Аннотация: Название придумаю потом :)))) Когда закончу.
Разбитое небо.
Пвилл открыл глаза. В мозгу все противным колокольчиком стучал голосок, разбиваясь у виска холодными каплями невидимой воды и тут же, скрипя, застывая колкими льдинками. Пора было вставать.
Пвилл, наконец, проснулся. Вот он, еще один воин Хрустального корпуса, днем похожий на точную, разумную машину, новенький инструмент, механизм в магазинной упаковке, пахнущий смазочным маслом и типографией. Еще одна безликая игрушка, снова вынутая из коробки и пущенная в действие, как и все здесь, в этом подземном Городе, где так приятно бывает побродить по улицам, послушать нескончаемую тишину или понаблюдать за полетом летучих мышей. Город находился в пещере, в подземелье, куда спустились остатки некогда великой человеческой нации, погрязшей в коросте войн и череде эпидемий. Бежали, - не желая себе в этом признаться, - от возвращения Средневековья, что неминуемо наступало на исковерканную войнами Землю. И человечество, отмеченное божественным светом знаний, убежало, пытаясь сохранить те крохи цивилизации, что остались, передаваясь из поколения в поколение, от грубой, темной, полуживотной силы, суеверий и жестокости. Это было давно, больше столетья назад, и зерна сохранившихся умений проросли, вытянулись и создали этот Город и еще многие подземные города, склады, арсеналы... Те, первые люди создали Корпус - усовершенствованное подобие того, что раньше называлось словом "армия". Корпус управлял всей жизнью подземцев, охранял и защищал их от атак деградировавших дикарей. Корпус был в каждом городе, и эти его части различались лишь названием и эмблемой. Корпус в Городе Пвилла именовался Хрустальным, хрустальные бусины присутствовали на знамени и форме старших офицеров. Были такие и на форме Пвилла - недавно он удостоился чести стать Младшим Куратором Корпуса. Это действительно была честь - мало кто становился Куратором в таком возрасте, правда, никому из старших офицеров Корпуса не было более пятидесяти зим. Секрет долгожительства древних был утерян.
Занятием Кураторов было командование мелкими отрядами разведчиков и контроль за выполнением заданий, а также общее надзирание за ходом боевых операций на поверхности. Сегодня Пвиллу предстояла его первая операция в этом чине: он и его группа должны были задержать маленький отряд наземцев, которые, по всей вероятности, были агентами вражеской разведки. Это была первая вылазка Младшего Куратора Пвилла на поверхность.
Издревле Корпус воевал с Орденом. Орден располагался на поверхности, управлял жизнью тамошних обитателей и пытался уничтожить Корпус, считая его сборищем еретиков и демонов. На занятиях в училище Корпуса Пвиллу говорили, что Орден не представляет особой опасности, и Корпус не уничтожает его только потому, что не хочет нарушать устоявшийся баланс сил. В действительности все было по-другому. Год за годом Корпус опустошал свои закрома, отправляя все новых бойцов в крестовые походы против Ордена, но все не мог с ним справиться. Корпус умирал медленной и мучительной смертью, а за ним умирало все Подземелье вместе с городами и жителями, и даже героизм и фанатичная преданность солдат Корпуса не могли его спасти. Орден давил огромным числом похожих на ходячие статуи рыцарей и нелепо вооруженных латников. Единственное, что могло бы спасти Корпус или, хотя бы, отсрочить его гибель, было перемирие, но кто же будет заключать перемирие с этими чурбанами из Ордена, от которых за километр чувствуется запах навоза и конского пота?..
На покосившейся каланче надрывался треснувший с одного бока колокол. Народ созывали к воскресной мессе. Марка разбудил колокол, а еще лучи солнца, которые падали ему на лицо, пробиваясь сквозь дырявую крышу сарая. Сэр Маркус Каталонский (в просторечии именуемый Марком) героическим усилием оторвал голову от подстилки из сена и тут же пожалел об этом: по весу голова напоминала пивной котел, а что в ней сейчас творилось, даже предположить было страшно. Находясь в этой захудалой деревушке в роли командира отряда разведчиков, Марк просто обязан был пойти к мессе. Еще он был просто обязан не пить вчера до зеленых чертиков, но об этом он благополучно забыл после энной кружки местного эля.
