Годов Александр : другие произведения.

Сотканный путь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


Сотканный путь

Глава 1

   - Папа, не надо! Я не хочу! Пожалуйста!
   - На улице тебе будет лучше! А ну не вырывайся, маленький гаденыш!
   - Нет! Мне больно! Отпусти.
   - Башка варит лучше на свежем воздухе. Может, тогда поймешь, что этот дом - мой! И всё здесь - моё!
  
   Он вжался в стену, стараясь не дышать. Градины пота скатываются со лба, жгут кислотой глаза. Сердце учащенно бьется, отдаваясь тяжелыми ударами в кончиках пальцев и в зубах. Спокойно. Надо ждать. Еще немного... Еще чуть-чуть... Зигват прислонил затылок к холодной каменной стене дома и попытался сосредоточиться на небесах. Остывающий шар солнца касается черепичных крыш и тает в них, растекаясь жидким металлом. Редкие облака лениво ползут в ту часть света, где великий бог Обезьяна создал первых каменных истуканов.
   Хватит. Пора.
   Тяжело дыша, Зигват отлепился от стены, ноги сами понесли его вверх по узкой улице. Шаги отдаются гулким эхом по мертвому городу. Не покидает чувство, будто все послушники в округе слышат их. Вот сейчас из черной глазницы окна блеснет острием меч, отсечет шальную голову... Или в спину ударит, точно нож, колдовское заклятье, превращая хребет в месиво из костей и плоти...
   Зигват сжал зубы, пальцы нащупали деревянную рукоять сабли. Так просто он не сдастся. Только не сейчас. Если ему отрубят ноги, он поползёт к врагу, цепляясь руками за камни мостовой. Если отрубят и ноги, и руки, попытается вырвать зубами чужую плоть. Если отрубят ноги, руки и сломают челюсти, он выбьет лбом мозги какому-нибудь нерасторопному послушнику. Не-е-е-ет - так легко его не получат.
   От напряжения живот протестующе заурчал. Где-то впереди раздался подозрительный шорох. Все-таки выдали себя монастырские крысы! Зигват свернул налево, забежал в первый попавшийся дом и, не обращая внимания на пыль и мусор под ногами, пересек некогда роскошный зал. Остановился у широкого окна в форме замочной скважины. Выглянул.
   Стараясь держаться в тени особняков, двое послушников крадутся по улице. Черные капюшоны скрывают лица. Движения выверенные, аккуратные. Голые руки бугрятся рельефными мускулами. За спинами торчат короткие металлические посохи. Кажутся игрушечными. Но на деле хватит одного скользящего удара, чтобы сломать кость, как веточку. Лучше уж животом нарваться на старый добрый клинок.
   "Интересно, кто из этих идиотов выдал себя?" - подумал Зигват, улыбаясь все шире. Сегодняшняя их ошибка подарила ему жизнь.
   Он успел добежать до главной улицы, когда что-то ударило его в бок. Боль раскалёнными угольями обожгла левую часть груди. Перед глазами потемнело. Порезавшись лбом об острый угол камня, Зигват упал, перекатился и тут же вскочил. Пальцы легли на рукоять. Звякнуло вынимаемое из ножен лезвие сабли.
   Напротив него, не скрываясь, стоит послушник. Крутя над головой маленьким вихрем пращу, он сделал два шага вперед.
   - Не надо, - одними губами сказал Зигват.
   Медный запах крови из раны в боку защекотал ноздри...
  

Глава 2

   - Отец, не бей меня!
   - Молчи, собачий сын. И только попробуй украсть из моего дома еще что-нибудь!
   - Но я ничего не трогал!
  
   В сгущающихся сумерках найти нужный дом не так-то просто. Хромая на правую ногу и кряхтя, Зигват до боли стиснул челюсти. Дурак! Из-за своей недальновидности приходится сейчас торчать на улице, медленно истекая кровью. В конце концов, он уже не в первый раз теряется в лабиринтах мертвого города. Хоть бы мелом пометил стену. Или какой-нибудь знак оставил...
   "Нет, послушникам будет проще меня найти. Нельзя давать им ни единого шанса".
   В итоге он выбрал тот дом, где меньше всего пахло затхлостью. И оказался прав. Прежде чем войти в подвал, Зигват постучал костяшками пальцев по деревянной двери, за многие годы ставшей твердой, как камень. Подождал несколько бесконечно долгих мгновений. И спустился.
   Света от десятка почти догоревших свечей достаточно, чтобы разглядеть подвал в деталях. Налай сидит на драном коврике спиной к нему и с чем-то играется. В левом углу сиротливо валяется мешок с одеждой - жалкое тряпье, скопленное за долгие годы. У самой стены лежит меч, чей клинок испорчен давней ржой - сколько ни пытайся, а не сведешь. В местных горах любое оружие требует особо тщательного ухода.
   Зигват почти всегда останавливается у порога, пытаясь запомнить всё: как трепещут огоньки свечей, как свет ложится на спину Налая, как сложены вещи в углу, как... Возможно, завтра уже не удастся попасть домой. Возможно, завтра его тело будет гнить на жарком солнце. Но он запомнит. До мельчайших деталей.
   Почувствовав головокружение, Зигват сел на одну из каменных ступенек, прижал ладонь к раненному боку, губы скривились в гримасе боли. Пальцы все в крови. Надо бы глянуть под робу, но руки словно чужие. Едва хватает сил.
   - Удачно? - Голос сына как у старика. Слабый и скрипучий.
   - Нет.
   Налай обернулся, но лица за плотно надвинутым капюшоном не разглядеть - чернильная клякса. Лишь неестественно ярко блестят глаза. Левый глаз, живой, поглядывает с волнением, а правый, мертвый, окатывает холодом.
   - Боги! Ты же ланен!
   Зигват ухмыльнулся, выдвинул нижнюю челюсть вперед и с вызовом сказал:
   - Всего лишь поцарапали.
   - Надо пеевезать лану.
   Налай всегда плохо говорит из-за выбитых зубов и изуродованной нижней губы.
   - Спорить не буду.
   Позволив сыну снять с себя робу, Зигват закрыл глаза, наслаждаясь тишиной. Сегодня он выжил. Конечно, впереди еще ночь, беспокойный сон, но это всё потом. Сейчас можно позабыть о проблемах.
   - Их было много? - спросил Налай, одной рукой стирая мокрой тряпкой грязь с раненного бока.
   - Охотилось много. Но я убежал. Хотя и столкнулся лицом к лицу с одним.
   - Щипет?
   - Нет.
   Он попытался откинуть капюшон с головы сына, но тот ловко увернулся.
   - Не надо, пап. Не хочу.
   - Здесь мы только вдвоем. Зачем прятать лицо?
   Налай не ответил, лишь пожал плечами.
   - Завтра я найду знаки! - сказал Зигват. - Обещаю. Мы практически у цели.
   - Конечно!
   - Но если не получится, если... ничего не обнаружу, то надо бы сменить дом.
   - Опять? - недовольно спросил Налай.
   - Извини, но так надо.
   "Я. Завтра. Всё. Найду. И точка!"
   Зигват вымученно растянул губы в улыбке. Судьба будет к нему благосклонна!
  

Глава 3

   - Эти стены, этот пол, даже треклятое ведро, куда ты срешь, выродок, принадлежит мне!
   - Хватит! Я всё понял!
   - Ты должен лизать мои сапоги в благодарность! Вне этого дома ты никому не нужен.
  
   От утреннего горячего воздуха дурманит голову. Темное синее небо, проглатывая одну звезду за другой, сменяет цвет на бледно-голубой. Еще колко поблескивает на полудне Клык Баамона, но и он скоро исчезнет - до первых вечерних сумерек. Заброшенный священный город, эта давно истлевшая мумия, греется в первых лучах солнца. Будто желает вспомнить, каково это быть живым, ощущать тепло в себе.
   Зигват обливается потом, едкие соленые градины стекают со лба, оставляя на щеках влажные дорожки. Одежда противно прилипает к телу, язык трётся о шершавое нёбо. Что же будет днём, если уже сейчас так жарит? А у него всего две фляги с собой. Впрочем, хотя бы послушники не сунутся. Пусть сидят в своих каменных скособоченных домах и читают бесконечные глупые мантры.
   Нельзя не замечать красоты города. Пусть он мертв, но былое величие никуда не делось. Оно ощущается в тяжелых царственных зданиях, в блеске мраморных колонн и золотых куполов, в давящих узких улицах, где так легко заблудиться, проживи тут хоть пятьдесят лет. Прежние здешние обитатели давно мертвы, даже их кости тысячу веков назад как превратились в пыль, а город стоит, напрасно ждет, когда люди вернутся.
   Достав из наплечного мешка свернутый кусок кожи, Зигват расправил его, всмотрелся в наспех нарисованную им карту. Хм... Этот район он еще не исследовал. Возможно, здесь отыщутся недостающие символы. Подленький внутренний голосок заметил: он зря старается, надо идти в замок, отыскать покои Бронзовой Царицы и...
   "Нет. Там ничего нет. И туда я не пойду. Никогда".
   Словно в ответ болью отозвалась рана в левом боку.
   У стены первого же дома Зигват остановился, разглядывая сложный витиеватый знак, похожий на рыбу с собачьей мордой. Поскреб ногтем по мраморным изгибам символа. Нет, не то. Обманка. Зигват в который раз подивился странной хитрости древних мастеров: оставить библиотеку заклятий на стенах всего города. Огромный учебник, растянувшийся на тысячу стадий. Нужно лишь найти знаки, сложить общую картину - и колдуй сколько влезет.
  

