Пока шла борьба на баррикадах, в Думе разразилась настоящая буря. Кирилл всеми способами пытался её оттянуть, даже пошёл на такой "детский" шаг, как раздать депутатам количество текстов с его проектами в десять раз меньшее, чем число думцев. Помогло, но не очень.
Зал гудел, особенно правые депутаты-октябристы и кадеты. Левые в основном помалкивали, ожидая, что же будет. Националисты безмолвно взирали безучастно на разворачивавшееся действо.
Кирилл вернулся на заседание, когда буря уже вовсю гремела. Депутаты только тут поняли, насколько сильно их обманули, заручившись поддержкой совершенно...неподходящих думцам документов. Выразителем мнения несогласных стал Гучков. Сняв пенсне, он поднялся с кресла и занял место у кафедры. Сизов же в это время сидел в первом ряду, между Коноваловым и Мануйловым.
- Это вздор, господа, сущий вздор! - Александр Иванович махал листками с основными положениями реформ Кирилла. - Как можно отдать в руки рычаги давления на работодателей? Где это видано, чтобы всякий, кто проработал более трёх месяцев на заводе, получил акции этого завода? Где видано, чтобы государство в прямом смысле заставило поголовно всех предпринимателей создать из их предприятий акционерные общества? Где видано, чтобы рабочие получили в общей сложности до сорока девяти процентов акций? Я жалею, что проголосовал за эти реформы, ослеплённый паническим настроением! Я требую, чтобы результаты голосования были аннулированы, и мы вновь проголосовали по данному вопросу! Пусть я и не являюсь членом Государственной Думы, но на правах министра я буду требовать этого! Но более всего меня поразил своё глупостью проект страхования рабочих от увольнения! Разве не вправе хозяин уволить своих рабочих по важным для него причинам? Разве должен он что-то платить, кроме выходного пособия, если пожелает? Разве где-то ещё, в какой-то стране мира хозяин будет оплачивать восемь десятых этой страховой выплаты, а две десятых будет выплачивать государство? И это за увольнение, причиной которому может быть любой случай, любое недовольство хозяина рабочим, кроме его непрофессионализма! Это же превратит миллионеров в банкротов, это же даст профсоюзам власть, рычаги давления на предпринимателей!
"Зато вот против отмены сухого закона Гучков даже не заикнулся" - с горькой усмешкой подумал Сизов.
- А вы взгляните, господа, на проект земельной реформы! Все государственные, помещичьи, церковные, монастырские земли переходят в руки земельных комитетов, чтобы затем они распределили наделы между крестьянами! Да, пусть в комитетах пополам представителей от правительства и общин, но всё же, отдавать эти земли без немедленной компенсации бывшим владельцам? А вам известно, господа, что большинство земель заложено в банках, что их владельцы должны государству огромные суммы? И всё это - пустить на ветер, господа?
Правые громко выражали одобрение словам Гучкова. Даже Родзянко, владевший огромными наделами, захлопал в ладоши. В общем-то, Сизов предполагал подобное развитие событий.
Зато немногочисленные левые, дождавшись, когда Гучков сойдёт с кафедры, поднялись и стоя зааплодировали. Не Гучкову - Сизову. Один из их представителей прорвался к кафедре.
- Великому князю хватило решимости, чтобы пойти на этот шаг! Стомиллионное крестьянство, которое кормит страну, тянет непомерное бремя налогов в пользу государства, проливает свою кровь ради его защиты, умирает от тифа и ранений в госпиталях, жаждет именно этого решения! Что вы можете дать восьми десятым населения страны, чего не дадут ему реформы Великого князя? Поддержка Кирилла Владимировича и Алексея Николаевича будет такой, какой ещё не было ни у одного самодержца российского! Мы наконец-то сможем сказать, что правительство работает на благо нашего народа! Мои товарищи поддерживают начинания Великого князя целиком и полностью! И я убеждён, что такое же одобрение выскажет большинство населения страны! А реформа представительного органа? Дума станет по-настоящему всенародным законодательным органом! Да, пусть дать голоса женщинам - это глупость, что может женщина понимать в управлении государством? Но народ, стомиллионное крестьянство и пролетариат, сермяжная правда его будет на стороне правительства, наконец-то наступит порядок! Да, прежде ничего такого не было! Но мы верим, что сейчас нельзя оглядываться назад, надо идти вперёд! В эти минуты восставшая толпа, худшая её часть, не настоящие пролетарии, а чернорабочие, не солдаты, а дезертиры и трусы могут уничтожить Думу и порядок в стране! Но теперь у нас есть шанс утихомирить народ и дать ему победу в Великой войне! Мы поддерживаем Великого князя и целиком и полностью за то, чтобы сохранить результаты голосования!
