. Именно эта беззащитность и взяла меня однажды штурмом, хотя я не очень-то сопротивлялась.
   К двадцати годам у меня, конечно, уже был небольшой багаж, включавший первую любовь и несколько не вполне серьёзных увлечений, но всё это было настолько стандартно, без каких-либо нюансов, что вспоминалось об этом редко.
   Первый раз я встретила Павла на вечеринке у Царёвой, Светка устраивала их достаточно часто, иногда по совершенно непонятным случаям. У неё лёгкая рука, и половина наших знакомых обязана своим личным счастьем именно ей. Пашка был однокурсником брата Светы, так что вполне логично, что и он стал гостем её дома, она, правда, заранее предупредила всех особей женского пола: это её потенциальный жених, и, следовательно, не очень баловать его своим вниманием.
   Я могу показаться нескромной, но мало найдётся представителей противоположного пола, кои бы при встрече со мной не отметили хотя бы про себя, как я красива. Вначале при подобных знаках внимания я просто не знала, как себя вести (в детдоме подобные вещи можно было услышать весьма редко). Постепенно привыкая к мысли, что я действительно красива, стала отвечать на комплименты улыбкой, принимая их как должное. Именно улыбкой, ибо, не будучи дуррой, интуитивно понимала, что интеллектуалки из меня явно не получится, но, как говорится, каждому своё. Увлекаться книгами я начала только после своего знакомства с Павлом, он вообще любил книги, а на исторических романах у него было явное помешательство. Он-то и пополнил мой интеллектуальный кладезь, пустующий с детства. К моему (и, кстати говоря, всех моих тогдашних сверстниц) счастью, парней этот отдел не интересовал вообще. На границе отрочества и юности отношения самца и самки проявляются гораздо сильнее, чем на любом другом жизненном этапе. Это уже потом нас интересует, умён или глуп, перспективная у него профессия или не очень, богатый или нищий. А на заре юности наши мотивы куда менее меркантильны и куда более чисты, разумеется, весьма наивны -- от незнания жизни, но зато без задней мысли. Вот именно по этому признаку я и оценивала Павла, когда увидела его впервые. Его внешность была на твёрдую четвёрку, то есть он был хорош собой, но на роль рокового красавца явно недотягивал, и только глаза были тем, от чего оторваться было невозможно. В них не было застенчивости или робости, но была пронзительная беззащитность и доброта. Я впервые поймала себя на мысли, что мне доставляло удовольствие следить за этими глазами и совсем не безразлично, обращены они на меня или нет. Так или иначе, но, будучи Светке верной подругой, первый шаг навстречу я сделать не могла, и мне оставалась ждать, когда его сделает он. Моё ожидание затянулась, и я уже начала серьёзно нервничать, когда, в очередной раз улыбнувшись мне, он наконец-то подошёл ко мне...
   Павел пристально смотрел на меня, не отрывая глаз:
   -- О чём ты думаешь?
   -- О нашей первой встрече,
   -- И?
   -- Самый счастливый момент в моей жизни!
   -- Учитывая настоящую ситуацию, звучит не слишком правдоподобно.
   -- А для меня именно сегодняшняя ситуация не слишком правдоподобна.
   -- Ну, знаешь, это горькая правда.
   -- В таком случае, наша встреча -- это сладкая правда.
   -- Вот, кстати, сейчас бы чего-нибудь сладенького.
   Я чмокнула его в лоб и пошла готовить ужин.
   Зазвонил телефон, это была Галя.
   -- Слушай, у знакомой Олега завтра на Таганке спектакль, пошли посмотрим, тебе не мешает немного отвлечься.
   -- Ты что, это же вечером, с кем я оставлю Пашку?
   -- С ним побудет Олег, он, кстати, даже обрадовался, давно у него не был, кстати, смена общества твоему пойдёт только на пользу.
   -- Ой, слушай, неудобно как-то без Олега, это же его знакомая, а придём на спектакль мы.
   -- Ксюш, мой этот спектакль уже раз сто видел, так что не порть компанию. Завтра в районе семи мы с Олегом у вас.
   После ужина и обязательного укола Павлу на короткое время становилось хуже. Его обычно начинало морозить, и он становился раздражительным. Эти минуты были для меня самыми тяжёлыми, и поскольку это повторялось ежедневно, то меня это достаточно сильно угнетало, моё нервное состояние было плачевным. Так что я была благодарна Гале за предоставленную мне возможность сменить обстановку.
  
