Это история о том, как я и мои товарищи обрекли весь мир на погибель. Я не горжусь этим, было бы чем гордиться, я не пытаюсь увековечить свое имя, я не произнесу своего имени ни разу, я лишь хочу, чтобы люди знали, как враги обернулись друзьями, а дары обернулись проклятьем - да, с малой буквы "дары", равно как и те твари, что их приносят.
Я не знаю, с чего начать. Тот момент, когда я начал подозревать, что все это закончится плохо? Тот момент, когда Благословенная Мать сказала мне... а, неважно, что она сказала. Но я видел тусклый свет, что исходит от нее, и более яркий свет от младенца на ее руках. Прежде, весь этот свет принадлежал ей, но в этот я впервые заметил то, что потом меня уже не отпускало - младенец светится все ярче, пока она светится все тусклее, слабее, старее. Да уж. Стоило бежать оттуда уже тогда, но кто бы меня выпустил? Я был единственным толковым инженером в нашей группе. Так я успокаиваю себя. Так я убеждаю себя, что даже если бы я бежал, меня бы остановили, поймали и приволокли обратно. Но на самом деле... Я не стану думать что там, на самом деле. Довольно.
Нет-нет-нет. Это или слишком рано, или слишком поздно. Столько чудесных людей приняли участие в этом марафоне на смерть человечества. Если начать позже - все будет по делу, но никто не поймет, откуда взялись все эти люди. Если начать раньше - получится бесконечная нудятина о совсем ненужных людишках. Замечу, выдающихся ненужных людишках! но все же, но все же.
Мысли мои возвращаются к Благословенной Матери. Вот ведь насмешка. Само имя - насмешка, глумление, но мы этого не понимали тогда. Она понимала. Или делала вид, но нет. Именно что понимала. Она ведь чуяла, что носила под сердцем, что за тварь кормится ее жизнью. Когда она поняла? Мне мыслится, что при первом порезе, отсечении, но это слишком ужасно. Но и врать себе тоже не годится, так что...
Так что? Я сижу здесь и не пойму, с чего же мне начать свой рассказ. Чтобы каждому воздалось по справедливости, а кому-то и по милосердию, есть и такие, даже в нашем мире-помойке найдутся те, кому надо бы получить не за достижения, а за саму попытку. Я, например? Я ведь хотел мира во всем мире, ведь если примирить народы, какая эра процветания может наступить! "Может", да, я тоже это заметил. Я не был идеалистом, просто...
Вот и стало ясно, откуда мне начинать свой рассказ. Начни с себя, как говорил наш Хранитель Ядов. Начни с себя, как говорил наш Старший Дознаватель. Начни с себя, как говорил... нет, это плохая шутка. Но с себя начать стоит. Пусть хоть здесь я начну с себя. А непонятные моменты мы проясним позже. Их много будет, вся эта мерзкая история открывается всем навстречу, да так, что всем достанется по заслугам.
Я - младший сын мелкого землевладельца. Это отчасти и определило мое будущее. Крупные землевладельцы отправляют своих детей в города, пытаясь обеспечить им будущее, которого сами не имели. И конечно же крупный земледелец не поскупится на приобретение даров для своих детей - любые капризы, лишь бы денег хватило. Напротив, крестьяне-арендаторы не считают дары чем-то обязательным, среди них полно нерезанных, поэтому я, такой же нерезанный, не был изгоем. Но и крестьянином я не был, хозяйский сынок, к которому относились со смесью почтения и пренебрежения. Я был достаточно свободен, чтобы слушать рассказы путешественников в ближайшем Храме Гостеприимства. Я был недостаточно свободен, чтобы рвануть в путь, попытать счастья в дороге.
Так меня и завербовали. Один путешественник оказался не купцом, а шпионом для Братства Всех Путей. У него был дар убеждения, полезный и купцам, и шпионам, слова его лились как музыка, как мед, и я, уже желавший свободы и странствий, без малейшего сомнения согласился работать на Братство. Будущее, яркое будущее, такое, что ярче солнечного света, ожидало меня. Кем бы я был, если бы отказался?
