Электрические лампы (разные: и вытянутые как палки, и круглые, похожие на плоды деревьев) Айна уже видела. И машины (грузовики, с утробным рёвом проползающие через деревню раз в несколько дней) её, конечно, не удивляли.
Однажды она сама ехала в таком грузовике, но помнила поездку плохо - сильно болела, родители везли её в больницу (там Айна и насмотрелась на электрические огни, и узнала, что бывают каменные, в несколько уровней над землёй, дома).
Так что поначалу рассказ чужаков о жизни в огромных деревнях за большой водой (где всегда светло от ламп, у всех людей есть свои собственные машины, и живут они в домах, поднимающихся к облакам, выше самых больших деревьев в лесу) оставил её равнодушной. Не заинтересовали и прочие чудеса, вроде коробки, из которой слышался чей-то голос (чужаки уверяли, что говорит человек в столице - в десятках дней пути, но никто в деревне не был с ним знаком, и слушать слова вперемешку со свистом и треском не хотелось).
Но они продолжали рассказывать (хоть их пока слушали только из вежливости): живущие за морем ("белые" - такие же, как один из чужаков, раньше она слышала о них, но никогда не видела) не голодают, и дети у них почти никогда не умирают, и живут они вдвое дольше, чем жители деревни ("-Как? -Помнишь свою бабушку? Там... и она, и её мать ещё бы жили"). Люди начали перешёптываться, не веря, что такое возможно, не понимая, как такое возможно, и что делать если такое может быть... И когда один из чужаков сказал: "Вы умираете от засухи, а белые люди - жадные, не хотят помочь, надо пойти к ним и сказать: впустите нас и поделитесь" - многие были уже готовы отправиться в путь.
У Айны решение заняло чуть больше времени. Но когда она услышала, как люди в больших деревнях ("городах" - говорил белый чужак) смывают чистой водой в "унитазах" (что это такое?) свой кал, что-то в ней изменилось. В эту секунду Айна поняла - всё услышанное правда (ведь придумать такое было бы просто невозможно), и решила для себя - она пойдёт с чужаками, и её сын будет жить среди облаков, и у них будет свой источник воды и "унитаз"... А впрочем, она пошла бы в любом случае - засуха продолжалась, муж погиб, старший ребёнок умер, и младший наверняка не дожил бы до сытых дней сезона дождей.
***
Неприятно чистое и голубое небо обещало жаркий и душный день. Не так давно с вершины холма открывался прекрасный вид: свободное пространство до самого берега - полосы бледно-жёлтых песчаных пляжей, отделённых от невысоких дюн узкой полоской кустарников. Но уже две недели пляжей не существовало, зелёный и жёлтый цвета были стёрты, берег словно обуглился, почернев от чудовищного скопления людей. В мощный бинокль можно было наблюдать шевеление человеческой массы - словно зёрна чёрного перца, разбросанные по побережью, пересыпаются с места на место.
Сейчас Рон следил за одинокой фигуркой, уже несколько часов медленно приближающейся к их позиции.
- Ну что?
Он пожал плечами, и осторожно передал тяжёлый прибор лейтенанту.
- Сюда идёт, - подтвердил тот.
- А може, к суседям завернёт? - оторвался от игры в карты дядя Боб - грузный пожилой ополченец, проработавший всю жизнь на стройках, и видимо потому, единственный почти не страдавший от жары.
- Вряд ли, - ответил лейтенант, возвращая бинокль Рону, - прямо к нам топает и какой-то свёрток тащит.
Рон присмотрелся и с облегчением выдохнул:
- Командир, это же женщина... с ребёнком
Тут и Мики встрепенулся, отложил колоду карт, которую неспешно тасовал, подхватил с земли винтовку со снайперским прицелом, посмотрел:
- Точно - баба, а ребёнок там или что - как знать? Может, кукла со взрывчаткой. Мы к ней подойдём, а она как рванёт, - Мики усмехнулся, его мелкое личико сморщилось, из-за губы показались длинные как у грызуна резцы. К удивлению Рона, Мики нравилось прозвище "Крысёнок", и он словно нарочно старался ему соответствовать.
- Перестань, Мики, не видишь - вот ножки шевелятся, - сказал он.
- Ножки! - презрительно хмыкнул Крысёнок и обернулся к лейтенанту, - слушай, командир, давай я её шпокну: и нам спокойней, и тебе возни меньше - ни допроса, ни оформиловки.
- Ты крыса паршивая, это же мать с ребёнком, - процедил Рон.
- Не-а, Чистюля, это обезьяна с детёнышем ... или с бомбой, - отозвался Мики, прицеливаясь.
- Не стрелять, - приказал лейтенант и пояснил, - нет у них взрывчатки, они сами оружие хуже бомб.
***
Из деревни вышли (пешком конечно, но потом её, как и других женщин с детьми, несколько раз подвозили на грузовиках) чуть больше людей чем пальцев на руках и ногах. По дороге к ним присоединялись всё новые попутчики - и вскоре Айна оказалась бредущей в толпе, где было намного больше людей, чем пальцев на руках и ногах у всех жителей её родной деревни.
Поначалу еды хватало (Айна ела сытнее чем когда-либо в жизни) - раздавали чужаки (свои и белые) вроде тех, что приезжали в их деревню. Но шли дни за днями, и вот уже ночью поднялась новая молодая луна, и пищи становилось всё меньше. Айна вовремя почувстовала близость голода - и каждый день прятала кусок зачерствевшего хлеба (хлеба чужаков - сладковатого, из муки непривычно мелкого помола). Теперь у неё оставалась еда - достаточно, чтобы прокормить ребёнка, но хлеб ещё надо было сохранить среди менее предусмотрительных соседей. К счастью, Айна была молодой, сильной и отчаянной, достаточно красивой, чтобы нравиться мужчинам и достаточно умной, чтобы выбирать тех, кто мог принести пользу - шофёров и людей, которые могли защитить её, сына и их хлеб.
