Помню, как летал в воздухе пьянящий аромат майских праздников, а моя красавица-зима продолжала сжимать холодными когтями сердце. Я шел по городу, оживавшему после зимней спячки. Зеленые ковры устелили газоны, а гирлянды сирени в садах уже чаровали взор. Красота и запахи околдовывали мальчишку, проводившего все больше и больше времени за порогом. Мне сложно передать то чудное время прекрасной весны, простыми словами. Но еще сложнее передать то ощущение...
Сначала, я подумал, что мавка, так часто являвшаяся среди стройных каштанов или ветвей голубых елей, решила покинуть свои хоромы и прогуляться по человеческому городу; дивуясь каменному строю. Большие черные глаза, длинные русые волосы и смуглое лицо. Неразвитое детское тело и кожа с медным отливом. Красная накидка изо мха, закрывающая место на спине, где отсутствовала кожа.
Иногда я видел их в полнолуния. Когда они вместе с русалками и кикиморами купались в лунных реках, оставляя зеленые наряды на флюгерах соседних домов.
Я уверен - сегодня она георгина. Нежная и многогранная. Ее запах не состоит из пьянящих молекул, ее запах - это наслаждение для эстета, заключенное в красном соцветии.
Но тогда, идя по людной улице, она мне казалась мавкой. Одной из тех, что я видел во время своих прогулок. И лишь поравнявшись с ней, я понял, что она человек. Чем-то, может, похожая на меня. Возможно, она тоже видела замерших мавок, мечтательно прислонившись к коре старого дерева. Интересно, о чем мечтают мавки? Может о стройном Ветре, что гуляет где-то в горах, или о проказнике, полюбившем сопеть под людские песни? Хотя, нет... Могу строить предположения и догадки, и никак не решусь подойти и спросить. Я уже даже уверен, что она меня поймет и не защекочет.
А она? О чем думает она? В тот момент, когда мы поравнялись, я прочитал грусть и тоску в ее глазах. Какие обычные соединения слов, сколько банальности и пустоты в них для меня. Но почему же мне захотелось остановить и расспросить, обнять, прижать и защитить...
Что за сентиментальный бред? Неужели я настолько сдал? А может это просто милосердие и желание хотя бы постараться быть человечным к подобным себе? Не знаю. Не понимаю...
Я просто прошел мимо. Все понтонные мосты, располагавшие в сотнях миров и лежавшие в тысячи пространств, ушли на дно. Тяжелые бетонные балки поднимали брызги материи, что переливалась в свете хаоса сотнями искристых мотыльков, и пугала юркие стайки нефритовых кракенов. Теперь они буду лежать на дне, как и другие до них, да и после них, создавать неповторимую живописную картинку не соединенных берегов. Я продолжал шагать по налаженном мосту, ведшему к туманным берегам.
Толпы людей, так много лиц, так много историй из личной жизни, что скрываются за "холодными", "жизнерадостными" или вовсе безразличными масками, и лишь опытный глаз может заметить зеленые ростки, пробивающие через покров социализации. Но возникает вопрос - что дальше? Остановиться? Зачем? Я не понимаю, что вызывает у меня желания остановиться и спросить? Вот просто взять... остановится... И просто взять спросить. Но ничего просто так не бывает. Я слышу, как крошится бетон, воют железные стержни. А еще слабый, но неудержимый вопль рассудка - ничего не делать. Может быть, это преддверия далекого голоса еще не появившейся мудрости, что долетает до меня из глубины завтрашнего дня.
Мудрость? Такая безответно далекая, такая беспристрастно чистая субстанция, рождаемая нашей нервной системой прохождениями миллионов электрических импульсов по аксонным каналам. И все нормально. И все хорошо.
Но тогда почему мне так холодно? Холодно оттого, что меня ждет в будущем, с таким непривлекательным настоящим. Там, где ты только личность индивида непохожих друг на друга индивидуальностей в толпе. И думая о своей индивидуальности, я чувствую себя в вакууме. Отдельно от всех других, я закрываю себя, в маленькой утопии имени Себя. А понимая, что вокруг тебя тоже индивидуальности, постепенно сходишь с ума. Не веришь, не понимаешь, что есть еще шесть миллиардов способных чувствовать и думать, а не просто показывать эмоции и говорить слова. Проще слиться с толпой. Единичная клетка огромного зверя, что обволакивает планету, шагая по ней миллиардами ног, смотря на нее миллиардами глаз...
И даже поверив и осознав, не хочешь понимать и знать чужих проблем. Все вокруг становится чужим и не твоим. Есть лишь ты и твоя утопия. Ты рушишь возможные мосты и упрямо идешь в одиночестве.
- Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - читая мои мысли, сказал Бегемот, - мы же можем лишь стимулировать их к спасению.
