Наступило лето - время отдыха. Захотелось побыть в родных краях. Бродить босиком по шелковисто - мягкому, ароматом дышащему, цветущему разнотравью полей и лугов. Дышать прохладным, хвоёй напитанным воздухом, в еловой лядине. Собирать землянику и малину в обширном пространстве вырубов, где еле колышущий воздух, настолько, насыщен дарами природы, и медовым запахом лесных соцветий, что порой кружится голова.
Позвонил друзьям, чтобы встретили.
И вот, преодолев изнурительную дорогу, подъехал к желанному озеру. Перевозчик, заранее уведомленный о времени приезда, уже ждал.
Всегда меня переправляет в родную деревеньку, когда приезжаю на охоту, или просто отдыхать.
Человек гостеприимный, но не разговорчивый, наверно от того, что давно овдовел. Так одиноко и доживает свой век в этих местах. Хотя дети есть, но находятся в городе, редко навещают.
Когда-то жил в нашем селе. Из-за болезни жены переехал на "Большую" дорогу.
Я поздоровался, пожав ему руку,
- Может, с дороги перекусите, немного отдохнёте, а после поплывём? - предложил он, - я отказался:
- В такую погоду хочу быть больше на озере.
- Лучше расскажите о своей холостятской жизни, Василий Иванович? - так звали моего знакомого.
- Каково здоровье уважаемого человека?
-Какое наше здоровье! День прожили и бога надо благодарить. Молимся, чтобы ни было хуже, - ответил с улыбкой.
Посмотрел на него - выглядит бодрым.
Погрузив мои вещи в старенький, деревянный, смолёный челнок, мы двумя вёслами, тихонько, поплыли по, знакомому с детства, озеру.
Я любовался его красотами, а мой напарник, как всегда, молча загребал вёслами воду.
Стоял тёплый, солнечный, летний денёк, на небе ни облачка. Дул, слегка освежающий, ветерок - жары на озере не чувствовалось.
Средина была покрыта мелкой рябью, края же обширного пространства и заливы, стояли в сплошной, зеркальной глади. Лишь временами, в некоторых местах, искажали круги от всплеска рыбы.
Меня всегда завораживали водные просторы. В плёсах, у самого берега, всюду тянулись соцветия лилии Они как маленькие, белые чайки притаились вдоль побережья.
Ближе же к средины, виднелась бледно - малиновая травка.
Все берега окаймлены вековым лесом из елей, сосен. Среди них просматривались кудрявые берёзки, шелестящие осины и кустарники.
Такое цветущее пространство расслабляло меня, радовало, вызывало душевный покой и даже улыбку.
Низко, над водой пролетели две, потревоженные, утки, сделав круг над нами, скрылись за деревьями мыса.
Плыть нам больше часа и, чтобы вывести из молчаливого состояния Василия Ивановича, спросил:
- Что нового у нас в деревне? Всё - таки, год не был!
- Что нового? что нового? - повторил он. Немного помолчал, а потом, нехотя, ответил:
- Вот не стало Алексея Удалого.
Это для меня была такая неожиданность!
- Что же произошло? Как случилось? - стал допытываться.
- Умер на озере! - сожалением сказал он.
Услышав о его смерти, не мог поверить, что с этим человеком, такое случилось, и где - на озере?
- Расскажите же всё подробнее? - настаивал я.
- Да слышал кое-что, - произнёс он.
И начал своё, неторопливое повествование:
- Да, о его смерти разные слухи ходили. Он же "солидными" делами не занимался. В основном - промыслом. Ловил рыбу (это его было любимое занятие), кротов; ходил на охоту, летом за водоплавающей и боровой птицей, зимой - белками. Хозяйства, ни какого, не имел, кроме собаки, да крохотного картофельного участка земли.
Когда пришла пора, идти на заслуженный отдых, в пенсии ему отказали. Алексей сильно переживал. Семейная жизнь тоже, не ладилась. Стал, обузой для домашних и конечно "заглядывать в стакан".
