-301-

Глава 53

12 ноября 1995 года Федор Михайлович Угаров обратился в Советский районный суд с иском к водоканалу об отмене удержания зарплаты.

Сруль среагировал мгновенно: в тот же день отправил Помойку в Октябрьский суд с иском к Угарову: требовал, чтоб ответчик подарил однокомнатную квартиру Муднику.

Дело по иску Угарова к водоканалу хода не получило: судья Зверьков прислал Угарову судебное определение о приостановке дела, пока не разрешится в Октябрьском суде гражданское дело по иску водоканала к Угарову.

Дело по иску водоканала к Угаровым двинулось в путь, 15 декабря 1995 года состоялось досудебное разбирательство.

-А-а-а... Это и есть Угаровы, которые две квартиры хапнули! - обрадовалась судебная секретарша, которой Фёдор показал повестки.

-Какие две квартиры? - не понял Федор.

-Какие!.. - понимающе ухмыльнулась секретарша, - муниципальную трёхкомнатную хапнули, и однокомнатную взамен не отдали!

-Об этом вам по телефону сообщил Знаменский? - понимающе покивал Фёдор.

-Какой Знаменский?

-Который доложил цека, что племянник Ленина Сибмотор не поджигал.

-Чо?.. - Нахмурилась околосудебная дама. - Какой племянник? У вас чо, крыша протекает?

Появились истцы: Помойка с Мудником.

-Заходите все. - Распорядилась секретарша, кивнув на дверь судейского кабинета.

Судья Кукарекина, остроносая дама с оловянным взором, с ходу взяла наступательный тон:

-Угаровы, почему не выполняете свои обязательства?

-То есть как не выполняем? - возразил Федор.

-Вы обязывались передать в собственность Муднику свою однокомнатную квартиру!

-Не обязывался.

-Как не обязывался!? - возмутилась судья Кукарекина, - вот же передо мной ваше обязательство!

- И у меня копия обязательства, - сказал Федор, - зачитываю: "Обязательство о сдаче жилой площади. В связи с предоставлением мне муниципальной благоустооенной квартиры в доме 26 по улице Клюева, находящейся на балансе муниципального предприятия "Водоканал", после получения ордера от администрации Октябрьского района, прописки и приобретения права на ее приватизацию, обязуюсь оформить на имя работника муниципального предприятия "Водоканал" Мудника принадлежащую моей семье на праве частной собственности однокомнатную благоустроенную квартиру в доме 56 по проспекту Кирова, освободив ее со всеми членами семьи:

Наши подписи: Ф.М.Угаров

О.А.Угарова 12 июля 1995 года

-Написал под диктовку юрисконсульта водоканала Кошадриной, - сказал Федор, - по настоянию директора. Это второе обязательство, куда первое водоканальцы дели, не знаю.

-Я не диктовала ему никаких обязательств! - взвизгнула Помойка, - он сам его написал!

-Вы обязались оформить на Мудника однокомнатную! - взвизгнула и судья.

-И как же я ее должен оформить? - спросил Федор.

-Только дарением! - уверенно заявила судья, - вы обязаны написать дарственную!

-Дарственную! - подтвердила Помойка.

-Только дарственную! - вставил слово Мудник.

-Но в обязательстве ни о какой дарственной нет и речи! - вмешалась в разговор Ольга.

-Ну и что!? - взвилась судья, - дарение вытекает из смысла обязателъства! Как еще можно передать Муднику квартиру?

-Я предлагал водоканалу оформить все, как положено: прекратить удержания моей зарплаты за предоставленную мне муниципальную трехкомнатную квартиру, и оформить нашу частную однокомнатную через администрацию Кировского района.

-А вы сами обращались в Кировскую администрацию с просьбой расторгнуть с вами договор о приватизации вашей однокомнатной квартиры? - спросила судья.

-Нет, - ответил Федор.

-Почему?

-Потому что водоканал подчинен не Кировской администрации, а мэрии. Мэрия обязана была заставить Райкина вернуть мне обманом удерживаемую зарплату и оформить однокомнатную через Кировскую администрацию.

-Что вам мешает расторгнуть договор с Кировской администрацией? - словно не слышала его судья.

-Я объяснил. К тому же мы выписаны из однокомнатной на Кирова. Если я сейчас расторгну договор о ее приватизации, администрация Кировского района вольна делать с ней что угодно. А с меня так и будут удерживать пятнадцать миллионов за трехкомнатную! Надо начинать не с меня, а с Райкина. Он мухлюет, а вы нам вопросы задаёте: почему мы ему не подыгрываем!

-Не хамите! - оборвала его судья.

-А вот это что!? - Ольга разложила перед судьей три документа, - вот, в трех разных документах водоканал наделяет одну и ту же трехкомнатную квартиру тремя разными статусами: в одном она - приватизированная, в другом - муниципальная, в третьем - служебная! Все три документа подписаны, одним и тем же Райкиным и печати на них водоканальские. Это - что?.. В уголовном кодексе это именуется подлогом.

-Что вы тут машете какими-то бумагами!? - возмутилась судья, - вас я вообще сюда не приглашала! Будете лезть - выгоню!

-Вы ее пригласили судебной повесткой, - заметил Федор, - и ведите себя поприличнее...

-Вы еще указывать!.. - вскричала судья, - хапнули две квартиры на халяву и еще страдальцами прикидываются!.. Пишите дарственную Муднику!.. Иначе вынесу решение и заставлю вас выполнить его!

-Какое решение? - насторожился Федор.

-Выселю из трехкомнатной!..

Фёдор и Ольга окоченели и с изумлением смотрели на судью: было в выражении её лица столько неудовлетворённого аппетита, сколько бывает у голодной свиньи при виде корма.

-Ну как? - спросил Федор Ольгу, когда они сели в машину.

-Как на скотном дворе. Кто выше забрался, тот и гадит на нижних.

Судья Кукарекина наложила арест на обе спорные квартиры, и на трёхкомнатную и на однокомнатную.

-Арестовали не квартиры, арестовали нас, - прокомментировал Федор, - не обменять теперь квартиру, не переехать на другое место жительства...

28 декабря 1995 года состоялось второе досудебное разбирательство. На этот раз судья Кукарекина, к удивлению Федора, не орала и не угрожала, она даже не то чтобы улыбнулась, но соорудила на своем лике некую гримассу, которую при некотором воображении можно было принять и за улыбку.

-Директор водоканала Райкин предлагает вам мировое соглашение, - протянула судья Федору какую-то бумагу, - ознакомьтесь и подпишите....

ДОГОВОР

купли-продажи квартиры

г.Истомск 21 марта 1995 г.

АО "Ролик" в лице генерального директора Бельмеса Ю. О. и муниципальное предприятие "Истомскводоканал" в лице директора Райкина С.3. заключили договор о нижеследующем:

1. "Ролик" продает водоканалу /ИВК/ для его работника Угарова Ф.М. трехкомнатную благоустроенную квартиру, находящуюся по адресу: г.Истомск, ул,Клюева,26... обшей площадью 60 кв.м. жилой площадью 39 кв.м. стоимостью 33.000.000 рублей. /33 миллиона/ Указанная квартира принадлежит "Ролику" на основании договора обмена с гр.Андреевым А.В. от 14.03.1995г. и свидетельства о собственности...

2. Указанная сумма выплачивается водоканалом в течение 10 банковских дней с момента подписания договора.

3. Гр. Угаров Ф.М. обязуется оплатить муниципальному предприятию ИВК полную стоимость квартиры следующим образом:

а/ Оформить договор дарения на имя гр.Мудника А. В. однокомнатной квартиры по пр. Кирова, 56... в г. Томске общей площадью 30 кв.м. жилой - 18 кв.м. Указанная квартира принадлежит Угаровым на праве совместной собственности... Сторонами квартира оценена в 3.000.000 руб./три миллиона/.

б/ Выплатить ИВК разницу в стоимости квартир /33 млн.руб. - 3 млн. руб. = 30 млн. руб./ - 30/тридцать/ миллионов рублей в течение шести лет вычетами из зарплаты: по 417 тыс.руб. ежемесячно.

4. В случае увольнения гр. Угарова Ф.М. из ИВК до указанного срока, он обязан выплатить оставшуюся сумму в день увольнения.

5. Право собственности на трехкомнатную квартиру по ул.Клюева,26 у Угаровых возникает с момента оплаты полной стоимости квартиры....

Реквизиты сторон: Генеральный директор АО "Ролик": подпись /Бельмес Ю. О./

печать

Директор МП Истомскводоканал: подпись /Райкин С.3./

печать

Третья сторона: /Угаров Ф.М./

Федор прочитал договор и долго молчал.

-Прочитали? - прервала паузу судья.

-У-гу... - промычал Федор.

-Ну, что? Подписываем! Заключите мировое соглашение и живите с миром!

Федор молчал.

-Вам все ясно? - спросила судья.

-Нет.

-Что неясно? - оживилась юристка Кошадрина, - Подпишем мировое соглашение и дело с концом!

-Это не мировое соглашение, - сказал Федор.

-А что это? - спросила судья.

-Липа.

-То есть!?..

Федор вздохнул тяжело, по-коровьи:

-Во-первых, неясно что означает: Ролик продает водоканалу для Угарова. Во-вторых, у нас уже есть законный ордер на эту квартиру, прописка. Теперь мне предлагают отказаться от ордера и прописки, затем заведомо незаконно купить непродажную муниципальную квартиру у водоканала? Фантастика... В-третьих, опять мистические тридцатъ миллионов доплаты...

-Половину мы возьмем на себя! - заверила Помойка, - мы ж договорились: водоканал с этой суммы скидывает половину, остается пятнадцать миллионов! За три года выплатите!

-Но здесь указано тридцать! На шесть лет!

-Ну и что? Мы ж договорились!.. Вся сумма только для нотариуса!..

-Ни о чем мы не договорились! - начал раздражаться Федор, - это не договор, а липа, оформленная к тому же задним числом! С ума сойти: завтра они меня уволят и выкинут из квартиры...

-Почему? Почему выкинем? - возмутилась Помойка. - Это ж договор! Мировое соглашение!..

-Это не мировое соглашение! Сегодня вы называете это мировым соглашением, а завтра этот же суд признает его недействительным! Потому что оно на самом деле недействительно. И нас выселят на улицу!

-Чего вы хотите? - разозлилась судья, - как еще оформить однокомнатную?

-Как положено: через Кировскую районную администрацию с одновременным прекращением удержаний моей зарплаты за трехкомнатную. Я ее не покупал, а получил по муниципальному ордеру. А взамен отдал свою однокомнатную - оформите ее как положено без каких-то куплей-продаж-дарений.

-Значит не хотите подписывать мировое соглашение!? - дошло до судьи.

-Хочу. Но не эту липу...

-Тогда я вынесу решение!.. - она выжидательно посмотрела на Федора.

Тот угрюмо молчал.

-И выселю вас!

Федор почувствовал, как в голове у него возникла горячая темнота, потом она стала рассеиваться и он с ужасом увидел, что на том месте, где только что была голова судьи Кукарекиной, торчит свиная голова и смотрит на него оловянными глазами. И у Помойки возникла свиная голова. И у Мудника.

Федор зажмурился.

-Не хотите разговаривать!? - хрюкнула судья.

Федор открыл глаза. Три свиных головы смотрели на него.

-Нет, это я так... - пробормотал Федор, - что-то нехорошо стало...

"Галлюцинации... - пульсировало у него под темечком, - переутомление, нервы расшатались..."

-Ответчик, будете подписывать мировое соглашение? - домогалась судья.

-Какое? - Недоуменно взглянул ответчик в её свиной фас.

-Вот это! - судья ткнула пятаком в "договор".

-Нет.

-Так и запишем: от мирового соглашения отказался!

И назначила на 31 января судебное заседание.

Фёдор понимал, что нужен адвокат. В многочисленных адвокатских конторах таксы были примерно одинаковы: по пятьсот тысяч рублей сразу и по триста тысяч за каждый день участия адвоката в процессе, который обещал длиться вечно. Федор купил гражданский процессуальный кодекс, гражданский кодекс, уголовный кодекс, жилищный кодекс России и стал готовиться самостоятельно защищаться от российского правосудия.

Ольга промерзала за день стояния на базаре до "хрустального звона". Пришлось реже выезжать на торжище. Никак не удавалось наработать своих денег, чтобы не брать товары у оптовиков в долг под проценты. Как только набиралась какая-то сумма, ломалась машина и приходилось тратить все деньги в ее ремонт: жизнь семейства теплилась, пока ходила машина...

Федор пытался какие-то поломки устранять сам, но это не всегда удавалось. Вторжение нерукодельного гуманитария в механические потроха древнего жигуленка часто заканчивались тем, что Федор попутно отламывал еще что-нибудь, и приходилось нанимать другую машину, тащить "копейку" волоком на буксире в ближайшую автомастерскую. А там слесари, быстро смекнув, что перед ними "гнилая интеллигенция", ничего не понимающая в автомобильных ремонтах, наворачивали цены за ремонт "от души"...

Жилищные условия, позволяющие заниматься литературным творчеством - у Федора была своя отдельная комната - напрочь аннулировались условиями существования: все силы и время уходили на езду, ремонты машины, ерзанье по торговым делам, ремонты машины, написание судебных бумаг, ремонты машины, и опять судебных бумаг, судебных бумаг, судебных бумаг...

Ночью Федор иногда пытался написать еще страницу романа, ставшего бесконечным. Получалось плохо: борьба за существование давала один результат - существование.

Глава 54

Своей славой Дзержинский рынок был обязан его директору Арчибальду Одурееву.

При социализме Арчибальд служил кукловодом в местном Кукольном театре, и одновременно был нелегальным маклером по обмену и продаже непродажных государственных квартир. Алчная душа Арчибальда, вынужденного маскировать свою рваческую сущность артистическим флером, страдала от несправедливого устройства жизни: где-то люди совковыми лопатами гребут деньги, а тут по зёрнышку клевать...

Когда кончился социализм, кончилось и раздвоение личности Арчибальда: он бросил театр и организовал товарищество с очень ограниченной ответственностью перед кем бы то ни было - ТОО "Глобус". В ТОО был один член - Арчибальд Одуреев. Он же - "генеральный директор" этого ТОО. С печатью. Счетом в банке. Юридический адрес - абонентский ящик Љ 187 на главпочтамте: пишите письма...

ТОО "Глобус" не вязало веников, не делало гробов и не торговало керосином. ТОО "Глобус" "пасло" Дзержинский рынок. Не само по себе, а по договору с администрацией Кировского района. Арчибальд пришел к главе администрации Забубенникову и имел с ним очень долгую, продолжительную беседу. После чего подписали договор, по которому Арчибальд получил право "поддерживать порядок" на Дзержинском рынке и взимать за эти труды официально плату с каждого торговца, а Забубенников - "обеспечивать и контролировать." В 1995 году такса составляла двадцать тысяч рублей в день с каждого торгового места. Какова была доля Забубенникова в этом промысле, летописец умалчивает. Но его полная и безоговорочная поддержка Одуреева во всех его начинаниях подтверждала, что доля того стоила...

Четыреста палаток продал Одуреев торговцам своего рынка "в добровольно-принудительном" порядке, сняв с них разом 400 миллионов рублей чистого навара - по миллиону с каждой проданной палатки. Всего рынок вмещал 200 палаток.

И на Дзержинском рынке вспыхнули бои местного значения: торговцы, не купившие у Одуреева палатки и продолжающие торговать без палаток, подверглись нападению более шустрых торговцев, которые купили у Одуреева палатки и теперь "на законном основании" сгоняли "беспалаточных" с их мест, чтобы самим занять места... И еще бились между собой те, кому Арчибальд продал палатки на одно и то же место.

Местные органы массовой информации дружно разразились материалами о том, как нелегко приходится директору Дзержинского рынка Одурееву укрощать торгово-барыжную стихию и приобщать её к цивилизованным нормам поведения. Аскетический лик Арчибальда мелькал на страницах газет, на телеэкранах, он горячо и убедительно обещал отстаивать права потребителей и сделать ввереннный ему рынок образцовым.

Тем утром Угаровы подъехали на базар в десять ноль-ноль, поставили свою самодельную палатку, выгрузили товар. Ольга выдала Федору задание где и что и почем купить, и он поехал по оптовикам. Вернулся на базар к двенадцати. Возле угаровской палатки гомонила орда "черных человеков".

-Федор!.. - крикнула Ольга, - увидев мужа, - сгоняют с места!..

-Кто? - спросил Федор.

-Вот эти! - Ольга указала на "черных".

-В чем дело, ребята? - повернулся к ним Федор.

-Мы купили у Одуреева палатку! - загомонили те, - он показал, где ее ставить - вот на это место!

-Место занято.

-Мы ничего не знаем!.. Нам сказали - ставь сюда, - сюда и поставим!..

-Сюда не поставите.

-Мы деньги платили! Лимон сверху отдали!..

-Ваше дело.

-Сейчас мы приведем Одуреева!

-Ведите.

Орда с гомоном удалилась и скоро возвратилась, предводительствуемая пожилым мужичком с костистым лицом.

-Кто тут бунтует!? - вопросил предводитель. - Вот эта!? Выкинуть ее отсюда!..

-Стоп. - осадил Федор. - Кто и кого собрался выкидывать отсюда?

-А это еще кто? - повернулся мужик к Федору.

-Кто это? - указал пальцем Федор на мужика и обвёл вопросительным взглядом толпу, - Рэкет? Сейчас в милицию сдам!

-Что-то-о? - Опешил мужик.

- В милиции объяснят.

-Какое вам дело до того, что здесь происходит? - нахмурился мужик, - вас не касается...

-Касается. - возразил Федор. - Прибегает кто-то, качает права!

-Я здесь выполняю свои обязанности.

-Тогда представьтесь. - Предложил Фёдор. - Я тоже выполню свои обязанности.

-Какие ещё обязанности?

-Писать о таких вот наездах на предпринимателей.

-Каких наездах!? На кого!?

-Только что мою жену, предпринимателя Ольгу Угарову, пытались прогнать...

-Ее не гонят с рынка!

-Но лишают места. А это и означает, что прогоняют с рынка: других свободных мест здесь нет.

-Вы уже и это знаете, - буркнул Арчибальд.

-Узнал.

-Я найду ей другое место...

-Ей не надо другое место.

Одуреев резко отвернулся и со злостью скомандовал "черным":

-За мной.

Удалились.

Федор снова уехал за товаром, через час вернулся, Ольга доложила:

-Тут без тебя подходили два одуреевских шакала, предупредили, чтобы мы "не возникали", пока с рынка не выгнали. А! Вон они, смотри! - Ольга взглядом показала на троих молодых людей, стоящих возле шашлычной. Трое в кожаных куртках стояли праздно, как бы беседуя о чем-то о своем, но заметно было, что троица цепко и остренько постреливат глазами в сторону Угаровых.

Мимо прошмыгнул Одуреев.

-Одуреев! - окликнул Федор.

Одуреев остановился.

-Что?

-Тут сейчас к Ольге подходили ваши рэкетеры, - начал Федор.

-Нет у меня никаких рэкетеров! - оборвал Арчибальд.

-Ну как же, - кивнул Федор, - вон троица у шашлычной, еще пара болтается где-то... Угрожали Олъге.

-Какой рэкет!? - взвизгнул Одуреев, - где рэкет!?

-Здесь. Рядом. Бессердечные люди вымогают у Ольги миллион за право торговать на этом базаре. И куда администрация смотрит!?

-Никто у нее ничего не вымогает! -озлился Одуреев, - что она плетет!?

-Значит ей показалось! - озарился Федор. - Ольга, не клевещи! Вокруг тебя приличные люди! Верно, господин Одуреев?

Одуреев что-то буркнул и нырнул в базарную толпу.

В это время послышался шум со стороны магазина "Дары природы". Там группа мясников в окровавленных фартуках карала бомжа, стянувшего с прилавка говяжью ляжку величиной с него самого. Уворачиваясь от плюх, бомж крякал от неудовольствия, но добычу не отпускал.

-Отдай, сука!.. - дёргал говядину мясник, - вцепился, падла, как клещ...

Он мотал говяжью ляжку вместе со сросшимся с ней бомжом, а торговая публика, покупатели подавали советы:

-Об столб! Об столб его! Или об стену!

Морозело. На прилавке лопнула бутылка с окоченевшим кетчупом.

-Сматываемся! - предложил Федор.

В это время подросток тихо разрезал ножом тыл соседней палатки.

-Убью!!! - кинулась к нему хозяйка.

Подросток успел выхватить из груды товаров картонную коробку с маргарином и стремительно побежал прочь.

-Стой! Стой, шакал! Убъю!!! - Вопила рванувшая за ним баба. - Убъю-у-у-у!!!..

Вдоль базара степенно перемещался в пространстве и времени пенсионер Фимов, "управляющий рынком", "левая рука" Арчибальда, орденоносец, полковник авиации в отставке, ветеран Второй мировой и десятка "локальных войн". Завидя Ольгу, дед повернул пимы в ее сторону.

-Здравствуй, Оленька!

-Здравствуйте, Константин Степаныч, - кивнула Ольга.

-Шакал Одуреев тут?

-Тут. Только что миллион пытался из меня вытрясти.

-И как он не подавится? - зафилософствовал дед, - столько денег гребет каждый день, и все ему мало. Вчера опять двадцать палаток продал чуркам и показал им места, где уже стоят им же проданные палатки. Снова драка началась... А Арчибальд смылся вовремя, иначе ему плешь монтажкой причесали бы... Он уже по три палатки продает на одно место! Ты бы поговорила со своим мужем, пусть он в газете распишет про наши дела тут, пока нас из-за этого Одуревва всех не поубивали... Турнули бы его от этой кормушки... козел он вонючий.

-Что ж вы сами не напишите? Вы больше знаете.

-Да я не умею, и вообще... - заюлил Степаныч, - я что, я маленький человек, мало-мало к пенсии приработок имею от Арчибальда, и то хлеб... Так ты намекни Федору Михайловичу, ладно?

-Намекну.

Дед Фимов развернул пимы вдоль базарных рядов, смешался с толпой покупателей. А в этой толпе шёл пролетарий с орденом Трудового Красного Знамени, выглядывавшим из под расстёгнутого пальто, и клеймил позором окружавших его классовых противников:

-Торгаши позорные!.. Барыги!.. Кровососы!.. Работать не хотите, сволочи, сбежались сюды, как шакалы на падаль!.. Погодите, падлы, придут наши, мы вас всех на фонарях развесим!.. Кажного над его палаткой!.. Нич-чо! Ужо недолго вам осталось кровь пить рабочую!.. Ишь, гниды, по две тыщи за кирпич хлеба гребут... Сталина на вас надо!.. Давить мразь!..

С заместительницей редактора газеты "Вестник" мадам Свинарской Федор столкнулся лицом к лицу в оптовом магазине. Ярая курильщица Свинарская покупала блок сигарет, здесь они были дешевле, чем в киосках.

-А-а, Угаров! - улыбнулась Свинарская, - я слышала, ты в торгаши подался? Ну, как, много денег набарыжничал? То-то я смотрю, отъелся! У нас работал, тоньше был... Квартиру, говорят, новую хапнул!? Новым русским заделался!?..

-Да, - кивнул Федор, - во Флодиде сейчас живем, поместье у нас там, сюда наведываемся только за картошкой: погреб-то тут остался...

Он вынул из кармана пачку денег и стал отсчитывать, расплачиваясь за полученный товар.

-Ого! - отметила Свинарская, - спекулировать, конечно выгоднее, чем фельетоны писать! То-то давненько не приносишь в "Вестник" никаких материалов... Написал бы!

-Некогда, - заоправдывался Федор, - все деньги считаю, деньги... Вот досчитаю, напишу, - посулил он.

Ночами он снова пытался написать страницу-другую романа. Ночные бдения не привносили успокоения, как бывало раньше, напротив, усталость порождала торопливость, стремление успеть сделать хоть что-то, пока не одолела ватная сонливость. Это было не писание, а перемогание.

Через некоторое время перечитывал написанное урывками: неряшливое, невыразительное письмо, серое, как и существование.

Глава 55

Внутри обшарпанного здания Советского райсуда было сумрачно и воняло кирзовыми сапогами. Фёдор долго слонялся меж обшарпанных стен по гнилым половицам, пытался отыскать кабинет Љ 8 народного судьи Зверькова. Нумерация была бессистемной: на первом этаже у входа находился зал судебных заседаний Љ 1, а зал Љ 2 оказался уже во втором этаже, Љ 3 вообще отсутствовал, Љ 4 спрятался в дальнем углу первого этажа и отделён был от основного коридора гигантским провалом в гнилом полу... Фёдор рискнул и прыгнул наугад. За что был вознаграждён: рядом с цифрой 4 обнаружился искомая цифра 8. Фёдор заглянул в щель между винтообразной дверью и огрызком косяка: мелкий человек с лицом обтекаемой формы сидел за громадным столом и строчил по бумаге ручкой, синхронно водя длинным носом вправо-влево.

Фёдор постучал, отсчитал про себя до десяти и приоткрыл дверь:

-Можно?

Писец не реагировал.

Фёдор вошёл.

Человек за столом продолжал писать.

-У судьи Зверькова мой иск к водоканалу. - Проговорил Фёдор. - Угаров я.

Человек продолжал писать.

Фёдор стал смотреть в окно: на берегу Истоми индевела громада Дома Нефти с сюрреалистической бетонной колотушкой, возносящейся от крыши к облакам. Противоположного берега не было видно то ли из-за дымки, то ли снега скрадывали детали...

-У меня ваш иск. - Неожиданно произнёс писец. - Ну и что?

-Надо дать ему ход.

-Зачем?

-Как зачем?.. - растерялся Фёдор. - Там же о моей зарплате...

-Вот будет решению по иску водоканала к вам в Октябрьском суде, автоматически решится и ваш иск к водоканалу, - утешил судья.

-Но это же два разных дела! В Октябрьском суде водоканал и Мудник вымогают у меня дарственную на однокомнатную квартиру. А здесь, в Советском суде, я добиваюсь возвращения моей зарплаты!

-Знаю! - Ухмыльнулся народный судья Зверьков. - Отберут у вас трехкомнатную, и вернут удержанные за нее деньги. И ваш иск удовлетворится сам собой.

-Отберут! - вальяжно развалившись в кресле изрекал судья, - найдут нарушение жилищного законодательства при распределении жилья, или неправильное оформление... или.. да что угодно. Я вот знаю, у вас три квадратных метра жилплощади - лишние. Были бы членом союза писателей, имели бы право минимум на двадцать квадратных метров дополнительной жилплощади сверх нормы, и могли бы получить хоть пятикомнатную квартиру на троих... А раз вы не член, то конечно трехкомнатной на троих вам много. Готовьтесь к выселению.

Зверьков улыбнулся, смяв свое маленькое худое лицо в странную гримассу: казалось, что он улыбается и злится одновременно. Причём лицо мимифицировало одной левой стороной, а правая сторона в деле не участвовала.

-Знаю я вашу квартирную историю, - махнул он рукой, - выгонят вас. - Нечего мне с вами обсуждать.

Надо было вступать в союз писателей, чтобы иметь право считаться писателем.

По правилам приема в союз писателей, точнее, по практике приема, ибо жестких правил не было, принимались в союз авторы, имеющие две изданные книги, три рекомендации от членов союза, и набравшие большинство голосов при голосовании в местной писательской организации. Затем документы оформлялись Большим союзом - правлением союза писателей России, находящемся в Москве.

У Федора имелась одна собственная книга, изданная еще в период полураспада советской власти - сборник рассказов "Вахта". И несколько книг в рукописях, издать которые на развалинах государственного книгоиздания Федор не успел. Требовалось срочно издать одну из них.

Федор пошёл в писательскую организацию, расчитывая там найти какую-то поддержку, но председатель писорга Шура Кабанцев разочаровал:

-Всюду деньги, без денег ныне никуда не сунешься... Самому надо искать деньги, искать издателя...

-Да издатель теперь на хрен не нужен! - вступил в беседу дед Пимычев, - были бы деньги... С деньгами иди в любую типографию, договаривайся и тебе напечатают что угодно! Хоть "Майн кампф"! Я вон набрал у разных спонсоров шесть миллионов, взял рукопись, зашел в типографию и в пять минут обо всем договорился. Через два месяца - книга. Так, что, Угаров, ищи-ка ты деньги...

Шура Кабанцев лгал. Крах социализма не означал крах литературного колхоза: он всё так же продолжал получать деньги из местных бюджетов на разные свои нужды, и на издательские тоже. Деньги в писорге и сейчас были - тридцать миллионов рублей только что поступило на счёт писательской организации от администрации области целевым назначением для издания книг перспективных авторов, не являющихся членами союза. И эти миллионы были источником душевной муки для председателя писорга Кабанцева: Шура не мог допустить, чтобы эти деньги прошли мимо его кармана. "Осушить источник" напрямую было опасно, при огласке возник бы скандал. Издать на эти деньги очередную свою книгу было анекдотично: председатель писорга не мог быть не членом союза писателей. Но даже если издать себя в очередной раз столь анекдотическим способом, то денег всё равно не увидать: о выручке от продажи книг не могло быть и речи. При социализме кабанцевские фолианты навязывали "в нагрузку" к дефицитным классикам, а при капитализме весь тираж, полежав на складах, потом тихо сдавался в макулатуру.

Всего заманчивее было найти подставное лицо из числа начинающих писателей и за процент от суммы договориться с типографией о перелопачивании денег по назначению...

И тут явилась неожиданная заковыка - о поступлении внеочередных тридцати миллионов каким-то образом пронюхал дед Пимычев. И он стал днями напролёт тусоваться в помещении писательской организации явно с нелитературными целями: алчущий взор старца выдавал его устремления тоже припасть к "источнику"...

Пимычев узнал о поступлении очередной порции денег в писорг случайно: знакомая бухгалтерша из обладминистрации проболталась. И старый членпис стал дневать и чуть ли не ночевать в писорге, не давая Кабанцеву ни малейшей возможности в одиночку провернуть тайную операцию по "промывке" артельных денег. Два писателя-активиста днями напролёт сидели друг против друга в просторной комнате писорга и молча магнетизировали один другого исступлёнными взорами. "Шёл бы ты, старый матрас, отсюда к ... матери!" - исходил молчаливый посыл от членписа Кабанцева. "А ху-ху ни хо-хо? - шли торжествующие флюиды от членписа Пимычева. - Или деньги фифти-фифти, или рассарафаню на всю губернию!" " Не подавишься? Тебе ж не заглотить такой кус!" - читалось в кабанцевских очах. "И не такое осваивали! - утешали визави пимычевские очи.

Так шли дни.

Кабанцев тихо зверел. Он шкурой просёк, что старец не отцепится. И шкурой же чувствовал, что стоит дать Пимычеву кус, он уже на правах подельника будет требовать долю от любой "промывки" артельных денег.

Шура Кабанцев просёк и другое: пора создавать свою окололитературную "контору" со своим банковским счётом, и не зависеть в распоряжении деньгами ни от кого. Контора, типа какого-нибудь благотворительного литературного фонда, должна быть при писорге. Но не в писорге. А на писорг вместо себя надо посадить какого-нибудь зицпредседателя Фунта. И перепустить денежные потоки, чтобы большая их часть шла не на счета писорга, а на счета благотворительного литфонда при писорге. Надо будет только правдоподобно обосновать создание фактически частной "конторы" при формально общественной писательской организации. Шура всегда знал, что любая формально общественная организация фактически является частным делом её главаря или группы главарей. А члены организации - массовка, бараны, которых надо стричь и "брить" под разговоры о единении творческих сил. И совсем правильно - шуровать ножницами и бритвой одновременно - и писоргом и фондом. Надо только сейчас отделаться как-то от Пимычева...

Пимычев имел прямо противоположные намерения: не позволить Кабанцеву "освоить" деньги без участия Пимычева, а потом натравить на Кабанцева чиновную братию областного управления культуры для установления факта нецелевого использования денег. Большой шум поднимать не будут, но из председателей писорга Кабанцеву придётся вычеркнуться добровольно. И тогда Пимычев прорвётся в председательское кресло с помощью того же Кабанцева: теперь они подельники... А там Пимычев найдёт способ указать подельнику-конкуренту его место...

Два творца коченели в выжидании.

Шло время.

В итоге произошло событие, заставшее Кабанцева и Пимычева врасплох: тридцать миллионов рублей со счёта писательской организации были изъяты как ошибочно поступившие и перенаправлены братьям по перу - на счёт Истомского отделения союза российских писателей, альтернативного Истомской областной организации союза писателей России.

Кабанцев готов был убить Пимычева: если б не старый хорёк, сунувший нос в чужую кормушку, Шура успел бы уже "окислить" тридцать миллионов и никто бы их из него назад не вытряс, что упало, то и пропало бы.

Пимычев готов был кусать Кабанцева: если бы не этот козёл, задумавшийся над чужой капустой, Борис Николаевич сейчас бы был в "дамках".

Был поздний вечер. Федор сидел за столом на водокачке и тупо смотрел в чистый лист бумаги, пытаясь сосредоточиться и написать страницу художественного текста. Но вместо художественных образов в голове мельтешили события прошедщего дня: утром ездил в Октябрьский суд, потом поехал в прокуратуру Октябрьского района, потом заглох двигатель и не хотел заводиться, пришлось нанимать машину и буксиром тянуть жигуля на водокачку, потом искал причину поломки, весь перемазался и поморозил руки, потом нашел причину - рассыпался бегунок трамблера, потом ездил в магазин за этим бегунком и на морозе ставил его. Опять до немоты замерзли пальцы, отогревал их под водопроводным краном. Потом вспомнил, что сегодня ничего не ел и стал варить лапшу с тушенкой. Потом ждал варева, задремал. Проснулся от вони: сгорело варево. Матюгнулся и стал есть дымчатое нечто за неимением сил затевать готовку снова. Потом обнаружил высокий уровень воды в резервуарах и врубил агрегаты, в рёве доел лапшу. Убрал на столе, разложил бумаги и стал писать заявление на имя областного прокурора, жалуясь на нежелание районного прокурора участвовать в судебном процессе...

Посидел, настраиваясь на творчество.

Никакого сосредоточения не получалось. Не было художественных образов.

Федор вышел в машинный зал, вырубил агрегаты и рявкнул в наступившую тишину:

-Дивные дела творишь ты на Руси святой, осподи! Пил бы ты лучше винцо красное и забыл о нас!

-И-и-и!!!.. - откликнулась аккустическая бездна машинного зала. Федор сел за стол, пододвинул телефон и набрал номер Риммы Ивановны Лесниковой.

-Римму Ивановну Лесникову приветствует Угаров, - сказал он, услышав в трубке знакомый голос.

-Здравствуйте, Федор Михайлович! Давно вас не слышно и не видно.

-Теперь слышно, - отозвался Федор, - значит скоро и завиднеюсь.

-Правда? Тогда может быть заглянете ко мне?

-Не поздно? Время визитов, по светскому, этикету, вышло. Это у меня никакого этикета, что ночь, что день...

-Ничего страшного, заходите, если вы близко.

-Близко.

-Тогда жду.

Федор завел машину и поехал. Был одиннадцатый час вечера, лютый мороз вымел с улиц прохожих, автомобилей на дорогах было тоже негусто, Федор попал в "зеленую волну", прошел на четвертой скорости мимо всех светофоров и через несколько минут позвонил в дверь к Римме Ивановне.

-Вы из соседнего дома звонили? - удивилась Римма Ивановна, - так быстро.

-С водокачки звонил.

-Так вы на дежурстве?

-На дежурстве.

-А, как же... разве можно с работы уходить?

-С моей - можно. Даже нужно.

-Но... право, фантастика... Вас не накажут?

-Накажут. Уже наказали, и еще накажут...

-Вот видите! Что же вы? Надо держаться за рабочее место!

Федор усмехнулся.

Он любил бывать у Риммы Ивановны. В двухкомнатной "хрущевке" одинокой пожилой женщины царила особая атмосфера покоя и чистоты, невычурности. Здесь ни в чем не было фальши. Ни в ухоженности - она была не "для гостей", а повседневностью, ни в скромности убранства - она была естественной, без показной "схимы, ни в признаках духовности - множество книг на стеллажах были не только профессиональным антуражем доцента филологического факультета, но несли приметы сущностные: были читаемы и чтимы...

Хозяйка и гость пили чай в крохотной кухоньке. Римма Ивановна знала квартирную эпопею Федора, и поняла, о чем идет речь, когда он, между прочим, заметил:

-Не успел до развала издательского дела вступить в союз писателей. Теперь писателем не считаюсь и права на полученную квартиру не имею... Надо срочно издавать вторую книгу, тогда можно вступить в союз. Вопрос - на какие деньги издавать... Шесть миллионов надо. Фантастика.

Они посидели молча.

-Федор Михайлович, - сказала Римма Ивановна, - а если собрать сумму по частям? Кто сколько может...

-Я уже думал об этом. Ольга торгует на базаре, что-то зарабатывает каждый день. Набрать сразу нужную сумму она не сможет, а вот если занять шесть миллионов, то отдавать можно начать буквально с завтрашнего дня и в несколько месяцев расчитаться со всеми. Это реально. Если самим сесть на хлеб и воду.

Римма Ивановна встала, вышла из кухни. Скоро вернулась и положила на стол перед Федором деньги.

-Здесь пятьсот тысяч, - сказала она, - все, что могу.

Федор опешил. Он пришел сюда не за деньгами! Разговаривал о них с Риммой Ивановной по-свойски, делясь со своей литературной наставницей досадой на "времена и нравы", - не более того!

-Бог с вами... - он отодвинул деньги, - не надо.

-Вы должны взять, - тихо сказала Римма Ивановна, - и должны издать свой роман.

Федор не рад был, что затеял разговор. Он знал, что Римма Ивановна живет на мизерную трехсоттысячную пенсию - тридцать рублей на "старые", доперестроечные деньги. А триста тысяч зарплаты за преподавание в университете - ей только "рисуют", не выплачивая. И эти пятьсот тысяч - явно абсолютно неприкосновенная сумма, едва ли не "смертные".

Ему было не по себе.

Римма Ивановна заставила Федора взять деньги.

-Издавай. - Поддержала мужа и Ольга, - отработаем...

Дальше события развивались стремительно. Узнав о федоровой затее, друзья скинулисъ, кто сколько мог, и в общей сложности набрали около трех миллионов рублей. Даже Лукич, к удивлению Федора, вручил триста тысяч:

- Нечасто из водоканала в писатели выходят.

Федор связался с типографией и договорились: начнут набирать роман как только получат половину суммы - три миллиона рублей. При получении тиража автор уплатит вторую половину суммы. Срок исполнения заказа - два месяца.

Первая книжка Федора, крохотный сборник рассказов, при социализме готовился к печати и печатался четыре года - с 1987 по 1991 год. По тем временам считалось невероятно быстрым темпом для начинающего автора. В конце января 1996 года типография приняла заказ с обязательством через два месяца выдать тираж.

Тираж был - одна тысяча экземпляров.

В книгоиздательских хлопотах Фёдор как бы забыл о предстоящем судебном процессе, назначенном на 31 января 1996 года, куда-то в сторону отошла водоканальская кодла и все ее упыри, от активного педераста Сруля Райкина до "заглотчицы" Помойки и пассивного педераста Мудинка...

Глава 56

31 января 1996 года в Октябрьском райнарсуде под председательством народной судьи Кукарекиной начался процесс по иску водоканала к Угарову.

Федор с Ольгой сели справа возле окна. Слева шептались Мудник с Помойкой. И на всех с возвышения сурово зрили судья Кукарекина и две престарелых бабки-заседательницы. Как только судья начала процесс, бабки закемарили.

Судья спросила, есть ли ходатайства, заявления. Федор встал и зачитал заявление об отводе судьи Кукарекиной по следующим мотивам: судья Кукарекина в досудебных заседаниях по данному делу угрожала Угаровым выселением, понуждала их подписывать заведомо недействительный, фальшивый договор купли-продажи, судья была груба, кричала на ответчиков, лишала их возможности участвовать в деле с соблюдением процессуальных норм, выгоняла из кабинета Угарову О.А., хотя сама же пригласила ее повесткой... Она недобросовестна, неприлична, ответчик ей не доверяет.

Дочитал текст, заранее отпечатанный и подписанный им, с сегодняшней датой и вручил судье.

-Не нужна мне ваша бумага! - отшвырнула судья заявление, - я не глухая, слышала, что вы тут зачитали.

Федор поднял заявление с пола и снова вручил судье:

-Прошу приобщить заявление к материалам дела.

-Не учите! - рявкнула судья.

Она схватила заявление, скомкала, бросила на пол.

После чего суд удалился на совещание.

Судейское трио вернулось из совещательной комнаты, и мадам Кукарекина огласила постановление: отказать Угарову в его ходатайстве об отводе судьи, продолжить рассмотрение дела судом в том же составе...

Заседание продолжалось. Федор дождался, когда судья снова спросила стороны: есть ли у них ходатайства, заявления? И снова сделал заявление об отводе судьи по тем же мотивам.

Отвод не был принят. Заседание продолжалось. Федор дождался, когда судья произнесет "Есть ли у сторон ходатайства?.." и снова заявил отвод судье Кукарекиной.

Снова получил отказ...

Заседание продолжалось. Но оно как бы скомкалось, в его течении появилась нарочитость, необязательность. Судья сочла нужным прекратить заседание и перенести его на следующий день.

На следующий день заседание не состоялось, так судья Кукарекина вдруг оказалась занятой "на курсах по повышению квалификации". Секретарь судьи объявила участникам, что заседание состоится примерно через неделю, а о точной дате известят повестками...

Федор написал заявление на имя председателя Октябрьского райнарсуда Уродова А.А. о необходимости отстранить от ведения его гражданского дела судью Кукарекину: судья демонстрирует нежелание разбираться в сути дела, изначально заняла сторону водоканала и в грубейшей форме нарушает процессуальные права ответчика... Вручил секретарше под роспись.

Угаровы сели в жигуленок и поехали в Солнечный.

-Торговый день пропал, - сказала Ольга. - Сегодня без заработка.

Машина катилась по заснеженной улице Советской. Федор расчитывал дворами выбраться на проспект Кирова, чтобы не торчать в пробках на центральных улицах. И тут - "бум!!!" - жигуленок содрогнулся от удара и встал. Федор выскочил из машины, и похолодел: левое переднее колесо зацепило угол бетонного блока, торчащего из сугроба. Ударом вырвало клок шины вместе с камерой, загнуло стальной обод и он треснул по диаметру... Понималось, что и подвеску деформировало.

-Лошадь пала... - уныло констатировал Федор.

Пока бездействовала поврежденная машина, остановились угаровские дела. Семейство вновь стало невыездым. Торговля без автомашины рухнула. Оля-маленькая детсад не посещала, немыслимо было тащить ее пешком несколько километров по лютому морозу с ветром до ближайшей остановки общественного транспорта. Связь с "большой землей" осуществлялась по телефону.

Федор вызвонил такси, загрузил его коробками с товаром и увез на Дзержинский рынок: раздал знакомым торговцам по оптовым ценам, по которым покупали сами. Выручили вложенные в товар деньги. Этих денег хватило, чтобы погасить долги кредиторам-оптовикам, у которых занимали товар. И осталось как раз на ремонт машины. Федор съездил на автотолкучку, купил два комплекта новых шин, новые рычаги, рулевые тяги. Съездил в автомастерскую, договорился о ремонте. "Копейку" он перегонял из Солнечного в автомастерскую на улице Герцена осторожно, чтобы не отвалился надорванный рычаг передней подвески... Дополз. Загнал машину в теплый бокс автомастерской и несколько часов ждал, пока слесари работали. Расплатился и с чувством неглубокого удовлетворения покатил домой.

-Денег нет, - констатировала Ольга, - придется опять брать товары в долг и все начинать с нуля...

С оживлением автомашины продолжилась борьба за существование.