Страшнее всего оказалось в гигантской лодке, перевозившей их через большую воду (Айна и не представляла насколько велика большая вода) - темно, душно, отовсюду лилась солёная влага, пить которую было невозможно. Людей рвало, они кричали, стонали, падали с ног, и самые слабые уже никогда не поднимались.
Когда выжившие выбрались на берег (где людей уже было больше чем муравьёв в лесу), Айне сказали, что надо ждать - скоро соберутся все, и тогда они вместе пойдут в город. Но Айна решила для себя, что ей незачем здесь оставаться - она пойдёт сама, и попросит пропустить её. Она уже знает достаточно слов чужаков, и умеет просить, очень хорошо просить, если надо... И тогда её сын сможет жить в городе, где всегда есть вода и пища.
***
Стало совсем жарко. Ополченцы лениво отмахивались от неведомо откуда появившихся мух. Время от времени, кто-нибудь бросал взгляд вниз.
- Командир, пусти Чистюлю встретить обезьянку, а то он весь извёлся, - не успокаивался Крысёнок.
- Командир, я...
- Сиди. Чем ты ей поможешь? Ребёнка она тебе всё равно не даст. И вообще она привычней к жаре - за тобой ещё дядю Боба посылать придётся, - лейтенант помолчал и повернулся к Крысёнку, - Кстати, Мики, я думал ты первый ей навстречу бросишься. Кто говорил: "все женщины хорошие или на любителя, а я большой любитель"?
- Так это - женского пола, а не чернозадых животных
- А ты её эта.. ночью, не включая света. Тогда и без разницы будет какого цвета зад, - рассмеялся дядя Боб, - знаешь, сынок, я на стройке с разного цвета народом работал - все люди, все жить хотят...
Крысёнок сплюнул, и неожиданно серьёзно спросил:
- Человеков нашли... Скажи, дядя Боб, и ты скажи, Чистюля, когда они на нас попрут, как же вы в них стрелять то будете? Они ж по-вашему тоже люди, верно? И без оружия? Сколько их там - миллион? полтора? Бабы, детишки... Как вы людей убивать будете? И по всяким конвенциям не положено.
- Они люди. И мы люди. Разве люди не могут договориться, найти справедливое решение? - сказал Рон, ужаснувшись как неуверенно и тоскливо прозвучал вопрос
- А у них такая справедливость - всё, что наши предки сработали, и всё, что мы своим детям отдать собирались - раздать им, лентяям. Пустить их в наши города, чтобы они всё засрали и раскурочили, - разглагольствовал Мики, - Знаешь что, Чистюля, я - крыса, везде выживу, дядя Боб - мастер на все руки, лейтенант - стрелять умеет. А вот ты - точно с голоду сдохнешь, если не съедят раньше. Вот тогда пожалеешь, что стрелять не хотел.
- Перестань ныть, Крысёнок. Если они придут, наша стрельба их не остановит, - сказал Рон.
- А что же остановит - любовь и сочувствие?
Рон знал ответ, но в этот раз промолчал.
***
Гостья подошла уже совсем близко. Она кричала им - Рону даже показалось, что он раслышал отдельные слова: "пустить... город... вода" и почему-то "унитаз".
Но её крики поглотил грохот - вроде бы ничего необычного в этом не было, истребители нередко патрулировали над прибрежной полосой. Через секунду Рон понял - самолёты шли не вдоль побережья, а точно сзади, в сторону берега, и держали совершенно ровный курс с лёгким снижением.
- Это не патруль! - крикнул Рон.
- Ложись, ложись!!! - через мгновение заорал лейтенант.
Но женщина его не поняла - видимо это слово, в отличие от "унитаз", не входило в её лексикон
Не сговариваясь, лейтенант и Рон кинулись к ней.
***
"Сейчас и убьют?" - успела подумать Айна, когда двое белых в одинаковой зелёной одежде набросились на неё. Один выхватил сына, другой сбил её с ног и навалился сверху. Это её не волновало - но, увидев, что второй белый бросился на землю, придавив своим телом ребёнка, Айна завыла. Она попыталась вывернуться, но воздух вдруг стал плотным и густым, а небо вспыхуло так ярко, что солнечный день казался глухой ночью в сравнении с этим огнём. Над побережьем поднималось огромное чёрное облако - словно ветер поднял в небо все крупинки чёрного перца, разбросанные по пляжу. Или как будто все души чёрных людей, собравшихся на берегу, вышли из тел и поднялись в небо. И так, в сущности, и было.
***
Когда над поваленной палаткой завис вертолёт, Крысёнок спросил:
- А что с этими делать?
- Ну не оставлять же тут, - ответил лейтенант.
И теперь они сидели рядом в брюхе транспорта.
- Вернусь домой, и сразу к бабам, - Мики хлопнул Рона по плечу, - может в этот раз в самом деле попробую негритянку - добавил он, и вдруг смутился неуместности своей шутки.
- А я домой, к семье, - отозвался Рон и подумал: "Чтобы мой сын и его друзья могли ходить по чистым освещённым улицам, всегда есть досыта и учиться в университетах... можно... всё это... Да мы и раньше убивали..."
И Рон улыбнулся чернокожей женщине - виновато, но радостно.
А Айна была счастлива. Толстый старик пел странную колыбельную её сыну. Она впервые летела над землёй (и этот полёт она не забудет, не то что первую поездку на машине!). Айна пристально вглядывась в сумерки, и вскоре увидела как вдалеке загораются огни на поднимающихся к облакам башнях города.