1.

Её глаза обжигали.

В них, по шилонскому обыкновению сплошь чёрных, будто горели алые искры. Вокруг рассыпались красноватые татуировки, острые, пляшущие. Шилонка улыбалась. Пальцы её рук, полностью окрашенные белым, касались моих висков. Я почувствовал это не сразу - жизнь возвращалась ко мне постепенно, неохотными толчками. В ушах пульсировала кровь. Незнакомка говорила мне что-то сквозь этот пульс, а я долго не понимал речи. Но она словно успокаивала меня, и её нежность - это первое, что я осознал после жара глаз.

- Ты очнулся, - разобрал я, наконец, её шёпот, - ты очнулся, о, великие духи, какое счастье... - её коготь коснулся моих иссохших губ, - кивни, если понимаешь меня.

С трудом владея телом, я кивнул.

Она облегченно засмеялась и предложила мне пить. Затем, дождавшись моего очередного кивка, шилонка подала мне каменную плошку с водой, и я осушил её всю.

Нас окружали каменные стены пещеры, и позади моей спасительницы виднелась листва, окрашенная в ночь. Сам я лежал на траве, цветах и мягких лапах пихты, которые она заботливо подстелила для меня. Запах крови больше не въедался мне в ноздри. Она не сочилась из меня, и вокруг было чисто. Трясущейся рукой я провёл по груди, по плечам, бёдрам и ощутил лишь жёсткие шрамы - ничего похожего на те зияющие раны, покрывающие всё тело. Шилонка, наблюдавшая за мной, улыбнулась, когда я изумлённо взглянул на неё.

- Да, я целительница, - сказала она, и в полумраке янтарно сверкнули её дрогнувшие крылья. - И это было самое тяжёлое лечение в моей жизни, жуткий незнакомец.

Сквозь туман в голове я вдруг начал вспоминать жгучую боль, которой сопровождалось её лечение. Мурашки пробежали по моей коже. Она заращивала каждую рану. Каждую. О Сияющая, сколько же прошло времени с тех пор, как она меня нашла?

- Как долго... - начал я сипло. - Как долго... ты...

Она поняла меня раньше, чем я закончил фразу.

- Сейчас начало осени, - ответила она. - Стрекозы почти все упали.

Значит, с тех пор, как ветер чуть не убил меня, прошло больше половины лета!

- Ты очень долго не приходил в себя, - объяснила целительница, ласково касаясь моих щёк и шеи. - Иногда открывал глаза и смотрел в темноту, что-то бормотал, весь горел. Ни разу не откликнулся на мой зов. Всё было хуже, чем просто раны - твой недуг будто бы исходил из глубины. Я уж думала, что ты не очнёшься. Что с тобой случилось?

- Я... - запнувшись, я поглядел ей в глаза, - пока... не могу...

- Хорошо. Тогда об этом попозже, - шилонка провела ладонями по моей груди. - Послушай, твои татуировки... я не смогла придать им чёткий вид, извини. Мне не удалось зарастить раны до конца. Наверное, твои рисунки никогда больше не восстановятся.

- Ничего... страшного, так даже... лучше, - я сглотнул. - Спасибо тебе.

Вдруг ударом медвежьей лапы по голове мне пришло осознание того, кто я и почему оказался здесь. Я отполз от целительницы, подтянув к груди ноги. Она удивлённо наклонила голову, не сводя с меня взгляда. На её щёки легли тени от ресниц, землистых, как густые жёсткие кудри, рассыпавшиеся по плечам. Я мимолётно удивился, откуда вообще здесь такие тёплые тени. Где-то надо мной спрятан источник света? И этот запах дыма...

Но мысли мои всё ещё плыли, и я не смог собрать картинку воедино.

- Что такое? - прошептала целительница. - Почему ты отстранился?

- Ты... просто не приближайся, - выдавил я. - Не надо больше прикасаться ко мне. Это опасно. Это может быть опасно - для тебя и твоего племени, потому что... я... я же... - я осёкся, представив, что случится, если я заражу эту шилоночку своей душевеной болезнью - М-мне надо будет улететь как можно раньше, мне нельзя оставаться, я-я...

- О Ветер! Ты болен ещё сильнее, чем я думала!

Возражения застряли у меня в горле.

Она схватила меня за руку - я вздрогнул и попытался вырваться, но её очаровательные глаза приковывали, напоминая о чём-то, похороненном с таким трудом.

- Нет, я продолжу к тебе прикасаться, - прошептала она, и её ладонь, полная силы, скользнула в мои спутанные грязные волосы. - Не знаю, что с тобой произошло, чужак, но... но в тебе явно что-то сломано, раз ты сторонишься шилона. Это ужасно плохой признак. Но ничего, мы исправим это безобразие - я ведь целитель. И начнём лечение прямо сейчас.

- Да нет же, - запротестовал я, - слушай, я ведь серьёзно...

- А кто здесь шутил?

Бороться с её напором дальше у меня не хватило воли - то, что было забыто такими невероятными усилиями, то, что грызло меня и сводило с ума в первое время после изгнания и постепенно улеглось; оно вернулось ко мне огневой вспышкой, прожегшей всё тело до самых кончиков пальцев. И в самом деле. Какое безобразие. Насколько же я сломан, раз отстраняюсь от неё? Что со мной сотворило это безумное лето? Лето, полное боли и одиночества, одиночества и зла, одиночества и смрада смерти. Лето, к концу которого я превратился вот в это. Так не должен вести себя шилон. Так не может вести себя шилон.

Поэтому я обхватил её тоненькое тело руками, соглашаясь на близость. Её поцелуи, которыми она будто и впрямь исцеляла меня от чего-то, отзывались в изуродованном теле жаром. Пальцы целительницы светились, в глазах пылала, кажется, сама жизнь. Страстная, смеющаяся, искристая - не такая мягкая и податливая, как бедная Яра, которая осталась в кошмарном прошлом - шилонка пробудила жизнь и во мне. Истекая ядовитыми слезами, я накинулся на неё так яростно, как накидывается волк на добычу - совсем не по-шилонски. Злость, горечь, отчаяние, страх: всё, что болело во мне, выходило в неё агрессивным пульсом. Не то чтобы она была против. "Какой же ты пугающий, - шептала она мне на ухо. - Может, ты не зря кажешься опасным... но не волнуйся - твоя болезнь сгорит во мне, как в ритуальном пламени!" "В ритуальном в чём?" - пулей пронеслась в голове мысль, но быстро погасла.

Позже... всё непонятное - позже.

Никак я не мог остановить эти слёзы. Так тает лёд по весне - и не важно, что уже наступила осень. Грубо и жадно познавая тело шилонки, я целовал её шею, плечи, спину, едва контролировал нажим когтей, чтобы не оставить ей глубокие борозды.

- Будь ты проклят, мучитель, - шептал я, срываясь в сиплое рычание. - Будь же ты проклят... со своим.... Путём Шилона, со своим... одиночеством...

Она ничего не спрашивала об этом, дав полную свободу моей душевной тьме.

Так прошла ночь, и мало-помалу буря улеглась.

Целительница оставила меня отдыхать и отправилась на охоту - я ещё был слаб и не мог присоединиться. На какое-то время я даже задремал, а когда проснулся, то рядом со мной лежала тушка белки, а на ветвях пихты плясали блики рассвета. Шилонка сидела поодаль и вытирала окровавленное лицо. Только что она, видимо, съела свою долю.

- Итак, жуткий чужак, - сказала она, увидев, что я не сплю, - пришло время познакомиться. У тебя есть имя? Или о тебе даже великие духи не ведают?

Невольно хмыкнув, я притянул к себе её добычу.

- Моё имя - Лим, - сказал я. - А твоё?

- Иста. Принадлежу племени Огня.

- А?..

- Что такое, Лим?

- Ваш покровитель - огонь? - переспросил я, и тон моего голоса невольно скакнул вверх. - Смертоносное оружие людей?

По её губам скользнула улыбка.

- А, да-да, он самый, - она оправила волосы, в которые уже успела вплести белые цветы. - Бескрылые используют огонь. Они украли его у природы. Его и весь мир. Мы ведём на них охоту и сжигаем в ритуальных кострах. Дух Огня дарит нам за это стойкость к зиме.

- О-о...

Ничего больше я сказать не смог и восхищённо замолчал, глядя на Исту.

- К слову, Великая Охота состоится в конце осени, - легкомысленно продолжила она. - Для нас это главный праздник пятилетия. Думаю, предводитель Мадья согласится приютить тебя и ты примешь участие в ритуале. А, кстати. Тебя не ищут в твоём племени? Ты так долго был без сознания, может, стоит передать твоим любимым весточку?

Я проглотил кусочек бельчатины, с удовольствием ощущая, как разыгрывается во мне здоровый аппетит. Одновременно я сочинял убедительную ложь для Исты - такую, чтобы она не отвернулась от меня совсем и притом поняла, насколько я для неё опасен.

- Не думаю, что любимые будут рады, - пробубнил я, сплёвывая клок шерсти. - Иста, я - изгнанник. Меня изгнали из племени Рассвета.

Кажется, я своего добился. Она слегка побледнела.

- За что?..

- Эм... мой личный дух-покровитель - дух Связи, - начал я издалека, - соответственно, у меня есть сила. Могу плести верёвки. Самые разные - исцеляющие повязки, крепкие сети, петли... - я замолчал, вспомнив о том, как именно убил Элая и, наверное, тоже побледнел. - И... в-в общем, эта сила меня таготила. Я хотел что-нибудь поинтереснее. Я начал искать способ отказаться от неё, то есть, отвернуться от духа...

Целительница негромко вскрикнула, прикрыв ладонями рот.

- Предводитель Илен узнал об этом и изгнал меня, - продолжил я свою невинную сказку, почувствовав, как что-то остро стегнуло меня по спине - наказание за ложь. - А-а... а дух Связи обозлился на меня и с тех пор стегает меня невидимыми плетьми. Я уже передумал отказываться от него, осознал свою глупость, но мой дух - очень злопамятный дух. Он до сих пор преследует меня. Поэтому я могу быть опасным для тебя и твоего племени, Иста. Могу подавать дурной пример. Твой предводитель не примет меня.

Когда я замолчал, она отвернулась и долго смотрела наружу, туда, где прохладный ветерок шевелил сухую листву. Я потирал царапину на спине, между крыльями - удивительно, она была не очень глубокой. Видимо, магический ветер Аоса не собирался резать меня при другом шилоне. Иста же, тихо выдохнув, обернулась ко мне вновь. Я даже онемел, когда увидел, что она улыбается, чуть прикусив нижнюю губу. Она вся лучилась.

- Так волнительно, - мурлыкнула она. - Ничего не могу поделать с собой, Лим. Ты мне понравился. И предводитель Мадья уже знает о тебе. Он замечательный шилон, лучший в мире, он точно позволит тебе остаться. Хотя бы на эту зиму. А мы можем и не говорить, что ты изгнан. Скажем, что ты улетел добровольно. Клейма на тебе, кажется, не было...

Я нахмурился и приоткрыл рот...

- Кроме того, - она понизила голос, лукаво взглянув на меня из-под пышной чёлки, - мы ведь ещё не закончили твоё лечение, верно?

Я поперхнулся куском мяса.

- А и правда, - согласился я. - Глупо улетать недолеченным, да?

- Именно!

Целительница подползла ко мне и устроилась в моих объятиях, попутно слизнув кровь с моих губ. Я прижал её к груди, стараясь не подмять её красивые крылья. Гладя её по непослушным, но довольно-таки жёстким волосам, я думал, что вот так должен жить шилон. Легко. Страстно. Потакая желаниям. Так жил я, когда ещё принадлежал своему племени, до изгнания. Нет. До встречи с Аосом, который лишил меня покоя, проклял меня.

Может, мне удастся впасть в этот сладкий сон снова? Может, я ещё не совсем пропал?

2.

Несколько дней я ещё жил в пещере, и Иста прилетала ко мне ночами. Она рассказывала, что Мадья согласен принять меня, и я могу присоединиться к ним, когда посчитаю, что время пришло. Она продолжала лечить меня всеми доступными средствами, и в её обществе мне становилось лучше. Днём же, пока Исты не было, я исследовал территорию. Пролетел над мрачными хвойными лесами и не обнаружил никаких водоёмов кроме болот. На востоке, где земля уходила чуть вниз, я нашёл пики человеческих строений - достаточно далеко, чтобы не дать отсюда дёру. На северо-восток, за лесом, тянулись пустые поля с полосой человеческой дороги из грязи. Я посмотрел на неё вблизи. Мерзкое зрелище.

Очень далеко на севере, у горизонта, виднелись непонятные синеватые холмы. Они меня тревожили, и туда я не летал.