К концу февраля Угаровы отдали полтора миллиона рублей в погашение долга, взятого на издание книги. Когда в середине февраля Федор принес пятьсот тысяч Римме Ивановне, она запротестовала:

-Ну что вы! Не надо так срочно...

-Надо. - Возразил Федор.

Каждые несколько дней Угаровы гасили долг кому-либо. Свои траты опять свели к "еде и езде": ни одежды, ни обуви, ни чего-то в дом купить было не на что.

В конце февраля судья Кукарекина снова отменила назначенное заседание, мотивировав "загруженностью".

-Опять зря время убили, - подосадовала Ольга, - опять день без заработка...

Назначение и отмена судебных заседаний стали нормой. Явившись в начале марта в суд по повесткам, Угаровы были уверены, что и на этот раз процесс не состоится. Так и произошло, судья Кукарекина отменила и это заседание, вновь сославшись на занятость.

Федор вновь обратился с заявлением к председателю Октябрьского суда Уродову: просил передать дело другому судье.

Ответа не последовало.

Федор уже год не получал зарплату в водоканале, её удерживали "за трёхкомнатную квартиру". При том Федор исправно платил за эту квартиру в ЖЭУ. И еще платил в другое ЖЭУ за квартиру на проспекте Кирова, вынужденно оплачивая проживание Мудника в ней: ЖЭУ постоянно угрожало Федору, как собственнику однокомнатной квартиры на Кирова, штрафами и пеней.

Федор в очередной раз отыскал Мудника в конторе и сказал ему:

-Ты понимаешь, что обязан компенсировать мои расходы по содержанию квартиры, где живешь ты?

-Ничего я вам не обязан, - довольно разулыбался Мудник и томно поиграл бровями, - это вы обязаны написать мне дарственную на квартиру! Пока не напишете, я платить ни за что не буду.

-Тогда выселяйся! - предложил Федор, - мне за тебя платить надоело.

-Ху-ху-ху... - тихо засмеялся педераст и, повиливая задом, завышагивал по длинному коридору в сторону бухгалтерии. Навстречу ему вышла из-за угла юристка Кошадрина-Помойка. Извращенцы стали шептаться о чем-то, оглядываясь на Федора.

Федор подал в Кировский райнарсуд иск к Муднику о выселении из квартиры по проспекту Кирова за отказ оформить ее должным образом и отказ оплачивать свое проживание в ней.

Сруль отреагировал мгновенно: в тот же день водоканал обратился в Октябрьский райсуд с новым иском к Угаровым: выселить их из трехкомнатной квартиры...

Не успел Федор поудивляться звонку из Октябрьского райнарсуда, как буквально через минуты позвонила секретарша судьи Советского суда Зверькова и сообщила, что завтра в десять ноль-ноль состоится заседание суда по его делу...

"Как сговорились..." - отметил Федор, поражённый оперативностью разных судов и согласованностью их действий по месту, времени и цели.

Вечером того же дня Сруль расслаблялся за бокалом вина в компании Бундерса и Кронштейна. Беседа шла раскованная. Хвативший лишку старый Бундерс бурлил, как молодое вино:

-Где еврей прошел, там хохлу делать нечего! - брызнул он слюной в очки Срулю, - а русскому - тем более! Ты гений, Сруль, дай я тебя поцелую за номер с Федькой Угаровым!..

Он взасос чмокнул Сруля. Когда оторвался, небрезгливый Сруль сплюнул и запил вином.

-Россия - страна дураков! - восторженно визжал Бундерс, - русские были быдлом и будут быдлом! Это нация колхозников, сантехников и монтеров! Управлять ими должны мы - евреи! Пусть русские считают квадратные метры жилплощади и грызутся за них! Пусть! Мы не будем считать квадратные метры! Мы будем считать этажи! Ты на сколько этажей свой коттедж развел?

-На три, - кивнул Сруль, - нас трое: я, жена и дочка.

-А я двухэтажный ставлю, - брызнул слюной Бундерс, - годы не те, чтоб по лестницам подниматься...

-Я лифт у себя ставлю! - поднял брови Сруль, - зачем по лестницам ходить? По лестницам - для моциона! Перед сном.

Боб Кронштейн укоризненно покачал головой:

-Скромнее надо быть господа. Рано демонстрировать свои возможности, русский народ еще не отвык от идеи социальной справедливости, не стоит его дразнить.

-А я и не дразню! - возразил Сруль, - я строю коттедж за городом, в кедраче, кто его там видит?

-И я за городом, - кивнул Бундерс, - в городе у меня обычная хрущевка! Я там иногда появляюсь... Соседи видят: вот Бундерс, живет рядом с нами.

Глава 57

29 марта 1996 года в Советском райнарсуде под председательством народного судьи Зверькова состоялось заседание по иску гражданина Угарова Ф.М. к муниципальному предприятию "Водоканал" о прекращении удержаний зарплаты и возвращении денег..

Судья Зверьков открыл заседание и две бабушки-заседательницы тут же задремали. Вступительную часть Зверьков отбубнил невнятной скороговоркой, затем спросил представителя водоканала:

-Иск признаете?

-Нет. - Сказала Кошадрина-Помойка.

-Почему? - по-домашнему спросил судья, - не лучше ли разойтись мирно?

-Нет.

Суд начался. Федор, как истец, был опрошен первым.

-Водоканал обманул меня, - сказал он, - я отдал им свою однокомнатную приватизированную квартиру на проспекте Кирова, взамен получил трехкомнатную в микрорайоне Солнечном, за городом - по цене квартиры равнозначны. И проблем не было бы, не пустись водоканальская кодла в комбинации...

-Оскорбление! - вскричала Помойка, - нас назвали кодлой!

-А кто же вы? - поинтересовался Федор.

-Администрация водоканала!

Судья сделал Федору замечание:

-Выражайтесь точнее.

-Хорошо, - кивнул Федор, - но администрация водоканала, вступив в преступный сговор, начала мошенничать и при оформлении квартир. Муниципальная трехкомнатная квартира в Солнечном была названа при распределении приватизированной. Вот! - Федор поднял ксерокс выписки решения профкома. - Приватизированная, квартира продаже подлежит. Меня обманом заставили написать заявление об удержаниях зарплаты. Затем подсунули договор купли-продажи трехкомнатной квартиры... Он сразу показался мне странным, нелогичным. А потом нотариус Исакова отказалась регистрировать этот договор и предупредила меня: водоканал вас обманывает, он пытается заключить с вами мнимую и притворную сделку, затем сам же ее оспорит в суде, суд признает ее недействительным, а вы лишитесь жилья вообще!

-Вы подписали договор? - спросил судья.

-Нет.

-Тогда какие же основания у вас называть эту бумагу договором?

-Он подписан директором водоканала Райкиным, на нем стоит печать, заверяющая подпись. То есть одна строна свое слово уже сказала, дело оставалось за мной. Если бы нотариус не остановила, неизвестно, чем дело кончилось бы... Я ведь тогда еще не знал, что квартиру мне дали не приватизированную, а муниципальную...

-Ладно, дальше, - начал раздражаться судья.

-А дальше все пошло вопреки кодле...

-Подбирайте выражения! - осек судья.

-Пардон, - кивнул Федор, - если не нравится слово кодла, то - группа лиц из числа администрации водоканала, вступивших в сговор с целью лишить меня жилья. А по-русски все равно: кодла - так точнее.

Слово дали представителю ответчика.

-Истец лжет! - объявила Помойка. - Никто не собирался лишать его жилья, наоборот, пошли ему навстречу, как писателю, дали ему трехкомнатную квартиру! Твори! Там и доплатить-то ему всего полагалось каких-то пятнадцать миллионов - всего половину суммы! А другую половину водоканал взял на себя! Ведь полная стоимость трехкомнатной квартиры - тридцать три миллиона!..

-А стоимость однокомнатной квартиры Угаровых какова? - спросил судья.

-Три миллиона!

-А у меня вот справка риэлтерской фирмы, там указана цена однокомнатной квартиры на проспекте Кирова по состоянию на апрель 1995 года - тридцать три миллиона... - задумчиво сказал судья, - ровно столько же, что и ваша трёхкомнатная за городом.

-Это рыночная цена! - начала раздражаться Помойка, - а инвентарная стоимость его однокомнатной - три миллиона!

-Но тогда и инвентарная цена трехкомнатной будет намного меньше, - заметил судья, - тем не менее вы указали рыночную цену - тридцать три миллиона.

-Мы продавцы, мы и цену определяем! - возразила Помойка, - не хочет, пусть откажется...

-Стоп. - покачал головой судья. - Вы собственником не являетесь, свидетельства о собственности на трехкомнатную квартиру у вас нет, следовательно продавцами вы быть не можете... - он задумался, - так кто же вы, получается?

-Кодла. - Пробормотал Фёдор.

-Он опять назвал нас кодлой! - взвизгнула Помойка.

-Угаров! - подал голос судья Зверьков, - выражайтесь иначе!

-Почему? - запротестовал Федор, - кодла - это литературное выражение! На языке уголовного кодекса - группа лиц, сговорившихся совершить деяния, подпадающие под категории мошенничество, вымогательство, подлог, злоупотребление служебным положением. Правда выдают они всё это за особое мнение.И эта кодла участвует в процессе на равных со мною правах!

- Хватит. - Буркнул судья.

Через малое время суд удалился на совещание.

И появился вновь...

Решение

Именем Российской Федерации

29 марта 1996 года Советский районный народный суд г. Истомска Истомской области в составе: председательствующий Зверьков С.А. и народные заседатели Темная П.П. и Якобсон А. А., при секретаре Округловой О.А., рассмотрев в открытом судебном заседании дело по иску Угарова Федора Михайловича к муниципальному предприятию "Истомскводоканал" о признании незаконными удержаний заработной платы.

Установил:

Истец просит признать удержания незаконными... Требования истец обосновывает тем, что действиями ответчика он был введен в заблуждение. Совместным решением администрации и профкома ИВК 21 апреля 1995 года ему была предоставлена трехкомнатная квартира по ул. Клюева, 26. При оформлении квартиры было заявлено, что он обязан купить эту квартиру у ответчика /ИВК/, ему предложили написать заявление об удержаниях зарплаты ежемесячно в течение трех лет, пока не выплатит пятнадцать миллионов рублей. В дальнейшем ему стало известно, что администрация ИВК его обманывает, так квартира оказалась муниципальной и продаже не подлежала, а должна заселяться по ордеру. Ордер он получил. Но ИВК требовал от него еще и подписания договора купли-продажи квартиры, при этом ИВК в разных документах указывал разный статус квартиры: приватизированная, муниципальная, служебная. Фактически квартира была муниципальной.

Со стороны ответчика /ИВК/ имел место обман. Действиями ответчика Угаров и его семья были поставлены в трудное материальное положение, так как водоканал удерживал и удерживает всю зарплату Угарова. При этом ИВК намерен трехкомнатную квартиру у Угаровых отобрать, ему снова предлагают подписать еще один договор купли-продажи трехкомнатной квартиры и написать дарственную на однокомнатную квартиру для Мудника.

Представитель ответчика иск не признала, пояснив, что Угаров лжет, что это он обманул водоканал, утаив, что у него имеется однокомнатная, приватизированная квартира...

Суд, заслушав истца, ответчика, исследовав материалы дела, считает, что требования Угарова Ф.М. следует удовлетворить.

Угарову Ф.М. была предоставлена трехкомнатная квартира по улице Клюева,26., причем на Угарова была возложена обязанность оплатить 50% стоимости этой квартиры и передать водоканалу однокомнатную квартиру по проспекту Кирова.

Угаров написал заявление об удержании из его заработка 15 миллионов рублей в течение трех лет ежемесячными долями.

В двух разных решениях профкома ИВК, имеющихся в деле, трехкомнатная квартира названа: в одном - "приватизированная", в другом - "служебная", хотя не той ни другой не является, так как имеет статус муниципального жилья.

Из письма директора ИВК Райкина С.З. от 18 июня 1995 года в мэрию следует, что трехкомнатная квартира по ул. Клюева после передачи ее от АО "Ролик" в муниципальное предприятие "Водоканал", стала муниципальной собственностью и МП "Водоканал" не имеет права распорядиться ею без согласия комитета по управлению имуществом мэрии.

Комитет по управлению имуществом мэрии своим письмом от 22 июня 1995 года разъяснил директору ИВК Райкину С.З., что указанная квартира может быть заселена только по ордеру и согласие комитета на выдачу ордера не требуется.

Таким образом, администрации водоканала изначально было известно, что трехкомнатная квартира по ул. Клюева, 26 является муниципальной, и возложение на Угарова ее оплаты законных оснований не имело. Имел место обман со стороны администрации ИВК.

Заселен был Угаров в квартиру по Клюева, 26 на основании ордера Љ 599, выданного постановлением главы Администрации Советского района Љ 595 от 14.08.95 г.

Этот ордер не был признан в установленном законом порядке недействительным, соответственно Угаров имеет право пользоваться жилым помещением по адресу ул. Клюева,26.

Жилое помещение было предоставлено Угарову Ф.М. в установленном законом порядке, никаких договоров с ИВК он не подписывал... следовательно заработная плата, удержанная водоканалом, должна быть возвращена Угарову Ф.М.

Доводы представителя ответчика о том, что между МП "Водоканал" и Угаровым была заключена сделка, и поэтому удержания зарплаты были обоснованными, не находит своего подтверждения.

МП "Водоканал" не вправе заключать каких-либо сделок с муниципальными жилыми помещениями. Каких-либо договоров с Угаровым не заключалось.

Неосведомленность Угарова в отношении статуса предоставленного ему жилья не несет за собой его ответственности перед ответчиком по принятым Угаровым, в силу заблуждения, обязательствам.

На основании изложенного и ст. 1102 ГК РФ, ст. 191-197 ГПК РФ, суд

РЕШИЛ:

Признать незаконными удержания заработной платы Угарова Ф.М. муниципальным предприятием "Водоканал"....

Федор был поражен: он не верил, что судья Зверьков способен вынести решение в пользу Угаровых...

Еще больше была поражена Помойка. До процесса она вручила судье Зверькову пакет с "гонораром" и считала вопрос решенным.

Судья тоже считал вопрос решенным. Но, заглянув в пакет, он отметил ничтожность "гонорара" и почувствовал себя оскорбленным.

Когда через несколько дней стороны получили на руки полный текст решения, оно не произвело на них прежнего впечатления. За эти дни Помойка вручила судье Октябрьского суда Свиняковой пакет с таким "гонораром", что следующий суд уже никаким образом не мог отклониться от верного курса: водоканальцы усвоили урок, преподанный им судьей Зверьковым. А директор водоканала Райкин позвонил Угарову на дежурство и предупредил:

-Это тебе передышка. Теперь возьмемся всерьез.

Федор и без этих признаний уже понимал, с кем имеет дело.

Глава 58

Роман Федора Михайловича Угарова "Перегон" был отпечатан в количестве тысяча экземпляров в середине марта 1996 года. Директор типографии Стрельцов позвонил заказчику, напомнил, что тираж можно забрать после окончательной оплаты.

Требовалось немедленно перевести на счет типографии ещё три миллиона рублей. Федор давно искал деньги, перебирая один вариант за другим. В феврале он вел переговоры с Ниной Павловной Пташкиной, женой Владимира Васильевича Пташкина; Нина Павловна, скромная заведующая сберкассой при социализме, с приходом капиталистической эры сделалась заметной фигурой местного бизнеса: возглавляла истомское областное отделение Сбербанка. Федор просил дать ему три миллиона кредита на срок от шести месяцев до года под обычный процент Сбербанка. Нина Павловна долго думала.

Три миллиона рублей по состоянию на февраль 1996 года - это около пятисот долларов США по текущему курсу. Федор простодушно полагал, что такую сумму ему кредитуют без мук. Он ошибся. Позвонив в очередной раз Нине Павловне, услышал ответ:

-Мы тут посоветовались... Обещать ничего не обещаю, но вы принесите вот что: справку с места работы о размере заработка, гарантийное обязательство поручителя, оформите нотариально залог недвижимости...

Федор сник. Водоканал мог дать ему лишь одну справку: о том, что его зарплата равняется нулю в связи с тем, что задолжал водоканалу 15 миллионов. Поручителей среди его безденежных друзей было не найти. Заложить квартиру, находящуюся под судебным арестом невозможно.

-...и напишите заявление, что просите кредит на три года под сто двадцать процентов годовых... - продолжала Нина Павловна.

Федор ее уже не слушал.

Три миллиона рублей для выкупа тиража Федору Угарову дало управление культуры мэрии в лице его начальницы Симоненко Марии Александровны. Оформили как ссуду. Подписали договор, в котором Федор гарантировал возврат денег в течение месяца. И в тот же день три миллиона Симоненко перечислила в типографию.

На месячном сроке погашения ссуды настояла Ольга.

-Каждый день будем работать, - заявила она, - долг не отдадим в срок.

И она коченела на базаре с девяти утра до семи вечера. И Федора заставляла крутиться: все вырученные деньги немедленно запускала в оборот. Федор колесил по оптовым базам в течение всего дня. Собственные траты свели до аскетизма.

Согласно гражданско-процессуальному кодексу Российской Федерации дела о выселении рассматриваются с участием прокурора. Федор Михайлович Угаров написал очередное заявление прокурору Октябрьского района и вручил ему лично. Прокурор Мякинин читал короткий опус Федора, как изжогу сдерживал.

-Ну и что... - не то спросил, не то ответил прокурор.

-Выгоняют из квартиры, - сказал Федор.

-Не выгонят, - буркнул прокурор, - живи себе да живи.

-Но ведь выгоняют.

-А-а-а, - махнул рукой прокурор.

-И все же, могу я расчитывать на участие прокурора в процессе?

-Участвовать... Кому участвовать? Нет свободных людей... Да что беспокоиться? Мы проконтролируем это дело.

-Когда уже выселят?

-Не выселят, - утешил прокурор, - и вообще, надо было обменить квартиру... Ну, мне некогда... - прокурор уткнулся в бумаги.

Федор прямо в машине написал заявление на имя областного прокурора и поехал на проспект Фрунзе в областную прокуратуру.

В приёмной дремала секретарша.

-Сыроблюев у себя? - Нарушил её покой Фёдор.

-У себя, но...

И, пока она выговаривала первую фразу, Фёдор вошел в кабинет прокурора. В просторном кабинете сидел за огромным столом мужчина одних лет с Федором, обрюзгший от малоподвижного образа жизни, и сквозь очки неприветливо смотрел на пришельца.

Федор подошел к столу, положил перед прокурором свое заявление и сел на стул у приставного стола. Сыроблюев прочитал короткий текст заявления и черкнул резолюцию: "Мякинину. Обеспечить участие представителя прокуратуры в процессе", расписался. Сунул заявление назад заявителю. Молча. Как билет закомпостировал.

Федор взял бумагу и вышел, как пассажир из трамвая.

Сел в машину. Закурил.

Сыроблюев в это время звонил Райкину:

- Сейчас твой писака Угаров заходил. Я думал, ты его уже выгнал.

- Рано, - пояснил Сруль. - Ещё не всю наживку заглотил. В нужный момент подсеку.

- Можно и сейчас ему статью подобрать, чтоб не вонял.

- Я ему уже сам подобрал... Теплотрассу! Оттуда будут в три голоса верещать про свои права.

- Ха-ха-ха-ха!... - оценил прокурор срулевское остроумие.

Федор снова заявился в прокуратуру Октябрьского района. Мякинин был на месте. Он нехотя прочитал резолюцию Сыроблюева на заявлении, неодобрительно посмотрел на Федора:

-Мне что, больше нечем заниматься, кроме как вашим делом? Идете в прокуратуру! Ясно дело, если идти к адвокату, то тому платить надо! А прокурор он бесплатный?! Вот все и лезут к нам...

Он скомкал угаровское заявление и выбросил в мусорную корзину, вышел из кабинета. Вернулся и пробурчал:

-Дребадан будет заниматься вашим делом. Идите в кабинет номер три.

Федор нашёл в узеньком коридоре дверь с цифрой "3", постучал.

-Войдите, - недовольно проскрипело из-за двери.

В тесном помещении за письменном столом сидела обрюзгшая тетка лет сорока, с серым лицом и оловянными, навыкате, глазами. Тонкие губы змеились неакуратно изломанной линией, словно края плохо залепленного пельменя.

-Мякинин к вам послал.

-Мог бы и подальше... - проскрипела тетка.

Федор с удивлением посмотрел на нее.

-Ходите тут... - скрипела правоохранительница, - ищите, чего не теряли.

Из дальнейшего разговора Федор понял, что старшая помощница прокурора Октябрьского района мадам Дребадан как оскорбление приняла поручение прокурора Мякинина участвовать в судебном процессе по выселению Угаровых, которых она "сорок лет не знала, и еще лет сто сорок не знала бы..."

Федор вымелся вон, сел в "копейку" и закурил.

"Почему у них у всех оловянные глаза? - соображал Федор, - особая порода человекообразных? Зигзаг эволюции?.."

Было семнадцать ноль-ноль местного времени. Олю из садика надо было забирать в восемнадцать ноль-ноль. Выдался час свободного времени. Федор включал двигатель и медленно покатил по улице Октябрьской в сторону центра города; справа проплыли стены церкви, дорога пошла вниз, к речке.

У моста тормознул гаишник и огорченно сказал:

-Как можно ездить на такой порнушной машине?! Придется снять номера...

Федор сунул ему полсотни и правоохранитель утешился.

Дело по иску Угарова к гражданину Муднику о выселении Кировский райнарсуд остановил.

Дело по иску "водоканала" к Угаровым о выселении Октябрьский райнарсуд передал от судьи Кукарекиной к судье Свиняковой.

Свинякова пригласила стороны на досудебное разбирательство. Она оказалась поджарой дамой лет сорока. Голос у нее был резкий, визгливый.

Начала судья Свинякова с того, что обсудила с Помойкой-Кошадриной вариант выселения Угаровых из трехкомнатной квартиры в Солнечном.

Федор ушам своим не верил. Еще не было суда, не изучено и не рассмотрено дело. А у судьи уже всё решено.

-Угаровых выселим обратно в однокомнатную! - по-свойски вещала Помойка, - а их трехкомнатную отдадим нашей работнице Маковой!

-А Мудника куда? - спросила судья.

-А Мудника - в двухкомнатную квартиру Маковой!

-Так, - понимающе кивнула Свинякова, - а сколько метров в двухкомнатной?

-Тридцать. На одного много, но Мудник пропишет у себя бабку.

-Тогда пойдет, - кивнула Свинякова.

-Послушайте! - не выдержал Федор, - вы бы хоть нас постеснялись... Мы еще живем в трехкомнатной квартире на законном основании, а вы ее уже делите.

-Не учите! - взвизгнула судья Свинякова.

-Но вы же нарушаете гражданско-процессуальный кодекс.

-А вы что, шибко грамотный? - прищурилась Свинякова, - кодексов начитались? Теперь будете мне права качать?

-Не хамите!

-Я сейчас выпишу вам суток пять содержания под стражей за оскорбление судьи! - взвизгнула Свинякова, - ишь, умник!

-А он вообще хам! - поддержала Помойка, - он всегда ведет себя агрессивно! Мы с ним замучились! С ним невозможно решать никакие дела!..

-Он и мне хамит, - подал томный голос молчавший до сих пор Мудник, - и агрессивный: гони деньги за квартиру, говорит, не то выселю!

-Какие деньги? - не понял Федор.

-Которые вы требовали с Мудника за дарственную на квартиру! - уела судья Свинякова, - вам дали трехкомнатную в обмен на однокомнатную! А вы еще и деньги сорвать решили с Мудника!..

-Погодите!.. - Опешил Федор. - Вы о чем говорите!?..

-Все о том же. - Понимающе покивала головкой Свинякова.

Она полистала материалы дела:

-Вот! Заявление Мудника о том, что вы вымогаете с него тридцать три миллиона рублей за однокомнатную квартиру! Угрожаете выселением!

Федор потерял дар речи.

Угаровы собирались на очередное досудебное заседание к судье Свиняковой, когда услышали за дверью шум голосов, возгласы. Федор вышел посмотреть в чем дело...

Множество людей на лестничной площадке говорили все разом и Федор не сразу понял, что случилось. Оказалось, выбросился из окна сосед Геннадий - тридцатипятилетний мужчина, с которым Федор здоровался при встречах, но близко не знал.

-Двоих детей оставил!.. - наперебой говорили женщины, - а жена в больнице лежит!.. Послали за ее сестрой, чтобы за детьми присмотрела, и к Марине в больницу Лида побежала, только не знает, как сказать про такое... Вышел на балкон и с шестого этажа вниз головой!.. Там на асфальте - ужас... От такой жизни кинешься!.. Он сварщиком работал, в течение года ни разу зарплаты не получал!.. Он давно подавленный был... Подумать только: семья год без средств к существованию маялась!.. И куда власть смотрит!?..

Угаровы прибыли в Октябрьский суд с опозданием: долго буксовали во вселенских грязях Солнечного...

-Вы готовы подписать с водоканалом мировое соглашение? - с ходу приступила к делу судья Свинякова.

-Что за мировое соглашение? - насторожился Федор.

-Которое вам предложено: договор купли-продажи трехкомнатной квартиры вами у завода "Ролик", с дарственной Муднику на однокомнатную.

-С ума сойти!.. - Вырвалось у Федора, - опять афера...

-А как вы намерены оформлять квартиру на Мудника?

-Повторяю: водоканал прекращает удерживать мою зарплату, возвращает деньги и оформляет однокомнатную квартиру через Кировскую райадминистрацию...

-Советский суд уже присудил вернуть вам зарплату!

-А водоканал не исполняет решение.

-Это к делу уже не относится! - начала злиться судья, - так вы скажите: согласны или не согласны на мировое соглашение с водоканалом?

-Да это не мировое соглашение, а очередная афера! - подосадовал Федор, - мошенничество!

-Прекратите! - взвизгнула судья Свинякова. - Только суд может квалифицировать действия кого-либо как мошенничество! А если нет такого судебного определения, значит нет мошенничества! Ясно!?

-Неясно, - уперся Федор, - как так, мошенничество есть, но мошенничеством оно не считается, пока его таковым не признал суд...

-Вы будете подписывать мировое соглашение!? - взвизгнула судья.

-Это - нет.

-Значит ждите судебного разбирательства. Пеняйте на себя.

Заработать три миллиона рублей для погашения ссуды базарной торговлей за месяц оказалось делом нереальным. Угаровым пришлось расплатиться оборотными деньгами. Ссуда была возвращена вовремя. Но сами Угаровы остались без денег и без товара. Пришлось снова брать товары у оптовиков в долг под проценты, в расчете на последующую "раскрутку"...

Жизнь напоминала бег на месте. С управлением культуры расчитались. Теперь из-за издания романа попали в долговую кабалу к оптовикам...

Долги стали неустранимым фактом бытия.

Единственной светлой вестью стало сообщение из далекого киргизского поселка Каджи-Сай: Раиса Федоровна стала поправляться и, как поведал Алексей Дмитриевич, уже ходит по комнате.

Глава 59

Тысячу экземпляров романа "Перегон" надо было продать, чтобы компенсировать расходы на его издание. Но неожиданно Федор обнаружил, что роман его не особенно и нужен торговле. Дом книги взял всего тридцать экземпляров. Книжный магазин "Искра" - десять. "Букинист" - семь. И больше ни один магазин не желал брать книгу местного автора. Всех превзошла местная "Роспечать", неожиданно взявшая сразу триста экземпляров. Более того, директрисса "Роспечати" Александра Александровна Рычева выдала автору аванс в размере полмиллиона рублей. Как только Федор стал объяснять ей свои финансовые проблемы, необъятная "баба Шура", как звали Рычеву местные писатели, остановила объяснения вопросом:

-А полмиллиона спасут Россию?

-Какую Россию? - опешил Федор.

-Ну, погашение долга за ваш роман.

-Да...

-Зайдите в кассу, получите.

Зашел. И получил. К великому удивлению.

Двадцать экземпляров романа Федор представил в писательскую организацию. Оставалось ждать, когда писатели прочтут книгу и дадут или не дадут положительные рецензии и рекомендации для принятия Угарова в союз писателей. Председатель писорга Шура Кабанцев, мучившийся с великого перепоя, неторжественно пообещал:

-Я твою ситуацию понял, сделаю все, что могу... Но и нас пойми: мы не боги, есть еще Москва, которая может оформлять наше решение долго. Почему раньше не издал свой роман?

-Ты же знаешь, что наше издательство развалилось.

Необходимые для вступления в союз писателей три положительных рецензии-рекомендации Федору Михайловичу Угарову дали Сергей Борисович Буйный, Вадим Николаевич Маковеев, Борис Николаевич Пимычев.

В середине мая 1996 года на очередном собрании писорга Шура Кабанцев доложил:

-На повестке дня два вопроса: первый - создание при нашей писательской организации благотворительного литературного фонда, второй - рассмотрение заявления прозаика Угарова о вступлении его в союз писателей России.

Повестку утвердили.

Кабанцев долго говорил о необходимости создать фонд. Убедил. Тем более, что никто ничего толком и не понял - что за фонд и зачем, - но коль литературный, да ещё и благотворительный, то почему бы ему и не быть! Само собой разумелось, что главой фонда должен быть его инициатор - Кабанцев. Даже и хорошо, что он вызвался на этот подвиг, другим не надо самоотводиться от этой общественно-полезной суеты...

Все были "за".

Кабанцев сообщил:

-Поступило заявление от прозаика Угарова Федора Михайловича о приеме его в союз писателей. Угарова все мы знаем, давно читаем его прозу, поэтому не вижу нужды особенно его представлять. Прошу членов организации высказать свое мнение...

Пимычев взял слово первым:

-Еще с первых публикаций Угарова я понял, что передо мной автор со своим, незаимствованным, стилем. Он поздно взялся за перо. Но в этом есть и свое преимущество: знание жизни, ее первооснов. Потому и писать он стал сразу, без литературного ликбеза, сразу стал узнаваемым автором в местной периодике, вспомните его короткие рассказы... Пора принимать его в наш союз.

Вторым выступил поэт и прозаик Еремей Заглавный, пожилой мужчина с лицом номенклатурного работника среднего звена времен торжества идей коммунизма.

-Я говорю от своего имени и от имени моей жены Татьяны Алексеевны Раскаленной. Она не смогла быть на собрании, но доверила мне передать ее мнение. Мы с Татьяной Алексеевной прочитали роман Угарова "Перегон" и у нас сложилось единое мнение: роман Угарова "Перегон" - это выстрел в спину пролетариата, у которого появились шансы вернуть утраченные завоевания социализма! Автор ернически описывает святые для пролетариата традиции. Например, первомайская демонстрация трудящихся начинается таким описанием: "... На площадь Революции со стороны бывшего пивного ларька "Дунай" вмаршировала колонна победителей социалистического соревнования - мясокомбината, - которому доверили открыть праздничное шествие... Мясники шли гурьбой, как ходят бить соседнюю деревню..."

Заглавный поднял свое истовое лицо, строго осмотрел присутствующих и спросил:

-Где автор видел подобное?

И сам себе же ответил:

-Не было такого. Был святой для всякого честного человека день, когда в едином порыве люди труда устремлялись в праздничные колонны и шли демонстрировать солидарность с родной партией...

Все присутствующие не сговариваясь опустили головы и сидели молча, давая оратору волю изложить свое мнение. Тот закончил нервным призывом:

-Я против принятия Угарова в наш союз! И моя жена против! И призываю всех честных писателей воспротивиться проникновению в наши ряды бездарного автора, пытающегося компенсировать свою бездарность ерническими пассажами!

Заглавный сел. Зависла тишина.

Поднялся дед Ломакин, крупный, рослый, глыбой навис над столом.

-Зря ты так, Еремей, - проворчал он, повернувшись к Заглавному, - мы здесь принимаем не в политическую партию, а в творческий союз. И давай оставим идеологию, перейдем к делам творческим. Я перечитал бесчисленное количество угаровских публикаций в разных газетах, читал его первую книгу, теперь вот вторую. Уж если не Угарова принять в союз, то кого вообще?

Ломакин сел.

Тайное голосование, последовавшее за обсуждением, дало результат: из семнадцати членов писорга пятнадцатъ человек проголосовали за прием Угарова в союз, два голоса - против. Когда председатель собрания огласил цифры, Заглавный встал и вышел, унеся два противных голоса. Через минуту вернулся и, убеждённо заявил:

-Я считаю, что Угарову следовало бы вступить в другой союз писателей, альтернативный.

Ему не ответили.

Под конец собрания, словно спохватившись, Кабанцев сказал:

-Да!.. Тут получается нескладно. Я председатель фонда, который надо ещё организовывать, хлопот море, и писательской организацией надо руководить... Мне не потянуть такой воз! Прошу сразу рассмотреть вопрос и о снятии с меня обязанностей председателя писательской организации, избрании нового председателя.

Собрание зашумело:

-Справишься!.. Поможем!.. Зачем нам два руководителя!.. Установим набавку за повышенную нагрузку!..

-Не нужна мне надбавка, - скромно ответил Кабанцев. - Я не за деньги, за дело болею, мне дело не завалить бы! Поэтому и настаиваю на перевыборах!

Приступили к переизбранию.

-Предлагаю избрать председателем Решетникова! - сразу предложил Кабанцев. - Скромный, трудолюбивый писатель, пенсионер, не обременён работой для добывания хлеба насущного...

Пенсионер Решетников не был против предложения. Его конкурентами были два самовыдвиженца: Пимычев и Заглавный.

Председателем Истомского писорга стал пенсионер Решетников.

-Саша, ты мне будешь помогать! - Жалобно обратился он к Кабанцеву. - Я же никогда ничем похожим не занимался... я даже не знаю, что мне делать... Только на тебя надеюсь...

-Естественно. - Авторитетно кивнул Кабанцев.

Вдруг раздался глухой стук: на полу рядом с упавшим стулом лежал старый писатель Пимычев. Возникла суматоха: поднимали тело и переносили на диван, кто уже вызванивал "скорую", кто-то пытался напоить Пимычева валерьянкой...

Пимычев открыл глаза, вздохнул судорожно, проскрежетал зубами и заплакал.

Глава 60

Федор заявил Ольге:

-Пора сворачивать базарные дела.

-Почему? - Насторожилась она.

-Зарплату водоканал начнет мне платить, можно в газетах подрабатывать, гонорары будут...

-На них не проживешь.

-Ты какую-нибудь работу подыщешь.

-Какую? - жестко спросила Ольгу, - какую я найду работу, если полгорода безработных?

-И что, так и ерзать возле базара? - нахмурился Федор.

-Я с базара не уйду. - Жестко сказала Ольга.

-Но ведь я ж этим базаром связан по рукам и ногам... Мне некогда строки написать...

-Много твои строки денег дают? - ожесточилась Ольга.

Федор походил по кухне.

-Было время, базар спас нас, - примиряюще сказал он, - Ситуация меняется, надо менять занятия.

-Меняй, я торговлю не брошу.

-Но ведь...

-Не брошу! - в голосе Ольги возникли железобетонные ноты, - я не желаю искать работу, если нигде никто никому ничего не платит! Не желаю быть бессловесным и бесплатным быдлом для воров! Не же-ла-ю! И не желаю ходить с плакатом на шее, требовать отдать зарплату! Я сама нашла себе дело, сама имею свою зарплату - каждый день!

-Но ведь другие люди...

-А я не желаю так, как другие люди! Другие люди - это или воры, или обворованные! Я сама нашла себе заработок, у меня каждый день такая зарплата, какую способна заработать! Мало заработала - моя проблема! Но я ни у кого ничего не выпрашиваю и не собираюсь это делать! Я сама себе хозяйка! Ясно!? Сама! И не пойду я бесплатно ишачить!

-Ну, сиди дома, отвяжемся от базара, я смогу больше зарабатывать!

-Не сможешь! Не будут платить тебе за публикации! Все! Кончилось то время, когда ты хоть что-то получал за свою писанину! Теперь везде одно и то же: кто распоряжается деньгами, у того они и есть, и никому он их не отдаст! Тебе бросят копейки, как собаке кость, ты будешь носиться по городу в поисках чего бы куснуть, но куснуть тебе не дадут! Твое дело - бегать! А деньги получать будут другие! Ясно?

Федор молчал.

-Сколько можно, - вздохнул он, когда пауза затянулась до тягости, - пропадать тебе, что ли на морозе... Еще одна зима надвигается...

Снова воцарилось молчание.

-Давай попробуем киоск сгоношить, - предложил Федор, - хоть в тепле будешь.

-Как? На какие деньги? Ты знаешь, сколько киоск стоит? Не меньше двадцати миллионов! И за оформление не меньше десяти миллионов! Официально. И взяток на двадцать миллионов.

Ольга замолчала, смотрела в окно злыми глазами.

-Я могу сам киоск сделать, - сказал Федор.

-Как?

-Займу пару миллионов, куплю металл сам сварю на водокачке киоск, утеплю, обустрою и вывезу, краном на место установлю готовый уже.

-Опять занимать... А место? Кто тебе даст место?

-Пробью место, - начал ожесточаться и Федор.

-Самодельные киоски уже запрещают ставить.

-На центральных улицах. А по закоулкам они стояли и стоять будут. Зачем тебе проспекты? Поставим где-нибудь в стороне.

-И чем торговать?

-Чем и торгуешь - продуктами.

Ольга долго, настороженно смотрела на него. Воспоминания о прошлой зиме, когда ее, торчащую днями на морозе, не раз посещала мысль о изначальной проклятости ее жизни, когда лютые холода вымораживали душу и тело, сейчас резанули сердце: за что мне такое... Слезы закипали в ней, мысль о несправедливости жизни, о подлости ее устройства щемили сердце; и не видела выхода для себя, и росла злость к Федору: боров толстый... неудачник чертов... проболтался до седых волос без надежного дела, теперь семью не может обеспечить...в эмпиреях порхает... за каким чертом я с ним связалась... ото всюду нас гонят: Федьку с работы, меня с базара, всех нас из квартиры... нет нам места...мы все время занимаем чье-то место, будь все проклято... А где мое место?.. Где!?..

Слезы текли по окаменевшему лицу Ольги.

В кухню вошла Оля, прижалась к матери и заглянула ей в лицо:

-Зачем плачешь, мам?

Ольга закрыла лицо ладонями.

-Папа, ты маму обидел? - строго посмотрела Оля на отца.

Федор вздохнул.

-Нельзя! - Оля погрозила ему.

Федор поставил на стол два пальца - указательный и средний: получилась двуногая фигурка, похожая на человечка.

-Малец! - воскликнула Оля, - это ты, Малец маму обидел!? Ну, ты у меня получишь!..

Она подбежала к Мальцу и треснула его ладошкой по "лысине".

-Ну чо!.. - гнусаво возмутился Малец, - как чо, дык сразу я да я!.. Щас как дам вон! Разбегусь да как совершу напрыг на тебя!.. - Малец просеменил по столу, подпрыгнул и щелкнул Олю по лбу.

-Ах ты, наглец! - возмутилась Оля и, схватив "Мальца" за "ноги", так ломанула их в разные стороны, что Федор взвыл:

-Больно, доня!..

-Сможешь, делай киоск. - Сказала Ольга.

-Смогу, - ответил Федор.

Глава 61

Водоканал не отдавал Федору удержанную зарплату. Он долго и нудно ходил к судебным исполнителям. Наконец судебная машина неохотно проскрипела сочленениями: арестовали на счету "водоканала" указанную в решении сумму, перевел ее в местное отделение Госбанка, вручили Федору чек.

Несколько миллионов рублей разошлись в один день: хватило как раз погасить долги. Как ношу с плеч сняли.

Открылись виды на водоканальскую зарплату.

Закрылись виды на ольгин заработок: сломалась сцепление в машине.

Надо было затевать большой ремонт. И надо было, как выяснилось, менять в двигателе износившиеся цепь и шестеренки. И все опять упиралось в деньги. Обзвонив автомастерские, Федор узнал: ремонт сцепления с заменой "корзины" обойдется в семьсот тысяч, замена цепи с шестеренками потянет на триста, итого - 1 /один/ миллион "деревянных". Коих не было.

-Может сам сделаешь? - робко спросила Ольга и чувствовалось, что она и сама не верит в то, что говорит.

Федор не ответил. Всякое его вторжение в жигуленок стоило жигуленку дополнительных травм, Федору нервов, матов, проклятий... И никогда ни один механизм Федор не разбирал-собирал без того, чтобы не остались лишние части...

Надо было искать деньги. А пока семейство стало невыездным. Ольгина базарная работа прекратилась. Оля в садик не посещала. Федор пешком ушел в город на поиски "вариантов"...

Впервые за много дней у Ольги образовался "выходной". Она послонялась по квартире, и как бы впервые увидела все убожество их домашнего очага: в олиной спальне стояла разбитая, по случаю купленная еще в девяносто первом году тахта, некое подобие стола и все; в комнатке Федора мебели, в сущности, совсем не было, была самодельная лежанка, сколоченная Федором черт-знает из чего, стоял самодельный стол и самодельное кресло... В большой комнате ничего не было, она стояла пустая.

Больше года они жили в этой квартире, и все существование тут было каким-то ненастоящим, выморочным, уже само то, что квартиру отбирали, придавало ей нечто отталкивающее, оскорбляющее...

Вдали, у горизонта, виднелся город.

Федор вернулся вечером из города мрачный. Он разделся, пошел в лоджию, сел на скамейку и закурил, облокотившись на перила. Хорошие виды открывались с шестого этажа...

Внизу играли ребятишки, звенел олин голос, по свойствам своей натуры становящейся неформальным лидером в любой компании. "У девицы комплекс абсолютной полноценности", - усмехнулся Федор.

-Оля! - позвал он дочку.

-Че!? - подняла та к нему головенку, - ну че, пап?

-А не пора ли домой?

-Не пора! Ты видишь, я Антона еще не выездила!? Не мешай!..

Она дернула за веревочку, привязанную к соседскому карапузу Антону и звонко скомандовала: "Н-но! Н-но, коняшка!" "Коняшка" побежала, а сзади нее неслась Оля и взбадривающе вскрикивала: "Но! Н-но, коняшка!".

Федор сверху наблюдал, как "коняшка" и "наездница" скатились с косорога вниз, пропылили по насыпи строяшейся дороги и повернули назад к дому.

-Тебя к телефону! - появилась в лоджии Ольга.

Звонил Дмитрий Андреевич Славцев, старинный приятель, с которым отвахтовали несколько лет на северах. Потрепались за жизнь, и как бы между прочим Андреич предложил:

-Федя, окажи услугу.

-Слушаю, - сказал Федор.

-Я в отпуск пошел, отпускные получил. Ну, ты знаешь, как это бывает: сегодня густо, завтра пусто. Словом, из отпуска на вахту лететь будет не с чем. Ты взял бы у меня миллион, а через два месяца, когда у меня отпуск кончится, вернул бы... А?

-Тебя как ангел-хранитель мне послал, - признался Федор.

На другой день "копейку" заарканили буксирным тросом и поволокли в автомастерскую реанимировать.

Состоялось заседание Октябрьского суда по иску водоканала о выселении Угаровых.

В зал, более подходящий для проведения процессов типа Нюренбергского, нежели данного, с дробным каблуковым топотом вошла судья Свинякова, за ней ковыляли древние старцы-заседатели.

Мадам Свинякова объявила заседание по иску водоканала открытым. В сборе были все участники процесса. Слева шушукались Помойка, Мудник, Гаврюшкина. Справа сычом смотрела прокурорша Дребадан. Подсудимые Угаровы сели в центре.

Ни публики, ни свидетелей в зале не было.

Свинякова разъяснила участникам процесса их права и обязанности.

Заявлений, ходатайств не последовало.

Приступили к заслушиванию объяснений истца и ответчика.

