Голубев-Курильский Александр : другие произведения.

За Черной пустошью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  По дороге на работу Леонид Георгиевич Краузе все обдумывал, как ему сделать то, что он давно уже планировал, но никак не мог решиться.
  
  Протолкнувшись сквозь спрессованную массу пассажиров подальше от двери, где вечная давка и сутолока, он даже не обратил внимания на раздраженные взгляды потревоженных им людей, отвоевавших в салоне кусочек своего пространства, покушение на которое они считали уже вторжением в личную жизнь.
  
  Вопрос для Леонида Георгиевича был очень серьезным - повышение зарплаты. За пять лет работы штатным корректором в рекламной газете это происходило всего один раз, и то давно, да и прибавкой назвать - язык не повернется. А цены кусались, квартплата росла, и что-то надо было предпринимать, но сделать это было не так-то просто, потому что второй корректор газеты, Александра Ивановна, ни о какой прибавке даже не заикалась, доказывая свою лояльность руководству. С другой стороны, Александра Ивановна была пенсионеркой, свою дотацию получала от государства, и все положенные льготы у нее были, в отличие от Леонида Георгиевича.
  
  В свои сорок пять лет Леонид Георгиевич не имел больше никакой специальности и за свою должность в газете держался, понимая, что если его уволят, для него это станет катастрофой. Поэтому, прежде чем решиться на такой отчаянный, по его мнению, шаг, как визит к главному редактору с подобной просьбой, он хотел все тщательно обдумать.
  
  Автобус вздрагивал и трогался, останавливался и опять вздрагивал, двигаясь в рваном ритме утреннего часа пик. Леонид Георгиевич механически отражал плечом шатания розовощекого охламона, совершенно ни за что не держащегося, и мучительно добивался от себя твердости в окончательном решении вопроса о визите к начальству. После того как охламон наступил ему на ногу, причем наступил сознательно, от души и всем весом, Леонид Георгиевич сказал ему стеклянным голосом:
  
  - Молодой человек, а поаккуратнее нельзя? - и вдруг понял, что сегодня он сможет, что сегодня именно тот день, когда нужно написать заявление и отнести его Наталье Станиславовне, главреду.
  
  Он зашел в свой кабинет, как всегда, без пяти минут девять, и, как всегда, Александра Ивановна уже сидела за столом и просматривала салатного цвета бланки объявлений, заполненные корявыми буквами, лишний раз напоминая о том, что именно она - самый аккуратный, самый пунктуальный и, конечно, самый нужный корректор в их редакции. Леонид Георгиевич поздоровался, снял свой серый плащ и повесил его на вешалку в углу. Окно, как и кабинет, они делили с Александрой Ивановной пополам: с одной стороны стоял ее стол, с другой стороны - его.
  
  - Ну что же, приступим! - с поддельной бодростью сказал Леонид Георгиевич и поставил перед собой картонную коробку с объявлениями.
  
  Чутко почувствовав в его голосе какую-то фальшь, Александра Ивановна зыркнула с удивлением и спросила:
  
  - У вас все в порядке, Леонид Георгиевич?
  
  Краузе для нее был жалкой личностью, неухоженным холостяком, когда-то давно вырвавшимся из-под каблука супруги. Если он приходил с утра плохо выбритый, она демонстративно разглядывала его щетинистые щеки и премерзко улыбалась. Если же он был гладко выбрит, она изображала крайнее удивление - мол, с чего бы вдруг такой лоск, уж не приударил ли он за кем-нибудь?.. Непреходящая разница между ними в десять лет была еще одной причиной, раздражающей Александру Ивановну. Как только она бросала взгляд на Краузе (а происходило это постоянно, ведь смотреть было особенно некуда), раздражение ее копилось и начинало искать выход. В эти моменты она выползала из-за стола и отправлялась в бухгалтерию к таким же, как она, "девочкам" спустить пар.
  
  "Продается Тойота-Селика, полный фарш, обвес, немного запенджачена", "Куплю нидорага мать для компа Пентиум-4"...
  
  "Это не объявления, это послания гуманоидов! - думал Леонид Георгиевич, исправляя грамматические ошибки. - Нормальные люди не могут такого написать. Может, планету уже захватила другая раса, а мы даже и не подозреваем об этом? И, тем не менее, даже это не отменяет моего решения, нужно писать заявление, вот только как это будет выглядеть? "Прошу повысить зарплату в связи с тяжелым материальным положением"? А у кого оно сегодня легкое? У остальных - не лучше. Тогда так: "В связи с острой необходимостью прошу повысить мне зарплату". Скажут, с чего она вдруг стала такой острой?.. Нет, лучше: "Так как за весь мой трудовой период инфляция увеличилась на... процентов..." А на сколько процентов она увеличилась, интересно? В бухгалтерии спросить, что ли?.. Нет, про инфляцию лишнее. Надо короче: "Прошу поднять мне зарплату". И точка!.. Как-то грубовато и слишком требовательно. Добавить: "Заранее благодарный"? То есть я заранее уверен, что мне ее увеличат?.."
  
  Только к обеду вымучив в уме заявление, Леонид Георгиевич дождался, пока Александра Ивановна в очередной раз вышла в бухгалтерию, взял чистый лист бумаги и скачущим почерком написал: "Прошу Вас рассмотреть вопрос об увеличении моей зарплаты в пределах финансовых возможностей нашей газеты". Этот вариант ему тоже не очень нравился, но тянуть дальше значило не подать вообще ничего.
  
  До кабинета главного редактора он так и не добрался, в предбаннике его остановила секретарша Любочка (косые скулы, обесцвеченные волосы, гладкий лобик):
  
  - А Натальи Станиславовны сейчас нет, будет ближе к вечеру.
  
  - Вот и хорошо! - трусливо обрадовался Леонид Георгиевич отсутствию необходимости лично вручать заявление. - Передайте, пожалуйста, ей вот это!..
  
  Остаток дня прошел в нервном ожидании. Краузе вздрагивал и резко оборачивался на каждого, входящего в дверь. Когда часы показали, наконец, пять вечера, Леонид Георгиевич поспешно схватил плащ и выскочил на улицу. Быстрее домой, в свою однокомнатную, холостяцкую, неприступную для всех, кроме него!
  
  Вечером он, как обычно, вышел из дома, чтобы неторопливо побродить по окрестным улицам, думая о чем-нибудь таком, что не мешало ему получать удовольствие от фиолетовых, разбавленных светом фонарей, сумерек и ощущения пустоты и гулкости пространства вокруг себя. Город ему нравился именно таким - неясно очерченными в полутьме силуэтами домов, квадратами зажженных окон, желтыми проемами входов в подъезды, случайными всплесками голосов и музыки из открытых форточек, придающими его прогулкам оттенок щемящей грусти.
  
  Леонид Георгиевич размышлял о счастье. Не о глобальном, общечеловеческом счастье, а о своем, маленьком и незатейливом. В чем оно заключается, и как определить, счастлив ли он на этот момент или нет? Наверное, счастье в том, что он здоров, что у него есть свое жилье, работа, пусть и не слишком оплачиваемая, но не отнимающая все силы, кроме того, он свободен жить так, как хочет, опять же не в абсолютном значении слова свобода, а применительно к существованию Леонида Георгиевича. Вот еще бы зарплату подняли совсем немного, ну совсем чуть-чуть!
  
  Только счастье ли это? Может быть, для счастья нужно что-нибудь совершенно другого порядка, например, влюбиться в самую красивую девушку на свете, или выиграть в лотерею сто миллионов рублей, или стать совсем другим человеком - сильным, волевым, готовым свернуть горы на своем пути ради достижения какой-то высокой цели?.. Но к какой высокой цели может идти простой корректор рекламной газеты - Леонид Георгиевич так и не придумал, поэтому вопрос о счастье остался открытым.
  
  Вернувшись домой, он сварил пельмени, думая о том, что было бы неплохо в выходные сходить куда-нибудь на концерт или спектакль, поужинал, вымыл посуду и, посидев полчаса за телевизором, лег спать.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  В низкие серые тучи, прижавшиеся к самым крепостным стенам, впились шпили угловых башен.
  
  Кукловод вошел в центральные ворота ровно в полдень, когда часы на ратуше начали отбивать двенадцать. Перед ним плелась вереница слепых с увечным хромым поводырем, монотонно и гнусаво вымаливающим у прохожих:
  
  - Во имя Всевышнего, милостивого и всемогушего-о-о... слепы-ы-м и убо-о-огим... медный гро-о-о-ошик... всего только медный гро-о-ошик...
  
  Процессия слепых вразнобой подхватила:
  
  - Всего только медный гро-о-ошик...
  
  - Да чтоб вы все сдохли! - пробормотала идущая следом за Кукловодом торговка ивовыми корзинами. - Своих нищих девать некуда, вас еще тут не хватало...
  
  Из караульной будки появился стражник в кожаных доспехах, с коротким мечом на перевязи. Он молча пропустил слепых, мзду с которых за проход в город брать было не велено, и, оглядев Кукловода с ног до головы, презрительно покривил рот:
  
  - Кто таков?
  
  Кукловод поспешно снял с плеча ремень, на котором висел большой деревянный ящик, поставил его на землю, снял шляпу, поклонился и, глядя исподлобья, улыбнулся:
  
  - Кукловод, ваша милость... Бродячий театр... Смешные истории о деревянных куклах...
  
  - А ну, что там?
  
  Что там? Что может быть в сундуке бродячего артиста - конечно, не серебро или золото. Щелкнув двумя бронзовыми замочками, Кукловод откинул крышку и показал свое богатство - четырех марионеток, помогающих заработать на жизнь.
  
  Это огромный черный паук с шестью мохнатыми лапами, тусклыми глазами и страшными крюкообразными челюстями. Паук - отрицательный герой его сказок, он не умеет разговаривать, и у него нет имени, он - просто паук.
  
  Рядом с ним - единорог, который не внушает такого страха и отвращения, поэтому он персонаж, колеблющийся между добром и злом. Единорог умеет разговаривать, но делает это неохотно и не часто. Он очень силен, своими копытами может разбивать скалы, а рогом пронзать любые доспехи. Вот у него есть имя, его зовут Мордлок.
  
  И, конечно же, прекрасная принцесса с голубыми глазами, ее длинные волосы цвета спелой пшеницы увенчаны золотой короной. Тонкая талия перехвачена поясом с серебряной пряжкой. Принцесса любит напевать песенки и расчесывать свои волосы большим гребнем. Принцессу зовут Арколина.
  
  Самый главный герой в его бродячем театре - благородный рыцарь. Он закован в стальные латы, лицо скрыто шлемом с глухим забралом. В руках - острый двуручный меч, вершитель правосудия. Имя рыцаря - Бальтазар...
  
  Через час, отдав последние медяки за аренду крохотного помоста на рыночной площади, Кукловод растянул холст с изображением замка на холме и желтой дороги, ведущей к густому мрачному лесу. Тут же собрались зеваки, из переулков прибежали чумазые босоногие ребятишки. Кукловоду придется постараться сегодня, чтобы заработать на ужин и ночлег в трактире.
  
  - Чудесное представление о принцессе Арколине и ее возлюбленном рыцаре Бальтазаре, о могучем единороге Мордлоке и жестокой битве Бальтазара с кровожадным пауком! Об истинной любви, которая сильнее злых чар! Спешите увидеть! Вы никогда себе не простите, если пропустите это представление!
  