  
   V
   Первым делом, придя на работу, я отметила у себя в графике, что работаю только до пяти, нужно было успеть накормить Павла, сделать укол и привести себя в порядок до приезда Гали. Предупредив об этом тётю Шуру, пошла переодеваться. Светка уже переоделась и тянула свою очередную сигарету. Обычно весёлая и жизнерадостная, она была какой-то погасшей. Меня это удивило.
   -- Что-нибудь случилось?
   -- Пять лет назад у теть Шуры на глазах пьяный автомобилист сбил её ребёнка, пока приехала скорая, дочь была уже мертва.
   Светка затушила сигарету и вышла, оставив меня в раздевалке.
   Мы всегда уверены, что наши беды -- самые большие и значительные, но жизнь с постоянной монотонностью доказывает обратное, то, что другим может быть хуже, и, возможно, именно ты можешь хоть немного облегчить их участь, отвлечь, пусть на немного, от их пульсирующей боли.
   Я переоделась и вышла, в холле было пусто, ни души. Мы очень любили эти утренние часы до первого клиента, можно было спокойно выпить кофе и потрепаться о жизни насущной. Сегодня мне было не до кофе и уж тем более не до жизни.
   -- Тёть Шур на сколько у меня первый посетитель?
   -- Только на десять.
   -- Ну, вот и прекрасно, пойдёмте со мной.
   -- Это куда ещё?
   -- Здесь недалеко.
   Она недоумённо проследовала за мной в зал. Боковым зрением я видела лицо Царёвой, так же как у тёть Шуры, на нём было недоумение. Я подвела её к мойке и попросила сесть в кресло.
   -- Это зачем ещё?
   Насильно усадив её в кресло, я стала мочить её голову.
   -- Господи, и что это ты задумала?
   -- Тёть Шур, вы -- визитная карточка нашего салона, и именно эту карточку я сейчас пытаюсь переписать.
   -- Да и так всё нормально.
   -- Ну, мне виднее, это ведь я мастер по причёскам, и пожалуйста, закройте глаза, а то в них шампунь попадёт.
   Светик вышла, наверно, сдали нервы, а я как окаменела, ничего не чувствовала, только злобу на себя, оттого что раскисла с постоянной жалостью к себе и своим проблемам. В последнее время ничего и никого не замечала, как будто других и нет вовсе, а они есть, вот они, в моём кресле...
   Вряд ли она будет ежедневно по полчаса стоять перед зеркалом, приводя себя в порядок, наверняка нет, надо что-нибудь попрактичней и чтоб хоть немного освежало, ну, а значит, покороче. Зашла Светка и встала у меня за спиной, нервно покусывая губы.
   -- Ну, Светик, какие предложения?
   -- Что-нибудь поспортивней.
   -- Умничка, так и сделаем!
   Тёть Шура молчаливо давала понять, насколько неодобрительно она относится к создавшейся вокруг неё ситуации.
   Минут через сорок я закончила. Её волосы стали чуть светлее и гораздо короче, в своём новом имидже она очень напоминала озорного мальчишку, никак не могущего понять, что же с ним произошло. Только сейчас я заметила, насколько она маленькая и худенькая, с длинным волосом это как-то терялось.
   -- Ой, Оксан, и мастерица же ты! -- она (впервые назвав меня по имени) улыбалась себе в зеркало и была явно довольна.
   -- Тёть Шур, у меня очень красивая фамилия, Радченко, и я хочу слышать её как можно чаще, плюс, в этом кресле вы должны находиться через каждые шесть недель, а теперь можете идти работать.
   Она нежно погладила меня по руке и сказала:
   -- Оксаш, и откуда в тебе только этот горький юмор? Внутри ты вся такая светленькая, а снаружи одни иголки. Ну ладно, побегу, тортик куплю, в перерыве обмоем мою причёску, присмотрите за входом и, пожалуйста, не распугайте последних посетителей.
   Она выпорхнула из зала с лёгкостью, которой позавидовала бы молодая девушка. Мы переглянулись.
   -- Радченко, ты прям колдунья, ей же больше сорока теперь ни за что не дашь.
   -- Я слышала однажды, что именно это называется мастер-класс,
   -- Ой, ой, ой ну надо же, звезда ты наша, смотри корону не урони. Лучше расскажи, если уж ты такой мастер-класс, почему у нас народу нет?
   -- А мы с тобой, говоря Галиным языком, не прикинутые.
   -- В смысле?
   -- Ты наш вход с улицы видела?
   -- Ну, знаешь, раскошеливаться на модный козырёк я не собираюсь.
   -- Не только козырёк, внутри тоже пора переоборудовать.
   -- Может, мне дизайнера по интерьеру пригласить?
   -- Твой сарказм неуместен, если мы в ближайшее время не примем меры, то рискуем умереть с голоду.
   -- Ты что, серьёзно, да где ж я столько денег-то возьму?
   -- А вот над этим нам действительно стоит подумать, кстати, как ты узнала про тёть Шуру?
   -- У меня соседка с ней раньше дружила, после смерти дочери она практически ни с кем не общается.
   -- А что водитель?
   -- А что водитель, скрылся. Сидеть кому охота? Когда скорая приехала, её дочь бывший парень на руках держал, к себе прижимая, только когда девочку от него отняли, она уже была мертва.
   -- Что значит, бывший?
   -- У неё к тому времени уже муж был, а с этим она случайно встретилась.
   -- Нереально это всё как-то. Знаешь, я иногда у Пашкиной кровати сижу, и мне кажется, что я сплю. Я точно знаю, что сейчас проснусь, и весь этот кошмар закончится. Павлик будет здоровым, у нас будут дети, и мы будем счастливы, ну, прям как у Блока: "...и всем казалось, что радость будет".
   -- Там концовка плохая!
   Я пропустила её реплику.
   -- Ведь я немного прошу, Свет, самый базис -- без чего мы, бабы, и жить-то не можем.
   -- Ой, не знаю, Ксюш, я в последнее время боюсь чего-либо желать, всё, чего я хотела, так или иначе исполнилось, но всё какое-то недоделанное, а доделать самой у меня не получается, бьюсь, как рыба об лёд, а всё на одном месте топчусь. Слушай, а почему бы тебе ко мне в пайщики не войти? Мы с тобой здесь быстро всё организуем.
   -- Это именно то, чего я не могу, работать за десятерых я могу, а вот организаторской хватки у меня никогда не было.
   -- Есть люди, которые не позволяют хорошим вещам случаться с ними.
   -- Не сердись, Свет, я очень трезво оцениваю свои способности, -- и тут меня осенило. -- Слушай, а вот Гале твоё предложение наверняка понравится, во-первых, у них с Олегом есть деньги, во-вторых, их контора достаточно раскручена, и она наверняка захочет заняться ещё чем-нибудь. А потом, ты же её знаешь, у неё идей в голове всегда тьмища. А-а-а-а-а-а?
   -- Ты думаешь, она захочет нами заняться?
   -- Заняться? Ну, знаешь, а чем тут заниматься, изменить имидж и плюс подключить паблик рилэйшонс.
   Светка аж зашлась в припадке смеха:
   -- Так ведь это самое главное, то, без чего ни одно предприятие сейчас работать не может.
   -- Ты думаешь?
   -- Судя по количеству наших клиентов, я в этом уверена.
   -- Я тебя предупреждала, что я ничего не смыслю в организации.
   Тётя Шура возвестила о моей клиентке, предварительно поинтересовавшись, сколько времени это у меня займёт:
   -- Поставлю чайник к тому времени, с тортиком попьём, -- сообщила заговорчески она и вышла, храня на своём лице выражение чего-то ожившего.
   Это была другая Шура, которой я ещё не знала, но с которой мне очень хотелось подружиться. Чтобы жизнь других людей хоть на мгновение стала легче, порой нужны лишь крохи внимания, но именно их нам так катастрофически часто не хватает.
   ...Торт был замечательный, и Царёва налегала на него с энтузиазмом голодной фурии, что, кстати, было не правдой, час назад она уже заправилась двумя бутербродами. Светка всегда свои те или иные трудности в жизни пыталась заесть чем-нибудь вкусненьким. Надо отдать ей должное, у неё это очень хорошо получалось, её любимым выражением было: "Бабы, надо есть часто, но много".
   До конца дня я обслужила ещё двух клиенток и, ровно в пять выйдя из салона, была вся в предвкушении предстоящего вечера, кроме того, у меня деловое предложение к Гале, и я чувствовала себя почти важной. Зная, что моё настроение может быть испорчено в одно мгновение, если я встречусь со свекровью, заблаговременно предупредила её, что буду дома к пяти.
  
   VI
   Я очень плохо переносила тишину нашего дома, особенно в вечерние часы, у меня всегда было тревожное ожидание беды, и хотя причины этого ожидания мне были известны, облегчения это не приносило. Это не было затишьем перед бурей, это и была сама буря -- может быть, без видимых разрушительных атрибутов, но жестоко опустошающая изнутри, делающая тебя почти зомби, временами не понимающим, где ты находишься и что от тебя все хотят. Тот, кто когда-нибудь пребывал в подобном состоянии, хорошо поймёт меня. Так же, как туго закрученная пружина однажды рвётся, сводя к нулевому результату затраченные до этого усилия, так же и нервная струна, находящаяся в напряжении долгое время, в конце концов не выдерживает, приводя к нервному срыву, после которого начинается неадекватное восприятие действительности, выражающееся абсолютной апатией к тому, что тебя интересовало раньше или что тебя ещё ждёт впереди. Правда, уяснив раз и навсегда, что философствование во время срыва может принести плачевные результаты, я гнала от себя подобные мысли, хотя они и помогали мне убивать время, причём в буквальном смысле этого слова.
   Войдя в комнату, я включила в углу напольную лампу, дающую мягкий свет, и подошла к кровати, Павел лежал, уткнувшись лицом в подушку и нервно подрагивая во сне. Я чмокнула его в затылок и начала ерошить волосы, пытаясь разбудить. Он всегда спал чутко и сразу отозвался.
   -- Уже пора есть?
   -- Пора, а потом я убегаю.
   -- Куда?
   -- К тебе придёт Олег, и мы с Галей решили вам не мешать, пойдём погуляем.
   -- Давно пора, я уж думал, что он забыл, как меня звать.
   -- Ты несправедлив, он очень занят.
   -- Ах, да, у него ж теперь свой бизнес -- сдавать квартиры внаём, если принять во внимание, кем он мечтал стать в юности, то понимаешь в полной мере, насколько он счастлив.
   -- Если вашу встречу ты начнёшь на подобной ноте, то вполне возможно, что вскоре он действительно забудет твоё имя, а потом, ты знаешь, он действительно очень счастлив, ведь у него есть твоя сестра.
   -- У меня хорошая сестра.
   -- У тебя очень хорошая сестра.
   -- Только уж очень она правильная и рассудительная.
   -- Наверняка в твоего папу. Царство ему небесное.
   -- Ксюха, не каркай.
   -- В смысле?
   -- Ну, зачем живых хоронить-то?
   -- Как живых, он же разбился в автомобильной катастрофе?
   -- Да нигде он не разбился, жив-здоров, живёт себе в Набережных Челнах с новой женой и двумя детьми.
   -- Пардон?
   -- Когда он ушёл от нас, то мама оповестила весь мир о его смерти -- ну, чтоб лишних вопросов никто не задавал.
   -- И главное, какую смерть ему лёгкую выбрала, не удивлюсь, если узнаю, что она ставила свечки в церкви за упокой его души, она ж у тебя такая набожная.
   -- Не смей! Ты знаешь, как я её люблю, она это всё для нас сделала.
   -- Да она ведь забрала отца у детей!
   -- Мы по нему никогда не скучали.
   Я не нашлась, что ответить, но для себя поняла, что быть детдомовской -- это не самое худшее, что может случиться. Уж лучше любовь чужого, чем равнодушие ближнего.
   В дверь позвонили, и я пошла открывать.
   -- У тебя такое выражение лица, будто ты с покойником повстречалась.
   -- Чуть-чуть не угадала, мне только что удалось кое-кого воскресить.
   -- Интересного, кого.
   -- Твоего папочку.
   -- Насколько мне известно, он всегда был жив и здоров.
   -- Насколько мне известно, твоя мама всегда утверждала обратное.
   -- Ну, знаешь, по прогнозам моей мамы, я закончу свою жизнь проституткой.
   -- Ты, конечно, ещё не заканчиваешь свою жизнь, и всё же мне очень хотелось бы узнать твой почасовой тариф, -- Олег улыбался во все тридцать два зуба.
   -- Патякин, иди к Павлу!
   Олег ушёл, а я молча смотрела на Галю.
   -- Продолжения разговора не будет, по крайней мере, на эту тему, если уж тебе так интересно, то как-нибудь я тебе всё подробно изложу, но не сегодня. Портить вечер воспоминаниями о нашем семействе я не намерена. Пойду чмокну Пашуньчика.
   Тот небольшой опыт, которым меня снабдила повседневная жизнь, научил не доверять безморщинистому счастью, с другой стороны, морщины на счастье этого семейства начинали меня настораживать.
  
