Лис Алина
Глазами наблюдателя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
    Если вам больше по душе аудиокниги, то прекрасную начитку Влада Коппа в рамках проекта "Модель для сборки" можно послушать здесь: часть 1 и часть 2.

    Рассказ с конкурса КЛФ "Золотая Чаша 2009". Занял седьмое место в турнирной таблице, был опубликован в сборнике. Также был опубликован в "Реальности фантастики" номер 5/2010
    счетчики


   Весь день шел дождь.
   Тяжелые звонкие капли омывали городские улицы, залитые черным блестящим асфальтом. Налетавший порывами ветер швырял их пригоршнями в окно. Я не выдержал и сдвинул раму, нарушив технические требования к эксплуатации помещения. Мое второе, сервисное "я" возопило о недопустимости подобного поведения, но я велел ему заткнуться. Отдаленные гудки машин, запах бензина, воздух с улицы дышит сыростью, веселые молодые голоса. Другая жизнь, жизнь, в которой я всегда буду только наблюдателем...
   Но и у сервис-операторов есть свои маленькие радости. Бронзовые стрелки огромных старинных часов на стене неторопливы. Я слежу за их неспешным бегом с нетерпением, пусть даже это нетерпение - лишь след подлинных человеческих чувств, память о них. Эмоции - мои редкие гости, и каждую я записываю на свои бесконечно объемные носители памяти и храню бережно, как драгоценные экспонаты диковинной коллекции.
   Ровно в девять я прикладываю руку к сенсору электронного замка и запираю магазин. Иду по улице к башне общежития, заставляя себя не спешить. Хочется, как в детстве, сорваться, побежать, ощущая порывы ветра, капли дождя, но я знаю, что ничего не почувствую. Кинестетический модуль - слишком дорогая опция.
   Ступеньки. Мои механические ноги не знают усталости, я мог бы подниматься вверх час, два, сутки. Втягиваю воздух. На лестнице общежития пахнет едой, отходами и дешевым дезинфицирующим средством. Ускоряю шаги.
   Вот и последний этаж. Почти бегом добираюсь до двери, распахиваю ее, ступаю на мокрую, покрытую фотоэлектрическим материалом крышу. Ветер с силой толкается в грудь. С наслаждением токсикомана, дорвавшегося до вожделенной "дозы", делаю первый вдох. Сквозь запахи машин, газа, бензина, воды прорывается аромат хвои и еще что-то нежное, неуловимое. Так пахнет весна в Городе...
   Дождь по-прежнему падает крупными, частыми каплями. Асфальт внизу блестит в рассеянном свете фонарей. Вдалеке разноцветная цепочка огней вдоль скоростного шоссе, проносятся машины. Здесь - почти идиллия, тишина. В такие минуты мое второе, сервисное "я" отступает в сторону, и я чувствую себя почти живым. Запахи и звуки тревожат, пробуждают воспоминания в моем биоэлектронном мозгу. Сами по себе, безо всяких обращений к базам данных, в памяти всплывают лица и голоса тех, кто давно умер, случайные обрывки эмоций, которые когда-то принадлежали моей человеческой половине.
   Обонятельный модуль я поставил себе всего два года назад. Очередная, обреченная на провал попытка войти второй раз в ту же реку, преодолеть непостижимую разницу между "почти живой" и "живой".
   Дождь кончился через час, когда ночь безраздельно захватила власть в городе. Сквозь расползшиеся тучи выглянула толстая, чуть надкушенная с левого бока луна, и поверхность крыши засияла в ее неверных лучах, как огромное серебряное озеро.
   Преломляясь в каплях воды на светоотражающей поверхности, лунный свет растекается по покрытию, и страшно ступить, разбить ногой серебряную поверхность, боязно разрушить струящийся морок. Я, подчиняясь древней магии луны, замираю, как умеют замирать только механизмы.
   Мой дешевый синтетический костюм насквозь промок и отяжелел, но это не важно. Потом, когда я смогу установить кинестетический модуль, придется думать о таких мелочах. Сейчас важно другое. Ночь. Город. Весна...
   В памяти всплывает другой день и вечер. Тогда тоже шел дождь...
   Пять лет - это много для людей. Я не знаю, где сейчас Ольга. Судьбу Антона проследить было легче, о нем много писали. Сейчас перестали. Люди быстро забывают прошлых кумиров, только машины все помнят - беспристрастные и равнодушные. Но машины не умеют различать важное и неважное, сопоставлять события и делать выводы. Это умеет моя человеческая половина.
   Повинуясь безотчетному желанию, я восстанавливаю из архива запись...
  
