В бинокль отлично видно хату. Выбеленные известью толстые стены, крохотные окошки, соломенная крыша. Возле тына расселись трое нижних чинов. Дверь отворилась. В проёме показался австрийский майор. Солдаты резво вскочили и вытянулись во фрунт. Бедолаги бессменно проторчали у хаты всю дождливую ночь. Охраняли сон командира. Не так-то прост этот майор. Ночует не в штабе, не в офицерских казармах или палатках, а у молодой панночки. Ну и это ладно. Русские офицеры тоже квартируют у местных. Но чтоб брать с собой конвой?! Интересно.

       Следом в дверях появилась молодая женщина. Австрияк коснулся ладонью щеки хозяйки. Та обняла постояльца за шею и прильнула губами к его губам. У подпоручика Голицына запылали щёки.

       Объятия расцепились. Женщина повернулась, собираясь войти в хату. Майор тут же хлопнул её по заду. Панночка засмеялась и исчезла за дверью. Довольный собой офицер махнул конвою и вышел за ограду. Солдаты зашагали следом.

       Рука чуть затекла, и Голицын медленно пошевелился, поудобней устраиваясь на плащ-накидке. Земля мокрая. Всю ночь лил дождь и закончился лишь перед рассветом. За спиной из-за облаков выглянуло солнце, но в лесу ещё темно.

       Подпоручик Роман Васильевич Голицын, младший офицер отделения разведки штаба одиннадцатой пехотной дивизии из состава одиннадцатого армейского корпуса восьмой ударной армии снял фуражку. Лёгкий ветерок коснулся лица. Подпоручик пригладил тёмно-русые волосы…

       На исходе третий год войны, что в Империи называют Великой или Большой, иногда Великой Отечественной, а простые люди – германской. Позднее её назовут империалистической, ещё позже – Первой мировой. Но об этом подпоручик пока не знает.

       В штабе дивизии Роман Васильевич всего неделю. Переведён приказом начальника дивизии из сорок четвёртого пехотного Камчатского полка. Пару недель как из госпиталя, где лечил раненое плечо…

       Позапрошлой ночью разведдозор Русской Императорской Армии во главе с Голицыным, молодым князем двадцати пяти лет от роду, пересёк линию фронта. Утром засели в густом лесу на пригорке. Позиция отличная. В ста пятидесяти саженях на северо-запад как на ладони небольшое село Хриплино. Там – цель рейда – штаб тридцать третьей пехотной дивизии австрияков. Разведчики затаились и наблюдают за объектом.

       Командованию Юго-Западного фронта крайне нужны сведения. Наступление, что планировали в начале мая, пришлось отложить. Чёрте что творится! Хаос, развал и революционная агитация подорвали дух армии. Прошлый поиск, ещё перед тем наступлением, когда Голицын служил в Камчатском полку, окончился удачно. Добыли ценного «языка». Вот только в конце не повезло. При переходе нейтральной полосы в плечо князя влетела шальная пуля. Уже в госпитале ему вручили «Георгия» ¹ четвёртой степени…

        ¹  «Георгий» – орден Святого Георгия (прим. автора).

       Предчувствие нового наступления носится в воздухе. Командование формирует ударные батальоны.

       Роману Васильевичу приказано организовать поиск в тылу противника и добыть «языка». Желательно штаб-офицера. Для таких дел дивизии придана полусотня пятнадцатого пластунского батальона Кубанского казачьего войска.

       Находчивый, инициативный подпоручик умеет хорошо маскироваться, способен часами замирать в полной неподвижности, а главное – в совершенстве владеет приёмами потомственной борьбы князей Голицыных. Великолепный боец, что с первого взгляда на сероглазого, с тонкими, аристократическими чертами лица, молодого человека не скажешь. Лишь плотно сжатые губы выдают решительность и твёрдость характера.

       Хоть и не в правилах посылать в поиск офицера штаба дивизии, Роман Васильевич сам напросился. Любит риск, да и людей не хватает – солдаты отказываются воевать. Новый начштаба генерал-майор Дорошкевич покачал головой и благословил с Богом.

       Голицын взял десяток пластунов во главе с вахмистром Агафоновым. Подпоручик недавно в разведке и опыта, как у того же Агафонова, нет. Сорокалетний казак – старый разведчик. Воевал ещё в японскую. Роман Васильевич уже не раз выходил на задание вместе с вахмистром, будучи ещё в Камчатском полку. Совершенно случайно судьба сводила их вместе.

       Дорошкевич решил, что с таким опытным разведчиком Голицыну будет и легче, и спокойнее…

       За объектом наблюдали весь вчерашний день и ночь. Продолжили наблюдение и сегодня. Выяснились любопытные вещи. Некий майор ночует не в здании штаба, а в хате, на краю села. Что совсем уж славно – один. В том смысле, что больше никто внутрь не заходит. Лишь снаружи остаются трое часовых. И всё. Роскошный подарок для разведчиков – хата гораздо ближе к ним, нежели штаб. Даже несмотря на множество врагов вокруг. На пороге австрияка всегда встречает ладная, симпатичная панночка. Подпоручик ещё вчера рассмотрел в бинокль лицо и фигуру…

       Майор скрылся в здании. Солдаты отправились восвояси. Что ж, будем ждать. Только бы майор никуда не уехал на ночь.

       Над заболоченной низинкой стелется туман. Ничего. Солнце всё разгонит. День обещает быть душным.

       Солнце поднимается выше. Парит. Лёгкое марево от мокрой земли колышет воздух. Пейзаж, фигурки людей, лощадей, домов корёжит. Лес, где залегли разведчики, со стороны села и дороги окружён мелким болотом. Так что враг сюда не сунется…

       Роман Васильевич опустил трофейный германский бинокль и тихо спросил:

       – Что думаешь, Агафонов?

       Бородатый вахмистр молчал недолго.

       – Ночью опять к бабе своей пойдёт. Сегодня его брать надобно, ваше благородие.

       – Почему уверен, что к ней пойдёт?

       Казак улыбнулся.

       – А вы бы к такой крале не пошли? Я б пошёл.

       Агафонов иногда позволяет себе немного лишнего, но Роман Васильевич не обращает внимания. По сравнению с тем, что сейчас творится в войсках, это детские шалости. Прав вахмистр. Если майор не уедет до утра в корпус, то пойдёт к ней. Там его и надо брать.

       – Что ж, хорошо. Лишь бы на ночь никуда не уехал.

       – Не уедет, – прошептал Агафонов.

       – Почему?

       Вахмистр пожал широкими плечами.

       – Чую.

       Пластуны из плащ-палаток быстро соорудили спальное место на четырёх человек. Сейчас можно отдохнуть.

       – Поспите, Роман Василич. Через четыре часа разбужу.

       Голицын кивнул. Лёг с краю. В лежанку залезли ещё трое. Уснул сразу и через три часа проснулся отдохнувшим. Аккуратно, чтоб не разбудить пластунов, выполз наружу. Пристроился между вахмистром и молодым приказным². Солнце уже разогнало облака.

        ² Приказный – чин в казачьих войсках Русской императорской армии, соответствовал чину «ефрейтор» в пехоте (прим. автора).

       – Что нового?

       Как выяснилось, за два часа к штабу трижды подъезжали самокатчики. Майор куда-то уехал на авто.

       – Вон, глядите, возвращается, – прошептал Агафонов.

       Роман Васильевич поднёс бинокль к глазам. К зданию подъехал чёрный «форд модел эй». С коляски спрыгнул майор. Отлично, объект вернулся. Шофёр в очках на пол-лица остался в машине.

       Полдень. Парилка усилилась. От жара июньского солнца спасает лишь тень деревьев.

       Ещё два часа наблюдения ничего нового не принесли. Подпоручик снял с пояса солдатскую флягу и сделал пару глотков воды. Уф, хорошо! Протянул Агафонову. Тот покачал головой.

       – Гляньте, ваше благородие. Это чё за скоморох? – донёсся слева едва слышный шёпот приказного.

       Из-за пригорка на ещё мокрую после ночного дождя и грязную дорогу, что в пятнадцати саженях от опушки леса, где залегли пластуны, вышли трое австрияков. Двое небрежно держат в руках винтовки «маузер» с примкнутыми ножевидными штыками. Один высокий, щуплый, почти мальчишка. Второй – пожилой мужик. У третьего – солидного возраста рыжеусого ефрейтора, карабин болтается на плече. На устремлённом вверх лезвии бликует солнышко.

       Но самое интересное не это. Под конвоем плетётся по-чудному одетый человек. И верно, скоморох. Прав приказный. Нелепой расцветки грязная рубаха с красными и белыми пятнами и короткими просторными рукавами. Через разрезы на боках мелькает голое тело. Безо всякого исподнего!

       Ещё более странно выглядят… штаны, не штаны – по колено обрезанные расклешённые шаровары мутно-бордового цвета. Босые ноги в грязи.

       Лохматые, русые волосы налезают на серо-зелёные глаза. «Скоморох» то и дело смахивает их вверх. Князь рассмотрел лицо. Тонкий, аристократический нос, русая поросль на лице, усы, что носят многие дворяне. Вот только одежда…

       Тихо вскрикнув, пленник поджал левую ногу. Растерянное лицо молодого, лет двадцати пяти, мужчины скривилось от боли. Щуплый грубо толкнул скрюченную фигуру прикладом. Несчастный упал. Раздался короткий мат. Солдат наставил на лежащего карабин и что-то пролаял. «Скоморох» поднялся. Австрияк тут же пнул пленника пониже спины. Тот едва не плюхнулся снова.

       – Кажись, наш, – шепнул справа бородач Агафонов и поправил чёрную кубанку с малиновым верхом.

       Пленный русский офицер? Возможно.

       – Куда вы меня ведёте? – взвизгнул молодой человек.

       От звонкого, полного отчаяния, голоса левый кулак непроизвольно сжался на рукоятке шашки.

       – Vorwärts! Schneller! ³ – гаркнул рыжеусый ефрейтор. Остальные рассмеялись…

        ³ Вперёд! Живо! (нем.)

       Роман Васильевич снял фуражку, достал из кармана платок и вытер мокрый лоб. Конвой с пенником скрылся за опушкой. Голицын проводил взглядом «скомороха» и надел фуражку. Козырёк по уставу – чуть ниже бровей.

       – В штаб повели. Не иначе, – шепнул Агафонов.

       Подпоручик вынул из кармана золотой брегет. Подарок отца по случаю окончания Пажеского Его Императорского Величества корпуса. Отщёлкнул крышку и взглянул на циферблат. Два пополудни.

       «Скоморох» спутал все планы. Бросать своих в беде не годится. Наслышаны, как немцы издеваются над русскими пленными. Решение принято, осталось продумать детали.

       

       

       Бум… бум… бум…

       Каждый удар пульса отдаётся дикой болью в затылке и висках. Даже глаза разлепить трудно. Едва очухался и чуть снова не вырубился от чудовищной вони. Как ни странно, мозги вмиг прояснились, и зверская боль в башке притупилась. Словно под нос нашатырь сунули. Вот только запах явно другой. Так неделю воняло в офисе, когда под полом мышонок сдох. Тутошняя вонь насыщеннее, ядрёнее. И рядом что-то гудит. Трансформаторная будка? Похоже.

       По ощущениям – лежит на спине. Под головой нечто плотное, вроде ткани. С трудом открывает глаза. Перед мутным взором струится лёгкий туман. Тоха моргает, и башка отвечает тупой, ноющей болью. Тут же зажмуривается. В биокомпьютере, именуемом мозгом, хаотичный поток электрических импульсов пытается сложиться в мысль. Не выходит. Застонав, Тоха вновь приподнимает тяжёлые веки.

       Нет, туман реальный и на самом деле струится.

       Во рту, будто кошки нужду справили. И малую, и большую. Господи, до чего ж муторно!

       На фига, спрашивается, мешал вискарь с водкой и коньяком? Дятел! Зарёкся ведь – только вискарик, чуть-чуть. На слабо взяли. Всё Борька, гад, подначивал – будь мужиком, мля! Тоха ни в жизнь бы не повёлся на столь откровенную лажу, но на него с интересом смотрела Ксюха. Ради такого взгляда многое бы отдал. Вот и показал себя «мужиком». Довыёживался, хомяк хренов!

       Ксюха – тёлка из маркетинга. Высокая, натуральная брюнетка двадцати двух лет со жгучими, тёмно-карими глазами. Волосы чуть ниже плеч, чёрные брови вразлёт. Часто заходит к генеральному. Н-да. Такая красавица не для обычного программера. Многие парни в конторе мечтают ей сунуть.

       Тоха не раз помогал Ксюхе с компом, надеясь на взаимность. В ответ слышал, какой он чуткий и отзывчивый, не то, что некоторые. Тем лишь бы под юбку залезть…

       В голове застучало хлёстче, в ушах зазвенело. Тоха закрыл глаза. Кажется, шевельни котелком, и его разорвёт. Аккуратно, не дай Бог тряхнуть раскалывающейся башкой, сел. От боли перед глазами поплыли серые круги. Затошнило сильнее. Из желудка едва не выскочил вчерашний ужин.

       Гудение сменяется резким жужжанием. Что-то щекочет по лицу. Тоха падает обратно, мордой вниз. Больно, мля! Опять что-то гудит. Громко застонав, едва сдерживает рвотные позывы. С детства не любит блевать, всегда терпит до последнего. Неправильно, вредно. А что поделать? Привычка.

       Трупный запах усиливается и настойчиво лезет в нос. Что-то не так. Программер вновь застонал. Глянуть бы, на чём лежит. С трудом открывает глаза. Перед носом среди зелёных и высохших жёлтых травинок что-то розовеет. «Багульник», – всплывает в перекошенных от обильного возлияния несовместимого пойла мозгах где-то слышанное слово. Почему багульник? Хрен его не знает!

       Тоха оцепенел. Огромная, с теннисный мяч, зелёная муха чистит лапками лупастую голову. Фу ты, чёрт! Она просто слишком близко. Выдохнул. Насекомое вжикнуло и умчалось. Тошнотворный смрад упорно лезет в нос. Покосился влево. Раздутое, землистого цвета лицо скалит в жуткой улыбке желтоватые зубы. По коже мечутся зелёные мухи. Ежесекундно то одна, то другая взлетает с леденящего душу «аэродрома». На их место тут же садятся новые.

       Взвизгнув, Тоха невероятным образом, как киношные ниндзя, оттолкнулся от земли и плюхнулся на карачки. Гнусный комок мигом подскочил к горлу. Минут десять выкручивало наизнанку. Желудок опустел, а тело всё ещё содрогается в рвотных конвульсиях.

       Головная боль, исчезнувшая от пережитого шока, вернулась.

       Покосился на труп.

       Светлые волосы всклокочены, губа отошла от челюсти, шея разодрана. Мухи с громким жужжанием облепили «жмура». Странная, зеленовато-коричневого оттенка одежда. Похоже на… форму. Точно! Форма! Такого же цвета форму носил отец, пока служил прапором. Тоха во время срочной уже ходил в камуфляже. Только странная какая-то форма. На защитных матерчатых погонах нашита серая цифра «44». Грязно-голубой кант. Десантура?

       Рядом валяется «винтарь» с примкнутым, словно длинная игла, штыком. Приклад разбит.

       Ладоням и коленям уже давно мокро, но заметил только сейчас. Фигня какая-то. Когда выходил из домика, было сухо, а тут, словно всю ночь дождь лил.

       Оглядываться стрёмно. Утёр ладонью рот и медленно присел на пятки. Слабый ветерок коснулся разгорячённого лица. Легче не стало. Тяжёлый смрад не исчез, даже не ослаб.

       Сон! Всего лишь дурацкий сон! Программер делает над собой усилие и осматривается. По спине, рукам и ногам бегут ледяные мурашки. Волосы шевелятся даже в подмышках. Тело мелко трясёт. Из горла вырывается протяжный, сдавленный вой. Насколько хватает взгляда из-за лёгкого клубящегося тумана, Тоха насчитывает ещё с десятка два скрючившихся или распластанных тел в одинаковой форме цвета хаки.