Теперь я уже умею сопротивляться дару убеждения. Даже без артефактов, усилием воли. Мне хочется думать, что нынешний я не поддался бы на уговоры, остался бы работать на более удачливых, считал бы урожаи и прибыли, заставлял бы сильных и глупых работать, заставлял бы умных и слабых работать на меня. Да, мне хочется так думать.
Кстати, вот и мое обвинение. Братство Всех Путей ответственно за гибель человечества. Деятельные бездельники, мастера без мастерства, все эти знающие ничего полезного - они обрекли человечество на гибель. Моими руками. Моими, и руками еще десятка таких как я. Получилось бы у них что-нибудь, если бы я не работал на них? Безусловно. Изменилась бы моя судьба, если бы я не работал на них? Это просто смешно. Нет, ну правда.
Я стал работать на Братство. Я играл роль агента Безбожников, скупающего артефакты. Я приходил, торговался, угрожал и намекал, стелился перед владельцами даров, чтобы в следующий же момент показать им компрометирующие их материалы. Многому я научился тогда. Ну и самое главное - я перестал чувствовать благоговение перед владельцами даров.
Жалкие, искалеченные люди, и я не говорю о их телах - сами души были искалечены. Люди-инструменты, чья суть - вечно работать на хозяев, таких же искалеченных, но для другой цели.
Тогда же я начал встречать настоящих Безбожников. Я предавал их Братству, пока не заметил, что Братство очень скупо платит за каждого Безбожника. Тогда я принялся искать к ним подход, те ключики, что открывают человеческие души. Это оказалось не так легко, я не мог сойти за своего - слишком много маленьких деталей, то, что они знали с детства, для меня было бессмыслицей, то, что знал я, было для них знаком врага. Многие, узнав что я шпион Братства просто прекращали общение, в их глазах было жалостливое презрение, так смотрят на нищего прокаженного. Однако с каждым разом я становился все лучше, и в один прекрасный день мне удалось завоевать доверие одного из них, добиться его уважения.
О, как много я узнал! Братство верит в тайны, тайна разглашенная есть тайна ослабленная, их знания закрыты даже для их людей. Безбожник делился тайнами куда охотнее. Знание освобождает, говорил он. Каждый знающий возвышает, каждый дурак низвергает, говорил он. Кого возвышает и кого низвергает он не говорил, в этой фразе были две лакуны, каждая как открытая рана. Теперь я понимаю, что было в тех лакунах. Понимаю, но слишком поздно.
Каждое мое сближение с Безбожниками вызывало одобрение у Братства. Я познакомился с новыми людьми, людьми, что действительно что-то решают. Я узнал, как на самом деле проходит эта афера с артефактами, и почему не все полученные мной артефакты доходят до Братства. Вскоре я и сам присоединился к этому делу, подлому, но прибыльному. Было какое-то изящество в том, как артефакты исчезают в никуда. Вчера он был в списке, лежал в запечатанной коробке, а сегодня - ни коробки, ни печати, а список зачастую оказывается покрыт жирными пятнами, делающими слова нечитаемыми. Виновные будут наказаны, конечно же. Чем-то это напоминает сам процесс сотворения артефакта - разве что я мог повторять этот ритуал снова и снова, а творец артефактов - едва ли.
Артефактами пользоваться я не мог - конечно же, человек среди шпионов не может быть слишком доверчив, одно лишнее слово не в те уши - или напротив, в те уши - и я исчезну, возможно навсегда. Я был дураком, воруя эти артефакты? Не украл бы я, украл бы кто-нибудь другой - я уверен, Братство знало, но закрывало глаза на это, позволяло нам играть в эти маленькие игры, чувствовать себя умнее системы. Зато теперь у меня есть надежда на будущее. Осталось всего лишь добраться до людей, которым я доверил хранить эти артефакты. Всего лишь, ха. Половина из них присвоила мои вещи и сбежала, а половина уже наверняка мертва. Но ведь лучше бесполезно метаться, чем сидеть на месте и ждать смерти, не так ли?