Рядом со своей пещеркой я нашёл ручей и привёл себя в порядок: умылся, вычистил волосы, выбрал из них колтуны. При осеннем пронзительном свете моё тело казалась особенно уродливым. Ожесточённое солнце будто подчёркивало все мои несовершенства. Шрамы от ран. Белые стянутые пятна там, где была содрана кожа. Искажённые рисунки. "Надеюсь, соплеменники Исты не испугаются меня, - озабоченно думал я, осматривая в воде лицо, пострадавшее не меньше. - Не хочу произвести на них плохое впечатление..." Подумав, я вплёл в волосы несколько цветов - сиреневых и белых. Затем скривился, сорвал их и бросил в ручей. Никакие цветы мира не сделают меня краше.

Ветер Аоса почти не досаждал мне. Во всяком случае, все отметины, которые он мне наносил на огрубевшую кожу, легко устраняла по ночам Иста.

Благодаря ей шрамы почти не ныли, и двигался я без опаски.

Наконец, я решил, что готов появиться в племени Огня. Тогда Иста, обрадованная, повела меня на запад, к проплешинам полян. Туда я тоже залетал, но видел, что там явно обосновалось её племя, а потому не лез глубоко. С одной из полянок всегда вился дымок. Видимо, какой-то костёр горел в их племени день и ночь. Меня это сбивало с толку. Мне, к счастью, не довелось пока прочувствовать на себе опасность огня, у Сияющей мы жили спокойно, не считая редких охотников. Однако предводитель Илен рассказывал истории о том, как в юности ему пришлось пережить огненную войну с людьми. Тогда наше племя жило на другой территории, у Реки Звёзд, широкой, с пологими берегами. Не так далеко располагались человеческие нагромождения. Однажды люди, вооружившись, отправились истреблять племя Рассвета. Они своей хитрой магией связывали шилонов и сжигали их в ритуальных кострах. Оттуда выжившим пришлось улететь навсегда.

Поэтому я до сих пор думал, что племени Огня не может существовать. Точнее, я никогда об этом не думал, потому что сама идея такого племени - полнейшая чушь. Разве можно жечь огонь в собственном лесу? Разве возможно быть настолько самоуверенными?

Но эти ребята именно такими и были.

Так мне, во всяком случае, тогда показалось.

В племени Исты меня приняли просто и добродушно. Я ожидал косых взглядов, полных страха и любопытства, но получил ободряющие объятия, веселье и любовь. Не знавшие зла, наивные и беззаботные, шилоны Огня приняли меня как своего. Почти сразу я начал летать с ними на охоту, слушать байки предводителя Мадьи и даже играть с детьми. Ночевал я, по своему обыкновению, на самой толстой ветке самой толстой сосны. Мне предлагали спуститься на землю и жить, как все, под раскидистыми ёлками. Я отказывался.

Собратья назвали меня Смурным Лисом - за то, что я был мрачен, и за то, что цвет моих патл (если их мыть) напоминал лисий мех. Иста также добавила, что мои глаза выглядят хищно из-за узкого и продолговатого разреза, что добавляет сходство с коварным зверем. Мне было не привыкать к тому, что меня сравнивают со злыми хищниками леса.

Вот только здесь это прозвище было шуткой, а не упрёком.

Глядя на новых соплеменников, я не уставал изумляться их легкомыслию. Они были веселы и счастливы - слишком веселы и слишком счастливы даже для континентальных шилонов (сделать такой вывод мне удалось намного позже). Их отношение к огню касалось всех опасностей, которые могли их поджидать. Огонь, болезни, хищники, люди - всё было для них захватывающей игрой, в которой не грешно забыть об осмотрительности. "Послушай, Мадья, - не выдержал я вскоре после своего появления. - Неужели никто из вас не боится меня? То есть, вы же видите эти шрамы. Видите, что я пережил много горя, был близок к смерти. У вас нет поверья, что хвост беды до сих пор тянется за мной и может принести страдания и вам? Почему вы... такие бесстрашные?"

Выслушав мой вопрос, Мадья хмыкнул. Его озорная улыбка и веснушки, пляшущие на щеках, с самого начала пленили меня. Он был не старше меня (что странно, потому что его называли старейшим шилоном племени). Любили его без меры. Он возился с детьми, свирепствовал на охоте, не имел постоянного спутника и обожал дурачиться. Поэтому я, Иста и другие охотно проводили с ним время. Он постоянно удивлял, придумывал дерзкие игры, разыгрывал нас. А легенды о некоторых его подвигах просто сводили меня с ума.

Как, например, история с соком людей.

- Страх перед огнём никак не поможет с ним совладать, Смурной Лис, - ответил Мадья, по обыкновению приобнимая меня за плечи. - Сделает только хуже. Поэтому ну его.

- Не понимаю, - покачал головой я. - Ты и твоё племя слишком беспечны.

- Да что ты всё нагнетаешь?.. Ну хорошо, хочешь знать, почему мы тебя не боимся? А что ты можешь сделать? Ну принёс ты на себе хвост беды и чего? Мы просто сожжём его, и ты будешь счастлив. Счастлив! - он слабо, но настойчиво щёлкнул меня по лбу, а затем привлёк к себе. Его губы тронули мою шею, и я едва сдержал блаженный вздох (и в который уже раз мысленно обругал Аоса) - А если ты хочешь совсем серьёзно, Лим, то вот тебе главное правило племени Огня: о смерти напоминать не принято. Учти это, мм?

Он сказал это шёпотом, едва слышно, и меня будто пронзило пулей.

О смерти напоминать не принято?

- Но ведь, - попробовал возразить я. - Может случиться там... всякое...

- Может случиться то, что я брошу тебя в костёр, если будешь нудить, пока тебя ласкают. Расслабься ты. Хочешь, накапаю тебе сока, который мы украли у людей?

- Чего?!

- Хех, лисёнок. Вижу, Иста тебе не рассказывала. На прошлой Великой Охоте мы напали на группу бескрылых, едущих по дороге на штуках из мёртвого дерева. Разнесли там всё, растащили. Среди их хлама оказался интересный сок, который мне вздумалось выпить...

- Мадья! - воскликнул я, забыв, что передо мной стоит предводитель племени Огня, а не давний друг, страдающий запущенной придурковатостью. - Да ты рехнулся!

- Почему же?

- Этот сок мог оказаться... ну, допустим, слегка ядовитым?!

Мадья приподнял соломенную бровь:

- Думаешь, бескрылые стали бы вредить сами себе?

- Да они всегда так делают!

- Звучит разумно, конечно, но ты неправ, - он посмотрел в темнеющее небо, задумчиво почёсывая когтем щёку. - ...О! Я знаю, чем мы займёмся этой ночью. Знаешь, объявлю-ка я общий сбор. Уверен, все обрадуются празднику. Мы ведь ещё не отмечали твоё появление?.. - по его лицу пробежала зловещая тень, когда он снова взглянул на меня, и я медленно попятился. - Так, а ну стой на месте, паршивец! Стой! Ловите его, стрекозы!..

Меня быстро поймали общими усилиями (не то чтобы я особенно старался улететь), и был смех, очень много звонкого смеха, в котором я потонул, как в сияющей солнечной воде. Скрутили меня крепко. Иста, прозрачнокрылая шилонка Ель, обычно молчаливая и будто уставшая (её сын Ньи постоянно таскался за мной и просил научить его плести сети), старший брат Исты - Хин, чьи слабые крылья напоминали ночное небо; они держали меня, пока Мадья вливал мне в рот резко пахнущую багряную жидкость. "Да что б вас, - ругался я, сплёвывая, - совсем вы тут с ума посходили что ли?" Но несколько капель всё же проникло мне в горло, и почти сразу я ощутил, как земля уходит у меня из-под ног.

- Ты перебрал, Мадья, - озабоченно сказала Ель, глухо, будто бы сквозь густую пелену снегопада. - Для первого раза это слишком...

- Да что ему будет? Смурной Лис и не такое выдерживал, посмотрите на его кошмарную рожу, - отмахнулся предводитель, и глаза его полыхнули, как угольки. - Ну, а пока виновник торжества привыкает к соку, кто-нибудь хочет присоединиться?

К тучному тревожному небу, мешаясь с вьющимися искрами вечного костра Мадьи, взлетели крики шилонов: "Я! Я! Я!" Среди них были и вопли Ньи, и тонкий писк шилоночек, которые ещё даже не встали на крыло. Мысли мои уже помутились и спутались, в голове становилось пусто и легко, и всё же я из последних сил усомнился, можно ли давать такую редкостную дрянь малышам. "Так, ну-ка влейте ему ещё, - распорядился Мадья. - И не прекращайте, пока он не перестанет бубнить!" Я заткнулся, хотя пару капель всё-таки получил. "На всякий случай, - объяснила Иста, которая лаской (а потому успешно) увещевала меня приложиться к полой, коричневато-прозрачной человеческой штуке. - Для лучшего лечения, милый..." Её простая шуточка вызвала взрыв гогота над главной поляной.

- И-и... много у вас такого... сока? - поинтересовался я заплетающимся языком.

Перед глазами у меня слоилось, но это больше не казалось чем-то неприятным.

- Что, настолько понравилось? - хихикнул Хин, тоже сделавший глоток.

- Ну, что-то в этом есть...

Тогда меня подхватили под руки и понесли куда-то в густоту леса (потому что ни идти, ни лететь самостоятельно у меня не получалось). Мадья открыл мне тайник, в котором таких тёмных полупрозрачных вещиц с жидкостью было больше, чем пальцев на его руках.

- Ничего себе, - только и присвистнул я. - Живёте...

- Вот именно. Живём. Того же ждём и от тебя, мой сладкий, - пропел он мне на ухо, и у меня аж потемнело в глазах. - Пей, наслаждайся - чудного сока хватит всем.

- А если он кончится, то мы стащим его у людей снова? - спросил кто-то.

- Конечно. Я сам возглавлю налёт.

Это вызвало бурю восторга среди небольшого племени Мадьи, и его принялись обнимать, целовать и поить странным человеческим соком так обильно, что тёмные ручейки стекали по его подбородку, груди и животу. Ручейки эти очень быстро исчезали под языками остальных. Мадья принимал их любовь так, как не принимал мой сдержанный, возвышенный предводитель Илен - горячо, яростно, самозабвенно. Он зажёг их стремительно и красиво, и я сам не остался в стороне. Противиться общей страсти было невозможно... да и не нужно.

В разгар игры из леса вернулись охотники, принеся на себе тушу молодого волка.

Они очень рассердились, что праздник начался без них.

Но их легко утешили.

К сожалению, мне не удалось пережить в сознании ту ночь. Непривычный к пьянящему соку, я упал, как мне сказали, где-то в овраге, а веселье продолжалось до утра. Очнулся я в объятиях посапывающих Исты и Мадьи. Голова моя раскалывалась от боли.

Но разве это проблема, когда один из твоих спутников - целитель?

Как рассказала мне Иста, их племя никогда не пересекалось с другими племенами шилонов. Существовали легенды, описывающие их разнообразие - легенды о племенах, близким к моим: Лунной Ночи, Светлого Дня, Озёрном, Росистом и многих других. Видимо, когда-то давно старые поколения огненных шилонов были знакомы с ними. При жизни чужаков никто не знал. Однако порой пролетали мимо загадочные шилоны. Крайне редко. Они не приземлялись, чтобы познакомиться, хотя явно видели, что территория обжита.

Когда Иста поведала мне это, меня кольнуло знакомым беспокойством. К горлу подступила волнительная тошнота. "У этих шилонов были племенные татуировки?" - зачем-то спросил я, и она посмотрела на меня так, что я тут же пожалел, что брякнул это. "Они летели высоко, - ответила она, - откуда мне знать?.. Но подожди, что это вообще значит?!"

Я не стал отвечать, и она решила, что я просто переел грибов.

Так я выяснил, что племя Огня располагается на отшибе. Севернее, глубже. Под покровом неприветливого хвойного леса. Восточнее него - только человеческие нагромождения, на западе - пустота. Из любопытства я слетал на юг, намереваясь хотя бы найти змеистое тело Сияющей. Но летел я три дня и ничего не обнаружил. Я даже не помнил, как меня принесло к племени Огня впервые, какими небесными путями и как долго нужно лететь до моей сосны на берегу родной реки. Кажется, в этот край меня притащил исключительно ветер. Тогда я был при смерти и не соображал, где нахожусь.

По возвращению я получил от Исты и Мадьи по одной воспитательной затрещине.

- Ты хоть представляешь, как мы волновались? - прошипела Иста, рассерженно щурясь, как древесная кошка. - Как ты мог улететь, ничего никому не сказав?!

- Простите, - прошептал я, часто моргая, потому что глаза у меня отчего-то защипало. - Я сам не знал, что меня так унесёт.

- Да ты весь исхлёстан, - Мадья развернул меня к себе и в смятении осмотрел отметины, оставленные мне магическим ветром. По правде говоря, именно ветер был во многом виноват в том, что я так задержался в пути. - Почему это повторилось?.. Лим, если дух Связи бьёт тебя на высоте и вдалеке отсюда, то никогда не покидай племя Огня!