       Белое марево нехотя рассеивается. Зубы дробно стучат, будто пальцы хакера по «клаве». Тело колошматит. Холодно, мокро и, главное, страшно. Где он? Как сюда попал? Что за странная смена локации?…

       Шеф за счёт фирмы организовал корпоратив. Выпустили бета-версию очередного «шутера». Надо же отметить. В Подмосковье на выходные сняли пансионат у озера. На поездку в Египет или Турцию гендир бабки зажал. Кризис, фигли. Дресс-код – пляжный. Вчера была пятница, значит, сегодня суббота. Капитан Очевидность, блин!

       Борька, такой же программер, подбил клеить двух сисястых блондинок из бухгалтерии. Анжелка меньше ростом, со стрижкой «боб», в обалденных розовых шортиках и белой футболке. У Ленки – пышная шевелюра до плеч. Короткое, расклешённое голубое платье открывает стройные ноги. Когда присаживалась, Тоха заметил отсутствие нижнего белья. Или померещилось?

       С девчонками Тохе, ну не то, чтоб не везло… Знакомиться не умеет. Казалось бы, чего проще – подойти на улице к понравившейся тёлке и заговорить. А вот хрен! Ноги становятся ватными, язык прилипает к гортани. Даже посетил курсы какого-то гуру пикапа. Не помогло. Только бабосы отдал зря.

       Как только с Веркой сошёлся, непонятно. Верка, Ксюхина знакомая, разбитная деваха, сама залезла к нему в штаны, когда Тоха у неё дома ставил на ноут седьмую «винду» вместо заводской «восьмёрки». Вроде бы сошлись, но как-то всё странно. Когда Тохе нужно, Верка начинала ломаться, и часто обламывала. Иногда давала. Ради поощрения, что ли? Логика отсутствует напрочь. Тоха не раз собирался послать её пешим эротическим маршрутом, но… ведь даёт… иногда…

       Верка стала названивать чуть ли не с начала тусняка. Сперва всё доставала дурацким вопросом, как ему там отдыхается. В разных вариациях. Тоха так бы не смог. Фантазии точняк не хватит. Потом выдала, чтоб много не пил. Ага. Он что, алконавт какой? Сама-то как во вторник надралась. Из такси пришлось на руках нести. Чуть ласты не склеил. Она хоть стройная и фигуристая, но не маленькая.

       На фиг! Перевёл смартфон в бесшумный режим и вибрацию выключил. Ну её в пень. Достала. Отдохнуть не даёт. Он же, блин, её не вызванивает, когда та где-нибудь зависает. Так что и ему звонить нефиг. Сама ехать отказалась. Он честно приглашал…

       Анжелка чуть дольше задерживает на Тохе взгляд, смеётся тупым шуткам. Борька уже вовсю лапает Ленку. Тут к тёплой компании присоединяется генеральный. С одной стороны на нём висит Ксюха, с другой – ещё одна тёлка. Тоже из маркетинга. Гендир, Наврозов Кирилл Викторович, крупный мужик лет тридцати пяти со стрижкой бобриком сразу берёт комп за процессор, мол, чего мало пьём?

       Тоха и накачался. Очнулся в домике на кровати рядом с Анжелкой. Оба в одежде. Значит, ничего не было. А, может, и было. Он ни в какосе.

       Аккуратно, чтоб не трясти башкой, как был в бордовых шортах и белой с красными пятнами рубахе навыпуск, вышел из домика. Свежо. Солнце за низкими, серыми облаками. Метрах в тридцати озерцо. Окунуться не помешает, но сначала – отлить. До туалета далеко. Фигня вопрос! Завернул за ближайший, раскидистый куст. Закончив дело, обошёл кустарник. Воздух впереди заколыхался, словно в палящий зной на асфальтированной трассе. Этот странный эффект Тоха списал на перепой. Шаг вперёд… яркая беззвучная вспышка… и бац! Новая локация…

       Дрожащая ладонь легла на бедро. Под тонкой тканью шорт что-то твёрдое и прямоугольное. Ну конечно! Быстро сунул руку в карман. Смартфон! Нажал кнопку на ребре девайса. На экране высветилось крупным «6:23», а ниже мелко – «Сб, 13 июня». Ага, всё-таки суббота, раннее утро. Уже лучше. Ткнул пальцем в экран. Десктоп оживился цветными иконками. Индикатор батареи красный и цифры – пятнадцать процентов. Во, уже четырнадцать! Зарядка осталась в домике вместе с Анжелкой. Оглянулся. Чуда не произошло. Ни одного домика в ближайшем окружении. Лишь трупы. Передёрнуло.

       Снова посмотрел на экран. Коснулся иконки с синей трубкой и красной цифрой двадцать один под ней. Папка открылась. Все пропущенные звонки от Верки. Девятнадцать вечером и по одному ночью и утром.

       Но это не самое страшное.

       Сети нет.

       Вообще.

       Но ведь этого просто не может быть! В пансионате сеть везде. Вчера точно была и уровень сигнала отличный.

       Открыл папку контактов и выбрал номер шефа. Тут же выскочило чёрное окошко с надписью «Мобильная сеть недоступна». А ниже издевательское «Ок». Может девайс гикнулся?

       Медленно поднялся. Шорты в грязи, футболка местами тоже. Вот блин! Рядом валяются зелёные шлёпки-«вьетнамки». Сунул в них ноги.

       Вдалеке дробно и протяжно застучало. Тоха непроизвольно отвёл руку с девайсом чуть в сторону и замер. Мощный удар выбил смартфон. Уй-ё! Веером разлетелись куски пластика, с шипением ярко вспыхнула разбитая батарея. Что-то свистнуло возле уха. Программер мигом рухнул на землю. Чё за нах…?!

       – Эй! – завопил он. – Не стреляйте! Здесь люди!

       Тоха вскочил и, пригнувшись, помчался в другую сторону. Рассудил здраво: сначала покинуть опасное место, а уж потом выходить к людям. Местами лихо перескочил через «жмуриков». «Вьетнамки» едва не слетели.

       Туман почти рассеялся. Едва не налетел на «колючку» и резко остановился. От инерции взмахнул руками, как цапля крыльями, будто наскочил на невидимую стену. Вправо и влево тянутся пять рядов колючей проволоки. То там, то здесь, как на проводах, жутко висят трупы. Тоху опять передёрнуло. Слева, в десятке шагов раздувшаяся туша лошади с белыми копошащимися червями. Чуть поодаль – ещё одна. Желудок вновь подпрыгнул к горлу, но блевать уже нечем.

       Справа что-то шевельнулось. Программер проворно отскочил. Шагах в десяти из травы, словно в «зомби-стрелялке», выросли трое юнитов в одинаковой грязно-серой форме. В руках «винтари» с широкими, будто длинные ножи, штыками. На бошках фашистские каски. Такие в кино видел. Только размером больше, и по бокам маленькие рожки. Ноги над высокими «шузами» по колено обмотаны серыми… бинтами, что ли? Скорее тряпками. На поясах – ножи. Тонкие ремешки просунуты под погончики и спускаются к толстому ремню на талии. На жёлтых пряжках… двуглавые российские орлы. Или показалось? Тоха мотнул головой… и застонал от боли. Его качнуло.

       – Halt! – гавкнул один из юнитов. – Keine Bewegung! ⁴

        ⁴ Стой! Не двигаться! (нем.)

       Программер не понял, чего от него хотят, но замер. Язык похож на немецкий. Знакомый лающий говор.

       Что за хрень тут творится?! Неужели эти… как их… ролевики? Или реконструкторы? Между теми и другими Тоха разницы не видит. Носятся себе малолетние и не слишком долбодятлы по лесам в доспехах или в гномьих и орочьих масках на фейсах, и Бог с ними.

       Только странная реконструкция. Не по карману «реконам» такие масштабы. Или кино снимают? Но декорации не воняют тухлятиной. Или воняют? Для правдоподобия? Ага. И моушн тебе объёмный, и запах с экрана. Четыре дэ, мля. Но трупаки-то реальные. Тот, на ком очнулся, стопудово реальный.

       – Мужики, – в горле пересохло, сушняк жуткий, – мужики…

       – Halt’s Maul, – чуть громче произнёс юнит. Щёлкнул затвор. – Komm her! ⁵ – чувак поманил рукой.

        ⁵ Заткнись. Иди сюда. (нем.)

       Тоха приблизился. У одного, рыжеусого, лет сорока мужика на обеих сторонах воротника под голубыми полосками по бледно-жёлтой шестиконечной звёздочке. Наверно старший в этой тройке. У других – просто полоски. Юнит жестом остановил программера и с удивлением пощупал Тохин прикид.

       – Klaus, schau mal. Was für eine närrische Kluft? ⁶ – кивнул рыжеусый пожилому юниту с мясистым лицом.

        ⁶ Клаус, глянь-ка. Что за дурацкое шмотьё? (нем.)

       Тот хмыкнул. Третий – высокий, щуплый парень с колючими, чёрными, злобными глазками осклабился. Блеснула жёлтая фикса.

       – Хапалки убери, – Тоха отпихнул ощупывающую руку.

       Злобноглазый что-то вякнул невнятное. В печень влетел приклад, острая боль сбила дыхание. Программер рухнул на колени и уткнулся лбом в мокрую траву.

       – Ruhig, Günter⁷, – донёсся тихий, спокойный голос рыжеусого.

        ⁷ Спокойно, Гюнтер. (нем.)

       Тоха посмотрел вверх. Юнит со звёздочками положил руку на плечо злобноглазому и кивнул в сторону колючки:

       – Vorwärts! ⁸

        ⁸ Вперёд! (нем.)

       Пожилой штыком приподнял нижнюю проволоку. Злобноглазый подлез под ней. Рыжеусый недвусмысленно указал на ограждение. Тоха, кряхтя, пролез под проволокой. Шорты зацепились за колючку. Грубо рванул. На левой ягодице свесился лоскут красной материи.

       Таким немудрёным способом преодолели с десяток рядов. Пять самых дальних поначалу не разглядел из-за тумана. Попытался заговорить с «реконами». Его грубо оборвали. Когда сразу не понял, легонько дали прикладом в пузо. Заткнулся. Больно и обидно. «Реконы» или «ролевики», хрен их разберёт, по-русски, походу, ни бум-бум. Международный тусняк? Допустим. Играются дядьки в войну, ну и хрен бы с ними. Драться-то на фига?

       По дороге чуть не потерял шлёпки. Рубаха и шорты в грязи, да ещё и мокрые в придачу.

       Добрались до длинной продольной ямы. Блин, это же окоп! Глубокий, больше человечьего роста. Тоха замешкался. Грубый толчок в спину заставил свалиться на дно. Раздались ржач и задорные выкрики на немецком. Походу, пиплу понравилось.

       Программер поднялся. Под ногами чавкает. Шлёпки норовят слететь и остаться в жиже. Чуть поодаль дно выстлано деревянными мостками. Беспокойно огляделся. Вокруг куча юнитов в той же самой серой форме. Кто в кепках, кто в касках с рожками. Резкий окрик, толпа смолкла. Нарисовался ещё один перс. Такая же серая форма, только чище. Погон нет, в отличие от других, на воротнике по две золотистые звёздочки. На голове высокая кепка с большим двуглавым орлом. Тоха помотал головой. Российский герб?

       Юнит, пихнувший его в окоп, чётко отрапортовал новому. Перс в кепке сделал знак пальцами и развернулся. Толчок в спину, пошёл, мол. Программер споткнулся и чуть не грохнулся на мостки. Вокруг снова заржали.

       Российский герб, а по-русски ни фига. Как это понимать?

       Зашли в блиндаж. Рыжеусый – следом.

       Главный юнит положил кепку на грубо сколоченный деревянный стол, уселся на зелёные ящики и пролаял:

       – Wer bist du? Name? Rangstufe? Einheitsnummer? ⁹

        ⁹ Кто такой? Имя? Звание? Номер подразделения? (нем.)

       – Да не понимаю я ни хрена. Что здесь, мать вашу, происходит? Вы чё, совсем офигели?! – взвился Тоха и тут же схватился за отозвавшуюся болью голову. Нужно успокоиться. – Do you speak English? ¹⁰

        ¹⁰ Вы говорите по-английски? (англ.)

       Главный покачал головой. Повисла тишина. Чувак встал и подошёл вплотную. Руки за спиной, взгляд карих глаз пытается проникнуть до пульсирующего болью затылка. Тоха отвёл глаза. Перс прогавкал длинную фразу.

       – Jawohl, Herr Lieutenant! ¹¹ – рыжеусый юнит щёлкнул каблуками.

        ¹¹ Слушаюсь, господин лейтенант! (нем.-австр.)

       Грубая рука схватила за плечо и толкнула к выходу.

       Те же трое юнитов ведут программера по окопу. Поворот в боковую траншею. Со всех сторон пялятся и хихикают, тычут пальцами. Дебилы!

       Вылезли из траншеи. Прошли минут пятнадцать. От запаха варёной гречки сразу же замутило. Рыжеусый кивнул на полевую кухню, где кроме степенного пожилого повара вертится какой-то щуплый взъерошенный паренёк, и чего-то спросил. Тоха развёл руками. Юнит изобразил, будто ест из воображаемой тарелки. Программер поморщился:

       – Нет, нет.

       Рыжеусый внимательно посмотрел и полез за спину. Тоха напрягся. На свет появилась фляга. Юнит протянул и кивком показал, бери, мол. Программер взял. Не такая, что была в «армейке». Длинная, с деревянной пробкой.

       С трудом вытащил пробку. Утробный хлопок и запах спиртного. Поднёс фляжку к губам и сделал пару глотков. Слабенькая водка! Тёплый комок вспыхнул в пустом желудке. Полегчало. Ещё немного отхлебнул и вернул посуду хозяину. Тот улыбнулся в усы:

       – Na, gut? Ка-ра-шо? – и тронул за плечо, слегка подтолкнул, – komm.

       Часа два проторчали на кухне. Туман давно рассеялся, солнце разогнало облака. Парит. Наконец, Тоха и трое знакомых юнитов сели в телегу. За вожжами устроился парень, что вертелся на кухне.

       Тряслись ещё часа два. Юниты всю дорогу молчали, и хрен с ними. У Тохи куча времени на подумать. Может, спит? Больно ущипнул себя за предплечье. Ни фига. Да и прикладом в пузо били.

       Воздух посвежел, но трупная вонь всё ещё свербит в носу. Жалко разбитый пулей смартфон. То, что именно пулей, к гадалке не ходи. По нему ведь стреляли. И эти, Тоха покосился на юнитов, все с оружием. Правда, допотопным. Везут на убитой телеге. Неужели у «реконов» нет нормальных тачек? Не может не быть!

       Навстречу часто попадаются группы вооружённых людей в такой же форме. Здесь, вдали от окопов, «ролевики» в основном носят кепки. На безразличных лицах погасшие глаза. Странно. Хомячки занимаются любимым делом – реконструируют исторические события. Чего грустнячить-то?

       Лишь заметив Тохин прикид, оживляются.

       Интересно, какую эпоху пацаны пытаются воспроизвести?

       Тошнота малость отпустила. Тело крутит, особенно суставы. В башке звенящая пустота, мысли думаются со скрипом.

       На развилке спешились. Телега отправилась прямо, вертухаи повели Тоху направо по мокрой, грязной колее. «Вьетнамки» всё-таки потерял. Слетели, пока в телеге ехали. Поднять не позволили, пришлось шлёпать босиком. Солнце палит, дорога парит. Душно.

       Топали ещё около часа. Впереди показалась деревушка или посёлок. С полкилометра примерно. Справа метрах в тридцати лес, слева – поля. В отдалении, за деревней, – покрытые лесом горы. Горы! В Подмосковье?! Бред какой-то! Что-то острое вонзилось в пятку. Тоха охнул и сгорбленной цаплей застыл на одной ноге, разглядывая пострадавшее место. Маленькое пятнышко крови смешалось с грязью.

       Грубый толчок в спину опрокинул в пахнущее протухшей тиной месиво. Тоха смачно выматерился и взвизгнул:

       – Куда вы меня ведёте?

