Ананиева Нонна Ивановна : другие произведения.

Жандармский дворик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Огромный инопланетный корабль, припаркованный за Луной. Рару, сын царя Энкаола, властителя одной из разрушенных взрывом планет созвездия "Лебедя", живёт на корабле и мечтает о Земле, о самой красивой планете Ближней Вселенной, где ещё не разучились чувствовать и заботиться о друг друге. Он знает, что его цивилизация может многому научить людей, но на корабле есть и другие - агрессивные "фиолетовые", которым нужны природные богатства Земли и новые рабы. Надо срочно помочь отцу удержать власть и победить фиолетовых. Надо найти Золотой диск, с помощью которого можно обратиться к Высшим силам. Диск - это пропуск. Последний раз его видели на Земле в начале ХХ века в России. Трое верных неразлучных друзей, московских школьников, живущих в 1937 году в одном дворе, знают, как найти этот диск и спасти народ Рару. То есть, они ещё не знают, но вот-вот узнают... А путешествие во времени для Рару не проблема.
  Просьба принять моё произведение на К.Д.П. - 2014 осень/конкурс. Крупная форма.
  
   "Жандармский дворик" волшебная повесть для детей.http://zhurnal.lib.ru/editors/a/ananiewa_n_i/
  Синопсис:
  Жандармский дворик
  
  Синопсис
  
  Рару, юный сын царя одной из планет созвездия "Лебедя" пытается удержать власть отца на космическом корабле, где население разделилось на зелёных и фиолетовых. Как-то отец Рару раскрывает ему тайну о существовании магического диска, с помощью которого можно напрямую обратиться к Высшему Комитету Света и попросить о победе. Также Рару узнаёт об условии: воспользоваться диском и войти в контакт с Высшей силой может только первое лицо царской крови - крови Российского Императора - или его законный наследник - царевич. Как же его найти?
  
  Москва, 1937 год. Лето. Дворик в Лефортово, где живут три неразлучных друга: Лёша, сын московского рабочего литейщика и бывшей дворянки, и брат с сестрой - Генрих и Икара, дети немецких коммунистов эмигрантов.
  
  Как-то в пятницу, когда троица играет в старой конюшне во дворе, Икара видит большую светящуюся бабочку, благодаря которой дети попадают на огромный космический корабль. Это корабль отца Рару, а сам Рару оказывается перед ребятами.. Рару верит в то, что вместе с Землёй у его народа будет прекрасное будущее. У них есть, что предложить землянам и как их защитить от Космичесого Зла, прекратить войны и уничтожить болезни. Он знает также, что основные слова написаны на Золотом диске.
  
  Ребята соглашаются помочь Рару. Оказывается, в прошлом все трое были связаны с императорской судьбой и тоже жили в одном времени. Компания отправляется на Землю. Увы, фиолетовые отправляются вслед за ними.
  Начинаются приключения, ребята попадают в Россию начала ХХ века, скрываются от погони фиолетовых, но силы неравные, и предводитель фиолетовых - Гор, отнимает у них найденный Диск. Он хочет вымолить у Высших сил право контролировать Землю. Без Лёши же он ничего не может! Гор вынужден обратиться за помощью к бывшему царевичу.
  
  И вот, благодаря Лёше, все слышат далёкий добрый голос. Он говорит, что через сто лет человека ждёт Большой Переход, народ Рару научит самую достойную часть человечества мыслить красиво и созидательно, люди будут оценивать друг друга по мыслеформам, а сердца их приобретут достоинства Сакрального Сердца, единого в космосе. Зло же слабее, даже если его больше. Самое ценное на Земле, что надо беречь и за что надо биться - это любовь.
  Всё стихает. Фиолетовые исчезают. Пришло время расставаться. В метре от себя ребята вдруг видят маленького чёрного щенка пуделя. "Ну, что, Гор? Похоже Высшие силы дали тебе ещё один шанс на Земле!" - сказал Рару. Щенок прыгнул к Лёше на руки.
  