  
   VII
  
   ...вечерами уже начинало подмораживать, воздух становился легче. И хотя до новогодних праздников было ещё далеко, уже можно было уловить признаки приближавшегося безумия.
   -- О чём спектакль?
   Галя не сразу поняла мой вопрос, явно о чём-то задумавшись, кроме того, пробки на наших дорогах отнимают половину всей энергии, отпущенной нам на день. Оторвав взгляд от дороги, она, наконец, ответила:
   -- О жизни, причем гораздо более тяжёлой, чем наша.
   -- Могла меня на комедию вывести, хоть посмеялись бы от души.
   -- Э, нет, мать, после комедии возвращаться в наши будни совсем не хочется, а вот после этого, ты домой на крыльях лететь будешь. Только знаешь, гораздо лучше, если ты не будешь вообще ничего ожидать, просто упади в кресло и дай спектаклю случиться с тобой, он очень сложный, но очень умный, я его уже раза три видела, -- в секунду Галка переключилась на улицу. -- Ну, чего ты на меня смотришь, ушастик, проезжай давай, у тебя справа педалька есть, газ называется, используй её, во дают, а, во дают, ну, как гуси, в ряд друг за другом выстроятся и ползут со скоростью пять километров, лишь бы свои иномарки не поцарапать.
   Мы попали в пробку, и хотя до театра было уже рукой подать, встали явно надолго, одно утешало, что времени у нас было достаточно.
   -- Галь.
   -- А?
   -- Ты никогда мать за это не осуждала?
   -- За что?
   -- За отца?
   -- А-а-а-а-а, да в общем-то, нет, во-первых, я всегда знала, что она нас очень любила, а во-вторых, все её действия по отношению к нам исходили именно из этой любви, которая, как это ни странно, мне не была нужна никогда. Наши отношения всегда были более чем прохладными, а вот любовь к Павлику -- это другое дело, ей нужно было не только знать, что он её любит, ей нужно было ощущать это всем своим существом, она в буквальном смысле помешана на нём. Удивляюсь, как она тебе его отдала, я думала, он лет до сорока с мамочкой жить будет.
   -- Но ведь именно исходя из своей любви, она не даёт другим быть счастливыми.
   -- Ксюш, каждый человек имеет право на собственное мнение, даже если он на сто процентов не прав. Она тебя не устраивает -- прекрати общаться, ты же знаешь, что я это практически сделала, но тратить свою энергию на перевоспитание кого-то я не собираюсь, лучше уж я потрачу её на Олега, он, по крайней мере, будет мне благодарен за это. Ты ведь и без меня прекрасно знаешь, что других переделать нельзя, а вот своё восприятие окружающего мира изменить можно.
   -- Пашка был прав, ты очень правильная и рассудительная, именно поэтому у меня к тебе есть деловое предложение.
   -- Это уже интересно, какое?
   -- На ходу объяснять не очень хочется, ты лучше забеги ко мне завтра днём, там и поговорим.
   Мы медленно тронулись и к нашему разговору в течение вечера больше не возвращались.
   Спектакль оказался трудным. Ни одна сцена не далась мне легко, до всего нужно было доходить, напряжённо следить за происходящим, а главное, думать. Минут через сорок после начала я поймала себя на мысли, что абсолютно ничего не понимаю, и в то же время происходящее было настолько интересно, что я не могла оторваться от сцены. Эта была антреприза, и все приглашённые актёры были достаточно хорошо известны, играли потрясающе. Но трудно, как трудно давалась мне каждое действие, я не могла расслабиться ни на минуту, находясь в постоянном напряжении. И вдруг поняла, что всё выстраивается, всё взаимосвязано и совсем не так запутанно. То, что начиналось как полный абсурд, в действительности было всего-навсего жизнью. Трудной, грязной, с перипетиями, от которых не становится легче, кошмаром, от которого хочется проснуться и от которого персонажи действительно просыпались, правда, на небесах. Было такое ощущение, что кто-то невидимый натягивает струну, и звук становился всё пронзительней, подсознательно ты понимаешь, что долго так продолжаться не может, всему есть предел, но звук становится всё выше и выше, и вот струна, не выдержавшая напряжения, лопнула, включили свет, и нам пора домой.
   Мы сидели в машине и ждали нашу знакомую Марину.Мы встретили её в антракте, она предложила после спектакля где-нибудь посидеть. Знакомство у меня с ней было шапочное, через Олега, и виделись мы редко, но мне всегда нравилась её внезапность и непредсказуемость. Несмотря на двоих уже взрослых дочерей, ей удалось сохранить в себе свежесть, присущую только юности.
   -- Девчонки здесь недалеко арт-чайхана есть, там такие чебуреки лепят, у-ух, только возьму машину, она у меня за углом.
   Мы ехали за Мариной и молчали, говорить не хотелось, я была под впечатлением от спектакля, что само по себе уже было событием, в последнее время меня мало чем можно удивить, я стала равнодушнее к окружающему миру, а может, даже черствее. Причин тому, разумеется, множество, но результат тот же. Мои детские мысли о том, что после детдома всё будет по-другому -- я буду счастливее, -- оказались по большей части беспочвенны. В юности мы все наивно полагаем, что счастье -- это мнимый момент, который ждёт нас впереди и к которому мы так или иначе придём. И только по мере взросления приходит понимание, что этот самый момент является окончанием пути, а следовательно, навряд ли может быть счастьем сам по себе, в то время как именно дорога к нему, трудная, со сложными перипетиями, проигрышами или такими сладкими победами и есть счастье. Счастье -- это всегда путь и никогда результат.
   -- Тебе не хотелось найти своих родителей? -- спросила Галя, одновременно пытаясь найти место для парковки.
   -- В детстве хотелось, и даже очень, а потом как-то само собой прошло. Им ведь найти меня было гораздо легче, но они этого не сделали, видимо, я действительно была не нужна, а насильно мил не будешь.
   -- Как-то всё очень упрощённо, без эмоций.
   -- Эмоции я оставила в детском доме, растворив их в мечтах, слезах и бессонных ночах.
   -- Знаешь, за что я тебя недолюбливаю?
   -- Я даже не знала, что ты меня недолюбливаешь вообще -- а уж за что, так тем более!!!
   -- Знаешь, за что я тебя недолюбливаю?
   -- Нет.
   -- За твоё желание иногда выражаться высоким слогом!
   -- Ну, это от комплекса неполноценности.
   -- Это у тебя-то?
   -- Именно. Я его получила в наследство от детдома. Когда нас выводили группой в город и я видела какую-нибудь девочку, обращавшуюся к рядом стоявшей женщине: "Мама", -- моё сердце готово было разорваться на части, причём совсем не высоким слогом, а в буквальном смысле. Ведь этот была та мама, которая видела первые шаги своей дочери по этой земле, слышала её первое несвязанное гулюканье, могла обнять и успокоить -- то, чего я была лишена, и поскольку в моём распоряжении были бессонные ночи и безграничная детская фантазия, то вопрос, откуда у меня этот комплекс, становится чисто риторическим. Ну а компенсирую я его как раз тем, за что ты меня недолюбливаешь, пытаясь доказать окружающим, что меня оставили со всем не за то, что я такая плохая.
   -- У меня всё совсем наоборот, я как раз всегда пыталась убежать от своей мамочки и ограничить её возможности вмешиваться в мою жизнь. То, что для тебя всегда было пределом мечтаний, для меня -- лишь обузой. Я не в настроении сейчас философствовать, и всё же расскажу тебе одну притчу, я её недавно прочитала и именно поэтому ещё не забыла. "В один из погожих дней Создатель так устал от постоянных жалоб людей на свою судьбу и то, что у соседа всегда всё лучше, что, сжалившись над ними, он попросил их прийти в главный храм города и принести в мешке все свои горести. По пришествии в церковь все сложили мешки у алтаря и отошли к стене. "А теперь, -- объявил создатель, вы можете подойти и взять мешок своего соседа". Трудно себе даже представить, с какой расторопностью все кинулись к алтарю, но вот ведь в чём дело, каждый из прихожан схватил свой мешок, ведь то, что у тебя, ты уже знаешь, а вот то, что у других -- это потёмки, но уж если они непременно хотят от этого избавиться, значит, тоже ничего хорошего, так зачем же тебе чужие беды? И пошёл каждый из них домой, неся свою судьбу". Впечатляет?
   -- Меня нет. Я, видишь ли, никогда не просила у создателя чужого горя, а только своего счастья. Поэтому мне гораздо ближе сказка про волшебную палочку.
   -- У меня её нет.
   -- Я думала, она есть у Паши.
   -- Он сам её, по-моему, всю жизнь искал.
   -- Ищет!
   -- Ну, это как тебе угодно.
   В чайхане, как и полагается, был антураж южных республик, и это настраивало на лирический лад. Мы просматривали меню и молчали.
   -- Как Вовчик?
   Марина, потягивая зелёный чай, бросила взгляд на Галю.
   -- Вовчик? Э-э-э, ну, ничего, наверно.
   -- В смысле? -- Галкины брови поползли наверх.
   -- В том смысле, что провести хотя бы один день с мужем наедине -- это для меня желание номер один.
   -- А номер два?
   -- Выспаться. Лечь однажды вечером в постель, не думая про завтрашнее утро. Проснуться от того, что мой рядом, и быть счастливой.
   -- Удивляюсь я тебе, ну как при твоей работе ты не только умудрилась сохранить семью, но, что самое главное, такое отношение к мужу?
   -- Ой, Галь, не сглазь!
   -- Да я вроде не глазливая.
   -- Вы знаете, это ведь не первое моё замужество, у меня уже был опыт семейной жизни до Вовчика, при чём не тот, о котором хочется вспоминать. Но именно тогда я для себя поняла: счастливый брак совсем не означает, что двое должны непрерывно смотреть в глаза друг другу, счастливый брак означает, что эти двое должны смотреть в одном направлении. Я это поняла, а Вовчик это уже знал, поэтому, возможно, нам гораздо легче, чем другим.
   -- А любовь как же?
   -- В этом то и весь секрет, только когда любовь, смотрят в одном направлении, а уж когда её нет, то направления всегда разные. Как Павлик?
   -- Не очень, у него начались проблемы с ногами, врачи не исключают операцию, сахар в крови продолжает расти. Правда, есть одно обнадёживающее обстоятельство -- на подходе новые лекарства, которые могут принести облегчение. Так что у нас есть надежда.

