Рыбкин Алексей : другие произведения.

Дивовид

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.87*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    А это та самая недописанная книга...
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 1 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Это было давно, когда люди не любили спешки и разговоров о деньгах.
   В лесу дремучем стояла небольшая изба и жили в ней охотник Щирота
  и жена его Росица.
   Как-то в начале лета встал Щирота на заре, чтобы силки проверить и ловушки.
  А спалось как-то нехорошо и тяжесть в голове осталась. Пошел он к роднику
  сполоснуться - смотрит, а там сухо. Опешил слегка - сколько живут здесь,
  такого не было. Подивился, пошел дальше.
   Утро свежестью не балует, душное ; росы нету, ветра тоже. Ни шороха, ни
  звука - тишина мертвая. Хоть сам ложись да помирай.
   Щирота головой потряс, изгоняя сон и зашагал упрямо по знакомой тропке.
  Ловушки были пусты, он предвидел заране, но проверял их одну за другой
  с непонятной горячностью. Везде ждала его лишь тишина да запах земляники над
  полянами. Уже повернув назад, присел у муравейника. Ни одного муравья !
  Что же случилось, если в веселом сосновом лесу остались только запахи ?
  Он уже почти бежал, предчувствуя страшное, когда показался дом.
   Росица сидела в горнице у туеса с земляникой, бессильно уронив руки
  на колени, и бездумно смотрела в одну точку. Щирота сел рядом. Жена молча
  прижалась к нему. Лучи переползали из одного угла светёлки в другой, долго
  тлел закат за окном и проступали звёзды, а они всё сидели, почти не шевелясь. Уже совсем стемнело, но боязнь держала за сердце, и они не решались лечь спать.
   И вдруг сверкнула молния и гром взорвался страшными раскатами. Весь дом
  тряхнуло и ... снова тишина.
   Охотник вышел на порог. Небо безмятежно сверкало звёздами. Как и днём :
  ни облачка, ни ветерочка.
   - Даждьбоже ! - зашептал сухими губами, пятясь в дом, голоса своего пугаясь.
   И тут возникли новые звуки. Что-то знакомое - ребёнок плачет, что ли ?
  Жена выскочила из дверей и побежала на голос. "Стой !" - хотел крикнуть,
  да горло пересохшее не послушалось. Схватил копьё и пошел за ней. Ноги, как
  чужие, болтались где-то сзади, цепляясь за каждый корень.
   А вот Росица идёт навстречу, прижимая к груди всхлипывающего ребёночка.
  Даже в неверном свете звезд видно, каким счастьем дышит ее лицо. Вошли в дом, разожгли лучину.
   - Даждьбоже! - вырвалось второй раз.
  Что за зверёныша подобрали они в этот жуткий час ? Четыре рыжие когтистые
  лапки, туловище лосёнка, но бесхвостое, а дальше, где должна быть шея, еще
  одно туловище - человечье ! И головёнка человеческая - лысенькая; красненькое личико сморщилось в плаче.
   Но как изменилась жена ! Как блестят глаза ее, как нежно она укачивает
  неведому зверушку, напевает что-то ласково и мечтательно.
   Щирота помрачнел. Такого отпрыска иметь нельзя, это ясно, как божий день.
  Но разве отнимешь его у истосковавшейся Росицы ? Своих детей сколько лет
  уже нет, да и будут ли ? Пусть поняньчится немного.
   Он взял крынку , лучину и пошел доить коз. Разве успокоится дитя, если не
  покормить ?
   Но пока он управлялся, плач затих. Вернувшись, Щирота увидел, что жена дала найдёнышу грудь. Поставил молоко на стол рядом с ней. Жена не отрывала глаз от малютки и словно вся светилась изнутри. А тот сосал так жадно, так
  старательно, выставив вверх ручонку с пухлой ладошкой и крохотными
  пальчиками, сложенными в диковинную фигуру, как это умеют только младенцы.
   - Может, молочка ему дадим ? - странно робея, спросил охотник.
   Росица посмотрела на него как-то рассеянно, словно не поняла, и только
  тут он заметил, как в уголках ротика дитяти перед глотком выступают белые
  капельки.
   - Даждьбоже, Стрибоже и Чернобоже !
  И стал он для них сыном, а назвали его Дивовидом.
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 2 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Рос Дивовид быстро и радостно. Все премудрости детства схватывал жадно
  и на лету. Через год уже вскачь носился по траве и болтал с родителями бойко
  и на удивление правильно.
   Чуть услышит шорох какой в кустах, - опрометью туда. Возвращается и давай
  спрашивать: а что это ?, а кто это ?, а где у него хвост ? Как-то вытащил из-под коряги гадюку - Щирота чуть не поседел. Но обошлось, не ужалила.
  За зайцами, за мышами гонялся Диво с восторгом и упоением.
   Веселье лилось из него струйками смеха.
   И уродцем больше не казался.
   А вечерами требовал, чтобы Росица спела что-нибудь или сказку рассказала.
  Щирота все удивлялся, как много знает его супруга всяких баек.
   Скоро, очень скоро стал проситься Диво на охоту. Щирота долго отнекивался, - шумишь, мол, сильно, повадок звериных не знаешь.
   - А чьих повадок не знаю ? а что надо знать ? а ты всё знаешь ?
  ну расскажи - и я узнаю ! я и тихо умею - вот увидишь ! а мы лису поймаем ?
   - Нет, Диво, еще рано тебе - опасно это, а ты из лука даже стрелять не
  умеешь.
   В тот день, когда сказал эту фразу, пришлось делать лук и стрелы сыну по росту. И каждое утро маленький упрямец теперь упражнялся, заставляя тетиву
  петь песнь попадания. А к концу недели теребил отца - конечно, он называл Щироту отцом - ну, посмотри как у меня получается ! я уже научился ? И тот шел, и требовал попасть в цель десять раз кряду. Если Диво попадал, Щирота отходил на три шага дальше от мишени и сам посылал десять стрел в белое пятнышко заячьего хвоста, прицепленного к дубу.
   - Повторишь ?
   Диво покорно передвигался на новое место и старательно стрелял. Всё это продолжалось до первого промаха. Тогда Щирота разводил руками и уходил, чтобы не видеть, как глаза ребёнка наполняются слезами .
   Через неделю-другую всё повторялось.
   Но с каждым разом Диво держался все дольше. И, чтобы вознаградить его усердие, Щирота стал брать его иногда на проверку ловушек. А по дороге показывал приемышу следы, норы разные, гнезда. Диво смотрел и слушал старательно, слегка приоткрыв от любопытства рот. И сразу принимался дотошно распрашивать. Вопросы выскакивали из него, как звонкие горошины. Молчун же Щирота ответы из себя выдавливал с натугой. Но как промолчишь, когда эти глазёнки горят таким интересом !
   Так, день за днём катилось их время, складываясь в годы.
   Прошел и тот день, когда проходили они знакомой тропкой и Щирота, силясь объяснить, почему ласточка не может взлететь с земли, услышал тревожный шепот: "Папа - рысь !" и едва успел выхватить нож перед самым прыжком зверя.
  Прошел и день, когда, проверяя успехи сына в стрельбе из лука, Щирота
  промахнулся первым (кажется, Диво было десять лет). И день, когда прозвучал впервые роковой вопрос: "А почему я не похож на вас с мамой ? ", прошел тоже (к счастью, удалось как-то отвлечь внимание).
   А было и такое ...
   Как-то Щирота возвращался домой с двумя зайцами за поясом и услыхал рядом на полянке какую-то возню. Он двинулся на шум, раздвинул куст лещины, и увидел большой шевелящийся ком бурой шерсти, из которого иногда выглядывали ... руки. Ком распался и соединился снова. И оказалось, что состоит он из трех медвежат и Диво. Лицо у Диво было красным, потным и довольным. Эта веселая борьба нравилась, видно, и медвежатам.
   Щирота же забеспокоился: как бы не расцарапали друг друга сгоряча - когти у медвежат вон какие.
   И тут из-за дерева с противоположной стороны поляны вышла медведица. Она заворчала угрожающе и двинулась к резвящемуся с её малышами Диво.
  Щирота схватился за лук и тоже сквозь кусты ввалился на поляну.
  Шорох веток и новый враг исторгли из медведицы громкий и протяжный рёв. Но то ли вид у Щироты был очень решительный, то ли еще почему она остановилась.
  На том все и замерло: родители, сверлящие друг друга страшными взорами, а между ними раззадоренные дети радостно катаются по траве. Сколько это тянулось, неясно. Дети ничего не замечали и уставать не собирались.
   Щирота, постепенно вновь обретший способность думать, решил как-то
  вмешаться. Не стоять же здесь до темноты с раздутыми ноздрями и единственной
  мыслью в голове: "Если она двинется, попаду ли с первой стрелы в глаз ?"
   И он тихонько позвал:
   - Дивовиде ! Идем... мама ждет.
   Но только на третий раз Диво откликнулся, стряхнул с себя медвежат и поплёлся к отцу недовольный.
   - Мы так играли...
  