- Н-но...

- И не смей так пугать нас, понял?

Я кивнул. Я снова не мог остановить слёзы.

Впрочем, эти двое охотно помогли мне - вскоре я уже смеялся, вылеченный, приласканный и расцелованный, и мой неуверенный поиск, мой Путь вдруг показался далёким, смешным и бессмысленным. Не всё ли равно, что за шилоны пролетают мимо? Не всё ли равно, есть ли на них рисунки? Разве это важно, когда ты счастлив и любим?

Скажи мне, Аос.

3.

Воздух холодел, птицы улетали ровными клиньями. Часто шли дожди. Северный ветер злобно качал деревья. Из редких берёзовых и осиновых островков он заносил к нам подгнившие листья. Наша кровь, шилонская совершенная кровь, становилась горячее, готовя нас к зиме. Только в самые лютые морозы наш собрат мог бы замёрзнуть. Холод мы, впрочем, всё равно иногда ощущали, а потому спали в звериных шкурах, а не на голой земле.

Меня убедили спуститься с сосны. В ворохе медвежьих и лисьих одеял под елью Мадьи было уютно и тепло и как раз хватало места троим. Иногда с нами ночевали дети - две совсем маленькие шилоночки племени. Огонь силы Мадьи, горящий в каменной плошке день и ночь, смягчал для них наступающий холод.

Близилась Великая Охота, праздник, который как-то обещала мне Иста. Я был намерен поучаствовать, хоть Мадья и был против. "Мы полетим к людям, Лим, - говорил он мне. - Дух Связи снова будет резать тебя, ты станешь лёгкой добычей!" Я отвечал, что не хочу сидеть у огонька под ёлкой, как новорожденный детёныш, и пропускать всё веселье. Мы даже несколько раз ругались. "С вами полечу я, - вмешивалась в конце концов Иста. - Пару царапин я смогу залечить. К тому же, его верёвки будут очень полезны в охоте".

Мадья злился, но уступал. Потом, ночами, спор вспыхивал между нами вновь.

И однажды я здорово взбесился.

- А как же "о смерти напоминать не принято"? - ядовито прошипел я, склоняясь над спутником, распластанным на шкурах. - Что за противоречия, а, Мадья? Почему ты не соблюдаешь собственное правило? Если уж принялся забывать, то делай это с совестью!

Он почему-то отвёл взгляд.

- Да лети ты хоть к Клыкам Земли, - уязвлёно проговорил он, понижая голос, как будто услышать нас могла не спящая Иста, а сама смерть. - Только не упади, хорошо?

- С чего бы мне падать-то? Я же...

- Эй, там, - раздался недовольный голос Исты. - Вы спать сегодня будете или нет?!

- Кисонька, он на меня так жутко смотрит, - пожаловался Мадья.

- Я сейчас тоже "жутко посмотрю", если вы оба не заткнётесь!

Ссора как-то сразу сошла на нет. После этого тема моего участия в Великой Охоте больше не поднималась. Ни эта, впрочем, ни какая-либо другая, касающаяся смерти.

До самого последнего дня.

В утро перед Охотой погода стояла безмолвная, недвижимая. Постоянно усталый Хин, которого мы не брали с собой из-за его слабых крыльев, сказал, что к вечеру пойдёт первый снег. Я навесил на себя легендарно крепкую и тяжёлую сеть. То же самое гордо сделал, подражая мне, Ньи. Ещё в середине осени, поддавшись на его нытьё, я всё же начал его обучать плетению. Оказалось, что его любопытство не было случайным: его "одарил мой Дух Связи" (после встречи с Аосом в существовании духов я уже не был уверен). "Ну надо же, - удивилась Ель, когда мы рассказали ей радостную весть. - А ведь если бы ты не появился в племени, его сила так и осталась бы потаённой!" Поэтому Ньи напросился с нами на Охоту. Он уже был достаточно крепкий для неё, и никто не возражал. Ель летела тоже.

Отправлялись мы не к восточным человеческим нагромождениям, как я ожидал, а на запад, следуя дороге. Иста объяснила, что на её пути, у некой речушки, лежит селение - там они охотились редко, а потому люди там неопасны. "А в каменных громадах они умеют защищаться, - говорила целительница. - У них есть громкое оружие и те, кто обладают силой. Стены охраняются. Мы стараемся не привлекать к себе внимание этих бескрылых". "Настолько стараетесь, что тащите у них из под носа сок?" - фыркнул я. Иста засмеялась. "Это было всего один раз, - сказала она. - Они даже не поняли, куда пропали люди с дороги".

- Откуда такая уверенность? - прищурился я.

- Мы всех унесли с собой и замели следы, - медленно ответила Ель, с недоумением рассматривая мою сеть на плече хихикающего сына. Она никак не могла приподнять её, а потому волновалась. - Все трое попали в наши желудки и в вечный костёр...

- Ярко горело, - вставил Ньи. - Дым валил до небес!

- Так может, люди видели этот дым?

- Но ведь никто не пришёл за нами, - возразила Иста. - Да и как бескрылые сюда проберутся? Пешком что ли, через эту колючую чащу?

Все, кто слышал наш разговор, расхохотались.

Я лишь почесал затылок.

Участников Охоты оказалось не много: Мадья, Иста, я, Ель, Ньи, Алати (самый сильный шилон племени) и интересующийся людьми Тьен. Остальные - матери, дети, медленные и просто те, кому не посчастливилось войти в отряд - остались дома. Отбор на Великую Охоту происходил строго. Важна была общая скорость, ловкость и уверенность в полёте. Поэтому отряд не мог быть большим. Много шилонов - много целей для пуль.

Этого, разумеется, в племени Огня никто не произнёс вслух.

"Не принято", знаете ли.

Мы добрались до селения людей глубокой ночью. Перед нападением пришлось остановиться, потому что ветер снова изрезал меня, и Иста решила зарастить раны. Ньи вился рядом, спрашивая, не будет ли дух Связи злиться и на него тоже. Я отвечал, что дух Связи-то, может, и не будет, а вот я - да, если он продолжит вопить так на всё селение. Я был напряжён. Если бы мои уши двигались, то они не замирали бы ни на миг. Эти дома мёртвого дерева меня беспокоили. Никогда я не подбирался к ним так близко. Волновался я, впрочем, не один. Чуя нас, лаяли собаки. Мычал скот. Где-то в тёмных дырах жилищ зажигался свет.

Мадья, Тьен и Алати, держась сумрачных теней, слетали на разведку.

- Снаружи никого, - тихо сказал Мадья, вернувшись. - Все бескрылые попрятались в жилища. По ночам они обычно спят, темноты боятся, а потому - не выйдут.

- И что теперь, - спросил я, сам не понимая, с надеждой или разочарованием, - мы вернёмся пустые?

- Ха, нет. Мы просто достанем их оттуда!

- В смысле?..

В темноте сверкнули несколько пар клыков. Я увидел, как на ладони предводителя вспыхнуло пламя - острое, дрожащее - и тут же погасло. По отряду прошёлся возбуждённый шепоток, кто-то засмеялся. У меня же по спине пробежали мурашки.

Неужели они собираются...

- Вперёд, котята, - азартно прошипел Мадья. - Покажем Лису настоящую охоту!

И шесть крылатых стрел сорвались с места, стелясь над землёй в мягком, хищном полёте. Совсем немного помедлив, я бросился за ними, и ветер прижёг мне правое плечо.

Стрекот наших крыльев прорезал тьму, в которой невесомо плавали первые снежинки. Собаки взвыли, срываясь в визг. Что-то глухо щёлкнуло. Щурясь, я увидел, как в проёме крайнего жилища сверкнул свет огонька. Показалась чёрная фигура человека, будто вытесанная из камня. Громкий крик, для меня почти не отличимый от медвежьего рёва; свет погас, снова щёлкнуло - человек исчез в своём тесном доме. В остальных жилищах происходило примерно то же самое: выглядывали, вскрикивали и прятались обратно. Некоторые голоса были выше, некоторые - ниже, но все они казались одинаково грубыми.

- Эти люди ждут, что мы заберём их животных - собак или свиней, - объяснил Тьен, когда мы подлетели к первому, тому самому крайнему жилищу и опустились на ребро его крыши. - Они непуганые, не ожидают подвоха. Думают, что нас остановят их двери!

Он, взвесил в руке палку, которую захватил в лесу, и ударил по трубе, испускающей чёрный едкий дым. Раздался скрежещущий звон, и у меня заныли зубы.

Где-то внизу послышались голоса.

Мадья тоже подошёл к трубе и с любопытством взглянул внутрь.

- Кхе-кхе, - скривился он, одёрнув голову. - Полюбуйтесь, они заперли огонь в стенах и думают, что приручили его, - он сипло прокашлялся. - Наверняка ещё гордятся, что заставили его просить добавки. Но мы-то покажем, кто здесь шилон, а кто - животное, да?..

Накрыв ладонями трубу, предводитель прикрыл глаза и-и...

Ничего не произошло.

"Ну и что..." - начал было я, но вдруг под крышей раздался визгливый вопль. Кто-то тяжело затопал, забегал, ругаясь так зло, что леденела в венах кровь и хотелось спрятаться; послышался скрипучий плач человеческого ребёнка. На земле у стен заплясали красные блики, искажённые пластинками тёплого льда. Дым из трубы повалил ещё пуще, и я почувствовал под ступнями жар. Иста схватила меня за руку и вздёрнула в воздух. Оказалось, что пока я хлопал ушами, остальные уже разлетелись. Тьен, чьи глаза горели любопытством, присел на заборе, Ньи спрятался на голой вишне с матерью, Алати и Мадья, наоборот, подобрались поближе ко входу в жилище. Пара мгновений, и дверь распахнулась - от силы, с которой человек выбил её ногой, у меня даже перехватило дух. Повалили клубы дыма. "Готовь сети, Лим!" - крикнул Мадья, и я сорвал с шеи сеть из заячьих кишок - лучшую мою работу, пожалуй. Ель толкнула сына с вишни. "Учись у Лиса", - велела она.

Двое бескрылых спрыгнули с площадки, и следом за ними кинулись языки пламени - то ли работа Мадьи, то ли огонь в самом деле только и ждал, чтобы взбунтоваться и сжечь их дотла. Человеческая самка держала на руках детёныша. Её щёки блестели от слёз, но она гладила ребёнка по затылку, успокаивая его сквозь кашель. Лицо же её спутника было искажено страхом и гневом. В руках он держал оружие. Руки эти, впрочем, сильно тряслись.

Он указал оружием в сторону других жилищ и что-то спросил с отчаянием.

Самка испуганно пожала плечами.

А потом они увидели нас с Истой и Ньи, зависших сверху.

- Будь рядом, - бросил я оробевшему Ньи. - Слушайся меня.

Он серьёзно кивнул.

Тогда, оскалившись, я кинулся людям наперерез, пару раз резко метнувшись из стороны в сторону перед их побелевшими лицами. Человек вскинул оружие, и я подавил в себе леденящий страх. Пару мгновений назад этот бескрылый не выглядел способным на выстрел. Теперь же он, похоже, вознамерился защищать семью. Его глаза, бело-серые, с узким от напряжения зрачком, встретились с моими. Я даже завис в воздухе. Я не знал его языка; да и он молчал, стиснув зубы. И всё же вся его фигура будто вопила: "Не трогай их!"

Не трогай их!

Не успел я перебороть оцепенение, как раздался глухой удар, и голова его круто отклонилась. Человек начал заваливаться в сторону, и его спутница ахнула, не зная, бросить ребёнка и прийти на помощь или побежать прочь. "Долго ты собрался там болтаться?! - рявкнул Алати, взвешивая в руке второй камень. - Он чуть не выстрелил в тебя, бестолочь!" "Извини", - выдохнул я и, раскрутив сеть, набросил её на человека, силящегося подняться.

- Ньи! - скомандовал я. - Бросай вторую!

- Да, - откликнулся он. - С-сейчас...

- Стойте, - вмешалась Ель, слетая с вишни и описывая полукруг перед рыдающей бескрылой, что старалась толстыми волосатыми руками закрыть всю голову ребёнку. Она сидела на земле, низко склонясь над своим человеком. - Детёныша оставьте. Пусть живёт!

- Тебе что, жаль его? - со смехом спросил Мадья.

- Нет. Мне жаль его мать. Не могу видеть её боль.

- Ах-х да, ты же тоже, - предводитель махнул рукой. - Ну делай, что хотела.