Глава 4

   - Забейся-забейся, выродок. В самый темный угол. Чтобы мои глаза не видели такого жалкого и ненужного ублюдка, вечно витающего в облаках. Если бы не мать, давно бы выгнал тебя из своего дома.
  
   Огонек свечи слабо трепещет, едва разгоняя тьму нового подвала. Зигват уже был здесь днем и проверил каждый угол, но все равно не покидает ощущение, будто кто-то следит за ним во мраке.
   - Здесь и будем жить, - сказал он как можно беспечнее.
   Налай скинул свою сумку, ловкие пальчики левой руки быстро развязали простой узел. Показалась голова обезьянки лаш. Широко зевнув, милая круглая тварь прыгнула на каменные плиты и, не обращая ни на кого внимания, принялась тараторить:
   - Аузян есть. Аузян бегать в темнеть. Аузян печалится!
   Сын сказал:
   - Её надо поколмить.
   Зигват пожал плечами:
   - Сначала поедим сами. А потому уже накормлю эту волосатую уродину.
   Обезьянка размером с кулак, но неприятностей от неё как от здорового мужика. То попытается убежать из подвала, то схватит свечи и подожжет деревянную лестницу... Если бы Налай так сильно не привязался к милой гадине, то Зигват давно бы скрутил её маленькую голову. Тем более повод всегда находился...
   - Пап.
   - Что, милый?
   - А плавда Блонзовая цалица плавила этим голодом? - спросил сын.
   - Правда.
   - А кто она?
   Зигват достал из сумки несколько кусков вяленого мяса, давно зачерствевший хлеб и мешочек с изюмом. Брови сошлись на переносице. Проклятье! Запасов еды хватит от силы на пять дней. И то надо жестко экономить. В местных горах животные не водятся, даже птицы облетают стороной мертвый город.
   "Завтра я найду недостающий знак. И всё закончится".
   - А кто она? - повторил вопрос Налай.
   - Богиня, - ответил Зигват.
   Он протянул руку, чтобы снять капюшон с головы сына, но тот опять увернулся, сел перед разговаривающей обезьянкой лаш. Мерзкая макака изрыгает малосвязанные между собой слова с такой быстротой, словно намеренно злит Зигвата.
   - Папа, ласкажи о Блонзовой Цалице!
   - В следующий раз.
   - Ну, пожалуйста!
   - Хорошо, - легко согласился Зигват. - Но при одном условии: ты снимешь капюшон.
   - Не-е-ет...
   - Тогда буду молчать как рыба.
   Сын покорно выполнил просьбу. Его лицо напоминает сырое тесто - рыхлое, исковерканное белыми шрамами. Красная лысина будто открытая плоть. Нижней губы нет. Взгляд глубоко запавших под тяжелыми надбровными дугами глаз пронизывает до глубины души. Это взгляд старика - не двенадцатилетнего мальчика.
   - Скоро всё изменится, - пообещал Зигват. - Ты мне веришь?
   Налай кивнул.
   - Ты обещал, - заметил он.
   - Конечно. Слушай внимательно. Некогда люди жили лишь в этом городе в горах. Боги, выполняя заветы создателя всего сущего, Великого Баамона, боролись с чудовищами, что заполонили весь мир. О, это были темные времена, Налай.
   - А как выглядели эти монстлы?
   - Некоторые терлись мерзкими рожами о сами небеса, - сказал Зигват. - И напоминали сразу и ящериц, и львов, и летучих мышей. Другие же едва достигали коленей человека, однако их яд мог убить миллионы! У кого-то были лапы, у кого-то - руки и ноги, оканчивающиеся острыми когтями.
   Обезьянка лаш попыталась было раскрыть рот, но Налай вовремя сунул ей кусочек изюма.
   - Правила единственный городом людей богиня Жаатра, - продолжил историю Зигват, садясь поудобнее у стены. - Или как мы её сейчас называем - Бронзовая Царица. Никто из свиты или из смердов не видел её настоящего лица, ибо она всегда носила маску. А тело скрывали бронзовые доспехи. Великий Баамон создал Жаатру для управления людьми, лишил части божественности, дабы она могла понимать проблемы своей свиты.
   Завороженно слушая, Налай извлек из глубокого кармана рубахи четки, протянул отцу. Тот благодарно взял их, теплые деревянные шарики заскользили между большим и указательным пальцами.
   - Верховный бог строго наказал Бронзовой Царице: её истинное лицо не должны увидеть больше двух человек, иначе она погибнет. Долгих десять лет Жаатра правила городом. За это время никто не умер от клыков и когтей чудовищ, никто не голодал и не знал нужды. Но из-за частицы человеческого Бронзовая Царица влюбилась в своего слугу и разделила с ним постель.
   Зигват умолк на мгновение, отпил из фляги солоноватой воды.
   - Прошло два года. Поддавшись гордыне, слуга захотел стать царем, но не мог уговорить богиню. Знать, само собой, пронюхала о тайной связи, задурманила мозги бедняге сладкими речами. Мол, пусть он отопрет двери царской спальни, знать как бы случайно застукает его и Жаатру в одной постели. После чего слуга взойдет на престол. Так и было сделано...
   Давая сыну обдумать услышанное, Зигват принялся зажигать свечи. Сейчас ему меньше всего хотелось сидеть в сумраке.
   - А чем закончилась эта истолия? - спросил Налай.
   - Когда знать ворвалась в покои царицы, богиня превратилась в камень. А слугу позже казнили. Теперь статуя Жаатры стоит в центральном зале замка. И горе тому, кто приблизится к ней ближе чем на пять шагов.
   Сын тяжело опустил голову.
   - Папа, мы пойдем в замок?
   - Конечно, нет. Недостающие знаки находятся в городе, я уверен. Не волнуйся.
   - А если потлебуется? - не унимается Налай. - Там же огломнейшая стена! Как мы через неё пелелезем?
   Словно в подтверждение своих слов он вытянул вперед обрубок правой руки. Зигват замялся, тяжелый ком застрял в горле.
   - Древние мастера оставили все необходимые символы в городе. Иначе бы послушники не понастроили своих храмов и казарм рядом с ним. Понимаешь? К тому же замок проклят, и ни один человек в здравом уме туда не сунется.
   - Даже самые великие маги?
   - Даже они, - подтвердил Зигват.
   - Па-а-ап...
   - Налай, давай ложиться. Завтра рано вставать.
   - А почему тогда люди блосили голод?
   - Потому что после уничтожения всех чудовищ Великий Баамон прогневался за гибель своей дочери. И страшно покарал жителей. Уже спустя долгое время сюда пришли послушники и создали свою школу. Всё, хватит на сегодня разговоров. Утомился что-то я.
   Пока никто не видел, обезьянка лаш нагадила на спальное место Зигвата.
  

Глава 5

   - Посмотри на себя: руки, как цыплячьи ножки, горб растет, даже мордой похож на свинью! Ничего тебе в жизни не добиться, понял? Будешь по чужим углам маяться, а своего дома не заимеешь. Попомни мои слова: вернешься ведь обратно. Вот только не пущу я тебя. Здесь всё - моё!
   - Не подходи! Мне наплевать!
   - В мать пошел: такая же была непутевой. Ты шлюхин сын!
  
   Раскаленный шар солнца застыл всевидящим оком над городом. От удушливой жары кружится голова, трескаются губы и сохнет глотка, будто дышишь огнем. В тенях молчаливых домов не спрятаться, не почувствовать облегчение. А потому продолжаешь бездумно идти вперед - без мыслей, без желаний. Гонят инстинкты.
   Изредка приходя в сознание, Зигват вспоминает: надо добраться до неизведанных районов, надо отыскать недостающий магический знак, надо перерисовать на карту улицы, сохранить в памяти. Надо, надо... Жара сводит с ума, пронзает иглами виски. И сколько ни пей - легче не становится.
   Город высосал краски, оставив лишь красный и черный цвета. Алые стены домов с тьмой пустых окон. Черепичные крыши словно переливаются густо намазанной кровью. Красные небеса с далекими чернильными, как грех, тучами вот-вот готовы низвергнуться стонами и криками давно умерших. Мертвец-город просыпается, мечтая выпить души живых.
   Пытаясь сосредоточиться, Зигват заставил себя подумать о своей цели: найти недостающие знаки. Символы, что помогут создать новую реальность. Вот, например, у художника есть рисунок человека. Любой кто посмотрит на этот рисунок скажет: это изображен человек. Но если взглянуть через увеличительное стекло, то рисунок распадётся на черные карандашные точки и беспорядочные линии. Потеряет прежний смысл. Творение художника воспринимается только как единое целое.
   Так работает магия. Теория верна в целом. И никак иначе. Но если из нашего рисунка человека взять нужное изображение руки? Да, часть смысла потеряется. Но рука останется. Так ведь и от общей теории магии можно отщепить нужный кусочек, которого хватит для своей цели - создать собственный, идеальный дом. Никто так не делал раньше, однако можно попытаться!
   Надо лишь найти символы-ключи, разбросанные по всему городу.
   Чтобы уйти из жестокой обыденной реальности туда, где будет хорошо. Где не будет жестокости, боли, голода и... и смерти.
   Зигват остановился, пытаясь совладать с мыслями. Ему мешают послушники. Им наплевать на его страдающего сына. Главное - уничтожить тех, кто посмел вторгнуться в священный город. Они считают, случится катастрофа, боги сойдут с небес, а великий Баамон проглотит мир, если иссушенный горем отец и его изуродованный мальчик разберутся в библиотеке заклятий и уйдут в другую реальность.
   Эти глупцы напоминают безумных портных: они шьют одежду разных форм, придерживаются придуманными им же правил. Но зачем они шьют? Для чего? Это их не интересует. Они колдуют, создают неизвестные структуры. А он, Зигват, кажется всё понял! Сумел разобраться в отличие от послушников и их предводителей. И потому воспользуется знаниями для благой цели, а не ради эфемерных истин.
   В новом, созданном с нуля доме его сын вылечится!
   Зигват не заметил, как попал в ловушку. Что-то зашипело за его спиной, он инстинктивно повернулся, искрящаяся лента света вылезла из щелей мраморных плит и ударила по голове. Боль резанула по губам и щекам, словно в лицо брызнули раскаленным железом. Колени дрогнули. Зигват, хватая руками воздух, упал.
   Последнее воспоминание перед беспамятством: пучок овеществленной энергии огромной каплей полетел с ближайшей крыши и врезался стальным тараном в грудь.
  