  * * *
  
   В тот день тоже шел дождь.
   Она вошла, спустилась по крутым ступенькам. Звякнул колокольчик на двери, и вот она уже внутри. Радостно хохочет, стряхивает капли с большого желтого зонта и красного плаща. Темные кудри все в мелких брызгах, прекрасные влажные темные глаза, белая кожа, россыпь веснушек на носу. Моя человеческая половина знает, что она красива, но придавленные сервисным "я" чувства дремлют. Еще один посетитель. Я приветствую ее вежливо и бесстрастно.
   Она оглядывает меня быстрым, внимательным взглядом, морщит изящный носик:
   - О нет! Только не бот!
   - Я не бот, - отвечаю я равнодушно. - Сервис-оператор Николай ВиэЛКа к вашим услугам. Вы ищете что-то конкретное?
   - Еще хуже! Полубот!
   Я с тайным удовлетворением замечаю, что ее слова звучат обидно. На всякий случай еще раз проверяю, ведется ли регистрация. Ведется. Позже я обработаю запись, сделаю трек и смогу проигрывать его всякий раз, как мне захочется вспомнить, что такое обида на слова молодой красивой девушки.
   - Ну что полубот может понимать в антиквариате! - искренне возмущается она. Брови сердито хмурятся, губы складываются в обиженную улыбку. Она топает ножкой, обутой в изящную туфельку, взмахивает сложенным зонтиком.
   В ее голосе и мимике столько жизни, она вся так искренне, так полно отдается каждому мимолетному мгновению, что я невольно поддаюсь этой магии и готов разделить с ней возмущение.
   - Это не антикварная лавка, - говорю я и жалею, что до сих пор не установил вокально-эмоциональный модуль. - Здесь просто продаются старые вещи. Я держу магазин уже двадцать три года, и до сих пор никто из клиентов не предъявлял претензий к моей квалификации. И, пожалуйста, обращайтесь ко мне "Николай", можно просто "Ник". "Полубот" звучит оскорбительно.
   Ее глаза расширяются, на лице потешное удивление человека, с которым заговорил тостер. Я слишком похож на машину внешне. Ей трудно принять мысль, что я не только машина, но еще и человек. До меня она никогда не сталкивалась с сервис-операторами.
   - Простите, ради бога! - девушка энергично всплескивает руками, обдавая меня веером мелких брызг, на лице сожаление и даже сострадание. - Я ничего такого не имела в виду! Ну что я за козявка, правда?! - теперь в ее голосе слышно легкое кокетство. Мне нравится смотреть на нее - живую, порывистую, полную яростной энергии. Она хватает меня за руку, выполненную из металлопласта, энергично трясет ее. - Вы теперь навеки для меня Николай! А я - Ольга! Мир?
   - Конечно, - говорю я и снова жалею об отсутствии эмоций в своем механическом голосе. Надо снять денег со счета и установить простейший вокально-эмоциональный модуль в следующем месяце. Обоняние подождет.
   - Рассказывайте, чего тут у вас?! - требует она, жадно оглядывая покрытые старым хламом полки.
   - В основном старое "железо". Платы расширения, дополнительные модули, чипы, кибернетические домашние животные прошлых поколений, прошивки к ним, программное обеспечение, - заученно перечисляю я. - Также инструменты для работы, техническая литература.
   - Уууу, - Ольга проходит вглубь магазина, озирается, снова недовольно морщит носик. Понимаю ее разочарование, мой товар выглядит непрезентабельно - серый, покрытый пылью железный лом. - И что - кто-то это покупает?
   - Разумеется.
   - Господи, да кому нужен весь этот хлам! И так никуда не деться от железяк!
   Я внутренне улыбаюсь ее наивному негодованию. Ответить не успеваю.
   - Еще как нужен! Жизненно, можно сказать, необходим! - Антон выныривает из подсобки, где я храню нерабочий неликвид, нагруженный диковинного вида устройствами. На лице его играет широченная улыбка, пшеничные волосы взлохмачены. Он большой, шумный, с крупными руками и толстыми губами. Некрасивый, но обаятельный настолько, что на неправильные черты лица не обращаешь внимания. Крупный, мускулистый, совсем не похож на художника, скорее уж на грузчика. Рубашка не скрывает прекрасной мускулатуры. Ольга смотрит на него, и в глазах ее зажигаются огоньки.
   - Ник, приятель, я беру все это. И еще вон ту кошку, - он тыкает пальцем в серебристо-синего кибера на полке, сделанного из такого же металлопласта, как и мои конечности. Десять лет назад такие животные были настоящим хитом. Сейчас в моде все естественное и кибернетических животных покрывают мехом.
   - Зачем вам это?! - требовательно спрашивает Ольга у Антона.
   - Для аудиовизуальной инсталляции. Я художник.
   Она оглядывает вынесенный им из подсобки металлический лом. Из кучи торчат провода, микросхемы, конденсаторы, какие-то колесики.
   - Когда б вы знали, из какого сора, - задумчиво произносит Ольга. - Поверить не могу! - и тут же, почти без перехода, атакует, - Вы сейчас заняты?!
   - Нет, - на лице Антона появляется довольная улыбка. Его любят женщины. Он молод, известен и уверен в себе. Антон не требователен к случайным подругам, берет количеством. Слава Дон Жуана льстит ему. Мне становится жаль Ольгу, но я не лезу в дела людей.
   - Тогда пойдемте, - ее голос полон предвкушения. Она тоже не привыкла к отказам.
   - Ник, дружище, придержи это все для меня, ладно? Забегу завтра, заберу.
   Я киваю. Конечно, дружище. Удачи тебе. Удача тоже женщина, она любит молодых и наглых.
   Я стою у окна и слежу, как они уходят вниз по улице. Ярко-желтый зонт и красный плащ Ольги еще долго рдеют сквозь пелену дождя...
  