  И действие началось.
  
  Ранним утром принцесса гуляла возле своего замка, она ждала Бальтазара, напевая песенку и собирая цветы. Благородный рыцарь должен был вот-вот появиться, но вместо него из-за деревьев выскочил гигантский паук, схватил Арколину, оплел ее своей чудовищной паутиной и унесся в глухую чащу.
  
  Зрителям лестно, что вот так, совсем рядом, они могли увидеть принцессу, они переживали за нее и шикали на подлого паука.
  
  Бальтазар побежал вслед за ними, но с мечом и в тяжелых латах ему было не угнаться за пауком. И тогда Бальтазар выследил единорога Мордлока, вскочил ему на спину и, держась за густую гриву, попытался подчинить своей воле. Мордлок хотел сбросить с себя наездника, валил копытами деревья, разбивал скалы, но рыцарь крепко держался на его спине.
  
  Сюжет истории был незатейлив, но зрителям - крестьянам, ремесленникам и торговцам - очень нравился. Они криками поддерживали Бальтазара и одобрительно гудели после того, как Мордлок покорился отважному наезднику.
  
  Когда рыцарь настиг паука, казалось, что все уже кончено. Бальтазар выхватил меч и поднял его над собой для последнего удара. Но паук оплел его волшебной паутиной, и рыцарь потерял силы. А паук все туже оплетал его руки и плечи и радостно шевелил челюстями, готовясь перекусить шею врага.
  
  Зрители были возмущены. Им не нравился такой финал, сказка должна заканчиваться победой добра над злом. Они улюлюкали и освистывали паука. У сцены собрался уже весь рынок, даже слепые, задрав лица вверх, слушали, как Кукловод кричит на разные голоса, озвучивая своих героев.
  
  И тут Арколина начала петь. Это оказало чудесное действие на Бальтазара. Его силы удесятерились. Он порвал паутину, словно гнилые нитки, взмахнул мечом и вонзил его в брюхо пауку, и паук умер в жутких судорогах.
  
  Толпа была в восторге. Все смеялись и хлопали в ладоши.
  
  Что ж, представление удалось. Кукловод со шляпой пошел по кругу, собирая плату. Похоже, несколько дней о пище и крыше над головой он мог не заботиться.
  
  - А-а-а! Вор, вор, держите его! - визжала торговка ивовыми корзинами. Она давно уже сбыла свой товар и теперь, скупив в конце дня по дешевке на вырученные деньги колбасу, разложила ее перед собой на прилавке, надеясь завтра с утра с выгодой перепродать. - Этот слепой - вор! Он украл мою колбасу! Смотрите все, пусть ему отрубят руку!
  
  Слепой стоял рядом, морщась и давясь, он дожевывал украденную колбасу.
  
  - Послушай, женщина, - подошел Кукловод к торговке. - Не кричи. Вот деньги, возьми, сколько нужно, и отпусти его...
  
  На три оставшиеся медяка ему все же удалось поужинать и переночевать на охапке соломы в углу трактира. Но уходить из города пришлось рано, как только открылись ворота. Кукловоду больше нельзя было рассчитывать здесь на еще один успешный спектакль и приходилось спешить в другое место, чтобы заработать еще немного денег.
  
  На рыночной площади растревоженно и испуганно гудела толпа.
  
  - Слышь ты, а ростом он был, говорят, с башню, и глаза светились, что твои угли!
  
  - А из пасти пламя, как у дракона!
  
  Протолкавшись, Кукловод остановился у прилавка торговки, поймавшей вчера слепого вора. Торговка лежала на булыжной мостовой в луже крови. Рана пронизывала ее голову, как будто ее насадили подбородком на огромный крюк, вышедший из затылка, а потом с этого крюка сняли и бросили навзничь. Прилавок был опрокинут, и рядом с торговкой валялась ее непроданная колбаса, растоптанная и пропитанная кровью.
  
  Постояв еще мгновение, Кукловод отвернулся. Пора в путь.
  
  На берегу тихой реки, недалеко от опушки леса, Кукловод снял с плеча свой тяжелый деревянный ящик. Небо очистилось от туч, вода стала синей, как глаза принцессы. Он сел на траву и откинул крышку маленького театра.
  
  - Ну что? Кто на этот раз?
  
  Рыцарь преувеличенно внимательно разглядывал лезвие меча, ощупывая ладонью холодную сталь. Принцесса расчесывала гребнем свои длинные волосы и беззаботно напевала. Паук выслеживал воображаемую муху, притаившись в самом углу, взволнованно шевеля страшными челюстями. И только единорог прятался за их спинами, отводил глаза и тревожно бил копытом. Кукловод достал его из ящика и выпустил в траву. Мордлок тут же принялся счищать со своего рога засохшие бурые пятна крови.
  
  - Зачем, ну зачем ты это сделал? Я ведь столько раз уже объяснял, что это просто люди, неумелые, неразумные и слабые. Нельзя судить их так строго, как вы этого не поймете!
  
  - Нельзя? А почему нельзя? - спросил рыцарь и выпрыгнул из ящика. Он помог выбраться наружу принцессе и продолжил: - Они безрассудно жестоки и несправедливы друг к другу, а вот мы их судим по совести. Так почему же им можно, а нам нет?
  
  Паук одним прыжком перемахнул через деревянную стенку. И вдруг все они начали расти, пока не превратились в высокого рыцаря, стройную принцессу, огромного единорога и гигантского паука. Рыцарь и принцесса вспрыгнули на единорога и поскакали к лесу, вслед за ними бесшумно заскользил паук.
  
  - Обещаю тебе, мы еще поговорим об этом! - обернувшись, крикнул рыцарь.
  
  - Вы сможете меня найти на земле ландграфа Део Тара, в городе Эрставин! - ответил ему Кукловод, закрыл крышку своего пустого театра, повесил его на плечо, повернулся и побрел в обратную сторону от леса, уже скрывшего белого единорога.
  
  
  
  * * *
  
  Что это было, подумал проснувшийся Леонид Георгиевич, сон, явь? Для сна все слишком логично и правдоподобно, никаких вывертов и скачков ума. Для реальности нужно допустить, что где-то существует город Эрставин на земле какого-то ландграфа Део Тара, и в этот город Леонид Георгиевич перенесся. Вот этого он как раз допустить и не мог. Получалось - не сон, и не явь, просто бред!
  
  В любом случае, таких снов ему еще никогда не снилось, и, умываясь, завтракая и идя на остановку, Леонид Георгиевич все вспоминал серый пористый камень крепостных стен, прыгающих на нитках рыцаря и паука, вислый нос Кукловода, длинную его физиономию с поблекшими веснушками на впалых щеках.
  
  Придя на работу, он успел только поздороваться с Александрой Ивановной и снять плащ. За дела он так и не принялся, потому что дверь открылась и вошла секретарша Любочка.
  
  - Вас Наталья Станиславовна вызывает, - сообщила она, черканув его взглядом.
  
  Леонид Георгиевич угукнул, мгновенно почувствовав злорадство Александры Ивановны, всегда бывшей в курсе тайных течений, и вышел из кабинета.
  
  Одернув пиджак и поправив воротник рубашки, он вошел в кабинет главреда газеты:
  
  - Можно?
  
  Наталья Станиславовна курила тонкую длинную сигарету, изящно держа ее холеными пальцами.
  
  - Доброе утро, Наталья Станиславовна, вы меня вызывали?
  
  Наталья Станиславовна выпустила дым, округлив губы, и кивнула:
  
  - Сколько вы у нас работаете?
  
  - Через месяц будет пять лет.
  
  Наталья Станиславовна небрежно стряхнула пепел в желтую пепельницу с логотипом их газеты. Она смотрела на него как на редкое насекомое, удобно откинувшись в кресле и закинув ногу за ногу.
  
  - Кажется, вы попросили прибавку к зарплате?
  
  - Да, - ответил Леонид Георгиевич, не осмеливаясь глядеть в глаза Наталье Станиславовне и в то же время стараясь увести свой взгляд подальше от ее длинных ног и короткой юбки. - Цены, знаете ли, растут.
  
  - Ну что ж, я подумаю. Можете идти работать.
  
  - Всего хорошего, - пробормотал Леонид Георгиевич и повернулся, чтобы уйти.
  
  - А скажите... - вдруг что-то вспомнила Наталья Станиславовна. - Хотя нет... Ничего. Идите.
  
  Леонид Георгиевич, держась чуть сгорбленно, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь...
  
  Сыпал дождь, и улицы были особенно пустынны. Капли выбивали барабанную дробь на черной ткани зонта. Леонид Георгиевич медленно брел под мокрыми огнями фонарей. Наверное, его уволят. Как она на него смотрела! Нет, уволят точно, в этом можно даже не сомневаться. И его место займет подруга Александры Ивановны, она уже не раз заходила к ним в кабинет, будто бы просто так, навестить, а сама цепким взглядом косила на стол Леонида Георгиевича и на него самого, уцепившегося за тепленькое местечко, вместо того чтобы освободить его, а себе найти настоящую мужскую работу - грузчиком на базе или охранником в супермаркете. Теперь так и будет, подруга сядет на его место, а ему трудовую книжку в зубы - и за ворота.
  
  Так шел он, вспоминая прошедший день, сворачивая с одной улицы на другую, пока не оказался у старого сквера, огороженного высокой кованой оградой, за которой поблескивали густые ивы. В глубине сквера чернел излом двускатной крыши и слышался отдаленный шум падающей воды. Пройдя вдоль ограды, он увидел большую каменную арку с раскрытыми настежь железными воротами. На арке мерцали буквы из неоновых изогнутых трубок: "СКВЕРный ТЕАТР".
  
  Леонид Георгиевич не был здесь никогда, театр, о котором он ничего не слышал, его заинтриговал, поэтому он отложил возвращение домой, решив, что просмотр телевизора перед сном - не слишком интересное занятие, в то время как театр это всегда театр. Немного поколебавшись - название было довольно странным, да и дорога освещалась всего двумя фонарями, - он все-таки решился и прошел через ворота по узкой асфальтовой дороге. В сквере никого не было, только шум воды становился все сильнее, наконец он увидел бетонное русло небольшого ручья, который под дорогой нырял в трубу и вытекал с другой стороны, падая плоской черной струей с высокого уступа.
  
  Театр - двухэтажное здание красного цвета - стоял как-то отстраненно от сквера, сам по себе, отгородившись широкой лестницей с гранитными ступенями, такими же мокрыми и блестящими, как и асфальтовая дорога. То, что не было зрителей, Леонида Георгиевича не удивило, время позднее, спектакль, скорее всего, уже начался, но хоть узнать, что там сегодня идет, и поглядеть на афишу было интересно.
  
  Поднявшись по лестнице и открыв тяжелую деревянную дверь, он вошел и огляделся. За стеклом кассы сидела немолодая женщина и пересчитывала деньги, шевеля губами. На Леонида Георгиевича она не обратила никакого внимания, и это его слегка задело, поэтому он не стал сразу подходить к ней, а решил прочитать афишу от начала и до конца.
  
  - Мужчина!
  
  Леонид Георгиевич, успев лишь разглядеть набранную красным шрифтом надпись "Только сегодня и только в нашем СКВЕРном ТЕАТРЕ", демонстративно медленно обернулся и вопросительно посмотрел на кассира.
  