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 3 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   И наступило двенадцатое лето.
   Ростом Дивовид был уже с отца. Широк грудью, в талии узок. Ниже талии,
  где начиналось в нем звериное, - короткая блестящая шерсть : на крупе -
  черная, на лапах - рыжая. Мать сшила ему из холста короткую рубаху и
  что-то вроде попоны, скрывающее круп.
   На дерево влезал не хуже рыси, бегом догонял оленя. На охоте стал первым
  помощником. Там, где Щирота брал опытом, Дивовиду помогало удивительное
  чутье.
   Так вот, в двенадцатое это лето появился у Диво брат. Росица вновь
  расцвела, как когда-то, Щирота несколько недель ходил сам не свой от
  радости. Диво же стал будто не нужен никому. Долгими часами бродил он по
  лесу, втайне надеясь услышать родной тревожный голос : "Дивушко ! Ты где ?!
  Отзовись !" И что же ? Напрасно...
   "Забыли... Конечно, этот маленький щекастик довольно смешной и забавный;
  ладно уж, потолпились вокруг недельку-другую, поохали - и ладушки. Но месяц
  уходит за месяцем, весна за зимой, а ничего не меняется."
   - Ах, вы посмотрите, кто это у нас уже ползать научился ?!
   - Ах, надо же, два шажочка сделал, хорошенький ты мой !
   - Ах, послушайте, он говорит: "Мамусе хеба дамм !"
   "А как возьму, как уйду в город - посмотрим, что они запоют !" - думал
  Диво, упиваясь горечью .
   И ушёл.
   ...
   О городе он знал из разговоров старших. Назывался город по речке, на
  которой стоял - Смурянь. Туда иногда ходил Щирота и менял соболиные шкурки
  на разные нужные вещи. А ещё, сказывал он, есть там огромная изба, где
  могут жить сразу сто человек, но живет один только князь.
   И всплывали песни детства с героями-силачами, что защищали города от
  змеев летающих и чужестранных татей. (Скоро Росица будет петь их братику).
  Но когда Диво просился с отцом "хоть одним глазком посмотреть", родители
  почему-то пугались и говорили "нельзя". А посмотреть хотелось.
   И вот отец пошел в город за подарками - ведь малявке Хорту сравнялся год.
  Вернулся довольный, какой-то размякший - и сразу к малышу со своим мешком.
  Тут-то Дивовид и решился - уйду. Он ведь, если что, легко находил отца в
  лесу - на нюх по следу. Так и дорогу в город найти можно, пока
  след свежий !
   Он бежал, бесшумно отталкиваясь лапами от опавшей хвои, травы,
  перескакивая через корни и коряги. Ему было легко на душе от собственной
  решимости. Обиды останутся здесь: в избе, у родника, на исхоженых полянах,
  на дубе, истыканном его детскими стрелами, а он увидит огромную княжью избу
  и богатырей-героев, и святилища богам, и лодьи, и все то, о чем рассказывали
  мать с отцом.
   Туман сладких предвкушений немного рассеялся, когда Диво начал уставать.
  "Этак скакать козлом - не доберусь никуда !" Перешел на легкую рысцу.
  Захотелось есть и пить. Стало жалко себя, одинокого, в чужих уже, незнакомых
  местах.
   "Наверное, и родители хватились, ищут. Хотя нет - не нацацкались ещё, до
  темноты точно не отлипнут от своего любимчика. Лук со стрелами взял -
  значит, еды добуду. Времени только жаль - след-то стынет. А если сейчас
  отступлюсь - может, и не решусь больше."
   И до села, где жил отцов брат Микула, дотащило Дивовида воспалённое
  упрямство. По дороге в город и обратно Щирота ночевал здесь. Конечно,
  не стоило мелочиться и заходить сюда ( разве что по пути назад ),
  но след ... Диво был пленником следа, и потому послушно зашёл в село.
   Издали учуяв чужака, забрехали во всех дворах собаки. У крайнего дома
  стоял мальчишка лет семи в испачканной льняной рубахе и смотрел на Диво
  вытаращенными глазами.
   - Тятя, тятя ! Гляди !
   Изо всех дворов, из окон на диковинного гостя выкатывались любопытные
  взгляды. Надрывались собаки, стараясь, впрочем, держаться подальше.
  Корова, сонно жевавшая траву, завидев странника отшатнулась, заорала вдруг
  дурным голосом и в ужасе бросилась бежать. Какой-то сорванец выскочил
  из-за ограды и погнался за Диво. Он схватил с дороги ком земли и запустил
  в широкую спину пришлеца. Когда же тот обернулся, скорчил рожу и закричал:
  "Убирайся, страхолюдок !" Диво слегка растерялся. Почему-то не хотелось
  шлёпать этого противного мальца на глазах у всей деревни. Он решил побыстрее
  покинуть ее и прибавил ходу. За ним с улюлюканьем устремилось не менее
  десятка почуявших потеху пострелят.
   "Урод ! Урод !"
   "Раскоряка !"
   "Лешачина !"
  И - швыряют, чем ни попадя.
  У одного дома след вдруг пропал. "Видно, здесь дядя живёт ... Это
  сегодняшний след кончился, и мне нужен теперь вчерашний ..."
  Диво остановился и стал принюхиваться.
   Стая мальчишек тоже с бега сбилась, смешалась. Но самый первый, снова
  крикнув: "Убирайся, страхолюдок !",- подбежал и шлёпнул кулаком по лапе.
  Остальные загалдели и стали приближаться тоже. Диво обернулся, чтобы шикнуть
  на них, и заметил широкий замах кого-то из взрослых.
   Копьё угодило бы ему в грудь, не отскочи он в сторону.
  В несколько прыжков лапы вынесли за околицу к зарослям ивняка. Что-то еще со
  свистом летело вслед. Диво, распластавшись, прополз под кустами до речки,
  и прыгнул в воду. Он уже вышел на песок противуположного берега, когда,
  ломая кусты, к воде высыпало полтора десятка мужчин и дюжина собак.
  Взвились стрелы. Пришлось еще бегом пересечь довольно широкую полосу песка,
  чтобы скрыться из виду преследователей.
   "Ну вот, сходил в город ! След теперь не взять... "
   А от села выходили на воду лодки. Люди и собаки не хотели отступаться.
  Весла, похожие на лопаты, мелькали в воздухе, азартные возгласы и звонкий
  лай поднимали в небо птиц.
   Охота ! Большая охота !
   Диво пустился бежать вглубь леса, чтобы поотстали люди. Псы не отстанут,
  но с ними легче - они не метают копий и стрел. Не меньше часа гнал он,
  скакал по буреломам, выбирая места непролазные, для собак неудобные. Когда
  лай стал уже еле слышен, влез на дерево - поглядеть, где река. Увидеть
  не увидел, но запах воды, несомый ветерком, пощекотал ему ноздри.
   Диво достал из кожаного мешочка тетиву и надел на лук - на случай, если
  настигнут псы. Неспешно, стараясь не шуметь, потрусил к воде. Вот и берег
  со степенно пьющим лосем. Чайка носится над рекой и ныряет за рыбой.
  Тетиву - назад в мешочек. "Подвинься, сохатый !" С разбега, со всего маху,
  в набежавшую волну - плюх ! Ловите теперь, охотнички !
   На другой стороне сразу вылезать не стал, спустился по течению
  ниже. Ладно, удрал, а дальше что ? Ночь перемочь, да спозаранку домой,
  домой ! Село обойду как-нибудь. К маме прижмусь, и больше никуда ни шагу.
   ...Не зря пугались, в город водить меня не хотели.
  Сумерки уже взялись душить цвета - пора устраиваться на ночь. А есть-то
  как хочется ! Кажется, лося того до костей бы обсосал !
   Нашёл ежевики немного, не так наелся, как соком испачкался. А спать
  полез на дуб - там на развилке местечко удобное, укромное.
  
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 4 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Утром опять полез в ежевику, сыроежек поискал и наткнулся вдруг на
  тропинку. Не похожа тропинка на звериную, да и пахнет странно. Порыскал
  вокруг, поразнюхал. Да не по ней ли батюшка в город ходил ? Запах слабый,
  запах старый, еле уловимый меж других, но это его запах ! И будто душу
  завернули в теплую шкуру, спокойно стало, уютно.
   А чего я так испугался ? Почти полдороги к цели одолел. Дойду уж остаточек.
  К жилью человечьему приближаться не стану, ученый. Погляжу на город издали
  да вернусь.
   Бодрость утренняя тоже в бок толкает - ну, cтупай же ! Cтупай !
   Пошёл Диво судьбе своей навстречу не тропой, где ходят все, а поодаль -
  за кустиками, за деревьями. Недолго шёл еще, как услышал топот.
   По тропе пронеслись два всадника в кольчугах, островерхих шлемах, с прямыми мечами на поясе. От них пахло гарью и тревогой. Видение это поразило Дивовида. Он принял их за огромных двуглавых зверей. Какое-то время он не мог двинуться с места, ничего не видел и не слышал. Снова и снова летели перед внутренним взором его дивные создания, похожие на богов. Дальнейший путь был скрашен теперь сладкими мыслями о том, как подружатся с ним существа, в чем-то подобные ему. И никто не посмеет кричать ему обидное и травить собаками.
   Спутал мысли снова появившийся запах гари. Он усиливался, но никакого костра не являлось. Лес горит ? Но где ? Диво пробежал еще несколько сот шагов, и лес кончился. Перед ним лежал покатый спуск в речную долину. Там на каменистом уступе высился венок из бревенчатых стен с башенками. Пониже венка уступ был стянут поясом из таких же стен. А между венком и поясом теснились деревянные дома, такие маленькие издали. Оттуда, из этого промежутка и валил дым, а иногда зловещий кривой язык высовывало пламя.
   "Город горит ! Я из тех, кто видит его в последний раз !"- думал Диво
  и дрожал от волнения.
   А еще долину наполнял невнятный шум: клики, скрипы, лязг железа, глухие
  удары. За внешним поясом стен кто-то копошился. Там стояло три странных
  стожка: один, побольше, белый, два других коричневые.
   Диво поднял глаза к небу и поблагодарил богов за охорону в пути. И хотя
  чудилось в воздухе что-то жуткое, пострашнее пожара, решил подобраться
  поближе, насмотреться напоследок, пока совсем не исчезло в огне долгожданное зрелище.
   Избегая открытых мест, за кустами, в обход подползал.
   Крики - громче и громче, и ясно за запахом дыма всплывал запах свежей
  крови. В конце концов оказался Диво несколько слева картинки, увиденной
  сверху, на взгорочке. Справа текла речка. А промеж реки и взгорка, у стен,
  рождались крики и хрипы, роились стрелы и камни. Диво поначалу глядел на
  происходящее, ничего не понимая, как смотрят на игру огня в костре. Потом
  оторопевший ум его нащупал смысл событий.
   Прямо перед взгорком томился в ожидании огромный (как казалось Диво)
  отряд конницы. Сначала он принял наездников все за тех же дивных существ,
  пронесшихся в лесу мимо него, но потом с разочарованием заметил, что это
  просто люди, оседлавшие животных.
   "Верно, это и есть лошади !"
  Впереди отряда, уперев руки в бока, восседали на трех белых конях всадники
  в красивых, отливающих золотом кольчугах с узорчатыми пластинами на груди.
  Мечи в богатых ножнах были изогнуты полумесяцем. На шлеме у сидящего в
  средине развевался конский хвост.
   Под стенами города, шагах в двухстах от конной толпы, два десятка пеших
  били толстым бревном в ворота. Верховые лучники, непрерывно сменяя друг
  друга, держали в воздухе стаи стрел, чтобы гнев защищающихся не был так
  губителен для вцепившихся в бревно. Иные стрелы несли с собою пламя, их
  направляли не в людей, но в стены и крыши. А иные тонко противно выли в
  полете. Но время от времени то один, то другой из пеших падал под радостные
  крики со стены, избавленный от трудов своих камнем ли, стрелой ли. Тогда
  кто-нибудь из лучников отделялся от лошади и сменял его.
   Диво поразился, как схожи между собой нападавшие. В посадке темных глаз,
  выражении губ, повадке движений, даже в голосах - во всем сквозило подобие.
  Оно объединяло их и наполняло силой.
   Ворота трещали и понемногу подавались внутрь. На стенах разгоралось пламя.
  Скоро, ох, скоро ворота рассыплются, конница хлынет внутрь, и город, как
  двадцать лет назад, разграбят и сожгут.
   Диво даже заплакал от досады. Потом схватил лук, натянул тетиву и кинулся
  вниз огромными прыжками. Странный и страшный звук, низкий и хриплый, вдруг
  вырвался из его горла и понесся вперед.
   Кони степняков шарахнулись, их строй сломался. А когда Дивовид, все еще
  надрываясь в крике, подлетел шагов на пятьдесят, животные совсем обезумели.
  Они разом ринулись прочь: большей частью к реке и к воротам. Седоков тоже
  обуял страх.
   - Див ! Див ! - кричали истошно многие.
   "Откуда они знают мое имя ?"
  Те, кого угораздило броситься к реке, кувырком посыпались в воду с крутого
  берега, и скакавшие сзади топтали упавших, и сами падали под копыта
  следовавших за ними. Кто уцелел, ловили коней и пускались вплавь.
   Тот же поток, который понесло к городу, смял и опрокинул ломавших ворота,
  врезался в стену и стал обтекать ее с двух сторон. Ушедшие вправо достигли
  обрыва еще более гибельного, чем тот, с которого сорвались их сотоварищи.
   Ушедших влево развернул обратно взгорок, тянувшийся вдоль реки до самых
  стен. Они снова вылетали навстречу Диво, снова в ужасе шарахались кони,
  но тут кое-кто из людей, увидя пагубу свою прямо пред собой, стал стрелять.
   Диво заревел опять - теперь от боли. А еще от страха, что падет истыканный
  стрелами раньше, чем рассеются остатки врагов. Этот страх был последним, что
  отпечаталось в его памяти.
   Кровь покидала его, унося сознание. Рев перешел в бульканье и затих.
  Большое тело повалилось на траву. Дивовид уже не видел, как раздались ворота,
  и конники с прямыми мечами набросились на жалкие остатки чужаков. Как лодьи
  вышли на воду, истребляя спасавшихся вплавь. Как самого его бережно несли в
  город, накрыв полотном, словно покойника.
  