Слово предоставили Помойке. Она сокрушённо объяснила:

-Водоканал в нарушение жилищного законодательства предоставил Угарову трехкомнатную квартиру взамен его однокомнатной. А он заселился в трехкомнатную и не отдает нам однокомнатную! Как только его не увещевали, все напрасно. Уперся и не отдает. Что нам остается делать? Приходится выселять его, как не сдержавшего свое обязательство. А мы на все были согласны! Он не захотел получать ордер на квартиру, потребовал, чтобы мы продали ему трехкомнатную квартиру в его собственность - мы подготовили договор купли-продажи. Он закочевряжился: дорого! Мы составили другой договор - он снова отказался его подписывать! Мы оформили ему ордер, он его получил, прописался в трехкомнатной, и как бы забыл про свои обязательства сдать нам однокомнатную! Мы вынуждены были подать иск в суд на него, чтобы обязали его выполнить обязательства. Он отказался! И от мирового соглашения отказался! Что с ним делать? Приходится выселять...

Судья и прокурор понимающе кивали головами.

Помойка выдохлась.

Слово предоставили Федору.

-Кошадрина лжет, - заявил Федор, чем вызвал неодобрительный шум со стороны истцов, - начнем с начала...

-Короче! - буркнула судья.

-Я ещё и не начинал! - Удивился Фёдор.

-Так начинайте! Коротко.

-Начинаю. С самого начала квартирной истории администрация водоканала стала жульничать...

-Выбирайте выражения! - взвизгнула судья.

Фёдор недоумённо уставился на неё.

-Какие выражения? - Пробормотал он.

-Называйте истца истцом!

-Ясно. С самого начала истец стал жульничать...

-Ответчик! - предупредила судья. - Я накажу вас за оскорбление истца!

Фёдор умолк. Ольга отвернулась к окну и оцепенело смотрела в никуда. Остальные торжествующе смотрели на Фёдора.

-Я не понимаю, чего вы от меня хотят. - Сказал Фёдор.

-Изложите суду ваши доводы! Без своих оценок! Оценивать - дело суда!

Фёдор вздохнул и продолжил:

-Истец обманул меня при оформлении квартиры.

-Ответчик! - прокричала судья. - Вас предупредили: без оценок!

-Ну, хорошо, - Фёдор вынул из папки решение Советского суда по его иску, - вот вам не моя оценка, а решение Советского суда по тем же обстоятельствам: тут прямо записано, что водоканал обманул меня при оформлении квартир...

-Ответчик, прекратите! - вскричала судья. - Здесь заседание Октябрьского суда! Уберите решение Советского суда, как не имеющее отношения к вашему выселению!

Федор оцепенел.

Судья Свинякова мрачно зыркнула в его сторону и объявила перерыв.

После перерыва она вдруг сообщила, что заседание откладывается на другое время в связи с тем, что возникла необходимость вызывать в суд и допросить свидетелей.

-И когда же состоится очередное заседание? - спросил Федор.

-Ждите, вас известят повестками.

-И весь суд начнется сначала?

-Да! Согласно статье 146 гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации, - ухмыльнулась судья Свинякова. - Чтоб не нарушить ваши процессуальные права!

Федор с Ольгой вышли. Город млел в истоме лета, лепота разливалась в теплом синем небе, кипени крон и увядающих травах газона. К остановке напротив суда подвалил троллейбус и заглотил задней пастью толпу пассажиров, одновременно изрыгнув из передней не меньшую толпу измочаленных граждан. "Граждане, в салоне контролер! - стращал из динамика водительский голос, -приобретайте билеты! На выход только в переднюю дверь!"

Из незакрывшейся передней двери выдрался мужик в кепке и кирзачах, за ним тянулись недружественные руки бабы-контролерши:

-Куда! А ну, стой! - орала баба, - ловите его, козла! Без билета!..

-Я те, суке, дам билет! - проорал мужик и, треснув высунувшуюся бабу по круглому лицу ладонью, затрусил через тротуар в кусты и далее.

-Лови его! Лови! - Науськивала с остановки группа граждан, не трогавшаяся, однако, с места, - вон он! Ты чо, тетка, харей трясешь? Беги за ним, козлом!..

Федор с Ольгой сели в "копейку".

-Куда ехать? - спросил Федор.

-Не знаю... - пожала плечами Ольга.

Был полдень.

-Может заберем Олю из садика прямо сейчас и махнем куда-нибудь на природу? - предложил Федор.

-Конечно. - кивнула Ольга.

Выезд семейства Угаровых на природу оказался "беспосадочным": два часа колесили по окрестностям города и не нашли места для прогулки с "завтраком на траве": местность была замусорена-загажена безнадёжно. Кончилось тем, что остановились на бугре перед своим Солнечным, разостлали на траве одеяло и стали смотреть на свою девятиэтажку в непривычном ракурсе - в фас с полукилометровой дистанции.

Вокруг были только грязи.

-И это чудо у нас отбирают, - произнесла Ольга, - я б сама от него отказалась, будь возможность выбора.

-А я б тут жил, - отозвался Федор, - тут должно хорошо писаться... только б от кодлы отбиться...

Глава 62

1996 год привнес в Истомскую повседневность некое разнообразие: в июне должны были состояться выборы мэра города, и полтора десятка кандидатов оспаривали друг у друга право занять вожделенное кресло. Как всегда, в первых рядах баллотировался главный энергетик водоканала, он же профессор-доктор технических наук, он же председатель партии СС товарищ Чернобровин. Профессор рвался к мэрству, как Бендер к блюдечку с золотой каемкой.

Но быть в первых рядах еще не означало быть впереди; наиболее реальными были две кандидатуры - нынешний мэр Козодралов и глава администрации Советского района Макакин. Именно между этими двумя деятелями шла свалка. В ход шло все. Ангажированные Макакиным журналисты писали о мэре Козодралове, что он туповат и неотесан, но хитер и на руку нечист: практически весь фонд поддержки малого и среднего бизнеса использовался только для подпитки частных фирм, в учредителях коих числился сам Козодралов.

Прокозодраловская "массмедиа" в долгу не осталась: газеты "Вестник" и "Неделя" разразились серией разоблачительных материалов, из коих следовало, что глава администрации Советского района Макакин в юности был изгнан из медицинского института за неумеренное употребление наркотиков, был помещен на принудительное лечение в местную психбольницу. Затем в предвыборный марафон включилось телевидение, и с экрана демонстрировали убийственные для Макакина документы о его наркомании, уголовное дело по фактам гомосексуализма, уголовное дело по карманным кражам Макакина, по квартирным кражам с его участием, о его судимостях, о макакинском воровстве во время пребывания его на посту главы районной администрации, уголовное дело о изнасиловании Макакиным несовершеннолетней девочки...Примечательно, что это были реальные документы, оспорить которые Мкакин не посмел. На вопросы журналистов Макакин отвечал столь увертливо, что понять что-либо из этих ответов было невозможно: опытный урка демонстрировал феноменальные демагогические способности.

Макакинская кодла прорвалась на телевидение и вывалила на оппонента свой воз дерьма: с экрана выступила старушка, чей садовый участок мэр Козодралов отобрал под строительство собственного коттеджа, крупным планом показали папку с начатым уголовным делом по факту воровства Козодраловым четырех миллиардов рублей бюджетных денег, потом продемонстрировали документ об амнистировании мэра. Простоватый Козодралов имел глупость оправдываться - это сразу роняло его в глазах обывателей.

Но публичная потасовка конкурентов была только видимой частью предвыборного айсберга. Главные события проистекали "наже ватерлинии".

Как бы ни был вороват и изощрен Козодралов, тягаться с Макакиным ему было безнадежно: Макакин был свободен в выборе средств, его "команда" была хорошо организованной группой уголовников, в среде которых Макакин был известен по кличке Гнидор. Уголовная структура была построена по классической схеме: на виду имеется легальный общественный деятель Макакин-Гнидор, Гнидор передаёт указания Скоту или Питону, те отдают приказы рядовым исполнителям, бойцам, или, иначе, быкам. На блатном жаргоне имелось еще много обозначений для тех низовых "работников ножа и топора", которые непосредственно бьют, убивают, крушат, жгут, насилуют...

Ещё весной на телеэкранах стали чаще обычного появляться разные сюжеты из религиозной жизни города, которые объединяла одна деталь: в них обязательно мелькал Макакин. Вот он с благостным ликом принимает благословение православного батюшки во дворе Петропавловского собора. А вот он уже умно кивает что-то произносящему имаму Белой мечети. Вот Макакин приветствует участников конференции общества "Сознание Кришны". Вот он блещет очками из-за круглого лика улан-удинского буддиста Бояр-Жоргала, прибывшего в Истомск с культурным визитом. А вот Макакин возле ксёндза католического собора...

Единственная конфессия, не удостоенная вниманием Макакина - иудейская. Ни в синагоге, ни на еврейских тусовках города Макакин замечен не был. Словно питал к ней неудовольствие.

А когда прошла весна и настало лето красное, то под воротом демократической распашонки Макакина телеоператоры стали неназойливо, но неотвратимо крупным планом показывать громадный православный крест. Не настолько громадный, чтобы его носителя можно было принять за священника, но достаточно объёмный, чтобы носителя нельзя было отнести к рядовому верующему. Как лычка у амбициозного ефрейтора: много шире ефрейторской и чуть-чуть уже старшесержантской...

Когда Хрюканцев впервые увидел этот крест на шее подельника, он заржал по-скотски гулко:

-Бу-о-о-о-о! Ну, ты вырядился, жидяра!

-Ша, Скотик, - поморщился Макакин. - Прикуси трёкало... А надо будет, на тебя чалму нахлобучим. Не забывай, что основная масса избирателей в городе - православные. Пусть видят, кто идёт в мэры. И татары пусть видят, кто показывает веротерпимость.

-Ну, ты жук. Это дело надо отметить...

Друзья ширнулись "по-человечьи" и одновременно испытали "приход":

-А-а-а... - томно выдохнул Макакин, и принялся сильно тереть ладонями резко покрасневшее лицо. - А-а-а... хорошо...

-О-о-о... - радостно заулыбался Хрюканцев, мигом побуревший до свекольного цвета. - Ка-а-а-а-йф...

Больше всех был обеспокоен предстоящими выборами поэт Пимычев. Дед давно вынашивал смелый план: превратиться из рядового гражданина города Истомска в гражданина почётного! Это разом повысило б его социальный статус и принесло ощутимые льготы: почётным гражданам городская казна оплачивала квартиры, коммуналку, проезд в общественном транспорте и т. д. И Пимычев втайне от коллег уже проделал большую подготовительную работу по получению звания. Были подготовлены многочисленные справки, акты, заявления, ходатайства, протоколы, анкеты и т.д. и т. п. И весь этот пакет драгоценных документов давно был подсунут на рассмотрение мэру Козодралову. А тот всё никак не удосуживался принять ожидаемое решение. И дотянул до самых выборов-перевыборов! После них может придти к власти другой дядя и все пимычевские усилия приобщиться к "почётному легиону" пойдут насмарку...

Пимычев психовал. Надо было как-то напомнить о себе, но сделать это надо было не самому, а с помощью кого-то. Лучше всего ко времени пришлась бы статья в газете, посвящённая жизни и творчеству великого истомского поэта Пимычева. Перебрав в памяти имена знакомых газетчиков, он отмёл их: ничего выдающегося никто из них о Пимычеве не написал бы - стихи были из тех, что обычно писались к официальным мероприятиям и читались только самим автором в колхозных клубах, домах культуры и школах. И тогда дед вспомнил о председателе городского общества книголюбов Шереметьеве. Вот кто может восславить поэта-земляка! И позвонил ему. Тот удивился предложению:

-Как-то неудобно так вот, ни с того, ни с сего. Да и не близко мне ваше творчество...

-Ну, так ты почитай внимательно.

-Читал.

-Ну, и что?

-Ничего. Ноль эмоций. - Признался книголюб.

-Не понравилось?

-Причём тут понравилось или не понравилось...

-Но читать можно? - домогался Пимычев.

-Читать можно даже инструкцию по применению мухобойки...

-Ну, хоть для гонорара тиснули б несколько строк о моём творчестве!

-В смысле, вы мне заплатите?

-Редакция!

-Редакция платит авторам гонорары в размере стоимости трамвайного билета!

-Ну, иногда можно и из альтруизма что-то тиснуть в газете...

-Можно. Да зачем вам такая публикация? Что она изменит?

И тут Пимычева прорвало:

-Всякие козлы считаются почётными гражданами Истомска, гребут льготы, а мне - хрен в сумку!? Я поэт! Здесь родился!.. Прославлял свой город!.. И никаких льгот!..

-Странно... - пробормотал книголюб. - Раньше почётные граждане не льгот от города искали, а наоборот на свои деньги что-то значительное для города делали...

-Да были б у меня деньги, я б такого натворил!.. - психанул Пимычев. - Век не забыли б меня!..

-Не сомневаюсь. - Мрачно подтвердил Шереметьев.

На том переговоры кончились.

Макакин и Хрюканцев, а также их "уполномоченный" Питон незадолго до выборов обсудили расклад сил и пришли к выводу, что "парламентские" меры противостояния исчерпаны и пора переходить к "мокрым процедурам". Макакин проинструктировал Питона, что, когда и как делать.

Через несколько дней на загородной трассе "мерседес" Козодралова врезался в бок выскочившего на дорогу с проселка громадного трактора К-700. До своей дачи Козодралов не доехал полверсты.Козодралова вытащили из "автогармошки" и отправили в реанимацию. Злополучный "кировец" оказался угнанным с территории коммунхозовского гаража неизвестно кем и когда...

Подбивая вечером итоги дня, Макакин со Скотом констатировали, что Питон подобрал плохого исполнителя - недавно освободившегося из "зоны" Семгу: не мог довести дело до конца, словно руки у него из ж...растут. Фактически было сделано лишь полдела. Козодралов мог скоро очухаться и успеть поучаствовать в выборах.

А на другой день разразился скандал: депутат облдумы Щелевский, бывший "губернатор", выступил с публичным заявлением о "макакинском" и "хрюканцевском" следе в происшествии с Козодраловым и пообещал обнародовать доказательства...

У Макакина со Скотом похолодели спины. Триумвират Гнидор-Скот-Питон вечером того же дня экстренно обсудил ситуацию и пришёл к единогласному решению: экс-губернатора надо убрать немедленно.

На другое утро Игорь Щелевский был застрелен возле своего дома.

Исполнителя Семгу Питон "обезвредил" в тот же вечер лично: выстрелил в затылок и скинул в Истомь ниже коммунального моста.

Макакин со Скотом успокоились.

Понос прохватил мэра Макакина не по чрезвычайным обстоятельствам. Просто так было всегда, когда он брал паузу в употреблении наркотиков: в изнуренном организме начиналась перестройка. Нынче Шура как засел на горшок с утра, так и к полудню не мог от него оторваться: несло и несло. Жена уже несколько раз стуками напоминала о том, что он не один в доме, но все всуе.

-Тебе русским языком говорят: вылазь! - вскипела наконец жена.

Русским... Макакин никогда не забывал о своем еврейском происхождении, но тщательно скрывал это. Только узкий круг особо доверенных людей знал настоящую национальность Макакина. Всякие намеки национального толка выводили его из себя...

-Прикуси язык, дура! - донесся его стон из-за сортирной двери.

-Ты, Гнидор, так все выборы просерешь! - не осталась в долгу Руфь Абрамовна, в миру именуемая Региной Ибрагимовной, - нашел время кумарить! Ширнись по-человечьи и не воняй раньше времени! Принести машину ?

-Тащи, - прокряхтел измученный ломкой Макакин.

Жена принесла уже заряженный "пятикубовый самосвал" - шприц объемом в пять кубических миллилитров. Шура поразглядывал исковыренные на руках вены, соображая, куда бы воткнуть иглу.

-Тычь в конец! - брюзгливо посоветовала жена, - в первый раз, что ли!

Макакин выбрал на тряпкообразном половом члене более или менее "живое" место и всадил иглу.

- Очухивайся и за дела! - сварливо вякнула супруга. - Твои кенты уже все телефоны оборвали, ждут не дождутся, когда ты раскумаришься.

Кандидат в мэры "Сибирских Афин" посидел на горшке оцепенело еще малое время, дожидаясь "прихода", дождался и облегченно выстонал: "О-о-о..."

Теперь можно было приобщаться к общественно-политической деятельности. Шура стал одеваться. Первым делом повесил на шею огромный позолоченный крест на толстой цепи. Надел рубаху-распашонку и перед зеркалом отрегулировал раскрытие ворота так, чтобы суперкрест и сильно не высовывался, и совсем не прятался.

Хороший приход испытал кандидат в мэры, хотелось петь.

-В этой стране мы всегда будем в дамках! - Сообщил он жене. - Эти дураки даже богов своих не имеют! В Византию ездили религию выбирать! Представляешь, Руфь? И мы им подсунули нами же выдуманного Христа: нате! Нам он ни к чему, берите!.. А мы с вас возьмём... Только тихо!... Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе...

Опийные силы преобразили измождённого кандидата, у него даже подержанное лицо с множественными мешочками отвисшей кожи залоснилось. И голос окреп.

-Лезь в ванну, народный избранник! - заторопила жена. - От тебя таким говнищем несёт...

В ванне на Шуру нашёл пафос реализма.

-О чём ты беспокоишься? - укорил он жену. - Деньги за мои выборы уже заплачены, народу осталось только проголосовать так, как ему угодно - на результат это не влияет.

-Твой конкурент заплатит больше и перекупит результат.

-Тогда выбросим козырного туза и конкурента не станет как такового и вообще. Нет человека - нет проблем.

-Менты бы тебя послушали.

-А они и так знают.

-Доиграешься.

-Брось... Вся цивилизация - это только внешнее оформление вечного закона жизни: рваться к деньгам и власти любыми способами! Хватать! Хватать! Хватать! Дорваться и упиваться! И сверху кричать дуракам о добром, светлом и вечном. Надо же дуракам думать, что они не просто скотом рабочим на моё благо пашут, а сознательно созидают жизнь. Я им сена за это дам. Или на подножном корму перебьются... Скажу, что сена нету! Поставщики подвели... Пообещаю двойную пайку при следующем поступлении. Только говорить всё это надо с умным видом.

Потасканное макакинское лицо вновь замелькало на экранах телевизоров, на страницах газет и заборных плакатах. Предсмертное выражение этого лица навевало на отчаявшихся сибафинцев смутные надежды хоть на какой-то просвет в беспросветной жизни: может быть этот, стоящий на пороге вечности страдалец, воспарит душой и облагодетельствует земляков.

Гнидор и впрямь воспарил. Его облегченный после многодневного поноса организм благодарно реагировал на обычную дозу героина: хотелось летать. Он говорил, говорил, говорил, говорил... Несло, как из гидранта.

Шура вовремя оказался на нужном месте. Истомский криминал на время оставил междуусобицы и объединил свои усилия для проталкивания Макакина к мэрскому креслу. Денег не жалели. Да и смысла не было их жалеть: попросту обложили всю истомскую торговлю дополнительной данью, и выколачивали её даже из тех, кому до сих пор удавалось отвертеться от бдительных очей рэкета. Торговцы, в свою очередь, дружно повысили цены на все товары: в итоге всё оплачивали те же горожане, которые ждали от выборов чего-то хорошего.

Рейтинг Макакина рос на глазах. Даже самые дремучие горожане, которые недавно ещё ничего и не слышали о каком-то Макакине, теперь брали друг друга за пуговицы и заговорщицки сообщали друг другу же: " Слыхал? Теперь вся надежда на Макакина! Из учителей! Этот наведёт порядок в городе!.."

Через несколько дней макакианцы огорчились новостью: Козодралов не только очухался, но и сообщил журналистам о своей готовности участвовать в выборах даже с "бриллиантовой ногой" - в гипсе...

Выборы мэра состоялись в конце июня. Весть о победе Макакина прозвучала как гром в январе: не ждали... Прокозодраловский избирком немедленно признал результаты выборов недействительными "в связи с нарушениями закона со стороны команды Макакина". Макакин подал в суд жалобу на решение избирательной комиссии.

Губернатор Истомской области Виктор Гансович Крест огласил свой кабинет воплем:

-Да неужели трудно вам избавить меня от этой гниды Макакина!? Сволочь уголовная пролезла в мэры!.. Почти пролезла!.. Я, губернатор, государственное лицо, должен буду на равных сотрудничать с уркой!?.. А!!!???.. С Гнидором! О, боже, вы только вдумайтесь: с Гнидором!!!

Вопрос-крик адресовался троице, сидевшей перед ним: облпрокурору Сыроблюеву, начальнику областного УВД генералу Кечману, начальнику управления ФСБ Запевалову. Номенклатурные "генералы песчанных карьер", прошедшие огни и воды компартийного интриганства, дружно отвели взоры в стороны и молча смотрели каждый свои виды.

Губернатора за глаза звали Боровом: розовый, не по годам обрюзгший немец небольшого роста, во гневе становился ещё более розовым и еще более похожим на перекормленного хряка. Именно об этом сейчас одновременно подумали генералы и, чтобы не порскнуть неуместным смешком, мужественно боролись с прорывавшимися эмоциями. Думая при этом каждый о своём.

Начальник УВД Кечман думал о наивности Креста: неужели он всерьёз надеется, что главный мент губернии сдаст старого агента-осведомителя Макакина только потому, что на Макакине висит несколько уголовных дел? Словно Кечман сам не знает, когда Шурика надо закрывать. И надо ли вообще...Зарегистрированный в милицейской картотеке под кличкой Кацо, Макакин вполне доказал свою полезность. Во всяком случае, по уши в дерьме вымазанный Макакин-Кацо-Гнидор куда более выгоден в качестве мэра, нежели его конкуренты-чистоплюи...

Прокурор Сыроблюев был солидарен с Кечманом. К тому же у прокурора имелось убийственное досье на самого губернатора. Разница между Виктором Гансовичем Крестом-Боровом и Макакиным-Кацо-Гнидором прокурор видел лишь в том, что один уже побывал на нарах, а другой ещё нет.

А чекисту чистого толка Запевалову и вовсе было начхать на страданья Борова. Хотя бы потому, что в служебном сейфе Запевалова ждали своего часа расстрельные досье на всех сидящих перед ним деятелей. Там были "прихватизации" жирных кусков государственной собственности, финансовые махинации, нелегальное учредительство, уклонение от налогов, нелегальное предпринимательство, организация милицейско-судебных расправ над неугодными, злоупотребление служебным положением, должностные подлоги и самые забубённые мошенничества... И кодла губернатора ( именно кодла, а не команда - это чекист знал точно) была под стать главарю: вице-губернатор Дрянников увёл в неизвестном направлении сорок миллиардов рублей федерального трансферта, вице-губернатор Рукавицин снял пять миллионов "зелёных" с тендера на разработку Мыльниковского газо-конденсатного месторождения, вице-губернатор Глухарёв умудрился "приватизировать" полторы сотни самых продуктивных нефтяных скважин на разных нефтепромыслах области...

Запевалов вообще не видел разницы между "гнидой" Макакиным и "негнидой" Крестом или прокурором-проститутом Сыроблюевым: эти "три богатыря" в глазах чекиста были одной шайкой. Запевалов был твёрдо убеждён в том, что каждый из его визави вполне созрел для получения каждым по персональному отверстию "макаровского калибра" промеж ушей. Просто "политический момент" для этого ещё не наступил.

Виктор Гансович докричал монолог и смолк, тупо уставившись на прокурора. Прокурор снял очки и нерешительно пробормотал:

-Раньше надо было останавливать. Теперь любой наезд на него вызовет хай, в его же пользу и обернётся...

-Да уж, - пошевелил усами Кечман, - пустили козла в огород.

Запевалов отмолчался.

Когда генералы выходили из Белого Дома, главный чекист ехидно спросил Кечмана:

-У тебя грудь не чешется?

-В смысле? - не понял милицейский шеф.

-Ты ж столько лет грел на своей груди гнидора Макакина. Неужели зуда от погани не нажил?

-Пошёл ты знаешь куда!?.. - осерчал Кечман, но быстро остыл, - в моей конторе столько разных гнид, что я их и по головам-то не считал. Да и кто бы считал эту вшивоту...

-Пока тебя самого она грызть не начала.

-Это мы ещё посмотрим... - неопределённо заключил Кечман.

Рано утром Федор проснулся на водокачке. Глянул в окно: погоды стояли лепые. Под окном дремала "копейка" в робких лучах восходящего солнца.

Хорошо-то как, осподи, подумал Федор. Он взял гантели и махал ими, пока не изгнал сонливость. Умылся, напился чаю. Полагалось включить насосные агрегаты, но давление в сети было очень высоким - выше восьми "очков", - и Федор манкировал своими обязанностями, не стал включать насосные агрегаты, вместо них включил телевизор. Посмотрел и послушал новости. Главная из них: кандидат в мэры Макакин оспаривает в суде решение избиркома о недействительности избрания его мэром...

Федор не стал ждать, когда придет сменщик Ебуард. Завел "копейку" и покатил в сторону Солнечного. Только вырулил на Алтайскую и приблизился к церкви, увидел Макакина, раздающего милостыню нищим. Федор притормозил, высунулся в окно машины и поприветствовал кандидата в мэры, по журналистской привычке не пропускать ничего интересного тут же задал Макакину вопрос:

-Очевидно господь бог должен помочь вам в одолении конкурентов?

-Конкуренты!.. - раздраженно заговорил Макакин, - это не конкуренты, а дерьмо собачье!.. Козодралов в нарушение всех законов истратил семь миллиардов бюджетных денег на свою предвыборную кампанию!.. Я это дело так не оставлю!.. Завтра суд!..

Кодла Макакина долго обсуждала, какого судью нанять для успешного разрешения спора, и в конце-концов сошлись на судье гражданской коллегии областного суда Толстозадове, откликавшемся на кличку Дядя Жопа: заплатить ему вперед, и пусть он устраивает все.

Так и сделали.

Толстозадов долго, по-крестьянски обстоятельно пересчитал деньги, врученные ему доверенным лицом кандидата в мэры, периодически обслюнивал палец во рту, сопел.

-Прибавить надо, - по-извозчицки сказал он.

-Сколько?

-Столько же.

-Ну, ты борзеешь, дядя! - вытянулось лицо у доверенного лица.

-Овес нынче дорог, - парировал судья.

Доверенное лицо набрало нужный номер на сотовом телефоне, дождалось ответа и сокрушенно доложило в эфир:

-Шурик! Это я! Из суда! Дядя Жопа базарит за двойную пайку.

-Заплати. - Приказал Макакин. - не проваливать же дело из-за какой-то жопы. Потом сочтёмся.

Тостозадов невозмутимо выслушал переговоры, не поведя ни ухом, ни рылом: знал себе цену.

Получил искомое и обнадежил:

-Годится. Сделаем.

Вечером судья Толстозадов отправился на дачу к своему старому товарищу, члену Конституционного суда Российской Федерации Полуведёрному. Член давно уже обосновался в столице, но при удобном случае охотно отдыхал в родных весях. Когда Толстозадов вылез из машины у полуведёрной дачи, увидел хозяина: конституционный член стоял на балконе мансарды с бокалом в руке и зычно кого-то приветствовал:

- Старый Пуц! Сколько лет, сколько зим!

Под мансардой ему улыбался истомский спикер Мальцер.

-Рад видеть! Рад! - Отозвался Мальцер на дружеское приветствие. - Сто лет и сто зим!

Полуведёрный осушил бокал и увидел Толстозадова.

-Толстожоп! - огласил он кедрач ликующим воззванием. - Действие второе, часть третья: те же и Толстожоп! Он же Дядя Жопа! Он же Гузно! Он же...Толстожоп, ты помнишь как мы тебя звали на первом курсе!? Забы-ы-л! Забы-ы-ы-ыл, старый ...

Свои люди прибывали и прибывали. Прибыл председатель областного суда Меринов, Полуведёрный встретил его особенно радостно:

-Мерин!.. Ты ли это!?..

-Я! Я!.. - улыбался старому сотоварищу Меринов.

-Посивел!.. Посивел!.. Но копытами ещё цокаешь!?

-Любого затопчу! - Воссиял Меринов.

-Молодец! Крепкое ты животное!

Пир покатился вразнос...

-Какое время пришло, господа! - возликовал хозяин. - Какое время! Свобода! Демократия! Вот, сидим мы за дружеским столом и никакая партия нам не указ! Сами с усами! Как пожелаем, так и сделаем! На своём месте я хозяин! И я назначаю цену на свой товар! Я! Полуведёрный! Как я захочу, так и будет! Закон - это я, Полуведёрный!

- А на своём месте - я! - воспарил Толстозадов.

- Верно! - Подтвердил Полуведёрный. - Твоё кресло - твой прилавок!

- Вот я и трактую... - несло окосевшего Тостозадова. - У нас все равны?.. Все! Вот и считайте меня равноправным субъектом рыночных отношений! Есть спрос. Есть предложение. Они определяют цену... Объективный закон!

- Об этом ещё Маркс говорил! - Подтвердил Меринов. - Товар-Деньги-Товар! Вечная формула! Каждый участник процесса - хозяин того, что имеет. Чужого мне не надо, но своего не отдам! На своём месте я хозяин!

- А я на своём месте хозяин! - Встрепенулся спикер Мальцер. - И у меня тоже рыночное мышление: ты мне, я тебе! Ты меня уважишь, я тебя уважу! И мы будем уважаемые люди!.. Высший закон бытия! Выше всех конституций!..

За столом царило полное единодушие и взаимопонимание.

Ближе к ночи опившийся Полуведёрный вновь нарисовался на балконе. Хватаясь за ускользающие от него перила, обратился к воображаемым слушателям с тронной речью:

-Ну, что, козлы!? Видали, как я гуляю на народные деньги!? Всё ясно?! Кому неясно, пишите заявление плюс две фотокарточки!.. Упеку, где никаких макаров не бывает! Забудете, как мать родную зовут!..

Конституционный член срыгнул внутреннее содержание вниз на газон и вернулся к столу.

-Толстожоп, налей! - распорядился член. - Налейте все! Выпьем за дружбу! Все пьём за дружбу! Один за всех и все за одного!

- Один за всех и все за одного!!!.. - Взревело застолье. - За нас, хозяев жизни!

Выпили.

-А где Боров? - спросил Полуведёрный. - Он что, меня не уважает?

-Уважает! - заверил спикер Мальцер. - Позже подъедет. Передал извинения за опоздание.

-То-то! - назидательно рыкнул конституционный член. - Не то заколем к октябрьским на сало...

Суд под председательством Толстозадова признал результаты голосования действительными. Уголовник Макакин стал мэром города. Свою тронную речь при вступлении в должность он завершил словами:

- ...я не пользовался бюджетными кормушками, как это делали мои чиновные конкуренты! Я выиграл выборы на народные деньги!

Это была святая правда.

Все местные средства массовой информации, так долго и упорно купавшие Макакина в его собственном дерьме, дружно поздравили его с победой.

Больше всех старался "Вестник", особо изощренно топивший Макакина в продолжение всей предвыборной компании. Редактор Митя Гнилов готов был собственным языком слизать с Макакина кал. Но новый мэр не принял знаки раскаяния: через несколько дней "Вестник" перестал получать от мэрии дотации "на поддержку прессы", а это составило ни много ни мало - двадцать миллионов рублей в день.

Вызрел кризис жанра.

"Вестник" давно и прочно сидел у мэрии в кармане, и, как карманная газета, всю предвыборную компанию славил мэра Козодралова, связывая свое благополучие с его мэрством. Митя Гнилов настолько был уверен в победе Козодралова на очередных выборах, что вывалил на страницы своей газеты материалы нескольких уголовных дел, по которым проходил обвиняемым Макакин, в том числе и материалы уголовного дела, возбужденного против Шуры Макакина в 1988 году по факту растления девятилетней девочки, и материалы уголовного дела о наркомане Макакине - с комментариями о том, как Макакину по последним обвинениям удалось выскользнуть из рук Фемиды и какой ценой...

Весть о победе Макакина произвела на Гнилова впечатление рухнувшей крыши. Участь Гнилова была незавидна: его "съедание" было делом считанных дней.

Воцарившаяся в мэрии кодла Макакина стремительно прибирала к своим рукам все дела: вылетели из мэрии, как фанера по ветру, заместители бывшего мэра, начальники управлений, начальники отделов. Шла тотальная чистка аппарата, люди Козодралова заменялись людьми Макакина.

Глава 63

Когда в сентябре 1996 года из водоканала выгнали Райкина, коллектив испытал потрясение: кодла Райкина сидела на водоканале так прочно, что отодрать ее от этой кормушки не представлялось возможным до самой биологической кончины Райкина и еще в течение лет после того...

Товарищ Райкин ел водоканал, как короед дубраву: смачно и неотвратимо. Тысячный коллектив не получал зарплату по несколько месяцев, а когда получал, то не всю сумму задолжности, а только за один месяц. В июне давали зарплату за январь. В июле - за март. В августе - за апрель. И так далее. Иногда выдавали просто часть месячной зарплаты.

Вырвав судом зарплату, отбираемую у него райкинской кодлой с апреля 1995 года, Федор другой зарплаты долго не получал. Теперь он мог расчитывать получить зарплату только со всеми вместе где-то в октябре-ноябре. Его это не устраивало, и в сентябре он снова обратился в Советский райсуд с иском к водоканалу: обязать того выплатить ему зарплату за последние месяцы.

Привыкший к судебной волоките, Федор был удивлен тем, что на сей раз все решилось в две недели: судья стремительно вынесла решение о выплате Угарову зарплаты, судебный исполнитель мигом устроила арест искомой суммы на счету водоканала, деньги перевели в местное отделение центробанка и выдали Федору чек...

Полтора миллиона рублей свалились, как выигрыш по лотерее.

Кодла расценила это как личное оскорбление.

-Что, Угаров, ты лучше всех? - на ходу бросил Райкин, когда Федор шел по коридору управления, - обнаглел!

Босс еще что-то высказал, но Федор не расслышал. Зато, зайдя в бухгалтерию, вполне расслышал здоровый недетский крик мадам Тэтчер:

-Вот он! Видали?! Судом вырвал зарплату! Все люди ждут, а он, видите ли, лучше всех, он ждать не может! Чо тебе тут надо!?

-Тебя и надо, - как бы обрадовался Федор, - заглянул в твой кабинет: тебя нет. А ты, оказывается, в бухгалтерии меня ждешь!

-Чего тебе еще? - насторожилась главбухерша.

-Ты думаешь индексировать мне зарплату, удерживаемую тобой же в течение года?

-Чего? Ты получил по суду все!

-За год инфляция какая была? - поинтересовался Федор, - помнишь?

-Знаешь что!?.. - озлилась Тэтчер, - пошел к чертям собачьим!..

-Или подальше, - подала реплику Помойка, зашедшая в бухгалтерию вслед за Федором и слышавшая его диалог с главбухершей Колбасенко.

-Обнаглел, - томно простонал из-за компьютера бухгалтер Мудник, - он единственный во всем водоканале получил зарплату за все месяцы и еще ходит тут, индексацию требует!

Федор понял, что дальнейший разговор бессмысленен. Он проехал до Советского суда и вручил иск к водоканалу: об индексации зарплаты, удерживаемой водоканалом за год...

И сделал своим Ольгам подарок: заехал в оптовый магазин и на вырванные из водоканала полтора миллиона купил цветной телевизор "Фунай". Привез "японца" домой, поставил в пустующей большой комнате на табуретку и включил. То, что увидел, ошеломило: яркость красок и четкость изображения были фантастическими. Возможно дело было в близости телецентра, возможно японские телевизоры и вообще были таковыми, но сознание, привыкшее к убогости совкового черно-белого "Изумруда", отказывалось воспринимать как норму полноценное изображение. Особенно восхитил дистанционный переключатель режимов: можно было не вставая с места настраивать телевизор как угодно...

Федор почувствовал себя папуасом, нашедшим на океанском берегу пустую бутылку.

Он назабавлялся с телевизором и поехал в город за Ольгами. Сначала заехал в детский сад за Олей-маленькой.

-Угадай, что я купил? - спросил дочку.

-Чупа-чупс! - озарилась Оля.

-Не-а.

-Киндер-сюрприз!

-Не-а.

-А что? - заинтриговалась Оля.

-Не скажу, тайна.

-А ты скажи!

-Тайну-то? Тайну не говорят!

-Тогда я с тобой не играю! - заявила Оля

-А ты играй! - возразил Федор.

-И не буду!

-А ты будь!

-Ну, ладно, буду, - согласилась Оля, - только ты расскажи тайну.

-Погоди, давай маманю спросим, может она угадает, - предложил Федор.

-Давай! - согласилась Оля.

Они сели в "копейку" и двинулись к базару, расположенному в сотне метров от садика. Время близилось к девятнадцати часам, торжище заканчивалось, но народ еще густо слонялся между рядами торговых палаток, и Федор, заехав с проспекта Кирова, с остановками минут десять полз к середине базара, где стояла ольгина палатка.

-Маманя, угадай, что купил папа! - закричала Оля, высунувшись из окошка, когда машина приблизилась к Ольге на расстояние олиного крика, - маманя! Угадай! Быстро угадай!..

Люди оглядывались на крикунью. А Оля блажила по ходу приближения к материной палатке все настырнее:

-Маманя! Ты угадала!?

-Что? - спросила Ольга, когда машина поравнялась с палаткой.

-Папа купил тайну! Угадай какую!

-Погоди, сейчас погрузимся и тогда угадаю.

-Нет, ты сейчас угадывай! - потребовала Оля.

-Куклу Барби! - предположила Ольга.

-Угадала? - спросила Оля отца.

-Не угадала.

-А оно большое?

-Что?

-Что ты купил!

-Большое.

-Как что?

Федор задумался.

-Ну, как что?

-Как мир.

-А что такое мир?

-Все. Ты, я, мама, все люди, города, страны, океаны, все...все...

-А-а! Знаю! Ты купил счастье!

В это время откуда ни возьмись рядом образовался главный энергетик Истомскводоканала Чернобровин.

-Здравствуй, Федор Михайлович! - радостно возвестил он.

-Приветствую! - удивленно посмотрел на шефа Федор: не здоровались.

-Райкин, козел, меня уволил! - доложил Чернобровин.

-Поздравляю.

-Пока не с чем, я только еще подал в суд иск о восстановлении в прежней должности!

-Тебе не надоело?

-Что?

-Восстанавливаться.

-Вообще-то да..., но надо немного подергать Сруля за пейсы.

-Который раз он тебя увольняет?

-В четвертый раз. Три раза суд восстановил. Неужели сейчас проиграю!? - заулыбался Чернобровин, - а ты, Федор дуру спорол: нашел с каким дерьмом связаться!

-Это точно, - кивнул Федор, - говнее тебя...

-Ладно!.. - не смутился профессор-доктор, - зачем старое ворошить... Ты учти: шансов у тебя никаких!

-Спасибо за предупреждение.

-А я всплыву! - разулыбался экс-шеф.

-Дерьмо не тонет.

Профессор перестал улыбаться и ринулся в толпу. Иссяк.

Через некоторое время он появился на станции Алтайской во время дежурства Федора и довольно доложил:

-Ну, вот, Угаров, опять я твой начальник! Восстановил меня суд.

-Поздравляю, - усмехнулся Федор.

-Рано. - Построжел шеф.

-Почему?

-Вот тебя выгоню, тогда поздравишь! Ты что, думаешь я забыл про то, как ты меня в своем пасквиле разрисовал?

Чернобровин взял оперативный журнал и вписал туда: "Дежурный электрик Угаров Ф.М. находится на рабочем месте в нетрезвом состоянии. На основании изложенного отстраняю его от работы..."

У Федора вытянулось круглое рязанское лицо.

-Вот так, Федор Михайлович! - довольно заулыбался главный энергетик, - сейчас приеду в контору и подам официальную служебную записку директору о том, что здесь происходит...

И укатил.

Великое дело - благоприятный географический фактор: Федор немедленно дошел до расположенного рядом наркологического диспансера и прошел наркологическую экспертизу. Получил справку о том, что трезв и вернулся на станцию.

Вовремя: следом на станции возник электрик Валера Посиненко, который выразил недоумение:

-А мне сказали, что ты валяешься пьяный и лыка не вяжешь... Сменить тебя послали.

Перекурили и Валера ушел, бросив на прощанье:

-Ты бы этому козлу Чернобровину хоть пинкаря для приличия дал.

-При случае...

Позвонил Аверин:

-Федор, что там произошло? Я только появился в управлении, тут уже о чепе на Алтайской шумят...

-Был Чернобровин, признал меня пьяным и отстранил от работы.

-А-а...

-Сходил вот, взял в наркологии справку о трезвости.

-Ладно, все ясно...

На следующее дежурство Федора Чернобровин приготовил еще сюрприз. Едва Федор расписался в журнале о принятии смены, появился главный энергетик, распорядился:

-Угаров, ты отстранен от работы! В связи с тем, что не имел права принимать смену у своего брата Михаила Угарова: он не электрик, а машинист насосных установок без группы допуска! Все! Теперь допущу тебя до работы только после пересдачи экзамена! Если сдашь! Ха-ха-ха!...

Пересдавать экзамен по Правилам эксплуатации и техники безопасности Федору не пришлось: Чернобровина вновь уволили. Из-за чепе.

В один прекрасный осенний день на Главной канализационной станции города отгорел один из двух питающих станцию кабелей. Дежурной смене полагалось немедленно переключиться на резервный фидер и работать в обычном режиме, пока аварийная бригада восстановит "прогар".

Но тут взвился главный энергетик Чернобровин: почему это мы должны восстанавливать фидер!? А если он отгорел из-за повышения напряжения!? Тогда пусть восстанавливают его Электросети!..

Перепалка кончилась тем, что Чернобровин запретил запитывать Главную канализационную станцию через резервный кабель-фидер.

И город стал тонуть в собственном дерьме...

Двести сорок тысяч кубометров канализационных стоков ежесуточно перерабатывала ГКС. Теперь все эти "тысячи" мигом заполнили и переполнили промежуточные резервуары в городе, выперли, как тесто из квашни, и хлынули "во все концы российской империи"...

Хай поднялся: в Москве услышали.

Мэр города товарищ Макакин в это время "шприцевался" вместе с Хрюканцевым далеко за городом на даче в обществе себе подобных: собрались все самые значимые криминальные авторитеты Истомска для решения текущих вопросов распределения сфер контроля - кому какой базар "пасти", кому какое АО...

Когда Макакину по сотовому телефону доложили о чепе в городе, он вальяжно распорядился:

-Уладьте там сами, не отвлекайте меня по пустякам!..

Сходка продолжалась два дня. Когда "отцы города" вернулись в город, тот был залит зловонными стоками "по уши".

Директор водоканала Райкин уволил главного энергетика Чернобровина так стремительно, что тот обрадовался:

-Сруль в приказе столько ляпов натворил, что любой суд меня восстановит!..

Суд восстановил.

Глава 64

Райкин считал себя "непотопляемым авианосцем": везде у него все было "схвачено" и все "заплачено". Поэтому он с насмешкой относился к потугам нового мэра сковырнуть его с места:

-Еще ни одной макаке не удавалось выдрессировать ни одного еврея. А наоборот - бывало.

Посмеивался.

Сруль погорел на мелочи.

В томный вечер бабьего лета, когда закончился рабочий день, и контора опустела, Сруль в своем кабинете "напрягал" расслабившегося Мудника.

В самый ответственный момент в кабинет вошла уборщица с ведром и шваброй.

-Ой!.. - сказала уборщица Мотя.

-Ах... - сказал бухгалтер Мудник.

-Пошла отсюда! - рявкнул Сруль.

Мотя пошла, и не просто пошла, а понеслась. Сбежала по лестнице на первый этаж, влетела в диспетчерскую и выпалила:

-Директор!..Там!..Ужас!..

-Что? Что случилось!? - загомонили присутствующие.

А присутствовало человек пятнадцать: диспетчеры, охранники, шофера и слесари аварийных бригад...