  - Что же вы, мужчина, стоите? Покупайте билет и идите в зал, сейчас начнется спектакль.
  
  - А разве он еще не идет? - удивленно произнес Леонид Георгиевич.
  
  - Вот-вот начнется! - ответил та и добавила: - Берите билет, только, пожалуйста, без сдачи.
  
  Леонид Георгиевич отдал деньги, сжал двумя пальцами бело-розовый билет и прошел в фойе. Там уже не было зрителей, только билетер в синей куртке с золотым позументом махал ему рукой: скорее, скорее!
  
  В зале была полнейшая темнота. Как же я найду свое место, ведь я даже в билет не посмотрел, - запоздало подумал Леонид Георгиевич и, слепо сделав шаг в сторону, попытался нащупать спинку кресла. К его огромному удивлению, никакого кресла он не нашел. Он делал шаг за шагом, водя руками перед собой, но кресел так и не обнаружил. А что если в этом зале вообще нет кресел - вдруг подумал Леонид Георгиевич и остановился. Может быть, это не театр? А что же тогда это такое?.. Но чем бы это ни было, это совсем не понравилось ему. Нужно повернуть обратно, найти входную дверь и выйти отсюда, а потом забрать свои деньги и больше в этот дрянной театр, который вовсе и не театр, а сплошное надувательство, не ходить. Только где же дверь? Леонид Георгиевич шел, как ему казалось, в нужном направлении, вытянув перед собой руки, и вдруг на кого-то наткнулся. Вздрогнув от неожиданности и отдернув руки, он выдохнул:
  
  - Кто здесь?
  
  Но стояла такая же давящая на уши тишина, никто не откликался, и тогда он снова вытянул руку и поводил ею перед собой, но там никого уже не было.
  
  - Что за шутки! - сказал он возмущенно. - Немедленно откройте дверь и выпустите меня отсюда!
  
  За спиной кто-то засмеялся и, шлепая босыми ногами, побежал.
  
  - Все, хватит с меня, - решил Леонид Георгиевич и пошел прямо, рассчитывая дойти до противоположной стены, а потом уже вдоль нее добраться до выхода, ведь должен же быть здесь выход, черт возьми!
  
  Леонид Георгиевич брел уже довольно долго, не меньше получаса, но стены все не было. Один раз кто-то схватил его за плечо, а в другой раз провел ладонью по лицу. Но все это были уже мелочи по сравнению с тем, что, находясь в небольшом здании театра, он столько времени не мог пройти его из конца в конец. Это было совершенно необъяснимо. Вернее, это нельзя было объяснить разумными причинами. Зато ненормальные версии лезли в голову Леонида Георгиевича одна другой фантастичнее, например, что человек обычного размера не может так долго идти, но если его уменьшить в сотню раз, все встанет на свои места. Или, к примеру, увеличить сам театр.
  
  И кто тот человек, на которого он наткнулся, шлепавший босиком? Такой же, как он, обманутый зритель? Почему же он не поговорил с ним, чтобы вместе отсюда выбраться? Почему он бос? Или он здесь уже так долго, что сошел с ума от темноты и одиночества? И такая участь ждет и его? Леонид Георгиевич тут же вспомнил случаи бесследных исчезновений жителей его города, о которых время от времени сообщалось по телевидению. Но зачем все это - темнота, необъяснимо-большой изнутри театр, не проще ли стукнуть сзади по затылку, бросить тело в багажник машины и увезти куда надо?
  
  Что-то здесь не стыковалось со здравым смыслом, это был реализованный в действительности бред сумасшедшего, и в этом бреду роль главного действующего лица досталась Леониду Георгиевичу.
  
  Вдруг, зацепившись за что-то ногой, он упал, инстинктивно вытянув перед собой руки. Леонид Георгиевич не ушибся, предмет, за который он запнулся, оказался корягой, а упал он на траву. И эту траву он видел, так же как и корягу. Свет был слабый, рассеянный, но все же свет. Встав на четвереньки, Леонид Георгиевич поднял голову и увидел звезды.
  
  * * *
  
  Серый утренний рассвет просачивался сквозь еловый лес, по которому шел Леонид Георгиевич. Он сильно устал, потому что всю ночь брел среди свешивающихся до самой земли колючих лап, надеясь отыскать какое-нибудь жилье или выйти на асфальт. Местность была неровная, сначала он долго поднимался по склону, не очень крутому, но затяжному, а потом спускался вниз, и за все это время он не услышал ни человеческого голоса, ни крика птицы или зверя.
  
  Свет впереди стал ярче, деревья расступились, и он оказался на опушке. Внизу, за поросшим высокой травой косогором, стояла деревня, домов в тридцать, а за ней - полоска степи, обрезанная обрывом, за которым начиналось море.
  
  Леонид Георгиевич побежал к домам, он боялся поверить, что все уже позади, он вернется, наконец, домой, он уже дал себе зарок, что никогда больше не будет бродить вечером по улицам, особенно в дождь, и посещать незнакомые театры.
  
  Дома оказались выбеленными хатами с соломенными крышами, вроде тех, что в украинских селах, только вместо плетней стояли стены в человеческий рост из дикого камня, с прочными деревянными воротами и запертыми калитками. Леонид Георгиевич постучал в первые ворота и крикнул:
  
  - Эй, есть кто дома? Хозяева!
  
  Во дворе закудахтали куры, кто-то подошел к воротам и молча остановился.
  
  - Ну, что же вы! - взмолился Леонид Георгиевич. - Откройте мне, пожалуйста. Я шел всю ночь, мне нужно узнать, где я нахожусь, и позвонить по телефону.
  
  - Мы люди маленькие, - осторожно ответил мужской голос. - Ничего не знаем, идите к соседям, может, они что подскажут.
  
  - Да откройте же мне! У вас телефон в доме есть, все равно какой - сотовый или простой? Не беспокойтесь, я заплачу.
  
  - Никакого такого тили-фона не знаю, никогда не видел, да и видеть не хочу. Уходите лучше, пока тварь морская не объявилась, не поздоровится тогда ни вам, ни вашему тили-фону! В город идите, там безопасно, у них там все есть - и часы башенные со звоном, и книги умные в монастыре, а мы тут люди простые и ничего не знаем, нам бы от твари морской уберечься, а вы ходите, шумите, неровен час, беду накликаете, всем тогда худо будет.
  
  - Да как в город-то добраться?
  
  - Дорога через село одна, по ней пойдете сначала вдоль леса, потом вглубь, никуда не сворачивайте, к обеду дойдете, если поспешать будете.
  
  - Ну, скажите хоть, как эта местность называется?
  
  - Село наше Сулога. Идите уже, господин хороший. Только к колдунье, что на краю села живет, не заходите - заворожит!..
  
  Леонид Георгиевич шел по сельской пыльной дороге, с надеждой всматриваясь в ворота и калитки - ему хотелось попасть внутрь каменной ограды, поговорить, выпить чаю или молока, но все было заперто наглухо, и даже заглянуть в чей-нибудь двор ему не удалось. Виднелись лишь почерневшая солома на крышах, закопченные кирпичные трубы и колодезные журавли, задранные к серому небу.
  
  Пройдя село, он увидел дом со стенами из почерневших стволов и замшелой крышей, уложенной щепой, как черепицей. Двор был обнесен редким жердяным забором. У крыльца стояла черноволосая молодая девушка в голубой блузке и длинной красной юбке. Леонид Георгиевич подошел вплотную к забору:
  
  - Скажите, это правда, что вы - колдунья?
  
  - Да, это такая же правда, как и то, что ты пришел из другого мира.
  
  - Что значит - из другого мира?
  
  - То и значит, что ж тут непонятного?
  
  - Ну ладно, это все неважно сейчас, подскажите, пожалуйста, где мне найти телефон и дорогу, по которой ходят автобусы, мне нужно добраться домой.
  
  - Здесь нет ничего такого. А одежду тебе бы лучше сменить.
  
  - Почему это?
  
  - Потому что у нас так не ходят.
  
  Леонид Георгиевич помолчал.
  
  - И как же называется ваш мир?
  
  - Десятиградье.
  
  - Странное название.
  
  - Обычное.
  
  Леонид Георгиевич почувствовал раздражение. Посещение совершенно идиотского театра, потом целая ночь ходьбы по лесу, а теперь эти сумасшедшие, утверждающие, что он попал в другой мир, в котором нет ни телефона, ни автобусов. Еще и его одежда их не устраивает. Надо идти в город и никого здесь не слушать, а уж там он выяснит, что это за место и как из него выбраться. Но от усталости его уже качало, и неожиданно для самого себя он попросил:
  
  - А можно у вас поесть? И немного отдохнуть, я заплачу, у меня есть деньги.
  
  - Разве тебя не предупредили, что я могу заворожить?
  
  - Предупредили, но я во все это не верю, и вообще, я шел всю ночь и очень устал.
  
  - Хорошо, я как раз приготовила обед, можешь остаться. Денег твоих мне не нужно. Согласен? Тогда проходи во двор.
  
  Они обедали в доме за широким деревянным столом, по очереди черпая ложками горячую похлебку из глиняного горшка. Похлебка была с грибами, капустой, еще какими-то овощами, и заправлена сметаной.
  
  - А тарелок у вас нет? - спросил Леонид Георгиевич. - У нас как-то принято из отдельной посуды есть.
  
  - О том, что у вас там было, забудь. С тарелок здесь люди благородные кушают, графья. А ты на графа не похож. Так что привычки свои барские брось. И старайся поменьше отличаться от нас, вопросов лишних тоже не задавай, не любят здесь этого.
  
  На второе была запеченная в моркови и луке рыба. Колдунья положила на большие пресные лепешки по хорошему сочному куску, а сверху добавила подливы.
  
  - Пицца,- сказал Леонид Георгиевич, откусывая и стараясь не уронить все на стол. - Не хватает только сыра и помидоров.
  
  - Ешь молча, - строго сказала колдунья. - Вышние силы посылают нам пищу, принимай ее с благодарностью.
  
  Когда они закончили, колдунья убрала посуду и смела тряпкой крошки на земляной пол. Леонид Георгиевич собрался было помочь, но она лишь отрицательно покачала головой и села за стол напротив него:
  
  - Меня зовут Ратна.
  
  - Очень приятно, - привстал Леонид Георгиевич. - А меня - Леонид Георгиевич Краузе. Для вас - просто Леонид.
  
  - Леонид? Что это за имя? Может быть, в вашем мире оно тебе помогало, но здесь с таким именем жить нельзя. Тебя не увидят вышние силы и не смогут поддержать.
  
  - И как же мне быть?
  
  - Тебе надо взять новое имя.
  
  - Вы шутите? Лично меня мое имя устраивает и даже нравится, так что я его менять ни на какое другое не собираюсь.
  
  Колдунья улыбнулась:
  
  - Как знаешь.
  
  Она вышла на середину комнаты. Колдунья была среднего роста, с прямыми плечами и тонкими худыми руками. Черные густые волосы лежали на спине, блестящие и чистые. Шампунем она их моет, что ли, подумал Леонид Георгиевич одобрительно, и как это она умудряется, ведь ни горячей воды нет, ни даже водопровода, просто удивительно, как ей это удается!.. Лицо колдуньи было смуглым, слегка удлиненным, с карими яркими глазами. Черные брови вразлет, четко очерченный рот.
  
  - Что, понравилась? Тебя и привораживать не надо. У вас все там такие?
  