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 5 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Первый раз он очнулся ночью. Успокоился духом сосновых стен, и заснул
  с улыбкой. Второй раз открыл глаза днем и удивился тому, что не хочет
  вставать.
   "Что за новость ?"
   Попробовал шевельнуть рукой - слушается, но вялостью окутана. И тело
  саднит ужасно.
   - Проснулся ! - послышался звонкий голос. - Есть хочешь ?
   К нему наклонилась худенькая русая девочка-подросток.
   - Хочу.
   - Я принесу.
   Легкие босые шаги, скпипнула и затворилась дверь. "А мама где же ?.."
  У Диво защипало глаза, и веки снова потянуло вниз. Стоило дать им волю,
  как они слипались воедино. Пришлось бороться с ними, но они, коварные,
  чуть разойдясь, наливались тяжестью и тут же склеивались опять. Когда они
  захлопнулись в очередной раз, Диво решил схитрить. Он сделал вид, что ему
  ничуть не важно, чем это заняты его веки. Ведь лапы гораздо важнее ! А руки ?
  Они тоже позначительнее будут ! Даже нос ни в чем не уступает векам. Он
  спокойно дышит, не слипается совсем. Повернулся к правой стене - и дышит.
  А на правой стене что ? - Глаза открылись. - Окно ! (Разлепил!)
   - Дивовиде, поешь !
   Это та девчонка.
   - Только все остыло давно. Уж скоро смеркнется. Здоров ты спать !
   Значит, пока он боролся и хитрил, проспал полдня !
   - Откуда ты меня знаешь ?
   - Да тебя уже все знают. Щирота-охотник приходил, просил за тебя. А вот,
  гляди, лук твой - не потерялся. Что ж ты так и не выстрелил ни разу ? Может, не так бы много ран было ... Ты хоть и спас город, напугал всех очень. Так со страху думали порешить тебя.
   - А эти, с кривыми мечами, откуда меня узнали ? Кричали ведь : " Див !"
   - Почем мне знать ? А меня зовут Злата. Я за тобой ухаживать буду.
   - Зачем ?
   - С такими ранами ходить тяжело. Я тебе еду носить буду.
   - Я лучше сам ...
  Он попытался встать, и тут же боль пробежала по груди, по рукам, холодный пот
  слабости оросил спину. Сон навалился бесцеремонно, зная, что противиться ему
  не будут.
   Целую неделю Диво не мог подняться со своей постели из медвежьих шкур.
  Иногда разговаривал со Златой, иногда ел, иногда рассматривал кусочек
  неба в окне, но больше спал. Несколько раз заходил знахарь, молчаливо
  оглядывал хворого и уходил. Злата потом передавала, как удивляла всех
  быстрота заживления ран. Да и много чего узнал от нее Диво, пока возвращались
  к нему силы.
   Как Добривоя с дружиной призвали княжить во Смурянь много лет назад. Как
  потом изгнали его горожане за невоздержанность во гневе. Как после этого
  пришли из степи хазары, пожгли город, многих в полон увели. Как князь
  отстроил город и, выдав дочь, породнился со свеями. Как появились у него в
  дружине две сотни свеев с воеводой Асмундом и такую власть забрали ! Не
  скажешь сразу, кто главней сейчас - Асмунд или Добривой. Еще узнал Диво,
  что Злата сиротой осталась. Отец гриднем княжим был и в бою полег. Мать и
  упомнить тяжко - давно отошла, болела. И живет она теперь при княжьем тереме,
  ибо очень ценил Добривой ее отца. Но хлеб не даром ест: помогает на кухне,
  в горницах прибирает.
   Глядя на эту быструю смешливую девчонку, никак нельзя поверить было, что
  живет она у чужих людей одна-одинешенька.
   "Я бы не сумел так", - думал Диво,- "Вот поднимусь - и домой, в лес !"
  А уж какими смешными казались теперь обиды на малютку Хорта !
   В день, когда Дивовид поднялся на ноги, к нему явился князь. Диво узнал
  его сразу, хоть никогда еще не видел. (Он будто вынырнул из рассказов Златы.)
  Это был тяжеловатый человек крепко за сорок с широким веснушчатым лицом.
  Он двигался уверенно и неторопливо. Рубаха на нем была сплошь покрыта узором,
  затейливым и в то же время строгим. На широком кожаном поясе висел меч в
  богатых ножнах. Красный плащ, сколотый на левом плече серебряным оленем,
  доставал до красных же сапог. Зеленые глаза уперлись Диво в переносицу.
   - Здоров будь, Дивовиде ! - задвигалась пышная рыжая борода и хрипловатый
   голос выпорхнул из-под рыжих усов, - я Добривой.
   - Здравствуй, княже.
   - Пришел благодарить тебя. Не знаю, сколько народу погибло бы, кабы не твоя
  помощь... Вот уж, всем дивам Диво !
   Князь замолчал, поправил серебряный обруч в волосах и продолжил:
   - Ты был слаб, и я не позволял тревожить тебя. А теперь хочу сделать тебе
  подарок. Судома !
   Вошел закопченный дочерна Судома. Был он темноволосый, низенький, но с
  широченными плечами и толстыми жилистыми ручищами. Никакого подарка Диво не
  заметил в этих ручищах. А Судома достал какую-то веревочку и принялся
  обмеривать Диво точь-в-точь, как делала это Росица, когда шила сыну рубаху.
  При этом закопченный Судома с любопытством зыркал из-под опаленных бровей
  и одобрительно крякал. Потом он кивнул князю, повернулся и, так и не сказав
  ни слова, вразвалочку вышел из комнаты.
   Князь, усевшийся во время обмера на лавку, смотрел на Диво и улыбался в усы.
  Он явно ждал, что скажет Диво.
   - Рубаху какую, что ли ?.. - начал неуверенно Диво.
   Добривой захохотал.
   - Ага, рубаху, ... железную, ... кольчуга называется ! Судома самые ладные
  кольчуги работает !
   Восторг, написанный у Диво на лице, его загоревшиеся глаза были, кажется,
  тем ответом, на который рассчитывал князь.
   - А пока подарок не готов - поживи у меня еще !
  