И вот - ушел на озеро во второй половине дня, да так и не вернулся. Нашли его, на другой день, у берега, в лодке - закоченелый висел на борту,
В тот вечер была сильная гроза, с проливным дождём, Ветер со свистом гнал волны.
Жители соседней деревни слышали крики с озера, но подумали, что это внезапно разразившая стихия, стонет. Так к нему ни кто на помощь не пришёл. Жена же, в это время, была на именинах у соседей. И не беспокоилась, что он не вернулся.
Жаль, добрый был человек! - с грустью сказал Василий Иванович.
Я хорошо знал, оного, мой сосед, владел всеми видами промыслов в наших местах. Был высокого роста, приятной наружности, кучерявый и доброй души человек. Помниться с детства, как он в праздничныи дни, сидя среди односельчан, пел с наслаждением про трёх танкистов. Служил, в своё время, в этом виде войск и в таком же составе экипажа. Плясать выходил - высокий, стройный, и заказывал гармонисту:
- Мне "малороссийскую"!, - иногда просил "лизгинку"и делал это с задором.
Когда приезжал в отпуск, то в первое же, раннее утро, приносил мне таз, до верха наполненный лещами, язями и другой рыбёшкой.
Весной, как - только пройдёт на реке ледоход, он перегораживал заездкам от берега, три метра реки, и ставил в свободное окно вятерь или мерёжу. Остальную часть пространства перекрывал кольями и еловыми ветками, чтобы ни прошла мимо рыба.
Конусообразную основу вятеря делал из ивняка, на которую надевал сетку, а спереди, внутрь натягивал постепенно-сужающую горловину. Длина снасти - не более метра.
Мерёжу же изготовлял из конусообразной сетки (сам в зимние, долгие вечера её вязал), натягивал на несколько ивовых колец, внутрь вставлял две горловины. Длина её разная - от двух и более метров, от необходимости.
Весной, почти на всех поворотах реки, были видны его загороди.
Подростком я тоже мастерил себе вятеря, и дядя Лёша учил меня этому ремеслу. Он говорил:
- Ты вырезай ивняковые прутья тоньше, распарь их в кипятке, тогда тебе будет легче плести из них снасть. Начинай вязать сетку для вятеря с шестнадцати ячеек и добавляй в каждом следующем круге по две ячейки, а для мерёжи - с двенадцати и добавляй в круге по одной ячейки.
Все советы выполнял и, в моём возрасте, не плохие получались эти изделья.
А, как - только вода в реке спадёт, на порогах ставил, сплетённые, тоже, из ивняка, конусообразные верши. Они без горловины. Для увеличения напора воды, что бы рыба из снасти не выплыла, пороги усиливал камнями, Оставляя, только, одно окно, куда ставил вершу.
Деревья, в весеннюю пору, по берегам, как всегда, раньше одеваются в нежно-зелёный наряд, а склоны покрываются бледно-розовыми подснежниками и светло-голубыми пролесками.
Мы - мальчишки деревни, в первые, погожие дни любили удить рыбу на омутах, старицах и заводях, да и на быстром, речном течении, её ловили.
В это время, всегда хорошо брал лещ, яз, плотва, уклейка. Любой поклёв нам казался, что это дело килограммового язя или леща. Всегда с горестью переживали, что не удалось его вытащить.
Переходя с одного места на другое, вброд, или по берегу, блеск рыбы в снастях дяди Лёши, в солнечный день, далеко виден. Вот это нас и манило к его заездкам. Мы часто заглядывали туда. Он почти каждый раз нас заставал за этими проказами, как - будто караулил. А потом долго гонял по лесу голосом и хворостинкой.
На озере, с "выходом" воды из травы, ставил сети. Я всегда любовался длинными и высокими сетями, когда он ремонтировал их у своей избушке, даже, детски завидовал.