Заподозрив неладное, люди кинулись к директорскому кабинету. У всех одновременно мелькнули мысли о трагедии: директоров ныне стреляли по одному и скопом.

То, что водоканальцы увидели в кабинете директора, не соответствовало их чаяниям. Директор был жив и здоров, равно как и бухгалтер Мудник. Оба со спущенными штанами прыгали по кабинету в странной позиции: "передок" Сруля был как бы приварен к голой заднице Мудника, и в четыре ноги они выделывали па, не имеющие аналога в классической хореографии.

-Сиамские близнецы! - воскликнул охранник Сидоров.

-Обалдеть можно... - начала краснеть диспетчер Ежикова.

-Склещились, курвы! - засмеялся, как заржал, догадливый слесарь Ухов.

Смотреть на "танцоров" было сначала весело, потом грустно.

-Сейчас скорую вызову! - сжалился находчивый слесарь Ухов, и кинулся к телефону.

-Не надо!..Не надо!.. - сипло завскрикивал Сруль, судорожно пытающийся выдернуть из клоаки бухгалтера свое "достояние".

Слесарь уже кричал в трубку:

-Скорая!? Из водоканала это! У нас тут чепе!.. Чепе: два пидараса склещились! Что!?..Да не издеваюсь я! На самом деле склещились! Вон они возле меня прыгают!.. Очко заклинило у нижнего! Да, верхнему конец защемило! Не верите!? Да, запишите, запишите мою фамилию: Ухов! Да, У-хов! Ну тогда сами перезвоните диспетчеру! Она тут! Передать ей трубочку? Пожалуйста!

Диспетчер Ежикова взяла трубку, растерянно забормотала:

-Да... Да, тут они...На самом деле...Не знаю, с перепугу наверно...

-Дверь открыта была, - оправдывалась Мотя, - не заперта, я и вошла...

-Да помолчи ты! - обернулась к ней Ежикова, - я ж со скорой говорю!

Бригада скорой помощи примчалась, как за углом стояла. Более того, глянуть на редчайший клинический случай примчалось еще несколько бригад скорой помощи, по радио оповещенных коллегами...

-А я чо, я ничо, - продолжала бубнить уборщица Мотя, подавленная шквалом событий, который она вызвала нечаянно, - дверь раз незаперта, я и зашла...А по мне дык пущай оне хучь чо выделывают...

Через час новость знали все дежурные смены водоканала. Через полтора - весь город.

Когда весть дошла до мэра, тот облегченно вздохнул: "Ну вот, Сруль в жопе..."

Остальное было делом техники. Мэр вызвал редакторов средств массовой информации города и дал установку:

-Директор водоканала Райкин компрометирует муниципальную власть своими аморальными выходками. Господа, я ни в чем не обвиняю голубого Райкина. У нас демократия, он волен делать все, что угодно. Но не публично же сношаться!..

Началась кампания.

Сруль кинулся к прокурору области Сыроблюеву: укроти клеветников!..

Сыроблюев посмотрел на недавнего друга-подельника, как на карточный "отбой", брюзгливо попенял:

-Угораздило тебя на рабочем месте в дерьмо влезть... Чем теперь отскоблишь? Весь город только о тебе и говорит...

-Плевать на весь город! - злился Сруль, - народ был стадом баранов, стадом и останется! Ты Шурику прижми хвост, чтоб не очень-то раздувал свое кадило!

-Поздно, - поморщился прокурор.

Он не стал расшифровывать недавнему подельнику это "поздно", ибо списал его уже в момент смены городской власти: знал о неминуемом съедении Сруля "семьей" Шуры Макакина и без колебаний перешел на сторону Шуры и Ко. Именно Сыроблюев санкционировал возбуждение уголовного дела против Сруля. И прикрыл дело, считая, что Сруль понял все правильно и отцепится от водоканальской кормушки добровольно. Сруль явно не понял намек. Или не захотел понять, расчитывая и дальше играть на замаранности областного прокурора...

Переиграл.

Следственная группа УВД долго и тщательно проверяла обстоятельства возведения в заповедном месте трехэтажного особняка Сруля Зямовича Райкина и одновременно произвела обыск в его служебном кабинете. При обыске из служебного сейфа Сруля извлекли семь миллиардов рублей налички - больше полугодовой зарплаты всего водоканала. Происхождение денег на строительство особняка, его стоимость и обстоятельства выдачи документов на право строительства в заповедном кедраче были покрыты "темным лесом..."

Сруль возмущался:

- Мерзавцы фабрикуют дело против честного человека! Это тридцать седьмой год! Антисемитизм! Оскорбление чести, достоинства и деловой репутации! Я это так не оставлю!..

Но он уже все понял. Когда прокричался, позвонил Сыроблюеву и скромно спросил:

-Может лучше мировое соглашение?

-Может быть. - Проникся прокурор, сам вымазанный в дерьме по самые генеральские погоны, на которых это дерьмо вензелями оконтуривало звезды.

Глава 65

В огромном конференцзале "водоканала" народу собралось "под завязку": всем было любопытно понаблюдать за экзекуцией над Срулем, еще недавно непотопляемым, как унитазный поплавок. Но ничего интересного не произошло. Мэр Макакин долго хвалил Райкина за его вклад в развитие водосети и очень сожалел о том, что новые экономические условия не дали Райкину в полной мере показать свой талант и, как вынужденную меру, приходится применять рокировку: Райкин с должности директора водоканала снимается и выводится в кадровый резерв мэрии, директором водоканала назначается инженер-коммунальщик Хрюканцев, которого предлагается любить и жаловать.

За столом президиума, торчащем посреди сцены, произошло шевеление, и на обозрение публики поднялся рослый мужчина при усиках "а ля Адольф" и животике рюкзаком: как арбуз проглотил. "Адольф" кивнул залу и пошел к трибуне говорить тронную речь.

-Товарищи! - начал он, - муниципальное предприятие "Водоканал" испытывает временные трудности. Коллектив полгода не получает зарплату, нет денег на приобретение материалов, оборудования...

-А на бетонные панели денег хватило! - крикнули из зала, - вон какую гору навозили!

-Что за панели? - насторожился Хрюканцев.

-Сруль собрал по взаимозачету с должников штук семьсот бетонных панелей! - наперебой завопили водоканальцы, - говорил, что забор будет строить вокруг всех объектов! Четырехметровый!.. А сам из панелей стал строить гаражи и продавать их!.. Уже штук тридцать возвел!.. За водоканальский счет!.. Мол, денег за воду не платят, отдают панелями и кирпичем!.. Куда их девать? Зарплату панелями не выдашь!.. Ну и прихватизирует их Сруль!..

-Да!? - удивился Хрюканцев, - и много еще осталось их?

-Мно-ого! - взревел зал, - до небес куча! И еще везут и везут!.. На хера нам эти кучи!?..

-Стоп! - поднял руку в как бы партийном приветствии Хрюканцев. - А забор разве не нужен? Или у вас изжиты факты хищения общественной собственности? А!?

Коммунальное хозяйство города - большая деревня: в рядах водоканальцев уже порхало прозвище Хрюканцева - Скот. "Донесло сарафанное радио, - тихо стервенел Хрюканцев, - ну, я покажу скота..."

-Воруют!.. - вякнули из зала, - как без этого!..

-Вот видите! - воодушевился Скот, - значит бетонные панели нужны! Дело не в них, а в том как с ними обходятся!

-Что же получается, на нашу зарплату взяли бетонные плиты, а нам хрен?! - выкрикнули из зала, - жрать нечего, а забор за наши деньги возведут?!

-Возведу! - разгневался Хрюканцев, - и по верху проволоку под током пущу! Высоковольтным! Чтоб неповадно было растаскивать предприятие! Привыкли тащить все, что ни попадая, а потом зарплату требуют!.. За что зарплату? А!?

Зал обомлел. Во внезапно наступившей тишине слышно стало подколодное шипение мэра, сидевшего рядом с трибуной: "...Вольдеморд, ...твою мать, ты какую ... несешь!.. Скажи им, что зарплата будет!.."

Он забыл, что рядом торчит еще один микрофон: зал все слышал.

Зал обомлелыжды обомлел. Мэр снял очки, протер их галстуком, снова надел и уставил в зал свое жеванное лицо с отвисшей нижней губой.

-А зарплата что ж, - резко сменил тональность Вольдеморд Хрюканцев, - зарплата будет! Как же без зарплаты!?

Макакин встал, подошел к трибуне, отодвинул Хрюканцева и сообщил в микрофон:

-Мэрия дает водоканалу дотацию в четыре миллиарда! Завтра деньги поступят на счет водоканала. Так что получите зарплату.

-А что мешало раньше дать деньги!? - донеслась реплика.

-Ну... - замялся мэр, - опасались не целевого использования средств.

-То есть Райкин их украл бы, поэтому ему денег не давали, а Хрюканцев не украдет, ему и дадут. Так, что ли!? - прорицал настырный оратор из водоканальских рядов.

-Не украдет! - заверил мэр Макакин, обойдя вопрос о воровстве Райкина.

Еще только заступив в должность мэра, Шура Макакин сразу добился возбуждения прокуратурой уголовного дела против Сруля Райкина и его кодлы по фактам хищения муниципальных денег в особо крупных размерах. Шура тогда вызвал к себе Сруля и без обиняков предложил:

-Ты добровольно уходишь из водоканала, я добиваюсь прекращения уголовного дела против тебя. Иначе грызть тебе сухари на южном берегу Ледовитого океана.

Райкин тогда ехидно посмотрел сквозь очки на новоиспеченного мэра, пошевелил усиками и неторжественно сообщил:

-Мой милый, если я пойду под суд, то столько за собой потащу, что мало даже тебе не покажется. Кстати, ты одним из первых со мной пойдешь! Как подельник. Забыл свои веревки, когда был главой администрации Советского района? А я не забыл. Так что, мой мальчик, не дергайся.

Шура Макакин тогда переоценил свои возможности. К удовольствию Сруля. Уголовное дело было прекращено "за отсутствием состава преступления".

Теперь выяснилось, что и Сруль переоценил свои возможности. К удовольствию Макакина. И еще Сруль не предполагал, что Шура придет в мэрию с уже сформированной собственной кодлой и подковерных схваток с козодраловской кодлой, оставшейся в мэрии после ухода самого Козодралова, не будет: Макакин просто сменил прежнее руководство аппарата на свое, и позиции Райкина в мэрии сразу ослабли. А теперь директорское кресло из-под Сруля выдернули, как табурет из-под вешаемого.

И немедленно против него возбудили очередное уголовное дело.

Но Сруль не повис, "веревки", используемые вешателями, оказались гнилыми. Сруль сорвался с петли очередной статьи Уголовного кодекса, инкриминируемой ему, и "ушел в лога": затаился в частной фирме на окраине города, возглавляемой давним подельником...

Тэтчер-Колбасенко успела смыться из водоканала сама, и уголовное дело против нее было прекращено одновременно с уголовным делом против Райкина: их дела были неразделимы, как сиамские близнецы.

Помойке с Мудником бежать было некуда. А скоро выяснилось, что бежать им куда-либо и не надо: новый директор принял их от прежнего, как инвентарь, и сразу стал использовать по назначению...

Расстегивая ширинку на новом боссе, Кошадрина пыталась обставить процесс томной романтичностью, но Скот пресек это на корню:

-Слушай Изольда, без тебя, как без помойного ведра, в хозяйстве не обойтись, поэтому я тебя здесь и оставил! Исполняй свою функцию и не ... мне мозги! Ясно?

-Ясно, - прониклась Изольда Кошадрина, в миру именуемая Помойкой, и "приступила к исполнению"...

С Мудником было еще проще. Трепещущий педераст был "использован" вообще без комментариев, деловито, и еще не успел надеть штаны, как получил вводную:

-Пикнешь - вылетишь отсюда в шесть секунд. А теперь - пшел вон! Понадобишься, вызову.

Никакой лирики не дождались от Скота.

Наследство Райкин оставил ему подходящее. Вольдеморд вполне оценил, насколько трудно было Срулю отрываться от водоканальской кормушки, когда стал выяснять отношения с фирмами-посредниками, обосновавшимися над его кабинетом в третьем этаже: при любом раскладе вырисовывалось "золотое дно..."

-Пробздишь водоканал: я тебе ... вырву! - предупредил Вольдеморда Шура Макакин, - такие кормушки два раза не выдаются.

От каждого кредита, предоставляемого мэром водоканалу, мэр имел свой "процент". Как и со всех других муниципальных структур. Как обналичить эти кредиты и дотации и распределить их "по-справедливости" - было основным делом директора водоканала, как, впрочем, и любого другого "субъекта", подвергшегося кредитованию или дотированию со стороны мэра...

Макакин поздно пришел во власть. Долго и нудно тянулись годы социализма с его тотальной регламентацией всего и вся, умному проныре Шуре Макакину не было достойного места в той системе. Как прорыв к свободе духа была первая доза наркоты, принятая юным Шуриком в далеком 1960 году: на парнишку она подействовала, словно глоток свежего воздуха на угоревшего...

Очень сожалел Шура, что поздно пришел он во власть: столько времени упущено, столько возможностей. В пятьдесят лет он достиг всего лишь мэрства в заштатном сибирском городе. Степа Кудакшин - щегол по сравнению с ним, и уже: депутат Госдумы России! Председатель думского комитета!..А тут...

А тут были огорчения. Жена ведет какую-то свою личную жизнь, муж, импотент-полумужик, с его наркотическими грезами, ей давно был неинтересен, жила с ним в одном доме только из-за детей. Дети выросли. Сын с головой ушел в бизнес, и от родителя ему нужны только деньги-деньги-деньги и отцовский блат. Дочь вышла замуж и от отца требует того же: денег и покровительства - больше ей ничего не надо...

От печальных мыслей его отвлек приход Скота - директор водоканала заходил к Шуре по-свойски, без предупреждения.

Друзья закрыли дверь на ключ, и Шура вынул из кармана заветную коробочку с "заряженными" шприцами.

"Дюзнулись"...

-О-о-о... - полушепотом прошептал Хрюканцев, - хорошо-о-о...

-Ка-а-а-аф... - подтвердил Шура.

И жизнь сразу обрела восхитительные черты! Все вокруг было уютным и радостным. Макакин закурил, прошелся по кабинету, задержался у окна и глянул вниз: там колготились очередные пикетчики с плакатами на шеях: "Отдайте нашу зарплату!", "Требуем социальных гарантий!", "Голодный врач - плохой врач!", "Голодный учитель - позор для власти!"... Какая-то дама держала плакат с надписью: "Остановить наркоманию!"

-Дура, - тихо засмеялся мэр, - Скотик, иди сюда, глянь на этих баранов!

Хрюканцев подошел к окну, посмотрел на пикетчиков, хохотнул как хрюкнул:

-Б-у-у-о-оа-а!..

-Сказать надо что-нибудь этому быдлу! - воодушевился Шура и отворил окно.

Но с проспекта в кабинет мэра хлынул такой мощный поток шума и лязга от автобусов-тролейбусов-легковушек, что никто бы ничего не расслышал.

-Народ! - развеселился раскумаренный мэр, - я вас в рот! И справка вот!

Экстренное заседание "антифашистского комитета" по случаю изгнания Сруля Райкина из водоканала состоялось на квартире Сруля: так было конфиденциальнее.

-Увольнение Сруля - происки антисемитов! - брызгал слюной бегающий из угла в угол старичок Бундерс, - дискредитация по национальному признаку!..Я немедленно вылетаю в Израиль и ставлю вопрос на кнессете!..

-Я вылетаю в Страссбург и ставлю вопрос о нарушении прав человека! - бубнил Боб Кронштейн, погладывая фиксами свою "карло-марксовую" бороду, - сегодня антисемиты напали на Райкина, завтра они возьмутся за наш комитет, послезавтра устроют погром!.. Это надо немедленно пресечь! Остановить безумие!..

-В этой стране невозможно жить честному еврею! - сокрушался Бундерс. - Это страна дураков! Вы подумайте: я кормлю мясом водоканал и еще несколько муниципальных учреждений, а вчера меня вызывают в прокуратуру и предъявляют обвинение, что я поставляю в город падаль! Да еще по цене вдвое выше рыночной! А где доказательства!? Где они, спрашиваю я!? Их нет!

-Антисемитизм! Чистой воды антисемитизм! - мрачно подтвердил Боб.

-Я о том и говорю! - взвизгнул Бундерс, и от переизбытка страсти изо рта у него вновь потекли слюни. - Зачем этот наезд на старого труженика Бундерса!? Что надо прокурору от старого Бундерса? Денег? Так бы и сказал сразу!..

-Дал? - спросил молчавший до сих пор Сруль.

-Дал! - пожал плечами Бундерс, - жалко что ли, этого добра? Перевел на счет прокуратуры спонсорскую помощь - сто миллионов. Подумаешь, еще полгода мои колхозники без зарплаты посидят... А те сто миллионов мне дадут тыщу процентов прибыли: вложения в правоохранительные органы - лучшее вложение денег!.. Но ведь с какой мордой он на меня наезжал! Колымой пугал! Меня! Орденоносца! Чуть ли не героя труда!.. Антисемитизм, антисемитизм в чистом виде!.. Завтра же вылетаю в Израиль!..

Глава 66

Федор написал несколько жалоб: председателю Октябрьского райсуда, райпрокурору, председателю облсуда, облпрокурору о нарушении процессуальных сроков рассмотрении дела. Ни ответа, ни привета. Пошел на прием к председателю Октябрьского суда Уродову.

Уродов выслушал посетителя и развел руками:

-Суды завалены делами, увы, приходится невольно нарушать сроки рассмотрения дел. А вам не о чем беспокоиться, вас же не гонят из квартиры, живите и живите!

-Я работать не могу из-за всей этой нервотрепки то с водоканалом, то в судах, - подосадовал Федор, - больше года уже!

-А кто вам мешает работать? - удивился Уродов.

-Я писатель, и не могу писать, пока не прекратятся бесконечные дерганья из-за квартиры, это отвлекает, понимаете?

-Что тут непонятного! - на жирном лике Уродова замаслилась довольная улыбка, - конечно понятно, отвлекает! А вы не думайте! Вы пишите! Пишите! Пишите и не думайте! Ха-ха-ха!.. Пишите!..

Федор удивленно посмотрел на сужителя Фемиды. Уродов совсем развеселился:

-Знаете, что я вам скажу, Федор Михайлович? Не знаете! А я вам скажу: вы лучше вообще ничего не пишите и ничего не думайте! А!? Ха-хаха-ха-ха-ха!.. - он откинулся в кресле и, развеся руки плетями ниже подлокотников, заржал совсем по-лошадиному.

Федор поднялся и вышел.

Гарант Конституции, президент Российской федерации Ельцин всенародным голосованием был избран таковым на второй срок. Старец передвигался на экранах телевизоров без посторонней помощи, и это вызвало подозрения, что он удержится на них до двухтысячного года.

Крики оппозиции о том, что президентом не может и не должен быть смертельно больной человек, неадекватно воспринимающий реальную действительность, энергично опровергались проельцинскими средствами массовой информации. В газетах густо шли материалы о бодром состоянии духа и тела президента, фотоматериалы свидетельствовали о том же. Вот президент с улыбкой на устах намертво вцепился в теннисную ракетку, и видно, что окружающие его соратники не поддерживают президента - самостоятельно стоит.

Телевидение показало серию сюжетов, если не прямо, то косвенно подтверждающих то же самое. Вот президент в "адидасовском" спортивном костюме перемещается в пространстве по какой-то лужайке, обрамленной соратниками в деловых смокингах. Вот он обедает /или ужинает?/ в кругу семьи: сам ест!.. Вот он принимает премьера в больничной палате, куда возлег в связи с "легкой простудой"; звука нет, но комментарий телеведущего подтверждает то, что видно невооруженным взглядом: Ельцин это, а не Ким Чен Ир! И обсуждаются не идеи чухче, а дела государства российского, ибо оператор ненавязчиво крупным планом выхватил из окружающего антуража какой-то документ с "шапкой" - "Президент Российской федерации", бошюру "Конституция Российской Федерации". Да и премьера Черномырдина с корейцем не идентифицируешь... И только когда на короткое время в конце эпизода включили звук, и реплики собеседников пошли в эфир, возникло ощущение, что это иностранцы: говорили косноязычно, странными междометиями, перемежаемыми э-э-э...мэ-э-э... - трудно давался русский язык российским правителям.

"Теперь и подавно зарплат не видать до конца года! - кричала оппозиция, - все деньги вбухали в предвыборную кампанию!.."

Снова состоялось судебное заседание по делу о выселении Угаровых. Судья Свинякова и два древних деда-заседателя долго о чем-то бормотали между собой, восседая на авансцене за громадным столом. Не смотрели в зал.

Зал был огромен, нетипичен для судов. В этом зале можно было проводить процессы масштабом не ниже Нюренбергского, и даже вешать обвиненных прямо тут же: высоко над головами в железобетонных коробах перекрытия торчали металлические петли.

При социализме в этом здании дислоцировался райком КПСС, и зал этот был залом заседаний, тоже нетипичным, ибо типичные райкомовские залы были скромнее. А этот отгрохали в последние годы правления генсека Брежнева, когда партстарец уже не мог адекватно воспринимать действительность и реагировать на нее адекватно. Тогда и исхитрился Кировский райком, самый престижный в городе, переплюнуть всех и возвести это здание "без стекла и бетона" на главном проспекте города. И когда саморазогналась в 1991 году КПСС, на волне перемен растерявшиеся власти отдали здание Октябрьскому райнарсуду. Потом хватились, да поздно было...

В левой стороне зала сели выселители: полномочный представитель "водоканала" юрисконсульт Помойка-Кошадрина, еще одна юристконсультша мадам Гаврюшкина, и, зачем-то, неизменный бухгалтер Мудник.

Выселяемые Угаровы сели по правую сторону зала.

Началось заседание. Когда судья закончила вступительную часть и спросила, есть ли у сторон ходатайства, заявления, встала Помойка и огласила свое ходатайство:

-По семейным обстоятельствам мне необходимо немедленно выехать из города. Представлять истца может второй юрисконсульт водоканала Гаврюшкина...

Судья Свинякова удовлетворила ходатайство, и Помойка смылась.

-Юрисконсульт Гаврюшкина, - обратилась Свинякова к второй представительнице водоканала, - у вас есть доверенность?

-Есть, - мадам Гаврюшкина подошла к судейскому столу и положила перед Свиняковой доверенность.

-Еще есть ходатайства, заявления? - спросила судья.

-Есть. - Встала Гаврюшкина. - Я ходатайствую о перенесении судебного заседания на другое число, так как директор не разрешил мне участвовать в процессе без Кошадриной. Надо дождаться, когда вернется Кошадрина, ей директор поручил представлять водоканал.

-А когда вернется Кошадрина?

-Через месяц, она в отпуске. А я не могу...

-У вас генеральная доверенность от водоканала, и вы не можете участвовать в процессе? - спросила Свинякова, как бы удивившись.

-Не могу, - томно призналась Гаврюшкина, - директор сказал: пусть Кошадрина ведет, а ты погоди...

Свинякова с умным видом повертела генеральную доверенность, выданную юрисконсульту Гаврюшкиной на представительство в суде интересов "Водоканала", повернулась к Угаровым, и сделала недоумевающий жест:

-Вот видите? Ну что тут делать? Придется отложить процесс...

Федор встал:

-У меня есть заявление! И ходатайство.

-Да, - кивнула судья.,-слушаем.

-Согласно статье 99 гражданского процессуального кодекса Российской Федерации дело должно рассматриваться не позднее одного месяца со дня окончания подготовки дела к судебному разбирательству. Досудебная подготовка закончилась в апреле. Сейчас октябрь. Суд нарушает требования процессуального закона к срокам рассмотрения дела. Заявляю свой протест по этому поводу. И ходатайствую: начать рассмотрение дела сейчас.

Судья Свинякова посмотрела на ответчика Угарова сквозь очки, ухмыльнулась, заметила:

-Нарушаем значит?..

Она о чем-то пошепталась с дедами-заседателями и возвестила:

-Согласно статье 161 гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации разбирательство дела откладывается в связи с невозможностью его рассмотрения в данном составе участников. О дате нового судебного заседания стороны будут извещены повестками...

На другой день Октябрьский райнарсуд прекратил деятельность. На двери появилось огромное объявление: "В связи с длительным отсутствием финансирования суд не имеет возможности функционировать. Приостанавливается рассмотрение дел на неопределенное время".

В кабинете председателя суда совещались особо доверенные люди: Уродов, Свинякова, Кукарекина.

-Пока не получим деньги на коммуналку, канцрасходы, будем стоять, - довольно усмехнулся Уродов.

-И на зарплату! - напомнила судья Кукарекина.

-Ну!.. - вальяжно откинулся в кресле Уродов, - не борзей... Нужна тебе твоя зарплата, как козе баян. У тебя с каждого дела персональная зарплата.

-Ну и что? - разозлилась судья, - положено - отдай!

-Ну-ну-ну, - умиротворяюще поднял ладони Уродов, - кто ж нам поверит, что мы из-за зарплаты закрылись...

Судья Свинякова укорила Кукарекину:

-Хватит прибедняться, знай меру.

Председатель суда перешел к делу:

-Звонил директор коммерческой фирмы "Курт", обеспокоен остановкой дела по их иску к фирме "Сервис-Коммерсант", для него время-деньги, а рассмотрение иска затягивается...

-Сколько готов заплатить? - насторожилась Кукарекина.

-Полсотни.

-У-у... - разочарованно протянула Кукарекина, - тогда пусть ждет.

-Тысяч - баксов. - Сказал Уродов.

-О! - встрепенулась Кукарекина, - это уже разговор! Я беру это дело!

-Она берет! - встрепенулась Свинякова, - ты что, лучше всех? Ты и так только что сорвала полста миллионов с пивзавода за удовлетворение их иска к энергетикам! Теперь моя очередь! Урод, отдай мне это дело.

Уродов почесал брюшко, задумчиво посмотрел на подельниц, нерешительно произнес:

-Может на пальцах кинем?

Дамы уставились на него выжидательно.

-А может мне самому взяться?

-Урод! Имей совесть! - хором взвыли судьихи, - мы тебе и так с каждого дела отстегиваем!

-Тогда загадывайте, - он вынул из кармана монету, - кому орел, кому решка ?

-Мой орел! - крикнула Свинячиха.

-Моя решка, - не оставалось ничего иного сказать Кукарекиной.

-В-з-з-з...- закрутилась над судейским столом монета.

Выпала решка.

-Ох и сучка же ты, курочка Ряба! - сквозь зубы процедила Свинячиха и пошла прочь.

-Свинья чесотошная! - бросила ей вслед Кукарекина.

Глава 67

Два миллиона рублей на строительство киоска Федору занял Вадим. Условились, что деньги Угаровы вернут частями, первые пятьсот тысяч - после нового года.

Федор быстро "прозондировал": кто, где, почем продает металл и уже через несколько дней завез на водокачку стальные листы полуторамиллиметровой толщины, стальные уголки для каркаса. Спрятал все от глаз начальства в закутках машинного зала, куда не ступала начальственная нога. Операцию надо было проводить в два этапа. Сначала можно было неторопливо заготовить материалы, раскроить их по размерам, отдельно сварить дверь, ставни, приделать замки, и так далее - то есть все подготовительные операции. То, что можно было сделать, не привлекая внимания начальства.

А собственно возведение киоска надо было совершать стремительно, ибо заметь начальственное око "использование производственных мощностей в личных целях", неминуем был скандал со всеми вытекающими последствиями, и киоск мог был быть выброшен за территорию водокачки. Если его выбросят в незавершенном состоянии - "труба делам", и пропали труды и деньги: доварить киоск было бы уже невозможно. Значит сварочная часть должна была быть закончена быстро. Тогда, даже если киоск выбросят с территории, его можно было дальше отделывать где угодно.

Размеры Федор замыслил минимальные: два метра ширины, три в длину и два "с копейками" в высоту. Заранее сварил крепкое основание из старых стальных труб.

Федор и его брат Михаил Угаров рано утром пришли на водокачку, переоделись. Сварочный аппарат был настроен с вечера, металл перенесен, задачи выверены.

Приступили. На готовое основание из стальных труб братья начали наваривать уголки каркаса, к которым затем будут приварены листы внешней обшивки...

Работали "не разгибаясь".

Если бы Федору при социализме сказали, что он способен на такие вот трудовые подвиги, он не поверил бы ни говоряшему, ни себе самому. Теперь перед ним был неоспоримый факт: на асфальтированной площадке перед водокачкой, с утра еще пустынной, вечером стоял аккуратный металлический ящик размером 2 х 3 х 2,3 метра. В торце ящика имелась дверь, запирающаяся на мощный внутренний замок. Лицевая часть ящика имела две большие ставни, открывшись, которые являли миру обширное окно. Закрывшись, ставни запирались изнутри и перекрывали доступ в киоск воровскому элементу, в изобилии рыскавшему по окрестностям. Сзади к киоску был приварен короткий кусок стальной трубы: надевай на него стальную трубу-мачту и продергивай внутрь киоска электрокабель.

-Теперь могут выкидывать строение с территории, - устало заметил Федор, - все сварено. Обустроим остальное где угодно.

-Да уж... - удивленно сказал Михаил, - не ожидал такой прыти...

-При социализме я и помыслить не мог, что способен на такое, - усмехнулся Федор.

-Жизнь заставит жопой гвозди дергать и шляпки не срывать, - отрезюмировал Михаил, - это тебе не романы писать.

-Да уж...

На другой день Федор вымазал строение светлоголубой эмалью. На другой день - еще на один раз. Изделие обрело вид праздничной игрушки. Начальство ее пока еще не оценило.

Федор вертелся, как заведенный. Утром вез Ольгу на базар, Олю в детский сад. Потом ездил по городу за товаром. По пути заглядывал в мэрию, собирал информацию о том, как оформить киоск. К вечеру заскакивал на водокачку и быстро делал что-то по обустройству киоска: сооружал пол, обшивал стены досками, забивал пространство между досками и металлом гофрированным картоном - рвал тарные коробки, в бесчисленном количестве привозимые с базара, прекрасный утеплитель. Сгоношил самодельные рамы для окна, застеклил...

Спешил. Надвигалась зима...

Первой инстанцией в киосковой эпопее был главный художник мэрии: он давал или не давал первый ответ на вопрос: быть или не быть киоску?

-Нет. - Сказал главный художник, когда Федор изложил ему свой замысел, - самодельные киоски мы постепенно убираем с городских улиц. Они портят эстетику города.

-Где же мне взять эстетичный киоск? - спросил Федор.

-Заказывайте мне проект, потом закажите на заводе...

-Во сколько это обойдется?

-Ну...если скромно...миллиона в двадцать два.

-Нереально.

-А как вы хотели? Вы коммерсанты! Знаете: за все надо платить! Всем!

Федор не знал, как он хотел. Он вообще ничего подобного не хотел бы.

-Слушайте, - сказал он, - моя жена потеряла работу, пошла торговать на базар. Я - литератор, потерявший литературный заработок. То есть не коммерсанты мы. И не намерены заниматься этим, нам бы только перебиться это окоянное время, там бросим все это мученичество... Жена уже отстояла одну зиму на морозе. Хватит. Пусть торгует теми же банками, но в тепле. Дайте место в каком-нибудь переулке, где никого не интересует эстетика, а надо просто купить рядом с домом банку кильки или тушенки. И все...

Главный художник, мужчина лет пятидесяти, с небыдловским лицом долго слушал Федора, поднял на него понимающие глаза:

-Ладно, поехали, глянем на ваш киоск.

На месте "преступления" он вышел из жигуленка, постоял возле киоска, покачал головой.

-Эх... - вздохнул он, - бывают, конечно, и хуже. Дам я "добро". Как вы будете пробиваться дальше, уму непостижимо.

-Пробьюсь, - угрюмо сказал Федор.

-Двадцать семь подписей впереди, - сказал художник, - моя только первая. Ну, удачи вам...

После главного художника был главный архитектор мэрии. Он посмотрел на фотографию киоска, на эскиз, принесенные Федором, поморщился:

-Это не киоск.

-А что это? - поинтересовался Федор.

-Ящик какой-то.

Главный архитектор поставил свою подпись на проекте постановления мэра об установке киоска Угаровой Ольги Александровны, зажмурив глаза.

-Нате, - протянул он бумагу Федору, - я этого не видел.

-Спасибо, - кивнул Федор.

Две подписи на проекте постановления открывали длинный список виз, а Федор уже сейчас не верил в то, что он дойдет до конца списка. Сопротивление инстанций возрастало в геометрической прогрессии.

Районный архитектор, к которому Федор пришел с выкопировкой с обозначением места расположения киоска и проектом постановления, долго вертел в руках бумаги, потом посмотрел на Федора и спросил:

-Вы хоть представляете, сколько будет стоить ваша затея?

-Нет, - признался Федор.

-Тогда считайте, - он взял лист бумаги и начал в столбик писать на нем цифры; - за выкопировку и проект постановления вы заплатили триста тысяч, за землю с вас возьмут сразу триста тысяч, за лицензию на право торговли семьсот тысяч, госстандарт возьмет пятьсот тысяч, горсанэпиднадзор семьсот тысяч, пожарники - два миллиона, за подключение к электросети пять миллионов, минимум четыре-пять миллионов за кассовый аппарат, за договор со спецавтохозяйством для вывозки мусора и за контейнеры полтора миллиона... Сколько там уже?

-Шестнадцать миллионов сто тысяч рублей, - сказал Федор, в уме уже сложивший цифры, от которых у него зашевелились волосы на голове.

-Это еще не все, - продолжил районный архитектор.

-Подождите, - попросил Федор, - не могу осмыслить...

-И это только то, что официально! - довольно засмеялся клерк и бесовски подмигнул, - получить свое должны все заинтересованные стороны!..

Состоялось очередное заседание суда по выселению Угаровых из квартиры: в 10 00 оно началось, в 10 15 закончилось. Из пятнадцати минут заседания одну минуту судья Свинякова потратила на объявление заседания открытым, тринадцать минут она шушукалась с представительницей "водоканала" юристкой Помойкой, и еще одну минуту объявляла заседание закрытым в связи с неожиданно возникшими обстоятельствами.

-Сколько может стоять дело? - спросил Федор.

-А дело не стоит, оно идет! - возвестила Свинякова, - просто заседание переносится на другое время.

-Это издевательство... - пробормотал Федор.

-Не нравится? - заулыбалась судья, - вам предлагали подписать мировое соглашение, вы отказались. Подписали бы, и на этом все давно кончилось бы.

-И сейчас не поздно! - встрепенулась Помойка, - вот, пожалуйста, подпишите и дело с концом, - она протянула Федору бумагу.

Это был уже знакомый липовый договор купли-продажи трехкомнатной квартиры, составленный задним числом, якобы от 21 марта 1995 года, по которому выходило, что водоканал купил у завода "Ролик" трехкомнатную квартиру, оплатил ее, отдал Угарову, и он заплатит водоканалу...

-С ума сойти... - бросил Федор "договор" на судейский стол и пошел прочь из зала суда. Ольга пошла следом. Когда она выходила из зала, судья Свинякова бросила ей в спину:

-Угарова!

Ольга остановилась, оглянулась.

-Ваш муж слишком много о себе мнит! - сказала Свинякова, - объясните ему, что он сам себе делает хуже, настаивая на судебном разбирательстве дела. Убедите его подписать мировое соглашение.

Ольга молча вышла.

-Барыга! - бросила ей вдогонку судья Свинякова, - гребет деньги лопатой на своем базаре, и все ей мало! Еще и трехкомнатную квартиру на халяву хапнула!

-Они машины меняют чуть ли не через месяц! - поддержала тему Помойка. - Дармовую квартиру урвали, бедные люди! Ни стыда, ни совести...

Через несколько дней Федор попал на прием к мэру Макакину. Положил перед ним пачку документов, начал объяснять:

-Меня обманули с квартирой...

-Не надо, - остановил его мэр, - я помню твою историю.

-Тогда надо прекращать судебную бодягу.

-Я ее не начинал. Райкин заварил кашу.

-В твоей власти исправить...

-Суд исправит.

-Суд демонстрирует готовность меня выселить!

-А я при чем?

-Ты - мэр! Твой водоканал меня выселяет! Хрюканцев!

-Хрюканцев не начинал дело.

-Зато продолжает.

-Ну и что? Не я же!

Перед Федором сидел уже другой Макакин. Тот, прошлогоднего образца, исчез, теперь был довольный жизнью и собой мэр - победитель. Этому Макакину проблемы какого-то Угарова были "до дверцы".

-Мне некогда. - Напомнил мэр. - Ничем не могу помочь.

Федор вышел.

Шура вызвонил Хрюканцева и подосадовал:

-Тут твой Угаров был, надоел со своей квартирой... Ты бы выкинул его из водоканала и из квартиры разом: тебе что, халявная квартира лишняя, что ли?

-Не лишняя! - заверил директор водоканала, - мне тут не до него пока, но займусь... Он в самом деле писатель?

-Писатель... Я всех этих писателей за сто первый километр загнал бы: вони меньше и жить без них спокойнее! Правильно Геббельс говорил, что при слове "культура" надо брать пистолет!

-Бу-о-о-а-а-а!.. - утробно хохотнул Скот.

-Сейчас наше время, а не писак! - подытожил мэр.

Глава 68

На Дзержинском базаре кипел шмон. Могучие милицейские силы проверяли у продавцов документацию, составляли протоколы на нарушителей и сразу передавали их в административную комиссию Кировской районной администрации - комиссия заседала рядом, за столиком кафе. Начальница отдела защиты прав потребителей мадам Дедушкина и две ее коллеги "не отходя от кассы" выносили постановления: штраф в размере пяти минимальных месячных оплат труда, десяти, двадцати, тридцати...и т. д. Одна минимальная месячная оплата труда - 75 тысяч рублей. Штраф менее пяти минимальных накладывать считалось неприличным. Больше можно, меньше - нет. Бюджет полагалось пополнять...

Участковый уполномоченный лейтенант Петров поймал на месте преступления с поличными огромную бабу, торгующую свежемороженной рыбой: торговля скоропортящимся товаром на базаре запрещена на весь теплый период с апреля по октябрь включительно и явление бабы с рыбой участковый расценил как санитарно-эпидемиологическую диверсию против потребителей. Дописав протокол о нарушении правил торговли, лейтенант скомандовал бабе:

-Пойдемте, вон административная комиссия, с вами разберутся.

-Никуда я не пойду! - вскричала баба, - я что, должна товар бросить без присмотра!? Его разворуют, а кто мне заплатит!?..

-Идем, идем, - нетерпеливо потянул милиционер бабу за рукав.

-Прочь руки! - рванулась баба, - хватать он будет!..

-Шагай! - начал злиться участковый, - некогда мне с тобой валандаться!

-Сам шагай!

Участковый схватил бабу за руку и поволок-было к зонтику. Но баба уперлась, и сдвинуть ее с места участковому не удавалось, к тому же она вырвала руку и попыталась скрыться в толпе. Лейтенант догнал, и приковал ее правую руку наручниками к своей левой руке.

-Карау-у-ул! - дико завыла баба, - убива-а-ают!

-Замолчи, дура! - покраснел участковый.

-Убивают!!! - наддала баба.

Лейтенант рванулся и попытался сдвинуть бабу с места. Вот еще. Стройный, поджарый лейтенант спортивного обличья был как минимум в два раза легче необъятной торговки, и вместо движения к комиссии получилось движение от нее: ошалевшая баба рванула и понесла... Лейтенант напрасно пытался тормозить подметками об асфальт. Баба волокла его на буксире, как конь пустую телегу. Неизвестно куда бы она его затащила, если б они не проезжали мимо двухколесной полуторатонной бочки с растительным маслом. Отличник боевой подготовки лейтенант милиции Петров изловчился и на ходу перецепил наручник со своей руки на дышло масляной бочки. "Бум!" - это застопоренная бочка повернулась на месте и ударилась дышлом об фонарный столб. Бабу назад кинуло от такого толчка.

-Да я тебя, шмокодявку!.. - вскричала баба, думая, что это участковый так пребольно дернул ее руку в наручнике. Но лейтенант был непричем, он стоял по ту сторону бочки и рукавом утирал пот, струящийся с его растерянного лица. Утер и заспешил в неизвестном направлении. А баба обнаружила свою прикованность к бочке и заблажила на всю округу:

-Сволочи!.. Издеваются!.. Скоты!.. Опустите!..

Долго орала.

Тут к бочке подкатил милицейский Уазик, из него выпал милиционер Петров и с ним еще трое. Они вцепились в бабу со всех сторон, отстегнули ее от бочки и поволокли к Уазику.

-А-а-а!.. - взвыла баба, - фашисты!.. Сволочи!..

Четверо милиционеров под неодобрительные реплики толпы долго втискивали бабу в машину, она вырывалась, откидывала от себя то одного, то другого внутреннего воина, и блажила, блажила:

-Паразиты в погонах!.. Сволота!.. Падаль!.. Менты поганые!.. Отпустите!.. Отпустите, подонки!..

Бабу буквально втромбовали в Уаз и увезли, бросив ее товар и палатку на произвол судьбы.

В один из вечеров Федор копошился посреди базара, перетаскивал коробки с товаром от торговой палатки в стоящий поодаль жигуленок: к самой палатке из-за толчеи подъехать было невозможно. Ольга с Олей в это время ходили меж торговых рядов, закупали продукты.

-Федор Михалыч, ты!? - окликнули его.

Обернулся. Перед ним стоял Юрий Васильевич Умов, давний приятель, с которым в молодости вахтовали на северах в одной артели.

-Сколько лет и зим! - улыбнулся Федор, - как говорили чукчи: какамэй! Ии! Етти!

Они сидели в машине, курили, обменивались новостями прошедщих лет. Юрий Васильевич поведал, что он давно освободился, отсидев срок в Кузбассе. Федор рассказал про свои квартирные дела...

-Постой, постой! - остановил его Умов, - ты говоришь, что тебя выгоняет из квартиры Шурик Макакин!?

-Макакин. Мэр Макакин. Который год назад дал мне ордер на эту квартиру. Теперь сменил курс...

-Ну, дает, - покачал головой Юрий Васильевич, - узнаю Шурика. Гнидором был, им и остался...

-Ты его знаешь?

-Конечно. Мы с ним столько ширялись наркотой, сколько с тобой водки не выпили.

-Макакин - наркоман?

-С рог до копыт. - Усмехнулся Юрий Васильевич. - Он ведь в восемьдесят пятом срок не получил вместе с нами только потому, что мы его не сдали. Не забыл тот процесс?

Федор не мог забыть судебный процесс 1985 года по делу четырнадцати наркоманов...

Федор работал вахтовым методом на северных нефтепромыслах в одной бригаде с Умовым Юрием Васильевичем: общительным, интеллигентным человеком с хорошими манерами. И однажды этот человек с хорошими манерами на вахту не прилетел. И еще на одну. Все считали: заболел, закончится "больничный", и он прибудет...

Вместо прибытия Умова на вахту однажды к Федору домой прибыла жена Юрия Васильевича - Людмила. Она и прояснила ситуацию: мужа арестовали за "наркоту". Удивлению Федора не было предела.

-Адвокат есть, - пояснила Людмила, - но что адвокат... Это для проформы. Ему статью прочат - от шести до пятнадцати!

-С ума сойти... - вырвалось у Федора.

-Вот и я о том же, - всхлипнула Людмила, - мак он, видите ли ел, за это его надо сгноить... Я вот о чем хочу вас просить: вы товарищи по работе, просите бригаду, начальство, чтобы вас направили на суд общественным защитником!

-Какой из меня общественный защитник... - растерялся Федор.

-Мне муж много о вас рассказывал! Вы сможете... Вы не как другие!..

Из ее сбивчивого, взволнованного словесного потока понял одно: он обязан помочь, хотя бы самим фактом наличия общественного защитника. Федор обещал обратиться к начальству с этой идеей.