Вытряхивая из волос соломинки и пытаясь, наконец, принять вертикальное положение, Марк силился вспомнить, зачем их отряд вообще здесь оказался. "Это надо же так надраться, - размышлял он, мучаясь запоздалым чувством вины. - А еще командир отряда!" По правде говоря, командиром он стал совсем недавно, после того, как месяц назад был убит Торальд, их предводитель и лучший разведчик. С тех пор отряд еще ни разу не был в деле - и вот, послали. А послали их, вспомнил Марк, с секретным заданием, добыть сведения о расположении укреплений подземцев на поверхности. Сведения они добыли, стало быть, надо брать ноги в руки и, не мешкая, скакать с ними в ближайший большой город, где будет возможность передать их, наконец, Ордену. Орден ждать не любит и за пьянство в придорожных деревнях с разорением жителей оных может не только чина лишить, но и отправить на свиданье к Большому Джеку. Большим Джеком звали орденского палача, с которым Марку пока не очень-то хотелось познакомиться.
С остальными членами его отряда было еще хуже. Только трое из них могли стоять на ногах - Оддвар, Ксавье и Улаф, который то ли по причине воздержания, то ли вследствие какого-то обета, спиртного не употреблял в принципе. Пришлось захватить с собой только их, ограничившись серьезным внушением остальным. Немного подумав, Марк оставил и Улафа, мотивируя это тем, что старшим всегда должен быть человек с относительно свежей и варящей головой. В каком состоянии голова у него самого, он предпочел умолчать.
Трое всадников буквально вылетели из придорожной деревушки. Копыта коней весело стучали, разбрасывая комья смерзшейся за ночь земли. В Орден, в Орден! А там уж за наградой не поскупятся.
Передохнули на обочине в полдень - надо было дать корм коням. Их приходилось беречь: сменных лошадей не было. Шутки ради, Марк нацепил алый плащ - полупарадное одеяние их Ордена. Плащ развевался за спиной - казалось, будто это хлопает пара больших, сильных крыльев. Отряд продолжал путь в приподнятом настроении, однако Марку все равно чудилась впереди неясная опасность, будто занесенное над ним оружие.
Команда Пвилла пробиралась тайными тропами к поверхности земли. Сегодня им предстояло ответственное задание: устроить засаду на отряд вражеских разведчиков, настигнуть и обзевредить их. Вражеские соглядатаи похитили схемы и карты расположения укреплений Корпуса, так что Пвиллу досталось не просто ответственное, а прямо-таки сверхважное задание. С непривычки ему было сложно командовать этими людьми, которые на первый взгляд почти не отличались от него самого, но потом он привык. И все-таки он ощущал спиной, между лопатками нацеленную на него стрелу - опасность.
Засада обнаружилась, когда они еще и мили не отъехали от места привала. Подземцев было на удивление много, они вылезли на дорогу, размахивая своими руками с зажатым в них странным оружием. Деваться было некуда, им надо было проехать, во что бы то ни стало. Ксавье, ехавший справа от Марка, повернул коня прямо на ближнего к нему подземца. Все это заняло меньше доли секунды, в живом ряду образовалась маленькая, но все-таки брешь, и в тот же момент все смешалось. Волна криков обрушилась на Марка, вот уже Ксавье рубит подземцев, вот они стаскивают его с коня, убивают кобылу под Оддваром... Бросая коня в брешь, Марк успел еще понадеяться на его резвость. Он должен довезти сведенья любой ценой. Даже ценой смерти товарищей. Впрочем, они это тоже прекрасно понимали. Измазанный землей и кровью Оддвар еще успел махнуть ему - беги, мол.
