|
|
||
Конкурсная работа. Имеется любительское прочтение (не авторское): https://youtu.be/14ouhbLzxSE?t=40m15s | ||
Многие сотни лет Город пребывал почти в неизменном состоянии: люди рождались и умирали, из далеких краев в поисках тихой жизни приезжали уставшие от суеты внешнего мира, в города побольше переезжала молодежь, разочаровавшаяся в медлительном темпе жизни горожан, но все это никак не сказывалось на общем виде Города и его размерах; он существовал отдельно от людей, словно не они сотворили его для своего комфортного бытия, а наоборот, Город был первичен. Веками одни и те же дома стояли на одних и тех же местах, и даже деревья, которых было куда больше, не росли и не множились. Поколения сменялись поколениями, а каменные, бережно отштукатуренные стены построек сохраняли вечно слегка потертый вид, брусчатка на дорогах оставалось такой же неизменно замшелой, а уличные столики кафе стояли на прежних местах из сезона в сезон.
Невозможно было определить точные размеры Города, ибо все дома, мощеные дороги, редкие церкви и небольшие рыночные площади растворялись в толще лесов. В удивительном симбиозе находилась природа и обработанная человеком материя: каждое строение было отделено от другого полоской неухоженного леса, который, тем не менее, не обладал разросшимся подлеском и беспрепятственно пропускал сквозь себя прогуливающихся людей. Над улицами нависала постоянная зеленая крыша, которая пропадала лишь на зимнее время, когда Город засыпало тонким слоем белого снега, но ровно настолько, чтобы люди не утруждали себя очисткой дорог.
Хоть никто из жителей и не держал домашних животных, в Городе процветала внушительная популяция кошек: то и дело на улице, в доме, кафе, библиотеке и дюжине прочих мест можно было обнаружить вальяжно развалившегося кота в удивительно хорошем состоянии: шерсть его была расчесана и умыта, лапы не запятнаны уличной грязью, а бока округлы и сыты, несмотря на бродячий образ жизни. Иногда можно было поймать себя на мысли, что цивилизация кошек существует отдельно от людей, не нуждаясь в них, и лишь так совпало, что сопроживают они на одной территории.
На ближайших к морю улицах вечный растительный потолок расступался и можно было оглядеть окрестности: на севере расстилалась бесконечно сера водная гладь, а если забраться повыше, к примеру, на колокольню собора, можно было увидеть невысокие горы, покрытые непроглядным темно-зеленым лесом и обступившие Город с юга. Прибрежная улица плавно переходила в тракт, уходящий в большой мир, но активного движения по нему не наблюдалось, словно поток людской массы растворялся в медлительном, безветренном воздухе, приближаясь к Городу. Здесь же стоял и железнодорожный вокзал, обыкновенно пустующий: лишь раз в неделю приходил поезд, привозивший товары и почту с большой земли, на котором иногда приезжали несколько туристов, обреченные остаться в Городе навсегда.
Соборная площадь резко контрастировала с прочей застройкой Города: растительности здесь не было, а дома стояли почти вплотную, оставляя лишь узкие проходы, которых хватало ровно для того, чтобы протиснуться одному человеку. Каждое воскресенье на площади вырастала тихая ярмарка, на которой можно было найти невероятное разнообразие овощей и фруктов, дары леса, всевозможные поделки неизвестного происхождения и назначения, артефакты ушедших цивилизаций, книги на нерасшифрованных языках, наряды вымышленных народов, рыбу невероятных форм и размеров и мясо, неизвестно откуда взявшееся, ибо никто из горожан не держал ни скотину, ни птицу.
В соборе, который являлся самым высоким строением города, каждый день одинокий пастырь проводил богослужения, включавшие тихое чтение Писания. Он давно перестал читать проповеди, — горожане не нуждались в божественных откровениях и исповедях, разъяснениях смысла бытия и ответов на главные вопросы вселенной; они давно отреклись от поиска смыслов и пребывали в счастливой медлительной суете повседневности.
По добротно сколоченной лестнице можно было миновать стремительный обрыв и спустится к пляжу. Отливы здесь до того интенсивные, что местами можно пройти полсотни метров по оголенному морскому дну; приливы же заливали нижние ступени лестницы. Слева был виден выступающий мыс, пустой и поросший пышным лесом со стремительными обрывистыми берегами, раз в десятилетия обваливающиеся и оголяющее разноцветную глину — событие всегда становилось сенсацией среди населения, которое нередко теряло веру в объективный ход времени, а природные процессы, наблюдаемые за пределами Города, подтверждали сопричастность бытия горожан к окружающей вселенной.
Если повернуть на юг и пройти мимо каменной церкви, которая, казалось, построена еще при жизни апостолов от семидесяти, можно было выйти к городскому кладбищу, располагавшемуся среди покрытых мхом и лишаем громадных камней. Невероятного богатства фамильные склепы соседствовали с бедными деревянными крестами. Вам не удастся узнать фамилию или годы жизни усопшего: умерших в Городе Город полностью присваивал себе, не брезгуя их прошлым, и потому любые попытки нанести хоть какую-то информацию на надгробие не увенчивались успехом. Память о человеке размывалась спустя недели после его кончины, и ни родные, ни друзья, ни знакомые не могли вспомнить о нем, словно его и не было.
Никому доподлинно неизвестно, на какие средства поддерживал свое существование Город: большинство жителей работало в немногочисленных казенных учреждениях: небольшой библиотеке, расположившейся в глубине лесов и хранящей неисчислимое множество книг, о существовании которых и не догадывалось человечество, школе при ней, учившей около сотни детей, небольшой поликлинике со скучающими врачами, ибо тут редко кто умирал и болел, маленьком театре и издательстве местной газеты, которую, помимо самой редакции, читали обитатели дома престарелых, которые жили по несколько веков благодаря замедленному движению жизненных процессов. Ни чиновников, ни судей, ни прочих обслуживающих бесконечную бюрократию в Городе не водилось — в них он не нуждался, ибо само государство забыло о его существовании и финансировало работу культуры, медицины и образования лишь по инерции, и до жителей не доходили ни новые законы и штрафы, ни запросы об отчетах о сборе налогов, ни бюллетени очередных парламентских выборов.
При примерном подсчете всех горожан (а сколь-нибудь точный подсчет не представляется возможным) обнаруживалось, что на чуть больше пяти сотен рабочих мест в Городе безбедно проживало еще около пяти тысяч жителей. Даже если подсчитать все лавки, постоялые дворы и трактиры, которые почти всегда являются семейным делом, оставалось еще пара тысяч свободных от тягостей труда людей. Если попробовать спросить у случайного прохожего о его месте работы, он, с большей долей вероятности, удивленно посмотрит на вас и попросит повторить вопрос, а затем либо скажет что-то неразборчивое, либо начнет перечислять великое множество дел, которые ему надо успеть переделать, и объяснит, что при такой-де занятости на работу времени и не остается.
Если вы попробуете прожить в Городе, скажем, три летних месяца, то обнаружите себя в невероятной занятости по истечению вашего отпуска: окажется, что ваша автобиография требует долгой редактуры, беседа с местным преподавателем древнегреческого и античной философии оборвана на полуслове, в театре вот-вот поставят любимую вами пьесу, а небольшой авторский музей через дорогу скоро выставит невероятную экспозицию моделей машин прошлого столетия. Будьте осторожны: Город не щадит людей, попавших в него, и молите Господа, чтобы вас не угораздило найти любовь всей вашей жизни на этих вечно тихих улицах и узких переулках.
|