Рассказ написан под впечатлением новостей с места событий - август 2010 года.
***
Павел с Маришкой уже с полчаса стояли у калитки её дома, но никак не могли проститься, сегодня он сделал официальное предложение. Всё, как положено, со сватами, с родительским благословением. Маришка, конечно, согласилась, и теперь совсем не хотелось расставаться.
Три месяца назад он вернулся из армии. Провожая его, Маришка обещала писать. Но даже стоя у военкомата, он не посмел её поцеловать и целый год не знал, любит она его или нет. А может, просто пишет, потому что обещала, потому что он дружит с её братом, потому что матери подруги и отцы работают в паре на одном комбайне. Так и не решился сказать ей тогда, что любит. Боялся услышать: 'Ой, Паша, ты мне как брат'. И вот пришёл из армии и увидел совсем другую девчонку. Маришка так изменилась за год, вместо тонких косичек - модная стрижка. Да и фигурка такая, что дрожь пробивает. Раньше походила на мальчишку с косичками, а теперь девушка, да такая красивая. Когда уезжал в город учиться в техникум, Маришка казалась совсем ещё ребёнком, но и тогда уже нравилась ему. Потом, вернувшись в деревню, он понял, что, вырастая, Маришка всё больше завоёвывает его сердце. Но говорить школьнице о своих чувствах было неловко. И уходя в армию, спросил: 'Будешь писать?'. Она кивнула и, опустив глаза, тихо ответила: 'Буду'. И писала. Каждую неделю писала. И он писал, а иногда и звонил. И вот теперь всё позади: армия, её одиннадцатый класс. Сейчас можно сказать ей всё, но как же он боялся, а вдруг лишь протянет руку, скажет: 'Привет' и побежит по своим делам.
Но волнения закончились, как только он вышел из автобуса. Маришка сама бросилась к нему на шею, и он впервые поцеловал её. Не по-настоящему, как принято у взрослых. Но всё-таки в губы. Короткий 'чмок' и Павел уже не боялся ничего. Он крепко обнял Маришку и вместе с ней оказался в объятиях матери и отца. Так вчетвером они и пришли домой, где уже был накрыт стол и баба Мотя, со слезами охая, засеменила к внуку.
А через минуту дом наполнился гостями и, отмечая возвращение домой младшего сержанта, кто-то крикнул: "Горько!"
Но баба Мотя быстро осадила крикуна:
- Ишь, чего удумал, стервец. Сегодня не свадьба и не помолвка, успеете ещё накричаться.
Павел ещё крепче обнял Маришку, а она, опустив голову, прижалась к груди любимого и тихо хихикнула.
Ну а теперь они стояли у калитки на правах жениха и невесты.
Так не хотелось расставаться, но мама Маришки, тётя Надя, выглянула в окно и деланно сердитым голосом крикнула:
- Хватит миловаться, успеете ещё. Завтра поутру в город надо. Доча, давай уже, отпускай кавалера.
Маришка хихикнув, чмокнув Павла в щёку, быстро открыла калитку и оказалась с другой её стороны. Павел разочарованно сморщился.
- Всё, давай, иди, - и, махнув на прощанье рукой, готова уже была повернуться на каблучках и бежать в дом. Но так и осталась стоять, не завершив оборота. На лице появилось удивление.
- Что это, Паша? - смотрела она поверх его головы и указывала рукой ему за спину.
Павел оглянулся: далеко на ночном небе появилось зарево. Солнце давно село, но выглядело так, словно оно возвращается.
Павел приподнялся, стараясь лучше рассмотреть, что же там происходит.
- Может, пожар? - вырвалась догадка.
- Пожар?! - удивлённо спросила Маришка, понимая, что и сама подумала об этом. - В лесу?
- Ну да. Надо позвонить.
- Так это далеко. Там, наверно, тушат уже? - не уверенно предположила девушка. - А, может, это и не пожар вовсе?
Павел оглянулся и недоумённо посмотрел на неё:
- А что же ещё?
- Не знаю, - пожала она плечами. - Может, НЛО?
Павел усмехнулся:
- Ты что, веришь в это?
- Ну, не знаю. Люди же видели.