...она с тобой всегда, и не предаст,

пусть горе или радость потревожит,

она во всём, везде, она светла,

я знаю, лишь надежда нам поможет!

   Марина тихо продекламировала чьи-то стихи.
  
   VIII
   Моё утро началось в ускоренном темпе. Я проспала или, вернее сказать, позволила себе проспать. С утра работы практически нет, а если даже и есть, Светик сама справится. Быстро накормив Павла и чмокнув его в щёку, я выскочила из квартиры на лестничную клетку, правда, мне тут же пришлось отпрянуть назад, наш сосед дядя Костя пытался развернуться с ёлкой. Как же он эту громилу устанавливать будет?
   -- Дядь Кость, ну это же нескромно, на Красной площади -- и то ёлка меньше!
   -- Ксюх, ваши бабьи остроты у меня уже во где! -- он опёрся о косяк, явно желая передохнуть.
   -- Э, нет, так не годится, ну-ка тащи её отсюда, мне к лифту надо, а то я и так опаздываю.
   -- Мать твою, да чтоб тебя...
   Я демонстративно закрыла уши. Вцепившись в ёлку, он наконец-то развернулся и потащил её в квартиру.
   -- Ну, вот видите, всё, оказывается не так уж сложно, помочь нарядить?
   -- Иди ты знаешь куда?
   -- Знаю, но сейчас мне это не по пути.
   За ночь выпал новый снег, и всё опять стало чистым и новым, от яркого солнца, отражающегося на снегу, приходилось щуриться и идти более осторожно. Детвора играла в снежки и заражала прохожих своим неугомонным смехом. На большинстве окружающих лиц играла жизнерадостная улыбка, и мне самой впервые за долгое время хотелось беспричинно улыбаться. Я вдыхала воздух полной грудью и улыбалась, хотя отлично знала, что расплата за моё легкомыслие не заставит себя долго ждать. Холодная погода, а в особенности морозный воздух, провоцировали у меня приступы астмы, что, в частности, для меня означало - по крайней мере, в ближайшие дни - ингалятор. Но ведь как часто наши желания идут наперекор разуму, высвечивая в глубине нашей души слово "хочу", оставленное в наследство нашим детством, которое, несмотря на жизненный опыт, мы никак не можем забыть. В меня угодили снежком -- со спины в правую руку, оглянувшись, я увидела растерянного мальчугана и хохочущих друзей рядом с ним, судя по тому, насколько он был сконфужен, целился он явно не в меня. Задорно подмигнув хулигану, я продолжила свой путь, даже не делая попытки отряхнуть пальто.
   На подходе к салону я увидела выходящую из него нашу постоянную посетительницу, значит, Светка уже успела поработать. Зычно поздоровавшись с Шурой и выяснив, что день практически до отказа забит, я прошмыгнула в подсобку, чтобы переодеться. Светик сидела в углу и нервно потягивала, по всей вероятности, уже не первую за сегодня сигарету.
   -- И когда только твои лёгкие рванут?
   -- Никогда, я ведь у вас двужильная!
   -- Ой, котик, ну прости, я проспала.
   Светка аж поморщилась, явно давая понять, что ей абсолютно всё равно, во сколько я являюсь на работу.
   -- Эта скотина проиграла всю зарплату. Всю!!! До копейки! У него даже на выпивку не хватило, трезвый домой заявился.
   -- Ой, Свет?!
   -- Ксюш, ну я же не дура, я же всё понимаю, ведь без мужика в доме тоже хреново, но ведь это же... ну, ну, ну, правда... рехнуться можно, я уже домой идти боюсь, каждый раз какая-нибудь новость, и всегда с отрицательным знаменателем. Так он же меня ещё и стервой обозвал.
   -- Это ещё за что?
   -- Я его из дому выгнала.
   -- А?!
   -- Ничё, пусть у братика поживёт. Может, ума наберётся.
   -- Ты сама виновата, жалеешь его вечно.
   -- Да мне не его, детей жалко, они ж в нём, паразите, души не чаят, Вадька уже по квартире ходит и бирюком на меня смотрит, мол, зачем папку выгнала. Слушай, он мне когда про свой подвиг рассказывал, у меня сковородка в руках была, как я его ею не звезданула, ума не приложу, ведь точно убила бы.
   -- Ой, Свет, окстись!
   -- Вот увидишь, Радченко, это добром не закончится, я с ним в психушку загремлю. Господи, лучше пил бы.
   -- Ну, это тоже не выход.
   -- А ты знаешь, где выход? Так ты скажи, я выйду.
   -- Я нет, а вот Галя -- возможно, она к трём подойдёт, -- я схватилась за ингалятор, начинались приступы.
   -- Ой, ой, ой, Ксюх, не пугай меня, ещё не хватало, чтоб ты расклеилась!
   -- А ты не пугайся, будет страшно -- я скажу!
   Заглянула Шура:
   -- Молодые и красивые, вы работать сегодня думаете?
   -- Уже идём, -- я подошла к Царёвой и обняла её: -- Единственное, чем я могу тебе помочь, это работой. Пошла работать!
   ...и я работала, легко и весело. Так иногда бывает, когда одна за одной в твоё кресло садятся нормальные бабы, со своими проблемами, но умеющие их решать, уверенные в себе, знающие, чего они хотят. Все они, садясь ко мне в кресло, навряд ли ожидали многого (в этом, опять же, виновата наша реклама), но то, что они были довольны результатом, было ясно без слов.
   В районе трёх увидела в зеркале силуэт Гали и незнакомого молодого человека, когда я обернулась, она представила нас ему. Сергей оказался её шофёром. Светка аж фыркнула от удовольствия:
   -- Твой шофёр? Да ты просто буржуйка!
   -- Моё положение в социальной нише мы обсудим позже, а сейчас Сергей хотел бы подстричься, а я -- поговорить с хозяйкой этого заведения.
   Улыбнувшись, Царёва взяла Галю под руку, и они удалились, оставив нас с Сергеем вдвоём.
   -- Ну, как будем стричься? -- спросила я, приглашая его жестом сесть в кресло.
   -- Наголо!
   -- Я серьёзно спрашиваю,
   -- А я серьёзно отвечаю.
   -- Сергей, я ведь не такая, как все, я ведь обстригу.
   -- Что же тебя удерживает?
   Через две минуты он был наголо обстрижен, смотря на меня из зеркала с серьёзным выражением лица, явно ожидая оценки своей внешности.
   -- Тебе идёт, похож на молоденького призывника, сколько тебе лет?
   -- Двадцать пять, а тебе?
   -- Мне уже двадцать семь.
   -- Ага, понятно, давай поужинаем вместе?
   -- Ого, какие мы прыткие!
   -- Ну, если хочешь, я буду два месяца оббивать порог парикмахерской и дарить тебе цветы, прежде чем приглашу тебя погулять.
   -- Я замужем, и кстати говоря, за Галиным братом.
   -- А, ну, конечно...
   Он явно расстроился, что мне, в свою очередь, было чрезвычайно приятно. Он мне понравился. Очень!
   -- Галя знает, что ты обстригся?
   -- Нет.
   Мы посмотрели друг на друга в зеркале и, не сговариваясь, стали безудержно хохотать.
   Из подсобки выглянула Царёва и, увидев Серёгу, скрылась, мы стали смеяться ещё громче, дверь распахнулась, и на пороге появилась Галя. Она была явно не в настроении смеяться.
   -- Радченко, ты что, очумела, меня и так уже некоторые буржуйкой называют, не хватало только, чтоб у меня шофёр был этот, новый русский.
   -- Господи, какой же он хорошенький! -- Царёва зачарованно смотрела на Сергея.
   Мы с Галей переглянулись и молча уставились на Светку.
   -- Да знаю, знаю -- замужем я, -- произнесла она голосом усталого каприза.
   -- Иди в машину, я сейчас приду, -- бросила Галя Сергею.
   Он, встав, вежливо раскланялся и, обратившись ко мне, сказал:
   -- Было очень приятно познакомиться.
   -- Очень! -- ответила я, ещё раз отметив про себя, что он мне нравится.
   -- Значит, так, девочки, -- начала Галя, -- мне нужно всё подумать и взвесить, но если я решу взяться за это дело, то вам придётся делать то, что я скажу, нравится вам это или нет, только на этих условиях я войду к вам пайщиком. Потенциал здесь большой, но многое нужно менять.
   -- Я здесь ни при чём, это ваши деньги, вам и решать.
   -- Нет, это и твои деньги, после того как мы договоримся, я вложу две трети стоимости предприятия в дело, одну за себя и одну за тебя, таким образом, мы втроём станем равноправными хозяйками и будем одинаково заинтересованы в успехе. Когда салон начнёт приносить прибыль, ты сможешь постепенно рассчитываться со мной.
   -- А если не начнёт?
   -- Подобного варианта у нас с вами нет... начнёт! Кстати, если ты не против, мы с Олегом сегодня ужинаем у вас.
   -- Я не против.
   -- Ну, тогда часиков до восьми. Светик, дня через три созвонимся.
   Она вышла, и мы остались вдвоём.
   -- Ну, и... -- Света загадочно улыбалась.
   -- А что "ну, и", ещё сегодня утром я думала о том, чтобы занять денег, а сейчас у меня чуть ли не треть твоего предприятия.
   -- Господи, ну, какая же ты меркантильная, ну, причём здесь это, ты видела, как на тебя Серёга смотрел?
   -- Ты что, лака для волос нанюхалась? Ты соображаешь, что ты несёшь?
   -- Вполне. Я ведь не спрашиваю, как ты собираешься реагировать на его знаки внимания, мне интересно, видела ли ты вообще, как на тебя смотрел мужчина.
   -- Это заметить было несложно, а вот если я тебе расскажу, что я, к тому же, при этом чувствовала, боюсь, ты меня начнёшь осуждать.
   -- Ну, значит, в тебе ещё не умерла женщина, честно говоря, с тех пор, как Пашу парализовало, я опасалась, что ты задушила в себе все поползновения плоти.
   -- Я очень люблю Павлика.
   -- Мы все его очень любим. Слушай, давай устроим вечер слёз, выревем всё, что было, и начнём новую полосу в жизни.
   -- Тебе явно нужно прекратить пользоваться этим лаком.
  