Глава 6

   - Ты жалок. Может ли у меня быть такой сын? - Голос отца не изменился за годы разлуки - надменный, грубый и хриплый. - Твое лицо похоже на козлиную жопу. Даже борода не растет - так, мелкая поросль.
   Зигват сильнее зажмурил глаза. Ногти сами собой впились в ладони. Причиняя боль. Заставляя на миг забыть о происходящем.
   - Ленивая тварь! Просыпайся! Хватит отлеживать бока. Поговори наконец со мной.
   - Не хочу. Уйди.
   - Повторяю: открой глаза. Или я выдавлю их.
   Зигват распахнул веки. Привычное место. Давно покинутый дом... Нет, не дом - временное жилище, в котором пришлось провести все детство и часть юности. Комнатка совсем крохотная - едва вместятся три человека. Глиняные стены испачканы грязью, кровью и чем-то еще едким. На потолке красуются мокрые пятна. С них то и дело капает на земляной пол.
   Козлы в хлеву живут лучше.
   В дальнем правом углу стоит криво сколоченная деревянная кровать. Возле окна, держа руки крест накрест, возвышается отец. Глубокие, как ущелья, морщины изрезают лицо; пустые, точно стеклянные, глаза не отрываются от Зигвата. Губы растянуты в широкой улыбке.
   - Ты вернулся! Я всегда знал.
   - Я скоро уйду.
   - Да ну?
   Зигват приподнялся на локтях, в желудке разлился неприятный холодок страха. Его руки и ноги слишком малы для взрослого. Кисти рук тонкие, кажется, чуть надави на них - и, хрустнув, сломаются.
   - Что ты сделал?
   - Ничего, сынок. Просто ты еще не дорос до больших дел.
   - Неправда!
   Старик скрипуче засмеялся, отлепился от стены и направился к Зигвату. В ноздри ударил смрад давно немытого тела.
   - До конца дней своих будешь жить со мной! Но всё, что есть в этой комнатенке, принадлежит мне! Мне! Здесь нет ничего твоего.
   - Я найду себе свой дом.
   - Скорее свиньи закукарекают, а обезьяны превратятся в людей, сын.
   Зигват воскликнул с жаром:
   - Ты мне никто!
   Старик влепил пощечину. Голова мальчика качнулась назад. Щеку обожгло. От унижения на глазах выступили предательские слезы, комнатушка потеряла привычные очертания, поплыла.
   - Не забывай с кем разговариваешь, щенок!
   - Я убегу, убегу!
   - Валяй, глупец. Умом не отличаешься от своей шлюхи-матери. Считаешь, кто-нибудь приютит тебя, накормит и напоит... Никому ты не нужен! Даже мне. Ты живешь у меня как котенок. И если нагадишь - получишь пинок под зад и отправишься на улицу! Здесь всё моё! Я здесь царь и бог!
   Больше не в силах сдерживать себя Зигват резко вскочил. С закрытыми глазами бросился вперед. Врезал, насколько позволяют детские силы, кулачками в липкий от пота живот отца. Изматывающие удары отдаются слабой болью в суставах и костях. "Получай, получай, получай!"
   - Ты всего лишь нищий сумасшедший старик! Человек, наплевавший и на меня, и на мать! Не нужен мне твой дом! Ничего не нужно. Я сделаю всё сам.
   В ответ - пугающая тишина. Зигват огляделся.
   Солнце вдруг ударило в глаза, пришлось зажмуриться. Ноздри затрепетали от сладких запахов персиков и кипарисов. Заголосили цикады. Влажный, покрытый плесенью потолок сменился бескрайним, почти прозрачным, небом. И далеко-далеко у одинокого облачного барашка завис ястреб. Лицо слабо обдало горячим ветром. Взгляд упал на раскрытые ладони. Хвала Баамону! Снова стал взрослым!
   Вокруг Зигвата красуются листвой и спелыми плодами невысокие фруктовые деревья. Их так много, и оттого кажется, будто ни городов с их узкими улицами и вонючими жителями, ни морей, ни каменных дорог больше не существует. Весь мир - бескрайние зеленые сады.
   - Ты действительно любишь меня?
   Зигват остолбенел, миллионы мурашек пробежали по спине, а сердце на мгновение остановилось. Этот голос, раздавшийся за спиной, принадлежит...
   - Яла?
   Он обернулся.
   Широко улыбаясь и держась одной рукой за ветку персикового дерева, она стоит в двух шагах от него. Длинные черные, как крыло ворона, волосы заплетены в сложную тяжелую косу. Загорелая оливковая кожа лоснится на жарком солнце. На щеках - милые сердцу ямочки. Взгляд зеленых глаз пронзает до глубины души.
   - Ты действительно любишь меня? - повторила она.
   Непослушным языком Зигват с трудом выдавил из себя:
   - Люблю...
   - И ты построишь для нас дом?
   - Да.
   - И у нас будет ребенок - красивый мальчик?
   - Да.
   - А ты поцелуешь меня?
   Передвигая непослушные ноги, он дошел до неё, положил руки ей на плечи. Пальцы заскользили по складкам холщового платья. Потом, не выдержав, Зигват прижал Ялу к себе не в силах поверить - перед ним стоит не морок, а настоящий живой человек. А в её реальности он не сомневается. Вот бьется жилка на её шее. Вот ветерок играет с выбившейся прядью волос. Вот золотится в ухе сережка - подарок, доставшийся с таким трудом.
   - Осторожнее, любимый, - укоризненно сказала Яла. - Ты задавишь нашего сына.
   Вздрогнув, Зигват отпустил её, отошел на шаг. Тишину нарушил крик младенца.
   - Как мы его назовем?
   - Я... Я...
   - Мне нравится имя Нагитас... Хотя с другой стороны как-то слишком вычурно...
   Пожав плечами, Яла принялась качать на руках маленький пищащий комочек.
   - А Налай? Тебе нравится, любимый?
   - Да, хорошее имя.
   - Тогда твоего сына будут звать Налаем! Посмотри какой хорошенький! Такой же красивый как ты. Совсем нет ничего от меня.
   - Яла, ты...
   Он запнулся.
   - Любимый, пошли домой.
   - Куда? Мы же в саду.
   Солнце померкло. В один миг за рядами фруктовых деревьев выросла кособокая лачуга. На плохо обтесанных бревнах чернеет грязь, крыша, сделанная из ветвей, дрожит даже от слабого ветра и будто вот-вот готова провалиться. За маленькими пустыми окошками прячется чернильная тьма.
   - Будет у нас дом и получше, - сказала Яла. - Но пока хватит и такого. К тому же мы далеко от города и никто нас не побеспокоит, любимый. Выкрутимся.
   Она направилась к лачуге.
   - Постой! - закричал Зигват. - Не надо! Не иди туда.
   - Почему? Ведь этот дом построил ты.
   Он попытался сделать шаг к ней, но ноги не слушаются, напоминают тяжелые мраморные колонны.
   - Нет! Прошу! Яла! Остановись.
   Зигват рвет горло, умоляет, зовет, плачет. Тяжелая горькая боль разрастается в груди, рвет когтями душу до крови, до самой пульсирующей мякоти. Пальцы цепляются за траву, оставляют следы на земле. Сломанные ногти кровоточат. И будто кто-то стоит за спиной и держит, не отпускает.
   - Смотри, - раздался шепот отца. - Ты ведь знаешь конец. Но ничего не сделаешь. Ты жалкая пародия на человека. Гниль.
   Яла вошла в лачугу. Раскаленный шар солнца ускорил бег, насадил себя не верхушки деревьев - ни дать ни взять голова на пике. И вот вечерний сумрак сменился густой тьмой. Звезды одна за другой выступили на ночном небе. Умолк стрекот цикад. Лишь где-то далеко печально завыл волк.
   - Нет! Дай встать! Пожалуйста!
   Из окон лачуги появились языки пламени, принялись охотно лизать сухие бревна. Мгновение - и огонь перекинулся на крышу. Яла с ребенком не издают ни звука, - их усыпила густая гарь... Помощи ждать неоткуда. До ближайшей деревни не меньше трех стадий.
   Наконец, невидимые оковы упали, Зигват ощутил себя свободным и рванул к дому. В лицо пахнуло опаляющим жаром. Глаза заслезились, резкий кашель из-за дыма болью отозвался в груди. Горящая дверь, скрипнув, свалилась под ноги. Внутри дома невидно не зги, от хищного пламени пузырится волдырями кожа, разрывает легкие.
   Закрывая глаза тыльной стороной ладони, Зигват направился вперед. Нет времени обращать внимание на пылающую одежду. Наплевать на то, что руки покрываются чудовищными рисунками ожогов. Шаг. И еще один. Сквозь черную мглу. Сквозь время и податливое, как глина, пространство.
   Где-то слева раздался захлебывающийся крик младенца. Зигват схватил пылающий сверток и побежал обратно. Перед тем, как вырваться в спасительную ночную прохладу, он обернулся. Надеясь взглянуть в последний раз на Ялу. Но никого не увидел.
   Положив младенца на траву, он едва не вскрикнул от ужаса. Кожа на лице Налая висит лохмотьями. Тщедушное тельце уродуют сотни волдырей - большие и маленькие, белесые и кровавые. Правая ручка страшно почернела.
   - Посмотри, что ты сделал с сыном, - заметил отец.
   Он стоит в двух шагах от Зигвата, растягивая синие губы в ехидной улыбке. Вместо глаз - черные провалы. Щеки ввалились. Морщины стали еще глубже.
   - Ты ни на что не способен. Добей Налая! Пусть он не мучается!
   - Уйди!