  * * *
  
   Антон заваливается ко мне в магазин на следующее утро. Вид у него смущенный и одновременно мечтательный.
   - Ник, ты представляешь, что учудила эта нахалка?!
   - Нет, - я протягиваю руку в жесте вежливой заинтересованности и замираю. Лицевая мимика мне так же недоступна, как и вокально-эмоциональный модуль, поэтому я стараюсь изображать эмоции жестами.
   - Она затащила меня в класс скульптуры и заставила позировать! Перед всем классом! Видишь ли, ей моя мускулатура приглянулась! - его улыбка становится самодовольной и одновременно растерянной. - И ведь как все повернула, чертовка! Я же не откажу собратьям по ремеслу, бла-бла-бла. Три часа без движения в позе Атланта!
   - Она тоже преподает в Академии?
   - Преподает?! Черта с два! Пока еще учится! Четвертый курс. - Антон мечтательно закатывает глаза. - Вот наглячка, а? Но хорошааа...
   Он не рассказывает, было ли что-нибудь после занятий скульптурой, а я не спрашиваю. Я хорошо отношусь к Антону, но почему-то приятно думать, что вчера Ольга просто польстилась на возможность заполучить эффектную модель.
   - А самое главное, выцепила обещание, что сегодня я снова приду позировать, - Антон озадаченно чешет в затылке. Он сам не понимает, что на него нашло. Но ему хочется пойти сегодня снова в класс, чтобы увидеть взбитую шапку черных кудрей, сосредоточенно сдвинутые брови, изящно вздернутый носик, услышать звонкий голос.
   - Ладно. Ты все упаковал? А то я побежал.
   Я выдаю ему три пакета с запчастями и завернутую в бумагу металлопластовую кошку. Называю сумму. Мне чуть грустно, что я больше не увижу Ольгу. Она работает с теплой глиной, или мрамором, или псевдокамнем. Железки ее не интересуют. Жаль. Но я привык к тому, что в этом мире все время что-то теряешь.
  
  * * *
  
   Я ошибся. Она зашла снова через неделю. Потопталась нерешительно на пороге, потом тряхнула головой, почти подбежала к моему прилавку с чипридером.
   - Николай... Ник! Ты сейчас не занят?!
   Я качаю головой. Не занят. В моем магазине очереди бывают редко.
   Сегодня на ней изумрудно-зеленое пончо и темные глаза тоже отливают зеленью. Кудри собраны в два легкомысленных хвостика. Она кажется совсем девчонкой - юной и неопытной.
   - Слушай, - она делает еще шаг и останавливается около пульта контроля доступа. Замирает, пытаясь подобрать слова. Ее сильные пальцы словно живут своей жизнью: перебирают, ощупывают, поглаживают контуры приборной панели, раз за разом проходя один и тот же путь. Легко представить, как она так же поглаживает и мнет лицо глиняного Атланта, придавая чертам скульптуры неуловимое сходство с Антоном. - Я хотела спросить...
   Ольга снова замолкает. Она не умеет хитрить и незаметно выспрашивать. Глупенькая, она еще не знает, что со мной этого и не нужно. Такой растерянной Ольга нравится мне даже больше, чем самоуверенной.
   - По поводу Антона, - не спрашиваю, а утверждаю я. Она кивает и прижимает ладони к щекам.
   - Какой он? Что ты про него знаешь?
  