   IX
   Желания приготовить что-нибудь вкусненькое для гостей у меня не было, как, впрочем, и сил, так что да здравствует "Перекрёсток", всё вкусненькое приобрела в нём. Я хорошо знаю маленькие слабости нашей компании, поэтому для каждого купила его любимое. Павлик спал, и я начала собирать стол в надежде успеть до приезда Гали и Олега (муж Светки -- мировой столяр, и чтоб мой не пропускал наши посиделки, он смастерил некое подобие стола на колёсиках, его можно было вплотную придвинуть к кровати и собираться всем вместе в комнате Павлика). Покормить его всё же придётся отдельно, чтобы не привлекать внимание к уколу, который следует сразу после еды, а с нами вместе он чего-нибудь поклюёт за компанию. Зазвонил телефон, на другом конце провода я услышала голос свекрови, что сразу же меня насторожило, мы звонили друг другу только в экстренных случаях, поздравляли друг друга с днём рождения или Новым годом. Мои ожидания оправдались -- она простыла, а это значило, что ближайшую неделю я проведу дома, но она права, у Павла слабый иммунитет, и любую заразу он хватает моментально, так что ей лучше переболеть у себя. Пожелав ей скорейшего выздоровления, я стала обдумывать, как мне обрадовать Светку, денег на сиделку у меня нет, следовательно, пока свекровь болеет, работать я не смогу. Честно сказать, расстроилась я не очень, в квартире накопилось столько дел, которые постоянно откладывались до лучших времён, что была даже рада предоставленной паузе привести дом в порядок. За неделю можно многое успеть, первым делом займусь комнатой Паши, переклею обои и поменяю обстановку, представляю, как ему надоело смотреть за эти годы из своей кровати на одно и то же. Кроме того, в последнее время общение с ним носило уж очень мимолётный характер, будучи прикованным к постели, он очень много читал, и ему часто хотелось обсудить прочитанное со мной, но у меня либо не было времени на книги, либо, что случалось всё чаще и чаще, я не читала того, что интересовало его. В конце концов, видя, что его темп мне не по силам, вместо обсуждения он стал просто пересказывать прочитанное. Ему катастрофически не хватало живого общения, поэтому я была так рада, если Галя с Олегом находили время навестить его или Светка заскакивала на минутку. Вынужденная пауза казалась мне самим посланием с неба.
   -- Ксюха.
   -- Сейчас, Пашунь.
   Я вошла к нему и включила свет. Комнату я проветривала часто, и всё же каждый раз, когда я заходила, чувствовалось, что в ней находится больной.
   -- У меня две новости, хорошая и плохая, с какой начать?
   -- Давай сначала плохую.
   -- У твоей мамы простуда, и ей придётся недельку посидеть дома, а тебя буду развлекать я.
   -- Отрицательный знаменатель, болезнь мамы, в данном случае компенсирует положительный -- неделя с женой. Ну, а хорошая новость?
   -- Галя и Олег ужинают с нами. Только укол я тебе хочу сделать до их прихода, так что сначала я тебя покормлю, -- раздался дверной звонок. -- Увы, наши гости пришли немного раньше, значит, есть будем все вместе.
   Вместо Гали и Олега на площадке стоял мой сосед.
   -- Дядь Кость, мне не до вас.
   -- Ксюха, взаимно.
   Судя по тому, как от него разило спиртным, он был явно навеселе.
   -- Вы что, уже Новый год справлять начали?
   -- Кстати, о Новом годе, ёлка не стоит у тебя, гвозди есть?
   -- Ну, есть, а зачем вам гвозди?
   -- Вот ты вроде умная баба, а ведь ничего не понимаешь, я крестовину к полу прибью.
   -- То есть как это, к полу? Вы полгода назад паркет положили. Я вас умоляю, дышите в другую сторону, а где тёть Валя?
   -- Так она ж у этой... подруги.
   На моё счастье, из лифта вышли Галя и Олег.
   -- Олеж, я тебя прошу, посмотри, что там у него с ёлкой.
   Олег пошёл спасать паркет, а мы прошли к нам.
   -- Ну, как тебе мой шофёр? -- спросила Галя, раздеваясь.
   -- У тебя очень хороший вкус.
   -- Ты ему тоже очень понравилась.
   -- Он знает, что у меня есть муж, кстати, твой брат.
   -- Ну, это только половина правды, которую ты ему сообщила, о другой половине проинформировала его я.
   -- Галь?!
   -- Давай поговорим об этом завтра, я заеду к вам.
   -- Слушай, завтра не получится, твоя мама звонила, у ней простуда, так что в ближайшую неделю к нам она не придёт, и с Пашей буду я, Светик наверняка расстроится.
   -- Почему не вызвать на это время сиделку?
   -- Ты же знаешь, что материальное благополучие -- не самая сильная сторона моего замужества.
   -- Ну, это я возьму на себя, пришлю вам завтра свою знакомую, отличная дивчина, Пашун будет доволен.
   -- В этом я очень сомневаюсь, он хотел провести эту неделю со мной.
   -- Для начала нужно поставить наше совместное предприятие на ноги, ты мне нужна на работе.
   Мы вошли в комнату, и, подойдя к Павлику, Галя, нагнувшись, поцеловала его, обняв, он притянул её к себе. Галя хотела выпрямиться, но он не дал, тогда она встала на колени перед его кроватью и прильнула к нему. Смотреть на это я не могла, тихонько затворив за собой дверь, я вышла на кухню, в очередной раз удивляясь, что ничего не понимаю в родственных отношениях этой семьи, она просто физически подталкивает меня изменить её брату, которого очень любит. Быстро собрав на стол всё необходимое, я присела в ожидании Гали.
   Всё же мне нужна неделя отдыха, надо бы заняться также и кухней, в последние годы здесь мало что изменилось, вернее, все изменения были в худшую сторону. Я давно ловила себя на мысли, что толку в моём сегодняшнем поведении мало, безразличие, граничащее порой с откровенной апатией, начинало меня раздражать. У меня есть два выбора -- либо ехать со всеми в одном поезде, пусть не в купейном, а в плацкартном вагоне, но зато жить и радоваться, либо стоять на перроне, не двигаясь с места, рассказывая проезжающим, как мне трудно, как мне жаль Павла и как окружающие не понимают меня. Последнее, разумеется, гораздо легче, напрягаться-то не нужно, но и гораздо опаснее -- есть вероятность лет через пять оказаться на том же самом месте вместе с тем же набором причитаний, в то время как бывшие попутчики уже будут ой как далеко. Нужно было встряхнуться и начинать жить, но я не знала, как.
   Вошла Галя и молча села, я поднялась, намереваясь перенести ужин в комнату, но она попросила меня сесть.
   -- Помнишь, я сказала тебе, что по отцу мы особо не скучали, это было не совсем так, мы с Павлом вздохнули с облегчением, когда его не стало в нашей жизни. Мама не любила отца и регулярно погуливала от него, догадываясь об этом, тот вымещал свою злобу на Павле ремнём. Избивал он его жестоко, Паша потом сидеть не мог, а когда вставал со стула, то отдирал прилипшие кровью брюки от ног.
   Не зная, как реагировать на подобную новость, я наконец-то выдавила:
   -- Тебя он тоже бил?
   -- Ну что ты, я была с самого рождения его любимицей, не только он, но даже мама боялась тронуть меня пальцем, зная, как отец боготворит меня.
   -- Но ведь мать безумно любит Павла, как же она позволяла отцу избивать его?
   -- Она приходила домой поздно, часто навеселе, шла к нему в комнату и рассказывала, что только она одна и любит его, а отец изверг, который никак не хочет оставить нас в покое, она давно просила его уйти. Я думаю, что в то время она была больше занята своей личной жизнью, а о нас она вспоминала, только приходя домой.