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 6 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Так и остался Диво у князя. Стал на улицу ходить, город осматривать.
  Потом как-то заметил, что княжьи кмети после полудня иногда собираются
  кучей и с мешками за спиной уходят к лесу. (До полудня на полях работают).
  Возвращаются нескоро - в сумерках уже - возбуженные, раскрасневшиеся.
  Решил сходить за ними, все боялся - заметят да прогонят. Заметили.
  Переглянулись, посмеиваясь. Смолчали.
   Шли недолго и вышли к поляне обширной. А с краю на ней дуб толстенный ветки растопырил. Вкруг дуба - низенькая травка: все больше подорожник,
  а на ветвях виднелись ленточки, косицы, сплетенные из кожи и выбеленные
  солнцем человечьи черепа.
   Свейские воринги стали кругом дуба, один из них надел шапку с рогами
  в стороны и принялся громко говорить что-то сквозь седые усы в сторону дерева. Затем он стал вопросительно вскрикивать, обернувшись ко свеям. Те хором дружно орали ответ, обычно односложный ( и ответов набрался не один десяток ).
   Когда они смолкли и взялись за руки, их охватил круг из остальных, тех,
  кто до этого только стоял да слушал. Круги эти двинулись: внешний - по ходу
  солнца, а внутренний, свейский - насупротив. Сначала люди шли медленно,
  нащупывая общий строй. Потом стали ускорять и ускорять шаги, пока не понеслись во весь опор. Диво смотрел на их степенные, важные лица, на сомкнутые поджатые губы и чуствовал, как по мере этого танца сливается каждый из кругов в единого неразъятого воителя с душою в срединном дубе.
   Седоусый свей хрипло прервал колоброжение, когда все взмокли и тяжело
  дышали. Люди рассыпались по траве и отдыхали молча.
   А после - пошла потеха... Кто боролся, раздевшись по пояс, кто из лука
  стрелял, кто метал нож или топорик в колоду. Некоторые бились тяжелыми
  дубинами - и всем этим заправлял чернобородый Асмунд-воевода. Он указывал,
  кому с кем схватиться, кому чего метать, иногда хмурился и бил по руке
  неловкого, а иногда самолично показывал какой-нибудь удар.
   Дивовиду захотелось пострелять, но плетеные из соломы шарики показались
  слишком легкой целью. Тут зашумели, загалдели вокруг, увидев, что опущен
  лук, а тетива его молчит, и многие принялись осмеивать и трусостью пенять.
  Тогда Диво быстро, поверх голов топчущихся стрелков, всадил по стреле
  в каждый шарик и с напускною скукой снял тетиву с лука - мол, делать-то
  больше нечего.
   С тех пор он всегда ходил на сборища у священного дуба. С борьбой
  придумали так: в самом конце человек пять-шесть разом наваливались и пытались скрутить чуду-юду. Если долго не справлялись, Асмунд подмогу подсылал. Домой потом еле ноги волочили.
   Насмотрелся Диво вволю на ратные забавы, на ловкость и силу людскую.
  И приметил, что трёх родов бывают кмети, а отличаются взором. Одни спрятать
  его норовят, в "бою" уступают сначала, но держатся крепко, и могут, измотав,
  одолеть. Другие смотрят прямо, наскакивают оголтело, да если быстро не взяли
  верх, теряют силу и прыть. Третьи - самые странные. У них будто пятнышко
  тёмное блуждает во взгляде. И в раж они редко входят, стараются, но не
  вполную. Потом о них узнал - те это, кто в бою лицом к лицу врага зарезали.
   Но был один, ни на кого не схожий. Мирославом звали, из местных охотников.
  Выделялся из всех особой повадкой - сух и лёгок - но хищной лёгкостью волка.
  И сила в худощавом нежданная - как-то боролся с толстым Мотей и выше головы
  подкинул грузного. Зрившие все ахнули. Так вот, и взор у Мирко был инакий,
  будто звериный. Диво подумал, впервые увидя: "Не человечья у него душа !
  А у меня ?" И часто в воду смотрел на отражение своё, да всё понять не
  мог, куда глазами склонен. Раз одно кажется, вдругорядь иное...
   Постепенно углядел Диво такое : Асмунд делил всех на две доли. В меньшей
  были свейские воринги да лучшие бойцы-славяне. Из остальных иногда выделял
  кого - и добавлял к своей доле. Некоторых вертал обратно в общий круг.
  Задания у Асмундовых были потруднее, но делали они их так лихо, что прочие,
  рот раскрыв, останавливались иногда, засматривались. Тогда Асмунд орал,
  лентяями обзывал, но вид имел довольный. Ни Мирко, ни Диво в малую долю так
  ни разу не пригласил воевода. Многие на это плечами пожимали, не понимая,
  как таких ухарей распознать не может чернобородый свей.
   Но вот Судома сделал, а Добривой подарил ему кольчугу с большой узорной
  пластиной на груди. Дивовид не снимал её дня четыре, ходил красуясь, но потом сложил в угол, и всё лето не касался - возиться долго: пока наденешь, пока застегнёшь...
   А когда появились друзья, новая жизнь поглотила его, как большая щука.
  К семье своей, в родимые чащобы, ходил он всё реже. Как мог помогал, но
  больше трех дней не оставался: влекло в Смурянь.
   Друзья же были ему - Искрень да Ньяль. Искрень в Смуряни и родился, с
  родителями жил и родичей перечисляя, сбивался, всех упомнить не мог, а
  Ньяль из полночных краев вслед за Асмундом прибыл. Он быстро здешнее наречие
  освоил и на особицу гордо не держался, как прочие свеи.
   Оба дружка безусые еще, тонкие, гибкие, с волосом на голове светлым. Искрень чуть темнее только и кудрявый.
   Скуки не знали. Каждый день находили себе занятие.
   Строгали стрелы, луки ладили. Помогать ходили Судоме-чуженину в кузницу.
   Убегали часто в лес, иногда охотились, иногда, сложив костёр, разговаривали
  допоздна о странном и смотрели на пляски огня. Искрень и Ньяль выдумщики,
  все друг перед другом хорохорились, кто почуднее измудрит сказание.
  Дивовид был судьёй. Притворяться не умел, и на лице его читали себе оценку.
  Некоторые рассказы удавались так хорошо, что Дивовид просил повторять.
   На речке любили купаться. Ныряли вдогон друг другу, кто дальше аль быстрее.
  Тут шестилапый впереди всегда оказывался. А самая любимая его уловка была:
  посреди реки выныривать медленно-медленно со скрещенными на груди руками,
  пока до пояса не высунется, и так замирать, будто на твёрдом дне стоит.
   В один из дней, когда воевода ускакал со своими в полюдье, отчего на поляне
  у дуба игрища схлынули, придумалось друзьям в лазутчиков играть. Выбирали
  кого-то, да хоть Мезеню хромого или Мирослава, и давай следить: куда ходит,
  да что делает, а быть замечену нельзя - считай, убитый. Потом костёр разводить и дичь к нему искать будешь !
   Так выведали они, куда девушки купаться ходят, и тут уж глаза им разгорелись, как на проводах зимы костёр. Нарочно стали в жаркие деньки приглядывать, когда юницы на омовение устремятся. Диво не очень понимал, почему у друзей его так перехватывает дух и вытягивается шея, когда те из кустов всматриваются в плещущихся девиц. Ему не казалось это занятие захватывающим, он всё пытался пойти подглядывать за другими людьми, но Искрень со Ньялем, краснея, только головами мотали. Тогда он предложил под водой подбираться к купальщицам поближе, а дышать через пустотелый тростник. Потом ввели ещё условие - дотронуться незаметно до кого-нибудь. И наконец, самое трудное, пятку пощекотать. Иногда удавалось. Как тогда возбуждённо, наперебой, обсуждали они свои "подвиги".
   Но тут пошли по городу слухи, что мавки в реке поселились. Девиц многих перестала родня отпускать. Щекотание пятки пришлось отменить.
   Явились служители Ярилы к реке. Заклинали, травы жгли. Козлёнка зарезали.
  Трое друзей на это прыскали в кулак. Потом в лесу у костра Ньяль передразнивал заклинателей, а Диво с Искренем катались от хохота по траве.
   А когда насмеялись, предложил Искрень вдруг побрататься. Чашу из-за пазухи
  достал. Они в глаза друг другу посмотрели, согласно кровь смешали, и стало
  так.
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 7 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   В том году, когда стаял снег, Диво впервые услышал Зов Весны. До сих пор
  он только дивился, глядя на брачные битвы оленей и туров, на самозабвенное
  токование глухарей да свадебные журавлиные танцы. Побратимов на смех поднимал, когда замирали, на купальщиц гибких глядя. А тут у самого кровь винтом свило.
  Диво и раньше женщину от мужчины мог по запаху отличить, а теперь
  он стал женщин за много саженей чуять. И мучительно ему тогда, и сладко,
  и голова кругом идет. Что-то сжимается в груди, сердце замирает и
  проваливается куда-то вниз. Или, напротив, распирает всего от радости, и
  хочется куда-то нестись вприпрыжку и смеяться от избытка сил. Тогда он сбегАл в лес. Но и там не находил покою. И там в воздухе висела неотвязная, как комариный звон, весенняя одурь.
   К месту ли, нет всплывали перед очами проводы зимы, эти пляски, смех девичий, прыжки через костёр. Он тогда Злате предложил на бычью спину ему усесться, как на коня, и перемахнул огонь. Поднялся визг: "И нас, и нас возьми !" И на зависть парням ( а многие отворачивались да губы надували ) всех девиц через пламя вскорости переметал. Как они к спине льнули ! Дальше
  разгорячились: "Ой ждать больно долго - давай по двое садиться !" Пару раз
  и этак скакнул, а тут мостятся самые дебелые - Лагода с Усладой . Тут-то и
  почуял Диво, что прыгнуть толком не получится. Но подскочила Злата, такого
  жару подружкам задала, что никто не донимал больше.
   И вот, пьяною этой весной, Асмунд надумал приучать лошадей, чтобы не
  шарахались Дивовида. Через Ньяля попросил заходить почаще в конюшню,
  и ночевать там, хоть в неделю пару дней. Диво, надеявшийся совсем на другое,
  на причисление к воеводиным удальцам, огорчился. А Ньяль, угадывая мысли
  друга, выдавил:
  - Вас с Мирославом Асмунд не возьмёт к себе. Ему уменья мало - склониться не умеете ! В боях послушание нужно, а вам не укажешь ! Ты вон и телом велик - всех на голову выше вырос, и меток, и силён, и ловкостью не обойдён, а...
   Рядом стоявший Мирко довольно усмехнулся. А Диво поразился:
  - Я - нЕслух ?! Когда ж это я воеводе хоть слово поперёк сказал ?
  - Асмунд людей распознать заранее умеет ! Знаешь, сколько походов у него ?
  Сколько битв ? Скольких он в смертобойстве испытал ?
   "Эх, точно, взгляд у меня, видно, как у Мирко - волчий !"- подумал шестилапый.
  Но Ньяль продолжал:
  - Да не кручинься, брате ! Не вы только двое таковы ! Похвист с братом,
  да Судома, да Асмунд сам...
  - По чём знаешь ?
  - Да вот, знаю. Я тоже умею сразу в душу глянуть ! Оттого с тобою и дружу !
   ... А Диво не очень-то был против лошадей. Они ему понравились ещё тогда,
  когда при первой встрече в темноте леса принял он двух всадников за созданий,
  похожих на себя. Его даже огорчало, что так боятся его красивые звери
  с добрыми мордами. Стал в конюшню приходить, корму подсыпать, воду кадками
  таскать. Как смурянские собаки привыкли к необычной стати пришельца ( а
  яростно поначалу лаяли и кидались ! ), так и лошади постепенно стали позволять
  трепать за гриву, хлопать по боку, угощать овсом.
   Тем временем буйный паводок понемногу ушёл, и зелёное воинство травы
  хлынуло в ложбины, заполонив их своим сочным строем. Лошадей отогнали
  на пастбища.
   Друзья-побратимы родичам Искреня землю вспахать помогли. Диво впрягался,
  а Ньяль с Искренем соху тянули. Так со свистом да со смехом и управились.
  Многие звали потом и им пособить, да отказ получили.
  - Этак всю землю перековыряете ! Будет ! Мы лучше рыбалить станем !
   Пригрело-припекло.
   И вот как-то под вечер собрались девицы тихонечко у речки, в месте дальнем,
  укромном. Побратимы давно уж маялись в нетерпении : когда же молодицам вода
  тёплой покажется, когда они снова откроют свету чудесные свои стати !
  Но ожидания опять не сбылись...
  Девицы принялись собирать цветы и плести из них веночки. Потом, надев венки
  да взявшись за руки, ходили кругом и напевали что-то тихо - слов не разобрать даже. А после собрались у воды ( " ну вот - купаться будут !.." ), и веночки принялись на воду спускать.
  - На жениха гадают ! - догадался Искрень. - Купала скоро !
  А девицы доставали кто коры кусок, кто глиняную мисочку, и разжигали
  из щепочек на них маленький костерок. Затем ставили это на воду в средину
  венка и, затаив дыхание, следили, что будет.
  Дивовид вдруг встрепенулся, похлопал друзей по плечам и с хитрым видом
  пополз к реке. Там, укрывшись под нависшими над водой кустами шумно вдохнул
  и нырнул почти без плеска.
   И вот, перед напряжёнными, горящими надеждой взорами девушек один из
  венков стал медленно отплывать к средине реки. Все заахали, а венок
  вдруг подниматься стал вместе с изогнутым куском коры, где пылало
  заветное пламя. Постепенно из воды появилась голова, затем плечи,
  и, наконец, крепкое туловище со скрещёнными на груди руками. Венок
  оказался одетым на голову Диво, по волосам стекала вода, а макушку освещал
  огонёк с коры.
   Молодицы завизжали, бросились врассыпную, только Злата узнала, топнула
  ножкой, кривя губы, крикнула:
  - Дурень лохматый ! Леший тебя принёс ! - и расплакалась.
   Венок был её.