Обратился. Собрание коллектива единогласно поручило Угарову участвовать в предстоящем процессе в качестве общественного защитника со стороны Умова. Получил выписку из протокола собрания, доверенность и полетел к назначенному времени в Истомск. Встретился с адвокатессой Паюс, защищающей Умова, и они договорились о тактике и стратегии совместных действий...

То был громкий процесс. Ничего подобного при социализме Истомск не знал: сразу четырнадцать наркоманов сели на скамью в зале Ленинского райнарсуда под конвоем взвода милиционеров. Четырнадцать адвокатов расселись напротив. Места для публики были забиты без зазора...

Все это сейчас калейдоскопом промелькнуло в федоровой памяти.

-Спасибо тебе за заступничество, - сказал Юрий Васильевич, - считай несколько лет оно со срока скинуло. А Шурик, выходит совсем скурвился... - он помолчал и уже задумчиво произнес, -в нем всегда было что-то такое...не знаю, как выразиться... В общем, есть такие люди: если перед ними выбор - делать поганку или не делать, - они всегда выберут поганку. Из тех, которым хорошо, когда другим плохо. Гнидор.

Отстегнув "Вестник" от бюджетной "сиськи", мэр Макакин с любопытством наблюдал за развитием событий. В июле сотрудники газеты не получили зарплаты и впали в задумчивость: как жить дальше? Сами зарабатывать деньги не умели, да и незачем было это делать при щедром кормлении из муниципальной казны. Журналисты, в основном, "самовыражались": газета на первых полосах изливала свое почтение городской власти, а на остальных гнали порнуху, чернуху, разные развлекательные викторины и т. д. и т. п.

К августу не на что стало покупать бумагу и оплачивать полиграфические услуги, платить за "коммуналку"...

Зарплаты в августе не было. Как и в июле. И газета вместо ежедневной стала еженедельной: чтобы совсем не остановить существование газеты, редакция занимала бумагу где только можно и печатала ее в типографии в долг...

Не получив зарплату и в сентябре, журналисты "Вестника" впали в эмпириокритицизм и как-то само собой получалось так, как получается в компании крыс, угодивших в одну бочку без еды и воды: все вокруг, не сговариваясь, интуитивно отшатнулись в стороны от особи, коей суждено быть первой разорванной остальными на куски...

Митя Гнилов ощутил вдруг тоску, одиночество, и, еще не веря себе самому, точнее, запрещая верить, каким-то подшкурным слоем ощутил свою обреченность, конченность. Рядом были товарищи, с которыми он начинал свою любимую демократическую газету "Вестник", с которыми столько пройдено и вынесено, так близки и дороги были товарищи, в верности которых до сих пор не было сомнений. Как само собою разумеющееся виделось впереди: скоро пенсия, можно еще сколько-то послужить демократии, затем спокойно сдать бразды подрастающему поколению и пописывать потихоньку статьи на темы морали, поправлять заскоки молодых...

И вдруг оказалось, что деньги, обыкновенные деньги, говорить о которых в "Вестнике" считалось дурным тоном, выросли до размеров решающего фактора: их наличие или отсутствие оказалось способным изменить мировоззрение, привязанности, принципы, внутренние устои.

Общее собрание журналистского коллектива "Вестника" при всех многочисленных "мнениях", выражаемых витиевато настолько, что человек со стороны не понял бы, о чем тут говорят, вынесло единодушное решение длинной в три стандартных листа. Решение, если его очистить от словестной шелухи, сводилось к одной фразе: чтобы новый мэр дал деньги на существование газеты, надо выгнать ненавидимого мэром редактора Гнилова. Естественно, не обошлось и без романтики:

-Пусть Гнилов останется в редакции рядовым сотрудником! - великодушно предложил Николай Бессмертный.

-Макакин велел выгнать. - Сухо, как выстрел, прозвучал невыразительный голос заместительницы мэра мадам Пеньковской.

И всем сразу стало ясно, что против лома нет приема. Если нет другого лома. Другого не было. Все посмотрели на то, что осталось от Гнилова: морщинистая оболочка, которая на глазах морщилась все более и более...и, наконец, Митя разрыдался.

Молчание было ему утешением.

На другой день мэр привел в редакцию "Вестника" молодого ренегата из газеты "Знамя" Сережу Никиткина и сказал молчаливому собранию:

-Вот, предлагаю избрать редактором "Вестника" талантливого журналиста Никиткина.

Коллектив дружно проголосовал. Через неделю в "Вестнике" начали выдавать зарплату, еще через неделю возобновилось ежедневное издание газеты.

Глава 69

Состоялся очередной судебный процесс по выселению Угаровых. В связи с тем, что с предыдущего заседания прошло много времени, суд начался с начала. Судья Свинякова долго обсуждала с представителем водоканала Кошадриной-Помойкой, сколько и каких свидетелей надо заслушать на сегодняшнем процессе, в конце-концов сошлись на том, что заслушать следует только двоих: председателя профсоюзного комитета водоканала Кривцова и заведующую жилищным сектором профкома водоканала мадам Стервинскую.

Начали с Кривцова. Свинякова предупредила его об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, Кривцов расписался в получении этого предупреждения и приготовился говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

-Свидетель Кривцов, - спросила Свинякова, - поясните суду, на каком основании гражданину Угарову была предоставлена трехкомнатная квартира, если он не был первым на очереди?

-Он много лет отработал в водоканале, - пожал плечами Кривцов, - просто на очередь встал поздно... Он писатель, мы понимали, что надо создать ему условия для творчества. Не может же он писать в одной комнате с женой и ребенком! Пошли навстречу, тем более, что он отдал водоканалу взамен свою однокомнатную квартиру...

-Свидетель Кривцов! - оборвала его судья, - вы понимали, что нарушаете жилищное законодательство, предоставляя квартиру без очереди?

-Это право профкома и администрации решать - кому распределить ту или иную квартиру. Тем более - писателю...

-Но Угаров не является писателем! - вновь перебила его судья, - с чего вы взяли, что он писатель?

-Мы много лет читаем его публикации.

-Свидетель, вы не поняли вопрос, - перебила судья, - скажите: у вас имеется документ, подтверждающий, что гражданин Угаров является писателем?

-А какой еще тут требуется документ?

-Вопросы задаю я! - напомнила судья, - так, значит нет и не было у профкома документа, подтверждающего, что гражданин Угаров является писателем. Правильно?

-Правильно, - пожал плечами свидетель.

Судья удовлетворилась и предложила участникам процесса задавать вопросы свидетелю.

-У меня нет вопросов, - сказала Помойка-Кошадрина.

-У ответчика есть вопросы к свидетелю? - обернулась Свинякова к Угаровым.

-Есть, - кивнул Федор, он встал, подошел к Кривцову и протянул ему выписку из протокола заседания профкома от 21 апреля 1995 года, где распределили трехкомнатную квартиру Угарову.

-Это ваша подпись? - спросил Федор.

Кривцов взял выписку, долго ее разглядывал, коротко сказал:

-Моя.

-В этом документе указано, что мне предоставлена трехкомнатная приватизированная квартира, - сказал Федор, - и как приватизированную, ее мне пытались продать, и продавали, пока не выяснилось, что эта квартира не приватизированная, а муниципальная. То есть, перед нами документ, содержащий подлог. И подписан он Кривцовым. И стоит печать профкома "Водоканала". Зачем вы совершили подлог?

-Я не совершал... - растерялся Кривцов и густо при этом покраснел, - я... это Райкин...

-Зачем вообще вы затеяли продажу муниципальной квартиры, заведомо непродажной? - спросил Федор.

-Ну... - совсем смутился Кривцов, - мы хотели... хотели в виде эксперимента продать вам квартиру за деньги...

-Чтоб потом выселить с семьей на улицу? - спросил Федор.

-Почему?..

-Вот у меня законный ордер на трехкомнатную квартиру! - Федор поднял руку с ордером, - и тем не менее вы меня выселяете! А что со мной вы сделали бы, если бы я подписал ваш заведомо липовый договор купли-продажи на ту же квартиру?

-Я...я не выселяю... - совершенно смешался профбосс, - это Райкин... и Помойка...

-Какая помойка!? - взвилась Помойка, - ты что несешь, Кривцов!?..

-Тише! - стукнула судья кулачком по столу.

-Меня оскорбляют! - взвилась Изольда Кошадрина-Помойка.

-Как оскорбляют? - не поняла судья.

-Кривцов меня называл помойкой!

-Помойкой? - не поняла Свинякова, - какой помойкой?

-В водоканале есть мерзавцы, обзывающие меня Помойкой! - взвизгнула Кошадрина, - и тут этот Кривцов!..

-А я что?.. - зарапортовался Кривцов, - я разве назвал помойкой?.. Я не называл...

-Назвал! - взрыднула Изольда.

-Помойкой? - не поверил Кривцов.

-Помойкой! - взвизгнула Помойка.

-Не... - замотал головой Кривцов, - послышалось...

-Я не глухая!..

-Хватит! - разозлилась судья, - свидетель, вы свободны! Пригласите следующего свидетеля!

Кривцов вышел. В зал вошла свидетельница Стервинская.

-Свидетель Стервинская, - предупредила судья, - вы обязаны говорить суду правду...

Стервинская дала подписку говорить только правду.

-Поясните суду, - предложила Свинякова, - на каком основании профком распределил трехкомнатную квартиру гражданину Угарову, не являющемуся первым на очереди?

-Так у нас половина водоканала получила квартиры, не будучи первыми на очереди, - удивилась Стервинская, - это ж право профкома!

-Где это право записано? - спросила судья.

-Как где? - начала теряться обычно самоуверенная Стервинская, - профсоюз и директор всегда давали квартиры, кому находили нужным, у нас до сих пор не было проблем с этим. Всегда так было.

-Статья 33 жилищного кодекса Российской Федерации предусматривает предоставление жилых помещений только в порядке очередности! - отчеканила Свинякова, - вы знали об этом?

-Да..., но... - замялась свидетельница, - есть же и первоочередное право получения жилья, и даже внеочередное...

-По отдельным спискам! - чеканила судья, - Угаров состоял в таких списках?

-Нет...

-Так почему же вы ему дали квартиру в нарушение очередности?

-Ну...директор предложил... - выкручивалась Стервинская, - мы же знали, что Угаров писатель, живет с семьей в одной комнате, решили улучшить ему жилищные условия, тем более, что Угаров отдал водоканалу взамен свою однокомнатную квартиру в центре города...

-У вас есть документ о том, что Угаров - писатель? - спросила судья.

-Нет. Но ведь мы много лет читаем его произведения и знаем его как писателя, - удивилась Стервинская, - какой еще документ требуется?

-Внесите в протокол, - обернулась Свинякова к секретарше, - свидетельница Стервинская заявила, что в профкоме нет документа о том, что гражданин Угаров является писателем... Верно, Стервинская?

-Верно, - призналась Стервинская.

-У участников процесса есть вопросы к свидетельнице? - спросила судья.

-Нет. - Буркнула Помойка.

-Есть. - Сказал Федор.

Свинякова зыркнула на него исподлобья.

-Скажите, Стервинская, - начал Федор, - на момент предоставления мне трехкомнатной квартиры вы знали о том, что она муниципальная и продаже не подлежит?

-Ну... - неуверенно протянула свидетельница, - точно не помню... Нам Райкин предложил продать квартиру, мы согласились...

-Почему продать, а не предоставить, как обычно предоставляли всем другим?

-Мы посоветовались и согласились с Райкиным: в виде эксперимента продать квартиру за деньги.

-Вы знали о том, что муниципальная квартира не подлежит продаже за деньги?

-Ну...знала, конечно, но время изменилось...

-Значит вы знали, что в протокол заседания профкома внесены подложные сведения о том, что трехкомнатная квартира в Солнечном - приватизированная?

-Я-то причем... Я не вносила эти сведения!

-Но продать согласились, как приватизированную?

-Себе я, что ли, деньги брала? - проворчала Стервинская, - ну и купили бы, и жили бы спокойно...

-Вы знали, что нотариус отказалась оформлять такую сделку?

-Слышала. Но я-то при чем?

-При том, что вы меня выселяете из квартиры, полученной по законному ордеру! - напомнил Федор, - а что бы вы со мной делали, если б я заключил с вами заведомо недействительый договор купли-продажи?

-Не знаю... Я вас не выселяю ...это Райкин с Помойкой...

-Меня оскорбляют! - взвыла Помойка.

-Свидетель Стервинская! - взвилась судья, - я вас предупреждаю...

-Извините, вырвалось!.. - покраснела Стервинская, - я не хотела, просто по привычке...

Свинякова объявила перерыв на двадцать минут и, не уходя в совещательную комнату, не стесняясь присутствующих, вновь принялась обсуждать с Помойкой ход процесса.

-Не нужны мне такие свидетели! - заявила Свинякова, - процесс я отложу, приведите других свидетелей!

-Ясно, - кивнула Помойка, - а сколько? И каких?

-Человек десять-пятнадцать хватит. И чтоб все были из числа очередников, которых Угаров обошел в очереди на получение квартиры!

Федор с Ольгой сидели в нескольких шагах от судейского стола, слушали и смотрели действо. Свинякова выдала Помойке все необходимые инструкции и объявила заседание закрытым с открытой датой следующего заседания.

-И дело вновь начнется рассматриваться с самого начала? - угрюмо спросил Федор.

-Конечно. - Зыркнула на него из-под очков мадам Свинякова. - Согласно нормам процессуального права. Как вы требуете.

Угаровы медленно катились в Солнечный через весь город, с одного края на другой. С трудом пробивались сквозь запруженные автотранспортом улицы.

-Смотрю на уйму автомашин и диву даюсь, - сказал Федор, - о каком кризисе идет речь, если за последние несколько лет количество автотранспорта даже в нашей богом забытой дыре удесятирилось!? А ведь содержание машины стоит немалых денег, не говоря уже о цене самой машины.

-Эти суды для нас - одни убытки, - мрачно отозвалась Ольга, - вот сегодня у меня вынужденный прогул, и никто мне его не компенсирует. И конца этому не видно... Скоро встанет наша машина посреди дороги и рассыплется, вот тогда поймешь, о каком кризисе идет речь...

ВАЗ-01, "срубленный" в 1974 году из советского железа и итальянской комплектовки, в 1996 году являл зрелище неописуемое: ржавых дыр, через которые можно было свободно рассматривать автопотроха, было столько, что Федор и не пытался их латать: дешевле было откупаться от гаишников, чем наводить на авто "макияж".

Он отвез Ольгу домой, а сам поехал в автомастерскую менять передние тормозные шланги и, затем, забирать из детского сада Олю.

По пути вспомнил, что в этом году не написал ни строки романа; не было времени.

Глава 70

Начальство заметило присутствие на территории водокачки "Алтайская" постороннего строения, когда на город легла зима.

-Это что еще за будка? - насторожился Лукич, увидевший угаровский "киоск", когда в смену Федора заехал сюда мимоходом.

-Кладовка. - Сказал Федор.

-На ... она тут нужна?

-Мне нужна.

-Убирай ее к ... матери, раз она тебе нужна! Мне она тут не нужна! Развели бардак, ... вашу мать... Замаскировались в стороне от всех! Творите что хотите, настроили собачьих ящиков каких-то! Что ты там хранить собрался, свинью завел, что ли!?

-Вот водоканал выкинет меня из квартиры, залезу в этот ящик и буду жить там! - пообещал Федор.

-Кончай мозги ..! Убрать!

-Есть, товарищ командир!

-Чтоб завтра не было тут!

-Завтра не обещаю, - усомнился Федор.

-Ну, завтра здесь будет все водоканальское начальство, они тебе устроют.

-Что устроют?

-Да зацепят твой ларь трактором и выволкут к ... матери, скинут в Мушайку, и концы в воду.

Это было резонно.

-Увезу, - сказал Федор, - дело говоришь.

"Киоск" был в стопроцентной готовности и даже, на пробу, запитан временным кабелем от водокачки. Внутри было чисто и тепло: самодельный многоступенчатый электрообогреватель мог обеспечить любую температуру, а самодельное утепление на удивление хорошо держало тепло. Федор ждал только окончательного оформления киоска, которое шло туго.

На другой день он подогнал кран, бортовую машину и киоск мигом перевезли за сотню метров от водокачки - к трамвайной остановке, возле которой ему надлежало стоять, если удастся оформить все до конца...

Установив "киоск", Федор сам подключил его к электросети. Влез на столб, нашел "фазу" и "ноль", прикрутил к ним концы кабеля, кабель подвесил на стальной проволоке, хотя мог этого и не делать: киоск стоял в трех метрах от столба. Вбил два штыря заземления, соединенных стальной шиной с корпусом киоска. Счетчик в киоске был, вся внутренняя разводка тоже.

И пошел снова в горсвет. В горсвете кадры стояли насмерть: или плати сразу пять миллионов, или не подключим.

-За что такие деньги? - в который раз устало спросил Федор, - ведь там монтеру на десять минут работы, влез на столб и прикрутил два конца.

-Ну и что? - возразила дама, ведающая подключениями, - вы думаете только о себе! Вы там деньги грести будете, а нам - шиш?

-Но ведь я же буду платить вам за потребленную электроэнергию! За что вы еще требуете фантастические деньги?

-Горэлектросеть - наша собственность! Вы за свой товар заламываете цену какую хотите, мы тоже вправе делать то же самое!

-Но ваш товар - электроэнергия. И за нее мы готовы платить даже по десятикратному тарифу, который вы установили для коммерсантов: по семьсот рублей за киловатт! Хотя цена ей для остальных - семьдесят рублей! А пять миллионов за что?

-За то!

-Ладно, давайте тогда договоримся в рассрочку. Ведь моя жена в этом киоске не заработала еще ни рубля, она только вложила деньги в него. Дайте ей начать работать, она с вами начнет расплачиваться частями.

-Сначала деньги, потом наша подпись! - отрезала дама.

Федор не представлял, сколько он еще будет ходить по горсветовским кабинетам от одного начальника к другому, пока не попал к главному инженеру, деду Метлицкому. Тот почитал бумаги, поднял на Федора глаза поверх дальнозорких очков:

-Угаров?.. Мы с твоим отцом дружили, - что, зажали тебя наши? Ладно, мы тут тоже маленько самодеятельностью занимаемся; ерунда: заплатишь сотню за подключение, по тарифу... - и он завизировал бумагу.

Знатоки, узнав о затее Угаровых с киоском, единогласно советовали:

-Платите наличным за каждую подпись! Иначе никогда не оформить. Не вы первые, в мэрии у каждого чиновника своя такса! Иначе замордуют!

Не было у Угаровых денег на "таксу". Оформление длилось бы до скончания века, если бы не вмешался Пташкин, имевший "ходы" в мэрию.

-Давай бумаги, - скомандовал он Федору, - через неделю позвонишь.

Через неделю он вручил Федору постановление, подписанное мэром: разрешалось предпринимателю Угаровой установить самодельный киоск.

-Мда, - сказал Федор.

-Мда, - подтвердил Пташкин. - Но радоваться рано: постановление есть, а киоска нет.

Киоска не было. Было лишь разрешение на его установку. А киоском заведение могло стать только по получении права на торговлю. Это было уже следующей стадией оформления после постановления мэра.

Районная администрация упорно требовала за свою разрешающую визу семьсот тысяч рублей немедленно и слышать не желала об отсрочке платежа.

Пожарники за разрешающую визу потребовали три миллиона наличными и слышать не хотели ни о какой рассрочке платежа. Молодой капитан, с которым Федор беседовал с глазу на глаз, откровенно сказал:

-В принципе, нам до фонаря есть или нет в киоске огнетушители, есть или нет там пожарная сигнализация, это ваши проблемы. Нам нужны деньги и только деньги.

-А если их нет?

-Значит нет и киоска.

-Но он стоит.

-Видел. Железный ящик стоит. А не киоск. Заплатите деньги, станет киоском.

-А без вашей визы откроем?

-Мы придем и закроем. И выпишем штраф миллионов в десять. За самовольное открытие торговли без нашей визы. Ясно?

И Горсанэпиднадзор был тверд в убеждениях: сначала деньги, потом виза.

Угаровы набрали семьсот тысяч рублей. Дама из горсанэпиднадзора села с Федором в жигуленок, и они поехали до киоска. Вошли. Дама оглядела помещение, понимающе покивала головой:

-Да, неплохо, тепло, светло... Вы обили тут древесно-волокнистой плитой...Но зачем красили?

-Чтоб лучше было, - сказал Федор, - гигиеничнее.

-Надо было купить самоклеющуюся пленку и оклеить все ею! Эстетичнее же! И пол у вас из половой рейки. Надо линолеум настелить...

-Это ж какие деньги стоит, - сказал Федор, - постепенно можно все и пленкой обклеить...

-Не знаю, не знаю...вам лишь бы только нашу визу заполучить! Все так говорят, а потом работают в том, что мы приняли...

Федор понял, что вымогают деньги. Деньги были: семьсот тысяч. Но это то, что надо было внести официально. На неофициальную часть денег не оставалось.

Дама тоже смекнула, что денег ей не дадут.

-Нет, - горько сказала она, - не могу я в таком виде принять помещение, вот обклеите все, как я велела, тогда придете ко мне, я посмотрю.

Она ушла, посулив на прощанье:

-Без нашего разрешения начнете торговлю: оштрафуем лимонов на десять!

Федор сел на широкую скамейку в дальнем торце помещения, закурил. Тепло было здесь, чисто и даже уютно. Подумал об Ольге: торчит на базаре под открытым небом, на обмороженном асфальте. И никто не требует оклеить асфальт линолеумом.

Открыл стальные ставни. В настоенную теплоту киоска хлынул поток яркого солнечного света, придав обстановке радостность, веселость. У окна возникла женщина в вязаном платке, постучала в стекло. Федор открыл небольшое окошко, предназначенное для торговли.

-Открыли!? - поинтересовалась женщина, - наконец-то! Так удобно: рядом с нашими домами...

-Не открыли, - ответил Федор.

-Чего-то не хватает? - понимающе кивнула женщина.

-Автомата. И гранат.

В госстандарте слышать не хотели ни о какой отсрочке платежа: семьсот тысяч на стол, и получите разрешение на открытие киоска.

-И смотреть не поедете, что за киоск? - спросил Федор.

-А что мы там не видели? Платите деньги.

-А кассовый аппарат? - поинтересовался Федор, - нужен?

-Да вы что, с луны свалились!? - возмутилась дама, - без кассового аппарата речи не может быть ни о какой торговле! - она посмотрела на Федора поверх очков как на диковинку, усмотрела в его рязанском лице что-то забавное, хмыкнула:

-Какой у вас кассовый аппарат?

-Никакого.

-И вы пришли за визой?

-Пришел. И посоветоваться с вами, какой аппарат купить, чтоб подешевле.

-Вы видали? - обернулась дама к коллегам, - вот же артист!.. Ты из какого колхоза приехал?

-С Чукотки.

-Оно и видно, - покивала дама головой, - вот реестр - ткнула она пальцем в какой-то гроссбух, - тут указаны, какие аппараты нынче допустимы к установке.

-Еще и не каждый можно? - удивился Федор.

-А как же! - она полистала фолиант, - дешевле чем за пять-шесть миллионов кассовый аппарат вам не купить.

-А в рекламе предлагают за два!

-Правильно, им надо же кому-то сбыть аппараты, запрещенные к установке! Им тоже надо заработать на таких вот...как вы.

-Да уж, - сказал Федор, почувствовав себя Кисой Воробьяниновым в нэпмановском ресторане, - вот это цены...

Он вернулся в киоск, который таковым не является, лег на широченную лавку и закурил. Прикинул: все затраты на строение составили менее двух миллионов. Чтобы разрешили торговать здесь, требуется еще миллионов пятнадцать тире двадцать, взять которые негде.

На этом киосковая эпопея закончилась. Оставалось вернуть двухмиллионный долг и сообразить, что делать с железной будкой, построенной на занятые деньги.

Был выходной день. Утром Федор отвез Ольгу на базар, вернулся домой.

-Ты почему так долго ездил? - выговорила Оля, оставшаяся дома одна, - к нам кто-то стучался, и я боялась! Больше не оставляйте меня одну.

-Все, миленькая, все, - заверил Федор, - будем ездить все вместе.

Он лег на диван, взял пульт дистанционного управления и "полистал" каналы телевизора. Кругом шла бодяга: реклама, рок-концерты, телеигры, телеигры, телеигры... Не заметил, как и уснул.

Оля тихо играла в своей комнате. Она рассадила своих плюшевых "друзьят" на кровати полукругом и назидала:

-Ты, Тоша, неправильно свесил уши. А ты, Пронька, сядь ровно. Так. Верблюд Кашлик совсем испортился: ну зачем ты стоишь? Сядь, как все! И Тигрик тоже! Тигрюша, тебе говорю! Эр-Мяю, сядь ближе. Так. Теперь слушайте меня...

В дверь стукнули, потом еще, еще... Железо грохотало как бубен.

Федор отворил внутреннюю дверь. За решеткой внешней двери торчали силуэты смуглых людей обеего пола в среднеазиатских одеждах.

-Что вам угодно, господа? - поинтересовался Федор.

-Война, дом сгорель...тенек нет...кушать нечего... - посетовали люди, - помогите, люти добри... тети коледнии...Тачикистон...

Федор метнулся в кухню, вернулся, протянул сквозь прутья полбуханки хлеба и кус колбасы.

-Тенька, тенька тавай! - напомнили люди.

-Денег нет, кушайте на здоровье, - сказал Федор.

-Тенька, тенька! - напоминали люди, - тенька!

Федор закрыл дверь. В коридоре погомонили, потом шаги удалились, в дверь что-то шлепнулось, тяжелое и мягкое. Федор отворил. На бетонне лестничной площадки лежала полбуханка хлеба, отскочившая от внешней стальной двери угаровской квартиры. Колбасу южане взяли.

Федор включил телевизор, "пролистал" программы.

В телевизоре образовалась харя пожилого алкоголика.

-Довгань! - ликующе пояснил невидимый телекомментатор, - Довгань - это качество! Довгань - это гарантия благополучия!..

Вид Хари подтверждал вышеозначенные тетизы: понималось, что она сыта, пьяна, и нос у нее в табаке...

Федор переключил программу. Здесь подержанный мужчина с наглым лицом сообщал о заслугах Иисуса Христа перед прогрессивным человечеством, агитировал следовать его примеру, ибо: сотворил человека по образцу и подобию своему...

"Как интересно, - думал Федор, - бог сотворил человека по образцу и подобию своему, значит он наделил его, кроме прочего, и подлостью, фарисейством, вороватостью, аферизмом, злобой, фуфлыжничеством, жлобством, ханыжностью... И этому оригиналу мы должны поклоняться!? А чем он отличается от Троцкого или Иосифа Виссарионыча?.. И еще Христос, якобы, учил: не сотвори себе кумира! А люди именно из него кумира сотворили. Почему Христос не воспрепятствовал этому? Христос, как и товарищ Сталин, "не мог запретить людям выражать свои чувства к нему"?

Федор подумал о том, что сама христианская идея сфабрикована евреями точно так же, как фабрикуются мифы, легенды, уголовные и гражданские дела, политические биографии... Невозможно было представить, чтобы за века и тысячелетия каждое новое поколение людей всех стран и национальностей не добавило в "священные писания" своих "уточнений". Многовековые склоки вокруг ритуалов и обрядов, "гроба господня", церковной десятины, церковных земель, сфер влияния, приходов и т. д. и т. п. придавали церкви Христовой душок такого фуфлыжничества, продажности, стяжательства, мракобесия, что по сравнению с ней симпатичнее выглядел Остап Ибрагимович Санта-Берта-Мария-Бендер-бей-оглы с его четырмястами способами безболезненного отъема денег у населения.

Евреи дали миру Христа, как "народный целитель" Чумак даёт простакам "святую воду" в банках: на вынос и за хорошую цену. Сами они в свой товар не верят, потому-что не блаженные...

То-то у агитатора в телевизоре лицо, как у парторга.

Федор вырубил теле.

Когда забрезжили сумерки, Федор и маленькая Оля отправилась в город вывозить с Дзержинского базара мать-кормилицу Ольгу. Жигуленок разбежался по обледенелой дороге, и уже почти выбрался на пригорок возле угаровкой девятиэтажки, как вдруг под ним что-то ухнуло приглушенно, машину накренило влево и повело к обочине. Федор едва справился с управлением. Остановился и выскочил из машины.

Левое переднее колесо было оторвано, валялось плашмя на снегу около дверцы. ЧП было штатным для жигуленка: вырвало шаровую опору...

-Аллах акбар! - сказал Федор, - если б это произошло на Иркутском тракте, водоканалу судиться было б не с кем...

Он отвел Олю домой, уговорил побыть одной, а сам потопал на Иркутский тракт, где начиналась цивилизация. Поймал такси и помчался на Дзержинку.

-Что-то случилось? - спросила проницательная Ольга.

-Колесо оторвалось у копейки...

Они разобрали палатку, упаковали нераспроданные товары в картонные коробки. Нанять автомашину не составило труда: возле базара всегда были частные машины с безработными владельцами. Покатили в Солнечный.

Дома Ольга оттаяла после дневной выстойки на морозе, взяла калькулятор и принялась что-то высчитывать.

-Живем, как самоеды, - подытожила она.

-То есть? - спросил Федор.

-Все наши заработки уходят на еду и езду. И долги. Вроде бы и без денег не бываем, каждый день зарплата, а как дело доходит до крупной траты - денег нет. В этом месяце уже влупили в ремонт машины полтора миллиона! Она сама того не стоит! И купить новую невозможно: не собрать нужную сумму. С этой копейкой мы сами себе штанов купить не можем, все на ее ремонты уходит! Она нас съест...

-Мама! - подняла руку Оля, - я знаю! Надо продать копейку и купить таёту! И у меня в копилке целое количество денег! Тыща!..

Глава 71

На очередное заседание суда по выселению Угаровых новый директор водоканала Хрюканцев выставил двадцать свидетелей из числа водоканальцев, стоящих впереди Угарова в квартирной очереди. Свидетели были хорошо подготовлены, организованы и когда Помойка привела их к залу суда, они произвели впечатление образцового воинского формирования: держались кучей, на Угаровых смотрели, как на попавшего в окружение противника, и у дверей продолжали репетировать предстоящие выступления. Помойка бегло проверяла "бойцов" "на вшивость":

-Сидоров, почему вы считаете Угарова нарушившим ваши права на жилье?

-Потому-что я стою в очереди сороковым, а Угаров пятьдесят первым! - бодро отвечал Сидоров, - стало быть незаконно урвал Угаров квартиру, надо было мне ее дать...

-Так, - удовлетворенно кивнула Помойка, - ну, а вы, гражданин Поедалов, почему считаете себя ущемленным в жилищных правах?

-Дык коню понятно! - воодушевился слесарь Поедалов, - Угаров имеет одну приватизированную однокомнатную квартиру! Ишшо хапнул трехкомнатную муниципальную! Халявщик! Пущщай валит в свою однокомнатную, а трехкомнатную мне отдадут, я вперед его на очереди!..

Федор с Ольгой сидели рядом.

-Правильно, - одобрила Помойка слесаря Поедалова, - а вы, гражданка Рыгалова, что скажете по поводу ущемления ваших прав гражданином Угаровым?

Уборщица Рыгалова не сразу поняла вопрос, но, врубившись, горячо вспричитала прямо Федору в лицо:

-Какжить не ушшемил!? Ишшо как ушшемил! У меня сноха на сносях и сын десять лет в канале! Куды мне их деть!? А у энтого Угорелова две фатеры! Вот и пушшай одну мому Ваське отдаст! Я сама в канале с писсят пятого года! Пушшай мне дадуть!..

-Не брызгайте слюной, - заслонился Федор ладонью от ораторши.

-Ишь, интилигент вшивый! - возмутилась ветеранша водоканала.

Секретарь суда пригласила всех в зал заседаний и процесс начался.

-Встать, суд идет! - возвестила секретарша.

Все встали. Через зал проковыляла народная судья мадам Свинякова в сопровождении двух многолетних народных заседателей неописуемой дряхлости. Свинякова села в судейское кресло, поерзала задом по его кирзовой обшивке, окоченела. Заседатели немедленно заснули.

-Ну чо? - повернулась Свинякова к Помойке, - привели свидетелей?

-Да! - закивала Помойка, - двадцать человек! С запасом!

-Хорошо... - задумчиво проговорила судья и вновь окоченела.

Зал молчаливо внимал тишине.

-Заседание объявляю открытым, - наконец очнулась Свинякова.

Все началось сначала.

Судья Свинякова вновь окоченела и долго сидела, уставившись стеклянным взором в столешницу. Потом вдруг вскочила с места и побежала на кривых ногах через зал к выходу, и исчезла...

Теперь окоченели остальные.

Пока зал окоченевал, двумя этажами ниже, в сортире, страдала судья Свинякова: ее рвало шампанским. Пенные струи вылетели из судейской утробы как из огнетушителя, она едва успевала переводить дух, чтоб не захлебнуться собственной блевотиной...

Вчера в совещательной комнате судья Свинякова обмывала с коллегами очередной "калым": выпущенный из следственного изолятора "под подписку о невыезде" рецидивист Половинкин по прозвищу "Колун" щедро расплатился с судьей, изменившей ему меру пересечения...

Сидели хорошо, расползлись по домом далеко за полночь, и дернул же черт утром похмелиться бокалом шампанского - председатель суда Уродов, засранец, подзудил: давай хлопнем по малой, а то со вчерашнего так муторно. Хлопнули...

Отрыгавшись, судья Свинякова умылась, вернулась в зал заседаний и томно объявила о переносе процесса на завтра в связи с неожиданно возникшими обстоятельствами...

Назавтра явившимся к назначенному времени участникам процесса судебный секретарь мадам Подколодина сообщила:

-Судья Свинякова болеет, процесс откладывается на неопределенное время. Ждите, известим повестками.

Очередное собрание коллектива водоканала по поводу невыплаты заработной платы состоялось унылым декабрьским вечером. Огромный актовый зал был битком забит.

Со сцены в зал настороженно всматривались директор водоканала Скот и мэр Макакин. На трибунку вскарабкался председатель профсоюзного комитета Кривцов, сообщил:

-Собрание, посвященное вопросу невыплаты заработной платы разрешите считать открытым.

Зал смолчал.

Кривцов поправил очки на широком, лопатообразном лице, начал издалека:

-На Руси раньше говорили: как потопаешь, так и полопаешь. А нынче впору сказать: как полопаешь, так и потопаешь...

Гул одобрения возник в зале.

-...потому что в наших семьях не каждый день и хлеб на столе появляется! - прибавил пафосу Кривцов, - последний раз зарплату получили в мае! И то не полную, а меньшую часть! Уважаемый мэр на собрании в сентябре обещал деньги и не дал. Чем теперь жить? Чем мы встретим новый, 1997 год? Ко мне в профком постоянно приходят рабочие и просят материальную помощь, а мне нечем им помочь. Чем кормить детей? Чем платить за квартиру?..

После него слово взял инженер-энергетик Завалинкин:

-Какую работу можно спросить с голодного человека? Я уже раздал своим электрикам все свои деньги, теперь сам не знаю на что жить! Мы едим одну картошку, хлеб видим редко...

Того же мнения был и бывший председатель профкома, ныне снабженец Сукин:

-Начальство нас совсем забыло, я уже не помню, когда у меня в кармане были хоть какие-то деньги. В троллейбусе давно уже езжу бесплатно, сколько раз выгоняли... За квартиру полгода не плачу. За свет тоже... Куда начальство смотрит, не знаю...

-Начальство смотрит, куда надо! - сердито сказал следующий оратор, начальник городского управления коммунального хозяйства Пешня, - что вы разнылись? Одним вам денег не платят? Всем не платят! Я вон тоже зарплату забыл когда получал. Я ж не ною! Чем ныть, вы бы в свободное от работы время подрабатывали на стороне! Вы ж мужики рукастые! Что вам мешает подряжаться на разовые работы? Мало ли разных калымов можно найти в коммерческих структурах! Где гвоздь забил, где доску строганул, где стекло вставил! Вот и заработок, вот и денежка!...

-Погоди, погоди!.. - взвился грубый голос в онемевшем зале.

Пешня смолк, удивленно смотрел на поднявшегося со своего места в заднем ряду мужика средних лет со злым, жестким лицом:

-Ты что же, шакал, предлагаешь нам бесплатно мантулить в водоканале, а чтобы не сдохнуть с голодухи, искать деньги на стороне!?

-Выражайтесь полегче! - возмутился Пешня.

-Легче некуда! - продолжил оратор с места. - Вы там будете вешать нам лапшу на уши, что нет денег на зарплату! А новый директор Хрюканцев через пару месяцев работы в водоканале начал строить двухэтажный коттедж! Зимой! С привлечением халявной водоканальской рабсилы и техники! На это у водоканала нашлись деньги?! Откуда?! А мне он предложит даром упражняться с кувалдой в грязной траншее! А мою зарплату он хапнет в свой бездонный карман!..

-Прекратите безобразие! - взвыл Скот, - а если я строю дом на свои!..

-Этот Громов всегда как ляпнет!.. - донеслось из рядов, - хоть стой, хоть падай!.. Верно говорит Гром: директор согнал полводоканала строить свой дворец! Мы ж всё знаем!..

-Это провокация! - Взревел Хрюканцев. - Поклёп!..

-Это ты, ворюга, мне про поклёп говорить будешь!? - повысил голос Громов, - ты стырил мои деньги и ты же ... мне тут мозги, что строишь дворец на свои!?

-Громов, прекрати лаяться! - подбежал к микрофону Кривцов.

-А ты, шестерка, помолчал бы! - озлился Громов, - ты с Хрюканцевым отбираешь квартиру у Федьки Угарова за то, что он не стал жопу лизать сволочи Райкину! И Скоту не лижет!

-Выбирай выражения! - вопил Кривцов.

-Отдайте мою зарплату! - рявкнул Громов, - и пошли вы к ... матери!..

-Я сейчас милицию вызову!!! - взревел Скот.

-Это тебя надо с милицией вязать! - ревел Громов, - ты что, считаешь меня за быдло!? Я не понимаю, куда ты дел мою зарплату!?.. Мэр в сентябре обещал ссуду на зарплату?! Обещал! И он дал ссуду! Только деньги достались не работягам! Ты их украл! А может быть и с мэром поделился! Не за так же он отвалил тебе четыре миллиарда!

-Не четыре, а три!.. - вырвалось у Хрюканцева.

-Заткнись! - сквозь зубы зарычал мэр Макакин, подавшись к Скоту.

-То есть, хотел дать три... - поперхнулся тот, - но тут возникли проблемы...

-И дал четыре! - крикнул Громов, - это мы точно установили! Кому ты мозги ..! Ваши же шестерки из мэрии и проболтались! Где эти деньги!?

-Вызовите милицию! - прокричал мэр, - уберите того хама!

-Сначала тебя уберем! - парировал Громов, - хватит, намэрствовался! Уже пять месяцев мэрствуешь, пора гнать!..

Собрание скомкалось. Ор поднялся плотный, не пробиваемый ни одним индивидуальным выкриком.

Воспользовавшись ситуацией, Федор быстро написал записку, подошел к президиуму и вручил ее мэру. Макакин развернул сложенный лист бумаги и прочел: "Меня продолжают выселять судом из трехкомнатной квартиры, ордер на которую разрешили выдать Вы. Заварил эту кашу бывший директор водоканала Райкин. Теперь директором Хрюканцев. Предлагаю после этого собрания обсудить мою квартирную ситуацию втроем: я, Вы и Хрюканцев."

Мэр согласно кивнул и сказал:

-После собрания пройди в кабинет директора.

А собрание долго не могла угомониться. Обезденежевший рабочий люд уже не просил, а требовал от начальничков денег: или выдадите зарплату или - забастовка.

-Водоканал не имеет права на забастовку! - предупредил Хрюканцев, - мы служба жизнеобеспечения! Зачинщики пойдут под суд!

-А кто пойдет под суд за украденные у нас деньги!?.. А кто дал право воровать наши деньги!?.. На ... мы видали твой суд!.. - неслось из зала, - Гони деньги!..

Люди прокричались и разошлись, получив от начальства "сто сорок седьмое китайское предупреждение" о скором, "вот-вот!" - поступлении денег на зарплату...

В кабинете директора за длинным столом сидели трое: по одну сторону Угаров, по другую - Хрюканцев и Макакин.

-Зачем новому директору водоканала Хрюканцеву продолжать пакостное дело, начатое бывшим директором Райкиным? - в лоб поставил вопрос Федор.

-Ты не отдал водоканалу однокомнатную квартиру! - в лоб же отбрил его и Хрюканцев.

-Отдал! - нахмурился Федор.

-Нет не отдал! Мне юристка Кошадрина все рассказала!

-Эта Кошадрина не юристка, а аферистка! Она - участница аферы!

-Какой аферы, если ты не отдал водоканалу однокомнатную?

-А кто в ней живет второй год уже?

-Мало ли что - живет! Юридически ты не отдал!

-Ты хотел сказать: водоканал не хотел юридически ее взять как положено? - спросил Федор.

-Я сказал: ты не отдал водоканалу однокомнатную! - начал раздражаться Хрюканцев. - Ты обязан пойти в Кировскую райадминистрацию и расторгнуть договор приватизации однокомнатной!

-И ты меня выселишь на улицу из трехкомнатной!

-Это почему еще?

-Потому-что твоя Кошадрина с компанией убедили суд в том, что никакой двухкомнатной "Ролик" водоканалу никогда не был должен! И никакой трехкомнатной взамен двухкомнатной водоканал у "Ролика" не брал! Трехкомнатную водоканал купил у "Ролика" с чистого листа! И суд принял это как факт, вопреки отсутствию платежных документов! Ты это знаешь?

-Знаю. - Буркнул Хрюканцев.

-И я знаю. - Буркнул мэр. - Ну и что?

-А то, что если только Хрюканцеву захочется меня выселять на улицу, он в два счета докажет в суде, что договор купли-продажи трехкомнатной между "Роликом" и водоканалом - недействительный! Что это мнимая сделка!

-Ну, не утрируй... - поморщился Хрюканцев, - зачем мне тебя выселять?

-Но ведь вот выселяешь же сейчас!

-А что с тобой еще делать?

-Забери иск и не позорься. Не ты замешивал это дерьмо, и не лезь в него!

-Что ты предлагаешь? - спросил мэр.

-Заберите вашу трехкомнатную - не нужна мне темная квартира! Дайте взамен другую, нормально оформленную.

-Это будет разбазаривание муниципального жилья, - сказал мэр.

-Не понял... - удивленно посмотрел на него Федор.

-Надо компромисс по твоей трехкомнатной. Почему бы тебе не подписать мировое соглашение? - пояснил мэр, - подпиши и живи спокойно.

-Подписать заведомо недействительный, липовый договор и жить спокойно? - удивился Федор, - и это мне предлагаешь ты - мэр?

-Трехкомнатная же денег стоит! - напомнил Макакин.

-А однокомнатная не стоит? - напомнил и Федор, - ты считаешь, что я не расплатился еще?

Начальнички молчали. Долго молчали. Федор с ужасом наблюдал, как вместо лиц у них возникли собачьи морды; люди с песьими головами смотрели на Федора, как на мясо...

-Ты все сказал? - зыркнул на Федора из-под очков мэр с песьей головой.

-Все.

-Ну, шагай. Мы тут посовещаемся...

Федор поднялся и вышел.

Подельники остались вдвоем. Скот запер дверь на ключ. Макакин вынул из кармана заветную коробочку со шприцами.

Друзья ширнулись и забалдели.

-Я думал, ты этого писаку выгнал уже! - вернулся Макакин к угаровской теме.

-Да завертелся, все некогда, - заоправдывался Хрюканцев, - выкину, конечно! На ... он тут нужен? Мне что - его квартира лишняя? Я ее своему кому-нибудь отдам. Или загоню. Выкину его и с работы и из квартиры, какой базар. Выкину разом и с работы и из квартиры.