   -- Меня тоже частенько поколачивали в детдоме, но это были чужие люди, и зла на них я, как правило, не держала, но чтобы родной отец.
   -- Тепла в нашем доме не было никогда, мы всегда шли домой в предчувствии скандала, просто удивительно, что мы не попали под влияние криминала. Нет ни одной воспитательной передачи, где бы не задали вопрос, куда катится современная молодёжь, как будто молодёжь -- это полевые цветы, которые выросли сами по себе, без посторонней помощи. А ведь если посмотреть на пьянчужку-отца или чем занимается мать, плюс игры в интернете, где ты можешь убивать виртуальных людей, и все вопросы отпадают сами по себе. Ребёнок -- это огромная ответственность, к которой двадцатилетние ещё просто не готовы. Знаешь, я очень боюсь, что не смогу хорошо воспитать моего ребёнка, уже хотя бы потому, что меня не научили, как.
   -- Если ты не будешь делать того, что с вами делали ваши родители, то всё будет хорошо. Как ты себя чувствуешь?
   -- Честно говоря, нормально, я не замечаю никаких изменений, после того как забеременела.
   -- Я тоже чувствовала себя нормально в первые месяцы.
   После моей реплики повисла неловкая пауза, Галя не знала, как реагировать, она была в курсе, что у меня был поздний выкидыш, после которого рожать я уже больше не могла. Нас выручил Павел, подав свой голос.
   -- Господи, мне же его давно покормить надо было, слушай, Галь, неси всё к нему в комнату, а я пойду за Олегом, что-то он задержался.
   Открыв дверь, дядя Костя широким жестом пригласил меня войти, жест был настолько широким, что он чуть не упал, на ногах он уже держался слабо. Олег сидел под ёлкой и пытался разобраться с гирляндой, лицо его раскраснелось, и на лице играла довольная улыбка. Заподозрив недоброе, я спросила его:
   -- Ты что, выпил?
   -- Ну, Ксюш, не порть праздник, -- начал канючить сосед.
   -- Праздник ещё только через две недели.
   -- Эх, всего два слова, а сразу понятно, что ты пессимистка.
   -- Не поняла.
   -- У тебя ещё только, а у меня всего через, улавливаешь разницу в оценке момента?
   -- Ну что ж, попробую быть оптимисткой и использовать ваше -- всего. Милый дядя Костя, с момента нашего знакомства я всего только два раза видела вас трезвым.
   -- Нет, милая, это опять пессимизм.
   -- То есть как это, пессимизм, вы же сами сказали, что всего звучит оптимистично?
   -- Это в предыдущем варианте, а в этом нужно вместо всего только два раза сказать: целых два раза. Сечёшь?
   -- Сейчас я вас ударю.
   -- В... в... верю, сразу и б-б-безоговорочно.
   Игнорируя его дальнейшие реплики, я забрала Олега, и мы пошли к нам.
   За ужином мы решили, что мне придётся всё-таки работать, а для Павла на то время, пока будет болеть свекровь, Галя наймёт знакомую сиделку. Сразу после ужина мы с Галей прошли на кухню, освободив мужиков от своего присутствия.
   -- Честно говоря, я даже обрадовалась возможности недельку побыть дома.
   -- По всей видимости, тебе просто нужно сменить обстановку, съездить куда-нибудь и отдохнуть.
   -- Это нереально -- работа, Павел, а уж реакцию твоей мамы предугадать ну совсем не сложно.
   -- Неужели за все эти годы ты не научилась не обращать на неё внимания?
   -- При всём при том, что её мнение меня абсолютно не интересует, она умудряется испортить мне настроение за полминуты, а за минуту она забирает у меня всю энергию, и я становлюсь, как выжатый лимон. Она у тебя просто вампир какой-то, хотя и крестится без конца, а потом, это безапелляционное осуждение вся и всех.
   -- Невежественные люди были во все времена, и именно в их прерогативу входило осуждение окружающих.
   -- Возможно, на этом принципе существовала инквизиция.
   -- Ну что ты, не клевещи на церковь, в её первых рядах всегда находились наиболее образованные люди своего времени. Принцип инквизиции, как, впрочем, и церкви в целом, был и остаётся власть. Причём власть абсолютная, не дающая даже толики сомнения в своих догмах, ведь это самый верный способ управления толпой. Религия всегда и во все времена была ярым врагом прогресса, который продвигался только благодаря пионерам, жертвующим подчас своей жизнью. Кто знает, если бы не Леонардо да Винчи, а потом его последователи, которые по ночам вскрывали трупы, боясь инквизиции, люди бы по-прежнему умирали от аппендицита, а церковь бы по-прежнему объясняла это карой божьей. Если бы не Гуттенберг в 1445, то, может быть, у нас никогда и не было бы печатных книг, а ведь церковь не только в течение ста лет сжигала книги, но и их владельцев. В 1600 они умудрились сжечь Джордано Бруно за то, что он вычислил, что Земля вращается вокруг Солнца, в то время как персы знали это ещё до рождения Христа. А тысячи женщин, замученных только за то, что у них были рыжие волосы, а крестовые походы.
   -- Но ведь это же за рубежом.
   -- Ты что, в школе не училась? Вспомни боярыню Морозову, старообрядцев сжигали деревнями, ну, а участь волхвов -- вообще кровавая песня русской истории. Или ты хочешь сказать, крещение Руси прошло, как нечто само собой разумеющееся? Почему-то все забыли, что православие -- это пришлая религия, а отнюдь не исконно русская.
   -- Ну, а как же вечные моральные принципы, которые церковь дала нам?
   -- А ты что, полагаешь, что до рождения Христа существовали государства, где плохое отношение к старшим, воровство или убийство приравнивались к подвигам? Это везде и во все времена осуждалось, независимо от государства или религии. А вот именно в эпоху Святого Креста и началось массовое истребление человечества, оправданное именем бога. Фанатизм неприятен в любых своих проявлениях. Я уже не говорю о доктрине непорочного зачатия, забавнее её только те логические построения, с помощью которых люди, как будто бы неглупые, убеждают себя в том, что это невероятное событие является реально произошедшим фактом.
   -- Достаточно серьёзные претензии к создателю.
   -- К создателю у меня нет никаких претензий, это клуб его поклонников на Земле меня раздражает. Ведь именно они осуждают всех и вся, и им даже не приходит в голову, что у них нет ни малейшего права на это. О какой моральной чистоте церкви может идти речь, если переполненные детские онкологические отделения они объясняют грехами родителей этих детей? Это же жестокость, замешанная на садизме. Кстати, благочестивые христиане до сих пор считают, что прелюбодей более порочен, чем политический деятель, берущий взятки, хотя последний гораздо вреднее для общества. И моя мамочка, оббивающая пороги церквей и ставящая свечечки, всего-навсего продукт этой религиозности.
   -- Это просто счастье, что вы так редко видитесь, -- я в очередной раз схватилась за ингалятор.
   -- У тебя обострение?
   -- Сама виновата, холодный воздух мне противопоказан, но на улице я его хватаю полной грудью, вот потом и расплачиваюсь.
   -- Ты что, мазохистка? Ты же знаешь, что тебе это нельзя.
   -- Да, но снег, Новый год, морозный воздух -- у меня всё это от детства, беззаботности и желания быть счастливой.
   -- Ксюш, во-первых, прекрати гоняться за счастьем, оно всегда в тебе самой, во-вторых, перестань быть счастливой в прошлом, это трагично. Знаешь, как в песне: "Нам рано жить воспоминаньями, какими б ни были они".
  