Марк горячил коня. Красный плащ вился за ним, подхлестывая. Вот уже раздались первые выстрелы - подземцы опомнились. Он понимал, что Ксавье и Оддвар и так сделали почти невозможное - задержали нападавших на какие-то мгновенья, чтобы дать ему еще один шанс. Подземцев было больше, их оружие - совершенней, но и им было трудно сражаться против двух наемников. Наконец выстрелы стали все ближе и ближе - стреляли молниями, и Марк уже различал горячее дыхание зарядов. Последним усилием конь ускорил бег, и Марку почти удалось оторваться от погони - преследователи скрылись за поворотом дороги. Вдруг конь под ним сбился и стал медленно оседать, Марк еще успел выпрыгнуть из седла и перекатиться в бок, уходя из-под выстрела. Это его и спасло - заряд-молния только опалил жаром его плечо, вместо того, чтобы добраться до сердца. Боль вспыхнула и мгновенно выжгла все, кроме какого-то детского недоумения и беспомощности. Ему оставалось лишь смотреть в серое весеннее небо, на фоне которого подходящий к нему подземец казался огромным и черным.
Младший куратор Пвилл опустил лучемет. Он минуту еще досадовал, что промахнулся, но потом решил подойти поближе к поверженному врагу. А вдруг он знает какие-нибудь секреты Ордена? Тогда его промашка сойдет за продуманный шаг.
Тем временем он уже подошел к воину в красном. Тот не шевелился, не пытался напасть, и Пвилл почти с любопытством заглянул ему в лицо.
От того, что он увидел, небо поплыло у него над головой и, сорвавшись, разбилось сотнями колючих осколков, которые все никак не могли и не хотели соединиться. Холод пробежал по его шее.
Так вот он какой, враг мой!
На Пвилла со страхом и ненавистью смотрел человек. Такого же возраста, как и он. Закусивший от боли губу - с неё стекала капелька крови, - приготовившийся молчать и дорого продавать свою жизнь. А в остальном - такой же, как и он сам.
Куда девались все страшные, вонючие чудовища в звериных шкурах, услужливо подсказанные его воображению заповедями Корпуса? Пвилл стоял, не веря своим глазам, а за его плечами осыпалось осколками разбитое небо.
За поворотом послышались крики. Сюда шли остальные подземцы, так и не доискавшиеся среди убитых своего командира. Времени на раздумья у него не было, и Пвилл просто подал Марку руку, помогая подняться.
Подземцы долго потом оплакивали исчезновение своего молодого, но смелого командира. Равно как и Орден - утраченные навсегда сведенья.
Кукуевы болота
Уже три дня они шли по Кукуевым болотам. Вернее, шел один Пвилл, таща на себе Марка и то и дело проваливаясь в тину чуть не по колено. Все тропки и стороны света перепутались настолько, что сейчас он даже и не думал о том, чтобы выбраться отсюда - просто шел, куда еще шли подгибающиеся ноги.
С момента короткой схватки на дороге, Марк практически не раскрывал рта. К концу первого дня их странствий по болотам его затрясла лихорадка - то ли от воды, то ли от воздуха. Пвилл уже использовал тот минимум лекарств, который был у каждого солдата Корпуса, и теперь оставалось надеяться только на природную выносливость Марка.
Оба облегченно вздохнули, когда зашло, наконец, солнце. Преодолевая искушение броситься на редкую травку и заснуть мертвым сном, Пвилл поднялся, порылся в пожитках и отправился добывать пропитание. Наклонясь над темным оконцем воды, он зачерпывал рыжеватую болотную воду, стараясь, чтобы в помятый алюминиевый котелок не попала ряска. Вернувшись к месту привала, он попробовал ногой почву и перетащил бесчувственного Марка подальше, на более сухое место. Рядом пристроил котелок, натаскал полусырых гнилушек и веток и зажег костер, стараясь расположить его так, чтобы густой дым был не слишком заметен. Потом вернулся немного назад, туда, где набирал воду и где на кочках краснела россыпь маленьких горьких ягод. Собирая их, он ухитрился провалиться еще раз и зачерпнуть болотной водицы и без того мокрыми уже сапогами.