Депутат-социалист, только выступавший на кафедре. Хлопал в ладоши, смотря на Кирилла. Сизов знал, что сможет заручиться поддержкой левых, хотя и так слабо представленных в Думе. Что ж, оставалось только посмотреть на реакцию кадетов и других прогрессистов. Кирилл Владимирович отчего-то особенно надеялся на националистов во главе с Шульгиным, Сизов представлял их как решающий голос в борьбе за поддержку Думы. Всё-таки именно его действия и реформы, которые вот-вот должны начать проводиться в жизнь, сохраняли за монархией престол. А Виталий Васильевич был самым последовательным монархистом среди лидеров думских фракций. И восемьдесят восемь голосов националистов и примыкавших к ним умеренно правых должны были стать решающим ударом по несогласным с программой реформ.
- Кирилл Владимирович, а знаете, нахожу Ваши реформы именно тем, что надо в наше время. Мы ходим по канату, протянутому над бездной. Я не ожидал, что Вы найдёте способ провести над этой бездной нашу страну. Мои поздравления. Только не думаю, что Дума Вас поддержит, - вполголоса отметил Коновалов, многозначительно поглядывавший на Милюкова, Родзянко, Львова и Гучкова.
А следующим вышел как раз лидер кадетов...
- Милостивые государи, - Милюков всегда начинал свои выступления с этой фразы. - Я не буду говорить о своём личном отношении к данным проектам, я попытаюсь высказать мнение нашей партии. Первым делом стоит затронуть вопрос о разделении властей и демократизации суда. Стоит заметить, что перед нами - воплощение программы партии в более или менее реалистичных формулировках. К тому же и некоторые пункты предоставленного нам проекта Конституции говорят о том, что планируется реформировать самодержавие в конституционную монархию. В этом наши взгляды на этот вопрос совпадают. Думаю, что партия подержит и принцип унитаризма при самоопределении народов. Но возникают затруднения по поводу отделения Польши от Российской империи. В этом вопросе многие члены нашей партии, уверен, не будут согласны с позицией Великого князя и регента...
Милюков вещал в своей обычной сухой, до зубной боли логичной и хорошо аргументированной манере. Постепенно он начал приводить и причины согласия или несогласия с теми или иными пунктами реформ. Но Кирилл постепенно начал понимать, что для лидера кадетов его проекты всё-таки оказались большой неожиданностью, и Милюков с некоторым трудом подбирал слова.
- Всё-таки я считаю, что многие из партии Вас поддержат, - а это уже Мануйлов. Педантичный, въедливый, нередко занудный. - - Не по земельному, так по конституционному вопросу. Вы предлагаете то, на что храбрости у Николая не хватило. А эта реформа просвещения, университетское управление, создание на новой основе цензуры, когда произведение будут оценивать не только чиновники, но и редакторы, писатели, журналисты...Я поддерживаю Ваше начинание.
В похожем плане высказался и обер-прокурор Синода Владимир Николаевич Львов. Что ж, большинство всё-таки оставалось за Кириллом. Но вот-вот должен был выступить Шульгин, голоса националистов ещё не прозвучало.
Виталий Васильевич, кашляя, поднялся на трибуну, окинул взглядом Думу, прищурился.