- Так думаешь о простом встречном, но когда дело доходит до тех, кого ты знаешь, разве не обязан помочь?
- Кто же ты, ближний мой? Вопрос двух тысяч лет, - черный кот замурчал.
Я познакомился с ним случайно. Когда тот подглядывал за купающимися русалками, а мне снова не спалось в полнолуние. Он согласился составить мне компанию, оставив дев на другую ночь, когда я сумею, наконец, заснуть. Мы бродили и говорили. А Ночь прислушиваясь к нашему разговору, не спешила уходить. Утром я ушел спать, не забыв купить своему ночному собеседнику сосиску. От кошачьей еды, он наотрез отказался, мотивируя свой поступок недоверием к производителю и продавцу в частности.
Имя "Бегемот" досталась коту из-за его внешнего вида, что лишь размерами уступала одного из персонажей романа "Мастер и Маргарита". А так же из-за того, что он жил по соседству с домом Булгакова. Я не раз напрашивался к нему домой, но каждая моя попытка была отбита непонимающим мяуканьем. Бегемот почти всегда, когда не хотел отвечать на поставленный вопрос или продолжать разговор начинал просто мяукать, тупо смотря в глаза. Похоже, это был его защитный механизм, выработанный долгими годами жизни бок о бок с людьми. И вообще он вряд ли чем-либо отличался от других котов, разве что размерами.
- Бегемот, а мы друзья?
Кот остановился и призадумался.
- Думаю, будь я человеком, как ты, то мы были бы если не друзьями, то уж точно хорошими товарищами, а так мы просто две параллельные прямые, что пересеклись в бесконечном пространстве.
- Это еще почему?
- У людей есть выбор. А у нас, животных, его нет. Когда кто-то бродит по темным переулкам из людей, то чаще всего он делает это по своей воле и когда с ним происходит там неприятность, он сам виноват. Животное же просто там живет. Оно ищет пропитания, чтобы выжить. Понимаешь, о чем я?
- Но все же случаются ситуации, когда у человека просто нет выбора.
- Я в это не верю, мой собеседник. Выбор есть всегда, просто он нам не нравится.
Так, смерть тоже выбор. Нет, не ваше ничтожное самоубийство. А именно смерть в борьбе. Когда человек знает, что проиграет, но пытается все равно победить. Отдает самого себя. А потом...
А потом я не знаю. Для нас, животных, смерть - это конец. Просто конец. А вот для вас, людей... Я не знаю. Я там не был. Ты там будешь. Не забудешь рассказать, что там, если сможешь?
- А ты тогда разрешишь побывать у себя дома?
- Разумеется.
- Тогда расскажу.
"Сегодняшний день не будет как вчера; мы не будет вчерашним, а жаль, а может и хорошо", - сказал мне как-то Бегемот на рассвете, когда наша прогулка подошла к концу, и тяжело вздохнул. Он побрел вдоль каштановой аллеи, а я вышел на остановку и стал ждать автобус. Часы, минуты, секунды и мгновения, вот точно позволяет годам менять нас. Каждую секунду какая-то наночастица нас умирает, что бы дать место новой. Она заменят погибшую, я меняюсь. А когда-то они умрут в один миг. И я резко стану совсем другим. Буду ли я собой? Частица меня должна же остаться, чтобы рассказать Бегемоту о том месте, где он никогда не побывает. Не побывает, полностью изменившись до неузнаваемости.
Почти за полгода она тоже изменилась. Внешне. И не только сменилась - одежда с легкого весеннего фасона на более утепленный, осенний. Волосы теперь едва касались плеча. Тело стало более женственное, преображающее детскую фигуру.
Но глаза... Грусть никуда не ушла. Зачем она поселилась в ее душе? Кто приказал терзать ее? В чем вина?
Она снова идет мне навстречу. Подойти? Спросить? Такой соблазн. Ноги подкашивались. Она прошла мимо, опустив голову. А я?
Безумец!
Развернулся. Пошел следом.
Кто знал меня, наверное, не поверил бы. Что я, человек, склонный к простому наслаждению и размышлениям над миром, вдруг ни с того, ни с сего, стал участником своих наблюдений. Где-то далеко на грани осознания человеком вселенной бетонный мост, уже готовый вырваться из пучины. Разум изо всех сил заставлял тело лечь на прежний курс. Разрушить еще неустановленную связь, подавить неожиданный порыв!
И стать как всегда.
Тенью.
Но я продолжал идти, постепенно сбавляя шаг, чтобы не нагнать или не перегнать ее. Это был не страх оказаться раскрытым. Очередной прохожий, что просто смотрит на миловидную девушку, ничего нового в ее жизни. Нет, это был трепет перед тем, что иду рядом с этим человеком. Окажись мы на улице одни - она и я, и, верно, было бы слышно ее дыхание. Одно движение руки, и смогу ее остановить. Зачем же рушить завесы тайны?