   Что я знаю о твоем мальчике? Все. Ничего. Что вообще сервис-оператор может знать о людях? В ячейках моей памяти хранятся сотни записей. Я помню, как девять лет назад Антон Вайнер, тогда еще совсем мальчишка, пришел поступать в Академию. Робкий и слегка напыщенный одновременно, уверенный, что искусство закончилось еще в двадцатом веке, осталось одно ремесло, и только он знает, как влить молодое вино в старые мехи. Я помню, как он учился, забегал ко мне после лекций, часами рылся в железках, покупал инструмент и учебники на остатки стипендии. Ты это хочешь услышать? Или тебе рассказать, как к нему постепенно пришла слава? Как переживал он творческие неудачи, как сидел месяцами за паяльником, как смешивал в сенситивном "калейдоскопе" ощущения, подбирая ту самую единственно верную комбинацию, как выигрывал грант за грантом...
   Или ты хочешь услышать о его девушке? Маленькой блондинке с ямочкой на подбородке, в большой не по размеру кожаной куртке и рваных джинсах. Той, с которой он встречался весь первый курс, и которая, когда они расстались, приняла упаковку "фоама" и нырнула в бездонную ночь с восемьдесят четвертого этажа. Говорят, ее останки пришлось смывать с асфальта растворителем. Ты хочешь услышать, как терзался и давился он виной и обидой, как выплескивал это в свои работы? Не думаю...
   И уж точно ты не захочешь слышать о Тадеуше Новаке. Что тебе до распрей людей искусства, до тяжелого, темного соперничества, бешеного противостояния? Ты еще делаешь первые шаги на этом пути. Дай бог, у тебя будет свой Тадеуш, и ты будешь творить лихорадочно, яростно, отдавая глине и камню свои неудовлетворенные амбиции, свою ненависть и зависть к чужому таланту. И критики будут хвалить тебя, захлебываясь восторгом, не зная какую цену ты платишь...
   - Я мало знаю, - отвечаю я, тщательно подбирая слова.
   - Но вы же друзья! - в ее глазах читается безмолвный укор, пальцы закончили изучать приборную панель и перешли к системной плате.
   Друзья. Как много в этом звуке... Могут ли быть друзья у сервис-оператора? Нужны ли они ему? Мое бесстрастное естество не нуждается в компании. Во мне слишком мало эмоций, чтобы была потребность с кем-то их разделить. Но все же, она в чем-то права. Мне нравится Антон - он всегда общается со мной так, как будто моей механической половины не существует. Он любит говорить, я люблю молчать и слушать.
   Если мы друзья, то долг дружбы требует от моей человеческой половины промолчать. Того же требует прошивка сервисного "я". Редкий момент, когда я полностью солидарен с собою.
   - Я - не лучший источник сплетен, - с сожалением развожу руками и в очередной раз вспоминаю о невозможности выразить голосом сочувствие. - Тебе лучше обратиться к кому-нибудь из его студентов.
   Свет в ее глазах тухнет. Она вне себя от разочарования. Мне так жаль этого огня, что я делаю то, чего обычно не позволяю себе:
   - Я - сейф для секретов. Дальше меня не уйдет ни один байт. Если захочешь выговориться - приходи.
   Это приглашение в моих интересах. Ольга вся искрится эмоциями, ее душа и ее пальцы вечно в пути, ищут чего-то нового, еще неизведанного. Мне приятно находиться рядом с ней.
   - Интересно. Но страшно. Я жуткая трусиха, Ник, - она самокритично качает головой, оставляет системную плату в покое и нацеливает на меня палец. - Вот ты - ты чего больше всего на свете боишься?
   Мне легко ответить на этот вопрос.
   - Ничего.
   - Да ну?! - вид у Ольги торжествующий, словно она поймала меня на вранье.
   - Сервис-операторы не умеют бояться, - с легким сожалением говорю я.
   - Правда?
   - Правда.
   Она молчит, пытаясь осознать услышанное, только нервный бег пальцев по краю стеллажа выдает ее волнение.
   - Ник... - начинает она и останавливается, пытаясь подобрать слова. - А как ты... ну... как ты стал... - здесь она резко вспыхивает, щеки, лоб даже кончики ушей становятся нежно-розовыми. Торопливо и смущенно продолжает: - я, наверное, лезу не в свое дело, извини. Не отвечай, если не хочешь!
   Не очень люблю обсуждать эту тему, но открытость Ольги провоцирует на откровенность.
   - Как и все. Не хотел умирать молодым. В пятьдесят шестом ставили эксперименты по реинкарнации, и я записался в группу.
   Мне повезло. Я сумел полностью сохранить личность и воспоминания. В моей группе из шестидесяти испытуемых таких счастливчиков набралось всего пятеро.
   - Что с тобой было? - хриплым шепотом спрашивает Ольга.
   - Рак. Неоперабельно.
   Тогда я еще умел бояться и до дрожи, до ночных кошмаров боялся смерти.
   Ольга молчит, пытаясь примерить ситуацию на себя, но глаза ее подозрительно влажные. Я уже раскаиваюсь в своей разговорчивости. Жалость не оскорбительна, но она разъединяет, выстраивает стену. Вокруг и так достаточно стен.
   - Давай закроем тему, - говорю я. Она смущенно кивает. Боюсь одной этой фразы недостаточно, но я плохо умею убеждать. Пытаюсь вернуть разговор в прежнее русло:
   - Так вот, Антон.
   Ольга рассеянно кивает:
   - Антон странный. В нем есть что-то... темное... - она задумывается, пытаясь облечь смутные сомнения в единственно верные слова.
   - Антон - хороший человек, - дипломатично заверяю ее я. И сам не уверен в своих словах. Я уже не помню что такое 'хороший', и чем он отличается от 'плохого'. Человек - это стихия. Стихия не бывает хорошей или плохой.
   - Это ты хороший человек, Ник, - я не ошибся, на глазах Ольги слезы. Она порывисто обнимает меня и почти бегом взлетает по лестнице. Тренькнул колокольчик, и вот ее уже нет.
  
  * * *
  
   Она еще не раз заходила. Сначала вместе с Антоном. Он требовательно рассматривал мои "новинки", она бродила по залу, задумчиво изучая пальцами контуры предметов. Часто останавливалась и в восхищении смотрела на огромные настенные часы. Ее затягивал бег бронзовых с прозеленью стрелок. Однажды она даже захотела купить их. Я не продал, хотя отказывать ей было нелегко.
   Потом ее увлекли кибернетические животные, и Ольга зачастила ко мне. Все началось с неработающей механической собаки, созданной в начале века, которую Антон откопал среди неликвида. Примитивное устройство, даже отдаленно не похожее на собаку, с оторванной лапой и в потрескавшемся корпусе, вызвало бурю восторгов, которые я так и не смог понять или разделить. Я тогда подумал, что все больше отдаляюсь от людей.
   Чтобы она не переживала из-за часов, я подарил ей механического уродца. Это положило начало коллекции. Ольга ваяла изуродованных искусственных собак и кошек. Я видел фотографии и один раз даже выбрался посмотреть на ее работу вживую. Очень похоже на оригинал, но понять, зачем нужно копировать такие бессмысленные вещи, я так и не смог.
   Идиллия закончилась внезапно для всех, кроме меня. Я давно знал, что в этом мире ничто хорошее не длится долго.
  