       – Auf! Schneller! – гаркнул злобноглазый.

       Программер оглянулся. В лицо уставился чёрный зрачок ствола. Около носа застыл кончик штыка, на лезвии бликанул солнечный зайчик. Двое других заржали.

       Тоха медленно поднялся. Ноги уже где-то ободрал. Из ранки на правой голени сочится кровь. Вот только заразу какую-нибудь подцепить не хватало! От чувствительного пинка под зад чуть снова не растянулся, но, скрипнув зубами, промолчал.

       Наконец, доплелись до деревни. Достаточно большая, ухоженная. На белых домиках вместо крыш копны сена. Дороги даже без намёка на асфальт. Утрамбованный, подсохший грунт. Ноги уже обжигает, а идти по скошенной траве – колко.

       Тоха удивлённо уставился на католическую церковь и сбавил ход. Откуда в Подмосковье католический храм? В Москве, вроде бы, есть. А тут? Ну да, а горы откуда?

       В спину грубо подтолкнули. Пришлось ускорить шаг.

       – Halt! – лязгнул грубый голос.

       К их живописной группе откуда-то справа (а, ну да, там же переулок) приближаются пятеро. У каждого на левом рукаве жёлто-чёрно-жёлтая широкая повязка с надписью крякозябрами. Типа, военный патруль? Допустим. У четверых на плечах висят «винтари». Пятый – молодой мужик с тонкими чёрными усиками и в круглых очках без дужек. Кажется, называются пенсне, но Тоха на все сто не уверен. На левом боку сабля, справа на ремне кобура.

       Начальник? Хрен его знает. У чувака такие же звёздочки на воротнике, как и у того, в окопе. Правда, окопный был без сабли.

       Рыжеусый вытянулся и отрапортовал. Главный отрывисто гавкнул, и юнит полез в нагрудный карман. Пока очкастый изучал бумагу, остальные четверо взяли Тоху и вертухаев в полукольцо. Босс подошёл к пленнику. Физиономия брезгливо скривилась. Осмотрел грязную, почти высохшую одежду программера. На длинную тираду очкастого юниты похихикали, ржать в голос не посмели. Главный махнул, мол, топайте дальше.

       С любопытством поглядывая на Тоху, мимо проскакали всадники. У половины – в руках длинные копья.

       С белого двухэтажного здания свесился красно-бело-зелёный флаг с узорами. У двери замерли двое, на бошках кепки, как у «фрицев» в кино про войну. Только орлов фашистских нет. На стене, сбоку от левого юнита листок формата А3 с текстом. Какие-то крякозябры. Но шрифт явно европейский. Рядом, что привело в полные непонятки, застыла Неведомая Ёшкина Хрень. Несуразный автомобиль, похожий на карету, опять-таки знакомый по фильмам. За рулём (почему-то справа) странного пепелаца устроился юнит в такой же серой форме. На лбу старомодные, в полморды лица, очки. Где нормальные тачки? У здания администрации (а это администрация – стопудово) должны стоять машины. Не могут не стоять. Даже в обычной захудалой деревне – хотя бы убитые «шестёрки» или «девятки» отечественного автопрома. На худой конец «уазик». А тут?

       Не может быть, чтоб «ролевики» или «реконы» так заигрались. Не те масштабы, даже с его, Тохиной, точки зрения, никогда ни в каких реконструкциях не участвовавшем. Что происходит? Писец какой-то!

       В отравленный алкоголем мозг уже в который раз пытается пролезть слабенькая мыслишка. Тоха с ужасом гонит её прочь.

       

       

       Солнце давно миновало зенит и медленно покатилось на запад. До заката ещё далеко. Жара чуть спала. Всего неделю назад была самая короткая ночь в году. Роман Васильевич достал из кармана брегет и откинул крышку. Семь. Большинство офицеров пользуются траншейными часами. Всегда на руке. Очень удобно, особенно когда руководишь боем, но молодой князь успел привыкнуть к подарку отца, да и служба при штабе не чета окопной.

       – Ваше благородие, скомороха нашего вывели, – шепнул бородач Агафонов.

       Голицын поднёс к глазам бинокль. Трофейная цейсовская оптика даже с такого расстояния позволяет различить чины солдат, что вывели давешнего клоуна на улицу. Тот уже обут в армейские ботинки, на голых ногах обмотки. Всё лучше, чем босиком топать.

       Рыжеусый ефрейтор с карабином на ремне дружески хлопнул пленного по плечу. Странно одетый человек споткнулся. Его аккуратно поддержали. Что-то не так. Днём с ним обращались весьма грубо, а сейчас – вежливо. Что изменилось?

       Самое главное, молодой, вряд ли старше самого князя, мужчина, кого пластуны окрестили «скоморохом», – русский. Скорее всего, пленный офицер. Надо выручать бедолагу, хоть это и грозит срывом задания. Голицыны своих в беде не бросают.

       Роман Васильевич оглядел разведчиков. Чёрные черкески с газырями ладно пригнаны по фигурам, такого же цвета погоны с малиновыми выпушками и шифровкой батальона. За спинами карабины, на поясах тесаки – эффективное в ближнем бою и разведочных рейдах оружие пластунов. Наверняка засапожные ножи имеются. У него же только шашка, да револьвер системы Нагана в кобуре. Вот только пальбу поднимать нельзя. Ни в коем случае!

       Голицын снова приник к биноклю. Пленника заперли в сарае с двойной распашной дверью. Двое из пехотинцев, что привели его в штаб, встали на часах. Охранять остались окопные?! Интересно. Выходит, у австрияков ни в роте охраны, ни в отряде полевой жандармерии лишних людей нет. Это хорошо. Но вот ещё одна странность. Почему пленника заперли в сарае, а не отвели на гауптвахту?

       Незаметно наползли сумерки, накрыв тёмной попоной село. Комары зазвенели громче. Подпоручик почти не обращает на них внимания, лишь отметил как факт.

       Австрияки усилили посты и выставили дополнительные. Пленнику принесли еду. Роман Васильевич тоже приказал ужинать. Отряд, кроме дозорных, не спеша, перекусил.

       – Агафонов, – тихо позвал Голицын.

       – Слушаю, ваше благородие, – станичник неторопливо пригладил чёрную бороду.

       Степенность казака может ввести в заблуждение кого угодно – медлительный, заторможенный, но подпоручик видел вахмистра в деле – ловкий, проворный, стремительный.

       – Бери четверых, освободишь пленника. Я с остальными возьму майора. Начнём сразу после полуночи.

       – Добро, – кивнул пластун и уже заботливо продолжил. – Только, ваше благородие, Роман Василич, вы бы в драку не лезли. Всё ж таки после ранения, а хлопцы дело знают, не сумлевайтесь.

       Голицын лишь улыбнулся.

       В сумерках и ночью звуки разносятся далеко, без особой нужды не разговаривают. Пластуны общаются знаками. Агафонов сменил дозорных, чтоб те поужинали.

       Подпоручик прилёг на тёплую землю, приказав разбудить за полчаса до полуночи…

       Роман Васильевич в парадном мундире выпускника Пажеского Его Императорского Величества корпуса неспешно прогуливается по парку. Под руку справа невеста Дашенька. Дарья Сергеевна Голенищева. Даша весело щебечет, то и дело заглядывая прелестными синими глазами в лицо молодого офицера. Слов не разобрать. Солнце игривыми искорками подсвечивает пушистые золотистые волосы.

       Не получилось сыграть свадьбу. Война.

       Ни с того ни с сего небо потемнело. Невесть откуда взявшееся тёмно-багровое зарево раскрасило лицо девушки в нереальный чёрный цвет. Юного князя затрясло.

       – Беда! Грядёт беда, Рома! – Дашин голос будто сквозь вату…

       – Беда! Беда, ваше благородие, – прорвался приглушённый шёпот Агафонова.

       

       

       Тоху ввели в кабинет. Слева в глаза сразу бросился широкий Т-образный стол, покрытый зелёной тканью. За ним в высоком кресле устроился чувак в серо-голубом мундире. Толчок в спину. Программер сделал ещё три шага и остановился. Чувак поднялся с кресла и подошёл ближе. Ростом оказался с Тоху. Русые волосы и небольшие бакенбарды прилизаны, усы подкручены. Оказывается, здесь много усатых. Мода, что ль, такая? Фигура чувака, в отличие от чуть заплывшего жирком программера, спортивная.

       Местная шишка во всем этом дурдоме? Походу, так. На голубых петлицах серебристая вышивная хрень и по одной золотистой звёздочке. Тоже из шести лучей. Тоха уже не удивляется, что подмечает детали. Форма странная, герб российский, говорят по-немецки. Взрыв мозга.

       На правом боку кобура. Сабли, в отличие от того, что встретили на улице, нет.

       Пока рыжеусый что-то тарахтел главному перцу, огляделся. На стене над креслом главного юнита портрет чувака в пол-оборота. Мужик лет тридцати в голубом мундире с орденами гордо выпятил грудь. На правое плечо накинута тужурка с красной подкладкой. Стоячий красный ворот расшит золотом. Тёмные волосы и усы. Справа от портрета растянут белый флаг с двуглавым российским орлом. Тоха присмотрелся и понял – ошибся. Орёл не российский. Двухголовый? Да. Вот только на пузе герб другой – жёлтый с красной хренью, и по тушке разбросаны несколько цветастых гербиков.

       Прямо перед ним на обоих окнах тяжёлые зелёные шторы, прихваченные по бокам шнурами. Несмотря на жаркую погоду, окна закрыты.

       Справа в углу за столиком примостился ещё один юнит. Лысый, шароголовый старикан лет под пятьдесят в круглых очках с любопытством уставился на Тохин прикид. На голубых петлицах старикана по три звёздочки, только серебряная вышивка гораздо уже, чем у того, кого принял за шишку.

       На стене над старикашкой цветная географическая карта. У начштаба авиаполка, где Тоха служил срочную, тоже в кабинете карта висела. Во всю стену. Эта – поменьше. У начштаба карта России, а эта… Хрен её не знает. И надпись на карте сверху какими-то крякозябрами, как у того листа на входе. Вспомнил! Видел один из трутайповых шрифтов на компе у кого-то из пацанов. Готический. Немцы, походу, на нём ещё в Великую Отечественную печатали, если память не изменяет.

       Рядом со старикашкой стоят огромные, под потолок, часы. Время почти три.

       Программер снова перевёл взгляд влево. На массивном столе допотопный телефон. Ни о чём не говорит. Сейчас мода такая. Ретро. Многие богачи покупают девайсы с закосом под старину. Рядом с телефоном кипа бумаг. На краю приставного стола, ближе к Тохе, веером рассыпаны газеты. По бокам – шесть стульев с резными спинками.

       Только вот не хватает чего-то. Чего, не ясно. Тёлки-секретарши в кроткой юбке? Походу, нет. Хомячки историю реконструируют, тёлки здесь вроде ни к чему. Но вот чего-то ещё… такого знакомого… не хватает.

       Главный юнит подошёл ближе. Брезгливо осмотрел Тохин прикид и поднял на программера тёмно-серые глаза. Свинцовый взгляд гипнотизирует. Короткая лающая команда. Рыжеусый поставил у торца приставного стола табурет и толчком велел садиться. Главный остался стоять. Тоха сел боком к столу, чтоб видеть и старикашку, и рыжеусого.

       – Кито ви есть? Зачем зо… так прекрасно… нет… штранно одет?

       – Do you speak English? – вяло пробормотал Тоха, ни на что не надеясь.

       Оказалось, главный юнит отлично «спик» по «инглиш». Перешли на английский. Рыжеусый застыл у дверей, главный вернулся в своё кресло.

       – Слава Богу, хоть кто-то здесь говорит по-английски? – зачастил программер. – Кто вы такие? Что здесь, мать вашу, происходит? Ничего не понимаю. Там куча трупов. Меня трое юнитов тащат сюда… Парни, играетесь в свои дебильные игры, и хрен с вами! Я тут причём?!

       Главный «ролевик» потеребил русый ус, глаза чуть сузились.

       – Вы не в том положении, чтоб задавать вопросы, но извольте. Я - майор фон Лукас, императорская и королевская армия Австро-Венгрии.

       – Простите, не понял, – Тоха мотнул головой. Слегка долбануло в висок, но не сильно, терпимо. – Австрии или Венгрии?

       Брови майора поползли вверх. Узкие ладони легли на зелёную плотную ткань.

       – Вы о чём, сударь? Я офицер Австро-Венгерской Империи, – голос задрожал, будто Тоха сморозил обидную для чувака чушь, – которой правит государь наш Карл Франц Иосиф, – неопределённый жест на портрет за спиной. – Или вы этого не знаете?

       Программер ничего не понял, лишь захлопал глазами и примиряюще приподнял руки:

       – Окей, окей. Австро-Венгрия, так Австро-Венгрия. Не вопрос. Чё нервничать-то?

       Всё ясно. У чувака с башкой не в порядке. Они, походу, тут все долбанутые, а с психами лучше не спорить. Выскочившая из хаотичной груды нейронных импульсов мысль прошибла мозг – террористы. Какой-нибудь ИГИЛ или, там, «Ан-Нусра». Тоха покосился на чувака, что назвался майором Лукасом. Тот изучает лицо программера. Оглянулся на рыжеусого в дверях, на старикашку. У террористов морды арабские, а тут обычные, европейские. И оружие. Вряд ли террористы будут ходить с допотопными «винтарями» и в такой странной форме. По зомбоящику показывали – носятся на «тойотах» с пулемётами, а тут – на телегах. Неувязочка. У тех в руках «калаши» или американские М16. Все в «камуфле», на бошках чёрные или зелёные повязки с арабской вязью. А тут везде надписи на немецком. Ещё одна. К тому же флаг белый, а не чёрный. Да и какой, нафиг, ИГИЛ в Подмосковье? Нет, версия, не годится.

       Ага. А надписи на немецком в Подмосковье! Это как, годится? Декорации? Кино снимают?

       Нервные импульсы продолжают блуждать, пытаясь сложиться во внятные мысли. Австро-Венгрия. Ага. Австро-Венгрия была, хрен знает, когда. Ещё в Первую мировую. Этой грёбанной Австро-Венгрии уже лет сто как нет. Венгрия есть. И Австрия есть. Был там однажды.

       В фамилии чувака что-то знакомое. Фон Лукас. Где-то уже слышал. Ну конечно! Вот только был ли тот Лукас «фоном», хрен его не знает.

       – Простите, майор, вы случайно не родственник режиссёра «Звёздных войн»? – осведомился Тоха, чтоб заполнить повисшую паузу. – Или так, однофамилец?

       – Что? – главный юнит вскинул брови, аж «баки» зашевелись.

       – Окей. Нет, так нет, – программер снова поднял руки, – молчу.

       Чувак пригладил усы и подался вперёд.

       – Кто вы, сударь? Англичанин?

       – Нет, русский. Моя фамилия Воронцов. Воронцов Антон Дмитриевич.

       – Воронцов? – главный юнит задумался. – Воронцов. Хм. Известный в России дворянский род. Вы дворянин?

       Странная манера речи майора несколько напрягает. Тоха прекрасно владеет английским. По работе приходится общаться и с америкосами и с англичанами. Те так не говорят. Может оттого, что майор то ли австриец, то ли венгр? Наверно. Но речь чистая, без акцента. Выговор классический, британский.

       Тоха пожал плечами:

       – Не знаю.

       – Как можно этого не знать? – вскинул голову майор.

       Программер вновь пожал плечами. Фон Лукас несколько секунд помолчал.

       – Вы сказали, режиссёр… э-м-м… «Звёздных войн». Что это? Спектакль?

       Тоха посмотрел на него, как на идиота.

       – Не прикидывайтесь, майор. Про «Звёздные войны» знают все. Даже дети. Джордж Лукас - их создатель. Режиссёр и, по-моему, автор сценария. Точно не помню.

       – Где знают? – чувак выглядит растерянным.

       – Да везде, – Тоха развёл руками, – у нас, у вас в Европе, в Штатах. Да во всём мире! Даже пингвины в Антарктиде.