   - Лучше бы не покидал родной город. Жил бы на улице бродягой, питался бы гнильем... Этого ты достоин!
   - Тебя нет, - прошептал Зигват. - Тебя нет...
   - Отдай мне Налая. Я воспитаю из него нормального человека.
   - Не подходи!
   - Или что? Мой непутевый сын ударит родного отца?
   - Ты давно сдох! И надеюсь, твое тело не сожгли, а отдали на корм псам!
   Старик засмеялся - тяжело, хрипло. Зловеще заблестели его зубы в свете звезд. Прямо на глазах отвалилась нижняя челюсть, оголяя бездонную глотку. С хрустом отделились худые руки, повисли на нескольких ниточках кожи. Порвав хлипкую одежду, раскрылись ребра. В ноздри ударили отвратительные волны смрада.
   Всего за несколько мгновений старик превратился в горку плоти.
   Зигват схватил сына, прижал к груди и побежал вперед. А вслед ему раздался каркающий смех. Фруктовые деревья сбросили зеленые листья и теперь искореженными пальцами-ветками пытаются ухватить за полы плаща, остановить. Трава под ногами сменилась чавкающей грязью. А где-то впереди загорелись огоньки города.
   Миг абсолютного безумия, опустошающего горя -- и вот два мага переговариваются друг с другом, достают из пустоты склянки. Тело одного из них покрыто сияющими синими татуировками. Второй делает сложные пассы руками, что-то неразборчиво бормочет. На длинном металлическом столе лежит младенец. И неизвестно - жив ли он? Ручки и ножки не двигаются, из глотки не вырывается ни звука.
   - Спасите сына! - в который раз попросил Зигват. - Я всё отдам.
   В его протянутой ладони заблестели две жалкие золотые монеты. Маги даже не обернулись. Невесть откуда появившаяся из мрака седая старуха сгребла деньги и сказала:
   - Мы сделаем всё возможное.
   Зигват стоит в оцепенении, страшась вздохнуть и пошевелиться. Тьма вокруг него рассеивается. Уже, если приглядеться, можно заметить хлипкие глиняные стены, тут и там развешанные украшения - четки, деревянные куклы, бусы... Возле ног ползают склизкие толстые змеи, будто только-только полакомившиеся свежей плотью. Из глубин подсознания всплыла мысль: священных рептилий трогать нельзя. Стоит наступить на одну из них и... Нет, лучше не думать об этом.
   Маги колдуют, изо рта одного из них вылетают синие искорки. Младенец, лежащий на каменном столе, вздрогнул. Невыносимый крик вырвался из его груди. Да такой сильный - заложило уши. Ожоги прямо на глазах исчезают, сменяются белыми и алыми шрамами. Однако мертвая чернота на правой руке не проходит, наоборот - становится всё более устрашающей.
   - Отвернись, - сказала старуха, растягивая губы в зловещей улыбке.
   - Я должен видеть сына! - возразил Зигват.
   - Ты мешаешь им. Мы смогли вернуть зрение на один глаз. Но предстоит еще много работы.
   Бронзовые четки на её руках противно звенят, не дают сосредоточиться.
   - Я не могу...
   - Но ведь это ты попросил помощи, жалкий глупец! Не перечь, иначе поплатишься.
   Зигват сжал челюсти и отвернулся. В лицо вдруг дохнул горячий ветер, обжег губы, иссушил предательские слезы. Коморка чародеев сменилась узкой улицей - хотя бы мерзких змей тут нет! Зигват заставляет себя стоять на месте, не дает волю эмоциям. Пытаясь успокоиться, нервно чешет левый локоть. "Я должен вернуться. А что если маги что-нибудь сделают с Налаем?"
   Старуха возникла рядом с ним. Длинные седые волосы развеваются на ветру. В руках - маленький сверток.
   - Я принесла хорошие и плохие новости, - сказала она.
   Не говоря ни слова, Зигват резко выхватил сына, прижал к себе, страшась поднять ткать и взглянуть в маленькое личико.
   - Он будет жить, - заявила карга. - Но навсегда останется уродом. Магам пришлось ампутировать руку...
   - Мне не нужны полумеры.
   - А тебя никто и не спрашивает, человек. Мы сделали всё, что смогли. Благодари Великого Баамона. Приди ты на день позже, то...
   Она умолкла.
   Зигват развернул сверток. На него уставились серьезные глазюхи - карий, видящий, и белый, слепой. Лицо смахивает на застывшее тесто. От одного взгляда на него сердце пронзило болью. Несправедливо! Только всё стало налаживаться! Дом не должен был сгореть! А Яла... Бедная милая Яла! Любовь всей жизни, единственная драгоценность...
   И тут новой звездой вспыхнула мысль: спасение в магии. Если ей удалось вытащить из лап смерти Налая, практически залечила большую часть его ран, то она, возможно, поможет создать Дом. Место, где не будет ни боли, ни страданий. Где всегда тепло, где на столе всегда есть еда. Дом окончательно вернет сыну здоровый облик и руку. И можно будет не бояться огня, холода, дождей и набегов диких кочевников. Конечно, эта мысль кажется немного безумной, но терять все равно нечего!
   Не попрощавшись со старухой и прижимая сына к себе, Зигват шагнул во тьму.
   ...И был долог его путь. Знания собирались по крупицам. Будь у него звонкие золотые монеты всё бы упростилось. Не пришлось бы ночевать под стенами храмов и питаться помоями. Не пришлось бы красть глиняные скрижали из священных соборов. Не пришлось бы гнуть спину. Но он был беден. И заработанное тратил в основном на сына.
   ...Дорога вела по большим и малым городам. Уводила даже в чужие страны - туда, где мертвецов хоронили в высоких башнях. Встречались на пути добрые и злые люди. И нигде не было покоя, внутренний долг перед сыном и мертвой женой гнал вперед.
   ...Многое постигая и додумывая за древних мудрецов, Зигват понял: их путь закончится в горах Юшмадр - в заброшенном городе Миттурате. Там он достигнет цели.
   ...Незаметно рос Налай. Казалось, еще вчера он не мог ходить, его приходилось таскать в наспех сшитой холщовой сумке, а сегодня носится быстрее тигра. Конечно, ранняя трагедия отразилась на нем не только внешне, но и внутренне. Налай научился разговаривать лишь в шесть лет, не улавливал многих очевидных вещей. Когда удавалось остановиться на некоторое время в каком-нибудь городе или деревеньке, мальчишка сторонился сверстников, ощущая их ненавистные взгляды на спине. Калека. Урод.
   ...Громада гор заслонила собой весь мир. Каменные пики протыкают небо. Единственная вытоптанная дорога ведет по выжженной траве, поднимается к двум гигантским валунам, на гладких поверхностях которых намалеваны белой краской глаза и раззявленные рты, и теряется в горных перевалах. Пахнет гарью. Трещат цикады.
   - Папа, я не хочу туда, - сказал Налай, поправляя сумку с обезьянкой.
   - У нас нет выбора.
   - Почему? Почему мы не можем жить как все? Постлоим дом и...
   - Нет, - перебил Зигват. Перед внутренним взором возникла горящая хижина. - Мы практически у цели.
   Сын пожал плечами и первым пошел по тропе.
   Зигват было последовал за ним, когда что-то изменилось в окружающем пространстве. Воздух задрожал, подёрнулся дымкой. "Нет! Постойте! Не сейчас!"
   Он не понял, как оказался с Налаем у входа в заброшенный город. Отсюда, с каменного возвышения, всё прекрасно видно. На левой стороне раскинулись хлипкие постройки магов - глиняные лачуги, хлева, скособоченные склады. На небольшой песчаной арене под руководством учителей в белых тогах тренируются мальчишки. На правой же стороне зловеще стоит мертвый город. Кирпичные дома смотрят на путников черными провалами окон. Страшно блестят золотые купола.
   Отсутствие людей на улицах давит на нервы. За магической школой и за городом возвышаются циклопическая базальтовая стена и не менее циклопический замок - дворец Бронзовой Царицы. И всё это в окружении молчаливых каменных гор.
   - Плата за вход.
   Перед Зигватом и Налаем возник древний старик в поношенном сером хитоне, протянул раскрытую ладонь. Его загорелая оливковая кожа лоснится на солнце.
   - Плата за вход, - требовательно повторил дряхлый доходяга.
   Кивнув, Зигват коснулся костяной рукояти ножа. И всё застыло: старик, от ужаса расширивший глаза, замер, как изваяние. Налай обмер - глаза остекленели, крик так и не вырвался из широко распахнутого рта.
   - Не надо, - раздалось за спиной. - Не сейчас.
   Обернувшись, Зигват вздрогнул. Перед ним стоит Яла - живая и невредимая.
   - Уходи, не мучай меня.
   - Слушай внимательно: недостающие символы, что ты ищешь, находятся в черном замке. Отправляйся как можно скорее. Времени мало.
   - Я не понимаю о чем ты...
   Яла печально улыбнулась, в глазах застыли слезы.
   - Я люблю тебя, - сказала она. - Мне не хватает тебя и Налая.
   - Я... я...
   Как назло все слова выветрились из головы.
   - Очнись, Зигват.
  