  
   Х
  
   В полдевятого утра в дверь позвонили, и я пошла открывать. На пороге стояла девочка лет двадцати, не больше, и мило улыбалась.
   -- Здравствуйте, вы?..
   -- Я Катя, ваша новая сиделка, меня Галя прислала.
   -- Да?!
   -- Я вас чем-то не устраиваю?
   -- Ой, да нет, что вы, проходите, просто я представляла себе, что сиделка может быть только пенсионного возраста, а в вашем можно зарабатывать и больше где-нибудь в другом месте, вы так молоды.
   -- Я догадываюсь, что вы не знаете моего тарифа.
   -- Н-не-еет, этим, честно говоря, занимается Галя.
   -- Вы счастливая!
   -- Ну, у меня на этот счёт другая точка зрения.
   После того как я представила Катю Павлу и небольшого экскурса по нашей квартире, я отправилась на работу. По пути я зашла в магазин и купила пирожные для нас с Шурой и чебуреков для Светки, я знала, как она обрадуется. Стройная фигура была пределом её мечтаний, и обсуждать различные диеты она могла часами, правда, никогда не переходя от слов к делу. Выйдя из магазина, я обратила внимание, что практически на всех лицах прохожих играет улыбка и вокруг царит атмосфера доброжелательности. Ещё месяц назад всё и у всех было исключительно плохо со всеми вытекающими отсюда последствиями, ворчали везде, в очередях, в метро, на базаре и даже в бане. У каждого пенсионера было по несколько сценариев, как изменить жизнь к лучшему, при условии, разумеется, если этот пенсионер вдруг станет президентом. Но в преддверии праздника всё разворачивается на сто восемьдесят градусов, если вчера были только минусы, то теперь только плюсы. Для нас важен не столько Новый год сам по себе, сколько подготовка к нему, покупка подарков, заготовка продуктов к праздничному столу, женская половина идёт на немыслимые подвиги, чтобы выглядеть на все сто во время грозящих надолго затянуться праздников, и над всем этим парит непередаваемая атмосфера, пропитанная ожиданием чуда. Причём это неправда, что на чудо надеется только малообеспеченное население страны. Просыпаясь первого января, все без исключения твёрдо уверены, что именно с сегодняшнего дня!..
   ...Шура, как всегда, была на своём месте и задумчиво смотрела в окно, у неё на столе красовалась маленькая ёлочка.
   -- Вы тоже уже справлять начали?
   -- Праздничный психоз заразителен.
   Из раздевалки выглянула Света:
   -- Звонила Галя, она будет часам к трём. Как Павлик?
   -- Всё по-прежнему, если не учитывать, что ближайшую неделю за ним будет ухаживать сиделка.
   Я прошла в раздевалку и закрыла дверь.
   -- Если бы ты знала, какую общеобразовательную лекцию на тему церкви мне вчера Галя прочитала!
   -- Не ожидала, что она такая верующая.
   -- А она и не верующая, как раз наоборот.
   -- Ну, а это в наше время повальной религиозности политически некорректно.
   -- А ты сама-то в Бога веришь?
   -- Ещё как, и не в одного, а сразу в трёх, двое приходят вечером со школы, а третий с работы, и все голодные, как черти, и у всех свои проблемы, и все хотят уюта и теплоты. Вот я и мечусь между ними, ублажая то одного, то другого, и поверь мне, что буду делать это и дальше, поскольку я знаю: чем лучше моим богам, тем счастливее я, и эту веру я приняла абсолютно сознательно.
   -- Ну, Свет, я же серьёзно.
   -- Ну, а если серьёзно, то это слишком личное, и каждый должен разобраться с этим сам, пытаться навязать кому-то свою веру или убеждения также аморально, как пытаться кого-то лишить этой веры. Каждый сам делает выбор в этой жизни, и агитировать за или против не стоит. Я знаю достаточно много людей, не являющихся прихожанами, но ведущих здоровый образ жизни и дарящих счастье родным и близким. У них количество добродетели измеряется не количеством походов в церковь, а повседневной жизнью. Ну а ты, детдомовская тихоня, веришь?
   -- Ты знаешь, я особо в себе никогда не копалась, наверно, как и большинство, многие ведь верят, хотя о существовании Бога никто всерьёз не задумывается.
   Заглянула Шура:
   -- Светик, твой клиент на десять двадцать уже в кресле.
   -- Бегу, Шур. Радченко, спускайся с небес на землю.
   -- Я купила чебуреков.
   Светку аж парализовало:
   -- И ты молчала!
   -- Подожди до перерыва.
   Она вышла, а я спустилась с небес и пошла работать.
   От сознания, что материально я буду теперь крепче стоять, работалось на подъёме. Счастье, конечно, не в деньгах, но согласитесь, что с ними как-то легче. Моя учительница математики любила повторять, что уж лучше быть несчастным миллионером, чем несчастным нищим. Воздушные замки на ещё ой каком некрепком фундаменте я строила часов до двух, пока Шура не позвала меня к телефону. На другом конце провода я услышала полный истеричного негодования голос свекрови.
   -- Неужели нельзя было на неделю взять отпуск, чтоб остаться дома с мужем, пока я болею, почему нужно было заботу о нём перекладывать на чужие плечи, откуда в тебе столько эгоизма и наплевательского отношения к близким? Представляю, как ты вздохнёшь, когда моего Павлика не станет.
   Ответить я ничего не успела, она бросила трубку. Мне стало не по себе, и я присела на стул.
   -- Ксюш, опять тебя, -- Шура протягивала мне телефонную трубку.
   -- Скажите, что у меня клиент.
   -- Это Галя.
   Я подошла к телефону.
   -- Слушай, звонила Катя, эта сумасшедшая её выгнала.
   -- Я знаю, твоя мать только что поставила меня об этом в известность.
   -- Представляю, в каких выражениях.
   -- Навряд ли ты себе это представляешь.
   -- Что ты собираешься делать?
   -- У меня клиент в кресле, как закончу -- сразу домой, хотя от одной мысли о её виде меня тошнит.
   -- Ксюха, всё будет хорошо, минут через двадцать я у вас.
   ...Все последующие действия были подёрнуты пеленой тумана, я превратилась в робота: закончила работу, оделась, вышла, дорога, лифт, замочная скважина... Здесь до меня дошло, что руки трясутся. Я открыла дверь и вошла. Сначала мне показалось, что дом вымер, но уже в следующее мгновенье услышала голоса, доносившиеся из комнаты Павла. Сняв пальто, я тихо подошла к комнате в надежде услышать, о чём они говорят. Павел молчал, и только свекровь повторяла одну и ту же фразу: "Кушай, сыночек, кушай". Заглянув в комнату, увидела Пашу, который одной рукой держал банку с вареньем, видимо, смородина, перетёртая с сахаром, другой полными ложками отправлял это самое варенье в рот. Мать сидела рядом и гладила его по голове. Видя, с какой жадностью он хватает ложку, меня стошнило, и я прислонилась к косяку. Они были так увлечены каждый своим действием, что меня не замечали. Не знаю, как долго это могло продолжаться, если бы не звонок в прихожей. Как по команде они посмотрели на дверь и увидели меня. Павел понял, что его поймали с поличным, и, видимо, испугался, в глазах свекрови при виде меня была лишь ненависть, она явно не боялась. Я пошла открывать, это была Галя. Не говоря ей не слова, я прошла на кухню, мой мозг судорожно работал. Понимая, что нужно реагировать, не знала, как именно, в буквальном смысле у меня выбили почву из-под ног. Свекровь не дура и прекрасно знает, что делает сахар с Павлом, но тогда почему она насильно укладывает его в могилу? Вошла Галя, в дверях она чуть не столкнулась с матерью.
   -- Небось уже выводы сделала?
   Галя посмотрела на меня в недоумении.
   -- Она кормила его вареньем, -- объяснила я ситуацию.
   -- Иногда сладкое ему не помешает.
   -- Судя по анализам его крови, вы это делали регулярно. Ослеплённая своей животной любовью, вы даже не соображаете, что делаете.
   -- Тебя это не касается.
   -- Он мой муж, и вам я его не отдам, хватит и того, что вы убили моего ребёнка.
   -- Я убила, а может, ты сама до шести месяцев дотянула, прежде чем аборт сделать. Скажи спасибо Юрию Николаевичу, что в живых осталась, за тебя, кроме него, уже никто не брался.
   -- Это навряд ли можно назвать абортом, -- я посмотрела Гале в глаза: -- Мальчика резали во мне на куски.
   -- Несчастная ты наша, что ж ты раньше об этом не думала? -- свекровь даже не пыталась скрыть своего злорадства.
   -- То, что я дотянула до шести месяцев, говорит лишь о том, как я хотела ребёнка. Мне было только двадцать, а у вас миллион доводов, с помощью которых вы убеждали нас с Павлом прервать беременность, причём приводились они не ежедневно, а ежечасно. Вы взяли меня измором, и я поддалась.
   -- И правильно сделала, представляю, что бы сейчас было с ребёнком, когда ты даже за собственным мужем ухаживать не в состоянии.
   -- Вы Чудовище.
   -- Мне было бы глупо ожидать от тебя благодарности.
   Её позвал Павел и она вышла.
   Я поднялась и пошла в прихожую, мне нужен был свежий воздух, в квартире я оставаться не могла, боковым зрением видела, что Галя следует за мной, за всё время она не проронила ни слова. Очнулась я уже на улице.
   -- Что будем делать?
   -- Честно говоря, не знаю, его с ней оставлять, конечно, нельзя, но выгнать её из дома тоже, по-моему, нереально. Кроме того, неизвестно, как на это будет реагировать Павел. Поехали к нам, там Олег, может, он что посоветует.
   Но Олега дома не было, а бездействовать было глупо. Со мной началась настоящая истерика, меня душили слёзы, из меня вырывались фразы, которые мало кто мог связать воедино, я чувствовала себя абсолютно бессильной по отношению к свекрови. Чтоб как-то успокоить меня, Галя дала мне транквилизаторов, через некоторое время мне стало лучше, и я уснула. Проснулась я от того, что Галя, стоя надо мной, энергично трясла меня за плечо, пытаясь разбудить.
   -- Ксюш, Павлика забрали в больницу.
   -- Зачем?
   Я мало что соображала, всё было, как в тумане. Видимо, мы переборщили с дозой успокоительного.
   -- Пока не знаю, мать очень перепугана, просит нас приехать в больницу.
   -- Который час? -- спросила я, вставая с постели, но тут же села обратно, в голове был шум, и перед глазами стояли круги.
   -- Два часа ночи, в твоём состоянии лучше остаться дома, как только я всё узнаю, я позвоню.
   -- Я поеду с вами.
   Может быть, я сказала это слишком категорично, а может, мой внешний вид был настолько плачевен, что Галя побоялась оставлять меня одну дома, подав мне свою руку, она помогла мне подняться, и мы вошли в залу. Олег сидел за столом и что-то читал, посмотрев на нас, он хотел что-то сказать, но, передумав, лишь спросил: "Едем?"
   Несмотря на столь поздний час, движение на дорогах было не меньше, чем в дневное время. Через три дня Новый год, и город достаточно ясно давал это понять. Павлика отвезли в Зиловскую больницу, и нам от Котельнической набережной понадобилось всего минут пятнадцать-двадцать, чтоб быть на месте.
   В дежурном отделении Галя, назвав фамилию Павла, сообщила, что мы родственники, и что его мать уже здесь. Связавшись с кем-то по телефону, дежурная попросила нас подождать в вестибюле. Через несколько минут к нам вышла медсестра, попросив следовать за ней. Мы молча шли по длинному коридору, и наши шаги отдавались грохотом у меня в голове. Девушка, сопровождающая нас, вызвала лифт, и мы поднялись на четвёртый этаж. Как только мы вышли из лифта, я сразу увидела свекровь, она сидела в углу и беззвучно рыдала, рядом с ней стоял доктор, который пытался её утешить и держа свою руку у неё на плече. Подойдя к ним, Галя поздоровалась, спросив мать, что с Павлом.
   -- Павлуши больше нет.
   Из Олега вырвался какой-то нечленораздельный звук.
   -- Что значит, нет? -- голос Гали срывался.
   Доктор, молчавший до этого, выразил нам свои соболезнования и сообщил, что Павел перенёс обширный инфаркт, который стал для него фатальным. Вскрытие объяснит всё более детально. Дальше ничего не помню, кроме того, что я начала куда-то падать, причём падение продолжалось достаточно долго. Очнулась я на больничной койке, рядом сидела Света, взглянув на неё, вспомнила, что произошло. Она крепко сжала мне руку и заплакала.
   -- Я очень сожалею.
   -- Известно что-нибудь о причине смерти?
   -- Врачи сказали, что у него было уже несколько микроинфарктов, просто они прошли незамеченными, так бывает, кроме того, лечили только диабет, а сердце никто не проверял, хотя, судя по заключительной экспертизе, оно уже давно у него было больным.
   -- Когда похороны?
   -- Послезавтра.
   Света опять начала плакать...
  
