Она знала, что я рядом, вздрагивала и искала меня в толпе, старалась отвлечься, танцуя и ведя бессмысленные светские беседы. Скромная благородная девушка. Моя хрупкая надежда. Я вышел к ней на балкон, где она думала передохнуть, скинул с себя туманный покров и прижал ее к перилам. Бедное испуганное существо, она не решалась даже звать на помощь, да и глупо это.
Я сорвал с ее лица маску, скрывавшую ужасный ожог. Девочка затряслась, пыталась меня оттолкнуть и отворачивалась. Но мне было все равно. Она - цель, а методы могут быть любыми. Приложив ладонь к шраму, я недолго, зато качественно поколдовал. Мой трофей не может быть не красив, тем более, если это не врожденное. Она успокоилась, удивленно и растерянно ощупывала щеку. Это подарок, пояснил я, за него не надо платить. Но в будущем ты будешь моей, обещал я.
Конечно же, она расскажет родителям, меня снова назовут некромантом, и посоветует ей бежать как можно дальше. И она побежит, будет скрываться, сольется с толпой, научится жить. Познает эту жизнь, горьковатую со странным приятным привкусом, наркотик, от которого почти невозможно отказаться.
Дороги, таверны, рынки - я всегда был с ней где-то рядом, следил и берег от случайной возможной фатальной встречи. Мое присутствие всегда людьми ощущалось, они подсознательно избегали мест, где я был. Проводив ее таким образом достаточно далеко и убедившись, что она нашла себе занятие по душе, я отправился собирать урожай с побоищ.
Времени нет. Оно уходит, убегает. Скорей расти, моя надежда, ты нужна мне. Я вернусь и помогу тебе стать Ею.
Мои жены ужасны. Хорошо, что я никогда не любил, что я не умею любить. Дюжина жен - немощных, обозленных сучек - прикованы к стене на площадке напротив, между нами трещина. Сквозь поднимающийся из расщелины горячий воздух я наблюдаю дюжину обнаженных и испачканных в золе тел, то жавшихся друг к другу, то наоборот, расползающихся в стороны.
Страдайте, мои дорогие. Корчитесь в муках, неспособные умереть без моего вмешательства. Кайтесь, молите, просите. Совсем скоро вы перестанете быть мне нужны.
Она врачевала в каком-то храме и довольно не плохо. Больные и раненные шли на поправку, а неизлечимых она обнадеживала, что рай совсем близко и что он прекрасен. Жаль, мне туда дорога заказана.
Нахожу ее возле кладовой, чем вновь ее пугаю. Уже не предупреждаю, пока прошу - пойдем со мной, стань моей; ты и так моя, зачем тянуть? Пойдем, пойдем - нет, нет. Не хочет, упирается. Угрожаю: смертью родителей, сестры, этих больных. Не верит, кричит, прогоняя.
Что ж... Раз - и нет. Семеро трупов. Они бы все равно умерли, но она этого не знает, она плачет и все так же говорит свое нет. Я мог бы взять и ее родных, но они пока должны жить, у них долгая жизнь...
Ну, ничего. Это - ничего. Время еще есть.
Когда-то они были красавицами, каких поискать, были добрыми, любили жизнь и защищали ее. Я так и не понял, что произошло, что стало причиной их перемен. Но что бы это ни было, оно свершилось и я не в силах, не знаю, как это исправить. Да и есть ли смысл...
Самые борзые кричат мне, что убьют меня. Смеюсь в ответ. Они утверждают, что они не заменимы и что скоро вся моя скромная империя душ рухнет. Надеюсь, что это не заразно.
Девочка радует своей проницательностью и принципиальностью. Она не поленилась перерыть кипу книг о некромантах, теперь же она угрожает мне, что если не оставлю ее в покое, то она себя убьет. По ее логике, мне вовсе не нужно будет воскрешенное тело с подчиненной душой, не способной больше развиваться. Молча, ухмыляюсь. Вдруг не решится?
Но я снова ошибся. Зажимаю ей рану, крепко держу ее саму и обещаю в следующий раз связать. На порез кладем швы, ведь я же не лекарь...
И теперь она молчит. Чувствую раздражение, злость. Подавляю. Времени почти не осталось.
Вся энергия, накопившаяся за века моими женами, собралась в кристалл, в крохотный хрупкий кристалл. Мне этого и на пару недель с трудом хватит. Так вот чего вы стоите на самом деле? Ничего! И я скорей сложу свои полномочия, чем снова разведу цветущий гарем.
Теряю над собой контроль. Она стоит на площади города, охваченного эпидемией гриппа, и кричит, и плачет, но не сдается, не может, слишком гордая, слишком свободная. Кристалл на половину пуст. Срываюсь и зло говорю ей, что это только начало, что она нужна мне, иначе мир охватит волна болезней, воин и смертей.
И она согласилась. Отчаявшаяся напуганная надежда, покорно склонила голову. Намучалась в страхе и догадках, но лучше так, чем сразу и много. Уж лучше одна, но сильная жена, чем много и слабых, подверженных коллективным истерикам.
Я привожу ее в свой дом, в свою империю душ. Теперь она понимает, что я сама смерть. Но еще не знает, зачем она мне. Чувствую, как на нее давят высокие мрачные своды, как она тяжело, едва сдерживая плач, дышит, смотря на застывшие в агонии скульптуры. Она молча, внимательно слушает хор душ, переживающий последние моменты своей жизни. Презрительно и с некоей жалостью смотрит на моих жен, потерявших надежду на месть. Они будут винить и ненавидеть друг друга до конца своих жизней.
А после я показываю ей зал, ее кусочек империи, так старательно превращенный предшественницами в почти умерший островок жизни. И мне не приходится ей объяснять, что теперь она - одна! - мое равновесие, и тут ее жизнь, ее сила и любовь, ее земные чувства станут миром для людей, их чувствами, их силой и их жизнью.