Аннотация: РАКЕТЫ "САТАНА", "SATAN" (а так же SS-18) - западное название советских "тяжелых" межконтинентальных баллистических ракет Р-36МУ, известных так же под официальным названием РС-20.
Когда я работал интерном, в большой психиатрической больнице в центре города, познакомился я с одиноким, отставным полковником ракетных войск.
Полковника привезли в странном возбуждении из военного госпиталя. Внезапно, он перестал замечать окружающих. Не реагировал на обращенную к нему речь. Совершал какие-то механические действия. Шел натыкаясь на стены. Стоял часами у окна. Ел все подряд, без разбора. Нечленораздельно бормотал. Но если ему начинали активно мешать, становился агрессивен. После драки с соседом по палате его и привезли.
Как же мне надоели эти алкоголики. Прокапать его, потом просушить, восстановить критику к психотическим переживаниям галлюцинациям и бреду и на кодирование. Надо будет только с родственниками договориться.
Но после прокапывания полковник ничего не помнил. Или тщательно все скрывал. Такой хитрости трудно было ожидать от прямолинейного, недалекого и, как мне показалось, туповатого солдафона. Он с таким трудом отвечал на самые простые вопросы, что я невольно вспомнил историю про то, как коллега случайно, на проф. осмотре выявила легкую умственную отсталость у офицера конвойной службы. Бедолагу комиссовали, несмотря на недовольство начальства не желавшего терять исполнительного сотрудника. Слава богу, полковник сумел вспомнить, что сейчас 1994 год, хотя время года еще путает. Но что в больнице, говорит. (Я невольно вернулся мыслями к истории, как увидев негра-студента, такой вот алкоголик на вопрос профессора: "где вы находитесь?"- бодро ответил: " В Африке". А был еще трижды слабоумный старичок, считавший, что он на лесоповале.)
Нет. Этот помнит, что в Горьком. Хотя у нас теперь Нижний Новгород.
А вот родственников у него нет. Родители умерли, с женой в фактическом разводе, после гибели ребенка. Живет у дальних родственников жены.
Но и эти желанием забрать его домой не отличаются. Станет получше, попробую его домой отпустить, в лечебный отпуск. Только бы не развязался. Впрочем, уйдет в запой, нашим легче. Пьяного в больницу не берут. Алкогольный делирий или "Белая горячка" возникает при прекращении запоя, а вовсе не на высоте опьянения, как принято считать. Но это уже дело смежников, наркологов. Хотя коллеги в госпитале утверждали, что он ничего не пил. И пролежал больше недели. Ну, наверное, на воле перебрал. Вон какой красавец. Лицо с сосудистыми звездочками и алкогольной ринофимой шишкой на носу, печеночные ладошки. Нет, точно злоупотребляет алкоголем.
Тем временем полковники стал совсем хорош. И был отправлен на выходные в лечебный отпуск к родственникам.Но свояк привел его обратно. Оказалось, что дома он почти сразу перестал узнавать окружающих. Начал отдавать им команды, которых они не понимали. И вообще совершать совсем неадекватные вещи, вроде попытки справить нужду в стенном шкафу. Но агрессивен не был и пассивно подчинился желанию вернуть его в больницу. Запах от него при этом шел какой-то химический, но не алкогольный.
Да и родственник божился, что ни алкоголя, ни его суррогатов или средств бытовой химии полковник не употребил ни внутрь, ни нанюхавшись.
После дезинтоксикации состояние полковника вновь стремительно нормализовалось. Однако, волны странного поведения мы стали замечать и в палате.
Коллега-консультант из первой градской объяснило это острой печеночной недостаточностью. Волны интоксикации накатывали после обычного приема пищи. Спасти могла только пересадка печени. Но в ту пору, эта рутинная процедура была недоступна, как полет на Луну. А резекция была бесполезна. Цирроз пропитал ее изнутри, словно полковника отравили каким-то медленнодействующим ядом. "Ракетного топлива хлебнул", -- грустно пошутил мой начальник.
А я решил разобраться в этой маленькой тайне. И стал уделять полковнику несколько лишних минут с утра, когда после капельницы его разум был максимально остр.
Потихоньку я проник в грустный мир человека, который большую часть жизни провел на "точке". его окном во внешний мир был телевизор с одним 1 каналом, да карты американских городов, на которые были нацелены их ракеты.