   Там, где есть двое, всегда появится третий. Закон жанра. Вопрос, на который я так и не смог ответить - кто же был третьим тогда? Ольга или Тадеуш? Любовь или ненависть?
   Тадеуша не любят. Не любят студенты, не любят коллеги, не любят критики. Он резкий, нелюдимый, весь в себе. Тадеушу за сорок, он поляк, его узкое лицо - бесстрастная маска, а глаза - горящие угли. Ходят слухи, что он пьет, что лечился от шизофрении. Студенты не знают, правда ли это. Я знаю - правда.
   Тадеуш - гений, ярчайшая звезда АВИ.
   Я слышал это от Антона, и у меня нет причин не верить ему. Сам я уже давно ничего не понимаю в искусстве, сервис-операторам это недоступно.
   Антон знает, что талантлив, и знает, что никогда не сравнится с Тадеушем. Это убивает его. Ни-ког-да. Как приговор. Обжалованию не подлежит.
   Поэтому Антон ненавидит. Ненавидит со студенческой скамьи, ненавидит, как дышит, каждую секунду. Ему повезло, что в его жизни есть место ненависти. Он мастер, но без этой пламенной яростной тоски в его работах останется только техника. Я не знаю, о чем говорят с миром творения Ольги и Тадеуша, но Антон кричит о ненависти, зависти, соперничестве, крахе. Он певец Темной Стороны, и в сочетании с его улыбчивой маской это притягивает многих.
   Тадеуша не трогает чужая неприязнь и прохладный прием критиков. Он вне этого, весь в себе, наедине со своим "я". Он блуждает по лабиринтам своей души, в тех краях, где нет ничего важнее шепота личных демонов. Мне кажется, что мы с ним чем-то похожи. Моя бесстрастная сервис-оболочка тоже скрывает гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
   Тадеуш мой постоянный клиент, но не друг. Он замечает меня не больше, чем робота-официанта в столовой. Я не обижаюсь на такое отношение.
   Их встреча была неизбежна с того дня, как Ольга вошла в мир Антона. Имя Тадеуша произносится здесь нечасто, но все, что делает и не делает Антон, подчинено и сверено с действиями того, кого он выбрал себе в соперники.
   Иногда мне кажется, что все люди похожи на сервис-операторов. Они натягивают улыбчивые лица и играют заученные роли, чтобы спрятать от мира свое истинное "я".
  
  * * *
  
   Ольга уже десять минут шуршит в подсобке, куда я свалил свежий товар. Она выпросила у меня "право первой ночи" для этой партии, даже я сам еще не видел, что привезли на этот раз. Бывает, попадается почти новая техника или, наоборот, раритетные приборы. Я покупаю старую электронику в "Утиле" за символические деньги оптом, на вес.
   Шуршание, бряцание, скрежет металла по металлу. Ольга появляется в дверном проеме спиной вперед. Она тянет на себя что-то тяжелое, пыхтит, ругается. Надо бы ей помочь, но у чипридера образовалась очередь из покупателей и сервисное "я" категорически против нарушения правил. Ольге придется потерпеть.
   Но терпеть она не намерена. Не выпуская из рук добычу, Ольга поворачивается к ближайшему покупателю.
   - Ну что вы стоите! Помогите же! - в ее голосе и нетерпение, и требовательность, и легкое женское кокетство. Она уверена, что ей не откажут. Когда она так просит и пристально заглядывает в глаза, отказать почти невозможно.
   Но сейчас ее ждет отказ. Потому что Тадеуш Новак равнодушен к смазливым личикам и кокетству.
   К моему удивлению, он оставляет в покое коробку с довоенным софтом и исчезает в подсобке. Вдвоем они извлекают на свет полысевшую электроовцу.
   - Уффф, - Ольга утирает рукавом пот со лба и смотрит на свою добычу с веселым изумлением. - Ну и штука! Интересно, зачем кому-то овца?
   Я любуюсь девушкой - разгоряченной, довольной, с лукавыми ямочками на щеках. Ко лбу прилипло несколько прядей, щека испачкана в машинном масле. Сегодня на Ольге коричневая расклешенная юбка, кремовая блузка и вязаный жилет, в котором она похожа на школьницу. Ее неутомимые руки уже начали свой бег, кончиками пальцев она касается дурашливой овечьей морды ...
   - Это секс-станок, - поясняет Тадеуш. Он пристально смотрит на девушку, и вид у него не такой отрешенный, как обычно.
   - ЧТО?! - брови Ольги устремляются вверх, рот округляется. Она отдергивает руки за спину и переводит вопросительный взгляд на меня. Я киваю. Да, станок.
   - Да, станок. Для любителей, - озвучивает мои мысли Тадеуш. - "Секс Доллс" наладила выпуск пробной партии пятнадцать лет назад, но продажи не пошли, и защитники животных подняли вой. Я жил около представительства компании и помню демонстрации.
   Я тоже помню. Машины не умеют забывать.
   - Раритет, - задумчиво говорит Тадеуш. И по-прежнему смотрит на Ольгу.
   - О Боже! - она прижимает руку ко рту. На лице сменяют друг друга отвращение, жадное любопытство и жалость к механической игрушке. И я уже знаю, что Ольга купит ее.
   - Я покупаю ее, - говорит Тадеуш.
   - Ну уж нет! Это моя овца, - возмущается Ольга.
   - Но я первый сказал.
   - А я ее нашла.
   Несколько минут они сверлят друг друга взглядами.
   - Ник, - наконец решает призвать рефери Ольга. - Кому ты продашь овцу?
   - Тебе, разумеется.
   - Вот видите! - Ольга поворачивается к сопернику и демонстрирует ему розовый язычок.
   Тадеуш обескуражен. Он привык считать меня не более, чем равнодушным автоматом.
   - Девушка, для вас это игрушка в коллекцию. А мне она нужна для АВИ.
   - И ничего не игрушка! - надувает губы Ольга. - Я, между прочим, буду лепить с нее скульптуру.
   - О! - он еще раз обмеривает ее внимательным взглядом. - Но когда вы закончите, она вам больше не понадобится?
   - Нет.
   - Тогда обещайте, что продадите мне ее. Или лучше так, - он воодушевляется. - Я куплю ее и отдам вам для работы. Вернете, когда закончите.
   - Ну, не знаю, - Ольга в замешательстве. Щедрое предложение ее пугает, но соблазн слишком велик. Нужно платить за жилье, материалы тоже стоят денег, а, несмотря на положительные отзывы критиков, публика неохотно приобретает гипсовые копии механических животных. Спрос на ангелочков во все времена был выше.
   Она смотрит на меня вопросительно. Я киваю. Все правильно, соглашайся. Здесь нет подвоха.
   - Ладно, - неохотно говорит она. - Но вы поможете мне ее донести.
   Я наблюдаю за тем, как Ольга с хохотом и прибаутками помогает ему затащить электроовцу на лестницу, подпихивая ее сзади, как они, мешая друг другу, проталкивают игрушку в слишком узкую дверь, и мне жаль Антона. Я знаю, к чему приводят такие знакомства.
  