Глава 7

   - Ты ведь никогда меня не бросишь?
   - Никогда, любимая.
   - Правда-правда?
   - Правда-правда. Я всегда буду с тобой.
  
   Проснулся резко, как от толчка. Живот тут же скрутило, челюсти нестерпимо обожгло. Хрипя, Зигват попробовал сесть, но в рёбрах что-то хрустнуло, пришлось лечь обратно. Где он? Что происходит? В голове всё путается, мысли разбегаются, точно перепуганные попугаи. Стреляет в висках. Взяв всю волю в кулак, Зигват все-таки смог подняться.
   Одежда вся в подпалинах, на правой руке от указательного пальца до локтя тянется нить кровавых волдырей, кожа на груди обуглилась, даже малейшие движение отзывается резью в нижней челюсти. Зигват сплюнул. В трех шагах от него чернеют щели на каменных плитах - там, откуда появились энергетические ленты.
   Похоже, маги устроили ловушку. А он, дурак, совсем забыл об осторожности и так глупо попался. Хорошо хоть не убило. Могло ведь и на части разрезать. Собирали бы его сейчас по кусочкам...
   Постойте-ка.
   А где колдуны?
   Вроде никого вокруг. Или прячутся? Но зачем? "Рассчитывают, что я сейчас раненный поплетусь домой и выведу на сына? Нелогично. Проще меня было скрутить, пока валялся кулём, а уже потом, когда очнусь, вытрясти все сведения". Наверное, наткнулся на старую ловушку. Хотя район-то незнакомый.
   Зигват поплелся домой. Когда спускался в подвал, в колене вдруг стрельнуло, тело повело в сторону и он зубами посчитал ступеньки, а под конец ударился затылком о старую бочку - из глаз брызнули искры.
   - Папа! Папа! - испуганно закричал Налай.
   Сын кинулся к нему.
   - Со мной... всё... в порядке. Просто подвернулся.
   - Твои губы!
   - Неудачный денек - вот и всё.
   Зигват попытался улыбнуться, но не получилось.
   - Аузян хочет есть! Аузян болит пузо!
   Мимо прошмыгнула обезьянка лаш.
   - Эта тварь еще жива? - недовольно пробурчал Зигват.
   Достав остатки мазей, Налай склонился над отцом и быстрыми и уверенными движениями принялся втирать вонючую белую кашицу на обожжённые места.
   - Болит?
   - Потерплю.
   Кряхтя, Зигват прислонился о стену. Холод камня приятно остудил голову.
   - Надо закрыть подвал, Налай.
   - Сейчас сделаю, папа.
   - С лицом со всем плохо?
   - Нижняя губа сильно подпалена. Не понимаю, как ты вообще лазговаливаешь.
   Зигват хмыкнул, поежился от боли.
   - А ты не видел магов, когда возвлащался? - спросил Налай.
   В животе разлился холод.
   - Что? О чем ты?
   Мальчик затушевался, попытался было встать, но Зигват вцепился ему в локоть.
   - Говори. Ну!
   - Маги, похоже, плоходили нашу улицу. Они очень шумели. Я сплятался в углу, заткнул лот тляпицей Аузяну и не шевелился, как ты говолил.
   "Ловушка! Они же меня специально загнали в подвал!"
   Слишком сложная западня. И бессмысленная. Просто совпадения. Ловушка и сегодняшних обход никак не связаны.
   - Аузян хочет есть! Аузян живот болит!
   Спустя некоторое время, когда нестерпимое жжение в нижней челюсти и в ребрах утихло, Зигват заглянул в мешок с припасами. Всего лишь два кусочка вяленого мяса. Едва хватит на завтра, даже если совсем растягивать. А без пищи делать в городе нечего. И неоткуда её достать. Опять же: с водой проблемы. Во фляге уже булькает на дне.
   Ничего не остается, как сегодня же отправиться к черному замку. Яла говорила, что именно там можно найти недостающий символ.
   "Нет. Это всего лишь сон, дурак! Безумный бред".
   Но выхода нет. Только во дворец Бронзовой Царицы.
   "Сдайся магам. И отдай сына. Ни к чему его морить голодом. Ты хоть представляешь, на какое безумие себя обрекаешь? Перемахнуть через гигантскую стену, что практически подпирает небо. Серьезно? Да и замок не маленький. Не дури! Зажарь мерзкую обезьяну, накорми сына. А завтра отведи к магам. Ты проиграл".
   Зигват тяжело вздохнул. Из него словно разом высосали все силы. Руки и ноги отяжели.
   "Я не могу сдаться".
   От этой мысли ему не стало лучше.
  

Глава 8

   - Когда-нибудь у нас будет дом получше, любимая.
   - А мне и этот вполне нравится.
   - Ну, не знаю... Вряд ли мы проживем в нем больше двух лет. В округе мало подходящей глины. Пришлось много чего выдумать, чтобы сделать так, как хотел. И результатом я недоволен.
   - Ты все равно молодец. Самый лучший у меня. И когда-нибудь построишь настоящий дворец! А пока сойдет и хижина.
  
   Рядом с огромнейшей базальтовой стеной они кажутся жалкими муравьями. Та словно сливается с небом и не разглядеть, где граница между ними. Живи в горах птицы, и у них бы не получилось одолеть эту преграду. Рассматривая многочисленные выступы на стене, Зигват вытер вспотевшие пальцы о рубаху. Сколько займет подъем? Надо уложиться в день.
   - Папа, посмотли какие стлашные чудовища! - воскликнул Налай.
   - Я уже тысячу раз их видел, малыш.
   - А они не опасны?
   - Нет. Они давным-давно умерли. Еще при первых людях.
   В прозрачной стене, как осы, попавшие в янтарь, навечно застыли монстры. Человекоподобные твари с массивными руками, оканчивающиеся длинными ороговевшими когтями. Ящеры с кожистыми крыльями размером с маленький дом. Бесформенные существа, на телах которых тут и там виднеются присоски-рты и белесые глаза. Тысячи уродцев, при одном взгляде на которых кровь стынет в жилах. Тот, кто навсегда заточил их в стену, сделал одолжение человечеству.
   - А они точно не смогут вылваться? - спросил Налай.
   - Не переживай. Если что я спасу тебя. У нас же есть меч, забыл?
   Зигват вытащил из заплечной сумки веревку, принялся обматывать туловище сына - так, как давно учил один мастер-каменщик. Узлы выдержат даже сильную нагрузку.
   - Послушай меня внимательно, Налай. Когда полезем наверх, не смотри вниз. И ничего не бойся. У нас все получится, поверь. Можешь ни за что не цепляться, мне хватит сил вытянуть тебя, но я бы хотел, чтобы ты иногда помогал, и старался ухватиться за какую-нибудь выемку. Хорошо?
   Кивок. Из большого нагрудного кармана плаща мальчика показалась головка обезьянки лаш.
   - Вот и отлично, сын. Ты самый храбрый и сильный - помни об этом. К тому же со мной тебе ничего не грозит. Мы с тобой были в передрягах и похуже. Помнишь диких кочевников? Вот и отлично. А здесь всего лишь огромный кусок базальта.
   - Пап, а почему мы не можем плойти через волота? Они же есть?
   Разумный вопрос.
   - Их охраняют маги, - ответил Зигват.
   - А ночью?
   - И ночью, малыш. Всё, давай примемся за дело.
   Обмотав веревкой и себя, Зигват встал в шаге от стены. Поправил пояс с саблей. В груди растеклось тревожное волнение. Получится или нет? Цена ошибки - жизнь сына. Если бы не малыш, то было бы намного проще. А так сколько сжимай и ни разжимай кулаки, сколько ни хватай ртом горячий воздух - легче не станет.
   Зигват положил ладонь на стену. Неожиданный холод обжег плоть. Прогнав прочь дурные мысли, Зигват схватился за выступающий камень, ловко подтянулся, ногой нащупал опору. Взгляд тут же выхватил следующую выемку. Остается только просунуть пальцы...
   Веревка врезалась в плечи. Значит, Налай поднялся с земли.
   - Всё хорошо, малыш? - как можно громче спросил Зигват.
   - Да, папа.
   Зигват прижался к стене, мышцы напряглись так, что стало жарко, едва не лопнули жилы. Сердце застучало в страхе. "Всё получится. Давай". Злясь на собственную слабость, он полез дальше. Треклятая сумка натирает плечи, позвоночник ноет от боли. К тому же ножны так и норовят зацепиться за всевозможные выемки на стене. Надо было прикрепить саблю иначе...
   Когда схватился за небольшой выступ, слишком резко дернулся, грудь страшно обожгло. Вскрикнув, Зигват буквально вдавился в стену, стараясь понять, что произошло. Чуть склонил голову. Кровь стекает по рубахе, отчего кажется, будто по животу ползают теплые липкие черви. Похоже, содрал корочку с раны. Наверное, ничего страшного. Все равно не проверить.
   Пальцы от напряжения онемели. Сколько ни пытайся размять попеременно руки, а ничего не получается.
   Подул сильный ветер, словно плеснули горячей водой, тело повело вправо. Боясь хоть на миг оторваться от камня, пришлось вжаться как можно сильнее в стену. Капли пота сорвались с подбородка и упали далеко вниз. Ободранная грудь принялась еще нещаднее гореть, так и тянет проверить рану.
   "Успокойся".
   Когда волнение чуть спало, он, дыша глубоко, не обращая внимания на боль, продолжил карабкаться вверх. Чуть-чуть еще. И еще. Хватайся за этот выпирающий кусок базальта, затем - за следующий. Всё просто и понятно. Главное - не смотреть вниз.
   - Папа, мне страшно! - закричал Налай.
   - Всё хорошо, малыш. Вспомни, как мы прятались от нокронговцев в оазисе! Мы были на волосок от гибели. Но справились. И сейчас справимся, сын. У нас просто нет иного выбора. Мы обязательно победим.
   Правая рука соскользнула, Зигват лишь в последний момент схватился левой за трещину в стене. Из ладони обильно потекла кровь. Он вскрикнул от чудовищной боли, пронзившей с головы до пят, и, ничего не соображая, тут же полез наверх, лишь бы побыстрее избавиться от страданий. Через несколько бесконечных мгновений нащупал под ногами выступ и смог немного передохнуть.
   Стена уходит высоко вверх. Солнечные зайчики, отраженные от базальтовой поверхности, гипнотизируют. Зигват буквально почувствовал враждебность этого места. Кажется, за каждым его движением следят тысячи жадных глаз. Сколько ни старайся себя убедить, что все лишь кажется, что шалит разыгравшееся воображение, но ничего не помогает.
   Карабкаясь, Зигват часто заморгал, но не смог избавиться от наваждения. Вскоре вернулась усталость. Руки гудят от усилий, ноги немеют. Перед глазами пляшут круги, в ушах противно звенит. Ноздри и рот жадно всасывают сухой горячий воздух. Чем выше поднимаешься, тем сильнее разгорается страх. Страх нереальности происходящего.
   "Наплевать".
   Что-то изменилось в его восприятии. Он как будто взбирается по стеклу, разделяющему наш мир и другой - чужой. Взор то и дело цепляется за странные силуэты по ту сторону поверхности. Эти силуэты поднимаются вместе с ним - невообразимо странные, отталкивающие, наполненные яростью и нечеловеческой злостью.
   Страх, исходящий от прозрачного базальта, просочился в наш мир, заставляя еще больше нервничать. Зигват мысленно приказал себе не сходить с ума. От усталости мерещится всякое. И надо лишь карабкаться дальше. Но гнетущее чувство зыбкости реальности не прошло. Из каждой трещины в стене веет опасностью. Словно сквозь них могут прорваться твари.
   Зигват дышит ужасом, ощущает ужас. Он растворяется в нем, как соль растворяется в горячей воде. Из груди вырвался сдавленный стон. Пропало ощущение собственного тела. Словно кто-то другой сейчас взбирается по отвесной стене.
   Инстинкты притупились, из дальних уголков разума пробудились все потаенные страхи. Зигват больше не контролирует себя, растворившись в черном ужасе камней. Чудовища, обитающие в другой реальности, непрерывно стонут и тянут когтистые лапы к нему.
   - Папа...
   Голос сына привел в чувство.
   - Всё... Всё хорошо, Налай.
   Он не сразу осознал, что висит на камне, держась одной рукой. Рассудок вернулся. Больше не мерещится движение в базальте. Зигват непроизвольно вздохнул с облегчением, нащупал опору под ногами. Дурак! Чуть не сорвался!
   Он огляделся. Удивительно, но каким-то образом удалось преодолеть большую часть стены.
   Тяжело дыша, Зигват ухватился за выступ, подтянулся. Ну же! Быстрее! Еще чуть-чуть! Еще совсем немного. Наплевать на пересохшее горло. Наплевать на боль. До цели осталось...
   Оказавшись на вершине стены, Зигват вытянул за капюшон сына, скинул заплечный мешок, ножны с саблей и, тяжело дыша, растянулся на спине.
   Добрался!
   На глаза навернулись слезы, кадык нервно задергался.
   - Дай мне немножко полежать, Налай... Сейчас отправимся дальше...
  