Приходилось, правда, хлопнуть для храбрости прежде, чем залезть в тревожный пакет особой важности. Но зато потом можно было рассматривать их улицы, которые представлялись ему дикими трущобами и притонами разврата. Ну, еще можно было съездить с сослуживцами на озера, порыбачить. Но полковник был нелюдим и чаще делал это один. Рыбачил, выпивал, бродил по тундре. В одну из таких поездок он взял с собой сына. И ребенок пропал. Поиски ничего не дали. Возможно, он провалился в одно из маленьких, небесно-голубых и смертельно холодных озер, которые звали почему-то "стаканами". И жена не раз потом еще упрекнула его, что он утопил в стакане даже сына. Хотя полковник ничего такого не помнил. Не помнил вообще ничего про исчезновение. Ребенок несколько секунд назад был с ним. Они любовались северным сиянием. А потом пропадал, точно таял в воздухе. Оставались только странные округлые следы на снегу.
Поиски ничего не дали. Но все были уверенны, что ребенок утонул. Так появилась на кладбище пустая могила, к которой можно было иногда приходить. Но жена этого избегала, а спустя некоторое время уехала навестить родителей на Большую землю. Да там и осталась. Из близких существ у полковника остался только кот. Одноглазое, глуховатое, зловредное создание, приблудившееся неизвестно откуда после пропажи сына. Сначала его привечала жена. Потом они остались жить вдвоем с полковником.
Жили практически впроголодь. Денежное довольствие перестали выплачивать. Спасал офицерский продуктовый паек. Но жить совсем без денег тяжело даже на "точке". Нет возможности выбраться на "большую землю". Даже алкоголь перестали в магазине отпускать в долг. И он пил мерзкую местную самогонку с керосиновым запахом ракетного топлива. Пил страшно, что бы не видеть серых будней. И такой же серой реальности зомбоящика. Однажды, увидев в углу экрана логотип CNN, на фоне горящих руин цитадели российской демократии полковник поверил, что теперь нас оккупировали. И скоро придут эти новые хозяева из его кошмаров. Рассказы сослуживцев его не успокоили. Он вновь отправился на рыбалку.
А там пришел к нему некто. Когда он назвал его чертом, я улыбнулся. Видел я достаточно алкоголиков допивавшихся не только до общения с чертями, но и с Дедом Морозом.
Но здесь был не черт, а ЧЁРТ! Гигантское существо, поначалу сливавшееся с рельефом, рогами задевало облака. Рыже-бурая шерсть напоминала пожухлую траву, или скорее карликовые деревья окрестных сопок. Если не задирать голову в поле зрения были только роговые копыта, сочащиеся черной слизью. Но каждый их шаг отдавался дрожью под ногами. Голос черта напоминал рев ракетных двигателей. И в то же время был бесшумен, как самолет, преодолевший звуковой барьер.
Поэтому он поначалу не обратил внимания на зазвучавшие в голове оскорбительные обращения вроде: "Раб, смертный, грязь". Что бы привлечь внимание полковника черт начал склоняться. Он увидел перед собой гигантские щели звериных зрачков, роговые пластинки, словно чешуя, покрывавшие рыло, странные одинаковые конические зубы и раздвоенный язык, навевавшие мысли скорее о змее.
-Раб, слушай мой приказ. Ты рассмешил меня, пожертвовав своего первенца. В награду я могу тебя поднять выше царей. А могу втоптать в грязь ниже червя.
-Что делать то? - спросил полковник, недоумевая. Обещанного приказа он в словах черта не слышал.
- НЕ ПЕРЕБИВАТЬ! ЛИЖИ КОПЫТА - громыхнул черт.
- Еще чего, - передернуло от отвращения полковника, которому показалось, что в черной слизи на копыте что-то копошиться.
- ПРИ ЖИЗНИ В ПРЕИСПОДНЮ ЗАХОТЕЛ?!! - Взревел черт одним движением копыта, вбивая в землю "москвич" полковника. Тот ушел, словно в трясину, в твердь вечной мерзлоты. От удара копыта об землю полковник потерял равновесие, покачнулся и упал. Слизь с копыта, нависшего сверху, залила ему лицо. Рот наполнился невыносимой горечью и непередаваемым блаженством.
Полковник ощутил себя в мягком кожаном салоне членовоза, едущего через Красную площадь. Точнее то, что от нее осталось. За спиной чернел выбитыми окнами, засыпанный серым снегом ГУМ. Слева, чудовищным цветком, раскрылся взорванный изнутри Мавзолей. Справа, высились сбитые кресты и ободранные купола Василия Блаженного. А далее угадывалась зеленая слизь цветущей реки, запруженной раздутыми телами. Странный рекламный щит из перевернутого памятника Минину и Пожарскому, вбитый их головами в брусчатку изображал полковника в вовсе уж фантастической форме с аксельбантами и эполетами. И был подписан скромно "Настоящему Спасителю Отечества". И все это было посыпано серым пеплом. В разных местах, за спиной полыхали отсветы пожарищ.
А в открытых воротах Спасской башни угадывались цветущие деревья, гарцующие всадники и играющие дети.