  * * *
  
   Летняя ночь. Набережная. Луна отражается в темной воде.
   - Это лучшая работа Антона. Шедевр, - задумчиво говорит Ольга. - Сегодня он превзошел себя. Но... - она замолкает, и ей есть над чем подумать. Я тоже узнал в повторявшемся рефреном лике Далилы черты лица Ольги.
   Мы возвращаемся с последней АВИ Антона. Ольга сказала, что обязана ее увидеть.
   Не люблю посещать выставки, как не люблю слушать музыку или смотреть кино. На них я особенно остро ощущаю, как много потерял, перестав быть человеком.
   Сервис-оператору доступны лишь тени чувств. Почему - не знает никто. Случайные флуктуации в биоэлектронном мозгу. У католиков есть какое-то объяснение, приплетающее религиозные догмы, но оно мне не интересно.
   Я изредка могу испытывать эмоции. Могу записывать и проигрывать их снова и снова, хотя в записи - это совсем не то. Но искусство не будит во мне ничего. Я могу оценить высоту звуков, замерить правильность пропорций, дословно пересказать сюжет. Так же, как может это любая машина. Но испытать чувство очищения, слушая Вагнера, я не смогу уже никогда.
   Я догадывался, что на инсталляции Ольгу ожидает неприятный сюрприз. В отличие от нее, я по-прежнему регулярно вижу Антона.
   Он сильно сдал. Много пьет и мало спит. Заговаривается. Демон по имени Тадеуш пожирает его душу. Об Ольге Антон не упоминал ни разу за три месяца. Дело не в девушке. Не только в ней. Она - символ. Антон лезет из кожи, но Тадеуш впереди. И так будет всегда.
   Шедевр? Я верю Ольге, она безупречно чувствует имитацию жизни, которую называют искусством. Это лучшая инсталляция Антона. Да и как может быть иначе? Теперь он говорит с миром не только о ненависти, но и о поруганной любви, обманутом доверии, мести. Я боюсь за него.
   Ольга останавливается. Ее пальцы мнут поясок светло-серого платья.
   - Ник! - я почти чувствую, как тяжело ей произносить это. - Пожалуйста, если увидишь Антона, скажи, что мне очень жаль.
   - Нет, - отвечаю я, и глаза Ольги расширяются. Я очень редко отказываю ей.
   - Понимаю... - тихо говорит она после паузы. - Я должна сама, да? - криво улыбается. - Я страшная трусиха, Ник.
   Я не знаю, что ответить и молчу. Мы идем вдоль набережной молча.
   - Лучшая работа, шедевр, - возвращается она к "Далиле" Антона. - Но это все. Тупик. Выше ему не прыгнуть, Ник. Никогда!
   - А Тадеуш? - спрашиваю я.
   - Тадеуш... - ее лицо окрашивается мечтательной улыбкой, и я понимаю все без слов. Когда я впервые увидел Ольгу, она была как натянутая струна - вся в ожидании, в предвкушении. Сейчас нетерпение ушло, ее душа полна ясным внутренним светом.
   - Тадеуш гений, - доносится до меня ее шепот. - Но это не главное.
   Я молчу, не решаясь спросить, что же главное, и думаю, что Ольга умеет заглянуть за внешнюю оболочку. Она видит мир, как он есть, без масок. Почему же демоны Тадеуша ее не пугают, а завораживают?
   Я люблю Ольгу так, как умеют любить сервис-операторы. Тихо, слабо, чуть равнодушно, без желаний и жажды обладания. Я не человек. Я могу мыслить беспорядочно, поступать нелогично, записывать и проигрывать эмоциональные треки. Но я не человек. Я - память о самом себе, сумма данных.
   Иногда мне кажется, что меня настоящего никогда и не было. Но думать об этом больно.
  