Глава 9

   - Опять приснился дурной сон?
   - Да. Отец... он... он вновь избивал меня. Пытался выгнать из дома.
   - Тише-тише, родной. Иди сюда. Теперь ты живешь со мной, и никто больше не выгонит тебя.
  
   При одном взгляде на дворец в жилах стынет кровь. Мрачные башни громоздятся друг на друга, тянутся к горам. Горельефы на них можно рассмотреть даже с вершины стены: переплетающиеся змеи, звероподобные младшие боги и выжигающее чудовищ солнце-око Великого Баамона. Циклопичные скульптуры героев древности окружают замок, обещая погибель тем, кто дерзнет подойти поближе. Их лица искажены гневом, злостью и ненавистью ко всему живому.
   - Папа, мы велнемся? - спросил Налай.
   Зигват не ответил, не сводя взор с огромных двустворчатых ворот, сделанных из цельных кусков серебра. У входа горят не меньше пятидесяти факелов. Конечно же, послушники догадались о плане чужеземца проникнуть в дворец Бронзовой Царицы. И теперь ждут его. Наверняка смертоносные заклинания уже припрятаны в темных коридорах - ловушки с разрубающими энергетическими лентами, капканы из теней, клинки из чистого света.
   - Нет, мы должны дойти до конца, Налай.
   - Но как мы попадем в замок?
   Улыбнувшись, Зигват потрепал сына по голове.
   - Главное держись поближе ко мне, - сказал он.
   Полная луна серебрит дворец, скульптуры и массивные ворота, отчего они кажутся ненастоящими, призрачными. Коснись - и растворятся белой дымкой. Исчезнут как дурной сон. И кто-то родной проведет горячими пальцами по холодному потному лбу...
   - Нас убьют, - заявил Налай.
   - Никто нас не убьёт.
   - Но их же так много! Мы всё это влемя убегали от них, а теперь что будем делать?
   Обезьянка в его мешке завозилась, попыталась вылезти, но ловкие руки мальчика запихали бедняжку обратно.
   "Сын прав, - подумал Зигват. - С магами мы не справимся. Войти во дворец можно лишь через главные ворота. Хотя... А канализация? Прежние обитатели же как-то гадили? Послушники наверняка учли и это. Так просто не подберемся. Попробовать взобраться на верхние ярусы? Нет, стены слишком гладкие, не за что ухватиться. К тому же ночью невидно не зги. Как полезу? Угроблю только себя и сына. Думай-думай, Зигват!
   Почему ты не учел все проблемы? Рассчитывал взобраться на стену и тут же проникнуть в замок? - Он стиснул челюсти. - Может, рвануть со всех ног к воротам, наплевав на магов и ловушки? Ага, любой мальчишка-послушник швырнет мне в лицо металлической палкой - и конец истории. А ждать на стене с Налаем мы долго не можем. Эх, были бы у нас хоть какие-то припасы!"
   - Пап, не молчи.
   Сын взял его за руку. Зигват тяжело вздохнул. Звезды как никогда показались близкими.
   "Маги привыкли, что я постоянно прячусь. И рассчитывают на мою осторожность. Мол, этот дурачок решит обойти охрану и пролезет через канализацию. А там-то мы его и схватим... А если поменять тактику? Попытаться молниеносно прорваться к воротам и скрыться в лабиринтах коридоров? В конце концов, замок - священное место. Возможно, маги там и не расставили ловушек. Сработает ли?"
   - Налай, послушай меня внимательно.
   Зигват объяснил свой план. Мальчишка даже не возразил. Затем они под защитой чернильных теней спустились по выщербленным ступенькам к покинутым мертвым зданиям, где некогда жили самые приближенные дворцовые слуги. Пахло сыростью и безнадегой. По Налаю было видно, как он не верил в успех предстоящей затеи - плечи поникли, глаза потускнели, на лице обреченность.
   Зигват осторожно выглянул из-за угла. Камни мостовой за давностью лет раскрошились, тут и там зияют неглубокие ямы. Ступени лестницы, ведущей на большую открытую площадку, где некогда воины стройными рядами встречали Бронзовую Царицу, местами обвалились. Легко переломаешь ноги, если ступишь не туда. К тому же большая часть послушников ошивается у распахнутых ворот замка. Попробуй тут прорваться...
   - Готов? - спросил Зигват. - Помнишь, о чем я говорил?
   Сын кивнул.
   - Да. Бежать за тобой и не отставать.
   - Будет сложно.
   - Знаю.
   - Если отстанешь, держись подальше от этих тупиц. У нас нет права на ошибку.
   Он похлопал Налая ладонью по плечу. Вздохнул полной грудью, стараясь запомнить запах давным-давно покинутого города - гнилостный, тяжелый, но дарующий надежду на спасение.
   И рванул вперед. Задыхаясь. Не обращая внимания на боль, волнами расходящуюся по всему телу. Холодный липкий страх перед возможной смертью исчез, сменился сначала злостью, а затем - яростью. Впереди враги. И они хотят, чтобы его сын всю жизнь страдал. Нет! Этого не будет! Они сдохнут, истекут кровью, захлебнутся сталью! И будь перед замком хоть целая армия магов - никакая могучая сила не остановит.
   Зигват схватился за рукоять сабли. Клинок, вынимаемый из ножен, яростно звякнул, холодно сверкнул в серебряном свете луны. Стоящий у парапета послушник даже не успел вскрикнуть, когда его голова отделилась от тела и, окропляя темной кровью, покатилась по щербатым каменным плитам. Дальше-дальше-дальше! Не надо больше сдерживать движений, не надо стараться ступать бесшумно...
   Зигват вклинился в толпу магов, закрутился юлой, сабля превратилась в смертоносный вихрь. Вскрики. Захлебывающиеся хрипы. Чавканье мяса. Льющаяся кровь. Искаженные ненавистью глаза и рты. Блестящие тяжелые металлические дубинки.
   Не останавливаться.
   Бить.
   Вернуться нельзя.
   Они все сдохнут!
   Ноги налились свинцом, не желая идти, в груди разлилась неприятная пустота. Стиснув зубы до боли, до скрежета, Зигват смотрит вперед - на еще одну бесконечную лестницу, ведущую к воротам в замок. Не оборачиваться, нет, не оборачиваться. Сын помнит об указаниях. И справится. Он бежит за ним, его шаги нельзя спутать с остальными.
   Время будто застыло. Когда все закончится?! Враги падают у ног, словно подкошенные. Сколько же их, великие боги?! Не все умирают быстро, - кому-то удается дубинкой ударить в грудь или в плечо. Наплевать. Вперед. Вперед. Вперед. Если остановиться - то всё. Конец.
   Рыча от злости, Зигват дорвался до широкой лестницы, ноги сами понесли по массивным ступеням. Десятки скрюченных пальцев пытаются схватиться за плащ. Мрачная тьма наваливается со всех сторон, пытается задушить. Плиты под ногами крошатся, вздымая облачка каменной пыли. Одна из брошенных металлических дубинок врезалась в висок, перед глазами брызнули звезды, тело повело в сторону. Но Зигват удержался на ногах и продолжил восхождение. Он бы закричал, если бы от ужаса у него не перехватило горло.
   Вот ворота выросли над головой, впереди показался широкий коридор, ведущий в лабиринт залов дворца, затем - еще один и один. Стены проносятся мимо, дыхание сбивается, подошвы едва не разваливаются от бега... Свободная рука упирается во что-то теплое и липкое. Клинок рассекает плоть врагов... Потом миг, вечность - и послышался жалобный шепот.
   - Папа! Папа! Стой!
   Колени подогнулись, и Зигват растянулся на полу. Сабля выпала и жалобно брякнула.
   - Нет! Нет! - закричал он.
   Кто-то схватил за плечи.
   - Я не сдамся! Не умру! Налай!
   - Папа, успокойся!
   Зигвата словно ледяной водой окатили. Брови удивленно поползли вверх. Лицо сына перепачкано в крови, под правым глазом вспухает здоровенный синяк, на лбу красуется длинная царапина. На плаще расползаются алые пятна. Дрожащими руками Зигват принялся осматривать Налая.
   - Ты в порядке? - спросил он. - Ранен? Дай я взгляну.
   - Со мной все холошо. Я испугался, что не успею за тобой. Папа, ты так побежал. И я... Я... Один из послушников плеградил мне путь. Он схватил меня за плащ и... А ты был уже далеко, не видел. Я звал тебя...
   Сердце болезненно сжалось, и Зигват крепко обнял сына.
   - Всё хорошо, мой мальчик. Мы прорвались.
   "Прорвались ли? Надо идти дальше. Послушники так просто не сдадутся. Лишь каким-то чудом нам удалось пробиться".
   Он осмотрелся. Потолки в коридоре высокие, утопают во мраке. Слабый голубой свет вырывается из каменных щелей на стенах - недостаточно светло, конечно, но лучше уж идти в сумраке, чем в полной темноте. По крайней мере, одной проблемой меньше. На ровном каменном полу валяются, укрытые толстым слоем пыли, части статуй: головы героев древности, мускулистые руки и ноги.
   - Нам нужно идти дальше, - сказал Зигват.
   - Папа...
   Налай не договорил, нижняя челюсть задрожала, на глазах выступили слезы. Всхлипнув, он распахнул большой нагрудный карман. Всегда гладкая шерсть обезьянки сейчас торчит мокрыми колтунами, тщедушное тельце скрючилось, когтистые лапки безвольно лежат, большие желтые глаза остекленели и смотрят в пустоту. Одного взгляда достаточно: бедное животное отмучилось.
   - У мага был нож, - выдавил из себя Налай, борясь со слезами. - Я лванул вперед и думал, что плоскочил, но лезвие скользнуло по карману... Папа... папа, сделай что-нибудь!
   Ничего не чувствуя к мертвой обезьяне, Зигват бросил:
   - Когда найдем недостающий символ, сможем оживить Аузяна. Налай, у нас мало времени.
   - Я больше не могу, пап. Я хочу, чтобы это всё закончилось!
   - Мы практически у цели. Осталось всего ничего.
   - Ты всегда так говолишь! - обиженно воскликнул Налай.
   - Только не в этот раз. Всё, вставай и пошли.
   Он попытался было подняться, но ребра отозвались чудовищной болью - словно великан ударил в солнечное сплетение. Хрипя, Зигват подцепил кончиками пальцев робу. Мда уж, ситуация хуже некуда: одному из послушников все-таки удалось сильно достать его. Рана в боку глубокая. Крови натекло столько, что штаны противно прилипают к ногам.
   "Я дойду".
   - Налай, помоги, пожалуйста, встать. И дай саблю.
  