Она вошла во Дворец, трехэтажное здание на краю горы. Плакат на двери оповещал про выставку кошек, проходящую внутри. Это было обычное мероприятие, что проходит в стенах Дворца с определенной периодичностью несколько раз в год. Я там бывал с Бегемотом, когда ему хотелось пофлиртовать с породистыми кошечками, а без хозяина ведь не пускали. Войдя следом и пройдя через широкую гардеробную на второй этаж, оказался во временном царстве родственников Бегемота. Разящий запах кошачьего корма, как в маленьком провинциальном зоомагазинчике, был повсюду: ложился под ноги, карабкался по штанам, забирался под куртку. Четыре длинных ряда с кошачьими оставляли не так много места для перемещения всех собравшихся здесь любителей кошек, в самом что ни есть хорошем смысле данного слова. Люди смеялись, говорили, обнимались, смотрели на объекты своих воздыханий. Те, в свою очередь, снисходительно позволяли людям наслаждаться ими, грациозно потягиваясь в своих клетках и царственно мурлыча себе под нос.
Она тоже смотрела на кошек, ходила между рядами, только вот странность - она прикрывала лицо платком. А еще, кажется, она была счастлива. Я не мог увидеть ее глаза, слишком далеко стоял от нее. Но внутренний червячок, грызший все время мое нутро, удовлетворенно заурчал и пошел на боковую. Снизу стал доноситься какой-то шум, скоро зрелая женщина поднялась в зал. Оглядев всех присутствующих беглым взглядом, быстрым шагом направилась к "мавке". Схватив ее под локоть, она стала уводить ее, попутно говоря.
- Зачем ты пришла сюда, Рита? - доносилось до моего слуха, - Сколько раз можно тебе повторять, что тебе запрещено появляться в таких местах. Твоя...
Рита сделала шаг вперед, а потом, покачнувшись, упала на пол. Женщина мгновенно стала рыться в своей сумке, пока другие пытались помочь. Подойдя ближе, втиснувшись в окружающую их толпу, увидел, как распухает тело "мавки" и покрывается пунцовыми волдырями. Через нос и глаза сочилась кровь. Найдя в своей сумке ампулу, женщина шприцом ввела ее содержимое в тело девушки. Скоро на место происшествия приехала "Скорая" и забрала пострадавшую вместе с той женщиной, которая, по всей видимости, была ее матерью. Организатор извинился перед публикой за возникшие осложнения, а также пожелали всем хорошего дня, и мероприятие постепенно обрело прежнюю атмосферу. Мне больше ничего не оставалось, как развернуться и уйти.
Зима еще не наступила, календарь нагло врал, но все об этом знали и продолжали принимать его в дом. Золотая осень продолжала радовать нас ливнями и сыростью. Я боролся с внутренним желанием одеться потеплее, продолжая ходить в осенней одежде. Кто-то из рядом проходящих уже поддался соблазну и оделся не в пору, зато по погоде. Были уникумы, что еще оставались в летней одежде, правда, таких были единицы. Во Дворце снова проходила выставка кошек, и Бегемот решил пригласить меня, в качестве хозяина, разумеется. Он, наверное, уже ждал меня у входа - как всегда, начисто вымытый, причесанный, благоухающий мятой, и с огромным красным бантом в белый горошек. Организаторы не раз косились на меня с ним, но стоило мне предъявить родословную этого кома хитрости, как они тут же выделяли самое почетное место. Что же там было такого, мне, простому смертному, далекому от их премудростей, было неведомо.
Я обогнал влюбленную парочку, потом шумную компанию подростков, несколько людей почтенного возраста с фотоаппаратами на шеях, видно туристы, угораздило же их в такую погоду, а потом оцепенел. Она снова шла по направлению к Дворцу. В глазах ее снова читалась грусть, а в нескольких шагах от нее мяукал котенок. Совсем крошечный, непонятно как оказавшийся посреди оживленной улицы. Он звал маму, а вместо мамы были только люди и холодный мокрый тротуар. Приблизившись к нему, попыталась погладить.
Рита взяла его на руки, она старалась не прижимать его к себе, держа на расстоянии. Осторожно развернувшись ко мне, она, улыбаясь, стала идти обратно. Я не верил глазам, улыбнулся ей в ответ, как простой прохожий.
А ведь в любой момент у нее мог начаться приступ. Но теперь ей никто не поможет. Неужели несколько минут, проведенных с котенком, могут быть важнее жизни?
Может, это и есть любовь, такая вот несчастная любовь. Несчастная любовь этой девочки к кошкам. И я стал ее свидетелем...
А может, и нет. Быть может, я ошибаюсь. Ведь откуда мне знать о том, чего я никогда не испытывал.