       – Интересно, интересно, – фон Лукас побарабанил пальцами по столу. – Ну ладно, к делу это не относится. Начнём допрос.

       Он что-то длинно сказал лысому. Тоха взглянул на писаря и офигел. Старикашка макнул ПЕРО в ЧЕРНИЛЬНИЦУ и застрочил на бумаге. Охренеть! Вот чего не хватает! Компов! Ни одного компа! Он что, протокол чернилами писать будет? Даже не шариковой ручкой?! Тоха решил, что сходит с ума.

       – Что вы делали у наших позиций? Разведка? Ваша задача? Состав группы?

       Тоха вскинулся:

       – Вы о чём? Какая, на хрен, разведка? Я не понял, вы чё, заигрались совсем? Объясните мне, наконец, что здесь происходит? Где я?

       – Здесь? – чувак криво усмехнулся. – Здесь война, мистер Воронцов. Или вы этого тоже не знаете? Я не сторонник крайних мер, но мы можем применить к вам допрос третьей степени. Мы - не германцы и без нужды не издеваемся над военнопленными, но если…

       Майор произнёс длинную фразу на немецком, возможно, перевёл ответ, и старикашка снова застрочил по бумаге.

       Тоха с трудом сглотнул. В висках застучало.

       – Какая… на хрен… в… война? – программер икнул.

       – Выражаетесь, словно портовый грузчик где-нибудь на Темзе или Дунае, а не как подобает дворянину, хоть и русскому, – майор скривил губы. – Допрос провожу я, а вы умудрились задать уже пять вопросов! Обычная война. Между Антантой и Центральными державами.

       Взгляд упал на газеты. Чёрно-белые! Фоток почти нет, сплошной текст. Шрифт той, что сверху, теми же крякозябрами. «Готика». Чё за ламер додумался набирать таблоид на древнем фонте?

       Под верхней газетой ещё одна. Знакомый английский текст. Тоха тут же выхватил сложенные листы. «Нью-Йорк Таймс». Ага, вот. Четверг, двадцать пятого июня, тысяча девятьсот семнадцатого года. Вроде ничего необычного. Хотя… Вот здесь… тысяча девятьсот семнадцатого. ДЕВЯТЬСОТ СЕМНАДЦАТОГО? Какого…

       Тряхнул головой. Тупая боль легко стукнула в висок. Под ложечкой противно засосало. Шрифт запрыгал.

       – Позавчерашняя, – кивнул на газету фон Лукас, – сегодняшняя только наша, – и ткнул в верхнюю, с «готикой». – «Бомервальд Фольксботе». Изволите почитать?

       – Первая мировая! – в горле совсем пересохло. – Сейчас… Первая мировая война?! Что за хрень? Или у меня с пьянки крыша поехала?

       – Первая мировая? – удивлённый голос майора звучит как сквозь вату. – Какая крыша…?

       В газах потемнело. Комната завертелась…

       Господи, какой балдёж! Вот так лежать и не вставать. После вчерашнего сейшена организму и в первую очередь мозгам требуется отдых. Резкий запах отвлёк. Нашатырь, что ли? Ну чё за нафиг? Борька гад, издевается. Удушу ламера, как встану! Ну и сон! Дурдом. Попасть в семнадцатый год, в ПМВ, да ещё к австрийцам! Бр-р…

       – Уф! Присниться же такое, – проговорил Тоха. – Как в реале. Борян, иди на хрен…

       – What did you say? Do you hear me? ¹² – послышалось сверху.

        ¹² Что вы сказали? Вы меня слышите? (англ.)

       Англичане? Пиндосы? Тут? Откуда? Кирилл не говорил, что на пати будут иностранцы.

       Нехотя открыл глаза и тут же завопил:

       – Нет!!!

       Дурдом продолжается. Сверху пялится тот самый австрийский майор из сна и ещё какой-то крендель в круглых очках и белом халате.

       – Lamke, – бросил куда-то в сторону майор, – hilf ihm sich zu setzen! ¹³

        ¹³ Лямке, помоги ему сесть. (нем.)

       Тоха скосил глаза. Приблизился знакомый рыжеусый юнит, поправляя на плече «винтарь». Программер застонал. Его подняли и усадили на стул. Протянули стакан. Большими глотками выпил прохладную воду.

       – Можно ещё?

       Налили. На этот раз пил дольше. Полегчало.

       – Как ви себя чувствуете? – по-русски с лёгким акцентом спросил очкастый в белом халате.

       – Бывало хуже, бывало лучше, – буркнул Тоха. – Я чё, вырубился, да? – и посмотрел на очкастого.

       – Ви-ру-бил-ся? – приподнял тот белёсые брови.

       – Ну это… – Тоха неопределённо махнул рукой, – отключился, сознание потерял.

       Крендель подтвердил, что молодой человек двадцать три минуты был в обмороке, но сейчас ничего страшного.

       – Охренеть, – пробормотал программер, – глюки ловил, было. Но чтоб в обморок…

       Очкастый что-то длинно сказал майору. Тот кивнул.

       – Danke, Doktor. Sie dürfen freihaben. ¹⁴

        ¹⁴ Спасибо, доктор. Можете быть свободны. (нем.)

       Чувак в белом халате вышел.

       Тоха медленно поднялся и босиком прошлёпал к распахнутому окну. Наверно открыли, пока в отключке валялся. Рыжеусый дёрнулся было, но майор жестом остановил. За окном строем промаршировали штук тридцать юнитов. Взвод. На тёмно-коричневой лошади проскакал всадник. Чудовищный, уродливый пепелац всё ещё торчит перед входом, и водила на месте.

       – Охренеть. Тысяча девятьсот семнадцатый. Лето, – Тоха не сразу сообразил, что говорит по-английски. – Первая мировая. В России власть скоро захватят большевики. Такая резня начнётся, мама не горюй. Блин, как же я сюда попал?!

       Вспомнился фильм, где целое подразделение российской армии оказалось в сорок первом. Пацаны почти все погибли, а потом странным образом ожили. И ещё один, где то ли трое, то ли четверо долбодятлов, чёрных копателей, также очутились в Великой отечественной. Но выжили все. В обоих случаях была дыра или портал во времени. В первом – туман в поле, во втором – озеро. Через них ушли в прошлое и вернулись обратно. А у него что? Синяя вспышка и всё. Правда, тоже очутился в тумане, но в кино-то по-другому.

       Тоха плохо учил историю. И в школе и в институте. О Первой мировой войне мало что знает. Но кажется, ни немцы, ни австрийцы к Москве и близко не подходили. Глянул через плечо на фон Лукаса. Тот уже вернулся за стол.

       – Простите, майор, а где мы сейчас? – тихо произнёс Тоха. – В смысле, что за деревня? Ещё лучше, какой город поблизости? На Подмосковье не очень похоже.

       Тот, покручивая ус, с любопытством уставился на собеседника.

       – Мы в десяти километрах от Станиславова.

       – Станиславов? – Тоха задумался. – Ни о чём не говорит. А ещё?

       Главный юнит достал из ящика стола портсигар. Золотой. Вытащил сигарету и прикурил.

       – Неподалёку Богородчаны, Калуш, Галич, – принялся перечислять майор, выпустив дым изо рта. – Будете курить?

       – Нет, тоже мимо, – вздохнул программер. – Спасибо, не курю.

       – Километрах в ста тридцати на северо-запад - Львов, – продолжил фон Лукас.

       – Львов? – Тоха резко развернулся. – Львов?! Даже не Московская область?! Даже не Россия?! Охренеть не встать! А я так надеялся…

       Всё гораздо хуже. В фильмах попаданцы хоть и оказывались в другом времени, но, по крайней мере, в том же месте. А тут полный, эпохальный звиздец. Не только во времени потерялся, но и в пространстве. Хрен его знает, где. Честно попытался вспомнить, сколько километров от Москвы до Львова, или хотя бы до Киева. Н-да. Трудно вспомнить то, чего не знаешь.

       Тоха вернулся к табурету и сел. В глазах защипало. Сгорбился и посмотрел исподлобья на майора. На психа не похож, хотя живых психов сроду не видал.

       На деревянном полу босым ногам стало холодно. Поставил ноги на попереченки под сидением табуретки.

       От твёрдого голоса фон Лукаса непроизвольно вздрогнул.

       – Конечно не Россия. Мы на территории Австро-Венгерской империи.

       Программер пожал плечами. Какая, нафиг, теперь разница?

       – Кто вы, мистер Воронцов? Откуда? И на что надеялись?

       – Надеялся, что сплю, и сейчас две тысячи пятнадцатый год, Московская область, – вяло усмехнулся Тоха.

       – Как две тысячи пятнадцатый? Вы с ума сошли?!

       – Лучше б сошёл, – он нервно рассмеялся. – О, Господи! – закрыл лицо ладонями и согнулся пополам.

       – Думаю, вам следует рассказать мне всё.

       Тоха выпрямился, кивнул и равнодушным голосом назвал паспортные данные, пояснил, что работает в фирме «Либерсофт», занимается разработкой компьютерных игр и прочего софта. Рассказал, как накачался на корпоративе. Утром вышел отлить и бац! Синяя вспышка, и он на нейтралке.

       – Вроде бы по-английски говорите, а непонятно. Какие игры могут быть у счётного устройства? В каком смысле «софт»? Что такое «корпоратив»? – поинтересовался австриец.

       Программер пояснил про компы, софт. Про совместную пьянку, именуемую корпоративом.

       Майор время от времени переводил лысому, и тот скрипел пером. Тоха оглянулся на писаря. Лицо старикашки вытягивается всё больше. Застывший у двери рыжеусый тоже офигел.

       – Две тысячи пятнадцатый? – Лукас побарабанил пальцами по столу. – Однако.

       Программер вяло ухмыльнулся. Рыжеусый что-то зашептал старикашке. Майор бросил короткую фразу по-немецки. Воцарилась тишина.

       – Я не всё понял, что вы сказали, – наконец нарушил молчание главный юнит, – и, пожалуй, при другом раскладе посчитал бы вас сумасшедшим. Но что-то мне подсказывает, что… Чем можете доказать, что вы из двадцать первого столетия?

       Программер выпрямился и лишь безразлично пожал плечами. Апатия и нереальность происходящего. Заорать бы, проораться от души. Может, полегчает? Но как эти отреагируют? Покосился на рыжеусого юнита в дверях. Ещё пристрелят на фиг.

       – Ничем. Паспорт остался в домике, в пансионате. Смартфон разбило пулей на этой вашей нейтралке. Вдребезги. Ну если только кусочки обожжённого пластика остались. Да я уж и не найду то место…

       – Смартфон? Умный телефон?

       – Ну да, – Тоха посмотрел на фон Лукаса. У того чуть ли волосы не шевелятся. – Мобила, ну… это… мобильный телефон с возможностями компа. Связаться можно где угодно и с кем угодно. Но, как понимаю, тут он бесполезен. Сети нет.

       – Связаться? Сеть? Значит вы шпион?

       – Да нет же? – программер мотнул головой. – Вон у вас на столе телефон. Смартфон, то же самое, только во-о-от такая маленькая коробочка с экраном, и без проводов. Инфа передаётся по радио.

       – Радио? – австриец чуть склонил голову на бок. – Что вроде полевой радиотелеграфной станции.

       – Что-то типа того, – согласился Тоха. – Только, представьте, что эта ваша станция имеет размер, ну например, вашего портсигара. Если я вас правильно понял, ваши полевые радиостанции передают сигналы азбукой Морзе?

       – Совершенно верно, – кивнул майор.

       – Вот, а тут передаётся голос. И если вы решили поговорить, допустим, с Австралией, вам нужно набрать только номер абонента и всё. Можно на встроенную камеру фотку сделать или видео и тут же переслать нашему абоненту в Австралию.

       – Но позвольте, – перебил главный юнит, – наши радиостанции передают информацию максимум на двести километров. Я видел, когда был в радиотелеграфной роте, антенна поднимается метров на тридцать. А естественная кривизна планеты?

       Тоха улыбнулся.

       – Элементарно. По всей земле понатыканы вышки с антеннами. Не дальше двадцати, двадцати пяти километров друг от друга. А если есть преграда, океан например, то для этого на геостационарной орбите, – программер ткнул пальцем верх, – висит спутник.

       Фон Лукас скрестил на груди руки. Тоха представил, как сейчас у чувака кипят мозги.

       – Поверьте, майор, мне в тысячу раз легче объяснить вам разницу между молотом и камнем. И эта разница будет в сотни раз меньше, чем то, что отделяет смартфон от вашей радиостанции или, – кивнул на допотопный девайс на столе, – вашего телефона. Да, кстати! – попаданец вскинул голову, как же раньше не додумался? – Одежда. Моя одежда!

       – Что, ваша одежда? – обалдевший австриец изогнул бровь. – Фасон, конечно, странный. Больше на пляжный похож.

       – В наше время это в моде. Летом шорты и футболка навыпуск. Но не это главное. И шорты и футболка из полиэстера. Синтетика. У вас такого материала ещё не придумали. Потрогайте.

       Майор встал и приблизился к Тохе. Холёная рука ощупала грязную рубаху, коснулась края красных шорт.

       – Н-да, – фон Лукас прошёлся по кабинету.

       Тоха с надеждой наблюдает за ним.

       – Ну что? Убедились?

       – Согласен, материал странный. Отличается и от офицерского и от солдатского сукна. Да и от гражданского платья тоже. Но я не портной. Мне трудно об этом судить.

       Повисла тишина. Майор меряет шагами комнату и что-то говорит писарчуку. Походу, переводит содержание разговора. Тот старательно, часто обмакивая перо в чернильницу, записывает.

       – А где же ваша машина времени?

       Тоха на время куда-то «улетел», и голос австрийца заставил вздрогнуть.

       – Какая ещё… машина времени? – не сразу въехал в тему программер.

       – На которой вы прибыли.

       Память тут же услужливо подбросила америкосовский фильм, где долбанутый на всю голову профессор смастерил из крутой легковушки машину времени, а потом со школьником путешествовал по времени. Столько натворили! Потом пришлось исправлять. Но девайс, действительно, классный. Сейчас бы такой не помешал.

       – Нет никакой машины времени. Как здесь очутился, не знаю. Вышел отлить, какая-то синяя вспышка и… всё. Очнулся среди трупов. Я ж говорил уже.

       В памяти всплыл «Терминатор». Там Шварц голым проходил сквозь время. По сюжету юзали машину времени. И ещё один сериал вспомнил. Русский. Хомячкам на телефоны упала специальная программка. Там через портал тоже проходили голышом. Одежда оставалась в нашем времени. Так что ещё повезло – сидел бы сейчас в чём мать родила.

       – Я читал книгу «Машина времени» в оригинале и в немецком переводе. Там была именно машина, – продолжил настаивать майор.

       Тоха пожал плечами. Ужасно захотелось есть. Видно от переживаний и стресса похмелье прошло слишком быстро, и пустой желудок спазмами требует, чтоб его наполнили хоть чем-нибудь.

       – Скажите, раз уж вы из будущего, что случится в ближайшее время? Русские готовят наступление. Где и когда? Каков будет исход?

       Желудок Тохи заурчал. Австриец услышал.

       – Вы, судя по всему голодны? Сейчас вас накормят и дадут что-нибудь на ноги.

       Фон Лукас что-то сказал, рыжеусый отсалютовал и исчез за дверью. Странно, чего это они такие добрые? Неужели поверили? Самому ещё не верится.

       – Откуда ж я знаю, что здесь было сто лет назад.

       – Ну вы же из будущего.

       – И чё? Я ж не историк, – Тоха задумался, – ну вот скажите, какая война была сто лет назад?

       – Наполеоновская, – сходу ответил майор.

       – А можете сказать, что происходило именно здесь, например, в июне тысяча восемьсот двенадцатого? – улыбнулся программер.

       – Понятно. А жаль.

       Фон Лукас присел за приставную часть стола правее Тохи.

       – Самому жаль. Эх, были б интернеты, мигом бы всё выяснили.

       – Что? – австриец вскинул брови. – Интер… неты? Что это?

       Тоха как мог, объяснил про сети, про интернет. Майор воодушевился.