  Прощаясь, ребята дают друг другу обещание: "Вместе мы сделаем Землю ещё более прекрасной и счастливой для людей".
  Отрывок:
  Жандармский дворик
  волшебная п о в е с т ь
  
   посвящаю Верочке Лопухиной и её друзьям
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ 1
  
  Москва - 1937 год
   Ручка на кранике самовара была в виде резной сказочной птицы, а головка сделана из слоновой кости, чтобы не горячо было держаться. Вода текла из птичьего клюва. Каждый раз, когда садились пить чай из самовара в конце дня, и Софья разливала кипяток в чашки, складывалось впечатление, что чай был как-то связан с этой сказочной жар-птицей. Он казался немного дурманящим и особенным. "Под самовар" иногда хотелось спросить то, что спросить было боязно или неудобно.
  - Федь, а как ты думаешь... есть реинкарнация или нет? - осторожно спросила Софья у мужа.
   Они редко вот так сидели вдвоём в ночной тиши на кухне. Забота о детях, хлопоты по хозяйству, трудовые будни отступали перед задушевным разговором, пусть и недолгим.
  Софье всегда хотелось помечтать, придумать счастливое будущее, интересного жениха дочке и, конечно, карьеру сыну. Лёшенька ведь такой необычный.
   - Я до сих пор про душу не всё понял. То есть, кто куда инкарнирует не могу знать. С докторами я про Лёшу говорить не стану. Он только рот откроет, нас и того... - Фёдор был заслуженный и уважаемый коммунист, участник Московского восстания большевиков в семнадцатом году, сражался в боях на Остоженке. Он рассказывал ей, как тогда в бессознательном состоянии с раной на груди, санитары отвезли и сбросили его в городской морг вместе с убитыми. Там он увидел себя как бы свысока, с потолка, что ли. Говорил, чудно ему было летать и видеть в темноте тела, набросанные один на другой. Но потом вдруг очнулся опять в своём теле, почувствовал боль, тяжёлые запахи, холод , сырость, начал шевелиться и пополз к выходу. После этого метафизического переживания, проходя мимо церквей, он, конечно, не крестился, но поглядывал в их сторону с уважением и даже c тайной благодарностью.
   - Понимаешь... - попыталась возразить Софья, - у Матрёны Ильиничны есть доктор, ну... надёжный...
   - Нет, Сонюшка, не начинай. Надёжных больше нет - кончились. Да и что он тебе скажет?
   - Он гипнозом владеет, - еле слышно сказала Софья.
   - Ты с ума сошла! Он такое у Лёшки выспросит, что, не дай Бог... - тут он сделал небольшую паузу, - короче, не начинай, - Фёдор даже кашлянул от волнения. - Поздно уже, спать пора.
   Она встала, собрала со стола, накрыла вазочку с вареньем стеклянной крышкой и задумалась, глядя на неё. Самовар и немного домашней утвари из родительского дома чудом удалось спасти. На чашках и тарелках с розовыми гвоздиками стояло клеймо "Братьев Корниловых". В этом сервизе дома подавали летом и обычно на розовой скатерти. Она отмахнулась от воспоминаний.
   Странно как Фёдор себя повёл сегодня. Софья выключила свет и пошла спать с мыслями о том, что завтра пятница, мужу утром на завод, а у детворы летние каникулы. Хлопот и дел всяких - не переделать. Подумала ещё о том, что шить вот совсем некогда, а Лёша всё просится в парк, да и Машенька тоже... Во дворе им каждый угол знаком, а так хочется разгуляться в волю.
  