-Не затягивай особо, - потянулся балдеющий от опиухи мэр, - ох, приход хороший... Ты вот что, я тут с судьей Свиняковой вчера разговаривал, так она готова за семь кусков сдернуть с ликерки три "арбуза"...

-Семь тыщ баксов за три миллиарда деревянных!? - возмутился Скот, - оборзела Свинячиха! Пошли ты ее на ..! За семь кусков я восемь таких свинячих найму... Ты думаешь, сколько нам с тобой от тех трех арбузов останется!? Крохи!.. И еще семь кусков - ей!..

-Я тоже сомневался, - кивнул Шура, - надо переговорить еще раз с Уродом, я зявкну ему завтра. И Толстожопу в гражданскую коллегию...

Друзья-подельники балдели: ширево было отменным!

-Вернемся к нашим баранам! - напомнил Шура, - что ты думаешь делать с тем, кто орал на собрании громче всех?

-Укрощу, - вальяжно махнул рукой Скот, - этому быдлу недолго осталось кричать. Кончилось их время. Гегемоны...

Было уже поздно. Друзья спустились вниз, к поджидавшим их машинам и разъехались в разные стороны: Скот приказал везти себя к Помойке, Макакин покатил на "явочную квартиру" - так он называл квартиру Мещерских, в которой "ловил кайф" в обществе четырнадцатилетней Кати Мещерской...

Гена Мещерский и его жена Таня, закоренелые наркоманы, много лет "ширялись" с Шуриком Макакиным в одних компаниях, в их квартиру Шура заходил как домой с незапамятных времен. И как-то сам собой вызрел в годы оные классический "треугольник": Гена - Таня - Шура...

Кончилось это тем, что однажды Шура Макакин вкатил дружку Гене такую дозу "ширева", что тот зажмурился и больше не омрачал этот свет своим присутствием.

После чего Шура стал в квартире Мещерских совсем своим. Настолько своим, что его вожделенные поползновения в сторону подрастающей Кати воспринимались очумевшей от наркоты Татьяной как нечто само собою разумеющееся. Осуществлению вожделений мешала прогрессирующая импотенция зашпигованного Шуры и полудебильность юной Кати: девочка с отягощенной наследственностью была бестолкова в деле "взбодрения" угасающих рефлексов "дяди Шуры"...

Научил.

Мэр приказал шоферу остановить машину за два квартала до заветной "хазы", и нырнул в темный переулок, застроенный старорежимными деревянными особняками, превратившимися в коммунальные трущобы "Сибирских Афин": здесь фонари светили "один через три", сгнившие крылечки отваливались от стен, а сами стены кособочились во все стороны разом.

Макакин привычно прошагал через мрак скрипучих сеней с их неистребимой коммунальной вонью, постучал в знакомую дверь.

Открыла Катя: полноватая, бледная девочка с сонным выражением лица и бессмысленной улыбкой на полных губах...

В полночь Макакин отбыл из "странноприимного". Прошприцованная Татьяна не заметила его ухода, "тащилась" в миражах, лежа на замызганном диване в кухне. Девочка Катя перебирала десятирублевки, которые вручил ей "на мороженное" дядя Шура - целых пять штук.

"Дядя Шура" в это время размышлял о том, что пора что-то делать с Татьяной: баба совсем свихнулась от наркоты и стала болтать лишнего. Ширнуть её "по-человечьи", как и покойного муженька?..

Вот только с Катей что делать - было совсем неясно: оставшись одна, девочка могла стать непредсказуемой и неконтролируемой.

Утром в неприёмное время в кабинет Макакина прорвался посетитель - председатель литературного благотворительного фонда Кабанцев. Макакин не сомневался, что это очередной "сын лейтенанта Шмидта" пришёл просить денег, и не ошибся.

-Вы знаете, Александр Сергеевич, что скоро двухсотлетие вашего тёзки - Пушкина! - Радостно сообщил Кабанцев. - Вся общественность города и области, органы власти посильно участвуют в финансировании...

Мэр дослушал ходока до конца и брюзгливо сказал:

-Я всегда готов помочь писателям. Но именно писателям! А, как мне известно, в ваши ряды проникают и всякие бездари, не имеющие даже права называться писателями. Выходит, помогая писательской организации, я помогаю и примазавшимся к организации и проходимцам? Вы меня за дурака держите?

-Ну, что вы, что вы, Александр Сергеевич! Мы все с уважением...

-А Угарова в свой союз приняли! - уел мэр.

-Ну... - замялся Кабанцев. - Так получилось...

-Плохо получилось! Теперь этот Угаров, получается, имеет право на дополнительную жилплощадь как писатель и всё прочье! Так?

-Ну... - заюлил Кабанцев. - Не я ж его принимал... И Москва его ещё не утвердила...

-Вот и пусть не утвердит. - Значительно посмотрел на Кабанцева мэр.

-Да... - понял Кабанцев. - Я думаю, ещё не поздно исправить... Мы с председателем писательской организации Решетниковым решим вопрос по Угарову...

-Вот тогда и продолжим разговор о финансировании юбилея Пушкина.

Через несколько часов Кабанцев дозвонился до канцелярии правления союза писателей России, и важно представился:

-Это из Истомска, секретарь правления союза писателей Кабанцев...

Лгал: не был он секретарём правления. Секретарями правления союза писателей России по должности считались все председатели областных писательских организаций России - только на срок своего председательства. Кабанцев давно уже не был председателем областной организации, но смекал, что в Москве об этом наверняка не знают - попробуй уследи, кто кем является в восьмидесяти провинциальных организациях и кого куда там выбрали-перевыбрали.

-Тут вскрылись некоторые обстоятельства... - солидно баритонил Кабанцев в телефонную трубку. - По нашему писателю Угарову... Мы поспешили тут принять его в союз, потом появились сомнения... Конечно, трудновато признаваться в своих ошибках, но справедливости ради приходится... Словом, есть мнение... Надо бы приостановить утверждение Угарова... Полностью? Угаров Фёдор Михайлович!.. Да, поищите бумаги, и отложьте. Я перезвоню. Завтра? Хорошо, до завтра!

Назавтра Кабанцев в Москву не позвонил. Потому-что в тот день его сильно огорчил председатель писорга Решетников. Когда Кабанцев передал Решетникову разговор с мэром и предложил "приостановить решение вопроса о утверждении Угарова в союзе писателей..."", Решетников неожиданно возроптал:

-Да ты что, Саня? Как можно!.. Мы ж приняли Угарова по всем правилам и охотно... И тут же опускать его в дерьмо!..

Такого Кабанцев не ожидал: его порождение, зицпредседатель Фунт-Решетников осмелился на бунт!..

Разногласия кончились неожиданно.

-Пошёл-ка ты к ... матери! - Подытожил выпрягшийся председатель.

После чего оскорблённый до глубины души Кабанцев твёрдо пообещал ему скорую расправу. И своё слово сдержал ровно через две недели.

Внеочередное собрание в писательской организации произошло внезапно, как нападение немецко-фашистских захватчиков на СССР. В полдень Фёдору позвонил Кабанцев и сообщил:

-В пятнадцать ноль-ноль собрание! Явка обязательна!.. Всё, пока!

Что за собрание, по какому поводу, и почему приглашает не председатель организации Решетников, а Кабанцев, Фёдор не понял. Но на собрание явился вовремя.

.

В писательской было многолюдно, шумно. Оказывается, собрание было назначено в чрезвычайном порядке по "инициативе большинства членов организации", "от имени и по поручению которого" громче всех кричал великий истомский поэт и писатель, он же председатель благотворительного литературного фонда Шура Кабанцев. Из общего гвалта, в котором преобладал голос Кабанцева, выяснилось следующее. Председатель писательской организации Василий Михайлович Решетников и писатель Полыхалов-Старший поехали на "уик-энд" в компании с лидером местных либерал-демократов Водкиным и казачьим есаулом Загибульским. Погрузились в казачью "волгу", есаул в полной казачьей форме сел за руль и дал чаду. Он один и остался трезвым к моменту прибытия на место назначения - водкинской даче на берегу великой сибирской реки Оби. Остальные за время в пути остограммились раз несколько. Потом была дача как таковая и уха впридачу, и вновь от выпивки уклонился один есаул.

Потом в общем повествовании был провал и сразу оглашался финал - компания в полном составе вернулась в Истомск, подъехали к дому Полыхалова-Старшего, вынули его из багажника и сдали с рук на руки его жене Ирине.

Что делал пожилой человек Полыхалов в багажнике, было неясно. Выяснилось это в процессе говоренья.

-Нельзя бить писателя! Нельзя возить в багажнике писателя!.. - трагически взывал Кабанцев к коллективному разуму.

-Куда его девать было!?.. - возмущался председатель литературного колхоза Решетников. - Он ещё на берегу опился и стал орать на Загибульского, что тот не имеет права носить казачью форму! Что он фальшивый казак! Сорвал с есаула погоны!..

-Нельзя бить писателя!.. Нельзя возить в багажнике писателя!.. - вёл свою партию Кабанцев.

-Его никто и не бил! Это он сорвал погоны с есаула и стал ими его хлестать! Есаул отобрал погоны и отшвырнул обезумевшего Полыхалова!.. - Вскричал потемневший от гнева Решетников. - А Полыхалов поднялся и ударил Загибульского кулаком в лицо!.. Если б мы с Водкиным не повисли на есауле, Полыхалову не сдобровать бы!..

-Нельзя бить писателя!.. Нельзя возить в багажнике писателя!.. - ухал Кабанец.

-Да кому он нужен!.. - вопил Решетников. - Пусть скажет спасибо, что не бросили на берегу, взяли в машину на обратном пути!.. Так он в машине добавил и стал на ходу бить есаула по голове! Водителя!.. Вы представляете!?.. Мы чуть не разбились все!.. Что нам было делать!?.. Выкинуть Полыхалова из машины!?.. У него ж мозги от водки кипели! Озверел!.. Есаулу пришлось скрутить его и затолкать в багажник!.. Пусть спасибо скажет, что из машины не выбросил!..

-Нельзя бить писателя!.. Нельзя возить в багажнике писателя!.. - заколодило Кабанца.

-Не идиотничай!!! - вскричал Решетников. - Ты на месте есаула сделал бы то же самое! И что ты тут мне ещё претензии предъявляешь!?

-Я!?.. - расколодился Кабанцев - Я не допустил бы драки! А ты допустил! С тебя и спрос! Ты виноват в том, что надругались над писателем! Ты!

-Что!?.. - обомлел Решетников. - Я виноват в том, что Полыхалов напился и озверел!?

-Ты! И с тебя сейчас собрание спросит! И снимем тебя с должности, как не оправдавшего доверие!

Собрание загудело, послышались возгласы "Пусть в этом тёмном деле милиция разбирается!", "Их теперь сам чёрт не разберёт, кто там прав, кто виноват!", "Надо Полыхалова выслушать!"...

Полыхалова-Старшего на собрании не было.

-Полыхалов после такого потрясения пребывает в депрессии! - Строго сказал Кабанцев. - Он не может появляться в обществе. И это всё плоды надругательства над писателем! Я предлагаю переизбрать председателя писательской организации! Поведение Решетникова несовместимо...

-Да пошёл ты знаешь куда!!!???.. - вскричал Решетников. - Да я!.. Я!.. - он постоял некоторое время с вытаращенными глазами, махнул рукой и быстро вышел из комнаты.

Большинством голосов собрание сняло с Решетникова полномочия председателя организации и приступило к выборам другого председателя. Кабанцев предложил избрать Полыхалова-Младшего и собрание шумно одобрило кандидатуру. Для приличия утвердили и ещё две альтернативные кандидатуры - самовыдвиженцев Пимычева и Заглавного, заведомо называя их "бумажными". Исход голосования был предрешён.

Тем ошеломительнее прозвучал результат голосования: большинством голосов на пост председателя писорга был избран Борис Николаевич Пимычев.

На голове Кабанцева самопроизвольно зашевелились седые волосы, чем привели присутствующих в ужас.

Пимычев сиял. Было в нём нечто от старого Фунта из кинофильма "Двенадцать стульев" в момент назначения его зицпредседателем конторы "Рога и копыта".

Через несколько дней Пимычев уже добился приёма у мэра: представиться "в связи с назначением..."

Макакин выслушал заискивающий лепет Пимычева, перевёл разговор на деловые рельсы:

-Тут у меня был Кабанцев, просил денег на пушкинский юбилей.

-Да, Александр Сергеевич, - зачастил Пимычев. - Кстати, вы тоже Александр Сергеевич! Символично? Правда?

-Мда... - промычал брюзгливо Макакин. - Так вот, о деньгах.

-Кабанцев лезет не в своё дело! - Неожиданно сердито зачастил Пимычев. - Юбилейные мероприятия проводит в первую очередь писательская организация! И деньги должны собираться на счету писательской организации! А Кабанцев пусть в свой фонд просит деньги у частных лиц!

Мэр поморщился:

-Вы уж там сами разбирайтесь, кто главнее, для меня вы все писатели. Моё дело решить вопрос о финансировании. Так вот. Тут мы с Кабанцевым говорили об Угарове. Есть мнение, что вы поторопились принять его в союз. А? - Макакин пристально посмотрел сквозь очки на Пимычева.

-Я тоже того же мнения! - Горячо заверил Пимычев. - Пишет он так себе, серенько, и всего две книжки своих издал...

Он всё уже понял.

В тот же день Пимычев позвонил в Москву и в правлении союза писателей застал самого Ганичева.

-Тут у нас в Истомске есть мнение, что мы поторопились принять в союз писателя Угарова, - сбивчиво говорил Пимычев. - Я понимаю, конечно, что надо было раньше думать, но ведь его ещё не утвердили. Так может не поздно остановить это дело?.. У наших писателей есть мнение...

-У наших писателей тоже есть мнение. Своё. - Перебил Ганичев, который тоже уже всё понял, и бросил трубку.

Пимычев расстроился: опростоволосился со своей инициативой, теперь навлёк на себя неудовольствие главы Большого союза. Никогда не угадаешь, когда и где на грабли наступишь. Теперь надо реабилитироваться.

Он позвонил Угарову, доверительно поинтересовался:

-Как там у тебя судилище идёт? Может быть помощь нужна? Ты не стесняйся, чем может, поможем.

-Спасибо, - поблагодарил Фёдор. - Пока нет нужды. Разве что позже, если совсем припрут.

Глава 72

Рынок наркотиков в Истомске монополизировали цыгане. Пронырливый вольный народ стремительно перешел от торговли водкой к торговле ханкой как только с 1992 года возродилась свободная торговля спиртным и дело это не сулило больше немедленных сверхдоходов. Наркотизация города и окрестностей шла усиленными темпами. Поток опийного полуфабриката - ханки - был столь обильным, что цена разовой дозы стабильно держалась на одной отметке в течение всех последних лет - 15 тысяч рублей и в 1992 году, и в 1993, 1994, 1995, 1996... С учетом инфляции цена разовой дозы "ширева" неуклонно падала, и приближалась к цене бутылки водки.

Став мэром, Шура Макакин обрел большие информационные возможности, и первый же анализ ситуации на наркотическом рынке показал, что нет смысла включаться в конкурентную борьбу с цыганскими наркокодлами. Несравненно более перспективным направлением Шура Макакин считал формирование своей наркокодлы, ориентированной не на работу с ханкой, а на работу с героином. Как более чистый продукт, героин был более компактен, транспортабелен, прибылен. Шура видел будущее за ним, а не за примитивным полуфабрикотом ханкой. И видел необходимость срочно застолбить рынки героина, пока их не прибрали к рукам цыгане, которые тоже не дремали, и уже начали опробовать в работе первые партии героина...

Их надо было упредить. Любой рынок проще создать самому, нежели потом переделивать уже поделенный. И перебить цыганские поползновения можно было только деньгами, деньгами большими, чем у цыган. При всей своей пронырливости цыгане были не более чем скопищем отдельных кодл наркоторговцев, спаянных круговой порукой, и одновременно готовых выхватывать друг у друга лакомые куски. При таком раскладе цыгане не могли объединить свои капиталы до "критической массы", способной снести с пути большого наркобизнеса мелких дельцов на обочины.

В распоряжении мэра Макакина была муниципальная казна. И муниципальные предприятия, учреждения, организации. Плюс неограниченные возможности влияния на коммерческие структуры.

Четыре миллиарда рублей мэрия действительно выдала водоканалу в виде возвратной беспроцентной ссуды "для погашения задолжности по зарплате". Мэр предупредил Хрюканцева:

-Вернешь деньги точно в срок, копейка в копейку. А теперь - к делу!

И четыре миллиарда муниципальных рублей, превращенные в доллары, ушли через посредников в Таджикистан. На них с участием Скота были закуплены партии героина, доставлены в Истомск; реализованы за наличные деньги доверенным людям Шуры Макакина, организующим розничную продажу товара.

Операция заняла два месяца. За это время отощавшие учителя и врачи несколько раз пикетировали мэрию с целью вырвать зарплату. Пикетчики посылали своих представителей на переговоры с мэром, который их охотно принимал и устало резюмировал:

-Полностью с вами согласен, так жить дальше нельзя. Прошу войти в мое положение, я только-только начал наводить порядок в делах. Первые деньги, которые поступят в казну - ваши! До конца года полностью расчитаюсь со всеми! Слово чести. Вы просто не представляете, какое наследство досталось мне от вора Козодралова...

-Догадываемся! - понимающе кивали делегаты.

-Я сам не получал зарплаты здесь ни разу, - со вздохом ронял Макакин.

И это было правдой.

Четыре миллиарда рублей, вложенные в первую масштабную операцию с героином, вернулись на счета водоканала, дав десять миллиардов нелегальной прибыли. Четыре миллиарда Скот вернул мэрии: договор дороже денег.

Эти миллиарды мэр снова "запустил в оборот"...

Зарплату водоканальцы не получили. Вместо нее Скот распорядился завезти в водоканальский "стол заказов" полученное от колхоза "Сухоложенский" мясо по цене тридцать тысяч рублей за килограмм, и всем желающим это мясо было предложено в счет зарплаты... Работяги смотрели на это мясо и сомневались: на базарах лучшее мясо продавалось по пятнадцать тысяч...

Председатель колхоза "Сухоложенский" старый еврей Бундерс погоревал об изгнанном из водоканала Райкине недели полторы, а может быть и две. Потом он решил, что дружба дружбой, а деньги деньгами. И по накатанной дорожке вошел в сношение с Хрюканцевым, сменившим Райкина на директорскому посту. Предложение было просто, как рубль:

-Я тебе говядину в любом количестве без предоплаты, - предложил Бундерс Скоту, - а ты потом переводишь на мой счет по тридцать рублей за килограмм мяса. Деньги - пополам.

-Тебе что, бесплатно говядина достается? - удивился было Скот, но вовремя смекнул, что говорит лишнее и прикусил язык.

-Это мое дело, - резонно заметил Бундерс, - ну, как, Вольдеморд?

-По рукам, - кивнул Вольдеморд.

Ему не было никакого дела до того, что массовый падеж крупнорогатого скота в колхозе "Сухоложенский" сопровождался, соответственно, массовым списанием трупов околевших животин. С воплями и сетованиями на всю губернию председатель таежного колхоза Бундерс метался по инстанциям и выбивал дотации для "ликвидации стихийного бедствия" в колхозе "Сухоложенский". И одновременно он же, Бундерс, учредитель и директор нескольких мало кому известных ТОО, сбагривал трупы павших скотов по разным конторам - как первосортное мясо. Устоять перед соблазном сделать "гешефт" ни на чем не мог ни один босс. Боссы без задержек переводили деньги Бундерсу, Бундерс отстегивал боссам их долю, довольны были все участники процесса. А работяги вместо зарплаты вынуждены были поедать падаль в счет своей зарплаты.

Когда это мясо увидел в водоканальском "столе заказов" неугомонный слесарь Громов, он поднял хай:

-На какой помойке нашли эту падаль!? И мне ее предлагают по тридцатке за килограмм!?..

-Что ты базлаешь? - ощерила золотые зубы продавщица, - не хошь, не бери! Подыхай с голодухи!

-А ну, дай сюда!.. - Громов схватил фиолетовую скотскую ногу и выбежал из помещения.

Он стремительно пронесся через обширный водоканальский двор, забитый людьми и техникой, вознесся на второй этаж конторы и влетел в директорский кабинет, где Скот вел планерку.

-Это что, Вольдеморд?! - грохнул слесарь мосалыгой перед Хрюканцевым, - до каких пор ты, курва, будешь надо мной издеваться!?

-Что!?..Что такое!?.. - подскочил босс, - что ты тут машешь этой вонью!?.. - он отшвырнул от себя говяжью конечность.

-Ты мне вместо зарплаты эту падаль кинул!?.. - ревел бунтарь. - А!?..

До Скота дошло, что происходит. Он лихорадочно соображал, что предпринять, чтобы немедленно прекратить эту сцену, на которую взирают три десятка водоканальских "средних командиров производства".

-Пошли!... - подскочил он к Громову, - пошли, щас я им, сукам, покажу!.. Он вытолкал орущего слесаря в приемную, оттуда в коридор, оттеснил его к двери бухгалтерии, отворил эту дверь и крикнул поднявшейся навстречу главбухерше:

-Ира! Выдай Громову зарплату! Всю!

-За погода!? - обомлела главбухерша.

-Я сказал: всю! - рявкнул Скот. - Повторить!?

-Ясно, Вольдеморд Николаич! Ясно! Сейчас, сделаем!

И через несколько минут слесарь Громов получил зарплату за последние полгода. Все произошло так стремительно, что он как во сне расписался в какой-то бумаге совершенно не видя того, что в ней написано, сознание как бы расползалось и не фиксировало детали. С такой же бессознательностью он подписал бы и смертный приговор самому себе. Но сейчас перед ним был обычный расходный ордер, в котором была указана его зарплата за последние шесть месяцев - шесть миллионов рублей...

А кассирша уже отсчитывала ему купюры.

-Вот же бля... - пробормотал слесарь, держа в грязных ладонях кучу нежданных-негаданных денег, - вот же...

Голос у него осип и звучал глухо.

-Все? - спросил Скот, - доволен?

-Какой базар... - нервно пожал плечами Громов, - нет базаров...

-Ну и лады. Давай, шагай домой, не дразни других!

-Какой базар, - повторился Громов. - Нет базаров.

Главный энергетик водоканала Чернобровин Юрий Александрович был твердым и последовательным. Он вновь возник на станции Алтайской и вновь поведал электрику Угарову:

-Ты отстранен от работы.

-Что так? - поинтересовался Федор.

-За непересдачу экзамена по ПЭЭП и ТБ.

-Так это когда было!.. Тебя ж увольняли!

-Увольняли. Теперь вот снова восстановили. А ты мое то распоряжение так и не выполнил! Все, собирайся и уматывай!..

Федор с любопытством поразглядывал шефа, покачал головой:

-И в каком колхозе воспитывался ты, такой грубиян?

-Не тебе морали мне читать!

-А кому?

-Не твоего ума дело. Все, освободи помещение.

Федор включил телевизор и лег на диван. На экране возник генерал Лебедь с непреклонным лицом, рыкнул:

-...я ж сказал: полетишь отсюда впереди собственного визга!..

-Ты на что намекаешь!? - встрепенулся Чернобровин.

-Это не я, - сказал Федор, - это Шура Лебедь.

-Я ясно сказал? - спросил Лебедь, - или повторить!?

Чернобровин выдернул вилку из розетки и боевой генерал иссяк.

-Тебе повторить распоряжение? - спросил Чернобровин.

-Не надо. Ты, пожалуйста, захлопни дверь с той стороны потише, я вздремну перед включением агрегатов, а то они уже не дадут покемарить...

И Федор отвернулся к стене.

-Ах, во-о-он ты так!.. - осенился профессор, - ну, погоди...

Он ринулся на выход и громко хлопнул дверью.

Через полчаса на станцию прибыл автобус, из которого десантировались председатель профкома Кривцов, инженерша по технике безопасности Холодец, член профкома мадам Тэтчер, кадровичка Телегина...

-Проверка соблюдения правил техники безопасности! - доложила Холодец, - предъявите удостоверение!..

Глава 73

Очередное заседание Октябрьского райнарсуда по выселению Угаровых из трехкомнатной квартиры состоялось лютым морозным днем в декабре 1996 года. Оно длилось семнадцать минут сорок три секунды: Федор засек по часам время от момента объявления заседания открытым до момента объявления его закрытым. Мотивировка судьи Свиняковой переноса заседания на следующее "неопределенное время" была незамысловатой до аскетизма: других дел много.

-И сколько же будет стоять наше дело? - спросил Федор.

-А оно не стоит! - окрысилась Свинякова. - Дело идет! Сегодня было заседание. Ждите следующего.

-Сегодня не было заседания, - возразил Федор, - было его открытие и его закрытие. Больше ничего не было.

-Не вам определять, что было, чего не было! У меня и без вас дел хватает. Вас не выкидывают из квартиры!? Нет. Ну и живите пока!

Свинякова собрала бумаги и зацокала через зал в направлении к выходу. Орда водоканальских "свидетелей Иеговы" неодобрительно загудела, и сквозь этот гул доносились реплики типа: она че, в натуре бля!.. Кожин раз дергает зазря, прошмандовка драная!.. А еслиф этот Угаров за это время обменяет квартиру или продаст?..

-Не продаст! - утешила Помойка, - на квартиру арест наложен: ни продать, ни обменять! Он и уехать теперь никуда не может, если и захочет! Мы его фактически арестовали! Ха-ха-ха!.. - ощерилась Помойка, показав миру гнилые зубы в глубине пасти и золотые спереди, -ха-ха-ха!..

-Ха-ха-ха!.. - поддержал хор свидетелей.

Угаровы шли как сквозь строй к выходу, сопровождаемые остроумными импровизациями истцов:

-На халяву квартиру хапнуть хотели!.. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке!.. Глянь, Изольда, Федька-то как осунулся! Куды и пузо делось!..

-Ха-ха-ха!.. - закатились дуэтом Мудник с Изольдой.

Новый, 1997 год не сулил Угаровым ничего хорошего. Выселение их из квартиры для Октябрьского райнарсуда было делом чести, доблести и геройства, - суд честно отрабатывал "кредит доверия", выданный ему Помойкой в конверте из серой оберточной бумаги.

31 декабря 1996 года вновь обломился угаровский жигуленок, на этот раз крупно: снова буксануло сцепление, сгорел стартер и оборвалась цепь распредвала - такого "букета" Федор не мог увидеть и в страшном сне. Машину на буксире доволокли до водокачки и оставили там. Угаровы перегрузили товарно-базарное барахло на Уаз, дотащивший "копейку" до водокачки, и поехали в Солнечный домой. Снова стали невыездными. Денег на столь масштабный ремонт у Угаровых не было, и Федор, несмотря на драматичность ситуации, облегченно вздохнул:

-Конец базарной каторги.

Ольга посмотрела на него, как психиатр на душевнобольного, уела:

-Твоей водоканальской зарплаты не хватит даже на похороны после нашей голодной смерти.

-Ну, теперь руки развязаны, можно найти дополнительный заработок.

-Где? - Ольга глянула на него уничтожительно, - кто будет платить тебе, если никто нигде никому ничего не платит?

-Не утрируй.

-Утрируй? Ты что, не видишь что творится вокруг!? Ты на другой планете живешь? Нет уж, я свое дело имею и не собираюсь ни у кого зарплату просить! Сама заработаю! Машину отремонтируем!

-Денег на ремонт нет, я ремонтировать не смогу.

-Займем денег!

-У кого? У меня нет таких знакомых, у которых можно занять пару миллионов - за меньшие деньги не отремонтироваться. Все, хватит, осточертела мне эта механизация! Не хочу!..

-С плакатом на шее ходить тебе хочется!? - взвилась Ольга, - требовать социальных гарантий и зарплаты!? А я плевать хотела на социальные гарантии! Я сама себе - социальная гарантия!..

Вспыхнул скандал, закончившийся неожиданно: Федор, не употребляющий спиртного давным давно, вышел из квартиры хлопнув дверью и скоро вернулся с двумя бутылками водки и бутылкой шампанского.

-Ты что надумал? - похолодела Ольга.

-Новый год встречать.

Он налил пол-стакана водки и медленно выпил под леденяще-ненавидящим взглядом Ольги. Лицо ее в этот момент обрело жесткие черты бабы Яги и стало столь отталкивающим, что у Федора вновь мелькнула мысль: "...угораздило же меня жениться на этой коряге..."

Водка попалась, на удачу, несамопальная, настоящая. Федор испытал призабытое ощущение лепоты, когда горький ком уютно скользнул в утробу, растекся по ней теплой умиротворяющей негой и по всему телу начало растекаться убаюкивающее тепло. Часы показывали двадцать два ноль-ноль, до нового года оставалось два часа, но Ольга и не думала обозначить событие каким-либо праздничным антуражем - "индеец племени сиу" снова встал на "тропу войны"...

Свое пятидесятипятилетие Сруль Зямович Райкин отмечал в тесном кругу друзей. Был Бундерс, Моня Зельд, Рома Функельштейн и еще несколько особ менее значительных. Когда от фаршированной щуки остались одни ошмётки, Сруль впал в патетику:

-Друзья! - поднял он бокал, - пью за нас, хозяев жизни!

-За нас!..За нас!.. - загалдели гости.

Бодрячок Бундерс взасос поцеловал Сруля и, брызгая слюной, прокричал всем-всем-всем:

-Евреи - высшая раса! Не зря Гитлер нас уничтожал: он нас боялся!

-Верно! - обсюнявил в свою очередь Бундерса Райкин, - не славян же ему было бояться! Славян он только прореживал, доводил их поголовье до разумных пределов! На тягло оставил столько, сколько требовалось! Фюрер знал, что славянское быдло - самое лучшее в мире! Самое неприхотливое и тупое! С ним можно делать все, что угодно с помощью его же самого!

-Как братья славяне жрут Федьку Угарова! - восторженно хрюкнул Бундерс, - Хе-хехе-хе-хе!..Ты гений, Сруль! Руками своих врагов расправился с моим врагом! Хе-хе-хе-хе-хе!..

-Хе-хе-хе-хе-хе!.. - рассыпался и Сруль, - это быдло и надо сталкивать лбами! Хе-хе-хе-хе-хе!.. Пусть бодаются!

Все дружно рассмеялись, зазвенели бокалы.

-Славяне - раса неполноценная! - развивал тезис Сруль, - они сами выгрызают своих умников! А евреи берегут своих соплеменников! Значит будущее за евреями - это справедливо! А славянам в будущем одно предназначение - роль домашнего скота!

-Полезный домашний скот славяне! - уточнил Бундерс.

-Очень полезный! - подтвердил Сруль, - куда еврею без славян? Не негров же запрягать! На негра где сядешь, там и слезешь! На неграх далеко не уедешь! А на славянах можно оч-чень хорошо и оч-чень далеко ехать!

-Ха-ха-ха-ха-ха-ха!.. - грянули гости.

Полковник милиции Толстов ждал своего агента Кацо для объяснений уже более часа сверх назначенного времени. Это раздражало, дел и без того было много.

Когда Макакин появился в явочной квартире, Толстов выговорил ему:

-Борзеешь, дядя? Смотри, приму меры исправительного характера.

-Ладно, - недовольно поморщился Макакин, - хватит... с мэром разговариваешь, не с тетей Мотей.

-Что!?.. - на морщинистом лике полковника появилось выражение несказанного удивления, - это ты мне будешь вякать про свое мэрство!? Ты, Макакин-Кацо-Гнидор?

Он растопыренной ладонью схватил Шуру за лицо, и смял его в безобразную гримассу, сбив очки, - ты, сучья рожа, дешевка вонючая, будешь напоминать мне кто ты есть!? Ты - мразь! Гниль! Падаль! - он надавил Шуре на бельма.

-Пусти... - прохрипел мэр.

-Вот и не мыркай, - отпустил Толстов стукача, - иначе быстро спущу тебя туда, где твое настоящее место.

Шура подобрал с пола очки, потер кровавые царапины, оставшиеся от стальной хватки сыщика.

Сподвижники закурили.

-Твоего Питона взяли в Кемерово со стволом, - сообщил Толстов пренеприятнейшую новость, - ихние ребята установили, что из этого ствола завалили кемеровского депутата Ордина и нашего Щелевского...Что скажешь?

-Где сейчас Питон?

-В кемеровском СИЗО.

-Можно сделать так, чтобы он там и остался?

-Сложно. Шума слишком много.

В комнате стало тихо.

Толстов снова закурил, сонно посмотрел на Кацо-Макакина.

-У меня есть люди в Кемерово... - неуверенно начал тот.

-Вот и поезжай сейчас к этим людям. - Приказал полковник.

-Но у меня!..

-У тебя ровно неделя на все про все. Если через неделю Питон не зажмурится, через две зажмуришься ты. Я из-за всякого дерьма погонами рисковать не стану.

Убрать полковника Толстова с поверхности Земного шара на два метра в глубь его Шуре было несложно, надо было только дать команду своим людям.

Но с момента исчезновения Толстова вступил бы в действие неотвратимый процесс рассекречивания макакинских дел за последние десятилетия и доведения информации до самых заинтересованных лиц - бывших кентов Шуры Макакина, которых он сдал ментам за эти долгие годы...

Шура даже содрогнулся от одной мысли о таком повороте сюжета.

-Будет сделано, - сипло отрапортовал он Толстову.

-Действуй, товарищ Кацо, - посмотрел полковник на Шуру, как на еду. - Если твоего Питона сумеют разговорить мои кемеровские коллеги, в Истомске можешь не появляться: я тебя самолично в бетон втопчу.

На другой день в Кемерово отправилась большая делегация чиновников истомской мэрии и депутатов городской думы во главе с мэром Макакиным: перенимать опыт кемеровских коллег в сфере новейщих методов муниципального самоуправления.

Кемеровский мэр так и не понял, зачем истомским коллегам так срочно понадобился этот "обмен опытом". Но, как тертый служака, он лишних вопросов не задавал. Тем более, что их и задавать было некому: приехавший с визитом Макакин вдруг заболел прямо в гостинице, слег и поручил представлять его своему заместителю Титаренко.

Три дня Макакин вертелся ужом. Поднял на ноги все свои криминальные связи, отслюнил в разные руки пол-дипломата ассигнаций крупного достоинства, загонял до мыла семерых приехавших с ним "шестерок": купить сотрудников кемеровского СИЗО, имеющих доступ к Питону, надо было любой ценой.

На четвертый день истомская делегация отбыла на малую родину, увозя в своих сердцах самые лучшие воспоминания о встречах на кузбасской земле - они были плодотворны, ярки, взаимоинтересны, многообещающи.

На другой день в камере-одиночке Кемеровского следственного изолятора скоропостижно скончался от "острой сердечной недостаточности" сорокапятилетний уроженец города Истомска Капитонов, известный в криминальном мире региона под кличкой Питон.

-Успел. - Отрезюмировал полковник Толстов доклад своего агента Кацо о проделанной работе. - Живи пока.

Жить Макакину-Кацо-Гнидору хотелось, как никогда: слишком большие перспективы открылись в его жизни в связи с мэрством. Одна приватизация городской собственности способна была свести с ума - жизни не хватало "окислить" такие куски! Когда на собственное тезоименитство мэр "подарил" себе громадное здание центрального универсама на Красноармейской ( официально - купил на аукционе за цену, равную цене велосипеда) возникло приятное чувство собственника. Затем подарил сыну на именины аналогичное здание на улице Киевской ( официально - Макакин-младший купил здание на аукционе. За цену, равную цене коробки из-под шляпы, о чём широкой публике не сообщалось). Небоскрёб бывшего горремстроя "купила" Макакина-младшая на аукционе же ( по цене старых калош)...

Шура сожалел, что не успел в молодости наклепать побольше макакиат. С нарастающим аппетитом он хватал всё новые и новые куски общественной собственности и с нарастающей тоской соображал, что не переварить ему такой прорвы: годы уходили...

И другие гешефты напирали. Когда правоверные граждане стали возмущаться разгулом виноторговли и вновь закричали о спаивании народа, изощрённый шурин ум автоматически выдал решение: идя навстречу пожеланиям трудящихся, взять под жесткий контроль торговлю спиртным. И взял. Лично. Теперь лицензии на торговлю спиртным в городе подписывал только мэр. Низовые чиновники возроптали: загребущий Шура и этот Клондайк приватизировал!

Денег стало столько, что Шура не знал, куда их девать. Не успевал распихать по тайникам одни кучи, как накатывали всё новые и новые, новые. Героиновый рынок, организованный и выпестованный Шурой с особым пристрастием, разрастался вширь и вглубь, и, что было самым приятным - здесь Шура был полноправным Хозяином. Конкурентов он просто сдавал ...

Глава 74

После встречи нового, 1997 года Октябрьский райнарсуд резко повысил активность в деле выселения Угаровых: судебные заседания назначались еженедельно. И еженедельно откладывались. Орда участников процесса в назначенное время являлась в суд, к ней выходила секретарь суда и объявляла о переносе заседания "в связи с непредвиденными обстоятельствами." Орда роптала, потрясала повестками, но это ничего не меняло...

Так продолжалось в январе, в феврале, в марте...

И вдруг 24 марта 1997 года начался судебный процесс по выселению Угаровых, которой шел без перерыва пять дней подряд...

Участников процесса оказалось много. Газета "Знамя" заслала на процесс своего корреспондента - шестидесятилетнего плешивца Федоркина, который приткнулся в углу зала и строчил в блокноте.

Суд начался почему-то с опроса свидетелей. Все, как один, свидетели снова и снова подтверждали незаконность предоставления квартиры Угаровым.

-У меня вопрос к свидетелям, - сказал Федор, когда ему предоставили возможность задавать вопросы.

-К свидетелю! - поправила судья Свинякова.

-К свидетелю Поедалову, коль сейчас передо мной стоит свидетель Поедалов, - кивнул Федор, - хотя этот вопрос имеет равное отношение ко всем свидетелям. Вот сейчас выступили двадцать восемь свидетелей, утверждающих, что предоставление мне трехкомнатной квартиры нарушило их права на эту квартиру. А как эти двадцать восемь человек будут делить между собой эту одну квартиру?

-Кто первее на очереди, тому и достанется! - бодро ответил Поедалов.

-Тогда вам точно не достанется, впереди вас есть люди!

-Ну дык и чо? - пожал плечами Поедалов, - лишь бы законно.

-Тогда не надо было вам вообще сюда приходить, - сказал Федор, - пришел бы первый по очереди и довольно. А вы на что надеялись?

-Ну, может и мне дали бы твою квартиру, - предположил Поедалов.

-Тогда бы были нарушены права других граждан, стоящих впереди вас по очереди, и вас надо было бы выселять. Не боитесь?

-А чо бояться? Я ж не ты! Это ты хапнул две квартиры! Ишь, нашелся хват!

-Откуда вы взяли, что у меня две квартиры? - спросил Федор.

-Откуда!.. Да весь водоканал об этом говорит! - озлился Поедалов, - Ты чо, думаешь народ не знает? Народ все знает! Юристка Кошадрина нам порассказала, что ты вытворял тут с этими квартирами!.. А ишшо писатель! Совесть потерял... Сруль к тебе по-человечески, а ты ему в карман нагадил. Да что тут говорить... - Поедалов махнул рукой.

Когда следующий свидетель - мадам Рыгалова - изложила суду свои притязания на квартиру Угаровых, Федор задал ей вопрос:

-Вам обещали эту квартиру?

-Нет, но я б не отказалась.

-И у вас нашлось бы тридцать три миллиона рублей заплатить за нее?

-Зачем? - не поняла свидетельница, - зачем платить?

-С меня водоканал за трехкомнатную квартиру в Солнечном сначала потребовал тридцать миллионов наличными, и однокомнатную квартиру на проспекте Кирова. Потом сбавили: однокомнатную, и пятнадцать миллионов доплаты в рассрочку. Потом снова вернулись к тридцати миллионам доплаты плюс однокомнатную. Вы готовы платить такую цену? Или вам обещали дешевле?

-Зачем... - растерялась свидетельница, - мне никто ничего не обещал.

-Так на что же вы здесь претендуете?

-Ну... - свидетельница окончательно растерялась и недоумевающе уставилась на судью.

-Вопрос не по существу! - объявила Свинякова, - опрос свидетеля Рыгаловой закончен.

Закончился не только опрос двадцать девятого по счету свидетеля, но и опрос свидетелей вообще. А так как время было уже девятнадцать часов, то заседание объявили закрытым.

-Еще приводить свидетелей? - спросила Помойка, - там еще двадцать человек впереди Угарова по очереди...

-Хватит, - отмахнулась Свинякова.

"Гвоздем" следующего судебного заседания стал вопрос: является Федор Михайлович Угаров писателем, или не является таковым.

-Никакой он не писатель! - возмущалась Кошадрина-Помойка, - монтер он! Электромонтер! Да он и электромонтер никакой! Он ничего не понимает в электричестве! Его просто разжаловали из мастеров в электрики.

Судья пошепталась с заседателями, для чего пришлось их разбудить.

Обратилась к ответчику Угарову:

-А чем вы докажите, что вы писатель?

Федор пожал плечами.

-Публикациями наверно, - предположил он, - принести в суд подборку публикаций?

-Не надо. - Быстро сказала судья.

-Тогда могу предъявить две собственных книги: сборник рассказов и роман...

-А документ у вас есть, что вы писатель? - прервала судья.

-Что вы имеете в виду?

-Какой-нибудь документ, подтверждающий, что вы писатель!

-В деле у вас есть ходатайство истомской писательской организации о предоставлении квартиры писателю Угарову. Это документ?

-Вы член союза писателей?

-Член.

-А где ваш членский билет?

-В Москве.

-Как в Москве? Почему не у вас?

-Потому-что документы долго оформляются. В мае прошлого года меня приняла в союз истомская писательская организация, затем документы отправлены в Москву на утверждение.

-Ага! - озарилась судья, - значит вы не член союза писателей! Вас еще не утвердили! Вас только местные писатели приняли! А Москва не приняла!

-Приняла, - сказал Федор.

-А где документ?

-Пришлют позже. Может быть уже выслали.

Слово взяла Помойка.

-Угаров не писатель! - возвестила она, - он только кандидат в члены союза писателей! Прошу отметить это обстоятельство в протоколе!

Острие гвоздя вопроса заключалось в том, что члену союза писателей могли предоставить жилье вне очереди и к тому же в увеличенном размере: двенадцать квадратных метров жилой площади основной, плюс не менее двадцати квадратных метров дополнительной жилой площади - минимум тридцать два квадратных метра жилой площади. Плюс на каждого члена семьи по общей жилой норме... Получалось, что Угаровы имели право на минимум пятьдесят шесть квадратных метров жилой площади - намного больше, чем их трехкомнатная квартира в ее тридцать девять жилых метров...

-Прошу вызвать в суд в качестве свидетеля председателя писательской организации Пимычева! - заявил ходатайство Федор, - и суд может сам запросить союз писателей России о моем членстве в нем.

Суд удалился на совещание. После чего вернулся в зал и мадам Свинякова объявила:

-В опросе свидетеля Пимычева нет необходимости. И нет нужды делать запрос в союз писателей России, если уже известно, что гражданин Угаров не является членом союза писателей России. На этом объявляю перерыв до десяти утра следующего дня...

Топая по грязе-снеговой каше от здания суда к жигуленку, Федор бормотал:

-Член я или не член?.. А Пушкин был членом? а Толстой? Хорошо что они не жили в наше время, не то их сейчас выселяли бы из их квартир за нечленство в союзе писателей. Уж их-то точно в союз не приняли бы...

Вечером Федор позвонил Пимычеву и обрисовал свою "членную" ситуацию.

-Ох... твои судьи, - констатировал Пимычев, - в общем, сделаем так: сейчас я позвоню в Москву, переговорю с Ганичевым, чтобы они срочно выслали нам документы о твоем членстве и сразу дали нам телеграмму о том же. А я утром приду в твой поганый суд и попрошу слова в качестве свидетеля...