Павел опять посмотрел в сторону зарева:
- Может, и НЛО. Но ты иди, а я к Валерке. Сбегаем с ним на вышку, да заодно и позвоним.
Маришка нехотя повернулась и пошла в дом. Оглянувшись, Павла она уже не увидела. Шагнув на крыльцо, протянула руку к двери, но та открылась и мать вышла навстречу, решив, что молодых надо поторопить не окриком, а взять дочь за руку и увести.
Маришка отступила назад перед открывающейся дверью:
- Мам, ты чего?
- Ну никак не можете расстаться, ещё намилуетесь.
- Мам, смотри, - девушка указала в сторону зарева.
Надежда посмотрела, немного прищурив глаза.
- Паша говорит, там пожар.
- Ну если и пожар, так это далеко. Погода-то нынче, какая? Пекло просто. Немудрено, что и пожар. Ну, давай, давай, спать пора. Там и без нас обойдутся, - и, протолкнув дочь в дом, ещё раз оглянулась на зарево. Вздохнула и закрыла дверь.
Павел постучал в окно друга, потом ещё, но Валерка, видимо, крепко спал или гулял. Немного подождав, он опять постучал.
- Ты чего?
Павел обернулся. Валерка стоял за ним, укутавшись простынёй, и зевал.
- Чё ты в окно-то стучишь? Жарко, я в беседке спал, - зевнув ещё разок, пытаясь проснуться окончательно, он протёр глаза. - Чё случилось-то?
- Пожар, - ответил Павел, пожав плечами.
- Какой пожар? - Валерка усиленно потёр глаза, стараясь окончательно проснуться. - Где?
- За лесом.
- И что?
- Пошли, на вышку слазим, посмотрим.
- И ты меня из-за этого разбудил? - вновь зевая, недовольно спросил Валерка.
- Да хватит уже спать-то. Давай, просыпайся.
- Ну какая вышка? Ей уже сто лет. Вот-вот грохнется.
- Не грохнется, столько лазали и ничего.
- Когда это было? Вспомнил. Ты ещё вспомни, что при царе Горохе было.
- Не возмущайся, одевайся и пошли, - подтолкнул Павел друга. Валерка зашёл в дом, недовольно что-то бормоча себе под нос. А Павел вновь посмотрел туда, где зарево всё увеличивалось.
Было понятно, что пожар сильный, а если ещё и виден так хорошо, то не так и далеко.
Через пять минут вышел Валерка, неся в руках большой отцовский фонарь и связку ключей.
Они направились к вышке. Павел всё время торопил отстающего друга.
- Ну чего ты орёшь? - сердился Валерка, но постоянно ускорял шаг на каждый окрик.
Последние метров пятьсот до вышки друзья уже бежали. Заросший пруд, когда-то вырытый для борьбы с пожарами, так и не понадобился. И теперь представлял собой рукотворное болото. Рядом располагались водонапорная башня и смотровая вышка. Чуть поодаль ржавел старый пожарный ЗИЛ. Когда-то давно, ещё при существовании совхоза, на этом ЗИЛе ездил Иван - отец Валерки. Работа быта не сложная, он просто приходил дежурить и пил самогон с напарником. Пожары в совхозе не случались, и со временем напарника перевели работать в коровник, а отец Валерки остался единственным совхозным пожарным и продолжал пить самогон уже в одиночестве. Потом совхоз развалился, а Иван всё продолжал ходить к вышке и проводить там 'рабочее' время. Так и нашли его однажды под Новый год, пьяного и замёрзшего в кабине ЗИЛа.
Должность пожарного оказалась больше не нужна, поэтому и машина, и вышка с башней постепенно превращались в руины. В детстве мальчишки лазали на них, чем очень сердили матерей. Постепенно водонапорная стала крениться и получила новое название 'Пизанской башни'. Некоторые смельчаки ещё продолжали на неё лазать, и обозлённые матери упросили кузнеца Фёдота закрыть на неё вход. Доступной оставалась только смотровая деревянная вышка, которая хоть и не изменила своего первоначального положения, но скрипела и кряхтела так, словно готова была рухнуть в любой момент. Но вскоре и на ней появилась цепь с огромным амбарным замком. А ключи отдали на хранение Валеркиной матери, как вдове последнего пожарного, умершего на рабочем месте. Так и пролежали они все эти годы у неё в сундуке со старым хламом, до которого никак не доходили руки.