  ***
  
   Фёдор работал на Заводе Љ 24, недалеко от дома. Создавал советский авиапром. Они делали моторы - сначала из дерева, потом отливали. Его считали лучшим специалистом, разбиравшемся в рентгене металла. Два года назад, в 1934-ом, он был откомандирован в Германию на стажировку. Фёдор был вдумчивый, обязательный, непьющий. Софью любил до беспамятства. Никогда ей не перечил и в доме помогал всем, чем мог. Она была из бывшего дворянского сословия, а потому училась в гимназии и знала немецкий, английский и латынь. Предок её по матери был аж опричником. Единственный раз Фёдор серьёзно воспротивился ей, когда запретил продолжать учёбу, после того, как она, никого не спросясь, подала на медицинский. Дело в том, что новая власть могла записать в институты без экзаменов всех бывших гимназистов. Софья собралась стать врачом по нервным болезням, но её послушный, внимательный, тихий муж вдруг восстал против этого и не разрешил. Да и Машенька уже родилась. Испугался её потерять среди учёных и образованных мужей. Она всегда чувствовала, что он боялся её потерять. Два её старших брата успели уехать в Ревель, а оттуда отплыли в Александрию или в Бизерту, точно она не знала. Справки навести было негде. Вся семья разлетелась, как напуганная выстрелом неумелого охотника птичья стая. Где сейчас жили и что делали её сёстры, она тоже не знала. Самая старшая, Татьяна, до Октябрьской Революции работала сестрой милосердия, но она тогда ещё пропала, в Первую Мировую. Когда родители ещё были живы.
  
   Софья заглянула в детскую. Там было тихо и казалось, что пахнет полевыми цветами. Сердце сжалось от нежности, как и должно, наверное, сжиматься у любящей матери. Лёша спал с плюшевым мишкой - безмятежно и глубоко. В прошлом году, их сейчас уже восьмилетний сынок, взял и начал сам по себе говорить по-английски. Играть стал только в солдатики, а когда входил в раж начинал приказывать на немецком. Чётко. Ясно. С военной интонацией. Эти его непонятно откуда взявшиеся способности вызывали у неё страх и невероятные волнения. С сыном было что-то не так. Она запретила ему говорить на иностранных языках в школе, но ведь как такое можно запретить - все одно когда-нибудь проговорится. Да и не только английский с немецким её волновали. Лёша иногда начинал вспоминать вещи, которые никогда с ним не приключались, говорил о каких-то чужих людях, которых никак не мог знать.
  
   Их тихий московский дворик в Лефортово объединял пять деревянных домов добротной дореволюционной постройки, в одном из которых жил когда-то, по слухам, главный жандарм Лефортовского округа. В самой середине стоял уже не работавший, фонтан, который представлял собой композицию из слетевшихся трёх мраморных голубков. У двух голубков были почти полностью отбиты крылья, а третий вот остался целым, потому что крылья у него были прижаты к бокам. Частично двор выложили каменными дорожками и островками, кое-где поставили столики и скамеечки, а в глубине находилась заброшенная кирпичная конюшня, закрытая на большой железный ржавый замок. Там стояла старая карета, повозки, оглобли и прочая пыльная старомодная рухлядь, которую по каким-то причинам ещё не выбросили и не вывезли. От улицы двор был закрыт двухстворчатыми воротами, а точно за воротами, метрах в пяти стояла колонка для воды. Водопровод пока ещё в домах в не провели - из удобств имелась только канализационная сточная труба - так что Фёдору с утра надо было успеть перед работой натаскать воды в дом. Но летом жилось всё равно легче - печку можно было не топить, а мыться бегать разрешалось на стадион напротив, где установили бесплатный холодный душ. Дальше за стадионом начинался Екатерининский дворец с самой большой в Москве колоннадой, в котором всегда размещались военные казармы, а Екатерина II там никогда не жила.
  
   Квартира Љ 3, которую Фёдору дали от завода, была просторной, с высокими потолками, красивым паркетным полом и прямо барской ванной комнатой. Особенно впечатлял всех унитаз с синими цветами и медной цепочкой.
   Как-то Лёша встал перед унитазом и громко сказал: "I really like it". Ему было шесть с половиной лет, и мать английскому языку его даже и не собиралась ещё учить. Она рассказала об этом мужу. Тот посоветовал всё валить на Генриха и Икару, но Софья видела, что он призадумался.
  