- Когда на этом же месте стоял Пётр Аркадьевич, великий человек, не боявшийся ни оппозиции, ни царя, ни врага. Да, многие считали его палачом и убийцей, создателем "столыпинских галстуков". Но пуля террориста не дала миру увидеть другое его лицо, лицо реформатора, масштаба не меньшего, чем великий Александр Освободитель! Во многом то, что предлагает Кирилл Владимирович, является продолжением задумок Петра Аркадьевича, которые, будь они продолжены, подарили бы России место величайшей державы мира! Верные сыны нашей Родины вот уже почти шесть лет ходили по городам и весям с диогеновым фонарём, надеясь увидеть нового Столыпина, того, кто сможет остановить разрастающийся хаос. Но теперь их работа окончена, новый Пётр Аркадьевич совсем недавно вещал с этого места, - Шульгин повернул голову в сторону Сизова-Романова. Кирилл заволновался. Судьба страны решалась в эту минуту. - И я призываю Думу поддержать Великого князя, всецело доверившись его скрытому до сего дня таланту и прозорливости государственного деятеля величайшего масштаба. Да, может быть, ему стоило разогнать ко всем чертям Думу, как прежде делал Николай. Но Кирилл Владимирович поступил мудро, заручившись нашей поддержкой, попросив проголосовать в поддержку своих проектов и будущей Конституции Российской империи. Да, мы проголосовали, не прочтя ни строчки из этих бумаг! - Шульгин положил правую руку на кипу листов с текстами Конституции и указов о проведении реформ. - Но ни война, ни революция не терпят пустой болтовни и траты времени. Пустой - потому что я считаю, что предложения Кирилла не могут быть не одобрены нами! Мы в ответе за ужасную ситуацию в стране, в ответе за критику правительства, в ответе за волнения народа и солдат, мы в ответе за всё это, не меньше, чем отрёкшийся император, и я признаю! Но мне не хочется, чтобы кто-то обвинил Думу в преступном бездействии! Я призываю к вашему разуму, судари, и прошу вас всем сердцем поддержать реформы Кирилла Владимировича! Я призываю немедля объявить о нашем одобрении действий Великого князя и регента по наведению порядка в столице и всём государстве! Я призываю дать Кириллу Владимировичу беспрепятственно вести нашу Родину к победе над врагами, внутренними и внешними, и сегодня же подчиниться указу уже отрёкшегося царя о роспуске Думы! Война не терпит болтовни, она требует действий! Так покажем всему миру, что мы способны действовать, и как действовать! Пусть все народы узнают, на что способна наша Родина!
- Гимн, господа, гимн, гимн! - призывы шли и с мест националистов, и либералов, и немногочисленных левых.
Это было невозможно, немыслимо, непостижимо - но это было. Кирилл едва удержался от того, чтобы не заплакать от счастья.
Депутаты Думы поднимались со своих мест и пели, пели гимн. Лишь немногие сперва сидели, насупившись, но постепенно общее настроение передалось и несогласным, и всё новые голоса вступали в хор. Гучков и Георгий Львов бесновались: они просто не верили своим глазам. Снова, как в четырнадцатом году, не стало ни либералов, ни черносотенцев, и социалистов - только русские патриоты, желавшие победы и счастья своей стране врагам назло...
Маннергейм зачитывал на заседании Финского Сейма текст проектов Кирилла, который по нескольким телеграфам передавали в Гельсингфорс из Петрограда. Сизов-Романов просил, чтобы депутаты Финляндии услышали его указы на родном языке: пришлось засадить нескольких знающих и русский, и финский за перевод.
Капитаны кораблей и офицеры гарнизона, борясь с волнением и душевным трепетом, читали в казармах и на палубах кораблей. Многие плакали, от счастья или злобы, трудно было понять: Россия менялась. Точнее, должна была измениться: понадобится гигантская работа, чтобы воплотить в жизнь все начинания. Но начало было уже положено: Дума поддержала Кирилла, причём - дважды. Поддержал и народ...
Москва. Первопрестольная, мещанская, купеческая. Листовки висели повсюду, в газетах были только проекты реформ и первой настоящей Конституции империи. Лавочники и рабочие, клерки и офицеры, священники и дворники, те, кто умел читать, плохо ли, хорошо ли, но с изумлением и вопросом "Что будет-то?" сейчас читали то, чему только суждено было стать реальностью.