У Братства нет людей ни в одном из внутренних кругов. Удивительно? Не особо. Внутренний круг любой гильдии - очень закрытый клуб, каждый человек, что вхож в него и причастен тайн, по сравнению с нами все равно что небожитель, маленький божок над своим маленьким царством.
Чертовы обрубки.
О да, нерезанных среди них нет. Люди без дара внутреннему кругу не нужны, только лучшие, только сильные, только самые полезные из всех могут рассчитывать на привилегии. Чаще всего это гильдейские эксперты, но среди них обязательно есть Дознаватель и Защитник. Среди претендентов на эти места безумнейшая конкуренция. В дело идет все - интриги, яды, подкупы, шантаж - в общем, все то, что так любит Братство, но шпионам Братства закрепиться не удалось ни разу. Отчасти из-за Дознавателей, отчасти из-за этого змеиного клубка. Тяжело найти хорошего Защитника, который согласится работать на Братство. Тяжело найти человека, который не только выживет, но и возвысится среди этих головорезов.
Среди гильдейских экспертов конкуренция столь же жесткая, разве что прямой конфронтации они избегают, преступника, погубившего ценного человека быстро вычислит Дознаватель. Мне довелось поучаствовать в извлечении бывшего эксперта у Аколитов Молота. Обрубок - иначе его не назвать. Его выкрали, отсоединили живые протезы и всю дорогу держали на диете из алкоголя и наркотиков, лишь бы обрубок не причинял нам хлопот. Он и не причинял, всю дорогу он плакал и звал свою дочь. Лишь по прибытию мне по секрету рассказали эту историю. Этот обрубок долгое время был экспертом-аллокинетом - усилием воли превращал негодные железки в инструменты и оружие. Но новые эксперты наступали ему на пятки, тогда уже у Аколитов Молота были династии, где в каждом новом поколении дар расцветает все сильнее. Когда у старого ублюдка закончились лишние части тела на продажу, он пожертвовал свою дочь - жрецы-дарители сожгли ее, бросив в плавильную печь, говорят, что подобная связь усиливает дар. За это обрубок научился изменять плотность металла - не спрашивайте, зачем это нужно, я не разбираюсь в железках. Но даже это обрубку не помогло - новый, лучший и талантливый эксперт занял его кресло в совете, а Братство подобрало этот отработанный товар. Нам тоже нужны аллокинеты, где же еще нам их брать?
Так и получается, что Братство везде, у каждого окна, под каждой дверью, подслушивает через дырку в стене, подсматривает сквозь неплотно закрытые шторы, но в дом Братство не пускают, и не пустят никогда.
Ясное дело, что Братство очень хотело попасть в дом - пусть даже не в самый лучший, в лачугу какую-нибудь с плохой охраной. И такая лачуга нашлась. Безбожники.
Не то чтобы Братство не пыталось ранее. Именно Братство было первым, кто попросил дар морфизма. Славные то были времена, говорят.
Обрубки-морфисты меняли свою внешность до мельчайших деталей, чуть ли не саму свою личность подстраивали под украденное лицо. Идеальные шпионы. Морфисты украли больше секретов, чем Братство хранит.
Но новые дары, как и любое оружие, заставляют врага совершенствовать защиту. Кто-то из жрецов-дарителей додумался попросить защиты от морфистов и получил ее. Он стал первым Дознавателем. Нет, дознаватели были и раньше, но они едва ли могли читать лица, не имели власти над морфистами, плохо чувствовали чужую боль - обычные нерезанные. Сейчас такие остались лишь у Безбожников, но даже они усовершенствовали свою защиту - ни один морфист, посланный в Города-под-горой не вернулся. Почему? Часто шутят, что им там отлично живется, славно, привольно, завтрак в постель, массаж по вечерам, никакой работы. Конечно же, это чушь. Скорее всего, их всех сбросили в быструю реку на запад. Но порой, мне кажется...
Нет, некогда. Оставим мертвых в покое.