  - Какие - такие? - машинально переспросил Леонид Георгиевич, отведя от колдуньи глаза. Действительно, такая приворожит - и не заметишь. Надо уходить отсюда сразу, как только отдохнет. В город надо идти, в город. А сейчас бы поспать несколько часов. Кровати у них хоть есть, или на каком-нибудь сене в углу спят? - Ратна, нельзя ли где-то прилечь? Очень спать хочется.
  
  - Идем.
  
  Ратна провела его в другую комнату с крохотным окошком, там было сумрачно, пахло развешенными под потолком травами, из пазов между бревен торчал сухой мох.
  
  - Вот здесь можешь поспать, - сказала Ратна, показывая на стоящий в углу топчан, укрытый пестрым одеялом, сшитым из разноцветных лоскутов грубой ткани.
  
  Леонид Георгиевич деликатно поинтересовался:
  
  - А блох здесь, случайно, нет?
  
  - Нет. Тюфяк морской травой набит, они ее не выносят. Так что ложись, никто тебе не помешает.
  
  Леонид Георгиевич подождал, пока колдунья выйдет, взбил пуховую подушку и, не раздеваясь, повалился на одеяло. Под тюфяком были только доски, но Леонид Георгиевич испытал почти настоящее счастье, вытянувшись во весь рост. Он закрыл глаза и почти мгновенно уснул...
  
  Открыв глаза, Леонид Георгиевич долго лежал, глядя в неровный низкий потолок. А может быть, ему вообще все это снится - и полуночный театр, и чужой ему мир, и колдунья, и все остальное, может быть, на самом деле он сейчас спит в своей квартире, и стоит ему только проснуться, все это исчезнет, и он увидит свои стены, мебель и шторы, телевизор...
  
  Вошла Ратна:
  
  - Доброе утро, Леонид. Вставай, светает уже, будем завтракать.
  
  - Доброе утро, Ратна.
  
  В голове Леонида Георгиевича вдруг мелькнула странная мысль - рассказать о сне, который он видел недавно, колдунье. Он помялся, не зная, как начать, и неуверенно начал:
  
  - А знаешь, Ратна, недавно мне снился очень интересный сон. Будто бы я видел Кукловода, который бродит по городам с кукольным театром и дает представления.
  
  Ратна села рядом с ним:
  
  - Я знаю, кто такой Кукловод. Этот человек существует на самом деле. Не понимаю, как он смог проникнуть в твой мир, но я советую тебе держаться от него подальше. Ты отказываешься взять себе другое имя, и твой дух не защищен от чужого вмешательства. Кукловод - черный колдун, от него добра не жди... Леонид, пока не поздно, пройди обряд и возьми себе настоящее имя.
  
  Леонид Георгиевич недоверчиво хмыкнул и встал с топчана.
  
  - Ратна, сон - это всего лишь сон, зачем придавать ему большое значение?
  
  - Может быть, в вашем мире сон ничего не значит, но здесь сон - это очень, очень важно. Пойми это, наконец. Что ты собираешься делать дальше, Леонид?
  
  - Пойду в город.
  
  - Это совсем маленький город. Зачем он тебе нужен?
  
  - Пока не знаю. Но должен же я что-нибудь сделать, чтобы попасть обратно. Я не собираюсь сидеть на одном месте и ждать!
  
  - Леонид, ты зря туда идешь. И ты никогда не вернешься в свой мир. Ты даже не понимаешь, как ты слаб у нас, в Десятиградье. У тебя нет ни имени, ни веры, которая дала бы тебе поддержку вышних сил. Ты просто безымянная пылинка на ветру, тебя унесет прочь, и никто даже не вспомнит о тебе.
  
  - Ратна, я взрослый и разумный человек, даже в вашей стране я могу за себя постоять. Со мной не так-то легко справиться. Мне нужно туда пойти и я обязательно пойду. Кстати, как называется этот городок?
  
  - Эрставин.
  
  * * *
  
  Моросил мелкий дождь, больше похожий на туман, чем на дождь. Было сыро и холодно, деревья и придорожные кусты притворились спящими седыми птицами. Леонид Георгиевич сидел в телеге между корзинами с рыбой, тщательной переложенной свежей травой, и веткой отгонял назойливых мух. Такова была плата за проезд. Телега тарахтела и тряслась по вымощенной брусчаткой дороге так, что отдавало где-то в позвоночнике, и все же ехать было лучше, чем идти пешком.
  
  Леонид Георгиевич размышлял. Он уже почти поверил, что попал то ли в другое измерение, то ли на другую планету, которую называют Десятиградье. Но тогда как ему вернуться обратно? Если он смог попасть сюда, наверняка существует канал и для обратного перехода. Может быть, ключ ко всему этому - театр? Тогда нужно постараться попасть в этот театр и снова оказаться дома. Кукловод наверняка имеет ко всему этому какое-то отношение. То, что Ратна о нем наговорила, еще не значит, что это правда, колдунья могла ошибаться, или не хотела его отпускать, не зря же люди говорят - заворожит, заморочит, и прощай свобода. Так что решено, он найдет Кукловода, расскажет ему все, и, может быть, тот поможет, все равно обратиться больше не к кому.
  
  - Подъезжаем, - полуобернувшись, сказал возчик.
  
  Они почти миновали предместье - прилепившиеся к склону холма маленькие кособокие хижины, плетеные изгороди, за которыми понуро бродила домашняя скотина. Дорога обогнула холм, из-за поворота показалась высокая крепостная стена, сквозь вырезы в зубцах башенок у главных ворот можно было разглядеть лица караульных солдат.
  
  По подвесному мосту телега проехала над рвом, заполненным тинистой водой, и остановилась. Из будки показался пузатый, косолапо переваливающийся верзила, в буром мундире с потускневшим позументом, вытертых на коленях лосинах и высоких ботфортах с отворотами. Он, не спеша, подошел. Мундир на груди был в пятнах соуса и жира.
  
  - Ну, что там у вас? Рыба, что ль? Проезжайте.
  
  Леонид Георгиевич уныло смотрел вокруг. Значит, все правда. Никаких сотовых телефонов, асфальта и рейсовых автобусов. Он действительно очутился в каком-то другом мире, совершенно ничего не зная ни о нем, ни об этом городе, ни о его жителях.
  
  Возчик остановил лошадь на рыночной площади:
  
  - Слезайте, господин комедиант, приехали. Платы за проезд с вас не беру, надеюсь, и ваше представление смогу посмотреть бесплатно?
  
  Возчик подмигнул Леониду Георгиевичу и принялся разгружать телегу.
  
  Почему он назвал меня комедиантом, подумал Леонид Георгиевич, из-за одежды? Его серый костюм, светло-голубая рубашка и финские лакированные туфли действительно бросались в глаза, отличаясь от домотканых курток и вычурных камзолов с кружевами, не говоря уже о сыромятных изделиях местных ремесленников, может быть, и удобных для ног, но неуклюжих и грубых.
  
  Если так, то почему бы ему не попробовать изобразить из себя артиста, это даст возможность заработать немного денег и, может быть, познакомиться с нужными людьми. Пантомимой и танцем Леонид Георгиевич не владел. Какие еще варианты? Только пение... Леонид Георгиевич вокальные свои способности не считал удовлетворительными, но сейчас они не были важны. Попрошайки в метро - тоже не артисты оперного театра, тут нужен репертуар, что-то жалостливое и давящее на чувства, слезливое и сентиментальное. А главное - чтобы понятно было всем, о чем песня.
  
  Леонид Георгиевич дошел до края площади, где углом сходились харчевня и лавка галантерейного товара, взгромоздился на какую-то каменную приступку и заорал во всю глотку первое, что пришло в голову:
  
  - Уважаемая публика! Только один концерт комедианта императорского театра! Необыкновенные песни, которых вы никогда не слышали и уже не услышите, если не поспешите! Цена билета невелика: кто сколько сможет! Представление - как для простого народа, так и для знатных господ!
  
  На его крик начал собираться народ. Люди с любопытством разглядывали костюм и обсуждали его фасон.
  
  Пора, решился Леонид Георгиевич и затянул романс "Гори, гори, моя звезда".
  
  Пел он с цыганским надрывом, с болью и страданием, слегка перевирая мелодию, которую все равно здесь никто не знал... Песня понравилась. Людей скапливалось все больше, они хлопали и вели себя примерно так же, как во сне про Кукловода. Леонид Георгиевич почувствовал себя свободнее:
  
  - А сейчас баллада о безответной любви и несчастном влюбленном, так и не добившимся взаимности. О цветах и безумных поступках!
  
  Он вдохнул полную грудь воздуха и начал:
  
  Жил был художник один,
  Много он бед перенес...
  
  К его ногам, звеня, упала маленькая монетка. Леонид Георгиевич поклонился в знак благодарности.
  
  Но в его жизни была
  Песня безумная роз!..
  
  Войдя в ритм, он начал притопывать ногой:
  
  Миллион, миллион, миллион алых роз
  Из окна, из окна, из окна видишь ты...
  
  Толпа зачарованно слушала грустную историю о художнике, глаза их смотрели наивно и доверчиво, губы беззвучно шептали, повторяя про себя слова песни...
  
  Закончив концерт исполнением "Лучины", Леонид Георгиевич отдышался. К нему подходили, хлопали по плечу, хвалили и совали монетки, в общем, выступление удалось. Последним подошел знакомый возчик. Он пожал Леониду Георгиевичу руку и с уважением сказал:
  
  - Считаю за честь, господин артист, и в будущем подвозить вас, если потребуется. Наши менестрели, может быть, поют красивее, но таких душевных песен я от них не слышал!
  
  
  
  * * *
  
  В харчевню, где на вывеске два розовых поросенка чокались кружками с шапкой густой пены, Леонид Георгиевич зашел поужинать. В кармане пиджака позвякивала целая пригоршня мелких монет, среди которых он обнаружил даже две серебряных. В зале было темновато, на полу, засыпанном мокрыми опилками, валялись объедки, камин подымливал, а в углу галдела пьяная компания, но ароматный запах жарящегося на вертеле кабана заставил Леонида Георгиевича смириться с грязью и шумом.
  
  - Господин комедиант, рад видеть вас у себя! - подскочил розовощекий толстяк, похоже было, что поросят на вывеске рисовали именно с него. - Изволите поужинать?
  
  - Пожалуй, - согласился Леонид Георгиевич.
  
  - Тогда вот этот стол у окна. Здесь потише, и никто не побеспокоит. Сегодня у нас печеное мясо с тушеной капустой, пирог с грибами, перепелиными яйцами и зеленью, и отличное красное вино. Прикажете подавать?
  
  - Подавай, - Леонид Георгиевич, изображая небрежность, бросил пригоршню монет на стол. - Отсчитай сразу, и себя не забудь, но чтобы вино было не прокисшим.
  
  Хозяин с пониманием кивнул, аккуратно взял две серебряные монетки и убежал.
  
  Леонид Георгиевич облегченно вздохнул, в курсах местной валюты он ничего не смыслил, но в этом он еще успеет разобраться, однако роль бродячего артиста начинала ему нравиться, и жизнь в чужом мире показалась уже не такой дикой и страшной.
  
  Вино Леониду Георгиевичу пришлось по вкусу. Он потянулся к глиняному кувшину и налил себе еще стакан. Рубиновая струя играла и пенилась, чувствовалось, что это не суррогат из порошка, разбавленный смесью воды и спирта. Леонид Георгиевич пригубил немного и посмаковал:
  
  - Недурно, совсем недурно.
  