Знал, что ставит их в рыбном плёсе Ивана Павловича (так называют местные этот залив), но, ни разу, не видал его за этой работой. Когда он её делал - не знал и, уже, не узнаю. Также не знал время проверки сетей. И ни когда не видал, что бы с озера нёс рыбу.
Потому, как мне приносил её утром, ещё живую, предполагал, что он ранним утром, когда всходит заря, на своих, стареньких ройках, всё это делал.
В сухое лето и не дождливую осень, как и на всех карстовых, вода в нашем озере уходит в подземное пространство через воронку, Яму, (так сейчас её называют), расположенную на его средине.
Рыбы в этой "Яме" собиралось много, не успевала уходить в карсты. Государственные рыболовные бригады большую часть её отлавливали. С уходом их, тутже, ловили рыбу и местные рыбаки.
Помню, как меня двенадцатилетнего парнишку, по согласию матушки; вместе со своей дочерью, такого же возраста, взял он ловить рыбу неведом в "Яме".
В холодный, сентябрьский день, после школы, втроём спустились в огромную, илистую воронку, местами проваливаясь, в эту массу, по пояс. Внизу, у воды он дал нам по одному концу верёвки, а сам стал объезжать на лодке этот водоём, постепенно скидывая часть невода в воду.
Мы стояли на берегу, держа верёвки, и постепенно погружались в жижу.
Его дочь стала кричать:
- Папа, я утону? А он ей отвечал:
- Ты такая же неворовая, как твоя матушка! Вон смотри, мальчишка держит верёвку и ни чего с ним не происходит?
Я действительно, сколько мог, держал её, проваливаясь в это месиво. Падая, в руки мне попались, безголовых, длинных, все в иле "ужи" (такими они казались), извивались кругом её. Очень испугался, но от крика воздержался.
Уже после, в деревне узнал, что это были угри, или озёрные миноги.
Еле сделав, две заброди, собрав рыбу на ощупь, трудностями вышли из этой воронки. Домой вернулись в темноте.
Утром наш сосед принёс много рыбы, сказав матери:
-Это, Вера, твой сынок заработал!
Сколько лет прошло, но я часто вспоминаю как босиком ловил рыбу в детстве на "Яме" холодным, сентябрьским вечером.
А зимой ходил на охоту за белками, с лайкой и отцовской, старенькой, (давно стёртым лаком), курковой, одноствольной "Тулкой".
В эту пору много раз видал, как просветлеет после ночной пурги, он в "фуфайки", подпоясанной патронташем, шапки-ушанки выходил с избушки и становился на широкие, самодельные лыжи. Собака, на радостях, бегала вокруг него.
Возвращался засветло, сзади, на патронташе, всегда висело несколько, пушистых зверьков. Он говорил:
- Люблю охотиться за юрким, ловким, прыгуном. Собака, выследив, начинает громко облаивать, а белка, немного осыпая пушистый снег с деревьев, заметно "летает" с ветки на ветку. Хочет скрыться в кронах елей и сосен. Тут надо не зевать с выстрелом.
Но быстро устаю в ходьбе, снег пушистый - глубоко проваливаются лыжи, особенно, когда идёшь по лесу.
Вот на тетеревов охотится намного легче.
Как - только в избушке, ранним утром, на зорьке услышу их бормотание, быстро на лыжах , без собаки, иду на голоса. Сквозь не большую дымку, замечаю их вдалеке; словно, не большие, тёмные листочки прилипли к ветвям высокой берёзы - кормятся почками.
Косач сидит на самой верхушке, стережёт, временами заводит длинное пение на разных голосах.
Подхожу осторожно, не спеша, скрываясь за хвойными деревьями, на расстояние оружейного выстрела, с против - ветреной стороны, и только во время разговора "хозяина".
Если всё это смогу сделать, то охота будет удачная, - уверенно сказал промысловик.
