Как говорит моя мама, "с детства ты был у нас не такой как все" - очень талантливый и очень музыкальный. Это конечно версия моей мамы. Но согласитесь, какая мама не любит своего единственного сына. На мои выступления в детском садике, как мама это всю жизнь рассказывает, приходили даже родственники моих воспитательниц! Именно одна из этих моих ранних поклонниц объявила как-то моей огорошенной маме: "Как вам, мамочка, не стыдно, такого умного мальчика в женские панталоны одевать! Тут на него у нас пол Свердловска приходит смотреть, как на вундеркинда".
Но, при всём этом своем даре, очень худенький, болезненный и вообще скажем так немножко дитя не от мира сего. Остались, конечно, смутные воспоминания того промежутка времени, который многие из нас называют счастливым детством. Уж больно холодно было в славном городе Свердловске, где по странному стечению обстоятельств, мои законопослушные родители трудились в поте лица своего. Да, на благо любимого тогда всеми бескрайнего отечества... Оба - уроженцы симпатичного небольшого провинциального городка, находящегося недалеко от Киева.
По тем временам, затерянное где-то между полями и фруктовыми садами, на берегу тихой, укутанной громадными, вечно ватными тополями и такими же громадными ивами, с их плачущими ветками вдоль всего течения, такой же тихой речки Рось, Небольшое, по тем временам, такое же тихое, Богом забытое местечко Белая Церковь. Именно местечко! Это потом вырос, или лучше сказать, выкристализовался из местечка славный город Белая Церковь. В простонародии - "Бэцык", а еще проще - "БЦ". Как правда потом оказалось, БЦ нравился не мне одному. Вдруг оказалось, что еще для кого то кроме меня, эта была Мекка, Иерусалим круче чем Багамские острова. Это был Рай для всех отставников нашей отважной военной авиации, и не только. Да, город-Рай, город-мечта всех военных летчиков бывшего СССР.
Закрытый наглухо, как позже оказалось, для всех иностранцев, город легенда, такой- себе плотненький конгломерат из военных площадок и тюремных зон. Мало где на просторах тогда любимой и необъятной родины эти "две конторы" так плотно между собой переплелись.
До сих пор я твердо уверен, что антоновская "Пройду по Абрикосовой" была придумана где-то в наших краях. Абрикосовая. А разных сортов не хотите? Да что абрикосы... А шелковица черная или белая, с ее чернильными пятнами на раскаленном асфальте? А груши размером с маленькую дыню?! Да и на вкус "Бэра" была, наверное, еще послаще дыни. А черешня, почти как молдавская.. Но зато двух или пяти сортов. Я уже помалкиваю про вишни, яблоки там разные, орехи. Много можно вспомнить вкусного. Но не за это, как говорится, наш разговор.
Позже сама судьба подсказала мне, что именно искали тогда двое молодых белоцерковчан, почти на краешке Европы, в краю вечных снегов и метелей, в двухэтажном, срубленном из толстенных бревен доме-общежитии. Как позже выяснилось, рожать меня прямо в этом доме было все таки рискованно, и мои заботливые родители здраво решили так с Богом не заигрывать. Поэтому с чистой совестью заявляю: родился я, как и все мои земляки, в единственном тогда в городе роддоме! Именно между психушкой и стoматологией. И уже потом, со двора одного из моих "наилепших" на тот период друзей я часто наблюдал это самое окно, на втором этаже, месте моей первой встречи с этим беззаботным, как мне тогда наверно казалось, миром. Как мне этот "лепший друг" рассказывал потом, вся его семья, и все соседи, жили в то время под крики рожениц (тут как с бэкграундом, имеется ввиду, на заднем плане). Говорит: "Малою дитиною граю тут собi у городi, i тут воно як заверещить, наче порося у татка у хлiву. То мамка казали, що так треба, бо то щоб дiти ще дужче потiм не кричали". Немножко грубовато, как для меня, но слов из песни не выкинешь. Договаривались все по честному, по-пацански.