  А может, черт с ним, с прошлым? Здесь не так уж и плохо. Ходи по городам и селам, балагань и зарабатывай деньги. Потом можно купить домик у моря, лодку с парусом, Ратну пригласить, глядишь, она согласится жить вместе с ним. Ну, и что с того, что она колдунья? Ничего плохого она ему не сделала, наоборот, приняла в доме, накормила, разрешила переночевать. Хорошая девушка Ратна, в его мире таких, наверное, и нет. Днем они бы ходили купаться и загорать, а вечером жарили на углях шашлыки или рыбу. Он бы садик с виноградом развел, погреб выкопал, и там стояли бы бочки с вином своего урожая...
  
  - Вы не будете возражать, господин артист, если я устроюсь за вашим столом?
  
  Леонид Георгиевич поднял глаза и сразу понял, кто перед ним. Худое бледное лицо, длинный вислый нос, седые волосы с остатками рыжины, поблекшие голубые глаза, а рядом, на скамейке, большой ящик из резного красного дерева с крышкой на двух бронзовых замочках.
  
  - Вы Кукловод?
  
  Прежде чем ответить, тот покачал вверх-вниз своим длинным носом, вздохнул грустно, как лошадь в стойле, и подтвердил:
  
  - Да, уважаемый, я - Кукловод. Вот и довелось нам свидеться, ведь вы меня искали?
  
  - Мне кажется, что вы меня тоже искали.
  
  Кукловод загадочно улыбнулся:
  
  - Можно сказать, у нас обоюдный интерес друг к другу. Как вы меня узнали?
  
  - Я видел вас во сне.
  
  - Что за сон, расскажите подробнее?
  
  - Я помню, что там была торговка корзинами, вы давали представление на рыночной площади, слепой украл у торговки колбасу, а вы заплатили за него. Потом торговку убили.
  
  - Так все и было на самом деле. Мои куклы решили, что имеют право на свой суд. Что поделаешь, они свободны во всем! Я боюсь, что когда-нибудь не я буду дергать их за ниточки, а, наоборот, они меня. Ну, ладно, об этом мы поговорим в другой раз. Давайте лучше о вас.
  
  - Хорошо, - согласился Леонид Георгиевич. - Хотите вина? Очень хорошее вино.
  
  - Не откажусь от глотка. Эй, хозяин, принеси стакан и чего-нибудь перекусить!
  
  Хозяин принес пустой стакан и жареный цыплячий бок с лапшой. Леонид Георгиевич налил вина себе и Кукловоду:
  
  - Ваше здоровье! У нас принято выпить за знакомство.
  
  - У нас тоже. Тем более что я был знаком с несколькими людьми из вашего мира.
  
  Леонид Георгиевич почувствовал, как быстро забилось сердце в предчувствии огромной удачи.
  
  - Почему был?
  
  - Потому что я помог им отправиться обратно.
  
  - Это правда, вы не шутите?
  
  - Могу поклясться чем угодно. Да и зачем мне вас обманывать? Люди попали в беду, а я им помог. Разве вы не поступили бы так же на моем месте?.. В кувшине осталось еще что-нибудь? Нет? Хозяин, еще вина, такого же хорошего!
  
  - А ну, пошел отсюда, паршивец! - вместо ответа заорал хозяин. - Я же предупреждал тебя, чтобы ты здесь не появлялся, уши оторву!
  
  Леонид Георгиевич и Кукловод обернулись и увидели у входа оборванного мальчика лет семи. Он умоляюще смотрел голодными глазами на посетителей, но никто, кроме хозяина, не обращал на него внимания.
  
  - Замолчи, харчевник! - рявкнул Кукловод так, что закрыли рот все, кто сидел в зале. - Мальчонка хочет есть - и это не преступление! Накорми его, а счет предъявишь мне. А если накормишь плохо, я не заплачу вообще.
  
  - Я рад, что познакомился с вами, - сказал Леонид Георгиевич. - Вы благородный человек.
  
  - Чего там. Просто я стараюсь уравновесить зло добром в нашем мире, в меру моих слабых сил, конечно... Так вот. Я помог им отправиться обратно, что вовсе не так сложно, как может показаться. Для этого нужно только одно.
  
  - Говорите же, что нужно?
  
  - Для этого нужно только ваше огромное желание, и это все.
  
  Леонид Георгиевич вскочил:
  
  - Так чего же ждать? Отправляйте меня скорее, я так этого хочу!
  
  Кукловод засмеялся:
  
  - Что, прямо здесь, на глазах у всех? Вы хотите, чтобы меня отвели на костер? Нет, нам нужно найти безлюдное место, скоро стемнеет, так что время уже походящее. Не волнуйтесь, уважаемый комедиант, не долго вам осталось пребывать в нашем грешном мире. Я знаю один постоялый двор, там есть хорошая комната, мы ее снимем, и утром вы уже будете вспоминать обо мне с благодарностью. Хозяин, получи деньги за меня и мальчонку, мы уходим!..
  
  Часы на ратуше пробили полночь. Кукловод и Леонид Георгиевич сидели на втором этаже маленькой гостиницы, в уютной чистой комнатке, за столом друг напротив друга, между ними стояла зажженная свеча в медном подсвечнике. Пламя свечи вздрагивало и вытягивалось вверх от их дыхания.
  
  - Вам нужно перенестись в свой мир так же, как попали в этот. Для этого вы должны оказаться в театре. Мой кукольный ящик и есть этот театр.
  
  - Но как же я туда влезу? - с сомнением спросил Леонид Георгиевич.
  
  - Очень просто. Вы станете очень маленьким. Слушайте меня и представляйте то, что я вам говорю, - Кукловод встал, снял с шеи кожаный шнурок с оправленным в серебро черным граненым камнем, размером с грецкий орех. - Теперь слушайте только мои слова, подчиняйтесь им и не отводите глаз от этого магического амулета.
  
  Пламя свечи отражалось в черных гранях, камень блестел, покачиваясь из стороны в сторону, и Леонид Георгиевич почувствовал, как стены комнаты постепенно исчезают, и остается только властный и настойчивый голос Кукловода.
  
  - Вы идете по бескрайней степи, кругом только степь, и ничего больше. Вы видите ковыль, волнами он перекатывается через всю степь, от края до края. Высоко в небе парит большая птица. Она расправила свои широкие крылья и парит медленно, круг за кругом, над вашей головой... Вы - эта птица. Вы парите высоко в небе, вам легко и свободно, а внизу, очень далеко внизу, идет маленький человечек, он такой крохотный, что его едва видно среди волн ковыля... Вы - этот крохотный человечек, вы так малы, что можете поместиться в моем кукольном театре, вы просто маленькая деревянная фигурка, лежащая на его дне...
  
  Леонид Георгиевич почувствовал, что с ним что-то происходит, он теряет тяжесть своего тела и становится маленьким, и таким легким, легким...
  
  "Как мне хорошо, - блаженно подумал Леонид Георгиевич. - Я уношусь обратно в свой мир и очнусь уже там, а все, что произошло, будет вспоминаться просто как сказка, добрая старая сказка. Жалко, что я больше никогда не увижу Ратну..."
  
  Леонид Георгиевич очнулся. Он лежал на широком, размером с баскетбольную площадку, возвышении, а над ним возвышался огромный, будто с экрана кинотеатра, человек и грустно улыбался. Леонид Георгиевич попытался встать, но не смог даже пошевелиться - его сковывали веревки, привязанные к запястьям и лодыжкам. Руки и ноги, все его тело стало словно чужим.
  
  - Что со мной произошло? - с трудом ворочая шершавым языком, проскрипел Леонид Георгиевич.
  
  - Ничего особенного. Вы стали деревянной куклой.
  
  - Но вы же говорили, что я попаду домой?
  
  - Говорил. Не получилось, понимаете ли. Я забыл вам сказать, что это умели делать только маги древности, эдакий секрет старых мастеров. К сожалению, этот секрет сейчас утерян, и у меня ничего не вышло.
  
  - Тогда сделайте меня снова человеком! - потребовал Леонид Георгиевич.
  
  - А зачем? Вы вчера так хорошо пели на рынке, что я подумал: вот бы мне такого артиста для моего театра! И вам хорошо: теперь не нужно заботиться ни о пище - куклы не едят, ни о крыше над головой - будете жить в этом ящике. Знайте себе только, что распевать песенки на людях, да дергайте ножками и ручками посмешнее.
  
  - Но я не хочу! Я живой человек! Отпустите меня!
  
  - Все мои куклы тоже сначала не хотели и просили их отпустить, а потом привыкли. И вы привыкнете, мой дорогой артист.
  
  - А как же сон? Ведь там ваши куклы превращались в людей, когда хотели этого?
  
  - Неужели вы еще верите каким-то глупым снам? Не ожидал от вас такого легкомыслия. Что вы, я никогда не выпускаю своих марионеток на свободу, иначе они давно разбежались бы... Не надо грустить, маленькая кукла, может быть, своей преданностью и ужимками ты растрогаешь меня, и я дам тебе свободу, лет через двадцать, чтобы ты мог спокойно сдохнуть от старости на рынке у кучи объедков.
  
  Леонид Георгиевич лежал на гостиничном столе, раздавленный и уничтоженный, его охватил такой ужас, какого он не испытывал еще никогда в жизни. Он был готов ко многому, голодать и нищенствовать, даже оказаться в тюрьме, но из тюрьмы можно убежать, а как убежать из деревянного ящика, если ты марионетка, связанная по рукам и ногам?.. Он почувствовал, что теряет рассудок, поднял лицо вверх и закричал дико и тоскливо, но вместо крика из его деревянной глотки вырвалось только сипение, как у табачной трубки, когда ее продувают от пепла.
  
  * * *
  
  Было уже утро, за окном рассвело, Леонид Георгиевич висел посреди комнаты на нитях, будто картонный херувим после новогодней ночи. Слева висел рыцарь, рядом с ним принцесса, а справа паук и единорог. Кукловод ходил из угла в угол, о чем-то размышляя. Несколько раз он останавливался рядом с Леонидом Георгиевичем, внимательно его рассматривал и что-то тихо бормотал.
  
  В дверь вдруг постучали. Кукловод отпер замок и впустил человека в длинной коричневой накидке и широкополой шляпе. Человек кивнул головой, приветствуя хозяина, и спросил:
  
  - Где он?
  
  Кукловод указал рукой:
  
  - Вот он, брат Ауга.
  
  Брат Ауга сел за стол, не снимая шляпы, и уставился на Леонида Георгиевича:
  
  - Ты уверен, что это лучший способ?
  
  - Уверен, брат Ауга, - уважительно, но твердо ответил Кукловод. - Только так можно выполнить оба условия: он жив, но не может убежать. Лучшей тюрьмы не придумаешь!
  
  - Хорошо, я согласен. Будем считать, что ты сделал все, как надо. Но запомни: если с ним что-то случится, ответишь за него головой! Проводи меня, я хочу сказать тебе кое-что с глазу на глаз.
  
  Кукловод пропустил перед собой гостя и оглянулся:
  
  - В моем театре появился новый актер. Объясните ему наши правила. Когда я вернусь, то обязательно проверю, все ли вы ему рассказали, - он хлопнул дверью и запер ее на замок.
  