Наутро Федор долго перепирался с судьей Свиняковой, всячески уклоняющейся от допуска на процесс деда Пимычева в качестве свидетеля. Надзирающая за законностью на процессе представитель прократуры мадам Дребадан сварливо бубнила из своего угла:

-Хватит свидетелей...тут и так уже наслушались всяких свидетелей, надоело...

-Вы нарушаете мои процессуальные права! - настырно допекал судью Федор, - вы обязаны опросить свидетеля по одному из ключевых вопросов дела: член я союза писателей или не член...

Судья отказала.

-Тогда у меня есть другое ходатайство! - сказал Федор.

-Что еще за ходатайство? - брюзгливо буркнула судья.

-Я заявляю отвод судье Свиняковой в связи с ее недобросовестностью и предвзятостью по отношению ко мне! Судья Свинякова нарушает мои процессуальные права с самого начала рассмотрения дела и по сей день...

Краска медленно заливала лицо судьи Свиняковой, и когда все лицо ее обрело багровый цвет, из своего угла закричала прокуратесса Дребадан:

-Отвод он заявляет, видите ли! Какое право!?.. То ему не нравилась судья Кукарекина!.. Теперь не нравится судья Свинякова!.. А завтра не понравится какая-то другая!?.. Зря стараетесь! Это вам не поможет! Все равно выселим вас! С треском!..

-Вы уже знаете заранее решение суда? - поинтересовался Федор.

Прокуратесса поперхнулась и ненавидяще зыркнула на него.

Суд не принял отвод судьи Свиняковой, и заседание продолжилось.

-Я снова настаиваю на опросе свидетеля Пимычева! - заявил следующее ходатайство Федор.

Пошептавшись с заседателями, судья Свинякова допустила свидетеля Пимычева до дачи показаний.

С деда Пимычева взяли подписку о том, что он будет говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, а если соврет, то готов нести уголовную ответственность вплоть до лишения свободы. Пимычев решил на этот раз показать свою независимость и проявить солидарность с коллегой, попавшим в переплёт. Ждал своего вступления в процесс и повторял про себя тезисы, заготовленные заранее.

-Является ли гражданин Угаров членом союза писателей России? - задала ему судья Свинякова первый вопрос.

-Является. - Подтвердил Пимычев.

-Чем это можно доказать?

-Тем, что в мае 1996 года мы его приняли в союз писателей как автора двух книг и участника нескольких литературных сборников.

Вот документ! - Пимычев подошел к судейскому столу и положил перед Свиняковой бумагу.

Свинякова уставилась в нее - это была справка, написанная на бланке писательской организации, о том, что в мае 1996 года писательская организация приняла Угарова Федора Михайловича в союз писателей России. Справка была подписана Пимычевым, роспись притиснута печатью организации.

-Это вы приняли! - озарилась Свинякова. - Но Москва не утвердила! Значит он - не член!

-Член! - уперся Пимычев. - Утверждение Москвой - уже формальная процедура, потому-что по новому Уставу нам дано право самим решать вопрос приема в союз. В Москве просто оформляют документы.

-А могут и не оформить! - ухмыльнулась Свинякова.

-Могут, - кивнул Пимычев, - но ему оформили. Только еще не выслали.

-Вот видите! - обрадовалась судья. - Значит Угаров всего лишь кандидат в писатели! Документа нет о его членстве! Где удостоверение?

-Есть!

-Где?

-В Москве. А может, уже выслали...

-У суда такого документа нет!

-У нас нет такого статуса - кандидат! - отрезал Пимычев. - Есть член союза, или не член, промежуточных состояний нет. Это во-первых. А во-вторых, Угаров является писателем независимо от того, есть у него членский билет союза или нет: мы знаем угаровские книги, газетные публикации и знаем Угарова именно как писателя!

-А мы его знаем как электрика водоканала! - хмыкнула судья, - и именно это подтверждается документально! Для нас он - электрик, а не писатель!

-Тогда я тоже не писатель! - заявил Пимычев. - Я подрабатываю ночным сторожем в частной фирме, и могу документально подтвердить, что являюсь сторожем! Принести справку?

Судья Свинякова оторопело смотрела на Пимычева.

-И все остальные девятнадцать членов нашей писательской организации придут сюда со справками, подтверждающими, что они не писатели, а сторожа, дежурные электрики, вахтеры, и вообще, кто угодно, только не писатели...

-Почему?... - не поняла Свинякова.

-Потому-что литературных гонораров нынче нет! Давно нет, с тех пор, как не стало Советского Союза. Вот и приходится нам, чтобы не помереть с голода, где-то подрабатывать на хлеб, а в промежутках писать свои книги.

-А зачем тогда их писать?

Пимычев посмотрел на судью, как врач на безнадежно больного, не сознающего своего заболевания. Не нашел что ответить.

-Тогда и Пушкину не надо было писать его стихи, - пробормотал Пимычев, - ему тоже гонорары не платили. И членом союза писателей не был, значит, будь тогда такие суды, его выгоняли бы из квартиры за нечленство. И справку бы ему дали, что он мелкопоместный дворянин, а не поэт...

-Не обобщайте! - взвизгнула Свинякова.

-Почему не обощать? Ведь выгоняете же Угарова из квартиры за то, что ему еще не прислали членский билет!

В зале суда зависла зловещая пауза.

-В классической литературе это уже отражено, - вздохнул Пимычев.

-Что отражено? - насторожилась судья.

-Такая вот битва за жилплощадь. В романе Булгакова "Собачье сердце". Только там истцами выступали Швондер и Шариков, а тут Райкин и Хрюканцев...

-Прекратите!!! - завизжала судья Свинякова. - Я лишаю вас слова!

Федор похолодел: вместо лица у Свиняковой возникла песья морда. "Галлюцинации?.." - встревожился он. Но песьи головы возникли на месте лиц и других участников процесса: у Помойки, Мудника, прокуратессы Дребадан...

Было жутко.

Дед Пимычев вышел из зала. Федор с Ольгой остались одни посреди псарни.

Свинячиха принялась шептаться с прокуратессой Дребадан.

В огромной стальной клетке у входа в зал послышалось шебуршание: оттуда сквозь прутья вышел черный кот и подался к двери. Исчез. В гулкой тишине слышилось только "пш...пш...пш... бу-бу-бу..." от судейского стола.

Пахло серой.

К ответчику Угарову обратилась песьеголовая прокуратесса Дребадан:

-Почему вы отказываетесь от мирового соглашения, предложенного истцом?

Федор содрогнулся от омерзения. Пересилил себя и выговорил:

-Истец не предлагает мирового соглашения. Он предлагает аферу: подписать задним числом заведомо недействительный, липовый договор купли-продажи муниципальной квартиры, да еще на убийственных для нас условиях. Суд обязан наконец дать определение действиям истца! Ходатайствую о вынесении судом частного определения по этому так называемому "мировому соглашению". Каждый шаг истца по отношению ко мне - ложь, обман, подлог, мощенничество, вымогательство!..

-Ответчик! - взлаяла песьеголовая судья, - не смейте оскорблять истца! Только суд может признать кого-либо мошенником или вымогателем!

-Так признайте! Перед вами все: документы подтверждающие мощенничество, подлог, вымогательство, и сами мощенники-вымогатели...

-Я лишу вас слова! - оскалилась судья, - не учите суд!

В зале воцарилась тишина, какая бывает в казарме после команды "отбой!". Судья Свинякова поманила пальцем прокуратессу Дребадан и они снова начали о чем-то шептаться, поочередно кивая головами.

В дверях показались очкастые лики Райкина и Колбасенко.

-Еще свидетели явились! - подала клич Помойка.

Суд приступил к опросу Райкина и Колбасенко.

-...Я за счет водоканала купил для Угарова трехкомнатную квартиру, - сокрушался Райкин, - а он, вместо благодарности, вымарал меня в грязи! И Мудника замордовал: два года тот живет в однокомнатной квартире без документов!

Федор слушал бывшего директора водоканала Райкина, смотрел в его лицо и с ужасом наблюдал, как на месте этого лица непонятным образом прорисовывается скотья морда с нечеловеческими чертами, потом эти черты обозначились окончательно - из пиджака торчала песья голова! Песья голова в очках высилась над пестрым галстуком и вещала человеческим голосом:

-Что тут Угаров плел про двухкомнатную квартиру, которую, якобы, мы ему обещали в доме на Вокзальной? Не было никакой двухкомнатной! Купили у "Ролика" трехкомнатную для него! Заплатили за нее! И он обязан!..

Когда Райкин закончил и повернул свою песью голову в сторону песьеголового суда, Свинякова бросила в зал дежурный вопрос:

-Есть вопросы к свидетелю?

-Есть! - поднялся Федор. Он подошел к Райкину и показал ему письмо мэра Козодралова, в котором черным по белому было написано, что: "...Совместным решением руководства и профкома Истомскводоканала Угарову Федору Михайловичу предлагается, в связи с его занятием литературным творчеством, двухкомнатная квартира в новом доме по улице Вокзальной..."

-Не знаю такого письма! - провещала песья голова Райкина. - Где он взял его? Сам наверно сочинял!

Федор обратился к суду:

-Прошу внести в протокол мое утверждение: свидетель Райкин лжет! Прошу также вызвать в суд в качестве свидетеля бывшего мэра Козодралова.

-Суд не обязан опрашивать свидетелей, не имеющих отношения к делу! - отрезала судья. - А ваши доводы о лживости показаний Райкина не имеют оснований.

Свидетельница Колбасенко была лаконична:

-Водоканал купил у "Ролика" трехкомнатную квартиру за тридцать три миллиона рублей. Ни о какой двухкомнатной ничего не знаю. Врет Угаров...

Федор с изумлением отметил, как на месте ее лица возникла собачья морда. "Что со мной происходит?.. - испугался он, - видения? Галлюцинации?..Чертовщина..." Зажмурился. Вновь посмотрел на свидетельницу.

Вместо лица у Колбасенко была собачья морда, которая вещала:

-Он обязан был заплатить нам за квартиру!..

-Чем вы сами подтвердите, что купили трехкомнатную и оплатили ее? - спросил Федор, - кроме договора должен быть документ об оплате! Его нет! И быть не может: не покупал водоканал квартиру! Прикрыли аферу липовым договором!

Колбасенко молчала.

-Взаимозачетом оплатили, - наконец сообразила Колбасенко-Тэтчер.

-Документы есть? - не унимался Федор, - где они?

-Были...Не знаю, я сейчас не работаю в водоканале.

-Суд удовлетворен показаниями свидетельницы! - поспешила прекратить допрос судья, - ответчик, сядьте!

-Прошу внести в протокол мое утверждение: свидетель Колбасенко лжет! - сказал Федор. - Вот документ, подтверждающий, что мне предлагалась двухкомнатная квартира по Вокзальной... Прошу также вызвать в суд в качестве свидетелей директора "Ролика" Бельмеса и его заместителя Жерехова! И запишите: нет подтверждений об оплате водоканалам трехкомнатной квартиры.

Судья оловянно посмотрела на Угарова, буркнула:

-Суд отклоняет это ходатайство!

На месте бледного лица судьи Свиняковой так и торчала собачья морда. Федор обернулся к Колбасенко: и у той на месте лица шерстилась сучья морда. И прокуратесса Дребадан сидела с собачьей головой. И Помойка! И заседатели! И Мудник!... "Неужели это не галлюцинации?"

Он снова зажмурился, стараясь прогнать видение. Но открыв глаза, увидел ту же картину...

Пощупал свое лицо: лицо. И Ольга сидела рядом с человеческим лицом. Они с Ольгой двое с человеческими лицами сидели среди песьеголовых людей и с ужасом слушали, как те человеческими голосами издают человекоподобные звуки. Федору хотелось встать и уйти из этой псарни, но сознание пресекало такие поползновения рациональными командами: сиди, это у тебя от переутомления! Пройдет!

Он прикрыл глаза и занялся аутотренингом: даже если это и псы, терпи, прояви снисходительность к братьям меньшим, ты гуманитарий, носитель терпимого отношения ко всему сущему...

-Угаров! Ответчик Угаров! К вам обращаются!

Федор открыл глаза. На него со всех сторон смотрели песьи головы.

-Ответчик Угаров! - сказала собачья голова судьи Свиняковой, - ответьте суду: у вас есть еще вопросы к свидетелям?

Федор ошалело посмотрел на песьеголовую судью, на песьеголовых свидетелей, ужаснулся и сдавленно пробормотал:

-Какие тут еще могут быть вопросы...

И зажмурился снова.

-Бу-бу-бу... - доносилось от судейского стола.

Судья объявила перерыв, и после перерыва огласила определение суда:

"-...Угаров Федор Михайлович на момент предоставления ему трехкомнатной квартиры писателем не являлся, равно как не является таковым и в настоящее время, ибо отсутствуют документы, подтверждающие его доводы о том, что он писатель. Следовательно, на него не может распространяться право на дополнительную жилплощадь, предусмотренное для писателей. Трехкомнатная квартира жилой площадью 39 квадратных метров предоставлена Угаровым с нарушением статьи 38 Жилищного кодекса Российской Федерации: согласно требованиям данной статьи норма жилой площади устанавливается в размере двенадцати квадратных метров на человека, то есть на троих Угаровых положено не более 36 квадратных метров следовательно Угаровы имеют лишних три квадратных метра жилой площади.

Доводы Угарова о том, что он, как писатель, имеет право, согласно статьи 39 Жилищного кодекса Российской Федерации, на дополнительную жилплощадь, несостоятельны по основаниям, указанным выше: Угаров Ф.М. не является писателем..."

Федор слушал определение зажмурясь, и чувствовал, что не понимает происходящее. Он мысленно сказал себе: "Федя, может ты действительно умственно отсталый человек и не в состоянии общаться с людьми, и морочишь им головы, даже если они и песьи, вынуждая их пояснять тебе прописные истины, ясные ребенку."

Сомнения в собственной полноценности подвигли его снова прокрутить мысленно цепь событий назад, потом снова вернуться в сегодняшний день. Результат получался прежний: в своих действиях не находил вины, в действиях водоканальской кодлы вновь и вновь обнаруживал уголовщину, которую обнаруживал и год назад, и два...

Надо было что-то предпринимать, и не знал - что. Две бабки-заседательницы спали, судья бубнила что-то, со стороны "истцов" доносились довольные реплики, смешки, до Федора явственно донеся шепот Помойки в ухо Мудника: "...маразматик Угаров еще сам принесет тебе дарственную на однокомнатную, он в капкане, куда он от нас денется..."

Федор боялся открыть глаза, чтобы не увидеть вновь песьи головы. Сосредоточивался. Настраивал себя относиться к суду как к настоящему суду.

Выждав время, Федор заявил:

-Ходатайствую о возбуждении уголовного дела против должностных лиц водоканала, участников квартирной аферы, по статьям 147, 148, 170, 171, 175 Уголовного кодекса Российской федерации - то есть мошенничество, вымогательство, злоупотребление служебным положением, должностной подлог. Это против бывшего директора водоканала Райкина, бывшей главной бухгалтерши Колбасенко, юристки Кошадриной, бухгалтера Мудника. Все признаки указанных преступлений налицо!

В зале зависла пауза, затем раздался визг судьи Свиняковой:

-Как вы смеете называть мошенникам невинных граждан!? Только суд может признать гражданина мошенником! Суд, а не электрик Угаров!..

-Угарова самого надо привлечь к уголовной ответственности за оскорбления и клевету!!! - хором проскандировали водоканальцы Помойка, Мудник, Гаврюшкина, юристка Октябрьской райадминистрации Ивлюкакина, прокуратесса Дребадан, Райкин, Колбасенко...

Лай поднялся настолько сильный, что на некоторое время невозможно стало разобрать кто и чего требует. Помойка вскочила с места и что-то выкрикивала, подпрыгивая и размахивая руками. Две бабки заседательницы проснулись и ошалело озирались, пытаясь сообразить, что произошло за время их нахождения в бессознательном состоянии.

Федор вновь зажмурился. "Может это сон?.." - тюкало в голове.

-...я давно обращала внимание суда на хамское поведение ответчика Угарова! - лаяла прокуратесса Дребадан, - его не раз предупреждали, но он не внял увещеваниям! Теперь я ставлю вопрос о привлечении его к уголовной ответственности за!..

Тут песьеголовая прокуратесса поперхнулась, потому-что одна из баушек заседательниц вдруг вскочила со своего места, с грохотом уронив стул, и стремглав бросилась из зала. Свинякова от удивления приподнялась в своем кресле и недоуменно зрила вслед заседательнице. И зал замер.

-Пр-р-р!.. - издала уже в дверях пулеметный звук убегающая с процесса заседательница.

-Объявляю перерыв! - пролаяла Свинякова, схватила в охапку бумаги и остервенело зацокала каблуками в сторону выхода.

Федор открыл глаза, когда в зале остались он и Ольга. Это был не сон.

Глава 75

Тайная вечеря в кабинете председателя Октябрьского райнарсуда была в разгаре. Уродов вальяжно развалился в кресле и, блаженно щурясь, осматривал натюрморты вокруг себя. За растерзанным столом, залитым вином и водкой вперемешку с остатками пищи, несобранно суетились особы, приближенные к хозяину: судьи Кукарекина, Свинякова, Зверьков, Толстозадов и примкнувшая к ним прокуратесса Дребадан.

-Оч-чи черныи! - мотал головой Толстозадов, икал и в промежутках между иканиями совершал очередные речитативы, - оч-чи страс-с-стныи!.. Ик!!! Оч-чи жгуч-чии, Ик!!!... и прекрас...Ик!!!.. ныи!..

-Долбаните его по горбу, кто там поближе! - порекомендовал Уродов, - подавился он, что ли.

Судья Зверьков оторвался от глодания куриной ноги, хлебнул портвейна из заляпанного стакана и стукнул Толстозадова сухоньким кулачком по хребту.

-Ик!! К-хе... - поперхнулся Толстозадов и неодобрительно посмотрел на Зверькова.

-Ты на кого руку поднял, мерзавец!? - напрягся Толстозадов. - А?

-Ты-то кто? Мешок с говном! - осерчал судья Зверьков и лицо его заискажалось в нервном тике, что было плохим предзнаменованием.

-А-а-а... - выдохнул Толстозадов и без тактической паузы ткнул Зверькова в очи рогатиной растопыренных пальцев, - получай, пидор!..

Зверьков взвыл. Уродов осуждающе посмотрел на Толстозадова и покачал головой, а прокуратесса Дребадан вцепилась в толстозадовские космы, закричала дуриной:

-Толстожоп, я тебе за зверька башку вырву! Ты на кого руку поднял!?

Зверьков перестал блажить и, схватив бутылку, вскочил со стула. Свинякова с Кукарекиной с визгом повисли на нем. Зверьков, выпучив окровавленные, но уцелевшие бельмы, выл:

-Отпустите, суки ё..! Прошмандовки гнилые!..Вон!.. Я ему щас!... Прр-р-рочь, блядищщи!..

Толстозадова и Зверькова растащили в стороны и общими усилиями влили в каждого из них водки для умиротворения.

Прокуратесса Дребадан, не столько толстая, сколько корягообразная, расплеснула снова пойло в стаканы и скомандовала:

-Все! Ша! Пьем мировую! Толстожоп, пожми руку Зверьку, ты первый начал!

-Пш-ш-шла ты... - выговорил ослабевший Толстозадов и стал устраивать свое мятое лицо на отдых в тарелке с растерзанной курицей. Морально и физически травмированный судья Зверьков твердо пообещал:

-Ну, погоди Толстожоп! У меня в СИЗО Костя Хлыщов квасится, ему вышка за мокрое дело корячится! Я его завтра же освобожу под подписку и ниже нижнего предела пообещаю: он тебя послезавтра же завалит!..

-Ошалел Зверек! - повысил голос Уродов, - прикуси язык! Свинья, плесни ему зубровочки...

-А ты кто? Ты сам-то кто!? - обиделась судья Свинякова, - кто ты-то, Урод в жопе ноги!.. Я тебе за свинью устрою!

-Хватит базлать! - грохнул Уродов кулаком по столу, - уволю, дуру!

-Я тебя самого уволю! - взвилась Свинякова, - ты, что, думаешь мы не знаем, сколько тебе водоканал заплатил за иск к пивзаводу?! Десять процентов от иска ты в карман себе положил! Двести миллионов!.. Это что - х.. собачий!? В особо крупных размерах!?..

-А ты, щалава сколько от того же водоканала хапнула за выселение Угарова!? - уел Уродов, - или из энтузиазма Угаровых грызешь второй год подряд?

-Что, пожалел этого писаку? - заулыбалась Свинякова, - ты в гуманиста перековался, Урод? Так быстро? Давно ли ты по заказу белого дома мэра Калабанова на десять лет упек? Безвинного! И еще подсказывал белодомской своре, какие компраматы суду требуются!.. А свора тебя обула: не увидел ты кресла председателя облсуда, как своих ушей! Так и сдохнешь в этом райсуде!..

-Ну и сучка же ты, Свинья... - выдохнул Уродов и потянулся к стакану.

-От суконца слышу!

-Доиграешься.

-Вместе с тобой! Не мыркай, если жопа замарана! А этого недоноска Угарова я продам водоканалу за сколько хочу! Я! Я судья Свинякова в этом деле закон и плевать хотела на все кодексы с конституциями вместе!

Судебные прения длились долго. Истцы дружно облаивали Угарова за то, что он "обманул их доверие и, получив трехкомнатную квартиру, не отдал однокомнатную водоканалу, как обязывался..."

Федор выступал последним. Он заранее разложил документы в хронологической последовательности и начал выступление:

-Сейчас я зачитаю суду документы и коротко их прокомментирую. И всякому непредвзятому человеку станет ясно, что произошло...

Документ первый. Письмо мэра Козодралова от 29.01.1995 г. Ф.М.Угарову: "...Совместным решением руководства и профкома Истомскводоканала Угарову Федору Михайловичу предлагается, в связи с его литературным творчеством, двухкомнатная квартира в новом доме по улице Вокзальной..."

-То есть истец лжет, заявляя о том, что не было двухкомнатной.

Документ второй. Договор купли-пр

одажи трехкомнатной квартиры по улице Клюева, 26: "Ролик" продал водоканалу ее за 33 миллиона рублей.

-Истец лжет, что купил эту квартиру! Никаких доказательств оплаты нет! И быть не может, потому-что трехкомнатную передали вместо двухкомнатной по договоренности и сделку только прикрыли договором купли-продажи! Без реальной оплаты! Значит это мнимая, притворная сделка, которая может быть в любое время признана недействительной! Это афера!

Документ третий. Выписка из протокола Љ 15 заседания профкома водоканала от 21 апреля 1995 года: "...По предложению администрации выделить приватизированную 3-комнатную квартиру по ул. Клюева, 26 электрику Угарову Ф.М. с выплатой 50 %, . Голосовали - единогласно...Подписи. Печать."

-Здесь подлог: квартира была фактически муниципальная. И платить за нее ни 50 %, ни сколько-то еще не требовалось: ордер обязаны были дать.

Документ четвертый. Заявление Угарова Ф.М. на имя Райкина с просьбой оформить квартиры как положено. 29 мая 1995 г.

-Водоканал не хотел оформлять квартиры! Комбинировал!

Документ пятый. Заявление Угарова Ф.М. в бухгалтерию водоканала от 29 мая 1995 года: "...Согласен на условия руководства водоканала: расчитываться за предоставление приватизированной трехкомнатной квартиры вычетами из моей зарплаты в добавок к отданной однокомнатной квартире..."

Документ шестой. Договор купли-продажи трехкомнатной квартиры по ул. Клюева, 26 от 2 июня 1995 года. г.Истомск.

-Райкин подписал этот договор, поставлена печать предприятия. Я отказался подписывать этот договор: нотариус Исакова предупредила, что водоканал пытается заключить со мной мнимую, притворную сделку, потом может оспорить этот заведомо недействительный договор, и выселить нас на улицу! Потому-что наша однокомнатная уйдет от нас навсегда! По-русски говоря, нас пытались просто одурачить. Тем более, что деваться нам было некуда: ведь переезды-заселения уже состоялись. Истец и начал издеваться над нами неспешно, со вкусом: мы ж корчились, а не кодла!

-Выражения! - рявкнула песья голова судьи Свиняковой.

Документ седьмой. Заявление Угарова на имя директора Райкина от 5 июня 1995 года: об отказе подписывать липовый договор купли-продажи трехкомнатной квартиры от 2 июня 1995 года.

-Тот договор делал нас бомжами! - пояснил Федор, - ни права собственности, ни прописки он не давал, отбирал все!

Документ восьмой. Заявление Угарова от 9 июня 1995 года на имя директора Райкина с требованием прекратить удержания зарплаты по обманом вырванному заявлению.

-Я заметил, что меня водят за нос! Никто ничего не оформляет, а зарплату уже удерживают!

Документ девятый. Письмо директора водоканала Райкина мэру Козодралову от 19 июня 1995 года с просьбой разрешить продажу трехкомнатной муниципальной квартиры по Клюева, 26 работнику водоканала Угарову Ф.М.

-Я дар речи потерял, когда прочитал, что квартира на Клева муниципальная! И договор мне подсунули липовый! Не зря нотариус сразу насторожилась, когда читала его. Обманывал меня Райкин и его кодла.

Судья Свинякова только зыркнула ненавидяще, но "кодлу" стерпела.

Документ десятый. Письмо мэрии от 22 июня 1995 директору водоканала Райкину: муниципальное жилье не продается, оно заселяется только по ордеру.

-Райкин и Кошадрина заверили меня, что ордер оформят.

Документ одиннадцатый. Ордер, выданный муниципальным предприятием Истомскводоканал Угаровым на право заселения в трехкомнатную квартиру по Клюева, 26. Подписи - Райкин, Кривцов.

-По этому ордеру нас выписали из однокомнатной, и отказались прописывать в трехкомнатную, дескать, ордер недействительный!

Документ двенадцатый. Заявление Угарова от 12 июля 1995 года директору Райкину: настаиваю на оформлении мне настоящего ордера для проживания в трехкомнатной квартире по Клюева, 26. и прекращении удержания моей зарплаты.

-Заметьте, все мои заявления зарегистрированы в книге входящих документов водоканала! - предупредил Федор, - и штампами заверены, и подписями секретаря. Можете проверить их подлинность!

Судья отвернулась.

Документ тринадцатый. Копия обязательства Угаровых о сдаче однокомнатной квартиры по пр. Кирова работнику водоканала Муднику после получения Угаровыми ордера, прописки и права приватизации трехкомнатной на ул.Клюева,26...

-Написал по требованию Райкина и под диктовку юристки Кошадриной.

Документ четырнадцатый. Ходатайство Истомской областной писательской организации об оформлении Угарову Ф.М. трехкомнатной квартиры по ул.Клюева, 26. от 20 июля 1995 года.

Документ пятнадцатый. Письмо-отказ Угарову в оформлении трехкомнатной из Советской райадминистрации, от 4 августа 1995 года. Подпись: начальник жилотдела.

Документ шестнадцатый. Письмо-заявление Угарова от 4 августа 1995 г. к главам администраций города, Советского района, Октябрьского района с просьбой оформить на Угаровых трехкомнатную квартиру по ул.Клюева, 26.

Документ семнадцатый. Ордер на трехкомнатную квартиру по ул.Клюева, 26 от 16 августа 1995 года, выданный администрацией Октябрьского района Угаровым.

-Прописали нас через несколько дней, - устало сказал Федор.

Песьи головы безмолствовали.

Документ восемнадцатый. Заявление Угарова Ф.М. в мэрию от 23 августа 1995 года: просил обязать водоканал прекратить незаконные удержания зарплаты и оформить однокомнатную через Кировскую райадминистрацию.

-Результат - ноль!

Документ девятнадцатый. Иск Угарова к Истомскводоканалу от 12 ноября 1995 в Советский районный суд: просил отменить незаконные удержания зарплаты.

-Судья Зверьков определил приостановить рассмотрение иска.

Документ двадцатый. Иск водоканала к Угарову от 24 ноября 1995 в Октябрьский районный суд: просили обязать ответчика подарить однокомнатную квартиру на пр.Кирова,56 Муднику.

-Требовали написать дарственную - это означало бы, что мы распорядились своей собственностью! И можно было бы судом выгнать нас на улицу! Без предоставления жилья!

Собачьи головы оцепенело смотрели на Федора оловянными глазами.

Документ двадцать первый. Заявление Угарова от 13 декабря 1995 г. с просьбой обеспечить участие представителя прокуратуры на предстоящем процессе - на имя прокурора Октябрьского района.

Документ двадцать второй. Выписка из протокола заседания профкома водоканала от 21 апреля 1995 года о предоставлении Угарову Ф.М. служебной квартиры по Клюева,26 за деньги.

-Это было для меня новостью! Квартиру вдруг наделили статусом служебной! В одном документе она приватизированная. В другом - муниципальная. В третьем - служебная!

Документ двадцать третий. Договор купли-продажи трехкомнатной по Клюева,26, врученной 28 декабря 1995 года в суде Угарову, чтобы он подписал его задним числом - якобы он 21 марта 1995 года заключил с "Роликом" и водоканалом куплю-продажу...

-Этот бред мне подсунули в качестве мирового соглашения! - повысил Федор голос, но песьи головы так и смотрели оловянно сквозь него, - я его не подписал и подписывать не собираюсь!

-Хватит! - рявкнула вдруг судья Свинякова.

-Но у меня еще вон какая пачка документов! - потряс Федор непрочитанными бумагами.

-Я лишаю вас слова! Не нужны здесь ваши читки! В деле есть точно такие же ксерокопии документов! Все. Перерыв.

Федор с Ольгой больше получаса сидели в пустом зале, ожидая продолжения процесса.

-Устала я, - тихо сказала Ольга, - все уже безразлично.

Федор молчал.

Потом появилась секретарь судьи и объявила, что на сегодня заседание считается законченным, продолжение процесса назначено на завтра.

Угаровы загрузились в жигуленок и поехали в детский садик за Олей.

В городе была весна. Грязный мокрый снег шуршал под колесами, от впередиидущих машин в лобовое стекло несло шлейфом грязные капли, "дворники" нервно смахивали их в сторону.

-Кодла. - Сказала Ольга. - У них свои законы.

Председатель писорга дед Пимычев сдержал свое слово, подвиг москвичей на активизацию угаровского оформления: пришла телеграмма об утверждении Федора Михайловича Угарова членом союза писателей России. Пимычев умолчал, что утверждение произошло вопреки его потугам: две угаровские книги были москвичами уже прочитаны, признаны достойными, и "мнения" Пимычева и Кабанцева не могли повлиять на результат. Пимычев мог повлиять только на бумажное оформление уже принятого решения: сообразил, что если и здесь он опростоволосится, то всплывут его предыдущие пассы...

Федор вручил суду телеграмму в последний день процесса по его выселению, перед вынесением решения. Свинякова переглянулась с прокуратессой Дребадан , обронила:

-Вам это, Угаров, все равно не поможет.

-Что вы имеете в виду? - насторожился Федор.

-Что вас выселят сейчас! - пояснила прокуратесса.

-Дребадан! - одернула судья Свинякова, - прекратите! Суд еще идет!..

Свинякова посовещалась с бабками заседательницами, для чего пришлось разбудить оных, и сообщила:

-Телеграмма приобщается к делу. На этом рассмотрение дела закончено, суд удаляется для вынесения решения.

И удалился.

За окнами зала суда сыпалась с крыши капель, густо, как блески помех на экране телевизора, когда поблизости включают электробритву.

-Пошли погуляем, - предложил Федор Ольге.

Они вышли из зала, сошли по заплеванным лестницам вниз и отворили двери в мир. Мир был прекрасен. Яркое до пронзительности солнце обрушивало на истомившуюся в холодах землю волны неожиданного тепла, обволакивающего промерзшие стволы деревьев, асфальт, сугробы и вытесняющего стынь из города прочь, в поля, леса и далее, далее, в сторону Северного полюса...

-Именем Российской Федерации! - оглашала судья Свинякова свое решение по иску водоканала о выселении Угаровых. Зачитывала не все решение, а только резолютивную его часть - суть.

-28 марта 1997 года Октябрьский районный народный суд города Истомска, - гундосо, с "проносом," взлаивала песьеголовая судья Свинякова, - в составе председательствующего, народной судьи Свиняковой, народных заседателей Балагановой и Рябчиковой, с участием прокурора Дребадан, при секретарях Жаровой, Дорогиной, Чиркиной, Валетовой рассмотрев в открытом судебном заседании дело по иску муниципального предприятия "водоканал" к администрации Октябрьского района к Угаровыу Федору Михайловичу, Угарову Ольге Александровне о признании ордера недействительным и выселении, постановил: выселить граждан Угаровых Федора Михайловича, Угарову Ольгу Александровну, Угарову Ольгу Федоровну из муниципальной трехкомнатной квартиры в однокомнатную квартиру, занимаемую ими ранее...

Дальше Федор не слушал. Да и слушать уже нечего было. Свинякова быстро зачитала резолютивную часть и закруглилась. Затем песьеголовые судьи встали и пошли вон из зала.

Глава 76

На другой день после вынесения судебного решения Федор пришел на работу, которую давно уже не считал работой. Обнаружил дверь станции закрытой изнутри. Станция работала, из-за двери доносился гул агрегатов, но на стуки и вой звонка никто не отзывался. Федор смекнул, что дежурный электрик Ебуард вопреки правилам техники безопасности и эксплуатации электроустановок спит на рабочем посту как сурок, и не намерен пробуждаться добровольно, хотя смена его уже кончилось.

Федор послонялся вокруг водокачки, побарабанил на всякий случай в окно, но все напрасно: не реагировал электрик Помелков Ебуард Петрович на внешние раздражители. А внутренние на него не действовали: при работающих агрегатах электрик спал еще крепче, чем при неработающих.

Федор поковырялся огрызком электрода в замке, висящем на стальной двери трансформаторной подстанции, отворил. Фидер под напряжением десять тысяч вольт удавом выползал из преисподни кабельного канала, растраивался на три фазных жилы, которые втыкались в предохранительные вставки. Ток через вставки тек на замкнутые ножи разъединителя и по трем шинам вбегал в обмотки масляного трансформатора. Выбегал умиротворенный - напряжением в триста восемьдесят вольт.

Федор вцепился в рычаг разъединителя и сосредоточился. То, что он сейчас намеревался проделать, Правилами не поощрялось: отключение напряжения при работающих агрегатах, то есть при нагрузке, вызывало возникновение мощного электрического разряда между ножами разъединителя и зажимами - так называемой электрической дуги. Эта дуга могла быть и умеренно разрушительной, и взрывообразной, сжигающей и оплавляющей металл контактов...

Но разбудить Ебуарда иным способом не представлялось возможным.

Федор напрягся и резко дернул вниз рычаг. Раздался хлопок и все стихло.

Именно на это и расчитывал Федор: если отключать фидер резко, стремительным рывком, то дуга не успевает принять взрывообразный характер и не успевает сжечь оборудование вместе с личным составом. Тут весь расчет был на сноровку.

Служба с Ебуардом такую сноровку обеспечивала.

Открывалась дверь водокачки и из нее появился всколоченный Ебуард. Он встревоженно посмотрел на Федора, сообщил вместо приветствия:

-Вот же б... Сплю, и вдруг что-то вырубилось...

-Что и требовалось, - сказал Федор, - сейчас исправим.

Он зашел вновь в трансформаторную подстанцию и снова включил фидер. Без нагрузки подача энергии проистекла незаметно.

Ебуард посмотрел на прибор уровня воды в резервуаре и сказал:

-Агрегаты больше не включай, ну их, и так воды мало осталось.

-Есть, мон шер, - кивнул Федор.

Ебуард потянулся, раззявил рот и зевнул таким затяжным зевком, какие даются лишь длительной тренировкой при работе на объектах, аналогичных данному; обстоятельно, вкусно, самозабвенно.

-Ну чо там твой суд? - спросил Федора, прозевавшись.

-Выселил.

-Да ты что!? - опешил Ебуард, - ох... можно...

-Можно.

Ебуард строго посмотрел на Федора, долго молчал. И Федор молчал.

Ебуард встал, облокотился на подоконник и долго смотрел в окно.

-Автомат нужен, - сказал он, - всех их, сук продажных, из автомата крошить. И только так.

Оставшись один, Фёдор стал листать гражданско-процессуальный кодекс Российской Федерации. Нашёл искомое, прочитал:

Составление мотивированного решения.

Решение выносится немедленно после разбирательства дела. В исключительных случаях по особо сложным делам составление мотивированного решения может быть отложено на срок не более трех дней, но резолютивную часть решения суд должен объявить в том же заседании, в котором закончилось разбирательство дела. Одновременно суд объявляет, когда лица, участвующие в деле, и представители могут ознакомиться с мотивированным решением. Объявленная резолютивная часть решения должна быть подписана всеми судьями и приобщена к делу.

Статья 203. Гражданский процессуальный кодекс РСФСР,

утвержден в 1964 году.

издание 1995 года с изменениями и дополнениями по

состоянию на 1 ноября 1995 года.

Ни через три дня, ни позже полный текст решения готов не был. Согласно процессуальному кодексу решение можно было обжаловать в течение десяти дней после его вынесения. Этот срок истекал, и Федор смекал, что судья Свинякова намеренно затягивает время, чтобы потом заявить Угаровым: вы пропустили сроки обжалования, решение уже вступило в законную силу!

А писать кассационную жалобу, не видя самого судебного решения, было затруднительно: не было ясно, чем суд мотивировал выселение Угаровых и какие действия суда надо обжаловать...

В конце-концов Федор вынужден был написать кассационную жалобу в несколько строк и приписал, что дополнит свои доводы как только ознакомится с полным текстом решения суда. Отксероксил жалобу в десяти экземплярах, и 7 апреля 1997 года, в последний день отпущенного срока обжалования, понес жалобу в суд. Понес не в Октябрьский райнарсуд, как было принято, а сразу в гражданскую коллегию облсуда. Октябрьскому суду доверить документ Федор не решился.

Председатель коллегии по гражданским делам областного суда Анастасов удивился, когда Федор вручил ему кассационную жалобу:

-А почему не отнесли в Октябрьский районный суд?

-Так будет надежнее.

-Мы все равно перешлем им, - пожал плечами Анастасов, но расписался на последнем экземпляре в приеме жалобы, поставил дату.

Федор вышел от Анастасова, зашел в канцелярию и там поставили на подпись Анастасова еще и штамп суда, поставили дату. Пять экземпляров жалобы Федор оставил им, пять взял себе.

Теперь можно было считать сроки обжалования не упущенными.

10 апреля 1997 года Федор явился в Октябрьский райнарсуд и вручил судье Свиняковой кассационную жалобу на ее же решение.

-Поздно! - светло и радостно разулыбалась судья Свинякова, - десятидневный срок, предоставляемый для обжалования, истек. Поезд ушел, уважаемый Федор Михайлович, вы не воспользовались своими процессуальными правами, теперь решение вступило в законную силу!

-Поезд не ушел. - Федор протянул Свиняковой ксерокс экземпляра жалобы с визой Анастасова.

Лицо у Свиняковой вытянулось. Оно начало краснеть от подбородка к глазам и белеть от кромки волос к бровям. И стало песьим.

-Когда я могу наконец ознакомиться с текстом решения суда? - спросил Федор, - вы нарушаете процессуальные сроки, уважаемая, вы затрудняете мне обжалование вашего решения.

-Некогда!.. - взвизгнула Свинякова, - без вас дел хватает!.. Все!.. Мне некогда, освободите помещение!..

Через месяц после вынесения решения его полный текст был еще "не готов". Федор обивал пороги Октябрьского суда в потугах ознакомиться с тестом, результат был нулевой.

В середине мая судья Свинякова объявила надоедавшему ей Угарову:

-Зайдите в канцелярию, ознакомьтесь с текстом.

Федор зашел, но знакомиться было не с чем: куча рукописных листов, исписанных абсолютно неразборчивым почерком и никем не подписанных могла быть чем угодно, но не судебным решением.

-Это невозможно читать, - сказал он.

-Дело ваше, - парировала секретарь суда, - наше дело предъявить вам текст, ваше - читать или не читать его. Мы так и запишем: ознакомиться с текстом отказался!

-Не отказался! Просто не вижу текста решения суда!

-А это что по-вашему!?

-Не знаю! Но не решение суда! Таких решений не бывает!

-Видали!? - разозлилась секретарша, - он лучше нас знает, какие бывают решения, какие не бывают!.. Идите к судье, пусть она вам разъясняет, что бывает, что не бывает!..

Федор вернулся в кабинет Свиняковой. У той были уже другие посетители и повторную попытку Федора отвлечь ее от работы, судья пресекла в корне:

-У меня люди! Выйдите вон и не мешайте работать!

Федор вышел вон и не стал мешать работать народной судье Свиняковой. Поехал в областной суд, нашел председателя квалификационной коллегии судей области Воеводина и объяснил ему ситуацию.

-Кочевряжится Свинякова, - хмыкнул Воеводин, - ладно, я переговорю с ней, выдаст она вам настоящее решение суда.

-Не выдаст, - усомнился Федор.

-Выдаст, - заверил Воеводин.

На другой день в канцелярии Октябрьского райнарсуда Федору вручили тридцатистраничный фолиант решения суда о его выселении - отпечатанный на машинке и никем не подписанный.

-А кто подпишет? - удивился Федор.

-Идите к судье!

Федор долго ждал в очереди посетителей возле свиняковского кабинета. Дождался. Зашел.

-Надо подписать решение, - протянул бумаги Свиняковой.

-Некогда мне с вами валандаться! Вы мне надоели! Все вам не так! Зачем вам подписи!? От них решение не изменится!..

-Но...

-Все! Мне некогда! Освободите помещение!

Федор подался вон.

Он долго читал фолиант судебного решения, сидя в жигуленке. Сначала ничего не понял. Перекурил и принялся читать текст с самого начала, с мукой осмысливая витиеватую казуистику судейского фольклера. Ничего не понял и поехал домой, чтобы там в спокойной обстановке попытаться осмыслить в чем его обвиняют...

Дома, перечитав решение еще и еще, с трудом уяснил, что его обвиняют в том, что он:

1. Обманул водоканал, получив от него трехкомнатную муниципальную квартиру и не отдав, как обещал, свою однокомнатную квартиру водоканалу.

2. Уговорил администрацию водоканала пойти на нарушение закона и продать ему в собственность непродажную муниципальную трехкомнатную квартиру, для чего составил заведомо подложный договор купли-продажи и вынудил Райкина подписать его, угрожая не отдать свою однокомнатную квартиру, как обещал ранее.

3. Когда вскрылись обманные действия Угарова, он пошел на попятную и согласился получать обычный ордер на муниципальную трехкомнатную квартиру. Но, получив ордер, отказался отдавать свою однокомнатную квартиру водоканалу.

4. Пытался обмануть суд, представляясь писателем, а фактически оказался электриком водоканала, что подтверждается документально и свидетельскими показаниями.

5. Пытался обмануть суд, доказывая творческий характер своего труда, требующего дополнительной жилплощади, хотя достоверно установлено, что обслуживание электрических устройств творческим трудом не является и дополнительной жилплощади не требует.

6. Склонив администрацию водоканала к нарушению закона в деле продажи ему трехкомнатной квартиры, Угаров написал заявление, чтобы водоканал удерживал его зарплату в счет доплаты за трехкомнатную квартиру. А получив ордер, Угаров потребовал прекратить удержания его зарплаты для чего обратился с иском в суд и выиграл иск, чем поставил администрацию водоканала в глупое положение: ему пошли навстречу, а он обманул своих благодетелей и осрамил в суде.