- Может, на Пизанскую? - спросил Павел, посмотрев в глаза другу.
- Чтоб вместе с ней и рухнуть? Не-а, на эту полезем, - ответил Валерка и, вставив ключ в проржавевший замок, безуспешно попытался открыть его.
- Надо было масло прихватить, не хочет, собака.
- Может, не этот ключ? - предположил Павел.
- А какой? - друг вытащил ключ из замка. - Этот, - указал он на самый маленький. - Это от сарая, - и, оглянувшись, добавил: - Где-то тут стоял.
Павел кивнул, вспомнив, что прятались там, когда играли в детстве в казаков-разбойников.
- Этот, - указал Валерка на самый большой ключ, - от той, - махнул рукой в сторону 'Пизанской башни'. - Этот, - он почесал затылок, - фиг его знает. Это батя знал. А этот, - он поднял вверх ключ, которым только что пытался открыть замок, - и есть от этого, - и вновь повторил попытку.
- Дай-ка, я попробую, - Павел отодвинул друга от замка и сам стал пытаться повернуть ключ. Что-то хрустнуло внутри, и замок упал на землю вместе со вставленным ключом.
Валерка присвистнул и, наклонившись, поднял замок:
- Ничего себе. Да тебе подковы гнуть, не открыл, но сломал.
- Да он уже весь проржавел, вот и сломался. Ну ладно, давай посмотрим, что тут, - он стал разматывать цепь, освобождая лестницу.
Павел осторожно наступил на перекладину, раздался ужасный скрип.
- Ну, с Богом, я полез, давай следом, - скомандовал он. Валерка нехотя занёс ногу на лестницу. Желания лезть не было никакого, но отпускать друга одного, хоть и не на большую высоту, на опасную башню, ему не хотелось, и он, сжав зубы, полез следом.
Лестница, скрипя и кряхтя, всё-таки выдержала и позволила забраться на смотровую площадку. Когда Валерка, ругая занозы в руках, добрался до верха, Павел уже звонил по мобильному.
- Ничего себе! - Валерка повернулся в сторону пожара. Видно было, что лес горел далеко. Над деревьями нёсся ураган огня, пожирая листву. Посетовав, что забыл взять бинокль, Валерка внимательно всматривался вдаль. Он наклонился на ограждение, и только ужасный скрип досок заставил опять выпрямиться. Оглянувшись к другу, он спросил:
- Ну, что сказали?
- Сказали, тушат. Пожар идёт в другую сторону и нам беспокоиться нечего.
- И так видно, что в другую сторону. Тушат и ладно, пошли спать.
Павел посмотрел на Валерку так, что тот сразу решил остаться и подежурить.
- Ну хорошо. Хорошо. Побудем тут. А толку-то? У нас всё равно ни машины, ни воды нет.
- Посидим, - и Павел сел на край площадки, свесив вниз ноги. Вздохнув, Валерка сделал то же самое, а затем лёг, сказав:
- Душно. Ни ветерка.
Башня в ответ предательски заскрипела и качнулась.
Павел, взглянув ещё разок в сторону пожара, тоже лёг.
- Красиво, - сказал Валерка, глядя на звёздное небо.
Друг молча согласился. Глядя на звезды, он задумался о Маришке. О предстоящей свадьбе и о том, как они будут жить и сколько детей у них будет. Маришка отправила документы в медицинский. Так что если примут, переберутся в город. Временно поживут у его дядьки, а потом снимут комнату. Она будет учиться, он работать. По выходным приезжать сюда, в деревню к родителям.
- О-о-о-о-о-о. Хорошо, ветерок подул, - слова Валерки вернули Павла к реальности. Он быстро сел. Лёгкий ветерок принёс и еле уловимый запах гари. Юноша резко встал. Не дожидаясь приглашения, и Валерка вскочил на ноги. Они, не замечая скрипа перекладины, вцепившись в неё руками и чуть не переваливаясь, всматривались вдаль. Огонь изменил направление. Он наклонился в их сторону и с каждой секундой становился всё ближе.