Когда Дознаватели заменили дознавателей, только Безбожники остались с прежними технологиями. Впрочем, их защищали слухи и страхи. Грозная репутация. Пещерные нелюди, твари, что выходят наружу лишь в безлунные ночи. Они похищают людей, чтобы принести их в жертву своему Павшему Богу, крадут инструменты и еду, едят заживо детей, насилуют женщин, сжигают дома... все это под дикарские завывания, белые глаза блестят в темноте, делая их похожими на зверей, а не на людей.
Конечно же, очередная чушь. Я вел с ними дела, часто при первой встрече меня принимали за одного из своих, а у меня нет ни белесых глаз, ни кривой обезьяньей спины. Такие же люди, как мы. Только нерезанные. Среди них почти нет обрубков. Почти.
Грозная репутация подтверждалась тем, что почти никто из шпионов не возвращался. Зато было полно писем от мертвецов. Правильных писем, с правильными именами и паролями, правильным почерком, но совершенно лживой информацией. Говорят, это было ужасно, падение целой шпионской сети. Это все равно что перестать видеть зеленый цвет, несмертельно, но необъяснимо. Жутко.
Как они подделывали почерк? Я не хочу об этом думать. Все ключи к этой тайне у меня в руках, но будь я проклят, если я прикоснусь к этой тайне.
Морфисты не смогли проникнуть к Безбожникам, Братство доверило это дело настоящим людям. Это должны быть нерезанные - прямо как я - имеющие знакомства среди Безбожников - точь-в-точь как я - и принявшие идеалы Безбожников - ну, может быть я и не принял их окончательно, но я успел повидать, до чего дары доводят людей.
Получив приказы, я не слишком удивился. Восхищение и тревога переполняли меня - я стану первым праведником, что увидел внутренние чертоги Безбожников! Но и тревога не отпускала, я знал, что большинство росказней о Безбожниках были лживы, но ведь люди, жившие на востоке от Городов-под-горой куда исчезли, не так ли? Не меньше слухов ходило о скрытых силах Безбожников. Они же выжили как-то не используя дары?
Это мне и предстояло узнать.
Мой контакт у Безбожников, парень по имени Лармо, к моей просьбе отнесся куда спокойнее чем я рассчитывал. Такое бывает, сказал он. Нечасто, но регулярно. Люди не могут вечно жить во лжи, рано или поздно им захочется прикоснуться к свету истины.
О, они любят это дурацкое выражение. "Свет истины". Как будто истина падает с небес, только и успевай подставлять руки. Я спросил у него, неужели в Городах-под-горой так светло, что истина являет себя повсюду?
Лармо рассмеялся и ответил, что в поисках света надо спускаться в самые темные места. И ты спустишься, пообещал он мне. Во тьме человек видит то, что неподвластно простому зрению.
Если бы я знал, о чем он, я бы послал Безбожников и Братство подальше.
Дорога была легкой, все последующее за ней - нет.
По прибытию меня отправили к местному дознавателю. Он не был особо заинтересован в моих ответах, хотя присутствующий клерк записывал все, что происходило. Лицо его выражало смертную скуку и ничего более.
После дознаватель сказал, что я должен учиться. Знание освобождает, земные вещи сковывают. Мне пришлось оставить все свои пожитки. Мне выдали тунику и сандалии, дознаватель указал мне на дверь внутрь, клерк закрыл ее за моей спиной.
Там я выучил первое слово - "иру" - "иди". Прибыв в свою комнату, я узнал слова "еда" и "два". Еще я узнал, что еда здесь сытная, а кровать без матраса - ужасно неудобная. Утром следующего дня я выучил слова "работать" и "быстро". На следующий день я понял разницу между "работать" и "копать", еще через день - разницу между "носить воду" и "носить землю". Дознаватель не соврал, я действительно учился. Медленно, но верно.
Куда быстрее я стал учиться, когда в первый раз отказался работать. Мой словарь пополнился словами "ударить", "карцер", "мудак" и "отсутствие", точнее "отсутствие еды". Учиться быстрее мне понравилось, а вот карцер, побои и упущенный завтрак - не очень. Я решил немного снизить темпы обучения.