  Некоторое время куклы висели молча, затем принцесса пожаловалась:
  
  - Ах, дорогой Бальтазар. В прошлый раз, спасая меня от нашего милого паука, вы так больно наступили мне на ногу. У меня до сих пор болит палец!
  
  - Ваше высочество, при всем уважении к вам, не могу с этим согласиться, ведь ваши очаровательные ножки деревянные и не могут чувствовать боли.
  
  - Ну, как же вы можете спорить с принцессой, мой славный рыцарь! Это невежливо, наконец! И почему вы не спросите у нашего уважаемого гостя, кто он и откуда к нам прибыл?
  
  Рыцарь дернулся на своих нитях, сделав этикетный наклон головы:
  
  - Разрешите представиться - Бальтазар, рыцарь. Сочту за честь рекомендовать вам принцессу Арколину, единорога Мордлока и нашего добрейшего паука.
  
  Огромный паук в это время раскачивался, будто мохнатый маятник, с каждым разом подлетая все ближе и ближе к Леониду Георгиевичу. Замирая на мгновение рядом с ним, паук пристально глядел в его лицо восемью черными глазами и уносился обратно.
  
  - Вы не беспокойтесь, - обнадежил рыцарь. - Он такая же безобидная игрушка, как и все мы, и не сделает вам ничего плохого, - забрало на его шлеме было закрыто, и голос доносился глухо, будто из-под марлевой повязки. - Могу я поинтересоваться, как ваше имя и откуда вы к нам прибыли?
  
  - Меня зовут... - начал Леонид Георгиевич и запнулся. - Какое это сейчас имеет значение, я просто глупая деревянная кукла, попавшаяся в ловушку Кукловода!
  
  - Наш новый друг, не печальтесь, - сказала принцесса грустно. - Мы тоже когда-то были настоящими людьми, а стали... превратились... - принцесса всхлипнула. - Ну вот, хотела вас утешить, а сама расхныкалась.
  
  - Не надо слез, сударыня! - звякнул мечом Бальтазар. - Я клянусь вам, что сведу счеты с этим подлым человеком, чего бы мне это ни стоило, слово благородного рыцаря!
  
  - Ах, я уже ни во что хорошее не верю, мой дорогой Бальтазар. Мы все так и умрем, подвешенные на этих мерзких нитях... И все же мне любопытно, откуда вы прибыли, любезный друг, и кто вы такой?
  
  - Хорошо, я расскажу вам, ваше высочество, - вежливо произнес Леонид Георгиевич, с удивлением отмечая, что даже в театре абсурда существуют правила приличия и вежливости, которые необходимо соблюдать. - Я прибыл к вам из мира, где нет колдовства и магии. Наш мир основан на сложных механизмах, на них мы ездим, летаем по воздуху, даже ныряем под воду. Еще у каждого из нас есть сотовый телефон - такая маленькая штучка, с ее помощью можно разговаривать с кем угодно на любом расстоянии. А еще - телевизор, как бы зеркало, в него видно то, что происходит очень далеко...
  
  - И вы утверждаете, что ваш мир не колдовской? - закричал Бальтазар. - Да у нас нет и малой части всего этого!
  
  - Зачем вы его перебиваете, мой дорогой Бальтазар, - вмешалась принцесса. - Чем же вы занимались там, наш загадочный друг?
  
  - Как бы вам объяснить... Я исправлял ошибки в неправильно написанных словах.
  
  - Значит, вы книгочей! А скажите, сколько книг вы прочитали за свою жизнь?
  
  Леонид Георгиевич задумался:
  
  - Десять тысяч, я думаю. Возможно, и больше.
  
  - Десять тысяч? Наверное, если собрать все книги Десятиградья, не наберется и половины! Вы настоящий ученый муж. Ну что же, считайте, что мы приняли вас в свою труппу, вы этого достойны. Поздравляю вас, любезный друг!
  
  Леонид Георгиевич, не в силах больше сдерживаться и притворяться, вспылил:
  
  - Послушайте, вы ведь когда-то были живыми людьми! Как можете вы поздравлять другого, тоже живого человека, с тем, что его превратили в куклу и подвесили на гвоздь? Я не имею никакого желания играть в вашем идиотском театре, я хочу убежать отсюда, и меня удивляет только одно: почему вы сами не сделали этого?
  
  Договорить помешал паук, который, раскачавшись как следует, обхватил его своими чудовищными лапами, словно муху. Изогнутые челюсти хищно зашевелились рядом с горлом, словно решая, перекусить его сейчас или оставить на потом? Все остальные куклы молча наблюдали за происходящим, не одобряя и не порицая действий паука.
  
  Леонид Георгиевич, замерев от ужаса, смотрел в холодно блестящие глаза паука и ждал, что тот будет делать дальше. Ему уже не казалось, что жизнь подвешенной к потолку марионетки ничего не стоит, что лучше умереть, чем так существовать. Он вдруг понял, что живой душе, когда стоит вопрос о жизни и смерти, совершенно все равно, где находиться - в теле здорового человека, безногого калеки или деревянной куклы.
  
  Паук, видимо, удовлетворенный произведенным на Леонида Георгиевича впечатлением, разжал лапы и унесся прочь, больше не делая попыток раскачаться.
  
  - Он вас признал, вы ему понравились! - захлопала в ладоши принцесса.
  
  Леонид Георгиевич хотел было спросить, что случилось бы, если бы паук его не признал, но принцесса торжественно объявила:
  
  - Сейчас благородный Бальтазар посвятит вас в правила, принятые в нашем театре. Будьте так добры, рыцарь!
  
  - Итак, наши правила, любезный книгочей. Ни один из зрителей ни в коем случае не должен догадаться, что мы живые. Если это произойдет, нас тут же сожгут на костре, как колдовские исчадия, и мы уже никогда не станем настоящими людьми. Нам нельзя шевелиться, моргать, чихать и говорить при посторонних, до того момента, пока Кукловод не дернет нас за нитки. Надеюсь, сударь, вы запомнили эти простые правила и не будете их нарушать, потому что от этого зависит не только ваше, но и наше будущее.
  
  
  
  * * *
  
  Кукловод вернулся в обед. Он ворвался в комнату неожиданно, с силой распахнув дверь, будто желая застать своих кукол за каким-нибудь запрещенным занятием и наказать их за это.
  
  - Ну, что? Все объяснили? Ладно, пока проверять не буду, у нас мало времени. Сейчас мы сыграем спектакль и после этого отправимся в порт. Там нас ждет корабль, на нем мы поплывем в королевство Зороша. Никто из вас не страдает морской болезнью? - засмеялся Кукловод.
  
  Вот теперь точно все кончено, обреченно подумал Леонид Георгиевич, надеяться больше не на что. Я просто пылинка, подхваченная ветром, скоро меня унесет за море, и никто даже не вспомнит обо мне. Как же глупо все повернулось в моей жизни! Совсем недавно я даже и представить себе не мог, что существует какое-то Десятиградье, что я позволю себя провести лживому колдуну и в сорок пять лет превращусь в деревянную игрушку. Если бы я послушал Ратну, или если бы она была рядом сейчас, наверное, все могло бы повернуться по-другому. Это была моя единственная надежда! Мне никогда не выбраться из этого дьявольского мира!..
  
  Рыночный день был в самом разгаре, и на площади было так людно, что Кукловод со своим ящиком с трудом протискивался сквозь толпу. Заскрипев приставной лесенкой, он взобрался на помост, сколоченный специально для выступлений бродячих артистов, достал из ящика декорацию и растянул перед собой на перилах. Теперь зрители могли видеть его только выше плеч, а ниже был замок и желтая дорога, ведущая в лес. После этого он развесил снаружи всех своих кукол и привычно закричал:
  
  - Чудесное представление о принцессе Арколине и ее возлюбленном рыцаре Бальтазаре, о могучем единороге Мордлоке и жестокой битве Бальтазара с кровожадным пауком! Об истинной любви, которая сильнее злых чар!.. А также дурацкие песни, которые будет петь заморский клоун и шут со смешным именем Леонид! Спешите увидеть! Вы никогда себе не простите, если пропустите это представление!..
  
  Шла финальная схватка между рыцарем Бальтазаром и пауком. Леонид Георгиевич висел на самом краю декорации, и сверху ему было хорошо видно, как паук наскакивает на рыцаря и хватает его жестяные доспехи своими страшными челюстями. Бальтазар изо всех сил отбивался мечом и пытался всадить его пауку в брюхо. Драка шла нешуточная, видно было, что они и в самом деле ненавидят друг друга, несмотря на вполне дружелюбные заверения Бальтазара. Люди заворожено смотрели на происходящее, для них все это было лишь свидетельством великолепного мастерства Кукловода.
  
  - Ой! - вдруг громко вскрикнула принцесса Арколина, сидящая рядом с ними на сцене. - Мой дорогой рыцарь, вы снова наступили мне на ногу, и так больно! Я же просила вас быть осторожней, когда вы сражаетесь с нашим милым пауком! - принцесса вертела головой, хлопала своими длинными ресницами и шевелила губами, тогда как обе руки Кукловода были заняты Бальтазаром и пауком.
  
  Среди зрителей наступило оглушительное молчание, продлившееся несколько мгновений, и тишина взорвалась:
  
  - Хватайте его! Он не артист, он колдун!
  
  - Сжечь их всех! В огонь!
  
  - Пытать его прямо здесь! Пусть сознается в своих преступлениях!
  
  Кукловод стоял на помосте и растерянно оглядывался, не зная, что ему делать. Принцесса закрыла лицо руками, а единорог Мордлок тревожно ржал и топтался по сцене. Тем временем Бальтазар одним взмахом меча перерубил нити, которые его связывали, и снова накинулся на паука. Паук вертелся волчком, не подпуская его к себе, но быстро запутался и лишь конвульсивно дергался, пытаясь встать и подмять под себя рыцаря. Бальтазар вскочил ему на спину и вонзил в нее меч по самую рукоятку. Паук продолжал дергаться, и тогда рыцарь вытащил из него меч и сильными ударами отсек одну за одной все его лапы.
  
  - Эти дьявольские отродья истребляют друг друга! Сейчас они примутся за нас и наших детей! - в истерике завизжала крестьянка с девочкой на руках. - Разорвите их на куски! Втопчите их в землю!
  
  Появился отряд стражников. Двое из них влезли на помост и сбросили вниз Кукловода, остальные скрутили ему руки и связали веревкой. Посреди площади тут же накидали хвороста и пустых плетеных корзин, плеснули кувшин масла и подожгли. Пламя взметнулось ввысь и взревело, будто голодное животное, бьющееся на гранитной брусчатке и требующее пищи.
  
  Из толпы отделился толстый бородатый монах с выбритой до блеска головой, в желтой сутане, подпоясанной металлической цепью. Он поднял руки и закричал:
  
  - Стойте! Остановитесь, добрые граждане города Эрставина! Верша суд над этим человеком, мы должны выполнить все так, как записано в свитке святого Адаута, ибо это закон, нарушить который все равно, что перейти на сторону зла, - монах выждал мгновение и грозно спросил: - А кто из вас хочет этого?
  
  Толпа остановилась. Стражники вывели из нее Кукловода и подтолкнули к костру.
  