Киев. Киево-Печерская лавра и площадь вокруг неё была полна народа. Здесь довелось зачитывать сразу и манифест об отречении Николая II, и текст реформ и Конституции, которые Алексей даже не подписал. Люди ликовали, они вдруг почувствовали, что во главе страны стал достойный человек, который знал, что нужно его народу. Да, не было в этом чувстве логики, но разве может быть логика в надежде на лучшее будущее. У могилы Столыпина уже собирались те люди, что некогда поддерживали душой начинания Петра Аркадьевича...
Были, конечно, и в Москве, и в Киеве, и во многих других городах волнения, попытки создать свои Советы. Но вовремя удалось ослабить их влияние, быстро справиться с восставшими. Не было ведь здесь таких манифестаций, не было буйных голов и стотысячных гарнизонов из запасников, не было смертельной близости "вотчины" германской разведки - Финляндии и Балтийского флота.
На Черноморском флоте волнений практически и не было. А когда бунтовать, если с утра до ночи ждёшь в Босфоре "дружеского визита" турок и германцев, а до того тоже не скучал никто.
В Риге и офицеры, и команды вообще плюнули на немногочисленные известия о волнениях в столице, и тоже - некогда было. Боевые матросы вообще с презрением отнеслись к мятежу в Кронштадте.
"Ет им трудно? Ет им вены режут "драконы" и немчура? Так они ж там как в Кисловодске, отдыхают, пороху не нюхают, не знают, с какой стороны к орудию подойти! Их бы сюда, итить, мы бы им всыпали!" - так выразился один из матросов, услышав разговоры офицеров о взбунтовавшемся Кронштадте, продолжив драить палубу.
В губернских городах и некоторых уездах, в деревнях и сёлах, на хуторах и в казачьих станицах, всюду, куда успели дойти тексты "Программы Кирилла" и манифест Николая, как реформы уже успели прозвать, царило нечто неописуемое.
Сам Николай с замиранием сердца знакомился с тем, что вот-вот хотел начать воплощать в жизнь. Кириллу хватило решительности на то, чего не смог сделать сам отрёкшийся самодержец. А ещё Великому князю просто повезло...
Особенно радовались крестьяне, уже подумывая, как бы распорядиться землицей, правда, только обещанной. Некоторые, к сожалению, уже недобро поглядывали на помещичьи усадьбы, проверяя топоры на остроту и подумывая, как бы посноровистей устроить "красного петуха". Но многим остудило пыл "Обращение императора и регента к крестьянам"...
"Зачем жечь, зачем гробить то, ради чего ваши деды да прадеды кровь лили и пот ручьями проливали? Зачем в золу обращать не чужой, но ваш труд, труд ваших предков. Разве вы бы сами добром помянули сына или внучка, который сожжёт вашу избу, потравит ваше поле, разломает вашу соху да убьёт коня-кормильца, без которого вы бы никогда не вспахали родную землицу? Но если кто посмеет всё-таки тронуть усадьбу либо дома отрубных крестьян, либо хутор подожжёт, того ждёт кара за своё дело, не только наша, но и небесная, родительская!"
- Поздравляю, Кирилл Владимирович, Вы всё-таки одержали победу, - заметил Виталий Васильевич Шульгин после того, как депутаты стали покидать Таврический дворец. - Быть может, самое время провести первое заседание правительства, как Вам кажется? Думаю, что именно регент, то есть Вы, должны начать его, а не господин Родзянко. Боюсь, он несколько против Ваших начинаний...
- Первое заседание пройдёт никак не Петрограде или в пригороде. Через несколько часов все министры и товарищи министров отбывают в Ставку, именно там с завтрашнего дня будут проводиться заседания правительства.
- То есть Вы переносите центр государственной власти в Могилёв? - Шульгин даже закашлял от осознания этого. - Что ж, резонно, резонно. Думаете, что сможете оказать большее давление на правительство при помощи солдат?
У Кирилла было едва ли мгновение, чтобы взвесить все "за" и "против", "pro et contra": откровенничать ли с Шульгиным или нет. Всё-таки монархист, а не либерал, говорил это без страха в глаза любому человеку.