Не говоря друг другу ни слова, они быстро сбежали с готовой рухнуть от такого натиска вышки и понеслись в деревню. Не договариваясь, Валерка повернул в сторону магазина. А Павел, не останавливаясь, бежал дальше и старался на ходу дозвониться по '01'.
Павел пронёсся, как ветер, мимо своего дома. Он бежал к коровнику. Возле него стояли тракторы и большая старая поливальная машина. Когда она оказалась в деревне, никто не помнил. На ней трудовик Пётр Николаевич учил всех пацанов ездить, и потому она была в рабочем состоянии. Конечно, это не "пожарная", но всё-таки хоть что-то. Павел даже не думал, что он будет делать. Сейчас он просто бежал и, услышав звенящий звук, понял: друг уже у магазина.
'Молодец Валерка', - мелькнуло в голове.
Когда-то давно, в девяностые, повесили у магазина эту железку, чтоб продавщица могла сообщать о приезде машины с товаром. Так и висела она на всякий пожарный. Вот и пригодилась теперь эта железка, и Валерка лупил по ней что есть силы, надеясь разбудить деревню. И деревня стала просыпаться.
Павел обернулся: огонь уже был виден. Огненный ураган нёсся со скоростью, намного превышающей скорость бега. Кто бы мог подумать, что пламя за считанные минуты может так быстро проскочить километры леса и уже подбираться к первым домам.
Что происходило дальше, точно по минутам Павел, наверно, никогда уже не вспомнит. Всё перемешалось. До коровника он всё-таки успел добежать. Но языки пламени почти настигли его. Несколько односельчан уже бежали рядом. Кто-то выгонял скотину, кто-то нёсся с ведром, кто-то с ополоумевшим лицом кричал: 'Вот она, кара небесная!'
А Павел на машине уже рвался к ближайшему колодцу. Как наберёт в машину воды, он ещё не знал. Не знал он, и как будет тушить пожар. На встречу бежал дед Игнат, бежал не как обычно, хромая, а как молодой, забыв, что ноги давно не слушались. В руках у него была старая и на вид очень тяжёлая помпа. Павел притормозил, дед легко запрыгнул на подножку и скомандовал:
- Давай, - переведя немного дух, добавил: - Молодец, что о машине вспомнил, я вот помпу прихватил. Щас мы быстро воды наберём.
Павел уже не мог сосчитать, сколько раз они с дедом Игнатом проделали путь от колодца к домам. Они просто набирали воду, а потом развозили и разливали её по бочкам, корытам, любым посудинам. Тушить пожар было нереально, люди просто пытались поливать ещё не горящие дома.
Первое облегчение пришло с воем пожарных сирен. Две машины неслись в деревню. Всего две. Но и это казалось спасеньем.
Сколько времени длилась борьба с огнём, никто не мог сказать. Огонь сжирал всё на пути: дома, колодцы, живность. Всё, что могло гореть, а гореть может что угодно.
В этом аду Павел увидел босую Маришку. Она неслась через дорогу с полупустым ведром к одному из горевших домов. Чей был это дом, понять уже было невозможно. Навстречу не очень быстро ехала пожарная машина; вылив из себя всю воду, она превратилась в машину непонятного облика, но понятного назначения. Люди были везде, даже на кабине. Павел перегородил ей дорогу. Машина остановилась и один из пожарных, бежавших следом за ней, крикнул:
- Давай, быстро!
Павел махнул рукой:
- Не меня, - и побежал за Маришкой.
Догнав любимую, он потащил её к машине.
- Нет. Я не поеду, я не поеду без тебя! - кричала она.
- Поедешь, - жёстко сказал Павел и с помощью пожарного втолкнул её в кабину. Машина исчезла, даже звук сирены заглушило дымом.
- Воды нет, колодцы пустые, надо выбираться, - крикнул пожарный и побежал в сторону горящего дома. Павел заметил, что в огне есть какое-то шевеление, и бросился вслед за ним. Узнать, кого они тащили из огня, Павел так и не смог. Лицо мужчины сильно обгорело, и вместо крика вырывался хрип с пеной крови. Несколько конвульсий - и мужчина затих.
- Всё, ему уже не поможешь. Он умер, - пожарный пытался оттащить Павла от погибшего односельчанина. А в голове у того только и стоял вопрос: 'Кто это?'