Глава 10

   - Ты самый сильный, любимый. И у тебя всё получится.
   - Действительно так считаешь?
   - Конечно! Иначе я бы выбрала другого. Ты всего добьешься.
   - А вот отец в детстве говорил, что я закончу бродягой в канаве.
   - Он просто пытался лишить тебя опоры. Чувствовал свою слабость. Ты все сможешь, я верю.
  
   Узкие коридоры-лабиринты сменяются просторными залами, где от холода кожа покрывается мурашками. Бронзовые, мраморные, гранитные скульптуры-чудовища провожают взглядами. Их изумрудные глаза горят страшным голубым светом, пасти широко раззявлены, острые загнутые зубы блестят звездами. Задыхаясь, Зигват не щадит себя и бежит. Он не знает куда идти, повинуется чутью. Эхо криков и тяжелых шагов докатывается до него и сына - послушники не отстают, не дают времени передохнуть.
   - Постой, Налай... Сейчас...
   Боль в боку стала совсем невыносимой, тысячи невидимых иголок колют нижнюю часть спины, переходя к груди. Сердце испуганной птицей рвется в клетке ребер, отдаваясь ударами в ушах. В глотке пересохло, а язык скребется по нёбу. Перед глазами всё расплывается, коридор то сужается, то наоборот расширяется.
   Налай испуганно смотрит ему за спину, ожидая приближение врагов.
   - Всё, - сказал Зигват, - я в порядке.
   - Нет, не в порядке!
   - Пошли.
   - Может, нам надо сдаться? Папа, может, нас не тронут?
   Сердитый смешок вырвался из груди Зигвата.
   - Только не после того, что мы сделали, сын.
   - Но ты умираешь! - воскликнул Налай.
   Слезы покатились по его щекам, оставляя грязные дорожки на бесформенных щеках.
   "Я не отрекусь от своего сына. Не выброшу на улицу. У нас будет свой дом".
   Собрав волю в кулак, Зигват, покачиваясь, пошел вперед. Сабля стала такой тяжелой, что он волочит лезвие по полу. Колени не сгибаются.
   "Яла, я не предам. Обещал дойти до конца! Ты верила в меня, никогда не винила, хотя жили в бедности. И я докажу! Выглянет свет. Не может не выглянуть. Уже через столько всего прошли, столько лет потрачено, столько перетерпели. Осталось совсем чуть-чуть. Сама судьба выведет меня к цели. Не зря топчу землю! Я сильный, сильный, сильный..."
   - Сильный... сильный... - начал бормотать он.
   Из коридора выбежали три послушника. Затем резко остановились и встали в боевые стойки. У двоих - длинные металлические палки, а у третьего - полуторный меч. Низко надвинутые капюшоны скрывают лица. На грудях красуются круглые металлические бляхи с изображениями морд чудовищ.
   - Налай, постой немного, - сказал Зигват, растягивая губы в хищной улыбке.
   Не без труда подняв саблю, он направился к врагам. Затем грозно засопел и кинулся в бой. Со злостью обрушил клинок на послушника. Тот подставил под удар палку, но раздался страшный скрежет, из-под капюшона донесся вскрик - клинок с легкостью разрубил металл и до половины погрузился в грудь, порвав податливую плоть, срезав ребра. Зигват зло рассмеялся, отпрянул.
   Усталые мышцы вдруг налились силой, открылось второе дыхание. Даже боль в боку утихла, перестала колоть невидимыми иголками. "Только бы продержаться. Нельзя умирать. Налай не справится в одиночку. Как только заклинание подействует, вот тогда и сдохну. Но не сейчас..." Послушник с мечом бросился на него, тяжелый клинок просвистел над макушкой, попал бы чуть ниже - и не сносить головы. Зигват толкнул плечом противника, вонзил ногти ему в глаза. От душераздирающего крика заложило уши.
   Зажимая страшную рану ладонями, бедняга тут же сделал несколько шагов назад, зацепился ногой за мраморную голову и, продолжая истошно орать, распластался на полу.
   - Уйди с дороги, - сказал Зигват здоровому колдуну. - Я не хочу больше никого убивать.
   Но тот лишь пожал плечами и встал в центре коридора, преграждая путь. От послушника так и веет силой, в плечах широк, руки как стволы дубов, ноги - колонны. Стоит массивному кулаку впечататься в лицо - любой череп треснет. В отличие от горе-собратьев не кидается в атаку. Ему спешить некуда: рано или поздно свои придут на выручку, а вот этому грязному дикарю любой ценой надо пробраться вперед...
   - В последний раз прошу: уйди. Не заставляй губить и тебя. Хватит, навоевались! Я все равно доберусь до Бронзовой Царицы. Мне надо.
   - Ну, попробуй, - лениво бросил колдун, поудобнее обхватил посох и широко расставил ноги.
   Закричав, Зигват понесся навстречу врагу, смерти, отчаянию... Сшиблись, аж мраморные плиты дрогнули. Он бьет, уворачивается, снова бьет, подставляется под удары тяжелых металлических набалдашников. Кровь слезами стекает по щекам, одежда стала липкой. Весь мир сжался до маленькой площадки коридора и колдуна. В какой-то момент враг ослаб, стал с трудом отбивать удары. На его лице застыла маска ужаса. И... Всё кончено: из живота послушника торчит деревянная рукоять сабли.
   Зигват слабо улыбнулся. Может, в другой жизни и при других обстоятельствах он бы никогда не убил человека. Но сейчас у него нет иного выхода. Либо он, либо его. Цель оправдывает средства. Семья важнее всего. Дом важнее всего. Да, жаль тех, кто умер от его руки сегодня и в прошлые дни, но они выполняли свой долг.
   Послушник рухнул, как подкошенный.
   - Папа. - Голос чужой и такой далекий.
   Зигват схватился за рукоять сабли, потянул на себя. Клинок с противным чавканьем вылез из тела.
   - Идём, Налай.
   "Давай, скажи, как ты ненавидишь меня. Как противен тебе". Он замер, ожидая страшных слов.
   - Я люблю тебя, пап.
   Усталое сердце Зигвата забилось чаще.
   Они прошли несколько сумрачных коридоров прежде, чем впереди что-то ярко засияло. Этот теплый, приятный свет проник сквозь усталые тела, разогнал склизкую ледяную тьму отчаяния и безнадеги. Перед мысленным взором закрутились воспоминания: вот струи дождя хлещут, секут, словно лезвия, по лицу, не давая вздохнуть, пальцы ломит от холода, но он прижимает деревянную люльку к себе, стараясь согреть своим дыханием сына...
   ...От голода режет желудок, противно урчит, требует еды. Но последний черствый кусок каравая он размочил в мутной воде городского канала и отдал Налаю. Пообещал себе: настанет день, когда они не будут знать нужды. Не придется ночевать в нищих кварталах, не придется красть у булочника пироги, не придется мерзнуть...
   ...В ночном лесу каждый шорох, ух, шелест, лай, цокот заставляет боязливо вздрагивать и оглядываться. Во тьме мерещатся клыкастые худые твари, чей мех на горбатых спинах лоснится то ли от крови их жертв, то ли от воды из местной речушки - не рассмотреть. Из красноватых туч глядит, как капля, одинокая звезда. Сердце бешено колотится, хриплое дыхание вырывается из груди. Стараясь не пугать сына, он крепче сжимает его ладошку и говорит что-то ободряющее...