       – И что можно любому человеку отправить письмо, и оно дойдёт в ту же секунду.

       – Да. Если у человека есть электронный адрес, без проблем. И много разной инфы по истории. В том числе и про эту войну. Но мне как-то не интересно было, я и не читал.

       – Жаль.

       Вскоре рыжеусый принёс кондовые полусапожки, как у самого, и плотную серую ткань для обмоток. Тоха тщетно попытался намотать портянки (вспомнил название). Не вышло. Офицер что-то сказал, и рыжеусый помог. Видок совершенно идиотский. Шорты, кондовые шузы с портянками на голые ноги. Но всё лучше, чем босиком.

       Внесли еду. Перловка с мясом. Программер с такой жадностью накинулся на кашу, аж за ушами трещит. В «армейке» терпеть её не мог. Всё это время австриец молчал. Тоха лишь ловил на себе внимательный взгляд тёмно-серых глаз.

       Когда с хавчиком было покончено, юнит, что сидел в приёмной, когда Тоху вели в кабинет, внёс поднос с двумя чашечками и плетёной тарелкой с печеньками. В кофейнике дымится ароматный напиток. Одну кружечку солдат оставил перед офицером, вторую – перед пленником. Следом на стол перекочевали печеньки и кофейник.

       – Коньяк, виски, бренди?

       – О нет, спасибо, мне хватит, – программер замахал руками, – и так вон куда с бодуна занесло.

       Кофе оказался великолепным. Такой Тоха пил всего лишь раз.

       – Пока пьём кофе, – майор изящно отхлебнул из чашечки, – расскажите, что будет дальше.

       Попаданец рассказал о революции в России, образовании Советского союза, Вторая мировой войне, НАТО и прочем.

       По мере рассказа австриец мрачнел всё больше. Не забывал переводить писарю. Когда выпили по три чашки, произнёс:

       – В общем так, мистер Воронцов, всё это не в моей компетенции. Сегодня отдыхайте, а я решу, что с вами делать дальше.

       Тоха сразу сник.

       – Думал, вы мне поможете.

       Фон Лукас криво усмехнулся.

       – Помогу? В чём?

       – Вернуться домой.

       – И как вы себе это представляете? – майор весело откинулся на спинку стула.

       Программер подался вперёд и затараторил:

       – В фильмах показывали, как попаданцы возвращались через то место, где проваливались в другое время. Там что-то вроде дыры во времени или тоннеля. Если б ваши солдаты отвели меня туда, где я очнулся, то наверно смог бы вернутся. Там можно будет найти и куски разбитого смартфона.

       – Вы хотите, чтоб я наших солдат ни за что ни про что отправил под русские пули? – хмыкнул фон Лукас. – Ну уж нет.

       Австриец немного помолчал.

       – У меня выбор небольшой. Вы очень похожи на сбежавшего военнопленного. Поэтому было бы правильно передать вас в немецкий лагерь. Он тут недалеко, близ Галича. Но… Мистер Воронцов, дайте слово дворянина, что не попытаетесь сбежать.

       Тоха лишь ухмыльнулся.

       – Сбежать? Куда?

       Майор выжидательно смотрит на него.

       Программер вздохнул.

       – Даю слово.

       

       

       Пленника увели.

       Исполняющий должность начальника штаба тридцать третьей пехотной дивизии майор Густав Алекс барон фон Лукас протянул руку к ящику стола. Захотелось курить. Достал портсигар, вытащил папиросу и откинулся на спинку стула. Долгая, бестолковая, захватывающая и ошеломляющая беседа утомила и одновременно взбудоражила спокойную натуру Густава. С таким ещё сталкиваться не приходилось. На всякий случай под страхом военно-полевого суда приказал ефрейтору Лямке молчать о том, что здесь услышал.

       Нужно составить рапорт командиру дивизии. Только не о чем. Пленник ничего не знает ни о планах генерала Корнилова, ни о дислокации русских войск. Из дворян. Фамилия, по крайней мере, дворянская. Утверждает, что из будущего. Из двадцать первого века. На душевнобольного не похож. Неужели в будущем носят такие клоунские наряды?!

       Сотня лет, сотня! Пресвятая Дева Мария!

       Нельзя сказать, что Густав не поверил молодому человеку, но уж очень всё невероятно. Говорит чуть иначе. И одежда, впрямь, из странного материала.

       Эту войну странный русский назвал Первой мировой. Будет ещё и Вторая. Её начнёт Германия. Канцлером и великим завоевателем, покорителем всей Европы станет никому сейчас неизвестный кайзеровский ефрейтор Адольф Шикльгрубер. Австриец, между прочим.

       Самое ужасное – скоро исчезнет Австро-Венгрия. Распадётся на несколько мелких государств. Канет в Лету и Российская. Император Николай отречётся от престола, и обезумевшее быдло расстреляет его вместе с семьёй. Да, не позавидуешь. Стоп! Стоп! Он уже отрёкся! В марте!

       Густав наконец-то раскурил папиросу, что в задумчивости мял в пальцах. Сизый дым поплыл к потолку. Майор встал и не спеша подошёл к окну, прихватив портсигар со спичками. Лёгкий, прохладный ветерок подул в лицо…

       На обломках Российской Империи русские построят некий Советский Союз. В июне сорок первого Германия начнёт войну с Россией, а в мае сорок пятого её уничтожат и поделят между то ли тремя, то ли четырьмя государствами. Герр Воронцов наверняка не помнит. Точно разделят между Россией, Англией и Северо-Американскими Соединёнными Штатами. Правда, русский назвал их почему-то Соединёнными Штатами Америки, а до этого – странным словом «Пиндостан», а жителей – пиндосами.

       Что же с ним делать? Толку от него никакого. Есть два варианта. Первый – расстрелять к чёртовой матери. Вывести в поле, и пулю в лоб. Или сдать немцам. В Галиче немецкий лагерь для военнопленных. Всё проблем меньше.

       С другой стороны, если отправить странного пленника выше по инстанциям, и там выяснят, что молодой человек – искусно замаскированный шпион, то его, майора фон Лукаса, ожидает повышение. О нём не забудут. Всё ж таки у Густава весьма влиятельный кузен. А если окажется, что русский не псих и правда из будущего, в Вене из Воронцова выудят всё. Перспективы вообще вырисовываются головокружительные.

       Майор закурил вторую папиросу. Медленно выпустил изо рта дым.

       Из окна прекрасно виден ельник. Вон на том пригорке! Странно. Лес выглядит зловеще. Раньше такого чувства не возникало. С чего бы сейчас? Прекрасное место для наблюдения? Пожалуй, да. Село и штаб оттуда как на ладони. Послать команду полевой жандармерии прочесать? А, ерунда! Вокруг пригорка заболоченные места, а у русских в армии полный бардак. Не сунутся. Сейчас важнее другое. Герра Воронцова, или как там его на самом деле, нужно срочно доставить в контрразведку корпуса. Оттуда молодого человека наверняка отправят в Вену. Пусть там и проверят на душевное здоровье, и как полагается расспросят.

       Ближе к ночи в Хриплино прибудет рота венгерского двести восемнадцатого егерского батальона. Утром проследует в Станиславов. Вот с ними и отконвоировать пленного. А сейчас…

       Майор вернулся за стол, рука опустилась на телефонный аппарат. Двоюродный брат, генерал от инфантерии Карл Альберт барон фон Лукас¹⁵, командующий третьим корпусом, будет рад такому подарку. Но… не сейчас. Густав подавил желание немедленно связаться с кузеном. Рано. Вот завтра, как отправит пленного, так и позвонит родственнику.

        ¹⁵ Карл Альберт барон фон Лукас, генерал от инфантерии общеимперских вооружённых сил Австро-Венгрии, реальное историческое лицо. В ходе описываемых событий командовал 26 корпусом на Итальянском фронте на реке Изонцо (прим. автора).

       Занялся текущими делами. Доложил комдиву о странном пленнике, сообщил, что тот не совсем здоров, но возможно, им заинтересуются в Вене. Генерал одобрил решение майора. Ещё бы не одобрил. Кузен – командующий корпусом.

       Наконец-то освободившись от срочных дел, Густав сел за подробный отчёт для высокопоставленного родственника. Но тут новая странность – не может вспомнить, о чём конкретно говорил герр Воронцов всего пару часов назад. Лишь общие фразы. Раньше на память не жаловался. Полистал протокол допроса. Ну вот же, всё ж описано! Переписал в отчёт, к нему приложил протокол. Бумаги аккуратно легли в синюю гербовую папку. Папку майор завернул в бумажный пакет. Лично спустился в канцелярию и запечатал сургучной печатью.

       По пути заглянул к командиру отряда полевой жандармерии обер-лейтенанту Якубу Немецу, чеху по национальности, и попросил силами отряда прочесать беспокоящий лесок. Обещал дать в помощь третий взвод из роты охраны. Не нравятся фон Лукасу нехорошие предчувствия. Надо их проверить. Яков, как на немецкий манер зовёт его Густав, поначалу выразил сомнения в целесообразности мероприятия. Вокруг пригорка болота. Но оказалось, не везде. Немец предложил вечерком отправить к лесочку троих жандармов. Пусть посидят, посмотрят. А в пять утра начать прочёсывание. Майор план одобрил.

       Итак, одно дело сделано.

       Солнце село. С улицы донёсся далёкий шум. По времени это должны быть мадьярские егеря. И точно. Вскоре послышались шаги марширующего подразделения и чёткие команды на шипяще-бурчащем наречии. Несмотря на то, что официальные языки в империи немецкий и венгерский, общение в общеимперских полках принято на немецком. Разумеется, в национальных частях общаются на своих языках, но офицерские чины обязаны знать немецкий.

       Минут через пятнадцать в дверь постучали. Густав отозвался. В кабинет вошёл чернявый обер-лейтенант и на хорошем хох-дойче доложил о прибытии.

       Майор приказал выделить десять человек для охраны важного пленника, сменив пехотинцев, а утром сопроводить его в Станиславов для передачи в контрразведку корпуса. Обер-лейтенант отсалютовал.

       – И вот что, завтра перед отбытием зайдите ко мне. Я дам вам это, – Густав показал венгру пакет. – Передать лично в руки генералу от инфантерии фон Лукасу. Ясно?

       – Так точно, господин майор! Разрешите идти?

       – Идите.

       Венгр вновь вскинул два пальца к виску и вышел.

       Густав убрал пакет в сейф и взглянул на часы. Десять. За окном почти стемнело. Потянулся до хруста в суставах. Ещё полчаса, и можно будет отправиться на окраину. Фройляйн Ганна заждалась.

       

       

       Роман Васильевич открыл глаза и, увидев встревоженное лицо вахмистра, прошептал:

       – Что случилось?

       – Венгры. Около роты егерей. Только что прибыли, – также шёпотом ответил Агафонов.

       Плохо, очень плохо. Это осложняет дело.

       – Откуда знаешь, что венгры?

       – Отличаю на слух мадьярское наречие от германского.

       Стемнело. Слава Богу, новолуние. Ночь звёздная, безоблачная, темень хоть глаз выколи. На площади и главной улице горят газовые фонари. В Прикарпатье электричество не везде. В крупных городах, вроде Станислава или Львова на улицах очень много электрических фонарей. По крайней мере, до войны было. В посёлках вроде этого – только газовые и то не везде.

       Подпоручик навёл бинокль на знакомое здание. В освещённом окне тёмный силуэт. Начштаба? Скорее всего.

       Окно погасло, и пару минут спустя на улицу вышел майор. Двое часовых вытянулись во фрунт. Подошли трое солдат. Австрияк несколько секунд поглядел на звёзды и направился по уже знакомому разведчикам маршруту. Конвой топает сзади. Группа очень быстро миновала освещённую часть улицы. Всё. В бинокль ничего не видать. В хате на окраине, где ночует майор, в окнах свет. То ли свечи, то ли керосиновая лампа.

       Пока Роман Васильевич спал, вахмистр отправил двух пластунов к сараю. Голицын похвалил казака. Станичникам пришлось делать крюк, обходя заболоченные участки. Но вылазка того стоила.

       Вскоре вернулись разведчики. Давешних трёх пехотинцев, что охраняли пленника, сменили пятеро венгерских егерей из новых.

       Вот чёрт!

       – Это не самое поганое, ваше благородие, – доложил кубанец. – Мы с Петром, – кивнул на второго, с кем делал вылазку, – наткнулись на троих австрияков из полевой жандармерии. Они тропку оседлали. Пришлось ликвидировать.

       Да, действительно, одно к одному.

       – Трупы хоть убрали? – буркнул Голицын.

       – Обижаете, ваше благородие. Оттащили в сторонку, веточками прикрыли.

       Подпоручик достал брегет. Десять минут двенадцатого. Посмотрел на хату, где ночует австрийский майор. Свет в окне пока горит. Оп! Погас.

       С венграми, охраняющими пленного, вахмистр впятером не справится. Тихо не справится.

       – Агафонов, возьми ещё двоих.

       Бородач на миг задумался.

       – Ваше благородие, а может ну его к лешему, скомороха этого? Рискованно, можем не совладать.

       – Он - русский офицер, – спокойно парировал Роман Васильевич – Голицыны своих в беде не бросают. Давай, Агафонов! С Богом!

       Подпоручик уверен, пленный молодой человек – офицер и дворянин. Почему? Откуда такая уверенность? Трудно сказать.

       Вахмистр пригладил бороду.

       – Назарчук, Мелихов, Перегода, с их благородием. Остальные - со мной.

       Теперь с Агафоновым семеро, включая самого вахмистра. С Романом Васильевичем – трое. Смена часовых через три часа. В четыре с небольшим начнёт светать. Мало, крайне мало времени.

       – Вперёд, братцы, – тихо скомандовал подпоручик.

       Пластуны растворились в темноте…

       К выбеленной хате подкрались с огорода. Роман Васильевич, присев на корточки, осторожно выглянул из-за угла. Часовые, судя по говору – австрияки, уселись на колоды и тихо обсуждают начальство. Майор с бабёнкой забавляется, а им, бедолагам, приходится охранять их высокоблагородие. Карабины держат небрежно. Один разгильдяй, самый высокий, вообще прислонил свой к тыну. Нападения не ждут. И слава Богу! От угла до солдат двенадцать шагов. Если атаковать сейчас, оружием воспользоваться не успеют, а вот заорать – могут.

       Хорошо у панночки собаки нет, хлопот было бы не в пример больше.

       Роман Васильевич поднялся и глянул на казаков. Правая ладонь Назарчука скользнула к сапогу. В руке появился нож. Пластуны последовали примеру товарища. Кубанец скользящим движением перетёк за куст. Подпоручик аккуратно выглянул. Часовые даже ухом не повели. Высокий австриец, похлопав по карманам мундира, вытащил сигареты и угостил остальных. Второй достал спички. Назарчук медленно поднял руку. Голицын мысленно похвалил станичника. Свет, даже не яркий, на время ослепит часовых. Огонёк выхватил из темноты лица склонившихся солдат.

       Рука казака опустилась, и три тени бесшумно рванулись к врагам. Действовали слажено, любо-дорого посмотреть. В несколько секунд с охраной покончено. Те даже не пискнули. Трупы быстро убрали подальше от тына.

       Роман Васильевич знаком приказал двоим занять места у окон, и осторожно надавил на крепкую с виду дверь. Та подалась без скрипа. Ого! Панночка даже не запирается! Либо у местных это в порядке вещей принято, либо уверена – с таким покровителем бояться нечего.

       Тихо вошли. Зрение быстро привыкло – с тёмной улицы в тёмные сени. Правда, в глазах ещё догорают пятна от огонька спички. Засмотрелся на огонь. Ничего, сейчас пройдёт. Справа на вешалке прикрытая занавеской одежда. Дверь в горницу закрыта. Едва слышны приглушённые всхлипывания и учащённое дыхание. Голицын покосился на казака, как его? Перегода, кажется. Тот понимающе ухмыльнулся.

       Подпоручик медленно потянул за ручку. Дверь тихо открылась. Звуки стали громче. В образовавшуюся щель окинул взглядом горницу. В просторной комнате никого. Наверно в спальне. Бесшумно прошли в комнату.