  * * *
  
   - Какого черта! - Антон в бешенстве. В последнее время он как сухой порох, вспыхивает от малейшей искры.
   - Я не могу продать тебе это, - повторяю я свои слова.
   Предмет раздора лежит на столе. Матовая коробочка чуть больше портсигара, с рядом блестящих кнопок и крошечным экранчиком. От разъема тянутся гибкие сенсоры, похожие на ядовитых змей.
   - Слушай, я серьезно, - Антон снижает тон. Теперь его голос звучит почти умоляюще. - Ник, дружище, мне нужен декодер. Это мой единственный шанс! Ты же знаешь!
   - Это опасная игрушка, - говорю я прописную истину.
   "ПЭД-3" Психоэмоциальный декодер третьего поколения. Коммерческое название "Морфей". Разработан каким-то неизвестным гением в недрах военной лаборатории. Там ему не смогли найти должного применения, поэтому ПЭД-3 поступил в свободную продажу. Способ правительства отбить расходы на науку - секрет Полишинеля.
   Сертификацию "Морфей" прошел без задоринки и успешно продавался полтора года, несмотря на тревожные слухи и несколько громких судебных дел. Адвокаты "Дженерик псайколоджи" смогли как дважды два доказать, что вина лежит на самих пользователях, пренебрегавших техникой безопасности.
   "Морфей" - прямая дорога в личный ад и полная иллюзия реальности происходящего для реципиента. Штука столь же страшная, сколь притягательная. Выдержать тет-а-тет с содержимым своей психики способен не каждый... Декодер был игрушкой любителей расширить сознание, рискованных психотерапевтов и отчаянных художников, искавших контакта с собственным подсознанием.
   Когда все выплыло, был огромный резонанс. Замять скандал таких масштабов невозможно, "Дженерик псайколоджи" ожидало банкротство и иски на огромные суммы, а прибор приравняли к тяжелым наркотикам.
   "Морфей" разрушает разум медленно, но верно, если настроить и использовать его в соответствии с инструкцией. Или быстро и с гарантией, если пренебрегать ею. Каждый раз, погружаясь в мир своих фантазий, ты платишь за вход миллиардами нервных клеток. Каждый раз отдаешь кусочек души за право встретится со своим истинным "я". Это плохой путь, но легкий и быстрый.
   Я жалею, что опознал декодер в присутствии Антона. Поверить не могу, что они еще где-то сохранились.
   - За год от твоей психики останутся руины, - говорю я, и мы оба знаем, что это правда.
   - Ник, послушай, я буду дьявольски, дьявольски осторожен, - повторяет он. Потом срывается на крик, - ты понимаешь, что ничего лучше "Далилы" я не создам?! Никогда!!!
   Антон ненавидит слово "никогда", но он уже проиграл своему сопернику на всех фронтах. А то, что Тадеуш и не вступал в состязание, только добавляет горечи поражению.
   - Знаешь, - говорит Антон, и голос его звучит непривычно мягко. - Меня все чаще тянет посмотреть, что же забыла Лена на восемьдесят четвертом этаже.
   Лена. Так звали его бывшую девушку, маленькую блондинку, решившуюся на отчаянный ночной полет навстречу мостовой. Я не верю Антону. Или верю? Что сервис-оператор может знать о суициде? Антон живет, повинуясь импульсам, а не рассудку. Если мы друзья, я должен помочь...
   Мое сервисное "я" категорически против продажи опасного предмета кому бы то ни было. Однако сегодня решение остается не за ним.
   Антон уже покинул магазин, когда меня посещает горькая запоздалая мысль. Что он будет делать, если спустившись в свой ад, не найдет там никого, кроме Тадеуша?
  
  * * *
  
   Ольга появилась под вечер, когда я уже собирался закрывать магазин. Поймала меня на пороге, порывисто схватила за руку.
   - Ник! - в ее голосе слышно отчаяние. - Мне страшно!
   - Что случилось?
   - Пойдем со мной! Пойдем! Пожалуйста!
   Я иду, пытаясь по дороге выяснить, в чем дело, но объяснения Ольги путаны и бестолковы. Она боится заходить в студию, там поселилось нечто очень, очень страшное. А еще там находится Тадеуш. Он не выходит уже три дня.
   Ольга почти в истерике. Она цепляется за мою руку, захлебывается словами, пытается облечь в них необъяснимое. Я шагаю, испытывая смутное предвкушение. Страх и тем более ужас - эмоции, которых нет в моей коллекции треков. Не знаю, есть ли в этом мире то, что может напугать сервис-оператора.
   Тадеуш живет в собственном доме на окраине. Старое, почти столетнее здание, два этажа, нижний облицован красным кирпичом. Студия в саду. Я мягко беру Ольгу за плечи и завожу в дом.
   - Подожди здесь.
   Она покорно кивает, темные блестящие глаза глядят на меня с надеждой и тревогой.
   На подходе к студии мои аудиосенсоры регистрируют звуки в высокочастотном диапазоне на грани человеческих возможностей по восприятию сигнала. Запускаю аудиометрию и регистрацию. Сила и высота звука постоянно меняются, сам сигнал наполовину забит информационным мусором и случайными шумами, но я все равно могу провести дешифровку.
   Мне не нравится то, что я слышу.
   Белый дверной проем ясно виден в подступающих сумерках. Дверь приоткрыта, и оттуда выглядывает чернота, заполненная багряными всполохами. Если бы я был человеком, как Ольга, мне тоже было бы очень, очень страшно.
   Я - не человек, и толкаю дверную створку. Она отворяется без звука, долго и плавно, как в замедленном кадре.
   В студии не горит свет, но детали интерьера можно разобрать благодаря включенному голографическому проектору. Мелькающее изображение отбрасывает на пол и стены короткие алые и зеленые блики. Тадеуш лежит на полу.
   Датчики, расположенные в кончиках моих пальцев, недостаточно чувствительны, чтобы замерить пульс, но это и не требуется. В инфракрасном диапазоне Тадеуш сливается с полом. Такой же холодный и мертвый. Причину его смерти тоже не нужно долго искать. Зажатый в руке высоковольтный разрядник говорит сам за себя.
   Я поворачиваюсь к проекции. Проигрываемый ролик закольцован, после окончания начинается сначала и так снова, и снова. Сейчас в рабочей области видна красно-серая муть, из которой выступает рука. Пропорции неуловимо искажены, изуродованы. У человека такое зрелище должно будить безотчетный страх, но я не человек. Я могу замерить составляющие и сказать, что именно не так в этой картинке, почему она может смущать и пугать. Рука, спина, кусок щеки, мятая пакля волос. Кажется, существо сейчас повернется, и почему-то очень не хочется, чтобы оно это делало. Аудиоряд подспудно нагнетает атмосферу. Не прочитанный разумом сигнал давит на психику сильнее, чем любой другой...
   Существо поворачивается на долю секунды, смотрит пристально и в упор на меня, кадр мигает и сменяется, но я успеваю зарегистрировать изображение лица. Оно отвратительно, уродливо, искажено и неуловимо похоже на лицо Ольги.
   Дальше неинтересно. Тягучая красная жидкость, подрагивающая человеческая плоть, шевелящиеся обрубки пальцев... Смутные образы, призванные обращаться к подсознанию, а значит непонятные мне. Я протягиваю руку и выключаю проектор.
   Кажется, я знаю, что убило Тадеуша. Вопрос один - что мне с этим делать?
  