В себя его вернул холодный душ. Черт, видно, плюнул в озеро. На его поверхности раздувалось радужное пятно. Из-за него потом все будут уверять, что он утопил свою машину.
-Что делать? - повторил полковник
-ВСЕ СЖЕЧЬ! - взвизгнул черт неожиданно высоко.
-Я не могу, - растерянно сказал полковник, с ужасом понимая, что прекрасно знает, как устроить несчастный случай на своей ракетной установке.
-НЕ ДУМАЙ ОБМАНУТЬ ОТЦА ЛЖИ, - заревел черт, вновь склоняясь и тыкая его острым когтем в живот. Ощущение было и вправду такое, что полковника проткнули и провернули. Он вновь упал, теряя сознание от боли. И так и не понял, куда же ушел черт, от которого остались только странные концентрические круги на мерзлой траве. Следы копыт напоминали мишени. Осталась еще боль в теле, рвущаяся наружу. По дороге домой полковника несколько раз рвало кровью. (Кровотечение из варикозных, расширенных вен пищевода? Механически отметил я про себя) Страшный, обжигающий холод проник внутрь, пока он по тундре огибал КПП, чтобы войти в городок напрямик.
Дома кот словно взбесился. Набросился на полковника, кусаясь и царапаясь. И был отброшен пинком под шкаф, откуда продолжал шипеть. Включив все, что могло согреть, в одежде, завернувшись в одеяло, полковник поймал себя на желании развести костер прямо посреди комнаты.
Холод не проходил. Но к счастью пришел сон. Сквозь него полковник почувствовал, как на живот навалился кот. Долгожданное тепло разлилось по правой половине тела.
Утром холод вернулся. С глухим стуком упала на пол окоченевшая тушка кота. И опять, его смерть показалась полковнику совершенно внезапной. Хотя я и пытался связать ее с предыдущим пинком. Но полковник этой связи в упор не хотел замечать. Проклиная холод, он потащился на улицу. Мерзлая земля палисадника не поддавалась лопате. Тогда он отправился в дымящую поодаль кочегарку. Там он открыл заслонку и бросил в топку тушку кота. Почему то не закрыл ее, а смотрел, как жар корежит тело, морду. Вот, словно в беззвучном крике открылась кошачья пасть. И вдруг этот крик зазвучал у него в голове. И не один, а целый хор стенаний и плача. В углях он увидел тысячи маленьких фигурок горящих заживо людей. В ужасе он полез в топку. И опаляя волосы и брови, обжигая лицо и руки, вытащил тушку кота. Внезапно он почувствовал потребность отправиться на кладбище, на могилу сына. А там голыми руками разгреб землю и закопал обгорелую тушку. И вновь показалось ему, что провалилась она вниз, как в болото, в вечную мерзлоту.
Когда он в таком виде, обгорелый, с руками, измазанными в земле, пришел в строевую часть писать заявление на увольнение, оно было удовлетворено почти сразу. Пришлось только немного полежать, подлечить сожженные руки.
-Выходит, удалось обмануть тебе черта?
-Его не обманешь.
-Но мы все живы. И катастрофы никакой не произошло.
- Он мучает тебя.
-Меня?
-Тебле, дабле... Речь полковника постепенно утрачивала членораздельность. При этом он начал размахивать руками. Смахнул со стола пластмассовую подставку под календарь. Она, звякнув, ударилась о стеклянную дверцу процедурного шкафа. Из коридора уже спешили активные больные, бодро сматывая простынь в жгут, для последующей фиксации. Они обступили полковника, но подходить не нему не решались. Протиснувшаяся среди них старушка санитарка по имени ласково звала его в палату.
Но тот ревел уже совсем малопонятно:
-Книбле, клягу кле...
-Ты материшься или колдуешь?
-КНИГУ!- успел рявкнуть напоследок полковник, выводимый под белы руки из процедурной.
Направляясь наверх в ординаторскую, я и думать забыл про книгу. Но подняв глаза от очередной истории болезни, я наткнулся взглядом на черный корешок библии принесенной в больницу очередным протестантским проповедником.
Взяв ее в руки, я вернулся вниз. Полковник, прикрученный к кровати, коротал время в гордом одиночестве. Но продолжал что-то бормотать себе под нос. Судя по интонации, матерился. Я положил книгу ему на тумбочку. Но он завертелся и показал глазами себе на живот. Я положил книгу на его правый бок и только тогда он успокоено вздохнул и затих.
Такой же глубокий ух послышался синхронно внизу в подвале. Или ниже. Не иначе тоннель роют, что бы по ночам пациентов гонять в соседний институт прикладной физики, ядерный щит родины ковать. Но это из бреда уже совсем другого больного...