       На столе посуда с остатками нехитрой снеди, на стул небрежно брошен мундир с майорскими клапанами. Тут же амуниция с пистолетом в кобуре. Справа, откуда отчётливо слышны звуки нарастающей страсти и ритмичный стук, должно быть, спальня. Роман Васильевич оглянулся на печь. С первого взгляда пустая. Кивнул Перегоде, мол, проверь. Казак молниеносно перехватил нож обратным хватом и, придерживая кулак с оружием у лица, бесшумно двинулся к печи. Клинок почти на замахе. Аккуратно осмотрел и покачал головой. Отлично, никого.

       Стук участился. Подпоручик вытащил из кобуры на стуле пистолет майора. Восьмизарядный «Штейр» М1912. Входить в спальню как-то совестно. Снова всхлип, утробный рык, облегчённый вздох. Голицын тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли и стыдливость, и знаком показал: пошли.

       Заметив в проёме двери чёрные силуэты, панночка негромко вскрикнула и натянула до подбородка одеяло. Князь направил пистолет на мужчину. Тот застыл.

       – Одевайтесь, господин майор, – по-немецки приказал Роман Васильевич, – и без глупостей.

       И уже по-русски добавил:

       – А вы, сударыня, молчите, и останетесь живы.

       Неизвестно, понимает ли та язык, но молодая женщина закивала. Австрияк медленно перевёл взгляд с оружия на Голицына и сел на кровати. Чуть дрожащая рука потянулась к стулу с наброшенным на спинку исподнем и форменными шароварами.

       Перегода встал рядом с одевающимся майором. Панночка зыркает из-под одеяла. Начштаба обмотал ноги портянками и стал обуваться. Подпоручик подошёл к кровати. Оставлять за спиной свидетеля нельзя, но и убивать женщину, чья вина лишь в том, что, как умеет, ублажает оккупанта, не хочется. Роман Васильевич поднёс ладонь к её шее. Барышня дёрнулась.

       – Вы не смеете… – проговорил австрияк, поднимаясь.

       Голицын ткнул пальцами в красивую шею. Панночка отключилась. Около часа проваляется.

       – А ведь вы не будете стрелять, господин под…, – глухой удар оборвал запоздалую мысль майора.

       Роман Васильевич обернулся. Австрияк тихо свалился на услужливо подставленное плечо Перегоды. Чем это он его? Казак взвалил тело на плечи и двинулся к выходу. Всё. Пора уходить.

       На подходе к точке сбора увидел вторую группу. Насчитал семерых. Все живы, слава Богу. Один из пластунов несёт на себе чьё-то тело.

       – Что с ним? – в ужасе прошептал подпоручик, когда группа Агафонова приблизилась.

       – Их высокородие слишком долго рассуждали, – виновато пожал плечами вахмистр, – Да не пужайтесь, Роман Василич! Живой. Я аккуратненько.

       Голицын лишь махнул рукой.

       Через полтора часа по дну лощины пересекли австрийские позиции. В нос вновь полез уже привычный запах разлагающейся плоти. Ползти пришлось медленно, часто замирая. Но австрияки, разбалованные бардаком в русской армии, не очень рьяно несут службу. В австро-венгерской тоже бардак. Конечно не как в русской. Хоть морально-боевой дух, в отличие от кайзеровских войск, низкий, но приказы пока выполняют…

       Выбрались на нейтральную полосу. Небо на востоке светлеет, снова приходится ползти. Пленного тащат волоком. Соотечественник давно пришёл в себя и после короткого разговора ползёт сам. Иногда доносится раздражённое шикание пластунов.

       Ещё через полчаса группа свалилась в овраг в сотне саженей от первой линии вражеских траншей. Со стороны австрияков протяжно затрещало. В небо взметнулись с десяток осветительных ракет.

       – По нашу душу, – пробормотал Мелихов.

       – Ничего, – успокоил Голицын. – Полчаса привал и вперёд.

       Другого выбора нет. До своих позиций ещё саженей двести. Снова придётся ползком. Белая исподняя рубашка майора, хоть и грязная, прекрасно выделяется на нейтральной полосе. Да и они все – отличные мишени на фоне светлеющего неба.

       Австрияк давно очнулся. Его предусмотрительно связали и заткнули рот кляпом, и теперь тот зло и ненавидяще зыркает на Голицына.

       Нужно поговорить с освобождённым молодым человеком. Роман Васильевич подсел к соотечественнику.

       

       

       Негромкий, навязчивый звук тревоги оборвал наслаждение индийским кофе. Опять технический сбой. Последний был две недели назад. В 1933 году в районе Омска открылся несанкционированный портал. Сотрудников Службы в том хроносрезе не было. Как выяснили технари, сбой в виртуальном контуре активного наведения. Ни один биологический объект не перемещён. Местные проверили и доложили.

       Двадцативосьмилетний капитан оперативного отдела Ян Максимович Прилуцкий медленно отхлебнул из фарфоровой кружки. Большинство коллег предпочитают атомарный хромопластик – руки не обжигает и несколько суток сохраняет температуру налитой жидкости. Фемтотехнологии. Но из древнего фарфора вкуснее.

       В девять утра капитан принял дежурство, просмотрел журнал командировок в районе ответственности департамента. На выходе одиннадцать групп. Цель – сопровождение гражданских историков-архивистов.

       Прилуцкий поправил ворот футболки-трансформера. Ткань из пико-волокна плотно облегает сильное, мускулистое тело с красивым рельефом мышц. Ян не качок. Такой гармоничный мышечный корсет и, что характерно, без всякой новомодной химии чаще встречается у бойцов. Высокий рост и развитая мускулатура нравятся женщинам во все века и тысячелетия. Проверено.

       Мелодичный вызов вселил дурные предчувствия. Звонок при техсбое дежурному оперу обычно не сулил ничего хорошего. Капитан пригладил ёжик короткостриженых волос и приказал компу:

       – Ответ.

       Выросла голограмма дежурного по департаменту.

       – Максимыч, срочно к Тарану.

       – Иду.

       Неудачное начало дежурства. Прилуцкий связал сигнал тревоги с вызовом к шефу. Обычно Палыч собирал к одиннадцати. Время десять ноль шесть. И почему Таран не отправил сообщение на «Леким-два»? «Леким-два» – кварковый комп, встроенный в изделие 9Л867 с кодовым названием «Линза»? Специально разработанная контактная линза для глаз.

       Ян не спеша вышел в коридор. Куда торопиться? У «хроников», как называют их коллеги из других военных или полувоенных (в древние времена было модное название «силовые») структур, времени, за редким исключением, всегда навалом.

       Капитан вошёл к шефу. За спиной бесшумно соткалась из пространства мембрана портала с чётко очерченным контуром двери. В кабинете за широким столом уже расселись сотрудники техотдела, аналитики. Взгляд выделил незнакомое лицо. Девчонка. Младший лейтенант в белом форменном комбинезоне с эмблемой историко-археологического отдела на рукаве. Просветы и окантовка погон, канты на брюках и обшлагах синего цвета Службы. Симпатяшка-брюнетка. Волосы сплетены и заколоты сзади. Чуть с горбинкой нос намекает на восточное происхождение. Белый цвет формы подчёркивает загорелое лицо. Где-нибудь на югах отдыхала после выпуска. Ян подмигнул девчонке. Та надула губки и отвернулась к шефу. На стульях у стены скучают двое оперов его отдела.

       Хоть в оперативном отделе ношение формы необязательно, на Палыче лёгкий трансформ бирюзового цвета с короткими рукавами и подполковничьими погонами с двумя звёздочками и синими просветами. Как знал Ян, подобное обозначение званий идёт ещё с традиций русской армии двадцатого-двадцать первого века. И все «силовые» структуры Русской Конфедерации носят именно такие погоны…

       Когда девяносто лет назад учёные Конфедерации, Китая и, чуть позже, Североамериканского Союза и Западноевропейской Хартии после более чем столетних исследований открыли принцип перемещения во времени, мир вздрогнул. И есть от чего! Реально правящие в Союзе и Хартии транснациональные корпорации, серьёзно потрёпанные Россией и Китаем и давно растерявшие былую мощь, воспрянули духом.

       Чего проще? Вернуться в прошлое, кого-то устранить, кого-то, наоборот, не дать устранить, кому-то внушить другие идеи, и всё. История пошла другим путём. То, что при этом можно ненароком уничтожить самого себя, что противники будут творить то же самое, руководству корпораций в голову приходило редко. Возникла потребность в создании спецслужбы по охране времени, в том числе на планетарном уровне.

       Подписаны международные договора, пакты и декларации, приняты национальные законы и введена ответственность. Но соблазн велик. Как у обычного человека, так и у небожителей. Все понимали, изменить что-либо в эпохе, отстоящей даже на тысячу лет, чревато. Нарушитель сам может погибнуть. Даже не погибнуть. Нет. Исчезнуть из всех хроноветвей и хроноволн. Что уж говорить о десятке тысяч и миллионе лет? Тогда вообще всем и всему кирдык, как выражается Фарух Тамирбаев. А вот уйти на час, на день, на неделю назад и чего-то поменять – вполне можно. И не только с дурными или преступными целями. Чаще ведь хочешь, как лучше. Только вот получается… ну вы поняли.

       Всё оказалось совсем не так, а гораздо… лучше. Да. Скорее всего, лучше. Прошлое почти не позволяет себя менять. Ключевое слово «почти».

       Группа учёных Конфедерации во главе с профессором Тушаром Агнихотри провела кучу сложнейших биологических, генетических, темпоральных экспериментов. В итоге – величайшее открытие. У каждого человека есть некий энергоинформационный уровень. Он может вызвать всплеск хронального поля, создать новую волну или ветвь, что позволяет в той или иной мере воздействовать на прошлое. У многих людей этот уровень не превосходит трёх единиц, либо колеблется около пяти. Значение уровня до десяти не позволяют изменить течение времени.

       Уровень, в честь учёного, назвали коэффициентом Агнихотри. Единицу измерения – «агни».

       Ян не вникал в хронофизику процесса. Хотя в обеих Академиях – и Хронослужбы, и Госбезопасности этот предмет обязателен, Прилуцкий уже успел основательно забыть тонкости. В них прекрасно разбирается бывшая подружка – сотрудница биофизического отдела Любомила Костович. Уроженка Белграда, девушка три года назад с отличием окончила Академию…

       Уже более ста пятидесяти лет в мире сохраняются устойчивые центры силы. Корпорации, как ни старались, не смогли их поколебать. Самый мощный – Русская Конфедерация, куда кроме России входят Восточная Европа, Балканы, Прибалтика, Скандинавия, Средняя Азия, Ближний и Средний Восток, Индия, Монголия, Аляска, территория западной части Северной Америки и частично Мексики. Де-юре – Конфедерация. Фактически – единое федеративное государство, стихийно возникшее после стремительного расцвета России. Мощную поддержку оказывают страны Латинской Америки. Многие из них всё ещё безуспешно пытаются войти в состав Конфедерации. Большинство стран Африки поддерживают Конфедерацию на взаимовыгодной основе. Когда корпорации попытались установить на чёрном континенте марионеточные режимы, огребли по полной.

       Следующий центр – Индокитай во главе с Китаем. Главный союзник и партнёр Конфедерации.

       Западно-Европейская хартия объединяет Западную Европу, Турцию и Албанию.

       И, наконец, Северо-Американский союз включает оставшуюся территорию Северной Америки с разобщёнными государствами бывших США, Канады, Мексики и Британских островов.

       В таких политических условиях приходится работать Хронослужбе не только по охране времени. Самое спокойное занятие – изучение истории. Этим занимается историко-археологические подразделения. Часто им «на хвост» садятся гражданские историки. Иногда приходится искать случайно затерявшихся во времени. Бывает такое, правда редко. Но одна из основных задач Службы – борьба с действиями спецслужб защиты времени корпораций Хартии и Союза. Самая влиятельная из них – «Билдерберг Корпорэйшн», объединившая активы участников старого-престарого Билдербергского клуба. У неё самая мощная служба защиты времени – «Тайм Секьюрити Эдженси». «Ти-Эс-Эй» выросла на обломках Агентства национальной безопасности древних США. Различные террористические и мафиозные группы, спонсируемые Союзом, пытаются получить доступ к хронотехнологиям. Союз использует террористов, но к технологиям не подпускает. Противодействие таким группам то же входит в сферу деятельности Хронослужбы. По международным пактам при обнаружении они должны быть уничтожены незамедлительно…

       – Наконец-то все в сборе, – недовольно покосился на Прилуцкого Таран. – В девять ноль три произошёл сбой. Хроносрез - 13 июня 2015 года, шесть часов десять минут, одиннадцать секунд местного времени, Подмосковье, координаты, – он взглянул на атомарную бумагу с распечаткой, – пятьдесят пять градусов сорок четыре минуты сорок четыре и две секунды северной широты, тридцать восемь градусов, двенадцать минут, тридцать девять и шесть секунд восточной долготы. Несанкционированная транслокация биологического объекта весом до ста килограмм, предположительно человека. Объект нативный…

       Таким мудрёным словом называют жителей хроносреза. Ян с коллегами предпочитает более простое – «абориген».

       – Задача - найти и вернуть, – Таран посмотрел на Прилуцкого.

       Тот пожал плечами.

       – Никаких проблем, Олег Палыч. Найдём и вернём.

       Ян – опытный оперативник. С одной стороны, чего проще? Ушёл в прошлое на пару минут раньше и предотвратил несанкционированный переход. Ан нет. Точность определения координат конечной точки от десятков метров до сотен километров. И чем дальше в прошлое, тем хуже точность. А если ещё иностранные спецслужбы противодействует? И такое бывает.

       Обычная оперативно-поисковая работа. Выяснить, кто внезапно пропал, где, когда и так далее. Стереть, при необходимости, память свидетелей. Хотя, они по-любому всё забудут. Задействовать местную агентуру и резидентуру. Всё как всегда.

       – Есть проблемы, капитан.

       Прилуцкий насторожился.

       – Хроносрез назначения - 27 июня 1917 года. По местному летоисчислению - 14 июня. Время - семь одиннадцать.

       Ян пока ничего особо проблемного не увидел. Первая мировая война. Ну и что? Немного усложняет работу, но ничего страшного.

       – А в чём проблема, Палыч?

       – Хэлээс. ¹⁶

        ¹ Хэлээс – ХЛС – хронолокальное смещение

       Упс! А вот это хреново. Хронолокальное смещение – паршивая штука. При обычной транслокации объект уходит в другое время в том же самом месте. А вот при смещении может оказаться где угодно. Но и это не самое противное. При ХЛС появляется странная физика. В мире за всё время работы Службы наблюдались только два таких случая. Один в Североамериканском Союзе. От них ничего не добились. Использовали собственные силы для получения информации. Амеры обижены, что у них отняли былое могущество. Другой случай – в Индии. Двадцать три года назад. Его в Академиях разбирают подробно. Надо порыться в информатории.

       – Отследить сумели? – ни на что не надеясь, спросил Ян.

       Таран лишь пожал плечами. Вообще абзац. Полный.

       – Разрешите, Олег Павлович, – девчонка-археолог подняла руку и покраснела.

       – Слушаю.

       Та вскочила. Таран жестом показал, что может сидеть.

       – Младший лейтенант Дарья Фархади. Только что сообщили. Есть конечная точка транслокации. Восточная Галиция, Юго-западный фронт русской армии.

       Час от часу не легче. Если память не изменяет, там в это время было жарко. Но, по крайней мере, не по всей планете шастать. Всего лишь по Галиции.

       – Спасибо, лейтенант. А где Гуляев и Быстрицкая?

       – В командировке, господин подполковник, – растерялась девчонка.

       – У вас в отделе что, не нашлось старших по званию что ли? – Таран недовольно взглянул на лейтенанта.

       Та исподлобья зыркнула на шефа серыми глазищами.

       – Так точно, есть, господин подполковник, но мне сказали: иди, привыкай.

       Прилуцкий хмыкнул.