   Смурянские парни долго смеялась, вспоминая эту шутку, и раз за разом
  просили Искреня рассказать, как было дело. Уж очень потешно тот выкатывал
  глаза, визжал и пищал, показывая то Дивовида, то девиц в изумлении, то
  как Лагода бежала, подол на голову накинув. А Диво дня три ходил, как в воду опущеный. Он совсем не желал насмешек над худенькой сиротой Златой.
   Но вот решился, к ночи отчего-то, пошёл искать её. "Повинюсь - авось, простит ! Вдруг не спит - не совсем ещё тьма сплотилась".
   Подворьем поплутал, два раза к каморке её подходил, скрёбся, - молчок.
  "Завтра с утра пойду ещё ! Ай на речку сбегать ? Искупнусь, а то всё думать буду - долго не засну".
   Выскочил на двор, а справа - между клетей, куда не заглядывает месяц - возня какая-то, шёпот. Голос сдавленый :
   - Ну, пусти ! Отстань, ну пожа... Скажу кня... А-а-...
   "Злата ?"
   Кинулся:
   - Кто тут !
   Мычание, шевеление ...
  На звук приблизился, нашарил чью-то спину, руками обхватил. Отбивается.
   - Диво, прогони его ! - вырвалась из закутка Злата. Голос дрожит, полон слезой.
   А только - "пунньк !" - будто лопнул какой-то пузырёк внутри Дивовида. И руки САМИ, послушные пузырьку, отпустили того, что барахтался в темноте и сложились накрест, и поймали руку, которой тот отмахнулся назад, и затвердев как дуб, с хрустом выдрали из этой руки нож. Невидимый злодей взревел, извернулся и бросился наутёк большими скачками.
   - Мирослав, что ли ? - вырвалось у Диво, когда беглеца обдало лунным светом.
   - Умгу... ты так вовремя ... - Злата, прижавшись к вызволителю, заревела.
   Дивовид гладил её по волосам и говорил:
   - Ну всё, всё уже ! Не плачь ! Больше не сунется ! А я... ну... это... хотел прощения у тебя просить, за веночек.
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 8 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   ...Они бежали и бежали, эти лошади. Час, другой, третий...
  Они не знали устали. Диво уже выбился их сил, еле плёлся, а им хоть бы что.
  Ради него делали привалы. Его латы везли друзья. Было стыдно : он
  задерживал весь отряд.
   Второй день скакали они в полуденную сторону. Собрались же в одночасье.
   Князь явился на поляну к священному дубу, когда игрища были в разгаре. Он
  ехал на белом жеребце. Одет был, как в бой. Остановил коня под дубом и,
  не слезая, молча ждал. Народ постепенно стекался к нему, окружая
  разгорячёнными телами. Асмунд нахмурился - видно, и ему вновЕ, но тоже
  подошёл со своими свеями.
   - Други и соратники ! Не надоело ль вам терпеть налёты воронья степного ?
  Оно гдездится всё ближе, всё шире расправляет крылья. Завтра веду я дружину
  походом - отогнать степняков и гнёзда их порушить. Если кто ещё с нами
  надумает, идите по домам, собирайтесь в дорогу. Харчами не морочьтесь,
  а оружие готовьте. У кого коней нет, скажите Асмунду сейчас. Сколь есть в
  запасе - всех для походу выставлю. Уходим с рассветом.
   И ускакал, только плащ красный мелькнул.
   ...когда вырвались из лесов на травяную гладь, движение стало быстрее.
  Для Диво сделали двуколку с большущими колёсами, которую в очередь тащили
  две приземистые лошади. Отупляющая усталость понемногу отступила.
   Вернулась охота к еде.
   Но из упрямства и стыда Диво продолжал неравную гонку с конниками и падал
  в свою повозку только если начинал отставать.
   И вот увидели кибитки и суету вокруг них. Не отдыхая, надев лишь доспехи,
  ринулись на приступ. Только Дивовиду не дали участия. Князь грозно велел
  ему залечь, схорониться, и выскакивать только если степняки ударят дружине
  в спину.
   Бой окончился быстро. Не успели кочевые собраться, сготовиться. Кто сразу
  бежал, чуя смерть, кто пал у шатров, защищая семью. Бежавших догонять не
  стали, одного лишь, в богатых одеждах, князь велел настичь: конём или
  стрелой. Конём не догнали...
   Разгорячённый Искрень, толком и не вступавший в бой, закричал с пригорка:
  "Табун ! Вон табун гонят !"
   Тут же отрядили людей, табун прижали к речке. Пастухи удрали, но не их же
  и ловили !
   И только после этого вспомнили о Диво. Послали за ним. Он всё лежал в
  в ложбинке, раздумывая. Что, если степняки через неделю только придут,
  чтобы в спину дружине ударить ? Так и лежать тут ?
   - Диво, Диво ! Всё уже ! Выходи ! Куда побежал ? Князь на повозку
  велел посадить да накрыть плащом. Не хочет тебя раньше времени ЭТИМ
  показывать !
   - Вы ж разогнали всех !
   - Может, всех, а может и нет ! Вдруг кто подглядывает исподтишка ? Мы этих
  мест не знаем...
   Перевезли Дивовида - и сразу в шатёр княжий.
   А князь вовсю уже носился, продыху людям не давая. Пятерых отправил
  с табуном до дому. "Гоните,"- говорит,-"побыстрее, но и коней не запалите !
  Мы-то вас прикроем, да вдруг шальная ватага перестренет !"
   Остальных заставил укрепление устроить. А некоторых услал в кибитках
  рыться, да всё оружие, что найдут, отнимать. Дивовиду сказал : "Спи !
  Отдыхай ! А ночью охраной пойдёшь - остальные намаются !"
   Диво через щёлочку подглядывал, что делается. Как, раскрасневшись, таскает
  брёвна Асмунд, как остальные свеи трудятся со всеми наравне (в Смуряни
  такого чуда не увидишь), как быстро растёт частокол на возвышении поодаль.
   Потом уснул.
   В сумерках уже разбудили его Ньяль с Искренем. Они принесли с собой жареное
  на углях мясо и воды.
   - Зажигай свет да поешь с нами, лежебока ! Ты князю не родич, часом ? Уж так он тебя холит да балует, пуще зеницы ока своего. Поглянь, остальным каково !
   И протянули другу под нос кровавые ладони.
   - Так я бы, если б...
   - Если бы да кабы... Вернёмся домой - отработаешь за всех ! - захохотали
  труженики. - Будешь дрова к зиме запасать, а мы поваляемся !
   Поели быстро, но беседа не ладилась - у Ньяля с Искренем глаза ко сну
  закатились. Диво хотел потихоньку уйти, но тут нагрянул Добривой.
   - Рано в люльку моститесь ! Шатёр снимайте, ночевать идём за частокол.
  А ты Диво - в дозор. Но сначала пошли - покажу кой-чего.
   Повёл почти наугад - совсем уже стемнело - в сторону, противную частоколу. Там утаённо вырытая, с хитрым входом, была большущая нора.
   - Как засереет небо, буди Мезеню, а сам сюда, в укрывище. День пересидишь, а ночью опять пойдёшь дозором.
   - Да сколько можно прятаться !
   - Дня два, много - три. Пока родня побитых не придёт.
   Ночь была ветренной и полуслепой от пригнанных ветром облаков. Редко-редко месяц молодой проглядывал сквозь их пелену. Дивовид вдоль врытых брёвет тихо лапами мягкими скользил, больше стушал, чем глядел. Частокол-то поставили чудной - две стенки только, под углом сходятся. А третьей нету - обрыв там, овражина. Потому и ходишь не вокруг, а маячишь туда-сюда.
   Какое здесь всё чужое ! Деревьев мало, трАвы - иные, запахи, воздух сам - всё не так !
   Вспомнил Дивовид ту ночь, когда Мирослава шуганул. Странный "пунньк !" этот вспомнил. Что-то и раньше такое было. Ну да, когда попервой в Смурянь ускакал и в село заходил, а в него копьём целили - было, только тише, почти не слышно. И когда конники стрелами его истыкали ! Тогда пузырьки эти всё время булькали, да не до них было. Это значит, престорога такая, когда убить меня хотят ? Ишь как...
   А ещё вспомнил, как на сборище у дуба Мирослав пришёл с распухшей в кисти десницей. И как ни в чём ни бывало:
   - Гей, шестикопытко, ножик мой у тебя ? Отдавай ! Что встал, как пень ?
   - Смотри, Мирко, ещё раз хоть пальцем Златы коснёшься...
   - А ты кто ей ? Женишок ? Ну да - веночек напялил ! А любопытствую, каковы же деточки у вас будут ? Такие же пугала мохнатые, как ты ?
   - Хоть я и пугало, а не подходи. Думал - сирота, так и обидеть можно ? Радуйся, что не сломал тебе костей !
   - Да что ты, животина дикая, в дела чужие влазишь ? Тебя по уродству не подпускают бабы, так и другие пусть терпят ? Может, Злата твоя сама мне на шею бросилась !
   Диво схватил тогда нож Мирославов, сломал надвое и к ногам тому кинул. И в глаза его волчьи своими упёрся. Но Мирко мигом взгляд отвёл. И громко так, для всех, сказал с издёвкой:
   - Ну, коли ты ревнивый такой...
   И многие, кто к разговору прислушался, обидно засмеялись.
   А в поход Мирко не пошёл - рука шевелится плохо.
   Как бы снова не обидел Злату ...
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 9 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Под утро потянуло ветерком.
   С ветерком донёсся запах. Конский пот ! И людской ...
   Диво кинулся расталкивать Мезеню:
   - Э-э, хватит спать ! Степные близко !
   - М-мм-м... Отстань, по свету сменимся. И не пугай - нет никого.
   - Есть, говорю тебе !
   - И охота им в такую темень воевать !
   На их громкий шёпот подскочил, будто не спал, рыжебородый князь.
   - Диво, беги в нору свою засядь, а я тут всех взбодрю.
   "Ну вот, снова всем в бой, а мне - на покой !"
   Поплёлся. Схоронился.
   Небо исподволь серело. Слабо проступала травяная даль.
   И вдруг вся степь вздыбилась и со страшным криком "У-у-а-ааааа !" понеслась на частокол. Казалось, кучка врытых в землю брёвен развалится от этого слитного звука ещё до того, как конное море докатится до них, а содрогающие землю копыта махом расмелют всё в пыль.
   Диво почувствовал себя маленьким и беспомощным, как в грозу, когда над самой головой Перун крушит свои хрустальные хоромы.
   Деревянная стена всё стояла, степняки мохнатым роем всё ближе подлетали к ней и всё радостней и громче становился их крик. Но что-то вдруг случилось ( Диво не видел из-за многих сотен спин ), что-то нарушило дружный могучий поток. Ослаб и рассыпался победный звук. Заржали смертельно кони, и люди вторили им с болью и отчаянием. Единая струя расплылась в бурлящую кашу.
   Но что потом ? Облепит эта каша князево укрепление, каждый пустит ну хоть по стреле, - и ничего-то живого за огорожей не останется. Дивовид представил, как среди светлых струганых древок стрел, оскалившись, лежит Асмунд, Искрень с залитым кровью лицом держит бесполезный меч рукой, которую уже не разжать, и бледный Ньяль смотрит в небо стеклянными глазами.
   И всё повторилось.
   Снова бежал он к степнякам, раскинув руки, снова грудь ему разрывал громоподобный рык, снова возгласы: "Див !", снова обезумевшие кони помчались, не разбирая дороги. Опять, налетев на укрепление, разделилась надвое толпа. Обтекла стены из неотёсаных столбов и посыпалась в овраг. Запах крови, предсмертные вопли, хруст костей...
   Дивовид ещё бежал, но голос оставил его. Как ни раздувал он лёгкие, еле слышный сип - и всё. Но теперь и не нужно было. Последние сотни валились с кромки вниз, в шевелящийся сгусток изломанных тел, и лишь единицы удержались, как-то извернувшись, и скакали по краю оврага прочь.
   Подбежав поближе, увидел Диво, почему замешкалось чужое войско. Длинные заострённые жерди, скреплённые поперёк в двух местах, вроде очень редкого забора, до поры лежали себе в траве. Но когда подлетела конница, люди Добривоя приподняли их остриями вперед, потянув за верёвки. Десятки лошадей грудью налетели и были пронзены, десятки людей лежали в пыли. По ним прошлась потом кипящая страхом лава соплеменников. Несколько лошадей ещё билось, затихая, остальные тела были недвижны.
   Диво смотрел на искалеченные останки как завороженный. Столько смерти сразу ! Зачем ? Запах крови становился невыносимым. Он висел как укор - "ты виновен !". Дивовид опустился на звериное брюхо своё и стал молить прощения у лесных богов. "Не я зло сие посеял, не я прю сию затеял, не было хОти животы их губить, не буду три дни я ни ести ни пить..." И так домой захотелось, к родителям милым, к брату меньшОму...
   "Пунньк !" - пригнуться !
   Стрела над ухом.
   Откуда ? Из-за того мертвого гривастого тулова. Скакнул туда, опять поклонился стреле, опять прыгнул. Там лежал придавленный конским трупом чужак. В лице - ни кровинки, в очах - страх и ненависть, рука с луком - на траве, обессилена. Вторая рука из последних сил тянет из ножен меч. Медленно-медленно. До половины... Всё - позеленел лицом, пОтом покрылся и руку уронил. Глаза помутнели, закрылись.
   Дивовид отвалил тушу коня в сторону. "Бедняга !" Нога кочевника сломана да крови натекло. Опять кровь... Дурно уже от неё !
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 10 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   - Зачем водой ? Перестань, Искрень, я весь мокрый уже !
   - Ну вот, хвала Яриле - вразумился ! Уж сумерки скоро, а ты всё ходишь по краю оврага, бормочешь чего-то под нос и не отзываешься на наши речи ! Мы думали - совсем умом тронулся ! А облить тебя мы с отчаянья решили. Чем ещё лечить-то ? В травах мы не понимаем... Вон Ньяль ещё тащит воды в шеломе. Всё, выливай - ему хватило !
   Они двинулись ко Ньялю, затем все вместе - к частоколу. Там на углях жарилось конское мясо. После утреннего побоища его было очень, очень много. Подсели к костру, но Дивовид есть не стал. Лишь смотрел, как насыщаются его друзья да слушал, как рассказывают о событиях дня. Сам он ничего не помнил с тех пор, как чужая кровь одурманила.
  