Каждый десятый день приходил дознаватель, но уже другой, на языке не говорящий. Он задавал вопросы и фиксировал ответы. Ответить я конечно же ничего не мог - не хватало слов. На мои вопросы дознаватель не отвечал, все, чего я от него добился - это новое слово "лернанто" - очевидно, это я, примерно в той же манере что и "мудак". Я понял, что мне надо искать другие способы.
Разговоры с другими лернанто не поощрялись - надсмотрщик сперва отвесил пару чувствительных пугнобато, а потом отправил в пунчело, где на ужин меня ожидало нениу пано.
Я попытался говорить с надсмотрщиками. Удивительно, но утром и вечером от них можно было добиться пары новых слов. Я выучил пару новых синонимов к слову "мудак" и приказ "заткнись". Однако иногда я получал настоящие, полезные слова.
Моему лицу в этот момент мог позавидовать душевнобольной шут.
- Киом да паной, - в один прекрасный день ответил надсмотрщик. - Киом да паной. Рипети.
- Киом да паной, - послушно отозвался я.
- Квар, - ответил надсмотрщик. - Квар паной.
Дальше нужно было придумать, как узнать нечетные числа, чуть голову себе не сломал. Но Лармо оказался прав, в темноте начинаешь видеть. И я увидел.
Я узнал новые слова "утро" и "вечер", "имя" и "возраст", "благодарю" и "не стоит благодарности". Последнее звучало намного короче, но смысл, похоже, был именно таким.
Каково было мое удивление, когда я понял вопросы дознавателя.
- Кио эстас виа номо? - спросил он вместо обычной белиберды на непонятном наречии. Я смог ответить.
Дознаватель отметил это на дощечке.
- Киом да ярой ви хавас? - спросил он. Я не знал "хавас", но смог догадаться и ответить.
Дальше пошла обычная неразборчивая речь, но я понял, что надо искать слова дальше.
Искать слова мне не пришлось: на следующее утро надсмотрщик повел меня не лаборе, а куда-то в другое место. У меня забрали тунику и выдали штаны и рубашку.
Какое это наслаждение - снова надеть нормальную одежду!
Теперь я был не лернанто, а левито. Работать приходилось вполовину меньше, у меня появилось свободное время. Кормить стали три раза, в обед давали кислое пиво, которое с непривычки сильно шибало в голову. Первое время я наслаждался бездельем, но потом понял, что это ловушка.
Когда я отказался от пива (не биерон, бонволю!), ближайший надсмотрщик указал мне на двери в небольшой зал, где разбившиеся по группкам люди тихо переговаривались между собой. То и дело слышно было "рипети". Это был мой путь к свободе.
Проблемой оказалось найти правильную группу. Не слишком сложно, не слишком просто. Разговоры между левите по-прежнему не поощрялись, теперь изоляция была дольше, но хотя бы еду приносили вовремя.
Дознаватель так же появлялся на каждый десятый день. Он задавал куда более сложные вопросы. Мне были нужны новые слова.
Я не сразу сумел найти подходящую группу. Я нашел тех, кто общался понятными словами и возвращался к ним каждый новый день, пока пресептор (похоже иное название дознавателя) не сжалился надо мной и не указал следующую группу. Я выпросил у него новое слово: "следующий". Это мне помогло.
Когда я смог ответить на вопросы дознавателя, он улыбнулся мне. В этот момент я почувствовал, что новый мир открывается мне навстречу, я почувствовал, что знание освобождает.
На следующее утро меня повели прочь от привычных мне залов куда-то вниз. Вместо привычных тускло освещенных залов, я шел по широким, но бесформенным коридорам. Когда за очередным углом показался зал, я застыл.
Не зал, неверное слово. Огромная пещера, в такой можно было разместить десяток замков и все равно, осталось бы место. На удивление, здесь не было темно - стены и потолок пещеры были покрыты цветными пульсирующими пятнами.
- Брилиной, - показал пальцем надсмотрщик. - рипети.