Тогда Ель подлетела к человеческой самке и вцепилась в плечи ребёнка, не сжимая когтей. Бескрылая взвыла так пронзительно, что у меня заложило уши. Даже визжащие у соседей собаки не издавали таких страшных звуков. Но Ель, глухо ругнувшись, полоснула бескрылую по руке. Это не помогло. Тогда она царапнула ещё раз, а затем второй, третий. Она била её когтями до тех пор, пока хватка не разжалась. Детёныш выскользнул из объятий матери, и Ель оттащила его к забору, подальше от нас и бушующего огня. Я увидел, как к нему спланировала Иста. Она выглядела странно взволнованной. Вместе с Елью они склонились над ребёнком. Бескрылая сделала попытку ползти к ним, но я приказал:

- Ньи, сеть!

И сеть с привязанными к ней камнями, сеть, которую поднять могли только я и Ньи, накрыла человеческую самку, придавив к земле, как и её спутника. Тьен сорвался с забора, подлетел к оружию человека и взял его в руки. На губах его сияла улыбка, искажённая огневыми всполохами. "Можно, я заберу это?" - спросил он Мадью. "Бери всё, что посчитаешь нужным", - ответил тот, отправил к нам Алати, а сам отвернулся к огню.

Мы уже завязывали на сетях узлы. Я объяснял Ньи, как провернуть сложный трюк с изменением силы верёвок. "Смотри, при плетении я вложил в сеть тяжесть и прочность, - говорил я. - Теперь нужно вынуть тяжесть, оставив прочность, чтобы нести добычу могли все". Алати подошёл и присел рядом, с изумлением следя за моими пальцами.

Со лба у меня лился пот. Жилище позади пылало, треща и шипя, огонь распространялся и на ближние кусты. Длинная тень силуэта Мадьи плясала на заборе. Он вскидывал руки, изгибаясь по-кошачьи, танцуя с огнём и, наверно, слышал его таинственный шёпот, только ему понятный. Я старался не оглядываться, посвящая внимание работе.

Когда мы справились с сетью, огня уже не было.

Иста, закончив с детёнышем, лишила сознания его родителей.

Тьен и Мадья пробрались в жилище, чтобы найти там что-нибудь интересное - то, что не сгорело - но у меня уже не хватило сил, чтобы поразиться их безрассудству.

Из других жилищ так никто и не выглянул, никто не вышел. Семья, живущая на отшибе, была хладнокровно брошена нам в жертву. "Люди, - выплюнул Тьен, словно ругательство, когда я заметил это, - чего ещё ты от них ждёшь, Лим? Они даже друг другу враги. Соседей они не считают своей семьёй. Они вообще никого, кроме детей, спутников и родителей, не считают семьёй. Разве может такое животное жертвовать собой ради собрата?" Поглядев на тёмные жилища, я задумчиво кивнул. С Тьеном было трудно не согласиться.

Ребёнок, которого спасла Ель, спал под вишней, укрытый пеплом, убаюканный силой Исты - позже соседи найдут его и приютят. А если нет... Мадья решил, что мы и без того поступили с ним чересчур милосердно. Всё, что будет с ним дальше - не наша забота.

С Алати нести добычу по воздуху было совсем легко. Он, наверное, смог бы и в одиночку перетащить сеть с бескрылой и даже не запыхался бы - такой была его сила. Одну сеть держал я, вторую - Ньи, наше участие требовалось для того, чтобы верёвки не порвались. По этой причине я не мог спуститься ниже, прячась от ветра, в лес, и отдохнуть. Приходилось терпеть хлёсткие удары, и в племя Огня я вернулся весь истекающий кровью.

Соплеменники встретили нас ликующим смехом и свистом.

- Жертва духу Огня! - звонко завопил Хин. - Да здравствует Огонь!

- АЙЕ! - содрогнулось племя. - АЙЕ, ОГОНЬ! АЙЕ, ВЕЛИКАЯ ОХОТА!

Несмотря на то, что меня била дрожь от боли; несмотря на кровь, покрывающую даже мои волосы; несмотря на усталость от использования силы - я смеялся, заражённый диким счастьем огненных шилонов. Наша часть Великой Охоты прошла удачно, теперь же наступила вторая, не менее важная. Праздник длился весь день, всю ночь. Ручьями лился сок. Вспыхивали, как искры, то тут то там страстные пляски и игры. Из тел людей Мадья вырвал сердца, и одно он протянул мне (я поделился с Ньи), другое - Исте. Остальные органы растащили соплеменники. Лакомства достались всем, никто не был обижен.

Останки были брошены в вечный костёр, вспыхнувший до небес.

- Да будет холод милосерден к нам! - торжественно завершил Мадья Охоту.

Безмолвное небо ответило ему пушистым снегопадом.

Так началась первая зима.

4.

Весной упал Хин.

Так умирали шилоны: падали на землю, как стрекозы, и больше не могли подняться. Их крылья переставали шевелиться. Руки и ноги слабели, не слушались и - отказывали. Не помогала здесь целительная магия, молитвы великим духам, жертвы и ритуалы, потому что легенды гласили, что время не лечится. Это происшествие меня потрясло. Ни разу в жизни я не видел, как кто-то падал. Умирали в бою со зверем, от пули человека, от болезни, от собственной дурости - да. Но просто так? Да предводитель Илен не собирался падать, хотя прожил моих жизней столько, сколько пальцев у меня на руках!

Я решил, что Хин подхватил особую неизвестную болезнь, которую мне из-за местных традиций не желали объяснять - ну, дескать, "не принято" и всё в таком духе.

Племя Огня не провело ритуал погребения. Тело Хина просто сожгли вдали от лагеря в очень тесном кругу шилонов, самых близких. Траура никто не объявил. Голоса звучали звонко, продолжались весёлые игры. Лишь Мадья улетел из племени на пару дней и никто не знал, куда. "Он всегда так делает, когда кто-то падает, - объяснила мне Ель, когда я спросил её об этом. - Наверное, он молится великим духам за упокой души Хина. Точно также он исчезал, когда упал мой спутник, отец Ньи - незадолго до твоего появления". "А Хин и твой спутник были чем-то больны? - бестактно брякнул я. - То есть, они же были... не так уж..." Под печальным взглядом Ели я замолчал. Она отвела с глаз тяжёлую и чёрную, как смоль, прядь. "Не стоит расспрашивать кого-либо об этом, Смурной Лис, - сказала она. - Тебя не поймут. Есть темы, которых нельзя касаться. Лучше о смерти... не помнить".

Не помнить я не мог при всём своём желании, если бы оно было. Но не напоминать научился хорошо, поэтому не стал допытываться у Ели дальше, утоляя любопытство. Кроме того, у меня появились другие заботы. Иста вот-вот собиралась родить мне дочь. Я боялся, что падение брата отразится на ней, и уделял ей много внимания, развлекал, нежил. Часто думать о смерти поэтому было лишним. Во всяком случае - пока.

Мы перебрались из-под ели Мадьи в старое жилище Исты - под навес из берёзовых корней, с которых свисали пучки сушёных трав. Мадья легко нас отпустил. Ещё зимой мы пришли к нему с новостью о детёныше. Он тогда лежал в шкурах, посасывая кусочек застывшего человеческого сока. "Ну, чего такие лучистые?" - поинтересовался он.

Иста объяснила.

- Кхех, вот это да, - плечи Мадьи дрогнули от смеха, и огонёк в каменной плошке - тоже. - Ну вы даёте. Как это так получилось-то? С чего вдруг такие перемены?

- Да оно случайно, наверно, - мяукнул я.

Впервые жизни у меня должен был появиться детёныш, и я никогда бы не подумал, что произойдёт это так рано. Поэтому я неудержимо краснел, не мог побороть смущение, и загадочно улыбающаяся Иста, вдруг ставшая более зрелой, начавшая двигаться медленно и плавно, так, будто боялась себя расплескать - вообще не исправляла ситуацию.

- Лисёнок, "случайно" только в сосну впечататься можно. С детёнышем такой трюк не пройдёт. Его должны захотеть сразу двое, чтобы был результат, - Мадья почесал висок, задумчиво глядя на нас. - Ладно, я не буду спрашивать, какой дятел вас клюнул - не моё дело. Но новости я, конечно, очень рад. Когда в племени Огня пополнение, это всегда чудесно. А... и если хотите оставаться со мной - пожалуйста. Места хватит и для ребёнка.

- Нет, я хочу спать отдельно, - сказала Иста. - Извини, Мадья.

- Да всё в порядке. А ты, лисёнок?

- Буду развлекаться с тобой иногда.

- Прекрасно, прекрасно, всегда тебя жду, - предводитель зевнул, сладко потягиваясь, будто валялся под солнцем на камне, а не в стужу под елью. - Мы здорово повеселились с вами, да? Я благодарен вам за всё тепло, которым вы подпитывали пламя моей души, - он приоткрыл мерцающие глаза. - Ну а теперь - кыш. Я хочу вздремнуть!

Шаи родилась рыжей, как я, и такой же зеленокрылой ("Прекрасно, Смурной Лис, теперь-то мы увидим, как ты должен выглядеть без шрамов!"). На исходе весны, к лету, она уже хихикала, лёжа на руках Исты, тянулась ручонками к моим ушам и почти узнавала Ель, которая вдруг стала проводить с нами ночи. Печальная и казавшаяся ещё больше утомлённой, Ель будто нашла в моём ребёнке некое облегчение. Насколько я понял из неохотных рассказов Мадьи, после гибели спутника ей было очень трудно восстановиться. Поначалу я злился, что она суёт нос не в свою семью. Во мне клокотала давняя болезнь. Но потом Мадья, всегда следящий за внутренними отношениями в племени, позвал меня на серьёзный разговор. "Если бы не сын, Ель улетела бы в глубокий лес и покрылась бы там мхом, - сурово сказал мне предводитель. - Ньи её лечит. Но с каждым сезоном он становится всё самостоятельнее, он больше не нуждается в её опеке. Появление у вас Шаи пошло ей на пользу. Может быть, она и улыбаться, наконец, начнёт. Не гони её, Лим". Тогда я... уступил.

Когда-то давно, в прошлой ещё жизни, так началось моё падение как рассветного шилона: с нежеланного спутника, который пытался вклиниться в мою семью. Меня чуть не разъело тогда ядовитой злобой. Сейчас я с радостью заметил в себе светлые перемены.

Так Ель и осталась с нами, заменив Мадью. Она помогала Исте ухаживать за моей дочерью, шилонки ворковали над ней летними вечерами, играясь, как с котёнком, кисточками из трав, которые я наплёл. Ель и правда начала улыбаться. Слабая, неуверенная улыбка трогала её тонкие губы, когда она смотрела на Шаи, убаюкивая её тёплыми ночами.

Такому не мог противиться даже я.

Время летит незаметно и быстро, как стрекоза, когда ты счастлив и окружен любовью. И до этого в племени Огня я чувствовал себя здоровым, а уж с рождения Истой моего детёныша я совершенно потерялся. Казалось, что меня захватил солнечный поток, ослепив мою память, и всё стало сияюще белым. Тогда я начал забывать по-настоящему - так, как умеет забывать только шилон. О смерти я помнил, конечно - она то и дело давала знать о себе - в охоте на людей, в болезнях, травмах. Сама жизнь постоянно вопила о смерти. Хотя бы в ежегодной осени, внушающей предчувствие гибели. Как можно не помнить о ней?

Нет, я стал забывать своё прошлое.

Там, в племени Огня, вместе с дочерью родился другой я. Нормальный лесной шилон, которого раньше не существовало. Не существовало племени Рассвета, и эти разорванные рисунки на коже - всего лишь недоразумение. Не существовало предводителя Илена. Не существовало Элая, которого я убил. Даже моя болезнь после принятия Ели не проявлялась или проявлялась лишь изредка - в резких окриках на соплеменников, жёсткости в играх и излишней едкости в спорах, но не более. Шаи, маленький мой волчонок, смягчила меня. Смеяться я стал чаще. Из Смурного Лиса вдруг превратился в Огненного.

Могло ли это длиться вечно?

Так наступила третья весна. Она была шумной и какой-то лихорадящей. Подтаявшее небо текло то на север, то на северо-восток. Промокшие чёрные ёлки гнулись под ним. Дожди мешались с вьюгами, и казалось, что наступление тепла даётся природе вымученно, через страдания. В тот день мы с Елью выслеживали лисицу. Охота завела нас на север к сосновому бору и, поймав добычу, мы вдруг остались посреди мистически поющих сосен. Вымазанная кровью, Ель подняла голову. Ветер лишь едва-едва колыхнул её волосы.

Она стала мало и низко летать, её крылья отяжелели. На охоту она теперь выбиралась редко, в основном со мной или с сыном, и всегда мы использовали верёвки.

- Можно поговорить с тобой? - тихо спросила она, опускаясь перед тушей лисицы на колени. - Не как со спутником, не как с огненным шилоном, а как со странным чужаком?

- Разумеется, - ответил я, тоже присев рядом и погладив её по основанию крыла. - Хотя мне, вообще-то, казалось, что я с вами неплохо слился. Разве я всё ещё странный?

Ель глухо, негромко засмеялась.