   - Сначала сверху стреляли, стрелы даже кончились. Не все ведь умирали, свалившись в овраг. Верхние - на мягкое падали. Да всё одно многие поубегали. Но без коней далеко по степи не уйдёшь... А князь с Асмундом говорят - ничего, пусть бегут - скорее слух о победе нашей разнесётся. Скорее бояться начнут ! Не только чужие кони в овраг валились - наши тоже перепугались. Какие привязаны худо - попрыгали. Будимиру его кобыла на ногу наступила - сломила ниже колена. А князев белый жеребец-красавец хоть привязь не порвал, да так бился и метался, что с ума сошёл, бедняга. Не признаёт никого, дрожит, взбрыкивает. Отпустили в поле...- Ньяль потянулся за новым куском.
   Искрень подхватил:
   - Потом ходили оружие собирать - князь велел всё, какое углядим, сюда посносить. Нанесли круглых щитов да мечей изогнутых кучу, нет, не кучу - целый холм, да шеломов железных и копья - а он нам: кольчуги тоже несите, сёдла хорошие. А каково всё это с мёртвых снимать ! Да ещё налетело стервятников, да воронья, волки, лИсы степные сбежались - слышишь - пируют внизу.
   - А князь-то где ? Почему не видать его ?
   - Ты погоди, не перебивай. Сначала добычу делили. В ряд по заслугам выстроили. Подходили к куче и выбирали себе, что по нраву. Все подошли по разочку, но куча почти не уменьшилась. Думали - ещё по разу выбирать будем - но князь тут и говорит: нет, други, это для новых походов запас будет, али иной беды какой, это я в клЕти сложу у терема своего. Всё увязали в мешки и на Смурянь повезли. И князь с ними. Остался только Асмунд с малой дружиной. Ну, и мы с Ньялем.
   - Из-за меня, что ли ?
   - Кажись, да... заслужил. Только не пойму, как тебе знак подали, что выскакивать пора ?
   - Не было знака. Своим умом.
   Стемнело. Люди мостились ко сну. Диво же долго не спалось. Он лежал и смотрел на огонь. Вспоминал отца. Как вымаливал он у каждой зверюшки убитой прощения за отнятую жизнь. Как учил никогда не убивать попусту. А тут - столько смертей сразу - и никто о мёрвых не подумал. Радуются чему-то, посмеиваются, перед сном болтая. А Ньяль говорит - даже плясали иные внизу, в овраге. Кровью лицо друг другу мазали. А бойцы с опытом только головой качали и сплёвывали в сердцах.
  