Ягоды пошли в котел, а из остальной провизии у них остались только жалкие обломки сухарей, давно превратившиеся в мельчайшую крошку. Конечно, на болоте была и дичь, но Пвилл не был достаточно умелым охотником, чтобы попасть в неё в ночной темноте, а потом еще и найти её среди окрестных кочек. Приходилось довольствоваться их старыми запасами. Кроме того, была еще фляжка с удивительно крепким крынским, но вино приходилось беречь для Марка и его раны. Нормальное заживление, о котором Пвилл читал в книгах, все не наступала, рана приобрела совершенно ужасающий цвет и запах. Как ни странно, в книгах об этом не писали, но в свете недавних событий, Пвилл начал догадываться, что о многом книги просто умалчивали. Например, нигде не говорилось о страшно надоедливой мошкаре, которая вилась над ними целыми стаями. Уже по зудению этого гнуса можно было обнаружить их и поймать, другое дело, что пока что их не только не ловили, но даже и не преследовали. Исчезновение Младшего Куратора вместе с раненым врагом и секретными документами было фактом из ряда вон выходящим. Марк надеялся, что у них есть немного времени, пока не приедет на место кто-нибудь из старших офицеров Корпуса. И уж конечно никому из них не придет в голову совершенно бредовая идея, что Куратор и раненый побежали вместе через страшные Кукуевы болота. Чем эти болота были страшными, Корпус тщательно скрывал, и Пвилл предпочитал не думать пока об этом.
Ягоды в котелке давно уже отдали воде свой цвет и, он на это надеялся, целебные качества. Дождавшись, пока отвар остынет, он перелил часть его в походную кружку и понес к Марку. Тот не подавал признаков жизни - сегодня идти было особенно тяжело из-за палящего солнца и совсем озверевшего гнуса. Пвиллу пришлось раскрыть ему рот и вливать туда отар по частям. После третьего глотка Марк закашлялся, открыл глаза, допил и снова заснул.
Отвар был горьковато-кислым на вкус и хорошо утолял жажду. Пить болотную воду Пвилл не решался. Смеркалось. Перед глазами плыли радужные круги, - наверное, из-за голода. Стоило ему уронить голову на моховую кочку, как он тут же провалился то ли в сон, то ли в забытье.
Проснулся около полуночи от назойливого жужжания над ухом. Жужжало что-то слишком большое для комара. Пришлось оторвать голову от жесткой кочки и открыть глаза.
Открыв глаза, он не сразу решился им поверить. На окрестных кустах восседало или перелетало с одной ветки на другую около десятка странных созданий. Выглядели они как симбиоз бабочки с мухой цеце и имели вдобавок получеловеческое туловище, покрытое белесым пухом. Самое интересное заключалось в том, что эти мухи-бабочки еще и светились гниловато- зеленым мерцанием. От вибрации их крыльев и происходил тот странный звук, заставивший Пвилла проснуться.
Он медленно сел, соображая, что делать. Мубочки (как он мысленно стал называть их) не реагировали. Более того, одна осмелела настолько, что даже подлетела к нему поближе и нагло попыталась усесться ему на нос.
- Изыди, плод больного воображения! - Пвилл замахнулся на нее кулаком. Мубочка, нимало не смутясь, улетела подальше и принялась наблюдать за ним с более безопасного расстояния. Он потер кулаком щеку, заросшую трехдневной щетиной. Колется. Значит, он не спит. "Я схожу с ума? Сначала спас своего врага, который не преминет перерезать мне горло, как только оправится от раны, шатался три дня по болотам, а теперь вот еще и этих вижу..." Ни о чем таком книги Корпуса даже и не заикались, но мубочки совершенно нагло существовали, презревая все мыслимые и немыслимые законы существования белка. Пока он предавался этим невеселым мыслям, мубочки вновь оживились. С округи их налетело еще больше, скоро весь их лагерь светился, как скопище гнилушек на ведьмовском шабаше. Марк так и не просыпался, несмотря на то, что гудение, издаваемое крыльями мубочек усилилось и стало более ритмичным. Пвилл даже испугался за него, но потом увидел, как мерно вздымается плащ на его груди и успокоился. Тем временем мубочки сгруппировались в один сверкающий шар гигантских размеров и приблизились к Пвиллу. Ветерок, поднятый их крыльями, веял ему на щеки. Мубочки зависли в таком положении на минуту или две, во время которых он пытался угадать, что бы это могло значить. Наконец, маленькие созданья разлетелись в разные стороны и опять собрались вместе - на этот раз они образовали собой стрелу, острием указывавшую в сторону болот. Приглядевшись получше, Пвилл увидел там, вдалеке, крошечный огонек.