   В квартире Љ 1 жила семья немецких коммунистов - политэмигрантов: Роберт, Луиза и двое их детей, восьмилетний Генрих и семилетняя Икара, названная отцом в честь отважного героя древнегреческой мифологии, первым поднявшимся высоко в небо. Роберт добавил букву "а", и "Икар" стал "Икарой". Луизе тоже очень понравилось это имя. Немцы попали в СССР в 1929 году, когда с началом реализации грандиозных планов индустриализации советской стране потребовались тысячи иностранных специалистов разных уровней, умевших общаться с закупленным за рубежом оборудованием. Новая эра сулила достижением блестящих человеческих идеалов, построением общества равенства и справедливости. Роберт чувствовал себя верным солдатом мирового коммунистического движения и решил помочь стране победившей пролетарской революции. А с приходом в родной Германии в 1933 году к власти нацистов возвращаться ему было некуда. На заводе, где он работал вместе с Фёдором, его уважали и ценили за точность и добросовестность. Немецкие рабочие, такие как Роберт, очень скоро стали заменять американцев на предприятиях, так как работали лучше, соглашались на меньшую заработную плату, да и немецкий язык оставался традиционно более распространённым среди русской технической интеллигенции. Вскоре Роберт научился говорить по-русски, а вот Луизе было очень трудно, так что во дворе частенько можно было услышать немецкую речь, когда Генрих и Икара носились вместе с Лёшей и иногда его сестрой Машей, которая была на два года старше и вообще больше любила сидеть дома и играть в куклы.
   Ещё Лёша неплохо рисовал - обычно без красок, простым карандашом. Он любил подолгу вырисовывать пушки, лошадей, солдат, машины и всякую технику. Иногда срисовывал из попавшихся журналов или старых книг, которые ему приносила жена инженера, Матрёна Ильинична, из пятой квартиры. Мог и мост нарисовать или городские набережные. Но чаще рисовал военные сражения. Мать сто раз его просила изобразить цветок или корову, или Красную Площадь наконец, но Лёша как будто не слышал. Что интересно, в школе он свои боевые действия не рисовал, да и урока рисования там вообще не было.
  