- Меня не обманешь, Огненный Лис, - сказала она, обняв себя за плечи. - Да и твои шрамы, знаешь ли, постоянно напоминают о чём-то запредельном. Ты другой, и даже себя ты обмануть не сможешь, сколько бы ни пытался, - я приоткрыл рот, чтобы возразить, но она чуть мотнула головой, прерывая меня. - Лим, ты смелый. Этим ты не похож на огненного шилона. Ты смотришь в пустоту и не отворачиваешься. Я хотела спросить... как?

- Ты имеешь в виду...

- Да.

Ох-х... а это сложно, оказывается.

Налетел ветряной порыв, и сосны заскрипели снова. Слушая их, я долго лепил ответ. Дыхание Ели становилось рваным, как будто каждый вздох давался ей с огромным трудом. Она подняла бескровную руку и вытерла что-то с глаз тыльной стороной ладони.

- В племени Рассвета тоже боялись смерти, это нормально, - я сел на влажный мох, поджав под себя ноги. - Но упоминаний о ней не избегал никто, потому что это... ну... попросту глупо? Время идёт, всё движется. Течёт Сияющая. Замерзает зимой и тает по весне. Листья опадают и гниют, а потом вместо них появляются на берёзах свежие, светло-зелёные, как крылышки Шаи. Мы не просто боялись смерти, - я запнулся, - мы её ещё и уважали.

Шилонка издала судорожный вздох:

- Какое безумие...

- Нет, ваша беспечность - настоящее безумие.

Она не ответила, отвернувшись и продолжая вытирать слёзы. Ель плакала почти неслышно, лишь вздрагивала иногда её спина. Крылья, распластавшиеся по серому мху, казались невыносимым грузом, а не даром, поднимающим в небеса. Наверное, она вспоминала спутника. Наверное, она никогда ничего не забывала, как другие. Наверное, поэтому она сидела здесь, в окружении сосен, и смотрела со мной, чужаком, в пустоту.

- Меня скоро не станет, - сказала она, наконец. - В ближайшие дни.

- Как, уже?..

- Да. Я чувствую. И мне страшно. Очень страшно.

- Мы не бросим тебя, Ель. Ты не останешься со смертью один на один.

Она вздрогнула - как будто на неё плеснули ледяной водой.

А потом её холодные пальцы коснулись моих на лесном покрове, и я аккуратно сжал их, инстинктивно боясь сломать. "Ты не останешься со смертью один на один" - эти ритуальные слова редко, но всё же звучали в племени Рассвета, когда мы пытались утешить умирающих шилонов. Произнеся их, я вдруг подумал, что Ель, наверно, никогда не слышала ничего подобного от соплеменников. Что же они говорили вместо этого? "Не напоминай"?..

И я ощутил, как внутри меня поднимается волна ярости.

Идиоты. Что за идиоты.

Мы вернулись к вечеру, и Ель легла отдыхать в нашей уютной берлоге из шкур, сухих трав и пихтовых веток. Чтобы ей не мешать, Иста вынесла Шаи к вечному костру предводителя, и дочь, будто всполох, полетела ко мне на ещё слабеньких крылышках. Её нежные ступни едва отрывались от земли. Волосы, более мягкие, чем у других огненных шилонов, трепетали на ветру. Шаи со смехом кинулась мне на руки. Я поцеловал её в щёку.

- Лисица для вас, - я кивнул на тушу уже остывшей хищницы. - Угощайтесь.

- Вай, яркая лисичка, - Шаи упала с моих плеч, на которых пыталась удобно устроиться, и подползла к добыче. - А можно, я отковыряю сердечко?

- Можно, волчонок, - Иста насторожено смотрела на меня, не отрывая взгляда и, кажется, замечала во мне бурлящую тьму. - Лим, что-то не так? С тобой всё в порядке?

- Со мной, - я криво улыбнулся. - Со мной всё прекрасно.

- Тогда почему...

- Шаи, малышка, - я опустился на корточки перед дочерью, и она подняла на меня удивлённую мордашку, уже испачканную кровью. - Ты понимаешь, что эта лисичка умерла?

Иста охнула, прикрыв рот ладонями. Судя по ужасу на её лице, она поняла, что я собираюсь делать. Некоторые соплеменники, тоже разделывающие у костра добычу, обернулись на нас. Стало вдруг как-то тихо. Не знаю, почему именно - то ли потому, что они услышали возглас целительницы, то ли потому, что тоже разгадали мои намерения. К моему крутому нраву, конечно, здесь привыкли, но подобная выходка даже для меня была слишком дерзкой. Я огляделся и снова посмотрел на Шаи. Она стёрла с губ густую каплю.

- Я понимаю, - серьёзно кивнула Шаи. - Умерла. Она не дышит и вся в крови. Все эти зверята, которых приносят из леса, тоже умерли. Их убили на охоте. Правильно?

- Правильно, - ласково сказал я. - А ты знаешь, что мы тоже можем умереть?

- Как это?..

- Лим! - гнев, с которым Иста смотрела на меня, мог бы испепелить меня на месте, если бы я сам не источал его же. - Прекрати это! Немедленно!

- Нет, Иста, - мой голос дрожал, но я повысил его так, чтобы слышали все, кто с любопытством (и теперь уже точно со страхом) смотрели на нашу ссору. - Моя дочь должна знать, что такое смерть. Она не должна избегать разговоров он ней. Она не должна прятаться! - на мой крик из своего жилища вышел Мадья, и я видел, как искажается в тенях его тонкая фигура. Мой взгляд пересёкся с его. Я демонстративно отвернулся к дочери и протянул к ней руки. - Шаи, хочешь погулять с папой и узнать кое-что интересное?

- Хочу, хочу, - она охотно подалась ко мне. - Ты расскажешь про смерть?

- Да. Я расскажу про смерть. Возьми с собой сердечко.

Преградив мне путь к лесу, Иста попыталась остановить нас. Вся белая от испуга и бессильной ярости, но вынужденная сдерживать всё это перед Шаи, она ухватила меня за предплечье. "Зачем тебе её пугать? - прошипела она. - Ради чего? У нас не принято такое рассказывать!" "Да, поэтому Ель страдает в одиночестве, - прорычал я в ответ. - Страдает, боится и ни с кем не может это обсудить, кроме меня!" Хватка на моей руке внезапно ослабла. Иста, помедлив, отступила. Как целитель она наверняка знала, насколько близок для Ели конец - не могла не знать. К ней подошёл Тьен, что-то спрашивая, но она раздражённо отмахнулась. Потом, отвернувшись, подпрыгнула и улетела в наше жилище, где спала Ель.

В лесу мы с Шаи пробыли до ночи. Я рассказывал ей о смерти - честно, ничего не смягчая, ничего не скрывая, объяснял ей осень, кровь лисицы, гнилое дерево, падения стрекоз, грусть Ели. Шаи была очарована течением жизни и трепетала перед тем, что она может вдруг оборваться. "Ты тоже умрёшь?" - спрашивала она. "Да". "А мама?" "И мама".

"А я?"

Когда мы вернулись домой, на её щеках не было слёз. Они были совершенно сухими, и Шаи, ночной детёныш, весело щебетала, свесив ножки с моих плеч. Иста отняла её у меня и прижала к груди, будто решив больше никогда не оставлять её наедине со мной.

Глаза спутницы сверкали во тьме двумя острыми угольками.

- Шаи, папа наговорил тебе глупости, - прошептала она. - Забудь их, хорошо?

- Жизнь - это река, - громко выдала Шаи. - Она течёт, но иногда замерзает!

- Чт...

Я расхохотался. Ель, уже не спящая, плотнее закуталась в шкуры.

Больше никто в племени Огня не упоминал этого происшествия. Все будто забыли о ссоре у вечного костра. Даже Мадья не отчитал меня, хотя довольно долго я ловил на себе его прищуренный взгляд. Но Шаи - не забыла. Она радостно пыталась поведать абсолютно всем о том, что узнала. До тех пор, пока от неё не начали отдаляться. Сначала взрослые. Затем дети, которым запретили с ней дружить. Не подумав о том, какие последствия может породить наша прогулка, я лично возвёл между Шаи и огненными шилонами стену, подобную тем, что возводят между друг другом люди. Но был ли я неправ?

Ель умерла через пять дней - просто не смогла встать с лежанки.

И только мы с Шаи могли поговорить об этом открыто.

Чужак и его чужая дочь.

5.

Неуловимо проскользнули меж пальцев ещё семь лет. Осень за осенью, весна за весной, и племя Огня за это время неуловимо изменилось. Упали ещё несколько шилонов, в том числе и Алати. Шаи подросла и почти сравнялась с Ньи того периода, когда меня приняли в племя. Она, как и я в её лета, держалась от остальных детей обособленно. Нет, она не была угрюмой, не причиняла никому вреда, не провоцировала ссоры, в её тоне не сочилась отрава, едкое зло - все признаки тьмы, которой я пугал родных в детстве. Но она остро ощущала здесь несвободу. Она не могла успокоиться. Не могла вжиться в племя Огня. Она постоянно спрашивала меня о мире за лесами. Видимо, я дал ей кое-что иное. Не ту болезнь.

Сам Ньи уже давно стал юным, прекрасным, стройным шилоном с острыми крыльями и ловкими пальцами. Все знания о плетении, которые накопил за короткую жизнь, я передал ему. Он стал незаменимым охотником и, более того, стал помогать Исте, плетя лечебные повязки, чем значительно облегчил ей исцеление мелких ран. Часто он пропадал у Мадьи. Никого это не удивляло, впрочем. Все порой пропадали у Мадьи. Это сродни закону.

Предводитель Мадья стал меньше и медленнее летать. Я заметил в нём эхо той неброской усталости, что проявлялась в Ели за пару лет до её гибели. Сквозь его озорство всё чаще проглядывала нервозность. Всё то же самое я отлично видел и в Исте, за исключением, разве что, последнего. Она держалась куда лучше, чем её предводитель.

В десятую мою осень Мадья не возглавил Великую Охоту. Вместо него полетел Ньи и те шилоны, что за эти годы успели вырасти. Я не присоединился к ним, хотя вполне мог, ведь чувствовал себя прекрасно - мне не хотелось как-то выделяться на фоне друзей. Было неуютно ощущать себя юнцом. Одно поколение огненных шилонов стремительно сменилось другим. А я даже не устал. Мои крылья работали по-прежнему идеально. Почему?

Тогда я не мог ответить на этот вопрос.

Но я повсюду чуял смерть. Она насквозь пронизала общее слепое веселье. Племя Огня умирало, и умирало давно, ещё до моего появления.

Когда я набрался храбрости, я спросил Исту об их загадочной болезни и пыталась ли она её излечить - она даже не поняла вопроса. "Мы все здоровы, - сказала она, глядя на меня так, будто я чокнулся и думая, наверное, что я снова наелся грибами. - Извини, зверёк, но уж я-то заметила бы, если бы всё племя страдало каким-то недугом". "Но ваше племя вымирает, - я невольно понизил голос, чтобы никто случайно не услышал нас. - Ты ведь не можешь этого не видеть. Твои соплеменники падают слишком часто для шилонов!" "Всегда так было, - прошептала она. - Прекрати, пожалуйста, пороть чепуху. Ты... ты меня пугаешь".

Она и правда была напугана. Краска покинула её лицо, глаза сделались круглыми, как дыры, прорези безлунного неба. Мне хотелось, чтобы она лучше осознала размеры беды, хотелось растравливать эту кошмарную рану и дальше - я даже ощутил мрачное наслаждение, эхо прошлого меня; но я взглянул в лицо Исты, почти детское, искажённое животным страхом, и передумал. Да, она - целитель. И неплохой целитель, раз сумела оживить меня. Но едва ли она могла исправить то, что составляло саму суть племени Огня.

Зная о нас, шилонах, лишь сказки, я уже тогда это понимал.

Сам я время от времени срывался в долгие полёты. В первые годы после рождения Шаи - раза два или три, чем вызывал бурю недовольства у Исты. Затем чаще, и в итоге - раз пять за сезон. Я... я пытался найти. Не знаю, что. Нет, знаю. Отлично знаю. Но я не думал об этом и - никогда я не улетал специально. Всегда меня срывало, точно осиновый лист, и несло то на юг, то на запад. Возвращался я, конечно же, в крови и ранах, ведь "дух Связи" всё ещё не простил меня. Сияющую я так и не нашёл, потому что, ослеплённый болью, боялся продолжать путь. А что если, думал я, я снова потеряю сознание, как тем летом? Что если меня снова унесёт невесть куда? Что если я не смогу вернуться к семье?..

От этой мысли кровь стыла в жилах.

Но я всё равно улетал. Всё равно. Каждый раз. Несмотря на риск.

В ту весну меня сорвало снова. Я улетел серым тающим утром, сонным и влажным. Магический ветер вновь зазвенел у меня в ушах и привычно хлестнул по плечу.