   ...Траурная заря осветила хлипкие каменные стены города. Нахмурившись, плачет дождем равнинная даль. Но здесь, у огромного валуна, раскрашенного голубой краской непонятными письменами, сухо, лишь изредка остужающий ветер треплет волосы. Налай уже достаточно взрослый, чтобы помогать тащить отцовские свитки с заклинаниями - их единственные ценности, на которые не позарятся даже бедняки. Мальчишка бережно прижимает к груди подобранную обезьянку. Её противный голосок раздражает. Зигват до сих пор частенько озирается, боясь увидеть разбойников, напавших на бродячий цирк. Боги! Это было ужасно! Вчера они с сыном в лесу наткнулись на настоящее побоище. В память, похоже, навсегда впечатались перевернутые повозки, разрубленные мужчины и женщины, повешенные на суках дети. Сердце, мое бедное сердце, ты давно превратилось в окровавленный лоскут...
   Статуя Бронзовой Царицы на величественном гранитном постаменте высотой в рост Зигвата ослепительно сияет в центре небольшой комнаты. Скульптура кажется слишком величественной, слишком огромной для такого крохотного места. Она сидит на коленях и как бы пытается защититься руками-тростинками от удара. Её застывшее в вечном страхе лицо все равно по-царски красиво. Из изумрудных глаз бьют лучи света. А у накрытых каменной простыней ног лежит бронзовая маска.
   Зигват доковылял до статуи и замер. Ночи едва не подкосились. Последний недостающий символ причудливыми металлическими завитками украшает маску.
   - Налай, мы нашли! Получилось!
   - Это точно он, папа?
   - Да.
   - Уверен?
   - Да, малыш!
   Трясясь от нервной дрожи, Зигват снял сумку с мертвой обезьянкой с плеч Налая, бережно положил у ног.
   - Скидывай быстрее плащ и одежду, сын, - сказал он. - У нас мало времени.
   На груди, плечах, руках и ногах сына красуются охряные татуировки. Вчера пришлось потратить кучу сил и времени, нанося по памяти магические символы. Ошибки быть не может. Стоит изобразить хотя бы одну закорючку неправильно, - и всё, ничего не сработает.
   - Папа, ты весь в крови.
   - Ничего страшного, Налай. Я не испачкаю тебя.
   - Я не о том! Тебе же больно!
   Зигват не ответил, потянулся к своей заплечной сумке и... Выплюнул проклятие. Совсем забыл, как потерял в бою перед входом в замок! Красок нет! Страх ледяными когтями прошелся по спине, вонзился иголками, сжал кишки. Нет, надо взять себя в руки. Выход должен быть... Взгляд упал на сумку Налая, под которой уже скопилась небольшая алая лужица - кровь мертвого Аузяна.
   - Только ничего не бойся, малыш. Мы практически у цели. Ведь у тебя все хорошо, да?
   - Папа, когда все закончится?
   - Скоро, очень скоро.
   Зигват обмакнул палец в лужицу и, глядя на символ бронзовой маски, принялся перерисовывать его на лбу сына.
   - Налай, прошу: мысленно повтори слова, которые мы с тобой так долго учили. Ты же их помнишь?
   - Да. Наверное...
   - Ничего не перепутай. Это очень важно.
   - Хорошо.
   Глаза мальчика заблестели от слез.
   - Аузян умер, - прошептал он. - Я... я...
   - Тише, тише, малыш. Твоя обезьянка оживет.
   Закончив дело, Зигват еще раз сравнил символы на бронзовой маске. "Остается надеяться, послушники не успеют ворваться раньше, чем мы закончим".
   - Всё, Налай, начинаем! - воскликнул он. - Не подведи, мой мальчик.
   Напряжение не оставило, даже когда сын зашептал первые слова мантры. Время застыло, тревоги ушли на второй план. Послушники-маги, глубокая рана в боку, многодневная усталость, груз ответственности - обо всём забыть. И нет ничего сейчас важнее, чем хриплый, совсем не детский голос Налая, оглушающий подобно грому и от которого вибрирует каждая кость. Охряные татуировки на теле мальчишки вспыхнули желтым колючим светом.
   "Пора".
   И Зигват мысленно собрал воедино все те добытые годами знания. Осознал их в качестве целого. Никаких противоречий в терминах, одно вытекает из другого. Картина нового мира сложилась в голове. Да, большую часть абстрактных терминов он не понимает, но продолжает наполнять дыханием жизни причудливые смыслы, позаимствованные у магических школ. Его душа подчинилась звукам. Татуировки и мантры по сути являются лишь буквами некого алфавита. Цель же Зигвата из этих букв собрать нужные слова и изменить реальность.
   На грани слышимости раздались тяжелые шаги, крики, затем что-то грохнуло. Ударная волна сбила с ног. От незнакомых запахов к горлу подкатила тошнота. Надеясь на чудо, Зигват поднялся. Маги толпятся у входа, однако странное дело - не переступают порог. Их лица перекошены от удивления. "Что? Почему?" Он бросил взгляд в другой конец комнаты и остолбенел. В обрамлении мрака у стены красуется широкий проход. И нет сомнения: он вырезан из другой реальности. Где солнце не скрывается за горизонтом, где нет голода и боли... Где нет смерти, и любого человека можно вернуть.
   В груди защемило. Зигват глазами отыскал сына. Тот под действием волшебного света начал меняться: исчезли чудовищные бугры на лице, кожа приобрела естественный вид, пропала молочная белизна из слепого глаза. Культя под ирреальными лучами другой превратилась в здоровую руку. Не верится, что этот невероятно красивый мальчик еще несколько мгновений назад был уродом.
   Брошенный на полу мешок Налая зашевелился. Из открытого кармашка показалась сначала лапка, а затем - недовольное морда обезьянки. Аузян возродился.
   Зигват и сам ощутил себя иначе. Рана на ладони затянулась, бок перестал болеть. Вернулись силы. "Получилось! Получилось!" - радостно закричал внутренний голос. И, наверное, впервые за двенадцать лет выступили предательские слезы. Но Зигват не стал их сдерживать. Разрешил себе наконец дать волю слабости, дать волю эмоциям.
   "Я сдержал обещание. Мы дошли".
   Больше ничего не боясь, Зигват схватил сумку с обезьяной, подошел к сыну, свободной рукой поднял его и шагнул в круг света.
   Вошел в свой новый дом.
  
   - Просыпайся...
   - Зигват? Мне снился страшный сон. Пламя... Налай, мой мальчик... Он...
   - Тише-тише. Всё хорошо. Вставай.
   - Где мы?
   - Где тебе всегда будут рады.
   - Ты выглядишь таким счастливым.
   - Яла, любимая, пойдем к Налаю. Я бы хотел тебе кое-что рассказать. Одну длинную-длинную историю...
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"