- Вы обвиняетесь в растрате своего жизненного потенциала. Кроме того, Вы злостно и постоянно нарушали статью 27.1 Уголовного Кодекса Роттерляндии. А именно: Вы никогда ничего не доделывали до конца. Все свои начинания Вы забрасывали на пол пути, так и не достигнув никакого результата.
Судья остановился, обменялся взглядами с прокурором.
- Вам есть что сказать в свое оправдание? - Судья обратился к Максиму Владимировичу.
Мужчина, в свою очередь, лишь сипло рассмеялся.
- А в этом вся суть, - Максим пожал плечами, - лучше не доделать и оставить иллюзию незаконченного шедевра, чем дописать полный бред.
Присяжные ахнули. Все разом. Это были самые страшные слова, которые они слышали.
- Немедленно требую занести эти слова в протокол! - Брызжа слюной, вопил прокурор, - еще год заключения сверху!
- Да хоть десять. - Максим Владимирович демонстративно зевнул.
Обвиняемый скрестил руки на груди, и откинулся на спинку стула.
- Господин судья, - размеренным тоном продолжил Максим, - знаете ли, я понимаю Вас. Думаю, это приятное чувство - повелевать баранами.
По залу прошелся возмущенный ропот. Одна из присяжных упала в обморок. Судья совсем покраснел.
- Вы считаете, я похож на клоуна? - Улыбнулся Максим Владимирович.
В ту же секунду мужчина облачился в клоунский костюм. Синие карнавальные штаны, красный атласный пиджак, фиолетовая рубашка с громадными зелеными пуговицами. И, конечно же, желтый галстук в горошек.
- Мне бы хотелось поведать вам историю об одном пианисте, - Максим обвел взглядом присутствующих, - это не займет много времени.
Судья обмакнул вспотевший лоб платком. Трясущимися руками он попытался взять графин с водой, чтобы наполнить опустевший стакан, но эта ноша оказалась для него непосильной.
- Знаете, господин судья, - глаза Максима наполнились слезами, - я устал разочаровываться в жизни.
Он демонстративно закрыл глаза руками, затем вытер нос платком. Сморкнулся.
Присяжные наблюдали за ним с открытыми ртами. Судья сделался совсем пунцовым.
- Но не это сейчас главное, - продолжил Максим, он вдруг сделался совсем поникшим, - все, что сейчас имеет значение - это история о мальчике...
- Какой еще мальчик?! - Прокурор грохнул кулаком по столу, - Вы же собирались рассказать о пианисте? Господин судья, да сколько можно терпеть этот маскарад...
- Ага, - улыбнулся Максим, - значит, Вы все-таки слушали.. И Вам, смею предположить, понравится история о пианисте...
- А как же мальчик?! - Завопил прокурор, - так мальчик или пианист?!
Максим Владимирович молча смотрел на прокурора. Затем на судью, обвел взглядом присяжных. Тяжко вздохнул. Цокнул языком.
- Жил-был мальчик, - монотонным голосом заговорил он, - весьма очаровательный ребенок по имени Андрей. Учился на одни четверки и пятерки, имел приличные результаты в игре на фортепиано, обладал сильным голосом. Он мог стать великим артистом и певцом. Андрей никогда не разочаровывал своих родителей. И они в ответ одарили ребенку любовью и заботой. Но вот напасть.
Максим стукнул ладонью по столу. И вылупил глаза на одного из присяжных. Тучный мужчина тут же сглотнул слюну, и весь поежился. Его напугал этот взгляд.
- Одним воскресным днем, - продолжил Максим, - Андрей вместе с младшей сестренкой и родителями отправились на концерт в город Тверь. Все прошло просто чудесно. Андрей сорвал овации, публика была в восторге от его игры. Ничто не предвещало беды. Семья Сорокиных возвращалась на своем Ниссан Патрол обратно домой, в Москву. Время было позднее. И не все участки трассы оказались освещенными. Дело случая. В любой другой день они бы добрались целыми и невредимыми до дома. Но только не в этот раз. Пьяный "Шумахер" на "БМВ" влетел в семейство Сорокиных со скоростью 200 км/ч.
В зале воцарилось гробовое молчание.
- В тот день Андрей потерял и родителей и сестренку, а также свой чудесный голос. Он больше не мог говорить, - лицо Максима было непроницаемым, - и он остался совсем один.
Одна из присяжных, худощавая дама с бородавкой, разрыдалась. Судья полез за платком.
- Андрей Сорокин прожил три года в детдоме. Пока его не забрала семья. Но новые родители не смогли заменить ему старых. Новые папа и мама не были такими же добрыми. Отец-алкоголик часто избивал Андрея, и "новая мама" никак этому не препятствовала. Впрочем, она никогда не поднимала на Андрея руку. Она придерживалась золотого правила невмешательства. Что, на мой взгляд, было еще чудовищнее.
Максим отпил из стакана с водой, прокашлялся.
- Не найдется сигаретки? - Обратился он к судье. Тот ответил лишь молчаливым кивком, мол, в зале заседаний не положено.
Максим понимающе кивнул. Ну, раз не положено, то и не будем нарушать здешних порядков. Как-никак, а со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
- Через год Андрей стал совершеннолетним. Он раз и навсегда распрощался с "новыми родителями". И подался в скитание. Он долго странствовал по городу. Искал себя. Раздавал буклеты у метро. На долго его не хватило. Пытался заработать деньги, работая курьером. И потом поступить на юридический, по стопам его отца. Но слишком быстро понял, что это него. Тогда он вспомнил о том, что лучше всего умел на свете. Петь он больше не мог, но его пальцы были целы. И тогда он собрал все заработанные деньги и потратил их на пианино. Ему хватило на самое простое, без изысков. Но такого пианино было достаточно, чтобы играть.
Андрей Сорокин начал давать концерты. В метро, в переходах, на вокзалах. Везде, где мог. Он притягивал к себе толпы людей. Андрей вновь срывал овации, как тогда, в детстве. Когда еще были живы его родители и сестренка. И он был счастлив. Особенно щедрые прохожие оставляли ему монеты. Этого даже хватало на пропитание и съем комнаты в общежитии. Но так продолжалось недолго. Через пару дней, прямо во время концерта, Андрея Сорокина застрелили. Это был гитарист, играющий на соседней станции метро. Говорят, что конкуренция - двигатель прогресса... Что ж, может и так. Но, возможно, в нашем мире не всегда нужны соперники. Иные просто хотят зарабатывать свой хлеб без лишних забот. Таким был и этот гитарист, я полагаю.
Худощавая женщина с бородавкой вновь разрыдалась.
- Зачем вы нам это рассказываете? - В один голос проорали судья с прокурором.
С Максима вдруг исчез его клоунский наряд. Теперь он был в смокинге.
Он сидел за огромным роялем. Это была сцена Большого театра.
Максим Владимирович поднес палец ко рту, "мол, тише".