  
   Послесловие
  
   С тех пор, как Павлика не стало, прошло семь лет. Говорят, время лечит. Я очень сомневаюсь в правильности этого выражения. Просто боль из острой и разрывающей тебя на части, не дающей забыть о себе ни на секунду, переходит в состояние тупой и зудящей. Она действительно отпускает тебя на какие-то моменты, но только для того, чтобы с новой силой напомнить о своём существовании. Когда мне совсем плохо, я запираюсь дома и перечитываю стихи Паши, как это ни странно мне становится легче, кажется, что он совсем рядом и сам читает мне их.
  

Наша жизнь, как залы Эрмитажа,

В котором 1000 дверей.

И ровно столько шансов быть счастливым

На паперти у юности твоей.

Ах, юность! Безответственная птица,

Ей чужд расчёт и опыт прежних лет.

У ней есть всё -- и взлёты, и паденья,

Лишь времени для сожаленья нет.

У юности всегда дорога к счастью,

У юности всегда полёт вперёд.

Ей не страшны ошибки и напасти,

Уверена она, что жизнь не подведёт.

И жизнь ей улыбается надеждой,

Распахивая двери впопыхах.

И только изредка злорадная усмешка,

Вдруг заиграет на её губах.

Порывы Юности становятся всё тише,

Всё реже мы внезапны и дерзки.

Полёт мечты -- увы, спускается всё ниже,

И зрелость нас уже берёт в тиски.

Мы сотню раз считаем, проверяем,

Пред тем как сделать даже мелкий шаг.

О, как легко теперь идём на компромиссы,

Мы с тем, кто нам вчера ещё был враг.

Но вот уже и осень, -- стало зябко,

Лишь всполохи сиянья, шум дождя.

Закрылась тысяча дверей, мы сделали свой выбор,

Друг, улыбнись, из Эрмитажа выходя.

Ведь ты горел, мечтал, дерзал и был счастливым,

Любовью одарил ты каждого и вся.

Вся жизнь для ближних? -- что ж, прими подарок,

Ты в вечность падаешь -- она твоя!

  
   Смерть Павла, возможно, и стала моим пробуждением, о котором я так мечтала. Правда, в последнее время мне очень хочется уснуть, чтобы опять увидеть нас вдвоём, счастливых, полных планов о будущем... и его улыбку...
  
   P. S. Мама пережила Павлика всего на полгода. Она очень любила своего сына.
  
   Amsterdam
   17.07.2007
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"