Виктор Помидорыч Загребенко попал в вытрезвитель в невменяемом состоянии. При задержании у нарушителя изъяли бутылку самогона. Против которого партия и правительство вели беспощадную борьбу. И с носителями порока тоже.
Все, что имело произойти с Помидорычем в заведении, произошло. Дальнейшее жизнеописание сильно зависело от взгляда на событие со стороны цехового комитета.
Почта в последнее время стала работать не в пример проворней: все извещения-сообщения явились на работу одновременно с Помидорычем.
Летал он вахтой на полудикий Север седьмой год, собрал уже все доступные льготы и надбавки. Деньги очень уважал и умело их делал своими приспособленными ко всякой работе руками -- рубль получался весьма продолговатым. Терять такое место было ему -- нож в сердце.
Случай подвернулся некстати: употребителей погнали с северных вахт косяками, как осень выметает из этих мест перелетную пернатость. Рассчитывать на авось не приходилось. Рассчитывать можно было только на свою голову, которой Помидорыч тоже умел работать...
Сегодня Помидорычу предстояло объясниться с цехкомом, хотя никаким Помидорычем он и не был -- прозвали так за цвет лица, что ли.
-- Ну, Виктор Егорыч, рассказывай, как ты до такой жизни докатился, -- сразу, без вступления, начал предцехкома Алексей Мызгин, -- вроде, все уже собрались.
Помидорыч встал, потискал заскорузлыми пальцами шапку, погладил себя по лысоватой головке. Не говорилось. Хотя и готовился. Он постоял, посмотрел в сторону, взгляд уперся в почетную доску. Увидел на ней себя. Ты глянь! А он и забыл уж. Да и то сказать, когда он сюда заходит. Фотографировали победителей соцсоревнования давно, они тогда и значения этому никакого не придавали. Какое там соревнование: работали как работалось.
Неожиданная встреча с самим собой развеселила. Снят был Помидорыч на рабочем месте: заплетал петли у стропов. Стоит с кувалдой в одной руке, в другой -- зубило. На рукава телогрейки натянуты голенища от женских сапог-чулок -- верное спасение от вездесущей грязи. Еще и Пашка за токарным станком виднеется, но нечетко уже и невыразительно. А Помидорыч орлом смотрится!
-- Значит, так... -- начал Помидорыч, -- был у шурина в гостях... употребил... злоупотребил... Ну... поехал домой. На троллейбусе...
Замолчал.
Цехком внимал, но продолжения все не было.
-- При чем тут троллейбус? -- спросил Мызгин.
-- Как при чем? Уснул я там. Ну и... это... изъяли меня...
-- А самогон откуда взялся? -- встрял помбур Козин.
-- Того не ведаю, -- потупил очи Помидорыч.
-- Как так? -- удивился бурильщик Бляхин. -- Куда ехал -- помню! Откуда ехал -- помню! Где взял самогон -- не помню?!
-- Знаю... -- вздохнул Помидорыч.
-- Известно, что мы коллектив от пьяниц очищаем? -- вступил в беседу начальник цеха Гордин.
--Знаю... -- вздохнул Помидорыч.
-- Ну и какие выводы? -- поинтересовался Гордин.
-- Вывожу не я, вы выводите...
-- Ну, а все-таки, сам-то что думаешь? -- домогался начальник.
-- Что я могу думать... мне думать нечем, -- прибеднялся Помидорыч, -- одно скажу: люблю Север!
-- Север или северные? -- съехидничал противный Козин.
-- Я, товарищи, можно сказать, прирос к этим местам, -- начал набирать обороты Помидорыч, -- и пересадку в другую почву могу уже и не пережить.
-- Ого! Вот это штиль! -- изумился Гордин.
-- Как же ты два раза в месяц по графику такую пересадку выдерживаешь? -- продолжал змействовать Козин. -- Под наркозом, что ли?
Но сбить Помидорыча с курса -- дохлое дело.
-- Да, -- вещал он, -- я полюбил эту землю! Проститься мне с ней -- удар! Но я готов. В память о годах, прожитых в суровом Севере, сегодня ночью я написал стихотворение. Называется "Все одно не жить!". Вот оно... -- Помидорыч нацепил дальнозоркие очки, достал из телогрейки бумажку и начал читать, хотя никто его об этом не просил. От резкого поворота событий никто и слова не успел сказать.
Приехал вахту проторять
на север я друзья
на тундре факелы горять
и все одна семья
Уеду сердце замолчить
и жить не буду я
пущщай и факел догорить
и ты моя семья... --
оттарабанил Помидорыч без знаков препинания и выражения, но зато гулко, как кувалдой в пустую бочку. Смолк.
Профсоюзные мужики смотрели на него так, будто не только никогда его не видели, но и видеть не могли.
-- Ты к чему это, Поми... горыч? -- почему-то шепотом спросил Мызгин. -- Ты что, а?
-- Я-т чё, я ничё! Другие вон чё, и то ничё! -- несло Помидорыча. -- Это вас надо спросить -- вы чё? У вас всегда так: на аварию в ночь ехать -- Помидорыч! Собакам сено косить -- Помидорыч! Всем отпуск летом, Помидорычу -- в знойном январе! Правильно, топчи его, Помидорыча, он безотказный, бессловесный! Митьке Хватову, вон, машину вне очереди, а Помидорычу -- калоши-маломерки! Да что там калоши, верхонок не допросишься!..
-- Погоди! -- опомнился Мызгин. -- Погоди, ты о чем?!
-- Все о том же! -- гремел Помидорыч. -- Николке Нечитайло ковер четыре на пять, а Помидорычу -- шиш вяленый в ноздри и вычет за сломанные пассатижи! А когда иноземные путевки делили, так сразу...
-- Да погоди ты! -- вскочил Гордин. -- Ты что мелешь?!
-- Правильно! -- одобрил Помидорыч. -- Оскорбляй Помидорыча! Чего не покуражиться над безответным... Молодцы, ребята, молодцы! Хорошо устроились: один под стогом, семеро на стогу и кричат -- не заваливай! Большие умники! Только я хотел бы у вас спросить...
-- Да хватит тебе! -- вспылил Гордин. -- Все! Уймись! Получи выговор и иди работай!
-- Это за все хорошее!!! -- взревел Помидорыч. -- За все мои страдания!
-- Да иди ты отсюда! -- вскипел Мызгин. -- Хватит базлать, страдатель! Давай, не задерживай, не один ты такой!
Куда там!
Вывели Помидорыча под голенища и захлопнули за ним дверь, но он и в коридоре продолжал выкрикивать протесты. Мызгин держал дверь за ручку, не спешил впускать очередного "залетчика"...