Известный лодырь нефтегазодобывающего управления Мишка Хлызов кантовал ломиком девяностокилограммовые насосно-компрессорные трубы, подозрительно обнюхивал резьбу на концах их: сортировал на годные и негодные. Надо было набрать двести штук, получится подвеска для ремонта скважины.
Общепризнанный ударник комтруда Петр Тихоныч Питько лежал на лавке в балке и читал журнальчик "Человек и закон" -- просвещал затемненные никотином мозги. Хорошо ему было.
Но и Мишка не роптал. Ему даже нравилось работать одному: никто не командует, под ногами не путается, а накидать в кучу две сотни труб ему, здоровяку, как два пальца сосчитать. Время тикало себе помаленьку, стало светать: зимняя ночь в этих широтах продолговатая. И все же на стопятидесятой трубе Мишка упарился, воткнул лом в сугроб и пошел в балок перекурить.
-- Уже? -- очнулся при его появлении ударник комтруда.
-- Еще полсотни осталось... -- вытер Мишка пот со лба и лег на соседнюю лавку, с удовольствием вытянулся, расстегнул телогрейку, выпуская перегретый пар из ее недр.
А Петр Тихоныч вдруг резво вскочил на ноги, выбежал из балка вон. Он с ходу вцепился в накаленный морозом лом, и принялся изо всех сил грохотать им об трубы -- звон поднялся на всю тундру. И именно в этот момент подкатил на "Урале"-трубовозе начальник участка Катофей. Шофер, Гриша Сагеев, тормознул прямо около копошащегося Петра Тихоновича, начальничек вытряхнулся из кабины на снег и вместо приветствия поинтересовался:
-- Прем?
Петр Тихоныч с трудом выпрямился, не принимая игривого тона, сурово посмотрел на Катофея, смахнул верхонкой несуществующий пот со лба и устало вымолвил, как выдохнул:
-- Прем...
-- А этот паразит, -- начальник кивнул в сторону балка, -- опять сачкует?
Петр Тихоныч пожал ватными плечами: о чем, дескать, тут разговаривать!
-- Гнать таких надо в шею! -- уже в который раз огорчился Катофей. -- Сколько можно таких воспитывать! Молчит, сопит, и все остается по-прежнему! Все с него как с гуся вода!
Но Петр Тихоныч был другого мнения:
-- Молодой он еще, глупый, -- вступился он за напарника, -- как ни крути, а кроме нас воспитывать его некому. Выгнать никогда не поздно.
-- Эх, Петр Тихоныч, -- укорил начальник, -- либеральничаешь на свою шею...
Петр Тихонович лишь вздохнул и вновь огласил тундру металлическим лязгом: звон понесся над заснеженной кочковатой равниной во все стороны и не мог не достигнуть даже конторы, хотя и было до нее много верст. Начальник управления Холодов тревожно глянул в окно кабинета: что за канонада? И только вспомнив, что где-то в стороне канонады трудится гордость управления, ударник комтруда Петр Тихоныч, успокоился, тепло подумал о беззаветных тружениках в замызганных телогрейках, так неловко чувствующих себя во всяких торжественных президиумах...
А начальник участка Катофей деловито прошелся по вверенной ему производственной площадке, осмотрел стеллажи с трубами, что-то прикидывал в уме, то прищуриваясь, то замирая на секунды в кромешной задумчивости. Потом двинулся к балку.
-- Привет, бездельник! -- поздоровался Катофей.
Мишка грязным пальцем сдвинул с очей шапку, осмотрел пришельца, буркнул в ответ:
-- Приветствую.
Катофей угнездился на лавке против Мишки, печально покачал головой:
-- Так-то ты вахтуешь, Хлызов... Как ни зайду -- все время ты в одной позе! Пролежней не боишься?
-- Не стыдно? Пожилой человек на морозе колготится, а ты -- с двух ударов кувалдой не собьешь -- тут... А еще комсомолец!
-- Выгнали уже, -- коротко уточнил Мишка.
-- Ну вот, достукался! Осталось только с работы выгнать, -- явно начал раздражаться начальник, -- паразит ты, Михаил, натуральный! Всю совесть потерял, лежишь как колода! Сколько можно об одном и том же говорить?..