Так вот, вернемся к моим упорным и мужественным родителям. Побоялись они тогда меня в град Свердлова тащить. Это было что-то на генном уровне, наверное. Так и остался я (может, поэтому и выжил) на тетушко-бабушко-дедушкино воспитание. А предки мои уехали в свое дальнее "Свердловие". Опять же все четко по легенде, восстановленной из архивов наших семейных застолий. Недолго, правда, длились мои родовые каникулы в БЦ. Приехала маман на летние отпуск -каникулы и уже через год беззаботной белоцерковской жизни новоиспеченный гражданин с оригинальной белоцерковской пропиской был призван к месту своего постоянного жительства, по адресу: г. Свердловск, ул. 8 марта, общежитие номер 15, то есть именно тот страшный двухэтажный отель, типа барак.
Вдруг всплывает в памяти огромная снежная горка во дворе. И я , досточкой от посылки, крышечка верхняя, а в ней все гвоздики остались... Обцарапал я тогда этой досточкой всю горку..И запомнилось же! А если закрыть глаза, то вспоминается елка с шоколадными конфетами - других игрушек тогда не было. Да, маме только не говорите. Я уже тогда научился конфеты из фантиков втихаря доставать. А леденцы вот не смог, они липкие.
И запомнился наш сосед. Он как-то по дружбе маме предложил, говорит, есть у меня хороший знакомый детский профессор-психиатр. Не хотели бы мамаша, ради интереса показать вашего сыночка, ему, кажется мне, что у него легкие психические отклонения. И, по серьезному, так, со всем уважением.
- А с чего вы взяли? - спрашивает его мама.
- Да одну и ту же пластинку может слушать раз триста-четыреста подряд,
- говорит он.
А оказывается, я в детстве уже пел! Тут фокус был в том, что не только пел, но и сильно картавил (каг-г-г-тавил), как дедушка Ленин, лет так до шести. Мама рассказывала. Потом, правда, мне "поставили" все мышцы во рту на свои места (хотя до сих пор сомневаюсь, что именно эти места свои), но и до сих пор могу без труда перейти на сленг "Александ Га... Гадионовича БоГодача " Кроме-того до сих пор, именно благодаря этому таланту, могу легко довести любую собаку мира своим гычанием до белого каления.
- Так вот, Софья Борисовна, жаловался, значит, мой сосед маме,
- он триста раз на день поет "Черный кот".... вернее, "Чёггггный кот". Но вы меня правильно поймите, он их поет сразу... То есть выбирает на пластинке только этого гребаного кота (тоже надо было еще приловчиться!) И так триста раз подряд. Может-таки познакомить вас с профессором, а?
А еще стоит перед глазами мамина работа, - трамвайное депо. Странным делом, я с самого раннего детства обожаю трамваи. Не поезда, не автобусы, а именно трамваи, большие, красные, и, оказывается, все они были чешскими. Мама работала диспетчером по выпуску именно чешских вагонов, и мне, еще дитятей, сидя у мамы на коленках, удавалось ощутить весь этот водительский драйв. Опять же, со слов мамы, сидя у нее на коленях, я громко и счастливо кричал: "Я еду!!!". Наверно поэтому и свой 69-й троллейбус, волею судьбы мне доставшийся намного позже, всегда вспоминаю с легкой ностальгией. Но к моим троллейбусам мы еще вернемся, это я вам обещаю, всему свое время...
Очень запомнился мне свердловский холод. Моя дорогая мамочка не зря меня тогда в женские панталоны паковала. Вы не представляете себе детские садики Свердловска тех времен! Вот лично мне прочно отложилась в памяти большая панцирная кровать, в которой я все время болел, с белыми никелированными набалдашниками на спинках.
И знаете, что, а ведь на кладбищах такие же набалдашники тогда делали на оградках! А я потом так себе размышлял, - типа, наверно, спите вы там, в другом мире как я, в той моей детской кроватке.
В садик мы ехали как в блокадном Питере. Опять цитирую из архива: "Сашка, я тебя по пути в садик потеряла". Именно так, выпал я по дороге из санок, ибо весил тогда меньше чем пресловутые мамины панталоны. Она бедная и не заметила.
Именно поэтому хочешь или не хочешь, но проболел я в той панцирной кровати почти до самого возвращения домой.