   А в овраге, под узким месяцем кто-то во множестве возился, кто-то утробно урчал, рвал мясо и хрустел костями.
  
   Наутро Асмунд поднял всех рано. Кого погнал за дровами, кого за водой. А свеев созвал в круг и что-то стал им говорить по-своему. (Ньяль пересказал потом в двух словах. Все мы, мол, не по доброй воле страну свою оставили. Кто от мести скрывается, кто за буйство в изгнании мыкается, кто от бедности бежит. И никого не ждёт наследство и надёжный одаль. Я обещал удачливым золото и славу, а прочим - хотя бы пиры Валгаллы. Но разве этот поход принёс нам хоть что-то ? Разве кто-нибудь разжился монетами, или подвигами, или хотя бы шрамами ? Нет ! Наше мужество не насытилось. Наше новые жАла битв жаждут кровавой работы. Давайте же перед уходом в Смурянь снимем дань с Большой Реки !). Свеи одобрительно забряцали оружием.
  
   Потом, пока жарилось мясо, воевода объявил остальным, что ведёт свеев к Большой Реке - Великой ВолОге. Кто ещё не устал и не испугался чужих земель может ехать с ними. К Дивовиду подошёл особо и сказал громко:
   - Что бы ни решили другие, мне хочется, чтобы ты разделил наш путь !
   Глянул Диво на побратимов, а те головами трясут, руками машут - соглашайся, соглашайся ! Ишь - вояки какие !
   - Благодарю тебя, Асмунде, за приглашение да за уважение. Пойду с вами.
  
   Вышло - тех, кто против наотрез, пяток всего остался. Заробели такою жалкой ватагой к дому направиться. Пошли с Асмундом.
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 11 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Они сидели вокруг костра и по очереди следили за рекой. Асмунд решил сделать засаду у вОлока - пощупать купцов, идущих Большою Рекой.
  - С козарами у них сговорено, а вот мы им свободного проходу не обещали !
   Но пока добрались до вОлока, измучились все. В леса пришлось подняться - ни дорог, ни удобий. Не то, что по ровной степи трусить. А в чащах то волки рыщут, то медведи - коней того и гляди, задерут. А охотиться как, чтоб народу столько накормить ? Да местные жители всё норовят засаду подстроить... Зато Дивовиду не пришлось стыдиться, что от коней отстаёт. Да ещё - охотничью сноровку свою показал и чутьё на опасность. Зауважали его не по возрасту.
   Диво только отбыл свою стражу, поболтал о том о сём с Искренем, и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд из леса.
   "Неужели зверь какой ?"
   Он подошел к костру, пошевелил дрова длинной палочкой, полюбовался на огонь, но взгляд никуда не исчез. Кто-то упорно сверлил ему затылок.
  "Не зверь, они так не пялятся. Может, из наших кто ?" Диво, почесывая нос, обдумал, где прячется этот невидимый соглядатай, и как понезаметнее к нему подобраться. Сначала, как бы невзначай, зашел за толстую сосну, потом от укрытия к укрытию по длинной дуге, в обход, пробрался к месту, откуда глядели. Никого. Никого нет под этой берёзой. И запаха даже...
   Хотя нет ...
   Совсем рядом раздался смешок. Диво стал крутить головой, стараясь увидеть смехача, но все зря. Еще смешок, возле самого уха.
  "Неужто дух лесной ?!"
   ...он появился перед Диво прямо из воздуха и быстро сказал, слегка коверкая
  слова:
  - Не бойся и не кричи. Ты - Дивовид, я уж слыхал о тебе. Пришёл познакомиться. Меня зовут Гурри.
   Бородатый да сутулый, с длинным смуглым лицом, длинным носом с горбинкой,
  в потёртой одёже из дерюги, подпоясанной верёвкой, Гурри внушал и доверие и опаску
  одновременно.
   Диво сначала не нашелся, что сказать, только уставился во все глаза
  на чужака, который не знамо как, без следов и запаха, явился сюда.
  - Разведчик ты, что ли ? Но не степной человек - не похож. Этих
  я уже много видел, отличил бы.
  - Нет, Дивовид, я ведун. Хочу понять - кто ты и откуда взялся.
  И он принялся дотошно выпытывать, где да как нашли этого небывалого вояку ( он не сомневался даже, что нашли ). Диво отвечал ему, как мог, а у после не вытерпел и спросил сам:
  - А скажи, Гурри, могу я стать человеком, как все ?
  - Да ты и так человек !
  - Не-е-е-ет ! Какой я человек ? Я - пугало, урод о четырех ногах ! А на двух
  могу стать ? Как ты ?
  - А зачем тебе быть, как все ?
  Диво открыл уже рот, торопясь ответить, и вдруг задумался. Потом, неожиданно для себя, заявил:
  - А чтобы Беда, когда ищет поживы, не заметила меня !
  
   Ведун шевельнул бородой вверх-вниз и приподнял правую бровь почти до средины лба.
  - Что есть человек - вопрос тёмный. Иной урод больше людского в себе носит, чем безмозглый красавец... Ты слишком мал и смотришь только снаружи. Не расстраивайся и не спеши ! Чтобы изменить твой облик, мне нужно получше узнать тебя и понять. Но помоги мне и ты - замолкни и прислушайся к себе изнутри !
   Он поднял к лицу руки с раскрытыми ладонями, прикрыл глаза и замер на миг, будто показывая, что делать. Диво замер тоже и веки смежил, желая изнутри не только слышать, но и видеть. А ведун все что-то ощупывал в воздухе вокруг Диво своими длинными, как стрелы, пальцами. Довольно скоро раздумчиво прошептал:
  - Ты сплетен из трех нитей ... Красная - лев, зеленая - буйвол полуденный и небесного цвета человечья нить. Если не прервать ни одну, и распутать, ты можешь быть, как все ... Постой !
   Диво от радости несся вскачь вокруг поляны, выкидывая всякие дурашливые коленца.
  - И тот кто свил эти нити, сумеет тебе помочь.
  - А ты, мудрый Гурри ? Не сумеешь ? - Глаза у Диво такие умоляющие !
  - Не знаю... попробую,- колдун в сомнении теребил волнистую свою бороду.
  - Но тебе снова придется ...
  - ... замолкнуть и прислушаться !
   На этот раз он взялся за дело не сразу, а сел на мох и прислонился к берёзе.
  - Погоди.
  - ...Диво ! Диво ! Ты где ?! - это шел от костра к ним Искрень.
  Ведун шало стрельнул глазами и прижал палец к губам. Искрень уже вышел на
  поляну, уже шагал прямо на них, но будто не видел и все так же повторял:
  - Диво ! Диво !
  Юноша подошел к ним вплотную и уже прошёл было дальше, но тут Гурри ловко подставил ему ножку. Искрень растянулся, вскочил, ошарашенно оглядываясь вокруг, но всё никак не замечая сидящей у него под носом парочки. В смятении двинулся он назад к костру и снова, минуя Гурри, получил шкодливую подножку. Убежал напуганный, бормочущий :"Чур меня, чур !"
   Диво, в обиде за друга, смотрел на ведуна укоризненно. А тот смущенно хмыкнул, глаза потупил и вымолвил виновато:
  - Ну что ? Будем нити расплетать ?
   Снова долго шевелил длиннющими пальцами, пошатывался, шептал себе под нос на непонятном языке, но вот замер, напрягся и стал тяжело дышать. Лицо налилось натужной кровью, выступил пот на лбу, а глаза вглядывались с тревогой и готовностью куда-то поверх Дивовидовой головы.
   Вдруг шквал холодного, как нож, ветра упал на них, вмиг сломил с березы здоровенную ветку и зашвырнул Гурри в куст, словно котёнка. Ветка же упала прямо туда, где только что стоял ведун, и воткнулась изломом в землю - ни дать, ни взять - маленькая берёзка. Ведун, злой и взъерошенный, вылез из куста.
  - Завтра испробуем еще ! - решительно гарнул он. - Приходи в эту же пору
  сюда же ! - и, сделав два шага вглубь леса, исчез.
  
   И вот, когда назавтра увиделись они (а Диво еле дотерпел до встречи), Гурри спросил, строго глядя из-под густых ресниц жёлтыми глазами:
  - А ты подумал, Диво, что будет, если всё удастся ?
  - Трое нас будет ! Но я не расстроюсь !
  - Да, трое: человек который не умеет ходить, лев, который не умеет рвать добычу зубами и бык, не умеющий щипать траву. Пропадете все трое !
   У бедного Дивовида выступили слезы . Даже не заметил, что новый знакомец говорит гораздо чище, чем вчера. Он отвернулся, вытер глаза и задумался. Потом медленно рассудил:
  - Лев с быком пусть сами привыкают - я ничем им помочь никогда не смогу. Проголодаются - сами сообразят, как быть. Они, четвероногие, хотя бы уйти сумеют. А меня побратимы до дому довезут, и я потихонечку научусь там всему, что человеку пристало.
  - Ну ладно ! - кивнул без радости Гурри. - Готовься ! - и стал разминать кисти. На всякий случай они отошли подальше от костра, чтобы никто случайно не смог помешать.
   ... И снова стоял, напряженный, шевелил бледными губами, шарил вокруг Дивовида пальцами, и по лицу его скользили то улыбка, то забота. И вновь как будто схватился за что-то, надулись жилы на лбу, на руках.
   И затряслась земля страшно, пузырем надулась и лопнула у него за спиной. И каменный град посыпался с неба. Гурри поднял с усилием веки и виновато посмотрел Диво в глаза. Потом скользнул взгядом выше, прошептал удивленно:"Да, это он !", побелел, как снег, и упал лицом вниз.
  Дивовид, обернувшись, проследил за его взглядом и обмер: сверху смотрела на него огромная, в полнеба, глумливая рожа какого-то старикашки, чётко нарисованная облаками.
  
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 12 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Гурри долго лежал, не шевелясь, перед растерянным Дивовидом. Полузверь уж и водою холодной плескал на колдуна, и тормошил, а тот никак не мог очнуться. Но вот зарозовели щеки и вздрогнули ноздри, несколько раз взмахнули ресницы, открылись отуманенные глаза. Отчаявшийся было Диво радостно пискнул и вскочил на ноги.
  - Ну как ты, Гурри ? Что это с тобою ?
  - Да ничего... проходит уже. Видал таких лекарей - сами себя уберечь не
  умеют ? Зато знаю теперь, кто тебя сплёл.
  - Тот дурацкий старик, нарисованный на небе ? Ты с ним знаком ?
  - Старик ? Да он не старше меня. А знаком я с ним давно. Лет сто, никак не меньше. Зовут его Кухудан. Нас вместе учили когда-то...
  - Колдовать ? Расскажи о нём ! Как найти его ? И почему он такой старый, а ты - нет ? А разве люди живут так долго, как ты его знаешь ? Что ты молчишь ?
  - Жду, когда ты вволю навопрошаешься. Могу поведать о нём, только долгая это история, а ты очень перебивать любишь.
   Диво хотел пламенно обещать, что не станет этого делать больше НИКОГДА, но под насмешливым взглядом Гурри (сколько же лет ему ? на вид - моложе Асмунда или, к примеру, князя) осёкся и попытался принять смиренный вид.
   Колдун устроился поудобнее, помолчал ещё чуть-чуть, и начал говорить.
  