-- Уже и прилечь нельзя! -- возмущенно проворчал Мишка и захлопал своими рыжими ресницами.
-- Ты что, лежать сюда прилетаешь с другого края страны!? -- возмутился Катофей.
Мишка задумался, не ответил, только повернулся на бок, лицом к шефу, смотрел на него пристально, словно силился вспомнить -- где он его видел?
Резко щелкнул перекаленный электрический "козел" невероятной мощности: нихромовая проволока с плотницкий гвоздь толщиной и сама спираль с добрую дверную пружину. Жарил, как мартен.
-- Выйди, помоги Петру Тихонычу подвеску доукомплектовать! -- распорядился начальник. -- Ждут же ремонтники! А я поеду автокран поищу! -- и он вышел, сердито хлопнув дверью. Мишка видел через окошко, как Катофей вскарабкался в кабину "Урала", что-то сказал шоферу и они укатили. И тотчас Петр Тихоныч воткнул лом в сугроб и кинулся в балок.
-- А я к тебе, -- сказал Мишка, -- подвеску срочно приказал доукомплектовать.
-- Пошел он, -- смачно ругнулся Петр Тихоныч, -- подождут, не сдохнут, нашли дураков...
И он с удовольствием угнездился на лавке, принялся мусолить все того же "человека с законом", отыскивая страницу, на которой его так не вовремя прервали. "И без тебя управлюсь", -- подумал немногословный Мишка и вышел вон.
"Паразит" бодро накатал-натаскал в кучу еще полсотни труб, еще раз пересчитал все. Цифра сошлась, как в таблице умножения. Мишка снял шапку, охлаждая вспотевшую голову, расстегнул телогрейку и пошел в балок. А Петр Тихоныч при его появлении вдруг опять вскочил с лавки и стремительно вылетел на волю. Мишка видел в окошко, как ударник комтруда добежал до стеллажа, выдернул из сугроба лом и... в этот момент показался уже знакомый "Урал"...
Машина остановилась возле неуемного труженика, из кабины опять вывалился все тот же Катофей, хмуро поинтересовался:
-- Готово?
-- Готово... -- устало отрапортовал Петр Тихоныч.
-- А этот... так и лежит? -- еще больше нахмурился начальник и кивнул в сторону вагончика.
Петр Тихоныч лишь вздохнул и потупился. Вот тут-то терпение Катофея лопнуло как мыльный пузырь. Он крякнул и ринулся к балку. Дверь рванул, как кольцо последней гранаты.
-- Лежишь!? -- укорил с порога.
Мишка не лежал, он уже сидел за столом с обмусоленным "человеком в законе" в руках, на глас начальнический повернул удивленное лицо, смотрел непонимающими глазами. Если бы эмоциональную энергию можно было концентрировать в лазерный пучок и подавать с помощью человеческих глаз, то Мишка мгновенно испепелился бы -- так зыркнул на него начальник.
-- В общем, так! Больше ты здесь не работаешь! Мне таких деятелей не надо.
И умчался. Вместе с трубовозом.
И сразу в вагончик вбежал Петр Тихоныч. Схватил со стола "человека и закон", растянулся удовлетворенно на лавке, отмусоливал страницы в поисках нужной ему.
-- И что он все время возмущается? -- задумчиво спросил как бы сам себя Мишка. -- Чего ему надо?
Петр Тихоныч обернулся, ехидно посмотрел на напарника, серьезно сказал:
-- Начальство надо уважать. А ты все время его встречаешь на этой лавке.
-- Мне что, специально его высматривать? Ты сам-то как угадываешь...
-- Интуиция, -- поднял палец Петр Тихоныч, -- плюс опыт. Не будь валенком... будешь ударником.
Цехком рассмотрел вопрос увольнения "паразита" Хлызова. Мнения были разные, но перевесило мнение Петра Тихоныча Питько, бессменного члена цехкома, человека уважаемого и сугубо положительного: он отстоял Мишку от нападок крикунов. Хлызову лишь в очередной раз "указали" на неправильное поведение. И опять лишили премии. Петр Тихоныч заверил, что возьмет над парнем самое неотвязное шефство: молодежь надо воспитывать, а не рубить с плеча...