Рингтоном Мики был "Stray Cat Strut," от Stray Cats; Натаниэль его поставил, когда понял, что может поставить персональную мелодию на каждого в моем новом телефоне. Для Мики этот рингтон совершенно не подходил, я пока что не нашла что-то, чтобы мне понравилось больше, потому оставила, как есть.
Его профессиональным ответом всегда был: "Мика Каллахан слушает". Но сегодня он обратился лично ко мне лично: "Анита", и было что-то вроде облегчения в его голосе, а потом он вернул свой деловой тон, когда проговорил:
-Я не ждал этого звонка так рано. Ты не могла уже закончить с местом преступления.
То облегчение в самом начале и это быстрое и сухое обращение потом заставили меня не начать извиняться с порога или сделать это намного сдержаннее, чем могло бы быть.
-Прости, что не позвонила раньше, но я знала, что вы, парни, узнаете, если я окажусь в числе погибших. - Я пожалела, что я использовала этот термин "погибшие", как только он сорвался у меня с губ, а потом я перестала жалеть об этом, потому что это была правда, а потом... О черт!
Я могла представить его на том конце телефона, его шартрезовые глаза, зелено-золотистые в зависимости от света. Глаза леопарда, потому что однажды один очень плохой человек заставил его оставаться в животной форме достаточно долго, что он не смог потом полностью принять человеческий облик. Если его коричневые локоны лежат свободно, а не собраны сзади в конский хвост или косу, то он подоткнул прядь за ухо, чтобы удобнее было говорить. Он был примерно моего роста, самый низкий из моих мужчин, изящный настолько, что ему было нелегко с этим жить, но он нарастил поверх этого хрупкого скелета мускулатуру, как и я, он максимально пользовался тем, что имеет.
-Натаниэль мог бы сообщить мне, если бы тебя ранили, - сказал он, и его голос уже не был таким уж спокойным. Он слегка дрожал. Он жил со мной вместе с Натаниэлем и делал все, чтобы мы оставались счастливым трио последние два года, что мы были вместе. Мика был моим Нимир-Раджем, королем леопардов для моей Нимир-Ра, королевы, и мы были удивительным образом связаны метафизически, но Натаниэль был леопардом моего зова, как если бы я была настоящим вампиром, что подразумевало, что если бы я умерла, был бы очень большой шанс, что он умер бы со мной. Это не сработало бы в обратную сторону, потому что животные зова или люди-слуги, как в моем случае, должны были бы кормить энергией своего мастера-вампира, силой, и это значило, что вампир скорее иссушит своего слугу, чтобы продлить себе жизнь. Так уж была устроена эта система, так что, когда Натаниэль был почти смертельно ранен, я оставалась невредимой. Тем не менее, если бы я умерла, Мика гарантированно потерял бы нас обоих. До этого момента я не думала о том, что он может чувствовать относительно всего этого. Бессердечная я идиотка. Чтоб меня.
-Прости, - проговорила я.
-За что? - Спросил он, и в голосе его звучало изумление.
Я покачала головой, понимая, что он этого не видит, и попыталась снова. Ему не нужно было, чтобы я озвучила свои недавние мысли; во-первых, он их прекрасно знал, во-вторых, тот факт, что я только сейчас это поняла, не добавлял мне очков в отношениях.
-Не обращай на меня внимания; просто скажи всем, что со мной все хорошо.
-Конечно. - Его голос все еще был удивленным, и тут он спросил:
-У тебя есть несколько минут, чтобы поговорить с Цинриком?
-Возможно; а почему с ним?
-Он видел спец-выпуск новостей. Перепугался за тебя, за тебя и Натаниэля.
Моя понятливость была мне в новинку, но я вдруг осознала, в чем дело. Натаниэль и Цинрик сблизились, вероятно, потому что были близки друг другу по возрасту. Цин представил себе проблему с Натаниэлем раньше, чем я; вот я тормоз.
-Дерьмо, - проговорила я.
-Да, - согласился Мика.
-Да, давай его сюда, но мне нужно будет еще опросить вампиров, что еще живы, так что я не могу долго говорить.
-Ему нужно просто услышать твой голос, Анита.