Я удалялся от дымка на главной полянке, от черничных болот, от проплешин холмов. Черные ёлки, набухшие от влаги, стояли внизу недвижимо. Стаи ворон срывались с них, крича, к подтекающему небу. А я лгал себе. Наверное, всё-таки лгал. Всё это время. Всегда можно накрыть сквозную рану листом лопуха и сделать вид, что её нет. Игнорировать тягучую боль, запах гнили и своё ухудшающееся состояние - в угоду празднику, до тех пор, пока не откажут крылья. Но рано или поздно недуг даст о себе знать.

Так могло ли это длиться вечно?

В сонливом полубреду я не сразу услышал высокий панический голос:

- Папа! Папа!..

Я резко затормозил в воздухе. Ветер наградил меня двумя жгучими ударами по груди, но я лишь тихо зашипел, оглядываясь. Вокруг меня не было никого; только я, бесконечное пространство и вездесущий магический ветер. "Папа, подожди!" - снова крикнуло небо, и я озадаченно наклонил голову, позволяя уху слышать лучше. Никакого стрекота крыльев. Никакого запаха дочери. Я решил, что запоздало схожу с ума. "Шаи? - с опаской спросил я. - Это ты?" "Да, я!" - ответило мне небо. По-прежнему испуганно.

А ветер продолжал наносить мне хлёсткие удары.

В безбрежной пустоте весны.

- Ты смеёшься надо мной? Опять?! - крикнул я, дёрнувшись в сторону, и мой голос сорвался. - Да ты хоть понимаешь, насколько это жестоко?!

- Папа, я не смеюсь! Я серьёзно!

Тут же Шаи возникла передо мной из ниоткуда, и её глаза, зауженные, с рыжими длинными ресницами, блестели от собирающихся слёз. Я вздрогнул. Сморгнул волнующее наваждение. Пальчики дочери вцепились в мой локоть, и я поспешно подхватил её на руки, потому что крылья у неё едва шевелились. Судя по всему она здорово устала от... от...

О Сияющая.

- Папа, я не знаю, что это было, - растерянно бормотала она. - Я просто не хотела, чтобы ты увидел меня и отправил домой. И что-то случилось. Стало... трудно двигаться...

Молча и с изумлением я глядел на дочь.

- Это плохо, да? - она уткнулась носом в мою грудь. - Прости, папа. Мне просто было любопытно, куда ты улетаешь. Почему ты возвращаешься израненным? Почему ты никогда не берёшь с собой маму? Почему больше никто так не делает? И я... проследила...

- Шаи! - перебил я. - В тебе же проснулась сила!

- Сила?..

- Да, и какая!

Сглотнув, я бережно прижал её к груди, пока она всхлипывала, мешая слёзы с моей кровью. Великие духи... или кто там может быть - как же это получилось? Откуда у нашей с Истой дочери сила невидимости Аоса?! Невидимости - или чем там она являлась на самом деле? Нет, конечно, я знал, что дар детёныша не связан с дарами родителей, но...

Существует сила невидимости, при которой шилон не видит сам себя, при которой становится скрытым от чужих глаз, но издаёт отчётливый стрекот крыльев, продолжает пахнуть по-своему, его можно обнаружить, когда он этого не хочет, если быть достаточно ловким. А существует сила "невидимости" - она имеет иную природу, Аос назвал это "прятаться в подпространстве". И именно её, похоже, обрела Шаи только что!

- Шаи, волчонок, - прошептал я. - А можешь стать невидимой ещё разок?

- Ох, ну... я попробую...

Сначала ничего не происходило. Затем воздух стал густым и плотным, почти как вода. Слегка исказились чёрные пики леса, поплыл горизонт. Мои крылья сбились с ритма, и пришлось приложить усилие, чтобы удержаться на месте. Шаи продолжала лежать у меня на руках - я её видел, как и себя самого. Но если бы за нами наблюдал кто-то другой, он решил бы, что мы попросту исчезли. "Всё, хватит!" - выдохнул я, и неприятные, но знакомые ощущения "невидимости" бесследно прошли, как то волшебное странное лето в обрывочном обществе Аоса. Шаи утомлённо прислонилась щекой к моему плечу. Она была бледна и выглядела так, будто вот-вот уснёт - так нелегко дался ей этот невинный трюк.

- Умница моя, ты станешь могущественной шилонкой, - проговорил я пересохшими губами. - Но нам нужно лететь домой. Надо обязательно показаться маме.

- Как? - разочаровалась она. - Мы не полетим дальше?

- Сегодня - нет.

- Но я хочу...

Не выдержав, я засмеялся - с благоговением, которого сам от себя не ждал.

- Когда твои крылья окрепнут, - ответил я певуче, будто рассказывал сказку, - мы возьмём с собой маму и полетим искать Сияющую. Ты наконец-то увидишь настоящую реку, мою реку. А потом мы отправимся дальше. Может, ещё что-нибудь интересное найдём...

- О, правда? - слабо выдохнула Шаи. - А так... можно?

- Почему нет? Не собираешься же ты всю жизнь просидеть под ёлками?

- А разве... не все... так делают?

- Все. Но это не значит, что ты не можешь по-другому. Теперь-то, с такой силой...

Я осёкся, вовремя опомнившись и не произнеся ужасное "...ты всё равно обречена". Однако Шаи уже не слушала - она спала, улыбаясь и равномерно, мирно дыша.

Пока я нёс её в племя Огня, магический ветер меня ни разу не тронул.

Мы вернулись в племя, сообщили Исте новости. Она осмотрела дочь, помогла ей снять усталость. Сказала, что Шаи в полном порядке, правда, как будто немного озадачилась её силе. Потом Шаи улетела к Тьену, с которым любила играть. Точнее, не с ним самим, а с теми с вещицами, которые он натаскал у людей, в том числе и с оружием с моей первой Охоты. Её увлечение пугало меня. Каждый раз, когда я видел Шаи с какой-нибудь острой блестящей штуковиной, я едва справлялся с гневом. Хотелось наорать и на дочь, и на Тьена - в особенности на Тьена, который дал ей подобную дрянь. Но Иста не видела в их играх ничего плохого. "Если волчонок поранится, я всё исправлю, не переживай", - говорила она.

Я смирялся, потому что она была права.

Шаи осталась ночевать у Тьена, а Иста лечила мои раны до ночи. С некоторых пор применение силы быстро её изнуряло. Исцеление не всегда получалось с первого раза.

Поднявшийся ветер теребил кончик полога, пробравшись сюда с небес. После лечения мы с Истой тихо лежали в объятиях друг друга, слушая его. Я гладил её по основаниям крыльев, уже не таких маневренных и ловких, как раньше. "Чем же они все болеют? - размышлял я и затаив дыхание слушал своё тело. - И не заразился ли этим я?.."

- Сегодня Шаи удивила, - проговорила Иста, прислонясь щекой на моей исполосованной груди. - Никогда бы не подумала, что она обретёт такую силу.

- Да, я тоже, - откликнулся я. - Ты не представляешь, как ей повезло.

- Повезло?..

Ветер выл, и шумели ёлки. Под полог из шкур пробирались тревожные отблески вечного огня Мадьи. Теперь он иногда погасал, его приходилось зажигать вновь. "Такой костёр требует много силы, - объяснял мне Мадья. - Наверно, мне придётся уменьшить его, иначе я перестану справляться". "Не хочешь это обсудить?" - прохладно интересовался я. "Нет, - злился он. - Нечего тут обсуждать. Всё хорошо, я по-прежнему твой предводитель!"

Задумавшись, я почувствовал, как ладонь Исты накрыла мою.

- Странная нынче погода, странные события, - сказала она. - Вы с Шаи заразили меня чем-то, и в голову лезут неуютные мысли. Мысли о... всяком. Не мои мысли, чуждые. О времени, о ветре, о небесных путях... и я могу признаться в этом только тебе. Почему?

- Потому что я тебя наконец-то испортил?

Спутница засмеялась и поднесла мои пальцы к мягким губам.

- Эти пятна так и не стёрлись, - вдруг проговорила она. - До сих пор.

- Что? Какие пятна?

- Под твоими когтями. Те, что похожи на кровь.

- А...

Я опасливо высвободил руку и поднёс её к лицу. В синеватом полумраке отпечатки крови Аоса, намертво въевшиеся в кожу, казались чёрными. Я не думал о них. Забыл. Ничего особенного в них не видел - привыкнуть можно ко всему. Бездумно я потёр подушечки пальцев о лисье одеяло. Пятна, конечно, остались - сколько прошло лет, а они сохранились такими же яркими. Глупо было бы ожидать, что сейчас они вдруг исчезнут.

- Ты никогда не говорил, откуда они взялись, - сказала Иста.

- Это родимые пятна.

- Неправда.

- Откуда ты знаешь, что неправда?

- Я чувствую в них силу.

Иста привстала надо мной, и её густые кудри свесились вниз, коснувшись моего лица. Наклонившись, она поцеловала меня. Протяжно, мягко, тягуче - так льётся густой тёмный мёд, сладкий и сковывающий, будто смола. Потом её тёплая ладонь легла мне на шею и неторопливо спустилась к груди, по рисункам племени Рассвета. Глаза целительницы блестели, как водная поверхность звёздной ночью. Она замерла. Ресницы её дрожали.

- Его лечение ощущалось иначе, да? - шепнула она.

Отчего-то сердце забилось в моей груди пойманной бабочкой.

- Приятно, - едва слышно выдохнул я. - Безболезненно.

Иста кивнула.

- Его целительная сила отличается от моей, Лим. Я не понимаю её, не знаю, откуда она исходит. Там, в пещере, когда я коснулась твоих ран, отпечаток его магии обжёг меня... как отпечаток силы Шаи сегодня, - она нежно, не надавливая, провела коготками от моей груди к паху. - Здесь было клеймо, нанесённое тебе шилоном. Старым предводителем, наверное. Уродливая, гнойная рана. Он залечил её. И не оставил шрамов. Кто он такой?

- Я... не знаю.

- Пятна на твоих пальцах - от него.

- Да.

- И это его ты проклинал в нашу первую ночь?

- Да...

- Ты был окутан тайной, когда я нашла тебя в лесу, - она устроилась на моих бёдрах, всё такая же тонкая, изящная, но не порывистая и не искристая, как тогда, в пещере. Её любовь теперь походила на волнующее, гипнотическое тление углей, которыми обожжёшься, если слишком опрометчиво схватишь в руки. - Это пугало... и сводило с ума... Лим, прикосновение к тебе такой... неземной силы оставило след. Много следов... много раз... слой на слое... Не знаю, чувствует ли это кто-то ещё, но я - постоянно...

- Почему ты молчала?

- Не находилось повода сказать.

Она погладила меня по щеке, и я не сдержал улыбки. Ком ветра ударил по пологу, слегка зашевелив волосы Исты. Этот ветер показался мне знакомым, хоть и не коснулся меня, не оцарапал, и на этот раз в его бездушном вое мне послышался многоголосый, невыносимый шёпот. Он запутался в волосах моей спутницы. Подсветил потаённым сиянием глаза. Окутал её белые руки. Я даже привстал, подавшись к нему, но Исте показалось, что я потянулся к ней. Она засмеялась грудным, глубоким смехом и горячо поцеловала меня.

Я охотно ответил ей.

Потом, упившись близостью, мы снова притихли, спутавшись друг с другом.

- Можно, я задам тебе последний вопрос? - прошептала она, наматывая на палец прядь моих волос. - Потревожу последнюю твою тайну?

- Попробуй, - уже засыпающий, я слабо почесал её за ушком.

- За что на самом деле бьёт тебя дух Связи?

Я вздрогнул. Сон моментально слетел с меня.

- Иста, - проговорил я и запнулся. - Знаешь, что, Иста... - она чуть отстранилась, ощутив во мне резкую перемену. - ...Ель однажды сказала мне, что есть темы, которых нельзя касаться. Ты знаешь это лучше меня. Пожалуйста, не надо... распутывать этот узел.

Шилонка вздохнула.

- Хорошо, пусть, - она снова приникла ко мне. - Вот только в ранах от духа Связи я ощущаю его. Каждый раз, когда лечу тебя. Всё ещё. Может, тебе интересно это знать.

Больше мы не сказали друг другу ни слова. Она быстро уснула, потому что умела забывать, а я лежал половину ночи и до полудня не сомкнув глаз. Сквозь рёв леса я пытался различить голоса магического ветра. Уловить, остановить, узнать. Позвать, извиниться, расспросить. Понять. Упасть на колени, выцарапать из груди сердце - ищущее, всё ещё ищущее. Даже тогда, когда я об этом не знаю. Проклятое голосом силы. Кровящее сердце.

6.