Потом Пвилл старался не вспоминать, как они добирались на свет этого огонька. Перемазанный в грязи по самые уши, Младший Куратор Хрустального Корпуса тащил на себе сэра Маркуса Каталонского, припоминая все крепкие словечки, вычитанные в книгах и стараясь, чтобы пот не залил ему глаз. Стрелка из мубочек терпеливо указывала ему дорогу. От усталости Пвилл даже позабыл об опасности, и единственной его целью было дойти все-таки до этого огня, снять с плеча повисшего мешком Марка, а потом - хоть огнем гореть.
Наконец, огонек, мало по малу приближаясь, из маленького свечного превратился в светящиеся окна покосившейся хибарки, которая неизвестно какими ветрами занесена была в эти болота - да и позабыта. Оставалось лишь войти. Пвилл прислонил Марка к двери и распахнул дверь.
Запах болотной сырости и гнили смешался с запахом дыма и химикалий. Моргая от яркого света, Пвилл пытался сообразить, куда он попал. Хижина была завалена множеством всяческих разнородных предметов - книг, сушеных лягушечьих лапок, трав, соцветий, ветхих тряпок и каких-то железок совсем уж непонятного назначения. Посреди тесного пространства красовался огромный аппарат, состоящий из разнокалиберных колбочек, мензурок, перегонных кубов, наполненных жидкостью, которая текла через них, шипя и булькая, и меняя цвет каждое мгновенье. Рядом с этим приспособлением неизвестного назначения сидел на полу и сам хозяин дома - неприятного вида старикашка в грязно-белом балахоне с серым шарфом на шее. Шарф был завязан совершенно фантазийным бантом, претендуя тем самым на артистическую оригинальность. На ногах старика красовались драные валенки, которые от давности уже и цвет свой утратили. Странный облик дополнял давно засохший цветок в петлице его странного одеяния и красный нос старикашки. При внезапном появлении Пвилла, он вскочил и уронил бывший до этого в его руках стакан с бесцветной жидкостью. От удара о грязный пол щербатый стакан не разбился, а только откатился в дальний угол, к стоявшему в нем боком заплеванному портрету неизвестного типа в черных очках и берете. Как отметил про себя Пвилл, портрет был засижен мухами и являл миру следы баллистических упражнений владельца. Нос типа был пробит особенно метким выстрелом.
Машинально перебирая в голове все сведения о наземном населении, Пвилл так и не мог найти в них подходящего определения для этого старика. Меж тем тот, избавив гостя от необходимости первым начинать разговор, вытащил из завешенного паутиной угла старинный мушкет с стволом, широким как ствол пушки. Старикашка храбро направил дуло мушкета, трясущееся, как при сильной качке, на Пвилла и сипло завопил, что, видимо, должно было изображать могучий бас:
- Кто смеет нарушать покой великого мага??!
Пвилл несколько стушевался от подобного приема. Требовалось сказать что-нибудь приятственное, приличествующее встрече, настроив тем самым старика на более добрый лад.
- Мир этому дому и тебе, добрый хозяин. - Начал он, стараясь не замечать качающегося у его груди дула мушкета. - Я и мой друг заблудились на этих болотах. Три дня назад мой друг случайно порезал себе руку острым стеблем, и у него началась лихорадка. Мы просим у тебя помощи, любезный хозяин, в случае чего, мы люди не бедные и можем отдарить за добро.
Последние слова Пвилл произнес по наитию и сразу ощутил их влияние на старца. Руки у того сразу перестали дрожать, а мушкет он опустил. Морщины, собравшиеся тучей на его лице, стали разглаживаться.
- Ну ладно, - сказал он ворчливо. - Помогу вам. Тащи сюда своего друга. Как, кстати, звать тебя, парень?