-Не сомневаюсь, - вздохнула я. Я боялась следующих нескольких минут по многим причинам. Цинрик был с нами уже почти год. Ему было уже восемнадцать, и был достаточно взрослым, чтобы умереть за свою страну, но я была все еще не уверена, что он достаточно взрослый, чтобы стать одним из моих любовников. Из всех мужчин в моей жизни Цинрик беспокоил меня больше всего.
Он был моих синим тигром зова. Теоретически, я теперь обзавелась достаточным количеством вертигров, чью энергию я могла бы взять, что почти точно не повредила бы Натаниэлю, если бы умерла, при условии, что смогла бы выбирать, чью энергию взять в первую очередь. Тот факт, что я готова была променять жизнь Цинрика на жизнь Натаниэля, учитывая стоявший передо мной выбор, не облегчал мою задачу относительно того, станет Цинрик моим любовником или нет. Он был в писке людей, которых я могла взять с собой, если мне надо было ехать в деловую командировку. Некоторые из мужчин из этого списка могли установить со мной связь, подобной той, что была у меня с Жан-Клодом, войти в мое сознание; не настолько хорошо, но они меня чувствовали, могли разделять со мной эмоции и ощущения, но посреди охоты на вампира или опроса свидетелей это отвлекало, так что им приходилось держать себя в руках. Компромисс был в том, что я внесла их в список и звала при необходимости.
-Анита, мне жаль, что новости настолько меня взволновали. - Его голос звучал даже моложе, чем обычно, не голос юнца, но и не голос мужчины. Он был выше меня и Мики, около пяти футов и девяти дюймов, и все еще продолжал расти. Его волосы были глубокого, кобальтово-синего цвета; при мягком освещении они выглядели черными, но это было не так. Как и его глаза, которые были глазами его тигра, с бледным кольцом голубого снаружи и более темным внутри, почти того же цвета, что и глаза Жан-Клода, полночная синева. Все чистокровные вертигры рождаются с нечеловеческими глазами; это признак чистоты их крови. Среди них встречались и те, у кого глаза были человеческими, но это означало, что они пережили нападение, а жить начинали, как обычные люди, или же это были потомки тех, чьи предки из чистокровных когда-то заключали браки с людьми. Они любят это отрицать, но когда живешь в одиночестве достаточно долго, начинаешь принимать то, что имеешь. Цинрик был последним чистокровным синим самцом-тигром, которого мы сумели разыскать. Остальных перебили уже давно; фактически, мы были уверены, что он единственный. Белые тигры Лас-Вегаса отыскали его в приюте.
Я поборола в себе приступ неловкости и ответила ему:
-Все хорошо, Цинрик; СМИ обычно не пускают на место свежего преступления.
-Они рассказали о двух погибших офицерах, - сказал он.
-Ты же знал, что я не мертва, - заметила я и постаралась овладеть собственным голосом.
-Я знаю, что ощутил бы отток энергии, если бы ты умерла, но ты так хорошо закрываешься, Анита. Иногда так хорошо, что меня это пугает, потому что я вообще тебя не чувствую.
Этого я не знала.
-Мне жаль, что это доставляет тебе неудобства, но мне нельзя делиться с вами, ребята, деталями расследований.
-Я это знаю, но... я... Дерьмо, Анита, ты меня напугала.
Он умел быть упрямым, с самого начала, как приехал к нам, но он меня раздражал этим или же я начинаю проклинать любого, кто пытается назначить мне свидание?
-Мне очень жаль, Цинрик, действительно, но мне сейчас надо идти и опрашивать выживших вампиров.
-Я знаю, что ты должна работать, раскрыть преступление.
-Да, - подтвердила я.
-Когда ты вернешься домой?
-Я не знаю; тут такой бардак, так что это может затянуться.
-Будь осторожна, - проговорил он, и его голос снова звучал юным и хрупким.
-Насколько смогу, - отозвалась я.
-Я знаю, ты должна выполнять свою работу. - Это прозвучало, как нападение.
-Мне надо идти, Цинрик.
-Хотя бы не называй меня так; ты же знаешь, что мне это не нравится, - его голос звучал сердитым, или же он все еще был напуган.