Весной же, с появлением первых проходов кротов под тропинками, ставил кротоловки. Точное время, когда их надо выставлять в нашей местности, только он знал.
Иногда брал меня с собой на этот промысел.
Мы шли по лесной, еле заметной, извилистой тропинке. Вот он останавливался и показывал мне:
- Видишь, крот "прошёл" под тропинкой. Вот здесь справа и слева, немного отступив, будем ставить кротоловки, да так, что бы язычки были направлены от стёжки.
Я смотрел на место, которое показывал, и увидал - крот прорыл нору до и после тропинки почти по поверхности, видна вырытая земля, а под тропинкой глубже, "следов" не видно. И спросил своего учителя:
- Скажите, а почему именно здесь нужно ставить? - тогда он мне ответил:
- Кроту труднее рыть нору через тропинку, да и ходит кормиться в этом направлении, поэтому он, его дети будут всегда перемещаться по этой норе.
Свои капканы он расставлял, вокруг деревни, по всем лесным тропинкам и дорогам. В летний период его, неожиданно, можно встретить всюду, в привольных угодьях.
Уже, будучи взрослым, во время охоты в родных краях, я на тропинках часто встречал места, где поставлены кротоловки. Это мне подсказывала веточка, положенная им сверху.
Сколько шкурок он заготавливал, не знал, но предполагал, что много.
Сдавал в поселковые, приёмные пункты "Заготсырья"
И часто, там, надолго задерживался у пивных. Что греха таить - любил спиртное. А дома его ждали с продуктами, подарками жена и дети. В загуле бывал неделями, пока лесорубы не "доставят" в деревню.
Я помню ещё школьником, как его они везли в санях, после очередного запоя. Слезая с подводы, он громко, с гордостью кричал:
- Меня мужики на битюге привезли!
Застолье любил, но материальные возможности, их проводить, не позволяли. Он ни кого к себе на праздники не приглашал, но сам ходил в гости.
Но вот, однажды, в Троицу привёл компанию, подвыпивших мужиков. Пригласил за стол. Кроме этого, почерневшего, самодельного стола, деревянной лавки, стоящей вдоль стены, да двух ржавых кроватей для детей, (сам спали на полу, или на печи), в избушке ни чего не было.
Когда гости уселись, говорит жене:
- Лиза, подавай рыбник? А она ему отвечает
- Какой рыбник, Алексей, мы его вчера съели, дети голодные. Тогда он стукнул по столу кулаком и закричал:
- Все вон?!
Гости, испуганные, выскочили с избушки.
А, уже, утром, другого дня, взяв кротоловки и ружьё, пошёл их расставлять по тропинкам и охотиться за рябчиками. Да, он и умел приманивать, подражая их щебетанию со свистом, своим собственным свистом, да так, что рябчики ему отвечали,
Их раньше в наших краях, много водилось.
Добытая дичь служила подспорьем для многодетной его семьи.
Помню, как он впервые морозы, спас на озере местного крестьянина, провалившего под тонкий, осенний лёд. Из, стоящих на берегу жителей деревни, ни кто не решался выходить на эту звенящую гладь, спасть земляка. Он же, появившись из лесу, увидал тонущего, и не думая об опасности, взял с изгороди жердь, распластался на изгибающем, стонущем льду, и подполз близко к полыни. Подал её конец утопающему и, возвращаясь назад, не разворачиваясь, помог вылезти ему из воды.
Мне в детстве думалось, что дядя Лёша настолько знает озеро, что может пешком ходить по нему. Он до тонкостей знал все его закуточки, глубины и мелководье.
И вот такое с ним случилось!
Так и прожил свой век на грешной земле этот человек с пороками, слабостями, способностями и добротой, кормил, чем мог, пятерых детей.
Все они выросли. Нашли своё место в нашей, обширной стране.
Выходя из чёлна, я ещё раз промолвил себе: - Вот такое с ним произошло!
Поблагодарил перевозчика и медленно пошёл до избушки.