       – Бардак! – резюмировал Таран. – Ладно. Ваш отдел, сами разбирайтесь. На время операции переходите в распоряжение капитана Прилуцкого. Кольцову доложу сам. Данные на общий экран.

       Ян недовольно поморщился. Девчонка сразу разонравилась. Пора готовить группу. Скорее всего, стандартный набор. Трое оперов, включая самого Яна, двое из силового прикрытия, технарь, хронофизик, историк и лингвист. Историком назначили эту девчонку. Только пришла и в самое пекло. Утрированно конечно, но работа не каждому «старичку» под силу, а тут… Только-только из Академии. Прелестное создание, бесспорно. Но ему сейчас нужна не смазливая мордашка, а опытный сотрудник. Тот же Олег Гуляев, или хотя бы Майка Быстрицкая. Им ещё никому не приходилось исправлять последствия ХЛС.

       – Вот здесь, – звонкий голос отвлёк от мыслей.

       Над столом возник голографический экран. Все могут видеть картинку независимо от того, где сидят. Быстро визуализировалась карта Прикарпатья и Западной Украины. Красный овал ограничивает конечную зону транслокации.

       – Размеры? – поинтересовался Палыч.

       – Примерно сто пятьдесят на двести километров, господин подполковник, – чётко доложила девчонка.

       Таран кивнул. Экран исчез. Палыч положил руки на стол.

       – Операцией руководит полковник Кольцов. Я назначен замом. Ян, возглавишь спецопергруппу. Какие соображения?

       Прилуцкий развёл руками.

       – Пока стандартно. Архив, изучение местности. Госпожа Фархади, – недовольно покосился на брюнетку, – познакомит с условиями работы. Технари пока определят, что к чему. Разведка добывает информацию. На всё два дня. Затем работаем в срезах. Предварительный план представлю через два часа.

       Таран одобрительно кивнул.

       – Вопросы есть?

       – Есть предложение, – откликнулся Прилуцкий.

       Подполковник покосился на Яна.

       – Ну?

       Капитан поднялся с кресла.

       – Прошу заменить младшего лейтенанта Фархади более опытным сотрудником. Предлагаю майора Гуляева или капитана Быстрицкую.

       Очаровательный лейтенант сердито сверкнула глазами. На Прилуцкого не подействовало.

       – Чем тебе не угодила младший лейтенант?

       – Слишком молода, неопытна. Только из Академии. Пороха ещё не нюхала, как говорили в старину. Подобными делами не занималась.

       Таран сдвинул брови.

       – Подобными делами, Ян Максимыч, никто из нас не занимался.

       Ян всплеснул руками.

       – Так она вообще никакими ещё не занималась!

       – Вот и научишь. Всё, господин капитан. Это не обсуждается.

       Прилуцкий щёлкнул каблуками, хотя щелчка не получилось. Пористый монокристаллический полимер позволяет создать бесшумную обувь. Мечта всех разведчиков и диверсантов прошлого.

       – Есть, господин подполковник!

       – Ну откуда ты такой взялся? – пробормотал Таран. – Все свободны.

       Ян повернулся кругом, отодвинул кресло и вышел строевым шагом. Мембрана, ограниченная контуром двери, мгновенно бесшумно распалась на атомы и собралась за спиной. Прилуцкий тут же притаился сбоку от портала. Нужно поговорить с девчонкой. Ишь чего удумала!

       

       

       Трое уже знакомых юнитов отвели в деревянную халупу метрах в трёхстах от штаба. На распашных дверях железный засов с огромным висячим замком. В этот раз вертухаи не грубили, руки не распускали. Даже злобноглазый угомонился.

       Тоха вошёл и осмотрелся. В углу нашлась кучка сена. В стену вбит железный крюк. На кой он тут? Пленников что ли приковывать? Бр-р. По спине пробежали холодные мурашки.

       Справа под потолком через небольшое зарешёченное окошко синеет небо. Если б не решётка, пожалуй, можно пролезть. Тоха вздохнул. Обещал майору, что не попытается сбежать. И опять же, куда бежать, мля?

       Рыжеусый жестами показал, ложись, мол, на сено. Программер лёг. От шока и переизбытка информации мозгу нужно срочно отдохнуть. Тоха провалился в дрёму.

       Очнулся от шума. Что-то лязгнуло, походу, засов. В приоткрывшуюся дверь просочился злобноглазый, прикрывая рукой зажжённую керосиновую лампу. Нечто похожее программер видел у дежурного по части, когда служил «срочку». Следом с дымящимся котелком и металлической кружкой, откуда тоже струится дымок, вошёл рыжеусый.

       Тоха глянул на окошко. Чуть стемнело. Юнит протянул ужин. Попаданец привстал и буркнул «Спасибо!». Котелок и кружка горячие, но терпимо, рук не обжигают. Ещё б ложку. Солдат, словно прочитав мысли, тут же вытащил из кармана нужный инструмент и передал Тохе. Рыжие усы с уголками губ приподнялись в улыбке. Пока программер присаживался, злобноглазый повесил «керосинку» на крюк. Халупа заметно осветилась. Рыжеусый что-то произнёс, и оба юнита вышли.

       Есть захотелось ужасно. Тоха быстро умял варёную картошку с четырьмя крохотными кусочками мяса и с удовольствием запил горячим чаем. Минут через тридцать, точнее сказать нельзя (часов никогда не носил – время можно посмотреть на смартфоне, на крайняк в метро, на инфотабло в Москве, на компе), рыжеусый вернулся за котелком и кружкой.

       Сытый и повеселевший Тоха откинулся на сене. Романтика. Как в детстве, когда ездил в деревню к бабушке. Летом часто ночевал на сеновале…

       Хорошее настроение быстро улетучилось. Чему, спрашивается, радоваться? Очутился чёрте где, в другом времени и, походу, застрял тут навсегда.

       А там мама с отцом остались. Они ж с ума сойдут. Пойдут в ментовку, подадут в розыск. И чё? Хрен теперь его найдут. Менты и так работать не хотят, а в его случае розыск просто не имеет смысла. Нет больше программера Антона Воронцова в его родном времени. Нет. Теперь он тут. Тоха грустно вздохнул.

       Здесь всё по-другому. Война. Первая мировая. О ней попаданцу мало что известно. Хотя в силу романтической натуры Тохе нравятся белогвардейские песни. Точнее, с закосом под белогвардейские. На «Тытрубе», как с коллегами называет Ютуб, даже нехилую подборочку сделал. Может легко сбацать на гитаре и на пианино.

       В детстве будущего программера отдали в «музыкалку». Хоть и слух есть и школу окончил по классу фортепиано на одни пятёрки, но не лежала у мальчишки душа к музыке. С детства балдел от компов. С головой ушёл в кодинг, компьютерное железо, «глючилово», как они называют, геймы и прочий контент.

       Но романсы романсами, а вот что происходило на этой войне, никогда не интересовался. Что теперь ждёт впереди, хрен знает. Хорошо, не в средние века попал, сразу бы на костёр отправили. К гадалке не ходи!

       Здесь компов с интернетами нет, и программеры на фиг никому не упали. Чем тут заниматься, хэ-е-зэ, если не грохнут раньше времени. Взгляд остановился на застывшем огненном лепестке «керосинки». Надолго ли её хватит? И как её выключать, если чё? Ладно, фиг с ней, пока не мешает.

       Тоха вновь попытался припомнить момент перехода.

       Итак. Отошёл от кустов, ни с того, ни с сего – бело-синяя вспышка, будто от электросварки. И всё. Но… Огнём не обожгло, треска электрической дуги не было. Ещё раз вспомнил фильмы. Подразделение российской армии вошло в туман и вышло в другом времени. Порталом оказался туман, либо портал был скрыт в тумане. В другом фильме пацаны прыгнули в озеро и вынырнули уже в прошлом. А у него? С какого бодуна бесшумная вспышка, без всяких там предупреждений. Невидимый портал, что ли? Мало того, что время другое, ещё и место сменилось.

       От размышлений отвлёк невнятный шум снаружи. Всё стихло. Как-то странно, едва слышно, клацнул засов, дверь беззвучно приоткрылась. Внутрь скользнул бородатый мужик в чёрном… кафтане. В таких джигиты ходят. Ряд узких кармашков на правой и левой стороне груди, в каждый можно засунуть по толстому маркеру. Сейчас оттуда выглядывают светлые кончики. Чёрные тряпичные погоны с лычками старшего сержанта чуть выгнуты вверх. Из-под приплюснутой папахи с красным верхом выбивается лихой чуб. На тёмных штанах тёмно-красные генеральские лампасы. За спиной «винтарь», на поясе длинный тесак. Хороший такой тесачок.

       Встретившись глазами с Тохой, сержант подскочил ближе и, поманив, тихо проговорил:

       – Ваше высокородие, давайте сюда!

       – Я? – прошептал Тоха, поднимаясь.

       – Мы за вами. Скорей, ваше высокородие. Времени мало. Австрияки хватятся, не уйдём.

       Вот, блин, влип! Наши что ли?

       – Но я… не могу…

       Сержант оглянулся и неожиданно оказался совсем рядом. Что-то коснулось шеи.

       Чернота…

       От немилосердной тряски медленно возвращается сознание. Тоха не сразу въезжает в тему – голова свободно болтается и свешивается вниз. Темень. Руками не пошевелить, связаны. Рот забит тряпкой. Резко открывает глаза, и точно, кто-то несёт его на плече.

       Тоха застонал. Чувак, что его нёс, остановился и тихо позвал:

       – Ваше благородие?

       Спасённого пленника сняли с плеча чуть запыхавшегося крепкого парня в таком же чёрном кафтане, как у того сержанта, морду б ему набить, и усадили на тёплую землю.

       Вокруг стрекочут сверчки или кто их там разберёт. Дурдом продолжается.

       Тут же подошёл ещё один чувак, тоже молодой. Вряд ли старше Тохи. И прикид другой. Обычная гимнастёрка, на голове фуражка, а не эти приплюснутые папахи. Два плечевых ремня, просунутые под погоны, спускаются к поясному. На левой стороне груди покачивается небольшой крест на колодке с георгиевской лентой. Справа на поясе юнита – кобура, слева – сабля или шашка. На матерчатых погонах блеснули по две лейтенантские звёздочки. Тогда были поручики, корнеты, ротмистры, штабс-капитаны, но какие звания чему соответствуют? Этот, походу, поручик. Нет. Поручик – старлей. Это он знает. А как по-ихнему лейтенант?

       Офицер приказал развязать пленника и, придержав шашку, присел рядом на корточки. Рядом опустился тот самый гад-сержант.

       – Ты чё, сержант, охренел? – зашипел на него Тоха, как только изо рта вытащили кляп.

       – Извиняйте, ваше высокородие, времени было мало, – виновато потупился сержант.

       На плечо легла рука «лейтенанта»:

       – Прошу вас, потише, – прошептал он и обратился к сержанту, – с тобой, Агафонов, я ещё разберусь, – и снова Тохе, – сами идти сможете?

       Программер кивнул:

       – Постараюсь.

       – Тогда, вперёд! – тихо скомандовал «лейтенант».

       Двое в черкесках, наконец, вспомнил название кафтанов Тоха, пристроились за ним. Бежать оказалось тяжело. С «армейки» не бегал, жирком оброс. Да ещё кондовые «шузы» почти на босу ногу. Почти, потому что внутри обувки портянки сбились, а сверху съехали вниз.

       Вскоре уже отупел и бежал, как робот. Где-то ползли по оврагу. Юниты шипели, чтоб «его высокородие» зад не поднимал. Где-то замирали. Снова знакомая трупная вонь, поле со «жмурами». Тоху передёрнуло. Проползли под «колючкой».

       Двое волоком тащат кого-то в белой рубахе. «Языка» что ли взяли? Пленника разглядеть не получается, темно.

       Иногда нарывается на «жмуриков» и каждый раз вздрагивает. Уже не так страшно. Может, привыкает, а может оттого, что рядом живые люди, и не собираются его убивать. Наконец, сваливаются в овражек, чьи размеры из-за темноты определить не удаётся.

       В небо взвиваются звёздочки осветительных ракет. Кто-то шепчет, по их, мол, душу. Программер с ним мысленно соглашается.

       Оглядывается. Овражек небольшой – метров десять в длину. На дне полуразложившиеся трупы. Вновь замутило. Недавний ужин чуть было не полез обратно. Попаданец старается не смотреть на «жмуров». Юниты же не обращают на мертвяков никакого внимания. Даже стойкий трупный запах, походу, им по фигу.

       Ноги гудят. Пальцы натёр, теперь саднят, блин. Рядом «язык» в белой рубахе. Тоха узнал австрийского майора, что его допрашивал, и виновато улыбнулся. «Лейтенант» объявил получасовой привал и подсел к Тохе. Двое юнитов вылезли на край оврага с двух сторон, приготовившись к стрельбе.

       – Господин лейтенант, – обратился Тоха к офицеру.

       – Подпоручик Голицын, Роман Васильевич, с вашего позволения, – тихо представился тот, – разведотделение штаба одиннадцатой пехотной дивизии, – и с улыбкой добавил, – лейтенант - флотский чин. В пехоте - поручик. Вы, сударь, кто будете?

       Тоха хмыкнул. Вспомнилась песня «Поручик Голицын» и это старомодное обращение «сударь». Хотя, да. Он же сейчас в начале прошлого века. Никак не привыкнет. Разве к такому можно привыкнуть?

       Взгляд офицера затвердел.

       – Я сказал что-то смешное?

       Вот чёрт! Ещё не хватало нарваться на дуэль. Они тут все долбанутые на почве чести, оскорблений.

       – Нет-нет, – Тоха примиряюще поднял руки, – простите ради Бога, совсем не хотел вас обидеть. Просто песня такая есть. «Поручик Голицын».

       Брови чувака поползли вверх, аж фуражка зашевелилась.

       – Господин подпоручик, – проникновенно продолжил Тоха, – давайте поговорим с глазу на глаз, без лишних, так сказать, ушей, – он покосился на юнитов.

       Голицын пару секунд подумал и кивнул.

       – Извольте.

       Отходят в сторону, насколько позволяет овраг. Программер умудряется пару раз споткнуться. Подпоручик, походу, прекрасно ориентируется в темноте.

       – Слушаю вас, – промолвил офицер, когда они присели на склоне оврага.

       – Моя фамилия Воронцов, Антон Дмитриевич. Работаю программистом компьютерных игр в фирме «Либерсофт».

       – Простите, не понял. Что значит «программист»? И что такое «компьютерные игры»? И что за фирма? Британская?

       – Нет, наша. Российская. Программист - человек, который пишет компьютерные программы. Компьютерные игры, ну это… игры в которые играют на компах.

       Посмотрев в глаза собеседника, Тоха понял, что тот ни фига не понял. Как объяснить человеку элементарные вещи, что знает даже ребёнок?

       Голицын помолчал.

       – Какого сословия будете?

       – Не знаю, – Тоха пожал плечами. – Отец рассказывал, что вроде бы были в нашем роду то ли графы, то ли князья, но после революции многих побили. Кто-то стал служить Советам, но в тридцать седьмом кого расстреляли, кого в лагеря отправили. Кто-то за границу уехал, кто-то сменил фамилию и затаился.

       – Стоп-стоп, какой революции? Девятьсот пятого? Или февральской?

       Программер опять пожал плечами:

       – Нет. Девятьсот семнадцатого. Октябрьской.

       Голицын потёр лицо.

       – Служите?

       – Служил, срочную.

       – Чин?

       – Что, простите?

       Офицер снова удивлённо посмотрел.

       – Ваш военный чин? Мой - подпоручик, – терпеливо объяснил Голицын.

       – Ах, в этом смысле… Старший сержант… запаса.

       – Старший сержант? – собеседник поправил фуражку. – Странно. Как у французов или британцев.

       – Не знаю, как это сейчас называется. У меня погоны были как у вашего… как его… Агафонова.

       Подпоручик вскинул бровь.

       – Фельдфебель? Дворянин и нижних чинов? Так не бывает, сударь. Или вы вольноопределяющийся?

       – Вольно… определяющийся? Это как?