При этих словах глаза старого мага хитро блеснули - ни дать, ни взять, он поставил Пвиллу ловушку. Но тот все обдумал заранее.
- Почтенный старец, наши имена слишком высоки, чтобы трепать их на болоте, где всякий злой дух может услышать их и сглазить нас. Нам бы этого не хотелось. Поэтому зови нас просто...
- Тебя я назову Шпион, парень. - Хитрый старикашка зашелся сухим кашлем. - Давай сюда второго.
Пвилл вышел за Марком. Дверь он не прикрывал, опасаясь от старца какой-нибудь каверзы. Он втащил Марка в хижину и положил на лавку, которую тут же освободил старик, стряхнув все, что на ней было, на пол. Он начал было осматривать раненого, но Пвилл просил:
- А теперь скажи, славный хозяин, кого мы имеем честь видеть перед собой.
Старикашка приосанился, поправил бант на шее и заговорил неожиданно глубоким басом.
- Ты имеешь честь созерцать знаменитого мага Хрюнольфа Белого!
Пвиллу пришлось оборвать не в меру разошедшегося мага. Тот обиженно запахнул свой балахон и принялся пользовать раненого, попутно бормоча что-то себе под нос. Наконец, он оторвался от этого занятия, вскочил и заметался по хижине, как большая грязно-белая бабочка. Заметив, что Пвилл стоит и смотрит на него, закричал:
- Что стоишь столбом, помогай давай!
Пришлось Пвиллу горстями таскать склянки и колбы с заросших паутиной полок к лавке. Некоторые снадобья выглядели уж слишком экзотично, но он предпочел положиться на знания мага. Тот все искал что-то на антресолях, не обращая внимания на сыпавшиеся с них предметы, как-то: пустые бутылки в количестве пяти штук самого разного размеру и диаметру, дырявый носок (один) красный в белую полоску, череп человеческий (один), смятые конфетные бумажки (три штуки) и разбитый монокль (одна штука). Наконец, весь в паутине и хлопьях пыли, он с радостным визгом соскочил с ветхой трехногой табуретки и, сжимая в одной руке мензурку с какой-то непонятного цвета жидкостью, и подлетел к лавке, где лежал Марк. Потом, смерив на всякий случай, Пвилла взглядом, попросил:
- Будь добр, милый человек, выйди из дома. Не могу же я колдовать при тебе, ибо это занятие слишком опасное и неблагодарное, чтобы я мог посвящать в свои секреты чужого.
Пвилл понял, хотя это и показалось ему странным, что старик говорит правду и решил послушаться.
- Ты, Хрюнольф, только не умори его, а то потом тебе все твое колдовство не поможет.
- Угрожаешь? Не боись, все будет сделано в лучшем виде! Брысь отсюда!
Пвилл толкнул ногой дверь и вышел, глотая болотный воздух. На небо высыпали звезды, как медяки из чьего-то дырявого кошелька или хрустальные бусины на его бывшем знамени. Где-то невдалеке квакали лягушки и жужжали мубочки. Комарье почему-то попряталось, - видимо, это было следствием какого-нибудь Хрюнольфова опыта. Он сел, прислонившись спиной к дверному косяку. Слышно было, как в доме трещат рассохшиеся половицы под тяжестью мага, снующего туда-сюда. Несколько раз послышались стоны Марка - Пвилл даже хотел войти, но раздумал: он чувствовал, что старик им поможет. Наконец, после целого часа ожидания, за время которого он успел один раз задремать и раз тридцать - продрогнуть до костей, дверь, скрипя, отворилась. На пороге возник Хрюнольф. Он вытирал испачканные в остро пахнущих снадобьях руки о свой балахон, а нос его был еще краснее, чем раньше. Кажется, маг был доволен.
- Все сделал, Шпион. Порезался, говоришь, о стебель. - Он зашелся сухим лающим смехом, - знаем мы такие стебельки. Но я его так залатал - еще на свадьбе у него гулять будем. Хрюнольф самый наилучший маг по этой части, если б вы даже к королю во дворец приехали, такого б мага не нашли. Ты не смотри, Шпион, что на болоте живу...