   ...Когда-то жил на островах мудрый и древний народ. Сейчас никто и не помнит его имени. Он строил дворцы, когда другие племена жили еще в пещерах. Его корабли ходили во все моря, когда прочие люди боялись и ручьёв. Он выращивал себе еду в земле, когда иные рыскали в чащах, подбирая то, что дарит лес.
   Тот народ терпеливо делился своим великим умением с остальными, но вышли из этого одни беды. Узнавши медь, стали делать из нее мечи, чтобы вернее убить собрата. Получив собак для защиты от хищных, стали травить ими зверьё и друг друга. Тетивою стали стрелы бросать для пронзения сердец у живого.
   Тогда мудрые те перестали знания неразумным внушать. А неразумные возопили: "Вы кинули нам малое, как собаке кость, а лучшее скрываете и, в гордыне возносясь, смеётесь над нами, проклятые !"- и возненавидели мудрых, и при всякой встрече старались убивать их, зная, что наказаны не будут, ибо мудрым невмочно было руку поднять на живое. И мудрые в земле своей замкнулись.
   Но вскоре приключилась им беда - острова их трясло все чаще и чаще, и море кинулось пожирать ослабшую твердь. Пришлось перебираться мудрым на чужие берега, где со злобой находили их враги, жаждущие крови. И рассеялся великий народ по лику земли, растворился меж иными, и умение его рассыпалось маковым зерном. Из зерна того мелкого и вылезают то там, то сям города, корабли и дороги. Но под спудом тлеет еще остаток прежнего огня.
  Следящие ждут, когда стихнет дождь гибельных страстей, чтобы раздуть уголья. И древние знания вернутся, и помогут нам всем.
  - Их что, спрятали в пещерах?
  - Нет. Нельзя доверить знание неживому. И камень, и медь, и крепчайший алмаз под дыханием времени тают. Сохранит только тот, кто дорожит. Объяснит только тот, кто разумеет. Живут среди людей Следящие, они носят это в себе и ищут тех, кто сможет после них нести этот груз.
  - А ты - из них ?
  - Нет. Не по силам мне. Может, потом...
  - А вдруг кто-то из Следящих проболтается раньше времени ? Под пытками или как-то ещё ?
  - Он не сможет.
  - Язык себе откусит, что ли ?
  - Да-да - вроде этого ! Раньше, чем знания в себя принять, Следящие строят себе самим ловушку смертельную, хитрую, чуть путь прямой свой нарушишь - и смерть уста тебе сомкнёт.
  - Так они никогда ничего не скажут !
  - Когда б не говорили ничего, на первом Хранящем всё и кончилось бы. Достойному сказать можно. Вот ты достойным станешь - все знания передадут.
   Диво заулыбался, считая это шуткой, но понял, что сказано всерьёз, и улыбка
  его съёжилась.
  - А скоро это будет ? Когда знания вернутся ?
  - Да вот когда перестанет убийство быть в почёте !
   Улыбка пропала совсем, подмятая накатившим унынием.
  - Мне не дожить... А их уже много ? Следящих ?
  - Мало. Никогда их не бывало много...
  Они ненадолго замолчали. Потом Диво спросил:
  - А почему ты... почему тебе не по силам ?
  - Первое условие Следящих гласит: Следящий да не вмешается. Пусть родных пытают на твоих глазах, болезни и войны съедают целые народы, над невинными кривда суд вершит,- Cледящий со всей своею силой, умеющий помочь и спасти, должен быть безучастен - ни капли знаний расплескать нельзя до срока. Я не смог принять это условие. Для меня люди, которые смеются или мучаются сейчас, важнее света знаний, который воссияет потом. Но я еще молод. Может быть, я пойму еще тайный смысл невмешательства...
  - А сколько тебе лет ? Ты же сказал, что больше ста ! Ничего себе молод !
  - Сведущие умеют жить дольше прочих.
  - А мы почему не можем ?
  - Ты видел ночью у костра, как мошкара летит к огню ? Гибнет, но летит. Так и вы - летите, как несмышлёныши, к огню страстей. Если огонь сей избегать - проживёте не в пример дольше. Ну, иди ! Хватились тебя, небось.
  
   * * * * * * * * * * * * * * * * * * 13 * * * * * * * * * * * * * * * * * *
   Купцы всё не плыли, и Диво каждый день тайком приходил к обломанной берёзе. Там ожидал его сутулый колдун для новой беседы.
  - А почему ты стал меня искать ?
  - Да знаешь, провидел я, что отвратишь ты многие беды.
  - Научи и меня провидеть ! Я узнаю тогда, обернусь человеком аль нет !
  - Да если бы всё так просто было. Провидеть всё никак нельзя. Двояко тут бывает - или на год, на два заглянешь, но тогда никак не известно, о каких землях и людях узнаешь. А можно об одном человеке дознаваться, но тогда о сроках неведомо. Бывает, не вперёд, а вспять события увидишь ! Так что на вопрос твой пока не отвечу.
  - А что за беды за такие, которые отврачу ?
  - Говорил я тебе, что нас с Кухуданом вместе научали ? Вот от него беды и идут !
  ...мы в любимцах ходили у учителя нашего Устеора. Готовил нас Следящими стать. Да вот не вышло ничего... Нам быстро наука давалась, дивила, вдохновляла нас. Мы за год тех догнали, кто уж по четверть века подступался. Особенно способным оказался Кухудан. Он думал так жадно, что Устеор в восхищении шутил: "Смотри, в одном глазу у него одна мысль, в другом другая, а ртом он нащупывает третью, чтобы заняться ей, если
  кончится одна из тех двух !"
   Торопил он Устеора главные знания дать, ради которых и нашли нас по разным весям и привели к учителю. Но тот отнекивался: "Не доспел ты ! Слушай мир !" Кухудан на это злился и часто говорил мне: "Что толку ждать ? Чего я там ещё не слышал ? Другого найду себе наставника ! Зачем за крылья нас держит ? Боится - выше него взлетим ?"
   И стал он между делом списки искать старинные о колдовстве, знахарей всяких и ведьм расспрашивать. Сначала я помогал ему - интересно было, но потом заметил, что манит дружка моего вредоносность всякая, и отошёл от его затей. А он ...- Гурри с досадой замолк. Дыхание былого видимо сильно его взволновало. Он даже привстал и прошёлся туда-сюда по траве, теребя по привычке бороду. Сегодня она была не чёрной, как вчера, но тёплого коричневого цвета. Как мокрая кора серебристого тополя.
  - Кухудан любил "маленькие огромности" - когда делаешь сущую мелочь, а перемены от неё большущие. Так в горах чихнуть довольно - и обрушится лавина.
  - Так от лавины одни разрушения !
  - Вот-вот... Маленькие огромности всегда что-нибудь корёжат. Смотрит Кухудан на человека, смотрит, потом словечко молвит - а человек падает замертво. Или в ладоши хлопнет, а рядом валится наземь столетний дуб. Закрутит волчок детский - поднимется смерч - и давай воду из озёр вместе с рыбой высасывать, да стрехи с хат срывать. Кухудан же стоит смеётся. Приговаривает при этом: "Я - последний чих перед лавиной Судьбы !"
   Дело-то не больно хитрое, куда легче, чем отвратить беду.
   Кухудану всё мало. Для пущей забавы стал он так подводить события, чтобы грохнуло по самой высокой мерке. Если дубу пасть, так пусть вокруг толпа людей роится, а неподалёку - хищники голодные или ещё какая страсть. Да чтобы всё сплелось в один клубок, слепилось в один валун, а он бы мизинчиком его с укоса и спихнул !
   Я сказал ему как-то: "С чего ты решил, что Судьба плохо делает своё дело ? С чего взялся ей помогать ? Как бы она не подшутила над тобой !"
   Он гордо так отмахнулся: "Неизвестно, кто тут кому помогает !"
   Устеору гадко стало на эти пакости смотреть, и Кухудану в учении отказ вышел. Тот нисколь не удивился, через плечо кинул: " И так не учишь, только мысли мутишь ! "- да ушёл себе в мир. А в миру повадился властителей и вождей смущать, победы в битвах, золото да славу им сулить. И соблазнялись лёгкими дарами людишки, как дети на игрушки пустые. Такая усобица пошла да смертобой - Перуну с Вотаном и то не по себе бы стало. За службу Кухудан часто брал младенцами живыми. Вот ты, видать, один из них.
  - А что ж Устеор не пресёк его злодейства ?
  - Устеор - Следящий. Он от мира в стороне. Мы - ученики его - хотели было унять безумца, да на злое дело Кухудан горазд сильнее. Одного из нас спалил, лишь вышли его искать, а мы с Узмаром едва гибель обминули. И скрылся он тогда так умело, что иногда лишь по делам тёмным узнаем, что жив. А потом учитель наш пропал. К убежищу нашему воинство приступило, обнялись мы на прощанье, да разошлись по земле до лучшего часа.
  - Так что, Следящих теперь и не осталось ? - расстроился Дивовид.
  - Отчего же ? Просто ученикам дозволено знать только учителя, о прочих только догадку иметь. И пока учитель жив, никто другой к нам нейди ! - так заведено у Следящих. Ну ничего, жизнь не закончилась - поборемся значит...
  - Ну хорошо, Кухудан вас во зле сильнее, но неужто учитель не подсказал, как с ним управиться ?
  - Не на всё и учитель ответ имеет ! Всех знаний в одного не втолкнёшь ! Да и Древние - не всё знали. Есть на свете места чуднЫе, непонятно кем сотворённые - туда и Следящим путь заказан. Называют их говорящие пещеры.
   Ладно, Диво, мне в другое место перебираться нужно. Послушай: завтра будете купцов щипать, а после - домой. Я же уйду сегодня.
  - А как ты узнал ? Ах да - провидел...
  - В этот раз помочь не сумел, но тебя не бросаю. Время наступит - найду. Вернее всего - придётся Кухудана вдвоём навестить...
   И растаял в воздухе, как на щеке снежинка.
  
  
Оценка: 7.87*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"