Я сглотнула, глубоко вздохнула, что это даже было слышно, и проговорила:
-Син (вы ведь помните, что это значит "Грех"?;) - прим. переводчика.), я должна идти. - Я не смогла скрыть раздражения в собственном голосе. Я просто ненавижу то, что он просит себя называть Сином, сокращенно от Цинрика. Мы пробовали приучить его к сокращению Цин, никто не смог привыкнуть, так что снова все скатилось до Сина. То, что единственный малолетка в моей постели предпочитал, чтобы его называли "грехом", еще больше посыпало мне раны солью.
-Спасибо. Увидимся, когда ты вернешься домой.
-Возможно, это будет уже после рассвета.
-Тогда разбуди меня.
Мне пришлось сосчитать до десяти, чтобы не огрызнуться на него, но мое напряжение не было связано непосредственно с ним. Он был таким юным, что просто не мог справиться со моей стервозностью. Черт, некоторые мужчины, что старше Сина на десятки лет, и то не могут справиться с подобной работой.
-Я бы предпочла дать тебе поспать.
-Разбуди меня, - теперь его голос звучал старше, будто эхо того голоса, каким он, вероятно, станет через несколько лет. В этих двух словах звучало требование, почти приказ. Я отогнала подальше свою рефлекторную реакцию на это все. Я взрослая; я не стану ребячиться.
-Отлично, - проговорила я.
-Ты злишься, - отозвался он, и голос его был угрюм, почти зол.
-Я не хочу спорить, Цинрик-зовите-меня-Син, мне просто надо идти.
-Я люблю тебя, Анита, - добавил он.
И было в его словах столько смелости, столько... Чтоб его.
-Я тебя тоже люблю, - сказала я, не уверенная, что это правда; на самом деле, я знала, что это так. Я заботилась о нем, но я не любила его так же, как любила Жан-Клода, Натаниэля или Мику, или... Но я сказала это, потому что, когда кто-то говорит, что тебя любит, предполагается, что ты говоришь то же в ответ. Или же я просто трусиха, чтобы позволить тишине повиснуть; когда Син сказал, что меня любит, я сказала в ответ единственное, что смогла:
-Я тоже тебя люблю, Син, но мне надо идти.
Теперь телефон перекочевал к Мике.
-Все в порядке, Анита, иди; я позабочусь тут обо всем.
-Дерьмо, Мика, мне нужна тут свежая голова, а ее у меня нет... Он в норме?
-Расследуй преступление, лови плохих парней, делай свою работу; мы с Натаниэлем позаботимся о Сине.
-Я тебя люблю, - проговорила я, и на этот раз это было правдой.
Я почти видела улыбку, что сочилась в его голосе, когда он сказал:
-Я знаю и люблю тебя еще сильнее.
Я улыбнулась.
-Я люблю тебя больше всего.
Голос Натаниэля послышался в телефоне, будто Мика передал его ему.
-Я люблю тебя больше всего.
Я закончила разговор в слезах. Я люблю Натаниэля и Мику, так сильно люблю. В этом нет ничего плохого. Мы делаем друг друга счастливыми. Цинрик должен быть рядом с кем-то, кто будет его любить так же, как я их. Как я люблю Жан-Клода. Черт, я так же люблю Ашера, Никки и даже Джейсона. Ему придется втянуть меня в отношения с большим количеством секса, но все равно, не думаю, что когда-нибудь так полюблю Цинрика. Он ведь заслуживает кого-то, кто будет чувствовать к нему то же, что он, как он думает, чувствует ко мне? Ведь так? Я не была уверена, что смогу дать ему это, и тот факт, что он там стоял и слышал, как мы трое говорим друг другу нечто более серьезное, чем просто "я тебя люблю", а особенно наше "люблю больше всех", заставил что-то сжаться у меня в груди и наполнил мои глаза непролитыми горячими слезами. У меня было нераскрытое дело, куча беглых вампиров, которых надо было ловить; я не могла себе позволить отвлекаться на восемнадтилетнего ребенка, который, так уж сложилось, любил меня больше, чем я его. И эта мысль заставила меня стереть тыльной стороной ладони слезы, мысль, которая ранила меня очень глубоко. Он меня любил, был влюблен в меня, а я не чувствовала того же. Если бы он не был метафизически привязан ко мне, я могла бы с ним разойтись, отослать его домой, но некоторые обязательства нельзя просто отодвинуть. Мы попались, я и Цинрик, и не было никакого способа разорвать эту связь. Чтоб оно все.