- Что ты, Хрюнольф, спасибо тебе. - Старикашка довольно заулыбался, почесывая морщины на лбу.
- Не-ет, этот парень крепкий - выживет. - Сказал он. - Он бы и без меня выправился, только со мной - быстрее. Вы, ребята, пока у меня, здесь оставайтесь - пока еще этот громила встанет. Кто он, кстати?
- Мы же договорились, благородный Хрюнольф, что ты не будешь задавать этот вопрос.
- Ладно, ладно, - ворчливо согласился старик. - Буду его звать Наемником. Наемник и Шпион - славная парочка, клянусь матерью! Оба в бегах, что ли?
Видимо, скрываться дальше уже просто не имело смысла. Пвилл кивнул
- То-то, парень, что у тебя следы от нашивок Корпуса еще виднеются.
Пвилл встал и на всякий случай еще раз оглядел себя. Острый взгляд старика разглядел под слоем болотной тины и грязи следы от содранных недавно нашивок Корпуса. Пвилл даже ясно вспомнил то, как он топил в Кукуевых болотах свои кураторские нашивки и Марковы секретные карты. Теперь все на дне, погребено под сводом тины. Надо же, а он и не подозревал, что после всех передряг и трехдневного похода через болота от него осталось что-то от прежнего Младшего Куратора Корпуса.
- Ты сам-то как хворостинка, а еще его тащил. - Говорил старик, - ну ничего, у меня откормишься.
Посидев еще немного, они пошли обратно в дом. Марк спал на лавке, и на первый взгляд, ничуть не изменился. Пвилл даже усомнился в магических способностях старика, но потом решил, что хуже Марку все равно не будет. Присмотревшись, он понял, что тому даже лучше: исчез тот лихорадочный румянец на щеках, что всегда считается признаком начинающейся горячки. Старик собирал на стол. Откуда-то достал сморщенные яблоки, хлеб, копченое мясо и пучок зелени, для Пвилла налил разбавленного вина, а для себя - таинственной жидкости из своего аппарата. После неё он явно повеселел и даже несколько раз прицельно плюнул в лежащий у стены портрет неизвестного в берете. Пвилл ел, стараясь не обращать внимания на его выкрутасы. Яблоки оказались сладкими, а хлеб не отдавал плесенью - больше ему ничего не надо было. После еды старик пошел устраивать его на ночлег, при этом неожиданно обнаружилось, что ветхая хибарка имеет еще и чердак, почти доверху набитый сеном. Пвилл забрался туда по шаткой лесенке и зарылся в сено. Через дыру в крыше светили звезде - спокойно и ярко. Сухая трава пахла просто дурманяще, все тело гудело от тягот этих трех дней. Наконец-то, отдых. С этой мыслью он и заснул.
В гостях у мага
Дни тянулись безрадостно, как жужжание вездесущих мубочек и только иногда нарушались погодным разнообразием: то трава, окружавшая хибарку меняла цвет, то выпадали совершенно невероятные осадки. В один приснопамятный день лохматые тучи сгустились над домом и исторгли из себя теплый дождичек вперемешку с предметами туалета и парикмахерского искусства, как то: рваные сапоги с золотым позументом, стоптанные башмаки и бальные туфли, а также разнокалиберные парики прошлого века. Самый большой и растрепанный парик повис на ближайшем кусте и махал оттуда седыми прядями, напоминая сердитое привидение. К вечеру, однако, все это великолепие исчезло так же внезапно, как и появилось. Пвилл не сомневался, что это были козни Хрюнольфа. Старый маг после каждого такого представления ходил, раздувшись от гордости, словно бородавчатые жабы с болот, жаль только, что его творения существовали чуть менее дня. После исчезновения гигантского парика маг погрузился в уныние и всю ночь занимался подозрительными колдовскими делами. Ночью Пвилл видел через дыру в крыше, как металась по полянке перед домом его причудливая тень, когда старик исполнял перед скопищем мубочек секретный ведьминский танец. Он насобирал на болоте гнилушек и зеленых грибов и обвешался ими с ног до головы, напоминая теперь охотника за вампирами со связками чеснока. Маг дефилировал, увешанный этим странным хозяйством, по