В следующую зиму - в последнюю - я много времени проводил с Шаи. Дочь за весну и лето вытянулась, её крылья ещё больше окрепли. Она стала самостоятельной, совсем не похожей на ребёнка. Дар её изменил. Она стала умнее, увереннее. Часто и надолго улетала из лагеря, никого не предупредив. Редко спала с семьёй, почти не общалась с соплеменниками, как будто уединение было ей дороже. Пропадала днями. Возвращалась раненая, чумазая и уставшая, но с роскошной добычей - как будто извиняясь за долгое отсутствие или оправдывая его. Ругать её было бессмысленно. Не помогала даже печаль и непонимание в глазах Исты и мои просьбы не расстраивать мать. Не помогало настороженное отношение к Шаи огненных шилонов. Не помогали мои предостережения, уговоры. Ничего.

Но не то чтобы я искренне пытался сбить её с Пути.

Поначалу я помогал Шаи привыкнуть к новой силе. Мы вместе изучали, как она работает, уходя от лагеря Огня, чтобы никто не мог за нами подглядеть. Подпространство Аоса её пугало, и она боялась перемещаться туда без меня (да и я, по правде говоря, опасался отпускать её туда одну). Это место - или не место, даже не знаю, как его назвать - здорово вытягивало энергию. Мы с Шаи обнаружили пугающую особенность: чем усерднее пытаешься взаимодействовать с предметами обычного мира, находясь в подпространстве, тем быстрее ты устаёшь; это касалось даже разговоров - чтобы из "невидимости" заговорить с шилоном "снаружи", приходилось преодолевать какой-то незримый барьер. При этом, если не желать, чтобы тебя услышали, тебя не услышат. На всякий случай я попросил Шаи не рисковать в подпространстве и относиться к нему как можно осторожнее. Я объяснил ей как мог, что её "невидимость" - не то, что кажется огненным шилонам со стороны. "Не объясняй им, как работает твоя сила, - сказал я. - Это может их напугать". Едва ли, конечно, кто-то из них стал бы вникать в такие тонкости, но озаботиться всё же стоило.

Шаи освоилась к лету, и моя помощь перестала быть нужной.

На бедре она теперь носила продолговатый чехол из плотной мёртвой кожи, в котором хранился плоский блестящий клык - человеческое оружие. Она научилась работать им едва ли не лучше, чем когтями. Постоянно использовала его в охоте - всаживала в горло лисе, появляясь из подпространства прямо перед ней, пригвождала белку к стволу, снимала им шкуры и сбивала летящих птиц. Её навыкам охоты завидовали все.

- Это называется нож, папа, - объяснила она как-то. - Удобная вещь, полезная, а ещё её можно точить. Люди создают ножи из твёрдого блестящего материала, который от огня плавится и становится жидким... Ну, так говорит Тьен, - поспешно добавила она.

Врать она не умела. По крайней мере, мне.

- Да, и ты, конечно, не наблюдала это своими глазами, когда загадочно пропала на три дня? - приподнял бровь я. - И, разумеется, никогда как заглядывала в жилища к людям?

- А... эм, - она смутилась. - Откуда ты знаешь? Ты же не следишь за мной?

- Волчонок, я вижу тебя насквозь.

Она шмыгнула носом, на котором рассыпались племенные татуировки - языки пламени. Кончиком пальца она нервно водила по тонкому ребру ножа. Моя суровость как-то незаметно улетучилась, словно туман на солнце. Я не мог злиться на неё долго.

- Что-то в тебе горит, Шаи, - задумчиво сказал я. - Жажда какая-то, поиск...

Дочь осторожно взглянула на меня из-под чёлки.

- Это плохо?

- Нет... разумеется, нет. Просто шилоны так обычно не живут. Вернее, не хотят так жить. Посмотри на своих соплеменников.

- А я не понимаю, - выпалила она вдруг. - Мир же огромен. Он не ограничивается ёлками. Если подняться к облакам, можно увидеть то, чего не видно с обычной высоты. Если подняться ещё выше, то, наверное, можно разглядеть и твою Сияющую. И холм Цветов. И ещё что-нибудь. Можно даже дотянуться до звёзд. А звёзды все разные, ты замечал?.. То есть, это же всё так интересно, так маняще, почему они постоянно обнимаются и пьют свой дурацкий сок?.. - она вскинула на меня глаза и тут же опустила, подумав, видимо, что наговорила лишнего. - Ну... не то чтобы мне не нравилось обниматься, конечно, н-но...

- Но под облаками приятнее? - с улыбкой подсказал я.

- Но под облаками приятнее, - охотно согласилась она.

- Эх, Шаи...

Точно ли Иста подарила мне этого удивительного детёныша? Детёныша, который оказался на Пути Шилона сам того не зная? Который испытал жажду истины естественно и добровольно, без грехов, без проклятий, без горя - просто родившись? Что за ошибка? Моя дочь была сломана в основании так же, как и я, но оказалась более целой и правильной, чем все, кого я тогда знал и любил.Уж не твоя ли это язвительная шутка надо мной, Аос?..

Вскоре после этого разговора она исчезла, по обыкновению не предупредив меня, Исту или кого-то ещё. Мы уже перестали переживать, а потому не думали о беде. Ожидали, что она прилетит на крыльях вьюги, притащив на себе пару зайцев и очередную человеческую безделицу. Но Шаи так и не вернулась. Мы прочесали весь лес в округе, и я лично возглавил разведку ближайших человеческих селений, пожертвовав своей кожей и кровью. Шаи не оставила следов. Она словно исчезла из этого мира. Все сочли её упавшей.

Они не пытались выяснить причины. Решили забыть, бросив Шаи в жертву времени. Продолжали охотиться, играть, заботиться друг о друге. И молчали. Молчали.

Молчала даже Иста, обессилившая от запертого горя.

Когда я пытался заговорить с ней о дочери, она постоянно уводила тему в сторону, будто не желала даже думать о беде. Она не присоединялась к моим поискам, продолжала лечить соплеменников от царапин и пыталась, наверное, сделать вид, что проблема решится сама собой. Или что проблемы вовсе нет. Ни Шаи нет, ни проблемы.

Похоже, Иста тоже признала нашу дочь мёртвой.

Когда я понял это, наша семья треснула, как скорлупа.

Но я продолжил искать и думал, что с Шаи могло случиться кое-что похуже смерти. Могла ли она застрять в подпространстве, увлекшись игрой с даром? Если да, то почему она не добралась до меня, не сказала об этом, будучи невидимой? Или она погибла там, в этом густом нечто, когда её силы иссякли? Или она попалась людям? Или её утащил ветер, как когда-то меня, и теперь она не знает, как добраться до дома? Или она улетела, ведомая жаждой? Не дождалась, пока мы найдём Сияющую? Решила увидеть её сама?..

Никто не мог дать мне ответов.

Никто из них.

Тогда я поднялся в небо, настолько высоко, насколько хватило духу. Когда ветер налетел на меня, принявшись стегать невидимыми когтями, я взвыл. "Ты знаешь, что произошло! - в отчаянии закричал я, и белый ветер сорвал мои слова, унося их прочь. - Ты знаешь и не объявляешься? Не хочешь снизойти до убийцы? Или обижаешься за ту дурацкую рану? Да разве это важнее жизни Шаи?!" Но морозное пронзительное небо, лазурное, ослепляющее чистотой, мне так и не ответило. Всё же Аос был упрямее меня.

В племя я вернулся на закате, подавленный и изнурённый.

Я отмахнулся от расспросов соплеменников и сразу же направился к жилищу предводителя. За мной по снегу тянулись алые пятна, и все с жалостью смотрели мне вслед.

- Бедный мой беспокойный лисёнок, ну иди же ко мне, иди, - Мадья принял меня, плачущего, в объятия, бережно поглаживая мой затылок, сырой от крови. Я припал к нему, пряча лицо в его сухих, жёстких волосах. - Ах, великие духи, ты весь как открытый перелом... Какой поддержки ты от меня ждёшь? Проси - я сделаю всё, что ты захочешь.

- Хочу сока, - проскулил я, содрогаясь. - Много сока.

- Тише-тише, малыш, всё тебе будет, давай только чуть-чуть успокоимся...

Не залечивая раны, не желая уменьшать поверхностной боли, я утонул в бесконечной покровительственной любви предводителя Огня, не иссякшей за эти годы. Мы прикончили за ночь две человеческие штуки из тёплого тёмного льда (Тьен называл их бутылками). Я выпил пьянящего сока больше, намного больше, чем во время любого из праздников. Моё тело выдержало и это. Я спросил себя: а можно ли его вообще чем-то убить теперь? Уж не собралось ли оно жить вечно? Заклеймённое Аосом, изрезанное. Нестареющее, свежее, пусть и уродливое. Жить до тех пор, пока не погибнут все, кого я знаю. Пока не разрушится сам мир?.. Я тихо и в бешенстве смеялся сам себе, когда Мадья целовал мои плечи. Пугало ли предводителя моё состояние - не уверен, но может быть, он пытался вылечить меня, как Иста когда-то в пещере. Едва ли у него это получалось, и всё же.

Всё же.

На несколько блаженных мгновений я снова забыл о своём Пути.

Утром повалил снег, поглощая звуки леса, и стало не так морозно. Я проснулся рядом с Мадьей, ощущая тошноту и гулкую головную боль. "Позвать Исту, лисёнок?" - прошептал предводитель, и я выдавил маловнятное: "Нет, всё в порядке". Я знал, что похмелье пройдёт и без помощи целительницы. Не так уж оно и мучительно, в сущности.

Мы лежали долго, наблюдая из-под елового полога пушистый снегопад.

По ветке над нами скакал снегирь.

Рыхлый снег падал на живот Мадьи и моментально таял.

- Ты правда считаешь, что Шаи не погибла? - вдруг спросил он.

Я вздрогнул, не поверив своим ушам.

- Она... - я запнулся, - ну да, ведь её сила... в смысле, с ней могло случиться всё что угодно, она просто могла потеряться, не обязательно же ей... умирать, - замолчав, я покорно позволил ему обнять себя за талию. - Это... очень странно, что ты спрашиваешь о таком, Мадья. А как же стремление забыть о смерти? Снова ты нарушаешь свои законы?

Тихий, горький смешок сорвался с его языка.

- Эх, глупый лисёнок, - прошептал Мадья, целуя меня, и я ощутил, как по моей коже побежали мурашки. - Неужели ты думаешь, что я, предводитель племени Огня, так легко забываю смерть?.. Малыш, я помню. Всё я помню. Я помню лучше, чем все мои котята вместе взятые. Такая у меня судьба, знаешь ли - помнить, помогая забыть другим.

Сглотнув, я прикрыл глаза.

- Ясно.

- Ну и что же тебе ясно?

- Что ты убиваешь племя Огня собственными руками.

- То есть?..

- А ты посмотри на них, на котят на своих. Каждый боится смерти. Трясётся при её упоминании как осиновый лист, но не может выразить свою боль. А эта боль проникла в саму землю твоего племени, Мадья. Впиталась глубоко, как кровь. Неужели ты не видишь?

Какое-то время Мадья молчал, его дыхание грело мне шею. Затем он сел, откинув лисье одеяло. Тишина затянулась. Тогда я повернулся, поглядев на него снизу вверх. Он смотрел на меня - взволнованно, как будто колеблясь, и перебирал мои слипшиеся спутанные патлы. "А ну-ка вставай, Лим, - велел он, словно решившись. - Если ты считаешь, что я совсем бестолковый, то вставай и следуй за мной. Поговорим о смерти всерьёз. Только дыши поглубже, а?.." Он заботливо заправил прядь мне за ухо, а затем отвернулся и выполз из жилища, под снегопад. Немало ошеломлённый такой переменой, я послушно поднялся.

Белый день вонзился в мой похмельный мозг, точно раскалённая игла. Я застонал, схватившись за виски. Мне пришлось подождать, прежде чем глаза привыкнут к неприкрытому свету. Потом, поморгав, я увидел у вечного костра Исту. Она была похожа на тень самой себя. Вместе с Тьеном она сидела на лапнике, ковыряя тушку жилистого зайца.

Заметив меня, Тьен мягко тронул её за плечо.

Спутница обернулась. На её губах мелькнула вялая улыбка.

Я хотел было подойти к ней, утешить, помочь ей излить горе утраты детёныша, разбить наконец эту бестолковую традицию, запущенную огненными шилонами Ветер знает когда. Но Мадья уже ждал меня на ветке сосны, на которой я спал, только прибыв в племя.

"Прости, Иста, - подумал я, отвернулся и взлетел. - Не сейчас".

И вместе с предводителем мы направились к западу.

Сквозь обильный снег, разбившийся северным ветром на мелкие острые снежинки, Мадья привёл меня к ничем не примечательному кусочку леса. Заметённые ёлки сухо шипели, и завывало небо, но в остальном вокруг было пустынно и мертвенно. Всегда, отдаляясь зимой от лагеря в одиночку, огненный шилон ощущал беспокойство. Чувство, что вокруг нет ни души, на него давило. Поэтому зимой никто не охотился один. Кроме Шаи.