  * * *
  
   У Антона дома не убрано. Он не любитель порядка, и он вторую неделю пьет.
   - Ты все-таки смог превзойти его, - говорю я.
   Антон молчит и смотрит на почти пустую бутылку с сосредоточенной яростью.
   - Ты все правильно рассчитал. Когда в студии АВИ-художника проигрывается фрагмент инсталляции, никто не задается вопросом, откуда он взялся.
   - Никто? - хрипло спрашивает он.
   - Никто. Даже Ольга.
   - А что сделали с ней?
   - С Ольгой?
   - Нет. С моей работой.
   - Уничтожили, как представляющую опасность для психики.
   - И ты ничего не сказал? - Антон криво ухмыляется.
   Я ничего не сказал. Меня никто ни о чем не спросил, а я промолчал, хотя сервисное "я" кричало и выло о необходимости сделать заявление.
   - Нет.
   - Но ты понял!
   Я меряю шагами его комнату. Здесь десятки, сотни распечаток. Выдранные куски из известных инсталляций Тадеуша. Частый образ - неправильный и страшный женский силуэт, с волосами похожими на паклю. Есть сгустки тягучей жидкости, изуродованная человеческая плоть...
   - Я понял, - подтверждаю я, поднимая одну из распечаток. Я знаю, что лицо женщины на ней - это лицо матери Тадеуша. Об этом много писали критики, и даже высказывались психиатры. - Я понял все еще в студии. Тадеуш никогда не сделал бы ее похожей на Ольгу.
   - Это самое изысканное убийство, из всех, о которых мне когда-либо приходилось слышать, - говорю я.
   - Да уж... - Антон опрокидывает стакан, доливает остатки портвейна из бутылки и достает "Морфей". - Можешь забрать декодер.
   Я принимаю из его рук опасную вещицу.
   - Жаль, что я не уничтожил его прямо в магазине, - говорю я. И понимаю, что уже не могу назвать Антона своим другом.
   - Если бы знать, - с тоской шипит он сквозь зубы. Потом начинает смеяться. В его смехе нет веселья, только издевка и горечь.
   - Знаешь, что самое смешное, Ник? Я сам себя надул! Я создал гениальнейшую АВИ, но я - никто, - голос его падает до шепота. - Когда я впервые включил его, - короткий кивок в сторону декодера, - то все понял. И понял, что в этом мире есть место только для одного из нас.
   Я молчу. Во всем этом есть и доля моей вины.
   - Но я ошибся, Ник. Я выбрал не того парня! И теперь он мертв, а я... Я пуст. Как бутылка, - он в ярости швыряет пустую бутылку в стену, и она разлетается темно-зелеными брызгами. - Я больше никогда не смогу создать ничего настоящего, Ник, - горько признается Антон. - Ни-ког-да.
   "Никогда" - это приговор. Я не знаю, что ему ответить. Антон сам уничтожил своего демона. Теперь ему нечего сказать миру.
   - Я думал пойти, проверить, что же есть интересного на восемьдесят четвертом этаже, Ник. Но я трус. Я боюсь, что когда открою глаза на том свете, он будет ждать меня.
   Антон достает еще одну бутылку, рывком выдергивает пробку, пьет прямо из горла.
   - Прощай, - говорю я и ухожу.
  
  * * *
  
   Пять лет - это много для человека. Я не знаю, что сейчас с Ольгой, и где она. Судьбу Антона проследить было легче, о нем поначалу много писали. Потом перестали. Люди быстро забывают кумиров прошлого. Я знаю - он не создал ни одной АВИ с тех пор, как умер Тадеуш. И не создаст никогда.
   Я не человек, я - память. Сумма всех событий, случившихся когда-либо со мной. Года обволакивают, обтекают меня. Я - камень в потоке времени. Не человек и не машина. Сервис-оператор.
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"