  ***
  
   Как спадала жара, бездетная, но любившая детей Матрёна Ильинична, выходила иногда им почитать. Больше всего компания любила сказки. Читая, Матрёна Ильинична нередко уносилась в мыслях в своё безоблачное детство, вспоминала бабушку по отцу, тоже Матрёну, дачный домик на Оке.
   "Тогда серый волк спрыснул Ивана-царевича мертвою водою - его тело срослося, спрыснул живою водою - Иван-царевич встал и промолвил: "Ах, как я долго спал!" На то сказал ему серый волк: "Да, Иван-царевич, спать бы тебе вечно, кабы не я; ведь тебя братья твои изрубили, - читала с выражением Матрёна Ильинична.
   - Вот так papa и mama надо было бы спрыснуть. И сестёр... - сказал Лёша, делая ударение в словах "papa" и "mama" на последнем слоге.
   Генрих и Икара не придали его словам никакого значения, а Матрёна Ильинична перестала читать и осторожно спросила:
   - Каких сестёр, Лёшенька?
   Мальчик сидел серьёзный и смотрел куда-то вдаль сквозь стены, потом обернулся. - Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию...
   - Ну читайте дальше, тётя Матрёна, - попросила ещё находившаяся в сказке Икара, - дальше что? - Дома ей никто русских сказок не читал, а она так любила волшебство, когда раз - и всё, что хочешь тебе на голову само падает. Немецкие сказки были... ну, не совсем сказочные, не такие.
   - Читайте, читайте, - подхватила Маша, испугавшись за брата. Мама всегда её просила, чтобы она следила за тем, о чём Лёша говорил. "Только бы по-английски ничего не ляпнул", - попросила Маша в голове не существующего Бога. То есть, существующего, но она уже знала, что в этом никому нельзя признаваться. Она тихонечко ущипнула брата за бочок, и он понимающе кивнул.
   - Царь Выслав весьма осердился на Димитрия и Василия-царевичей и посадил их в темницу, а Иван-царевич женился на прекрасной королевне Елене и начал с нею жить дружно, полюбовно, так что ни единой минуты они пробыть друг без друга не могли, - закончила сказку Матрёна Ильинична.
   Лёша стал грустный и задумчивый. Встал со скамейки и пошёл домой. А дома кинулся к матери, прижался и заплакал. Пожаловался на больной живот, а Софья Андреевна чувствовала, что дело было не в животе. Но в чём? Лёша ничего не мог рассказать, хандрил целый оставшийся день, и к вечеру сел рисовать.
   - Что это? - спросила Маша. На листе красовался старательно нарисованный странный велосипед. Странный, потому что четырёхколёсный. Сверху колёс Лёша поставил верхнюю часть старинного авто, а в дне проделал дыру, через которую можно было опустить ноги прямо на педали. В корпусе авто он нарисовал обычное велосипедное седло и руль. Маше показалось, что эта машинка была детской, но в жизни она никогда таких велосипедов не видела. Под картинкой виднелась подпись: "b o n e s h a k e r". Мать, следившая за детьми глазами, тихо подошла к столу. Она посмотрела на рисунок...
   Ей было, наверное, лет восемь, они гостили в Астрахани у дяди Пети, брата отца... Она слышала там слово "костотряс". Так говорили про велосипеды. Но сейчас так никто не говорил. Лёша уставился на мать своими серыми ясными глазами. Она поцеловала его в затылок и не стала ни о чём спрашивать. Когда они останутся вдвоём, он что-нибудь ей скажет, точнее, спросит. Так уже было.
   Лёша возился с рисунком весь вечер, даже взял и раскрасил велосипед цветными карандашами: бежевым и голубым. Маша молча посмотрела и пошла к отцу. Она была папина дочка.
   - Мам, а чем я раньше болел? - спросил Лёша перед сном.
   - Ты палец себе обжог и пару раз простудился, - Софья насторожилась. - Ещё крыжовника зелёного объелись прошлым летом с Генрихом, помнишь?
   - Да, - улыбнулся Лёша, - живот болел. А знаешь... этот велосипед специально для меня сделали четырёхколёсным... чтобы я не упал. Mama` боялась очень, чтобы я не упал. Мне никак нельзя падать.
   - Конечно.
   - Papa взял с меня честное слово, что я буду очень осторожным. Ещё в своей комнате я помню железную дорогу и броненосец. А под потолком висел белый аэроплан.
   - Так ты на нём катался, на этом велосипеде? - уже не знала что спросить мать.
   - Да, сёстры были всегда рядом. Там на седле была вышита буква "А". Иногда я думаю, что я как будто двойной. Может, у папы спросить?
   - Спи. Я сама спрошу.
   Она поцеловала сына и посмотрела на кровать, где спала Маша. В этот раз она не подслушивала.
   На следующий день Софья пошла к Матрёне Ильиничне и выпросила у неё каталог Фаберже про Императорские Пасхальные яйца, изданный в 1914 году. Матрёна жила в своей квартире ещё до революции, когда её муж работал на французском заводе "Гном", ставшим в последствии Заводом Љ 24. У них была большая библиотека. Фёдор ходил помогать её мужу чинить книжный шкаф.
   - Ты как-то мне рассказывал про одну витрину, помнишь? Посмотри, - показала она сыну разноцветные картинки с изображением пасхальных яиц.
   Лёша повертел в руках книжку.
   - Я уже не помню, - и побежал во двор.
  