  Монах заговорил снова:
  
  - Я облечен властью святого Ордена Тауронга и этой властью объявляю вам, что сейчас, на ваших глазах, произойдет справедливый и законный суд. Суд над человеком, только что уличенным в черном колдовстве! Вы все видели дьявольские куклы, оживленные силой зла, ибо живая душа присуща только человеческому роду! Принесите же их к костру как первое доказательство!
  
  Всех кукол, включая паука с обрубленными лапами, разложили на очищенном от овощей прилавке возле костра. Куклы лежали, не шевелясь, ожидая своей участи.
  
  - Стража! - приказал монах. - Раскалите докрасна металлический прут и приложите к ладони обвиняемого. Если это причинит ему вред, значит, он еще не слишком далеко зашел в своем союзе с дьяволом, и мы просто сожжем его. Если же нет, огонь не причинит ему никакого вреда, и его нужно будет предварительно подвергнуть пыткам, чтобы он отрекся от своего покровителя, а потом уже предать огню!
  
  Кукловод вдруг повернулся лицом к толпе и выкрикнул:
  
  - Кого вы хотите судить, несчастные овцы? Своего пастуха? Братство черных колдунов существовало еще тогда, когда не было ни Империи, ни монахов. Именно мы и создали Империю, проведя ваших предков через Черную Пустошь из другого мира, спася весь ваш народ от гибели...
  
  - Ересь! Все это ересь! В огонь его! - закричал монах.- Сжечь проклятого колдуна! И этих кукол сожгите вместе с ним!
  
  Стражники кинулись было к Кукловоду, но тот сам прыгнул в костер. Толпа ахнула, ожидая увидеть вспыхнувшее тело колдуна, но из огня вдруг вылетела гигантская черная птица и взметнулась в небо.
  
  - Это сам дьявол! - истошно заорал вдруг кто-то, и толпа рассыпалась, будто брошенная на мостовую горсть сухого гороха.
  
  Чьи-то руки схватили Леонида Георгиевича, замотали в плотную ткань, так что он уже ничего не видел, и куда-то понесли.
  
  * * *
  
  Ратна сидела на траве, привалившись спиной к поваленному стволу. Словно гигантская статуя, подумал Леонид Георгиевич и добавил: очень красивая гигантская статуя.
  
  - Как тебе понравилось путешествие в город, Леонид?
  
  Тот ничего не отвечал, меланхолично покусывая былинку.
  
  - Видишь, как получается. Ты не веришь желающему тебе добра и подчиняешься тому, кто хочет тебя обмануть. А ведь все просто.
  
  - Для тебя, может, и просто... - проскрипел Леонид Георгиевич и замолчал.
  
  Говорить ничего не хотелось. Как только он увидел Ратну, эту лесную поляну, огромные ели вокруг, застывшие под ясным безоблачным небом, его охватило чувство сонного покоя и спокойной уверенности, что дальше все будет хорошо. На ветке сидела белка пепельного цвета и лущила шишку. В парке города, где раньше жил Леонид Георгиевич, белки были рыжие, как огонек.
  
  - Как ты меня нашла?
  
  - Тебя нельзя было не заметить в маленьком городке. Вечером ты поешь на всю площадь, а на следующий день висишь на глазах у всего рынка в виде деревянной куклы. Трудно пройти мимо.
  
  - А что ты вообще там делала?
  
  - Искала тебе подходящую одежду.
  
  - Нашла?
  
  - Я всегда нахожу то, что ищу.
  
  - А я?
  
  - Что - ты?
  
  - Меня ведь ты тоже искала?
  
  - Глупый вопрос.
  
  - Я хочу знать!
  
  - Мне не очень хочется объясняться с деревянной куклой. Давай лучше поговорим о том, как вернуть тебя в прежний вид.
  
  - Наверное, это может сделать только Кукловод?
  
  - Ошибаешься. Ты мог бы это сделать и сам, просто Кукловод тебе внушил, что для твоего же блага тебе нужно стать куклой, а ты ему поверил и сам захотел этого. Ведь это было так?
  
  Леонид Георгиевич кивнул и выплюнул изжеванную былинку.
  
  - А дальше ты даже и не пытался превратиться в самого себя, ты болтался на ниточках, считая, что теперь это твоя судьба, и ты обречен быть марионеткой. На самом деле, Леонид, в любой момент ты мог стать свободным, как раньше. Но вид Кукловода, страх, который он тебе внушал, куклы, которые были рядом - все это исключало для тебя даже мысль об освобождении. Так что становись нормальным человеком, быстренько переодевайся в эту одежду и пошли домой.
  
  Леонид Георгиевич покорно откинулся на спину, представив себя большим человеком, который занял всю поляну, от края до края, таким огромным, что даже белка испугалась его размеров и ускакала в глубину леса.
  
  - Ну, и долго ты так собираешься лежать?
  
  Леонид Георгиевич открыл глаза, над ним высилась Ратна, а на еловой ветке белка все так же лущила шишку.
  
  - Ты должен это сделать сразу, а не лежать, как жук на солнышке.
  
  - Я попробую еще раз.
  
  Леонид Георгиевич встал во весь игрушечный рост, сжал кулаки, уставился в какой-то желтый цветок и приказал себе:
  
  - Ты должен стать большим! Ты растешь! Никакой куклы нет, на самом деле ты тот же человек, что и был!.. У меня ничего не получается. Помоги мне, Ратна, ведь ты обещала.
  
  - А разве я уже не сделала этого? Ты недостаточно сильно хочешь, в этом все дело. Наверное, тебе хорошо быть куклой, маленькой говорящей деревяшкой, если так, то я тебе помочь не смогу. Ты меня спрашивал, нужен ли ты мне? Нет, Леонид, такой ты мне не нужен. Я спасла тебя от костра, и это все, что я могла для тебя сделать. Прощай, человечек из другого мира со смешным именем Леонид.
  
  Ратна черкнула его взглядом, в точности, как секретарша Любочка из прежней жизни, встала с травы и отряхнула юбку.
  
  - Я думаю, новая одежда тебе не понадобится, - сказала она, взяв в руки сверток, и быстро пошла прочь.
  
  Леонид Георгиевич бросился за ней, трава мешала ему бежать, он путался в ней и падал, вставал и снова падал, он видел лишь плечи Ратны, потом только голову, и, наконец, Ратна совсем пропала из виду.
  
  Леонида Георгиевича окатил вдруг такой всплеск ненависти к своей беспомощности, к своему нынешнему состоянию, к этому проклятому миру, в который он попал, к проклятой колдунье, бросившей его, что на миг он стал просто катившимся по траве комком злобы.
  
  - Да плевать! - остановившись, выкрикнул Леонид Георгиевич. - На все плевать! И пусть я сдохну здесь, но сам, и это только мое дело, мое горе! Я кукла? Пусть кукла. Но свободная. И бежать больше ни за кем не собираюсь. Все, хватит, набегался! Пошли вы все...
  
  В этот миг земля дернулась, качнулась и начала стремительно отдаляться от него, а небо становилось все ближе и ближе, точно он взлетал к нему, и тогда он увидел Ратну, идущую между деревьев.
  
  - Не спеши так, ведьма!
  
  Ратна обернулась. Он медленно подошел к ней.
  
  - Вот, возьми, это теперь твое, - она стояла, очень серьезная, опустив одну руку, а второй протягивая одежду.
  
  Леонид Георгиевич сделал еще шаг, обнял Ратну и поцеловал, ощущая, как она отвечает ему, какие горячие и нежные у нее губы. Ратна погладила ладонью его небритую щеку и негромко сказала:
  
  - Нам нужно идти.
  
  - Куда так торопиться, ведь твой дом совсем рядом?
  
  - Мы пойдем в другую сторону. Путь неблизкий, хорошо бы успеть добраться к вечеру...
  
  Один сруб стоял у самого берега, отражаясь в тихой воде озера черным пятном, а второй, побольше, высился на опушке.
  
  - Вот мы и пришли. Нужно растопить в бане печь и наполнить котел.
  
  Леонид Георгиевич зашел в баню, взял сделанное из деревянной колоды ведро и натаскал воды из озера. Потом сложил тонких сухих веток в топку и позвал колдунью:
  
  - Ратна! Где у вас тут спички?
  
  Ратна вошла в баню и покачала головой:
  
  - Спички?.. Спички, Леонид, там же, где твои телефоны и прочие чудеса.
  
  - А как же вы тогда разводите огонь?
  
  - Очень просто! - Ратна протянула ладонь к печи, и там вспыхнуло пламя. - Вот так. Скоро и ты сможешь это делать...
  
  Леонид Георгиевич мылся долго. Мыло в бане нашлось, но его это даже не удивило, он уже ничему не удивлялся. Воды было много, и он, не жалея, лил ее на себя и лил. Растершись полотенцем, Леонид Георгиевич надел новую одежду, свободную и мягкую, и вышел на улицу. Уже темнело.
  
  - Иди в дом, там постелено, - сказала Ратна. - Ложись спать, Леонид, вставать придется рано. И не жди меня, я останусь в бане...
  
  Они вышли еще затемно. Ратна вела его по темному лесу так, будто это было днем, предупреждая о пнях и рытвинах. Он нес корзину, закрытую сверху какой-то тряпицей, и старался идти след в след, чтобы не упасть. Небо еле заметно просветлело, когда они добрались до широкой поляны. Где-то негромко шумел ручей.
  
  - Мы пришли, Леонид. Сейчас разведем костер. Собери валежник.
  
  Пока Леонид Георгиевич собирал дрова, стало еще светлее, и он разглядел какие-то силуэты вокруг центра поляны.
  
  - Что это? - спросил он Ратну.
  
  - Это наши боги. Вон тот черный, мы зовем его Тингейри, бог земли, напротив него белый, его имя Свеген - бог неба. Золотой Алгонак - сил огня, а серебряный Кеноша - воды. Сегодня они станут и твоими. Я сварю травяной отвар, и мы будем ждать восхода...
  
  Леонид Георгиевич принес воды из ручья в маленьком котле, который Ратна поставила на костер. Вода быстро закипела, она сняла с пояса холщовый мешочек, развязала его и высыпала в котел все, что там было.
  
  - Отойди, Леонид, тебе нельзя слышать, как я буду колдовать.
  
  Леонид Георгиевич сидел в сторонке и смотрел на верхушки сосен - они становились все светлее, потом порозовели и наконец вспыхнули красным, будто раскаленное железо.
  
  - Ты не раздумал проходить обряд?
  
  Леонид Георгиевич помотал головой.
  
  - Хорошо. Тебе будет больно, но ты улыбайся. Тебе захочется кричать, но ты молчи. Сними обувь и рубаху и подойди ко мне.
  
  Леонид Георгиевич, босой и по пояс голый, приблизился к Ратне. В руках она сжимала плетку с коротким сыромятным хвостом.
  
  - Иди за мной!
  
  Они вышли на центр поляны, теперь идолы смотрели на них с четырех сторон своими слепыми выпуклыми глазами, в которых отражалось алое зарево восхода. Ратна взмахнула плеткой и со всего размаха стеганула Леонида Георгиевича. Он дернулся от боли - к концу плети была привязана металлическая пластина, рассекшая ему кожу на спине до крови. Леонид Георгиевич сжал зубы и скривил рот в подобии улыбки.
  
  - Бог земли Тингейри! Прими кровь этого человека и дай ему силу и свою защиту... - Ратна вытерла кровь с его спины куском белой ткани и смазала ею губы черного идола.
  