       Взгляд чувака красноречивее всех слов. Смотрит будто на идиота. Тоха вздохнул – надо тщательно подбирать слова.

       – Роман…

       – Роман Васильевич, с вашего позволения.

       Ну да, в то время благородные обращались только по имени-отчеству. Так в фильмах показывали.

       – Да, конечно, простите. Роман Васильевич, я родился… в тысяча ДЕВЯТЬСОТ девяносто втором году.

       В небо взвились ещё несколько жёлтых ракет.

       Голицын приоткрыл рот.

       – Как… такое… может… быть?

       – Я попал сюда из две тысячи пятнадцатого года. Не знаю, как. Их майор, фон Лукас, – Тоха кивнул на пленника, – сказал, что сейчас тысяча девятьсот семнадцатый год. Первая мировая война…

       – Думаю, вам нужно рассказать мне всё.

       Программер кивнул…

       – И вот в халупу вломился ваш Агафонов и вырубил меня.

       Они помолчали. Чувак достал из кармана часы и взглянул на циферблат.

       – Хочу вернуться домой, но не знаю, как, – грустно проговорил попаданец. – Вы мне не верите?

       Голицын помолчал и убрал часы в карман.

       – Честно? Не знаю. Всё очень необычно.

       – Вот и майор этот, – Тоха кивнул на австрийца, – тоже не поверил. Хотя я убедил его, что такой материал, – тронул футболку, – в ваше время ещё не придумали.

       Подпоручик протянул руку.

       – Позволите?

       – Конечно.

       Чувак пощупал рукав футболки.

       – Вообще-то ничего особенного. Ткань как ткань, – он пожал плечами. – Не шёлк, конечно, и не лён. Меня больше поражает фасон вашей одежды. Неужели через сто лет будет такая ужасная мода?

       Тоха обиделся:

       – Почему ужасная? Нормальная летняя одежда. Не деловая, естеснно, а так… для отдыха.

       Новый знакомый привстал.

       – Пора.

       

       

       Роман Васильевич в лёгком шоке. Вызволенный из австрийского плена соотечественник – гость из будущего. Как такое вообще возможно? Рациональный ум молодого князя отказывается это принимать. Но Воронцов – вот он. Живой, здоровый.

       Манера речи, общения, обилие странных слов и выражений. Вроде говорит по-русски, а понять иногда невозможно. Лишь общий смысл. Совершенно не разбирается в системе чинов, табеле о рангах, титуловании.

       До своих окопов остаётся саженей семьдесят. На пути – ряды колючей проволоки. Отряд затаивается. Агафонов отправляет пластуна к траншеям, чтоб пехота с перепугу не открыла по ним огонь.

       Голицын покосился на соотечественника. Тот лежит в пяти саженях, ободрал голые ноги, что не удивительно, сколько они ползли, и сквозь зубы матерится, почёсываясь.

       С австрийской стороны длинно застучал тяжёлый пулемёт. Ещё один. Воронцов чуть заметно вздрогнул и замер. Что же с ним делать?

       – Антон Дмитриевич, – тихо позвал подпоручик и махнул рукой.

       Воронцов подполз ближе. Взгляд уже не такой затравленный. Это хорошо.

       – Есть проблема, – продолжил Роман Васильевич. – Я обязан сдать вас в контрразведку. Нужно решить, что будете там говорить.

       Гость из будущего пожал плечами.

       – То, что рассказал вам и тому майору, – и кивнул в сторону пленного австрияка.

       – Плохая идея. Вам, скорее всего, не поверят. А с учётом всего, что творится сейчас в России, могут и расстрелять.

       – Расстрелять? – ахнул Воронцов. – За что?

       Роман Васильевич сорвал сухую былинку, пожевал.

       – Как вражеского шпиона.

       Гость из будущего глухо застонал и опустил голову в траву. Чувства молодого человека вполне понятны.

       – Слушайте внимательно и запоминайте.

       Воронцов поднял голову и уставился на Голицына.

       – Вы - граф Воронцов. Живёте в Москве. Иногда бывали в Петербурге. Бежали из немецкого плена из-подо Львова. Недалеко от Богородчан вас схватили австрийцы и собирались отконвоировать в Галич. Там немецкий лагерь для военнопленных.

       – Почему именно из немецкого плена? – глухо проговорил Воронцов.

       – Австрийцы обычно не издеваются над военнопленными, особенно над офицерами, а немцы с удовольствием глумятся над славянами.

       – Фигня голимая, – безапелляционно заметил соотечественник, и Романа Васильевича покоробило. – Я ж ничего здесь не знаю. Ни обычаев, ни важных событий, что знает каждый. Сами ж говорите, разговариваю не так. Как к кому обращаться, понятия не имею. Где благородие, а где превосходительство. Контрразведка меня вмиг расколет, как станет ловить на нестыковочках. Только хуже будет. Да и не очень-то я похож на измождённого пленника, – закончил Воронцов.

       Роман Васильевич задумался. Прав гость из будущего. Но ничего толкового на ум не приходит. А если симулировать частичную потерю памяти? Как человек тонкой душевной организации не выдержал ужасов плена? Всё это Голицын предложил гостю. Тот задумался.

       – Может и прокатит, – пожал плечами Воронцов. – Но потащат в дурку, там расколют.

       Наверно, имеет в виду дом для умалишённых.

       – Даже если не потащат, – продолжил гость, – одежду как объясню. Не носят у вас ещё такой фасон, – и грустно улыбнулся. – К тому же пленник ваш всё знает. На допросе про меня всё расскажет.

       – Его будут спрашивать о планах австрийских войск, а не о вашей скромной персоне. Так что не переживайте. В общем, давайте так. Мы знакомы поверхностно. Встречались иногда в Петербурге, пардон, в Петрограде. В собрании. В четырнадцатом, когда я отправлялся на фронт, вы были слушателем офицерских курсов. В прошлом году, будучи в отпуске в Петрограде, я видел вас в чине прапорщика. А историю о путешествии во времени выдумали. Годится?

       – Стрёмно как-то, – не слишком понятно ответил Воронцов. Похоже, сомневается. – Ну, допустим. А как же одежда?

       – Одежду вам найдём. На допросе скажете, что мы нашли в вас в австрийских солдатских сапогах, офицерских шароварах и гуцульском плаще, который вы стащили, пока были в бегах. Плащ австрияки потом отобрали.

       Соотечественник успокоился. И слава Богу! Теперь срочно переговорить с Агафоновым. Подпоручик подозвал вахмистра. Бородач бесшумно оказался рядом. Голицын попросил станичника, если того будут спрашивать, подтвердить, что их благородие прапорщика Воронцова обнаружили в плену в шароварах, австрийских солдатских ботинках и белой исподней рубахе. Подчеркнул – именно в белой. И пусть вахмистр с казачками своими беседу проведёт.

       Агафонов пригладил бороду и прошептал:

       – Слушаюсь, ваше благородие.

       Но как-то холодно произнёс эти слова вахмистр.

       – Сидор Пантелеймонович, я тебе обязательно всё расскажу, но позже. Просто выполни мою просьбу. Хорошо?

       Пластун кивнул. На востоке чуть заметно светает. Появился посланный к траншеям казак и махнул рукой.

       – Можно, – проговорил Агафонов.

       – Вперёд, – тихо скомандовал Роман Васильевич.

       

       

       Всё-таки всучил девчонку! Ну ничего. Поборемся! Мембрана в стене с нарисованным контуром двери исчезла. Вышли все посетители. Все, кроме лейтенанта. Портал запечатался, мембрана снова превратилась в монолит, а девчонка всё не выходит. Ничего себе! Палыч инструктирует новенькую? Или что?

       Мембрана распалась, в коридор выпорхнула лейтенант.

       – Стоять! – Ян схватил девчонку за руку. – Ты чего это удумала?

       – В смысле? – та захлопала длинными, загнутыми кверху ресницами.

       Младший лейтенант по росту едва доходит Прилуцкому до плеча. Пожалуй, чуть выше. Не в его вкусе. Мелковата.

       – Ступай к Тарану и откажись! – потребовал Ян.

       – Не могу, господин капитан. Приказ вышестоящего начальства, – девчонка дерзко взглянула в глаза. – И пустите руку! Больно.

       Прилуцкий отпустил. Вот мелочь пузатая! Ещё дерзит! Про пузатую, конечно, зря, фигурка что надо. Кровь прилила к щекам.

       – Вот так значит? – прорычал Ян.

       Девчонка от рыка едва заметно сжалась, но серые глаза всё также сверкают.

       – Тогда я сам поговорю с «высоким начальством»!

       Прилуцкий развернулся к кабинету. Лейтенант тут же схватила его за руку и затараторила:

       – Господин капитан, Ян Максимович, пожалуйста, не ходите! Не подведу! Честно-честно… – в голосе невесть откуда взялся едва заметный акцент.

       – Да отцепись ты! – Прилуцкий вырвал руку.

       Девчонка не унимается.

       – У меня диплом с отличием, фотографическая память…

       – Да на хрен мне твоё отличие?! – рыкнул капитан. – Мне спецы нужны, а не зелёная пацанва… или…

       Он запнулся, оглядев лейтенанта. Тьфу ты! Не «пацанва», точно. А как?

       – А не гарем! Во!

       Быстро подошёл к порталу. Никакого эффекта. Глухая стена с нарисованным контуром двери даже не шелохнулась. Наверняка комп доложил Тарану, кто стоит перед входом. Капитан яростным голосом представился и потребовал открыть. Мембрана распалась на атомы, и Ян ввалился в кабинет, оставив нахальную девчонку снаружи.

       – Палыч, я не понял! – прямо с порога начал он, подходя к шефу.

       По привычке присел на краешек стола.

       – Что ты не понял? – мрачно проговорил Таран.

       – На фига ты мне впарил эту пигалицу?! – Ян указал пальцем назад.

       – У неё прекрасная зрительная память. И не только зрительная. Запоминает огромный объём информации. Закончила Тегеранский филиал академии с отличием.

       – Ну так и оставалась бы у себя в Тегеране. Чего её сюда понесло?

       – Прекрасный специалист по русской истории…

       – У нас самих таких спецов знаешь сколько?

       Таран сложил пальцы пирамидкой.

       – Каким сам был семь лет назад? Забыл? Теперь лучший опер в Центральном округе, если не во всей Конфедерации. О тебе даже в Союзе и Хартии судачат.

       – Палыч, забери. А? Всеми Богами прошу! Давай в следующий раз. А сейчас… Гуляев вернётся, давай его. А? Палыч?

       Шеф откинулся на кресле и вздохнул.

       – Меня просили оттуда? – Таран поднял вверх указательный палец и скрестил на груди руки.

       – Ити-и-ить твою мать! – соскользнув со стола, взвыл Прилуцкий и хлопнул себя по бёдрам. – Она ещё и блатная! Спасибо, Палыч! – он слегка поклонился. – Вот уж от тебя никак не ожидал!

       Все в департаменте, да пожалуй, и выше, знают – Прилуцкий терпеть не может блатных и в свою команду никогда не берёт.

       – Да погоди ты, Ян! Не кипятись!

       Таран поднялся с кресла и подошёл вплотную к капитану.

       – Она дочь Бахрама Алиараша Фархади, – тихо проговорил Палыч.

       – Да хоть кого…

       Прилуцкий запнулся. Брови медленно поползли вверх. Он перешёл на шёпот:

       – Полковника Фархади? Того самого?

       – Теперь ты понимаешь? ТАКОЙ просьбе я не мог отказать.

       Ян вздохнул. Во всём мире помнят подвиг командира спецназа Тегеранского департамента Иранского главка. Десять лет назад американские корпорации транслоцировали в Иран 1914 года диверсионную группу. В состав группы входил сотрудник с коэффициентом Агнихотри чуть более пятнадцать тысяч. Такой уровень позволяет создать новый хроноствол. У самого Прилуцкого, например, тысяча семьсот тридцать пять агни. Тоже немало. Чтоб ускорить формирование ствола и новой истории амерам сначала надо было уничтожить нынешний. Для этого среди оборудования находилось устройство, позволяющее на короткое время в полтора, два раза усиливать уровень Агнихотри человека. Диверсантам почти удалось задуманное. На перехват послали отряд иранского спецназа во главе с полковником Фархади. Полковник принял на себя удар хитроумного устройства, успев ликвидировать суперсотрудника. Бахрам Алиараш Фархади пропал во всех ветвях времени. Будто его и не было. Нет. Не совсем так. Каким-то чудом, память о нём осталась, хотя по всем расчётам и моделям ничего подобного произойти не могло. Сохранились даже фотографии полковника, а не исчезли, как обычно бывает, когда человека «стирают» из всех хроноветвей ствола. Даже дочь осталась в мироздании…

       – Возьми её, – мягко произнёс Таран. – Считай, моя личная просьба.

       Ян скрипнул зубами.

       – Возьми, – Таран положил руку ему на плечо, – как друга прошу.

       Прилуцкий вздохнул, подумал пару секунд.

       – Палыч, ты меня без виброножа режешь. Ладно.

       Таран расплылся в улыбке.

       – Спасибо, дружище.

       И хлопнул Прилуцкого по плечу. Ян развёл руками.

       – Пострадает моя репутация. Теперь будут считать, что я любого блатного возьму.

       – Об этом не волнуйся. То, что девочка принята к нам… хм… по просьбе… знают только пара человек в Тегеране и один в Москве. К тому же, она мечтала с тобой работать.

       – Что-о-о?! Ну, Палыч!

       Ян даже слов не находит.

       – Максимыч, – Таран взял друга за плечи, – не бушуй. Девочка хорошая, красавица.

       – Мне не красивая мордашка нужна, а опытный сотрудник, – буркнул капитан.

       – Договорились? – подполковник отпустил Прилуцкого и протянул руку ладонью вверх.

       Капитан почесал стриженный затылок и схватил твёрдую ладонь друга.

       – Но, – он поднял указательный палец, – Палыч, до первого косяка.

       – Кто не ошибается, Ян? Тот, кто ничего не делает. У самого помнишь, сколько косяков было? То-то же. Как у вас с Милой? – сменил тему Таран.

       Прилуцкий махнул рукой и отпустил ладонь шефа.

       – Да никак. Расстались. У неё новый ухажёр, замуж собирается.

       – Дурак ты, Максимыч, – покачал головой подполковник. – Такую женщину потерял.

       – Знаю. Сам виноват. Но ты подумай, Палыч. Я? Женат? Чушь! С моей-то работой!

       Таран лишь махнул рукой.

       – Да ну тебя! Иди.

       Капитан вышел. Девчонка отскочила от портала. Подслушивала, пигалица? Да на здоровье! Тут такая звукоизоляция, дай Боги. Но припугнуть стоит.

       – Подслушиваешь, лейтенант! – Ян сверкнул глазами.

       – Никак нет, господин капитан! – девчонка вытянулась по стойке «смирно».

       Комбинезон выгодно облегает стройную девичью фигурку. Ян на мгновение покосился на упругую молодую грудь и снова взглянул в горящие серые глаза.

       – В общем так, младший лейтенант, остаётесь в моей группе…

       Губы девчонки расползлись в широкой улыбке. На фоне загорелого лица обнажились великолепные белые зубы… Да какой загар? Она же персиянка. Стоп! Не о том думаешь, капитан!

       – …до первого, самого маленького косяка. Всё ясно?

       Девчонка, лучась от счастья, кивнула и, спохватившись, снова вытянулась в струнку:

       – Так точно, господин капитан! Разрешите идти!

       – Да, – хмуро бросил Прилуцкий.

       Он уже почти повернулся, чтоб уйти, как девчонка учудила.

       – Господин капитан, Ян Максимович, – шагнула вперёд, легонько положила руки на плечи, поднялась на носки и чмокнула в щёку. – Спасибо. Простите!

       И умчалась. Ян проводил взглядом хрупкую стройную фигурку. Когда лейтенант скрылась в боковом коридоре, раздался радостный девичий визг:

       – Бали-и-и! ¹⁷

        ¹⁷ Да-а-а! (фарси)

       – Тьфу ты! Пацанва! – выругался Прилуцкий.