- И это тоже, Виталий Васильевич, и это тоже. Надеюсь, моя откровенность не изменит Ваше отношение к моей персоне либо к позиции по отношению к реформам...
- Отнюдь, Кирилл Владимирович, отнюдь. Признаться, я весьма удивлён той остроте ума, которую Вы показали в Ваших проектах. Вы сам их составляли?
- Целиком и полностью. Я не мог никому другому доверить этой работы. Слишком уж важна она для меня и страны, - коротко и уверенно ответил Кирилл.
- Должен извиниться перед Вами, Кирилл Владимирович, я считал Вас до того глупцом, а Вы...- Шульгин закашлял, прижав платок ко рту.
- Не стоит, Виталий Васильевич, не стоит. Надеюсь, Вы готовы к новой поездке? Боюсь, что подготовиться к ней, собрать вещи и проститься с родными не получится. Время дорого, Виталий Васильевич, невероятно дорого. Мне самому необходимо отправиться в Ставку. Интересы государства требуют этого, - Кирилл решил говорить начистоту.
Сизов чувствовал поддержку его идей Шульгиным, а таких людей надо ценить. Всё-таки ему уже необходимы люди, необходим аппарат, который будет выполнять поручения регента. Кирилл Владимирович надеялся перетянуть на свою сторону самых здравомыслящих "правых" и "левых", этаких "левых" либералов, "правых" социалистов и сторонников конституционной монархии...
- Александр Павлович, доложите положение в Петрограде, - голова Кирилла гудела от усталости, но нужно было ещё немного напрячься.
С Кутеповым Сизов встретился через несколько минут после расставания с Шульгиным, тут же, в Таврическом дворце.
- Налаживается, Кирилл Владимирович. Артиллерия обстреливает штаб Совета, последние очаги восстания локализованы, пленных конвоируют к тюрьмам. С Божьей помощью справились, - Кутепов тоже устал, это было видно по его запавшим глазам, под которыми набухали синеватые мешки.
- Замечательно, надеюсь, Вы проследили за тем, чтобы манифест Николая Александровича и мои указы были оглашены в городе?
- Так точно! Всё исполнено чётко по Вашим указаниям.
- Александр Павлович, благодарю Вас за службу, Вы даже не знаете, насколько большую услугу оказали стране и народу, - Кирилл многозначительно улыбнулся, хотя улыбка и вышла кислой. - Лучше Вас никто бы не справился. Поэтому, как Верховный главнокомандующий и регент при Его Императорском Величестве, я назначаю Вас начальником Петроградского военного округа. Надеюсь, что Вы справитесь с ответственностью, которую я на Вас возлагаю, не хуже, чем с подавлением восстания. Не благодарите меня, а лучше выслушайте, что Вам предстоит сделать на этой должности...
Поезд с правительством уносился прочь, в Могилёв. На вокзале Кирилл успел повидаться с графом Келлером. Бравый вояка, он сиял как новенький золотой рубль: ещё бы, только-только части его корпуса очистили Царское село от восставших частей и доставили в целости и сохранности семью Николая в столицу.
Кирилл наконец-то смог увидеться с Алексеем, которого теперь будут звать Алексеем Вторым. Открытое лицо, доброе, наивное, неизменная шинель гвардейца, сшитая по его меркам, и матрос, носивший на руках цесаревича, а ныне императора российского. Мать, Александру Фёдоровну, оттеснили чуть в сторонку офицеры Келлера и кирилловцы. За ней надолго закрепилась кличка "немецкая шпионка", в которую не могли не поверить и офицеры, и почти что все жители империи...
- Алексей, боюсь, тебе вместе с матерью и сёстрами придётся проделать долгий путь в Москву, ради твоей же безопасности. Как думаешь, справишься? И у меня тут есть несколько документов, тебе надо бы их подписать. Они принесут благо всему русскому народу, то, чего ты так хотел...
- А знаете, я всё никак не могу поверить, что теперь мне быть вместо отца. Это так странно. А я смогу его увидеть? - всё-таки Алексей очень и очень устал. Сизов сочувствовал этому пареньку, на чьи плечи свалилась целая империя. Ну да ничего, он пока что подержит небо на своих плечах не хуже Геракла...