  Потом она размахнулась еще раз, плетка со свистом опустилась на спину.
  
  - Бог неба Свеген! Прими кровь этого человека, дай ему силу и свою защиту.
  
  Ратна стерла кровь со спины Леонида Георгиевича уже другим, чистым обрывком ткани и провела им по губам белого идола. После этого зачерпнула из котла деревянной чашей:
  
  - Выпей это!
  
  Леонид Георгиевич медленно пил обжигающую горьковато-терпкую жидкость, чувствуя, как боль в спине становится все глуше и отдаленнее, будто бы уползает куда-то в лес.
  
  И снова свистнула плетка в руке Ратны:
  
  - Бог огня Алгонак! Прими кровь этого человека, дай ему силу и свою защиту.
  
  Леонид Георгиевич смотрел в налившиеся красным глаза истуканов, обступивших его со всех сторон, и вдруг увидел, как они зашевелились, вытащили ноги, вкопанные по колено в землю, и медленно начали сходиться, протягивая перед собой толстые, грубо изготовленные руки.
  
  - Бог воды Кеноша! Прими кровь этого человека, дай ему силу и свою защиту.
  
  Леонид Георгиевич зажмурился и расхохотался...
  
  Стволы сосен побагровели уже до половины.
  
  Ратна протянула берестяной туесок, наполненный потемневшими табличками.
  
  - Это кости с древними рунами. Выбери себе имя, и оно станет твоим.
  
  Леонид Георгиевич пошарил рукой, взял кость с самого дна и отдал ее колдунье.
  
  - Твое новое имя - Джата! - радостно выкрикнула Ратна, и в это мгновение из-за горизонта всплыло солнце...
  
  * * *
  
  Джата лежал на песке недалеко от моря и загорал. На нем были шорты, сшитые из домотканого холста по его собственному эскизу. Ратна сидела под матерчатым пологом, раздеваться и загорать она наотрез отказалась.
  
  Полоса песчаного пляжа была совсем узкой, зажатой между морем и высоким глинистым обрывом. В том месте, где они сидели, часть обрыва, подточенная волнами, съехала вниз и теперь громоздилась вдоль склона отдельными бастионами, между которыми вилась тропинка к пляжу. Пляж тянулся на десяток километров вдоль побережья, он был совершенно пустынный, к морю из местных никто не ходил.
  
  "Что это за Черная Пустошь, о которой говорил Кукловод?.. Интересно, как бы Ратна выглядела в купальнике?.."
  
  Эти мысли возникли в его голове одновременно и некоторое время сосуществовали равноценно, как две дороги в разных направлениях, до того момента, пока не решишь, которую из них выбрать. Хотелось подумать о Черной Пустоши, но и Ратну в купальнике глупо упускать. Обидно было жертвовать чем-то. А оставлять одно из двух на потом - бессмысленно: или забудешь, или остынет желание.
  
  "Вот если бы мозги были устроены как двухъядерный компьютер, и процесс мышления шел двумя независимыми путями! Может, мне вырастить для этого вторую голову? В принципе, это не сложно", - подумал Джата.
  
  - Ратна, ты любила бы меня с двумя головами?
  
  - А зачем тебе две головы? - удивилась Ратна.
  
  - Я мог бы думать о двух разных вещах одновременно.
  
  - А потом каждая голова снова бы захотела того же, и ты отрастил еще две? Нет уж, оставайся таким, какой есть.
  
  - Ладно, пойду, поплаваю, - ответил Джата.
  
  Но идти до воды, плещущейся от него в нескольких метрах, было лень, и он, не меняя позы, взмыл над песком и полетел к морю. Это было почти как во сне: небольшое усилие воли - и свободный полет.
  
  - Перестань, Джата, люди могут увидеть, - попросила Ратна с интонацией, будто они шли по деревенской улице, а он у всех на виду обнял ее, чтобы поцеловать.
  
  - Хорошо, не буду, - таким же тоном пообещал Джата, вытянул руки перед собой и нырнул в теплую воду почти без всплеска.
  
  Он сразу ушел в глубину. Море было не слишком прозрачным, метров семь-восемь видимости, но ему достаточно. Он искал рыбу на обед, Ратна совсем не ела мяса... Минут через десять он заметил крупную рыбину, килограмма на три, похожую на черноморскую кефаль. Он медленно поплыл к ней, а она так же неторопливо - от него, пока не скрылась за границей видимости. Это была сильная рыба и потому слишком самоуверенная и глупая. Она думала, что достаточно оторваться от Джаты на десяток метров, и это обеспечит ей безопасность, не подозревая, что плавает он гораздо быстрее ее, а не всплывать на поверхность может хоть час. Джата опять подплыл к ней, вот она, у самого дна, прячется в водорослях и считает, что она незаметна. Джата рванул к ней, рыба метнулась было в сторону, но не успела, он поймал ее за голову, пропустил пальцы за жаберные крышки снизу и соединил между собой. Все, теперь дергайся, не дергайся, уже не уйдешь...
  
  Джата вышел из воды и поднял над головой рыбину, показывая ее Ратне. Колдунья все так же сидела в тени накидки и смотрела на горизонт, где виднелись далекие паруса какого-то судна.
  
  Идти по мокрому песку было все равно, что по асфальту, но в сухом ноги проваливались по самые лодыжки. Джата бросил под ноги Ратны рыбину, и та суматошно забилась, тут же облепилась песком и из серебристо-серой стала грязно-желтой, будто завернутой в старую мешковину.
  
  - Вот моя добыча, - гордо сказал Джата. - Могу я рассчитывать на благодарность?
  
  - Если ты говоришь о той благодарности, о которой подумала я, то для нее вовсе не нужна эта рыба, - ответила Ратна и улыбнулась.
  
  - Это очень вкусная рыба, - Джата сел рядом и положил руку ей на плечо. - Мы запечем ее в глине. Нужно только сходить к обрыву и принести комок.
  
  - Ну, так иди, - сказала Ратна и закрыла глаза.
  
  - Уже иду, - он обнял ее и поцеловал.
  
  - У тебя губы соленые и горькие... - прошептала Ратна.
  
  Джата медленно шел по берегу и собирал плавник для костра. Это были обглоданные морем обломки, похожие на древние кости, очень твердые и сухие. Выброшенные зимними штормами, они лежали под самым обрывом, затянутые молодой травой, так что Джате приходилось каждый раз с хрустом выдергивать их из переплетения зелени, будто плавник дал побеги и врос в землю.
  
  Вчера ночью они с Ратной летали над лесом. Сначала поднимались под облака, а потом обрывались вниз и быстро скользили над самыми верхушками деревьев. У Ратны развевались волосы, словно спина ее была охвачена черным пламенем, он летел рядом и любовался ею, удивляясь, как можно было раньше жить и не уметь летать, не видеть в темноте. Он брал ее за руку, и они снова набирали высоту, а внизу было сплошная тьма, ни огонька, ни просвета, и только свист ветра в ушах, и теплые пальцы Ратны в его ладони... А потом они полетели к морю и смотрели, как оно то тут, то там вспыхивает фиолетовыми искрами, и слушали шум прибоя, снижаясь к самым волнам, падающим на берег.
  
  - Тебе нравится этот мир? - спросила тогда Ратна.
  
  - Да, - ответил он.
  
  - Теперь он твой...
  
  Когда он вернулся, Ратна уже выпотрошила рыбу и сполоснула ее в море от крови. Джата вывалил дрова на песок, падая, они бились друг о друга с кегельным стуком.
  
  - Ты вырезала жабры?
  
  - А это нужно?
  
  - Ты не знаешь, что у рыбы вырезают жабры? Да это первое, что нужно сделать!
  
  - Успокойся, я их вырезала, - засмеялась Ратна.
  
  - А лопухов ты нарвала?
  
  - И лопухов я нарвала.
  
  - Ну, тогда у нас сегодня будет замечательный обед...
  
  Джата достал из воды замоченный кусок глины, положил на большой лист лопуха и полюбовался.
  
  - Если бы я был художником, то непременно написал бы картину: глина на лопухе, - сказал он Ратне. - А у вас есть художники?
  
  - Конечно, есть. Только они рисуют королей и принцесс. Кому охота вешать на стену картину с нарисованным куском глины?
  
  - Это вы еще "Черный квадрат" не видели, - усмехнулся Джата.
  
  - Что еще за квадрат?
  
  - Потом расскажу.
  
  Джата обмотал рыбину лопухами и обмазал слоем глины, так что получилась большая коричневая личинка.
  
  - Главное в этом деле - глубина ямы под костром. Слишком мелкая - рыба обуглится, слишком глубокая - не пропечется.
  
  - А ты знаешь, какую яму копать?
  
  - Спрашиваешь! Там, у себя, я был лучшим специалистом в этом деле, - соврал Джата. (Рыбу в глине он запекал впервые в жизни).
  
  Засыпав яму, он притоптал ее и сложил костер. Топора не было, поэтому слишком длинные палки он обламывал о камень, который валялся рядом.
  
  - Ну, вот и все. А теперь - огоньку!
  
  Джата поднес ладонь к кострищу, и плавник вспыхнул одновременно и яростно.
  
  - Что у нас на обед кроме рыбы? - спросил Джата.
  
  - Немного сыра, пара лепешек, зелень и вино.
  
  - Замечательно! Я хочу вина и сыра. Где кружки?
  
  - В корзине. Только доставай аккуратнее, не опрокинь кувшин с вином.
  
  Джата налил вина себе и Ратне, взял обоим по куску сухого и белого, как гипс, сыра и лег на живот лицом к морю.
  
  - Ратна, ты что-нибудь знаешь о Черной Пустоши?
  
  - Это дорога в мир, из которого ты пришел.
  
  - А все, кто здесь живет, они тоже оттуда?
  
  - Нет, Джата. Сначала здесь были только мы, колдуны, и мы ниоткуда не приходили. Мы здесь были всегда. А от нас к вам уходили, да и то случайно, единороги, грифоны, саламандры... Но потом, очень давно, через Черную Пустошь к нам пришел целый народ, у них были свои жрецы, по-моему, они назывались друиды. Народ этот основал несколько городов, а потом появилась Империя... Мы никогда не лезли в их дела и не жили в их городах. Когда Империя развалилась, обвинили почему-то именно жрецов; кто там на самом деле был виноват - я не знаю.
  
  - А где эта Черная Пустошь?
  
  - Она каждый раз в новом месте. Просто так ее не найдешь, Джата. Зачем она тебе, ты хочешь вернуться в свой мир?
  
  - Я останусь здесь, Ратна, и мы всегда будем вдвоем. Почему ты не пьешь вино?
  
  - Мне стало грустно. Может, оттого что ты спрашиваешь, как найти дорогу назад. Скажи, у тебя там были друзья?
  
  - Конечно, были. Но они разъехались - кто в другой город, а кто за границу.
  
  - К кому же ты хочешь вернуться, Джата, если тебя там никто не ждет?
  
  Джата улыбнулся и взял ее за руку. Так что же такое счастье? Наверное, счастье - это любить такую красивую девушку, как Ратна, летать с нею по ночам под облаками и знать, что тебе принадлежит весь этот колдовской мир, называемый Десятиградье.
   - Я не хочу никуда возвращаться. Что мне там делать одному?.. Улыбнись, Ратна, я больше никогда не спрошу тебя о Черной Пустоши... По-моему, нам пора откапывать нашу рыбу!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"