Через несколько минут им удалось найти ещё людей, безуспешно пытавшихся бороться с огнём. Пожарный кричал, толкал их, чтоб они убегали туда, где ещё была полоска без огня. И тут Павел увидел свой дом. Каким-то чудом огонь не задел его. Юноша рванулся внутрь. Никого не было. В надежде, что все смогли спастись, он выбежал во двор и посмотрел в сторону, где всегда стоял 'Москвич' отца. Машина была на месте, но надежда, что родители и баба Маня уехали на ней, сразу улетучилась. Он быстро вернулся в дом, заглянул в погреб: никого. Вслед за ним вбежал пожарный.
- Никого? - крикнул пожарный, крутясь на одном месте.
Павел отрицательно махнул головой и крикнул:
- Это мой дом. Во дворе машина.
Вместе с пожарным они выбежали во двор. Павел бросился к кабине, ключ был на месте и передняя дверка отрыта. Видимо, хотели уехать. Но почему-то не уехали. Возможно, искали его. 'И где они теперь?' - мелькало в голове.
- Тебя как звать? - крикнул пожарный, выливая на машину остатки воды из бочки, стоящей рядом.
- Паша.
- А я Фёдор, вот и познакомились.
Павел завёл машину. Новый товарищ прыгнул рядом на переднее сиденье, и они выехали со двора. На минуту остановившись и прислушавшись. Павел развернул 'Москвич' навстречу огню и через пару минут они уже оттаскивали от человека, лежащего во дворе одного из горящих домов, обезумевшую бабку Матрёну. Фёдор потащил старуху к машине, а Павел, заметив на бегу, валявшееся ведро с совсем небольшим количеством воды, подхватил его и побежал дальше на голоса. Сколько времени они гонялись по горящей деревне, сколько попалось посудин с водой, и было вылито затем на головы и на машину, сказать никто не мог. Но в итоге внутри 'Москвича' оказалось несколько кричащих от горя односельчан.
- Всё, - кричал Фёдор, таща на себе ещё одного обезумевшего старика. - Всё, заводи. Там уже не пробиться, - всунув деда каким-то невероятным способом в переполненную машину, они направились к единственной полоске вдоль дороги, не охваченной огнём.
Огненный смерч перескочил с одной стороны дороги на другую. Встретившись там со своим собратом, вихрем понёсся навстречу машине. Павел закричал:
- Окна, держите окна! - и прибавил газ. Машина на полном ходу врезалась в стену огня и прошла её насквозь, оставляя позади куски обгоревшей краски и расплавленной резины. Остановив машину, Павел быстро выпрыгнул из неё и, не замечая, что кожа на руках просто отходит лохмотьями, стал вытаскивать односельчан из машины и кричать:
- Убегайте! Быстрее!
Сколько ушло на это минут или секунд, никто не сможет ответить, но когда вся эта обгорелая, кричащая кучка народа услышала позади себя взрыв, то всей массой упала на дорогу. Первым поднялся Фёдор и со словами: 'Мы всё же успели' стал помогать остальным, подняться на ноги. Павел только сейчас почувствовал, что не может опереться на ладонь. Фёдор помог ему встать. Юноша посмотрел на свои обгоревшие руки. Потом обвёл всех взглядом.
- Надо же, и как это наш старенький 'Москвич' смог вместить двенадцать человек?!
- Тринадцать, - похлопав его по плечу, сказал Фёдор, и, обняв, добавил: - Ты себя забыл посчитать.
Павел шмыгнул носом и опустил пониже голову, чтоб никто не заметил вырвавшихся слёз.
- Тринадцать... а говорят, несчастливое число, - и, забыв о слезах, посмотрел на Фёдора, а потом на всех, только что сбежавших от огня. - Самое что ни на есть счастливое.
Пожарные машины неслись к сожжённой деревне, надеясь остановить огонь и не дать ему продолжить смертоносный путь, а тринадцать оставшихся в живых стояли, обнявшись, на дороге. И ни одна машина не посмела просигналить им, чтоб освободили проезд. Они просто, не сбавляя ход, объезжали эту уцелевшую кучку обгоревших, но всё-таки живых людей.