  ***
  
   К Генриху с Икарой пришла посылка из Германии, точнее, к их родителям, а там всегда были немецкие игрушки. Ни о чём другом думать Лёша был не в состоянии, хотя и видел где-то некоторые вещи из той книжки, что показывала мать. Жалко, что им никто ничего из Германии не посылает. Или из Англии. "У меня же там живут кузины", - промелькнула мысль, но Лёша не знал, откуда она прилетела и куда её деть. Он очень постарался выкинуть эту мысль из головы. "Так хочется всех удивить", - опять подумал он. И ещё когда-нибудь доказать папе и Машке, что он не сны рассказывает, а ... что-то другое, ну, то, что уже было. Например, он же помнил, как катался на велосипеде с матросом Деревянко, он же помнил. И нарисовал. "Почему взрослые мне не верят? И почему мне нельзя по-английски говорить? Только с мамой иногда, когда никого нет дома."
   В пятницу вечером все ходили на стадион мыться в душе. Это был долгожданный день, особенно для Лёши и Генриха, хотя Икара от них тоже не отставала. В этот день можно было пачкаться больше, чем обычно. Всю неделю они готовились к этой пятнице.
  
   Сзади в старой конюшне было два заколоченных окна. Попасть в конюшню они мечтали с прошлого года. А совсем недавно, в самом начале лета, к ним во двор приехали какие-то пожарники смотреть, что у них в этой конюшне стоит, тогда и открыли главную дверь, прямо настежь. Мальчишки увидели старую карету и открытую повозку с кожаными коричневыми сиденьями. Оба замерли от восторга, затаив дыхание.
   - Можно забраться на козлы и как будто ехать! - проговорил Генрих, толкнув тихонько локтем своего дружка.
   - А Икарку можно сзади посадить, - добавил Лёша по-немецки, чтобы никто не понял кроме них двоих. Но их и так никто не слышал. Только Икара.
   - А вдруг там в карете кто-нибудь куклу забыл? - спросила девочка. Ей начало передаваться волнение брата и Лёши.
   - У тебя же есть кукла, - ответили оба одновременно.
   - А мы Маше отдадим, - рассудила Икара.
   Больше карета их в покое не оставляла. Они крутились возле конюшни каждый день, тайно выломали две доски в одном из окон и стали ждать пятницу, которая наконец наступила.
   После завтрака троица благополучно, то есть незамечено, забралась в конюшню и начала радоваться жизни. Скакали на козлах, прыгали на сиденьях, стреляли из ружей-палок, горлопанили настоящую боевую песню про паровоз. Эту песню Лёшина мама не любила, но, во-первых, ей сейчас было ничего не слышно, а, во-вторых, папе эта песня очень даже нравилась, и они её вместе пели на первомайской демонстрации:
   Наш паровоз, вперед лети.
   В Коммуне остановка.
   Другого нет у нас пути-
   В руках у нас винтовка.
  
   Правда, кроме припева других слов никто не помнил.
   От прыжков пыль они подняли до потолка, просто клубы пыли. Сочащийся из щелей в окнах солнечный свет еле доносился, воздух стал густым, и ничего нельзя было различить. Мальчики поняли только, что карета оказалась заперта, а через грязные мутные стёкла экипажа, да ещё в этом облаке, от которого даже глаза начало щипать, ничего невозможно было разглядеть.
   - Ой! - вдруг воскликнула Икара, - бабочка! Смотрите! Синяя бабочка летит и светится!
   И правда, теперь уже все трое увидели порхающую бабочку, но такую большую, что она напоминала по размерам воробья. Потом с потолка засветило солнце, их облило ярким белым светом, они схватились за руки и куда-то понеслись...
  
  ЧАСТЬ 2
  
   Первая проснулась Икара. Она подняла голову. Вокруг серела потрескавшаяся земля, а небо было розовым без облаков и без луны. На правом безымянном пальце блеснуло кольцо - красный огранённый камень чуть больше горошины. "Не мамино", - подумала она про кольцо. Села. Рядом лежали Генрих и Лёша.
  
  Объём 133K/2,2 части, отдельная история, но продолжение возможно.
  Нонна Ананиева, ariana.nonna@gmail.com, 84955085437
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"