хибарке, гордо поглядывая на Пвилла и Марка. Все эти театральные эффекты были рассчитаны на то, чтобы произвести на них впечатление и, следовательно, повысить размер обещанной благодарности. Пвилл на эти ухищрения не реагировал, проводя время на Кукуевых болотах. Там он пытался научиться владеть варварским, по его мнению, оружием. В хижине мага он нашел рассохшийся от времени лук с единственной стрелой (она обладала весьма примечательным свойством лететь криво, вне зависимости от ветра или каких-либо погодных условий), наполовину обломанный кинжал и, наконец, загадочную груду ржавого железа, которую, после длительного изучения, маг идентифицировал как автомат Калашникова. Как одно это оружие подземцев оказалось на болотах, он не объяснил. Удовольствовавшись луком, Пвилл уходил с ним на болото и пропадал там по целым дням, стреляя по лягушкам и мубочкам. В конце концов, мубочки настолько привыкли к его причудам, что не шарахались уже с недовольным жужжанием в сторону, а чинно сидели на ближайших кустах и даже одобрительно дребезжали, отмечая какой-нибудь особенно удачный выстрел. Лягушек приучить к тренировкам оказалось сложнее, они просто бросались врассыпную, едва завидя Пвилла, шагающего на болото с луком. Однако потом их удалось выдрессировать настолько, что они не только стали добровольно играть роль мишени, но и ловили кривую стрелу своими большими ртами. Похоже, это было соревнованием для них, надо было видеть выражение гордости, появлявшееся на физиономии такой лягушки. За подобными развлечениями молодняка приходили понаблюдать даже старые и мудрые жабы, просидевшие в болоте столько, что стали напоминать актеров анатомического театра или, проще говоря, полуразложившиеся трупы. Однако, если глядеть издалека, узор на их спинках был очень милым.
Пока Пвилл занимался подобными развлечениями на болоте, Марк понемногу выздоравливал. Показательные выступления старого мага не только не пугали, но даже забавляли его, чего Марк никак не мог ожидать от человека, погрязшего в суевериях. Так, впрочем, говорили те самые книги из библиотеки Корпуса, которым Пвилл уже зарекся доверять.
Неизвестно, что оказало на него такое действие - хитрые пассы старика или просто реакция здорового организма, но Марк вставал со своей лавки уже на третий день. Он неожиданно быстро сошелся с магом, и однажды Пвилл застал их обоих дегустирующими жидкость из странного аппарата. Лица у обоих были розовые, а настроение заметно улучшилось: они даже пытались что-то спеть вместе, но делали это вразнобой или вообще на разных языках. Зрелище было впечатляющее. Под конец ночи они уже были закадычными приятелями.
- Старикашка! - доносился из хибарки заплетающийся голос Марка, - иди сюда, будем пить на воздухе.
Судя по всему, маг все еще колебался, потому что Марк, после недолгого сопротивления с его стороны, просто взял его в охапку и вытащил из дома. Продолжая свое застолье на фоне живописного пейзажа болот (чахлые кустики с привязанными к ним веревочками и бантиками - магово хозяйство, две-три жабы и стаи мубочек), они еще долго не давали Пвиллу заснуть. Утром он нашел на полянке следы обильного застолья в виде бутылок и колбочек вперемешку с огрызками яблок и кусками сухарей. Оба друга спали без задних ног в хижине. При попытке разбудить хотя бы мага (Марк с ним упорно не разговаривал), Пвилл услышал множество интересных фразочек, которые следовало включить в свой лексикон, особым же шедевром было такое внушительное выражение: «Шпионы и Наемники субъектами международного права не являются!», смысл которого несколько сглаживался тем обстоятельством, что сказано оно было сонным и оборванным магом. Разбудив-таки Хрюнольфа, Пвилл проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что пора отсюда уходить. Куда - он не знал, когда - тоже. А потому просто взял лук и пошел дрессировать лягушек.