Мадья снизился и проскользнул между двумя ёлками вниз. Недоумевая, что же он собрался делать, я последовал за ним. Его тяжёлые крылья смахнули с веток снег. Одна из них оцарапала ему плечо и щёку. Когда предводитель приземлился, то едва не упал, и горячие ступни целиком погрузились в сугроб. Восстановив дыхание, он каким-то нервным жестом отвёл с лица волосы, наклоняя голову от разыгравшейся вьюги, и обернулся ко мне.

- А вот и Лес Памяти, - с трепетом объявил он, и его голос дрогнул. - Добро пожаловать. Осматривайся, наслаждайся, думай... раз так это любишь. Тайну этого места знает только предводитель племени Огня. Для тебя, упрямый лисёнок, я делаю исключение.

И он фальшиво, болезненно засмеялся.

Надо мной нависли высокие, чёрные ели, почти ничем не отличающиеся от прочих. Они также покачивали лапами, также были кое-где покрыты застывшей смолой. Вот только на каждом стволе легко было увидеть поперечные зарубки. Их цепочки шли от земли вверх, и каждая из цепочек, так или иначе, обрывалась. Почти все из них кончались глубокой чертой, более длинной, чем другие. Неловко передвигаясь по снегу, я прошёлся около десяти таких деревьев, касаясь пальцами коры. А их здесь было куда больше, чем десять.

О да, я понял, где оказался. Существование подобного места не было для меня неожиданным. В нашем племени тоже была Роща Памяти, вот только знали о ней все рассветные шилоны, а не только предводитель Илен. Не сказать, что я часто бывал в ней, но и не избегал её тоже. В ней иногда проходили молитвенные ритуалы перед зимой, объявлялись трауры по соплеменникам, погибшим от людских рук. Однако это всё равно походило на сон, на вязкий сон, невозможный. Я оглядывался. Отмеченные ели окружали меня и тянулись вдаль и вдаль, точно трава в поле. Предводитель Мадья стоял возле одной из ёлок, утомлённо привалившись к ней. Он был бледен, хоть и ободряюще улыбался мне, думая, наверно, что я онемел от священности и печали этого места. А я и правда онемел.

Но не по этой причине.

- Я ещё не ставил отметку для Шаи, - проговорил Мадья, нарушив мою тягостную задумчивость. - Сомневался. Поэтому и спросил у тебя, уверен ли ты в том, что она жива.

Непроизвольно я оперся ладонью о ствол ближайшей ели.

- Отведи меня к её дереву, - сдавленно попросил я. - Хочу взглянуть на него.

Он кивнул:

- Идём.

А затем отвернулся и, сутулясь под гнётом своих лет, побрёл вглубь леса.

7.

Я смотрел на коротенькую цепочку зарубок.

Стыдно сказать, но я не мог сосредоточиться на их мрачном смысле.

Мои пальцы скользили по ровным отметинам, нанесённым когтями предводителя Мадьи. Перед глазами почему-то как наяву стояла картина, как он бродит между всеми этими памятниками в полном одиночестве, держа в голове жизненный путь каждого из своих шилонов, каждый новый виток года и - каждую смерть. В отчуждении, никому не признаваясь в этом, ни с кем не делясь страхом и болью, он переживает падения огненных своих котят раз за разом. Предводитель племени - хранитель Памяти и должен нести это бремя один. Значит, вот так?.. Глядя на столбик Шаи, я скорбел совсем не о ней.

- Можешь обозначить её гибель сам, - сказал Мадья, подойдя ко мне. - Если считаешь нужным, конечно.

- Нет... нет, нет, - я покачал головой, проведя большим пальцем по последней отметке. - Рано ей умирать. Она ведь совсем ребёнок. Нельзя же так просто её перечеркнуть.

- Твоя воля, Лим.

Он отступил, и ненадолго я снова остался наедине с леденящими мыслями.

Пока мы шли до дерева моей дочери, я продолжал оглядываться по сторонам. Меня пробирал холод, хотя погода была не слишком сурова. Этот лес, выступивший будто из кошмара... Цепочки, цепочки, цепочки зарубок - бесконечное число цепочек и все, почти все были невероятно короткими. Такой была не одна ель, не две, не десяток их и даже не два. Моя надежда угасла, когда я сбился со счёта. Количество сезонов, прожитых каждым шилоном, едва ли превышало четыре раза по десять. И вот тогда я начал понимать. Тогда-то я, бестолочь, наконец начал понимать, в чём ошибался, размышляя о таинственной болезни племени Огня. Как же это было просто. О Сияющая, как же это было очевидно!.. Иста была права. Не существует никакой болезни. Огненные шилоны просто очень, очень мало жили.

Для меня, рассветного шилона, это было настолько немыслимо, что я даже не смог догадаться. Строил какие-то теории, пугал целительницу, боялся за себя - к чему?

О Ветер...

- Эй, малыш, - с беспокойством окликнул Мадья. - Ты как, в порядке?

- Я... нет, не в порядке, - я облизнул губы. - Есть тут... одна проблема.

- Наверное, зря я тебя сюда притащил, - в его голосе послышалась горечь. - Прости. Плохой я предводитель, раз заставил тебя так переживать. Захотел утереть тебе нос, дать понять, что я не глупее. Совсем забыл, что вы, мои котята, слишком нежны для смерти.

- О, ты обознался, этот котёнок давно уже очерствел, - я отстранился от памятника дочери, обернулся к Мадье, но отчего-то не смог ответить на его взгляд; вместо этого я запрокинул голову, зажмурившись на мгновение. Верхушки хвойных равнодушно покачивались. - Знаешь, Мадья, а я ведь... в племени Рассвета считался очень молодым.

- Да ладно? Ты-то?

- Да. Более того. Если бы мой предводитель встретился с тобой, он удивился бы, почему племя доверили вести такому, как ты, юнцу.

Мадья моргнул.

- Лисёнок, ты сбрендил?..

- Слушай, - я нервно сковырнул с предплечья кровавую коросту. - Честно говоря, я думал, что вы здесь все чем-то болеете. Иначе почему вы умираете так часто и так рано? Думал, это недуг какой-то неизвестный, о котором вы не хотите помнить, как обо всём плохом. Думал, что он вас губит постепенно, а вы, как будто решив веселиться несмотря ни на что, просто игнорируете его, - продолжая избегать прямого взгляда на Мадью, я чувствовал, как моё признание бьёт его острым камнем по темечку, но останавливаться было уже поздно. - А оказалось... оказалось, что вы, огненные шилоны, просто... мало... живёте...

Сердце у меня ухнуло в пятки, когда я увидел его побелевшие губы.

- Погоди-ка, сладкий, давай кое-что уточним, - прошептал он, явно едва владея языком, и осознание, неотвратимое и ошеломляющее, распускалось на его веснушчатом лице, как трепещущий цветок. - Насколько мой возраст считается юным в племени Рассвета?

- Там ты был бы чуть старше Ньи.

- Великие духи...

Его ноги подкосились, и он плавно опустился коленями в сугроб.

Спустя мгновение, звенящее от тишины, Мадья поднял трясущиеся руки и закрыл ими лицо. Неподвижно, безмолвно и долго он сидел так, точно обратившись в камень.

Ветер бросал мне в висок острую стружку снега, трепал волосы, вился вокруг, точно стая молодых агрессивных волков, кусая за ноги, локти.

Я не решался сдвинуться с места.

- А другие ваши племена? - выдавил Мадья, наконец. - В них тоже живут дольше?

- Насколько я знаю, да...

- Но почему? Чем мы отличаемся от вас?

- Ничем, - я парализовано смотрел на сломленного предводителя, не зная, обнять его в знак поддержки или отойти, оставив в покое. - Идиотскими традициями только...

- Х-ха... и после этого ты ещё считаешь их идиотскими?

- Ну... хм, хорошо, давай подумаем вместе. Во-первых, о том, что у вас есть Лес Памяти, знаешь только ты. Во-вторых, вы не проводите погребальных ритуалов, когда...

- Хватит! Захлопни пасть!

Что-то послышалось в его голосе такое, отчего я сделал шаг назад, и слова застряли у меня в горле. От рук предводителя, погруженных теперь в снег, поднимался пар.

- Я ведь не просил тебя рассказывать это, - прошипел Мадья, поднимая на меня тоскливый взгляд, из-под длинной чёлки сверкнувший отчаяннее волчьего. - Я не просил тебя об истине. Ты мог проглотить всё, что тут понял, и оставить это в тайне. Твою же мать, Лим, я не хотел знать, что мои шилоны живут в четыре раза меньше, чем все остальные! Как я теперь буду смотреть своим котятам в глаза? Как я буду притворяться, что всё в порядке?!

- А зачем тебе...

- Заткнись! - рявкнул он, дёрнувшись ко мне, и меня обдало росчерком яркого пламени - я едва успел выставить руки и отшатнуться. - Я не хочу, чтобы они страдали!

Замерев с бешено бьющимся сердцем, я растерянно уставился на обожжённые ладони. Огонь не охватил их, всего лишь мазнул по поверхности, но и этого было достаточно, чтобы кожа на них порозовела и быстро покрылась пузырьками. Я схватил горсть снега с ветки и растёр его в руках, чтобы усмирить жар. Снег мгновенно растаял.

По воздуху разносился запах подпаленных волос.

Время замерло.

- Мадья, - прошептал я, когда молчание затянулось. - Слушай, Мадья...

Но предводитель вскочил и, сбито дыша, поспешно попятился прочь. Его опущенные крылья задели малиновый куст, и он споткнулся, едва не свалившись в него.

- В-великие духи, лисёнок, - беспомощно пролепетал он. - Никогда я так... н-ни разу... д-думаю, тебе лучше улететь, потому что моя сила... она не... она может...

Закусив губу от боли, я зачерпнул ещё снега.

- Не сила вышла из-под контроля, а ты, Мадья, - как можно мягче произнёс я, делая шаг к нему. - Ты выместил злобу на мне, потому что хотел отомстить, ведь я вскрыл давно гниющий, тёмный нарыв страха. Но лечение всегда болезненно - вспомни Исту...

- О проклятье... Нет! - он снова чуть не упал. - Улетай, Лим! Сейчас же!

- Мадья, я тебя не виню...

- Проваливай, я сказал!

Между нами вновь полыхнуло пламя, на этот раз высокой горбатой дугой.

Я едва успел отскочить.

Мадья что-то простонал, развернулся и сам кинулся в бесконечный Лес Памяти, отмахиваясь от еловых веток. Я остался смотреть ему в спину, и сердце у меня тяжелело с каждым его шагом. Казалось, что-то чёрное, сочащееся заменяло пульсирующую жизнь в груди. Треснула тонкая мембрана нормальности, освободив скрывающуюся за ней гниль, и моя давняя болезнь потекла наружу, ища новую жертву. Снова захватив горсть снега, я повернулся, подпрыгнул и взлетел. Юные крылья послушно поддержали меня, и вскоре я уже отдалился от Леса Памяти, направляясь к северу. Где-то по правую мою руку проплыл дымок вечного костра, но я не снизился к нему, чтобы попрощаться с Истой. Мне ещё тогда, одиннадцать лет назад, нужно было настоять на своём. Улететь сразу, как только она меня вылечит. Не задерживаться ни днём дольше. А я понадеялся на лучшее - похоже, напрасно.

Племя Огня жило легко и счастливо до моего появления. Я ворвался в него несправедливым ураганом. Сломал, как стихия, немногих любимых. Сломал Исту, невинную весёлую целительницу, заставив её страдать от утраты детёныша. Сломал Шаи, собственную дочь, разрушил в основании, превратив в мистическое подобие себя, и теперь она пропала без следа (оставалось лишь надеяться на то, что она исчезла по своей воле и ещё вернётся). Сломал Ель, которая, может, и смогла бы забыть о смерти, если бы меня не было рядом. Я сломал Мадью, самоотверженного предводителя, своего друга и немного спутника, взвалив на его плечи непосильную ношу. Он и без того был единственным хранителем Памяти и, скорее всего, мучился одинокими ночами, думая, что оберегает семью от мучительно страшных мыслей о смерти. Кто знает, как его преступление скажется теперь на остальных?

Ошибки, ошибки, ошибки. Череда моих необдуманных, неправильных, грубых решений, стоивших собратьям их жизней. Снова.

Что ж, на этот раз я усвою урок.

Никаких больше объятий, никаких спутников и семей. Аос был прав: мне необходимо одиночество, вот только не ради Пути Шилона, а ради мира, в который из всех щелей лезет моё грязное зло. Нельзя больше быть беспечным и нельзя полагаться на удачу.

Я принёс уже достаточно горестей.

Хватит.

Много позже, уже по окончанию своего Пути, вернувшись в земли огненных шилонов, чтобы проведать их (пусть и совсем уже других, ибо сменилось с тех пор пять поколений), я обнаружил вместо хвойных морей стройный осинник, выросший на пепелище.

Племени Огня в нём я так и не нашёл.