7. Аморальность Угарова подтверждается свидетельскими показаниями, из которых следует, что Угаров склонен к употреблению спиртных напитков, проявляет агрессивность в общении с коллегами, лжив, изворотлив, корыстен: постоянно подрабатывает на стороне, для чего и устроился дежурным электриком работать по графику "сутки через трое".

8. Пытался обманным путем получить бесплатную муниципальную квартиру как малоимущий, хотя судом установлено: жена Угарова, Ольга Александровна Угарова, торгует на базаре и получает значительные нетрудовые доходы, что подтверждается показаниями свидетелей, утверждающих: "У Угарова деньги изо всех карманов торчат", и автомашины они меняют одну за другой...

И эти доводы суда надо было оспорить.

Федор сходил в киоск, купил бутылку водки и попытался успокоить рой бестолковых мыслей в своей аморальной голове умеренным возлиянием. Принял сто граммов. Потом еще сто. Потом еще. Мысли не умиротворялись. Пришлось превысить меру: принял еще два раза по сто и уснул.

На другой день Федор добился разрешения Свиняковой ознакомиться, наконец, с протоколами заседаний суда. Странные это были протоколы. На стандартных листах бумаги текст был записан, как частушки: несколько строк текста, затем чистое место больше предыдущего текста, затем снова несколько строк, снова чистый интервал... и так до самого конца сплошные куплеты с огромными пробелами между ними. Получалось: вписывай задним числом в протокол все, что угодно. Такими протоколами можно было обосновать любое решение.

Федор написал замечания к протоколам и вручил их судье Свиняковой.

Та ухмыльнулась и показала Федору на дверь:

-С той стороны закройте, да поплотнее.

В очередной свой визит на станцию Алтайскую Чернобровин объявил Федору:

-Вот же, мерзавцы, не восстановили меня...

Оказалось, профессора вновь уволили из водоканала, он вновь подал в суд иск о восстановлении на работе, но на этот раз иск проиграл.

-Тебе не надоело самому? - спросил Федор.

-Вообще-то да, - признался экс-шеф, - но чем еще заниматься!?.. Я ж как козел-провокатор: науськиваю начальство на себя сам, потом отскакиваю в сторону и они бьются рогами друг в дружку...

-Титан! - заметил Федор.

Профессор прошелся по дежурке. Солнечный блик отрикошетил от его лысины и отразился на стекле прибора-самописца в пульте дистанционного управления, который с рождения ничем здесь не управлял.

-Выборы скоро, - напомнил Федор.

-Да, - солидно кивнул Чернобровин, - снова выдвигаюсь. А тут еще затевается реформа коммунального хозяйства, надо непременно войти в комитет. Слушай, почему бы и тебе не поучаствовать в общественной жизни?

-? - обозначилось изумление на лице Федора.

-Ну, ты ж писатель! Мы с Еремеем Заглавным, твоим коллегой, создаем в Истомске областное отделение движения "Духовное наследие". Почему бы тебе не присоединиться к нам?

-И сколько вас?

-Уже десятка два! Люди к нам идут.

-А главарь кто?

-Ты уж скажешь: главарь!.. - поморщился профессор, - глава, это еще куда ни шло... Председателем истомского отделения хочу быть я, а Еремей - заместителем.

-А если Еремей захочет стать председателем?

-Ну... - профессор задумался, - помогу ему успешно провалиться в этом начинании. А надо будет, и само движение в помойку направлю. Я ж как козёл провокатор: в нужный момент встану впереди любого стада и поведу его куда хочу, а перед пропастью сам быстренько - шасть в сторону! - а вы, братья по рогам и копытам, вперёд и с песней!.. А ты подумай, нам нужны люди творческие, а то прет все больше быдло... - неожиданно проболтался профессор, - какие-то полусумасшедшие старухи из бывших партактивисток...

Он ушел, так и не распропагандировав электрика Угарова.

Тут позвонил Владимир Тимофеевич Звонов:

-Федя, ты ещё не ошалел от судилищ?

-Ошалел.

-Есть предложение...

-Принято.

-Сейчас буду.

Тимофеич явился в состоянии "вполсвиста" и после стопки "Гришки Распутина" впал в минор:

-Вот дожились! Выпивка - на каждом углу! Какая хочешь! Если б Лигачёв и Горбачёв не вылезли со своим дурацким полусухим законом, социализм до сих пор стоял бы незыблемо!

-Золотые слова. - Утвердил Фёдор. - Записать!

Тимофеич прошёлся по помещению, закурил и поведал:

-Хорошо тут у тебя. Тихо. Уединённо. Не служба, а мечта поэта.

Увидел на подоконнике книгу Виктора Суворова "Ледокол" и воскликнул:

-И ты эту пакость читаешь!?

-Перечитываю. И не пакость, а талантливую книгу талантливого автора. И тебе советую прочитать.

-Книгу предателя!? В руки не возьму!..

-И это говоришь ты, историк?

-И это говорю я, историк! Не может быть веры предателю! Предателей во все времена презирали! Чтобы я читал, как какая-то мразь поливает дерьмом свою родину!?.. Никогда в жизни!

-Тогда как же ты можешь судить его книги?

-Могу! Этот писака был советским военным разведчиком! И сбежал на Запад забыв присягу - нет ему доверия ни в чём! Правильно о нём пишут, что кроме гадостей он ничего о нас не сообщает! Не зря ему советский суд смертный приговор вынес!

-Советский суд и миллионам безвинных работяг смертные приговоры выносил как изменникам родины. Потом реабилитировал посмертно. И Суворова реабилитируют. И нобелевскую премию присудят. Как и Солженицыну, тоже, кстати, судимого советским судом.

Тимофеич уставился на Фёдора "квадратными" глазами, поиспеплял, плюнул в чистый пол и решительно шагнул к двери, бросив на "ход ноги":

-Верно говорят: скажи мне, кто твой друг...

Фёдор поймал его за фалду пиджака и втянул назад в дежурку.

-Что ты себе позволяешь!? - Возмутился Тимофеич. - А ну, прочь руки!

Фёдор втиснул его в кресло и вручил стакан с водкой, поинтересовался:

-Значит ты, историк, считаешь возможным судить о работах другого историка не читая их?

-Ну... - замялся Тимофеич. - Не то, чтобы вообще...

-Но коль автор осужден советским судом, значит можно не читать. Так? Приговор проституционного советского суда - истина в последней инстанции?

-Я этого не сказал...

-Значит истина в последней инстанции - ты, историк Звонов Владимир Тимофеевич! Ты только-что вынес приговор историку Суворову, не зная материалов дела и не желая их знать.

-Ну, что ты цепляешься за слова? - Стушевался Тимофеич. - Давай лучше выпьем!

Выпили.

В каком-то "градусе" Тимофеича понесло:

-Я не верю вообще никаким историческим концепциям! Все они - книжные, умственные!.. А народ всегда жил поисками правды! К ней стремился! Все многовековые духовные искания и борения направлены на поиски своей правды жизни, совершенно отличной от воззрений господствующих классов... Религиозная формация русской души предполагает догматизм, аскетизм, страдания за веру и правду, устремлённость к трансцендентальному!.. Но не только!.. Русская душа - противоречива и двойственна!.. Русские всегда одновременно и ортодоксы, и еретики, раскольники, апокалиптики, нигилисты!..

Тимофеич выговорился и уснул, как выключился.

Корреспондент газеты "Вестник" Николай Бессмертный изумился, когда Федор сообщил ему о решении суда выселить Угаровых.

-Это абсурд! - заявил Николай, - такого не может быть!

Федор вручил ему толстую папку с документами по квартирному делу и предложил ознакомиться с ними, а если дело заинтересует, написать о нем статью.

Николай позвонил Федору через неделю:

-Слушай, я сначала думал, что ты утрируешь события. Потом стал читать материалы дела и сопоставлять факты с выводами суда - решение не соответствует материалами дела! Решение противоречит им! Тут откровенная фабрикация неправосудного решения!.. Судья Свинякова совершила преступление против правосудия! Это надо немедленно обжаловать!.. Областной суд обязан отменить это решение!

-В областном суде те же свиняковы, только называются иначе, - сказал Федор.

-Не может быть! - возмутился Николай, - это же скандал!..

-Плевать свиняковым на скандалы.

-Не скажи!..Ладно, не унывай, готовься к обжалованию. Я тут статью о твоих мытарствах уже отдал редактору, он одобрил...

Статья Николая Бессмертного появилась в "Вестнике" за несколько дней до обжалования угаровского дела в областном суде. Резкая статья, где вещи были названы своими именами, поименно названы участники событий и сами события. И роль самого мэра Макакина в них выглядела столь гнусной, что люди осведомленные удивились: как мог "карманный" "Вестник" опубликовать такое?

Глава 77

Мэр Макакин прочел в "Вестнике" статью Бессмертного об издевательствах муниципальных и судейских чиновников над писателем Угаровым, имевшим несчастье работать в водоканале и получить там квартиру...

Негодованию Шуры не было предела. Он вызвал редактора газеты Сергея Никиткина, поставил его на ковер, не позволив сесть, и для начала отчитал:

-Если ты будешь позволять себе не согласованные со мной критические материалы в адрес муниципальных служб, то ты мне будешь не нужен! Или я тебе буду не нужен - это твое право! Тогда я немедленно снимаю тебя и твой "Вестник" с довольствия и нанимаю для мэрии другую газету! И можете продолжать писать все, что хотите!..

-Да я!.. - начал было Сергей.

-Головка от х..! - оборвал его мэр. - Если у тебя протухли опилки в голове - смени их! А в адрес мэрии писать пасквили я не позволю!.. И запомни...

-Да мы... - пытался вставить слово редактор.

-Я тебе слова не давал еще! - рассвирипел Макакин, - поздно вякать, если пасквиль уже прочитали горожане!..

Сергей и не рад был, что раскрыл рот; мэр поливал его "дерьмом" от всей души, даже слюнями обрызгал...

У Шуры были причины для повышенной раздражительности. Неприятности наслаивались. Шурина дочь Светлана удачно вышла замуж за Костю Егорова - молодого, подающего большие надежды бизнесмена. И мать Кости, сватья макакинская, была бабой не промах, служила к тому же в милиции и носила подполковничьи погоны: считалась опытным следователем. И был у нее еще один сын, костин брат Гриша - тоже бизнесмен, только жил этот бизнесмен не в Истомске, а в Соединенных штатах. Наезжал Гриша в Истомск редко, и только по чрезвычайным обстоятельствам. Последним таким чрезвычайным обстоятельством было получение Гришей трехмиллиардной ссуды из бюджета истомской мэрии...

Мэр Макакин детально обсудил с молодым родственником Гришей механизм умыкания казенных миллиардов, и ссуда по личному распоряжению мэра была оформлена на некого гражданина Ваксмана Бенциона Самюиловича - именно так было написано в паспорте, который предъявил Гриша Егоров. Деньги были получены, поделены между участниками "малого и среднего" бизнеса и бизнесмен Гриша скоропостижно отправился за океан.

Первая же ревизия обнаружила странность: человека по имени Ваксман Бенцион Самюилович в природе не существовало, равно как и паспорта с данными, вписанными в платежные документы...

ОБЭП, он же отдел по борьбе с экономическими преступлениями, начал расследование уголовного дела по факту хищения трех миллиардов рублей из городской казны. Начальник отдела Гильский очень продвинулся в расследовании дела, поэтому его быстро задвинули на другое место - командовать городскими вытрезвителями. А на ОБЭП посадили макакинскую сватью Егорову. И больше про три миллиарда "Ваксмана" никто не вспоминал. Макакин уже считал вопрос исчерпанным. Как вдруг вчера этот вопрос поднял не кто-нибудь, а его собственный заместитель - Лещук! Заместитель мэра Валера Лещук, бывший сокурсник Макакина по мединституту. Так бы и окоченел Валера в своей больнице, если бы Шура Макакин, придя к власти, не сделал его своим заместителем по социальным вопросам. И вот друг наложил в карман. Да не где-нибудь - на совещании по бюджету поднял вопрос о тех трех миллиардах!...

И тут еще эта статья Бессмертного: последняя капля в чаше шуриного терпения.

Макакин испепляюще посмотрел сквозь очки на редактора Никиткина, оцепеневшего в безмолвии, и буркнул:

-Свободен.

Сергей по-солдатски повернулся на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси и вышел вон.

Шура запер дверь. Скинул пиджак, достал "затаренный", шприц и с нетерпением стал тыкать иглой в вену на руке, норовя найти подходящее место. Но ручные вены были так истерзаны, что пришлось снять штаны и снова ширнуться через вену на половом члене. Все равно больше он ни на что не был годен...

Живительный "приход" опийных сил очень быстро обесцветил печали и высветил прелести бытия: мир стал хорошим. Мэр "тащился"...

Он велел секретарше срочно найти директора водоканала Хрюканцева и передать ему, чтобы немедленно был у мэра.

Скот прибыл быстро. Он с удовольствием ширнулся предложенной дозой и друзья приступили к обсуждению ситуации с Валерой Лещуком.

В кабинете было тихо, несмотря на то, что под окном гремел забитый транспортом проспект: могучие стекла окон надежно гасили всякие звуки, а хорошо выполненная система кондиционирования воздуха создавала комфортный микроклимат.

- Грибками его накормить, как в старину, и через три дня закапывать можно, - хрюкнул Скот.

- Можно. - Согласился Гнидор. - Или чем-нибудь ещё. Тут полный простор для творчества. Важен результат: чтоб всё было спокойненько, всё пристойненько, без грубостей. Задачу уяснил?

- Угу.

- С богом.

Через несколько дней заместитель мэра Лещук умер в служебном кабинете от "острой сердечной недостаточности".

Похороны были пышными: мэрия не пожалела денег на отдание последних почестей "беззаветному труженику, отдавшему все силы служению родному городу..."

Вдова подошла к стоявшему у гроба со скорбным лицом Макакину и негромко проговорила:

-Вон отсюда.

Мэр попятился, боком протиснулся через толпу и скрылся.

Еще через несколько дней государственная телерадиокомпания вдруг выдала в эфир несколько странных сюжетов, из которых следовало, что загадку скоропостижной смерти Лещука надо искать в мэрии за дверями кабинета мэра...

Но тему быстро смяли. Журналиста Пожарского, огласившего скандальный материал, уволили "за профнепригодность".

Шло благодатное лето тысяча девятьсот девяносто седьмого года - Шура Макакин уже год был мэром родного города Истомска, и еще три года последующих это мэрство ему было обеспечено; много дел было в планах мэра и много можно было успеть.

Планы, вызревающие рядом с городским бюджетом, быстро трансформировались в конкретные программы.

Программа-минимум - в 2000-м году стать мэром на следующий срок. Он был абсолютно уверен в будущей победе: его "бараны" не могли обмануть его ожидания: Шура считал себя хорошим знатоком "фауны".

Программа-максимум - стать губернатором! Здесь одних городских "баранов" могло не хватить, надо было заранее побеспокоиться о расширении избирательной базы. Требовался неординарный ход, который разом вывел бы фигуру Макакина с уровня мэра захолустного Истомска на уровень выше губернского. В любом качестве. В любом виде. Хоть председателем какой-нибудь "Всесибирской лиги защиты лесов", или новоявленного "Союза меча и орала", лишь бы чаще мелькать на телеэкранах, страницах газет, упоминаться по радио, и быть на слуху, на виду, на устах, на ... на чём угодно. Главное - чтоб его знали все. Как непримиримого. С новым мышлением. Решительного. Ответственного. Пекущегося...

И такой ход был найден: надо было создать лигу сибирских городов! Естественно, во главе с автором идеи - Макакиным. Председателем. А лучше - президентом! Так звучит солиднее: Президент Лиги сибирских городов. Коротко - Лиги.

И в глубине макакинской кодлы началась подготовительная работа по созданию Лиги, истинного назначения которой никто из непосвящённых не должен был понять ни в коем случае. Публика должна знать: наконец-то сибирские города объединились для решения своих насущных нужд! Сообща! Всем миром! Соборно!..

Контуры будущей Лиги с чертами конторы "Рога и копыта" быстро вырисовывались в воображении заговорщиков и обрастали пышными формами для обольщения потенциальных избирателей: пятидесятипроцентная скидка сибирякам по оплате коммуналки!.. Доплаты к пенсиям из благотворительного фонда Лиги!.. Строительства бесплатного жилья для малоимущих!..

Оставалось разместить заказ в средствах массовой информации и оплатить его из средств городского бюджета, как затраты на "непредвиденные расходы" или что угодно ещё...

В средствах массовой информации как бы исподволь появилась новая тема: объединение сибирских городов. Сначала никто вообще ничего не понял. Как объединяться? В чём? Зачем объединяться Истомску с каким-нибудь Охотском, если между ними никакой связи, и вообще полглобуса? Сделаться городами- побратимами вроде Чикаго и Жмеринки? Или Пном-Пеня и Моршанска?.. Потом пошли одобрительные отклики: давно пора объединяться, пока не пропали в грязище, голоде и холоде!..

Кампания стремительно нарастала. Успех гарантировался при любом исходе: будет Лига - Макакин в дамках, не будет Лиги - о Макакине уже знает вся Сибирь и тем самым он попадает в дамки...

Губернатор Крест шкурой почувствовал опасность, исходившую от нового веяния в СМИ. Хотя и звали его Боровом, интуиция у него была не парнокопытная. Смысл происходящего он ещё не расшифровал, но уже насторожился.

Федору позвонил старый приятель, адвокат Игорь Столяров.

-Сколько лет, сколько зим! - воскликнул Федор.

-Я тут прочитал о твоей квартирной истории, - сказал Игорь, - как ты бьешься с водоканальской шайкой...надо бы встретиться, переговорить.

-Приезжай ко мне на водокачку, - предложил Федор, - там можно потолковать без помех. Завтра я дежурю...

Встретились.

Игорь долго листал подборку документов по квартирному делу Угаровых, качал головой, мрачнел.

-Почему адвоката сразу не нанял? - спросил он Федора.

-Денег не было.

-А сейчас?

-То же самое. На поседневные нужды деньги есть, мы не бедствуем, а адвоката нанять на них невозможно.

-Я бы тебе и так помог.

-Нет, - покачал головой Федор, - это твой хлеб, не могу злоупотреблять твоим расположением.

Игорь снова углубился в бумаги: подборка была огромной, Федор умудрился сохранить все документы с самого начала эпопеи, и Игорь это отметил:

-Тут готовое дело... Картина абсолютно ясная: водоканальцы против тебя устроили аферу. И если судья заняла позицию против тебя, можешь быть абсолютно уверен, что ее купили. Тут, в сущности, адвокат бесполезен. Да и что у нас может адвокат, - он махнул рукой, - у кого есть деньги, тот нанимает судью, а не адвоката... Я сразу насторожился, когда прочитал в "Вестнике" статью о том, как с тобой расправляется суд. Удивился еще: как пропустили такую статью? Наша власть - сообщающиеся сосуды, там все взаимосвязаны и повязаны. Смотри, как бы тебе еще больше не навредила огласка!

-То есть?

-Судья Свинякова может тебе устроить еще подлянку.

-Какую?

-Любую. - Игорь глянул на Федора жестко. - Она может сговориться с подсудимым уголовником, пообещает ему снижение срока, или вообще условный срок за услугу...

-Какую услугу?

-Предложит расправиться с тобой. Уркам терять нечего, они на все пойдут. Могут искалечить. Могут убить.

Федор молчал. В настоенной тишине водокачки изредка возникали приглушенные шумы - это за кирпичной стеной и дальше, за бетонным забором станции шла уличная жизнь, бежали по Алтайской автомобили...

-Свинячиха на все способна, - нарушил молчание Игорь, - у судей это вообще запросто.

-И что же делать?

-Не знаю. Против тебя власть. Ей плевать на любые законы, она любой обратит в свою пользу. Сейчас - тем более, беспредел полный. Поверь: самая организованная преступность - сама власть.

-За что боролись, на то и напоролись.

-Так всегда было.

-Зачем же ты адвокатствуешь?

-Надо чем-то жить. Иногда удается и помочь попавшим в беду - это если судье безразлична их судьба и он без ущерба для себя может вынести законный приговор. В твоем случае все иначе. Их не одолеть. Самая организованная часть организованной преступности - наша правоохранительная система. Честных судей грызут так же, как и тебя. Таких там - один из десяти. Остальные - шкуры продажные...

Помолчали.

-Миром правит подлость, - сказал Федор.

-Миром правит подлость, - подтвердил Игорь, - ты вот не подличаешь, ты ничем и не правишь.

Дед Пимычев зашел к Федору на водокачку мимоходом.

-Иду из писорга, дай, думаю, загляну, может ты здесь.

-Пока здесь, - кивнул Федор.

-Почему пока?

-Все выгнать грозятся.

-Херовину ты порешь.

Дед расположился в кресле, почесал тестообразный живот.

-Ну и что у тебя с квартирой?

-Суд вынес решение выселить.

-Не выселят! - ухмыльнулся Пимычев, - я ж помню, судья говорила о том, что мировое соглашение можешь подписать в любое время и тебя оставят в покое! Это тебя попугать...

Федор удивленно посмотрел на старого коллегу:

-Вы чего-то не понимаете. Эта машина не пугает, а давит!

-Да брось ты! - раздражился дед, - сам завернул комбинацию, а другие у тебя виноваты! На х... ты отказался отдать однокомнатную водоканалу? Хотел на х.. сесть и рыбку съесть!? Дурней себя искал?

-Вы соображаете, что несете?

-Я-то соображаю! А ты все время на чужом горбу в рай пытаешься въехать! Отобрал у матери квартиру на Кирова, а ее затолкал в гнилой барак... Ты что, думаешь люди не знают об этом? Не надо бедным прикидываться, на муниципальную квартиру претендовать! Торгуешь, значит деньги есть! Я никогда не поверю, что ты не мог купить квартиру... Киоски вон открываешь, книги за свой счет издаешь...Машины меняешь...

Это был другой Пимычев, которого Федор не знал.

-Тебя послушать, все тебе козни строят, один ты хороший... - брюзжал дед, - других послушаешь, все не так оказывается... Я вчера у мэра Макакина был, просил денег для писорга, и о тебе разговаривал. Так Александр Сергеевич так и заявил: Угаров просто обнаглел и стремится две квартиры захапать!..И про киоски твои прорассказал, так что знаю... Он снова предложил мировое соглашение!

-Он вам ширнуться заодно не предлагал?

-Что? - не понял дед, - куда ширнуться?

-В голову, наверно, раз она больная...

-Это у тебя голова больная! Так не может быть: все неправы, один ты - прав! Кстати, мэр обещал дать деньги. Человек!

Рассмотрение кассационной жалобы Угарова в коллегии по гражданским делам областного суда состоялось 6 июня 1997 года. Председательствовал судья Толстозадов. Его обширное лицо с грубыми, ассимметричными чертами было сурово и непрезентабельно: смахивало на лик колхозного бригадира в состоянии глубочайшего перепоя. Мятый костюм и грязный галстук, мочалкой повисший сбоку от ворота серой рубахи гармонировали с выщербленной серостью стен заведения.

Угаровы пришли раньше времени, обозначенного в повестке, и обнаружили возле дверей зала суда толпу граждан. Оказалось, это жалобщики, съехавшиеся со всей области, их дела были назначены к рассмотрению в этот день. Толстозадов с двумя коллегами рассматривал жалобы, как орехи щелкал: чвырк! тьфу!.. Следующий!.. чвырк!.. тьфу!.. Следующий!.. поэтому очередь, несмотря на свою громадность, схрумкивалась споро.

-Угаровы! По иску водоканала! - возвестила секретарша, в очередной раз вынырнувшая из толстозадовского заведения, - быстро!.. Не задерживайте суд!..

Мудник с Помойкой, и Угаровы не успели рассесться на сиротских скамьях в зале, как Толстозадов сварливо прокричал:

-Водоканал сам нарушил жилищное законодательство, предоставив Угарову квартиру не по очереди! Мало ли что Угаров просил! Нечего было подаваться на его провокации! С него взятки гладки, а вы - власть! Ждал бы своей очереди, как все! Теперь обжалует вот!..

Толстозадов докричал свою арию и не успели Угаровы сообразить, что тут происходит, их вместе с водоканальцами уже выперли вон, приказав ждать в коридоре вынесения решения.

Дождались.

-Решение Октябрьского райнарсуда по иску водоканала к Угаровым о выселении их из квартиры, находящейся по улице Клюева, 26 оставить без изменения, кассационную жалобу Угаровых оставить без удовлетворения...

"Удовлетворение... - задумался Фёдор. - Терминология публичного дома... Могли удовлетворить, но почему-то не удовлетворили... Почему?

У Фёдора вдруг возникла мысль, что Истомск, именуемый Сибирскими Афинами, где он прожил всю свою сознательную жизнь, уместнее было бы именовать Городом Красных Фонарей - куда ни пойди, всюду наткнёшься на публичный дом, где тебя могут удовлетворить, или не удовлетворить: Белый Дом областной администрации, Красный Дом мэрии, суды, прокуратуры, отделы, райотделы, управления, департаменты. Заходи в любой, проституты и проститутки разной ориентации удовлетворят любое твоё желание - только плати. И, опять же, никакого удовлетворения не получишь, если нечем платить.

О том, что в Истомск с деловым визитом прибудет министр юстиции, Федор узнал в конце мая. И тут же подумал, что надо бы вручить судейскому начальнику полновесную подборку документов по своему делу о выселении. Разумеется, попасть к министру было бы непросто, но то, что это возможно, Федор тоже понимал: так или иначе Ковалев имел бы контакты с местными журналистами, а значит и Федор мог где-то задать ему вопрос-другой и выбрать момент для вручения своего "дела"...

Он отксероксил подборку документов, предварил их своим заявлением по существу дела и провел предварительные разведки относительно прибытия министра...

Подгадил сам министр. Вместо того, чтобы ехать знакомиться с состоянием юстиции на местах, министр поехал с проститутками в баню и "приняв на грудь" более положенного, стал проделывать с голыми прошмандовками физиологические действия в полной уверенности, что проделывает секс. Забыв, что секс, это когда интимно. А когда публично, то это уже не секс, а компромат. Ибо через щель в раздевалке сцены с голым министром снимали на видеокамеры сразу несколько представителей "масс медиа"...

Когда телевидение показало вышеозначенные сцены на всю Россию и окрестности, министр перестал быть министром. Стал обычным гражданином, исторгнутым из минюстовской кодлы. И его потуги через суд доказать свою непричастность к сценам означенным выше, очень напоминали то, чем занимался и Федор Михайлович Угаров.

Областной суд - первая и она же последняя инстанция по кассационному обжалованию решений районных судов по гражданским делам.

Решение Октябрьского райнарсуда вступило в законную силу. Угаровы подлежали выселению.

Можно было еще попытаться направить так называемые надзорные жалобы в адрес председателя областного суда и прокурора области с просьбой опротестовать решение суда.

Федор так и сделал. Надзорную жалобу прокурору области он выслал почтой. Надзорную жалобу на имя председателя облсуда отвез в облсуд и через неделю явился на прием к председателю облсуда Меринову. У Меринова в кабинете почему-то находился корреспондент газеты "Знамя" гражданин Федоркин.

Федор положил перед Мериновым экземпляр надзорной жалобы.

-У меня есть, - сказал Меринов, - я ознакомился.

-На каком основании все-таки меня выселяют? - спросил Федор, - ведь решение суда противоречит материалам дела! Как бы ни изгалялась судья Свинякова, а достаточно посмотреть материалы дела и станет все ясно: нет моей вины ни в чем!

-Вы считаете решение суда несправедливым? - ухмыльнулся Меринов.

-Да.

-А это справедливо, что у вас две квартиры?

-Как две?

-Трехкомнатная муниципальная и однокомнатная приватизированная!

-Почему две, если однокомнатную я еще в 1995 году отдал водоканалу и в ней с того времени живет другой человек?

-Но право на однокомнатную осталось за вами!

-А причем тут я?

-Почему вы не отдали однокомнатную водоканалу, как обещали?

-То есть как не отдал!?

-Так! Отдали, но отдали фактически, а не юридически! Почему не оформили передачу официально?

-Как? - поинтересовался Федор.

-Через районную администрацию.

-Пытался. Водоканал отказался, требовал подписать договор купли-продажи. Он включил однокомнатную как часть платы за трехкомнатную в свой договор... Уже когда обман водоканала вскрылся и я получил ордер на трехкомнатную, я сам обратился в мэрию с официальным заявлением: обязать муниципальный водоканал оформить мою однокомнатную через Кировскую райадминистрацию и прекратить удерживать мою зарплату за непроданную мне трехкомнатную муниципальную...

-Ну и что? - раздраженно перебил Меринов.

-Что - что? - не понял Федор.

-Что мэрия?

-Отказалась воздействовать на свой водоканал. В суд обратиться предложили. Вон в деле мое заявление с резолюцией прежнего мэра Козодралова.

Меринов побарабанил пальцами по столу.

Федоркин сидел напротив Федора, склонив к столу свою плешь, и подозрительно-настороженно взирал поверх очков.

-Вы что-то не договариваете, коллега, - сказал Федоркин, - скажу вам как журналист журналисту: я ценю ваши публикации... Но здесь я не журналист, а народный заседатель областного суда - вы меня понимаете?

-Понимаю... - недоуменно сказал Федор.

-И вы здесь не как журналист, а как электрик водоканала, незаконно получивший от водоканала квартиру. И не по-очереди, и с превышением нормы жилплощади, поэтому не надо давить на эмоции. Скажите: вы хотите жить в трехкомнатной?

-Хочу.

-Так заключите с водоканалом мировое соглашение.

-И где я окажусь после этого?

-Где и сейчас - в трехкомнатной квартире.

-И водоканал может в любое время через суд добиться признания недействительным этого липового мирового соглашения и выгнать нас на улицу...

-Почему?

-Потому-что предлагаемый водоканалом в качестве мирового соглашения договор купли-продажи квартиры в Солнечном - заведомая липа, и к тому же подписанная задним числом! Ее любой суд признает недействительным и выселит нас! Только уже не в однокомнатную, как сейчас, а просто на улицу! И уже из теплотрассы нам надо будет доказывать свои права! Вы это понимаете!?

-Ну так и что же? Значит надо оставлять за вами право на обе квартиры? - сварливо, как базарная халда, заговорил Федоркин.

-А вы предлагаете мне заключить сомнительную сделку с водоканальскими аферистами!?

-Пока судом они не признаны аферистами, вы не имеете права их так называть! - заблажил и Меринов, как базарная халда.

-Так признайте! Что вам мешает возбудить против них уголовное дело по фактам подлога, мошенничества, злоупотребления должностью, вымогательства!? Ведь факты неоспоримы! Подтвержены документами!

Меринов волком зыркнул на Федора, корреспондент Федоркин понимающе посмотрел на Меринова.

В кабинете зависла тягостная тишина.

Федор долго ждал какой-либо реакции от судейского дуэта, но его как бы не замечали, принявшись листать какие-то пухлые дела.

Федор понял, что на этом базаре ни он сам, ни его семья ничего не стоят.

Две недели спустя он получил из областного суда бумагу, подписанную Мериновым: нет оснований для опротестования решения суда о выселении Угаровых...

Следом пришла бумага из областной прокуратуры, подписанная Сыроблюевым: нет оснований для опротестования решения суда о выселении Угаровых.

-Оба они одной ориентации. - Резюмировала Ольга.

Федор долго не мог понять, что с ним происходит: сначала удручало постоянное недомогание, потом стало болеть сердце. Это раздражало. Он никогда в жизни ничем не болел и болеть не умел, недомогание воспринималось как досадная помеха, обязанная пройти, а боль в области сердца он сначала относил к неудачному взмаху гантелей...

Однажды утром они с Ольгой установили палатку на базаре и Ольга, как обычно выдала ему задание где-то-почем купить. Федор поехал, но вместо привычных дорог к оптовым базам, свернул к поликлинике: худо было так, как не бывало даже и с перепоя. "Да что это со мной творится..." - гулко стучало под темечком.

Ему удалось попасть к врачу, упросив громадную очередь пропустить его без ожидания и без талона. Очевидно вид у него был убедительный...

Лежа на кушетке, он наблюдал, как меряют давление...потом снимали электрокардиограмму... затем всадили целую серию уколов и врачи что-то говорили-говорили - сознание плохо фиксировало происходящее: оно все больше заполнялось неотступной щемящей болью в области сердца. Потом боль стала словно бы стихать и Федор потерял сознание.

Очнулся. Увидел людей в белом, суетящися рядом.

-Что?.. - прошептал он, - что это?

-Тихо. Лежите...

Потом его хотели немедленно госпитализировать, он отказался: а как же там Ольга останется?..

-Мне надо ехать. Ехать...

-Приехали, - буркнул врач, - с такой гипертонией и ишемией можно уже никуда не ехать...

-Какая ишемия? Я отлежусь немного сейчас и пойду...

Врач посмотрел на него, как на безнадежно больного.

И все же Федор ушел, невзирая на протесты медиков. Сел в машину и тихо покатил, сам не зная куда: голова работала еще не вполне нормально.

Но кое-что она уже сообразила: "Меня не к выселению приговорили, а смерти..."

Верить в это не хотелось.

Ольга Угарова сидела в своей торговой палатке на Дзержинском рынке, листала рекламный дайджест и отмечала цветными ручками нужную информацию о ценах на товары. Торговля шла вяло: к полудню продала товара всего тысяч на сто - это значит заработка нет.

Федор мотался по оптовикам с "полетным заданием", выданным ему с утра, должен был что-то привезти.

-Здравствуйте! - раздался бодрый мужской голос.

Перед прилавком стоял улыбающийся Василий Прокопьевич Укокошин.

-Здравствуйте, - ответила Ольга, с трудом узнавшая единожды виденного ею несколько лет назад "друга дома".

-Поздравляю! - радостно сказал Василий.

-С чем? - не поняла Ольга.

-С выселением!

Ольга странно посмотрела на него.

-Се ля ви! - улыбался Укокошин, - ну как там Михалыч?

Ольга отвернулась.

Василий поторчал еще недолго возле палатки, бодро сообщил:

-Что ни делается - к лучшему!

И удалился.

Появился Федор. Ольга не сказала ему о дружественном визите. Федор не сказал ей о визите к врачам.

Глава 78

Три года Ольга не могла съездить к родителям в Киргизию: квартирная ловушка обернулась полным нарушением жизненного уклада, безденежьем, убиением времени и сил на судебные разборки, изнурительными попытками держаться на плаву базарной торговлей, и приостановить эту торговлю было невозможно из-за реальной опасности потерять место на базаре и соответственно - единственный источник существования...

В мае 1997 года Угаровы расчитались с последними долгами.

-Все, - сказала Ольга, - больше я рубля занимать не буду.

Каждый день она откладывала часть денег на поездку к родителям. Для того, чтобы сохранить торговое место на базаре на время своего отсутствия, Ольга решила нанять продавца. Федору выдала инструкции:

-Меня не будет здесь недели три. Вместо меня на моем месте будет торговать продавщица. Твоя задача: по утрам ставить на базаре палатку с товаром, по вечерам забирать все это. Днем будешь ездить по оптовикам закупать товар. Товар продавщице передавай по списку и все тщательно проверяй, вечером пересчитывай остатки и забирай у продавщицы выручку - все записывай, иначе ты мне всю бухгалтерию погубишь.

-Есть, товарищ командир, - кивнул Федор.

-Ты сам себе должен быть командиром! - предупредила Ольга, - ушами не хлопай, иначе разоришь дело. Постарайся продержаться до моего приезда хотя бы с минимальными потерями. Главное - сохрани место! Ясно?

-Ясно.

-Ничего тебе не ясно, по глазам вижу, - вздохнула Ольга.

Ольга с Олей уехали в конце июня. 1 июля поезд Красноярск-Бишкек прибыл в столицу братской Киргизии, на вокзале дочку с внучкой встретил Алексей Дмитриевич. Ольга отметила, как постарел отец за эти годы, в его облике появились стариковские черты, которых она не замечала раньше: сгорбленность, понурость.

Жигуленок тронулся в трехсоткилометровый путь до Каджи-Сая.

Дорога Алексею Дмитриевичу далась тяжело. Ольга не раз предлагала отцу поменяться местами, она сама могла вести машину, но отец не соглашался.

Нерадостной была атмосфера в родном месте. Ольга еще не говорила о том, что квартиру у них суд постановил отобрать, но непостижимым образом домашние об этом уже догадались - это чувствовалось по тому, как тщательно родные избегали всякого упоминания о квартирных делах, по особой горечи во взглядах. Когда же Ольга поведала о случившимся, родные промолчали.

Ольга вышла в сад. Она помнила здесь каждое дерево, помнила, когда которое сажали, как они приживались, начинали плодоносить. Вон те вишенки отец привез в девяносто первом из Канта, посадил в палисаднике рядом с молодыми абрикосовыми деревцами, теперь и те и другие разрослись и на них сейчас зрели полноценные плоды...

Алексей Дмитриевич умер на другой день.

Федор Михайлович Угаров, проводив жену и дочь, остался "за хозяина".

Нанятая Ольгой продавщица Наталья, молодая учительница, бросившая свое учительство из-за безденежья после полугода невыплаты зарплаты, сидела в палатке среди консервных банок и прочих склянок и читала книгу. Когда подходили покупатели и о чем-то ее спрашивали, она поднимала на них недоумевающие глаза, силилась понять, что от нее хотят. Если догадывалась, отпускала товар и снова погружалась в чтение. Если покупателю не хотелось тревожить ее, погруженную в отвлеченный мир, он шел дальше, к следующей палатке и брал товар там.

В первый день Наталья наторговала двести тысяч рублей. Из них прибыли было сорок тысяч. Двадцать пять тысяч рублей из этих сорока тысяч было уплачено за место. Оставалось пятнадцать тысяч рублей от прибыли. Тридцать тысяч полагалось Наталье - это ее дневная зарплата, обусловленная заранее...

Итого первый день торговли без хозяйки принес пятнадцать тысяч рублей прямых убытков. Не считая затрат на бензин, авторессурс. И считая, что Федор участвовал в процессе на общественных началах.

Ольга оставила Федору на два миллиона рублей товара и один миллион рублей наличными для пополнения товарных запасов, плюс Наталью.

Через две недели писатель Угаров и учительница Наталья распродали весь товар и остались с последней выручкой - сто тысяч рублей...

-Наташа, - сказал Федор, - вы могли бы обойтись сегодня без зарплаты? До завтра. Я бы на оставшуюся сотню купил товаров, и еще попрошу в долг чего-нибудь у оптовиков... Может быть наладим процесс... Иначе мы банкроты...

-Можно, - разрешила Наталья.

На другой день Федор с утра пораньше заехал в фирму "Плекс", где Угаровым иногда отпускали товар с отсрочкой платежа, и попросил отпустить ему в долг что можно.

-Можно, - согласился шеф "Плекса" Юра Панченко, - а я думал, вы уже встали на ноги, смотрю, за наличные стали у нас отовариваться.

-Временные трудности, - кратко пояснил Федор, - Ольга в отъезде, без нее я не сориентировался в конъюнктуре... До завтра! Или до послезавтра.

Юра понимающе усмехнулся.

Федор набрал у "Плексов" товаров на миллион рублей и поехал на базар. Установил палатку, выгрузил из жигуленка коробки с товаром на раскладные столики. Подошла Наталья.

-Наташа, - попросил Федор, - сегодня работаем в ударном темпе, иначе нам хана. Надо сегодня и завтра сделать хорошую выручку. Я буду крутиться между базаром и оптовиками, все, что выручите, тут же буду превращать в товар и снова...

-Хорошо, - согласилась Наталья.

И они замельтешили в классическом ритме "товар-деньги-товар"... В этот день выручили пятьсот рублей: без чтения классической литературы Наталья повысила деловую активность. Вечером она получила шестьдесят тысяч рублей, зарплату за вчера и сегодня, обещала на другой день столь же ударный труд.

На следующий день ударный труд повторился. Выручка снова составила пятьсот тысяч. Тридцать тысяч, как всегда, было зарплатой продавщицы. Оставалось четыреста семьдесят тысяч наличными и товара тысяч на пятьсот. И долг "Плексам"...

-Наташа, - снова попросил Федор, - можно сегодня вам не брать зарплату? А завтра снова за два дня получите. А то мне не расчитаться с кредитором...

-Можно, - разрешила Наталья.

Вечером Федор сделал полную ревизию. Уточнил, что товаров имеется на пятьсот тысяч рублей с мелочью, и наличными пятьсот тысяч. Миллион рублей немедленно надо отдать Юре Панченко. Тридцать тысяч - Наталье...

Что делать?

Федор сходил в киоск за бутылкой водки, налил полный стакан и выпил залпом. Хорошо пошла...

Резюме выскочило само собой: пора сворачивать лавочку.

Он налил еще полстакана "Ностальгии", соорудил "занюх" из корки хлеба с пастой "Чили", адская смесь из жгучего перца с томатной пастой, и уже намеревался совместить себя с ними, как зазвонил телефон.

-Ну, как дела, новый русский? - раздался в поднятой трубке голос брата Михаила.

-Изюмительно! - заверил Федор.

-Чем занимаешься?

-Аморалкой.

-Ясно, - усек Михаил, - а я тебе звонил днем звонил, в канале детские дают...

Федор понял, что он спасен.

С утра пораньше он принесся в водоканал, получил пятьсот тысяч рублей детского пособия, не выплачиваемого давным-давно, примчался в фирму "Плекс" и вручил Юре Панченко миллион рублей долга. Поблагодарил и заспешил вон.

-А товар? - окликнул Юра.

-Воздержусь, - махнул рукой Федор, - с деньгами туго.

-Бери в долг снова, - великодушно предложил Юра, - нет проблем!

-Есть проблемы, - возразил Федор, - надо повременить...

На базар он прибыл раньше Натальи, которая приходила обычно в десять, ближе к одиннадцати. Надо было еще расчитаться с ней за вчерашний день, но от денег осталось пшик - Федор наскреб тысяч пять мелочи...

Он дождался, когда подъехали торговцы-соседи, Федосеевы, подошел.

-Вера, Николай, - обратился к ним Федор, - вы не могли бы взять у меня товар по оптовой цене? Там осталось немного...

-А что случилось? - удивилась Вера, - вы разве не торгуете сегодня?

-Да... - вздохнул Федор, - если еще и сегодня мы поторгуем, то Ольга нас просто убьет, когда вернется...

-Плохой оборот? - смекнула Вера.

-Хуже, - покачал головой Федор, - хороший крах. Ни долгов ни денег.

-Вот это да!.. - хором сказали Федосеевы.

Они забрали у Федора остатки товара, расчитались. Подошла Наталья. Федор вручил ей тридцать тысяч рублей, зарплату за вчерашний день.

-А сегодня разве не торгуем? - поинтересовалась Наталья, не заметив на привычном месте палатку.

-Не торгуем. - Подтвердил ее догадку Федор, - обанкротились.

-Я-а-а-а-сно, - кивнула Наталья, - ну, до свиданья.

Больше ее тут не видели.

-Что ж ты делаешь!? - выговорила Вера Федору, - ведь место можно потерять! Сейчас кто-нибудь встанет на ваше место с палаткой, и все - через несколько дней его гранатой отсюда не выковыряешь! Ольга вернется, что найдет здесь!? Что случилось?..

-Мне нечем платить продавщице, - сознался Федор, - товары я бы еще мог какое-то время брать в долг, сам ничего не получаю - хрен с ним, - но ведь каждый день торговли приносит все больше и больше убытков... Я ничего не пойму. Что происходит? Только все хуже и хуже. А ведь и с кредиторами надо чем-то расчитываться... Доживу до ольгиного приезда, что-то придумаем...

Федор не признавался себе в том, что разорение его не огорчило, но напротив, принесло чувство облегчения: базарное ерзанье рухнуло само собой, можно было заняться чем-то другим, к чему были интерес и способности. Оставшиеся несколько дней до ольгиного возвращения Федор провел за письменным столом: писал. Писал, забыв обо всем на свете, даже из дома не выходил, обходясь остатками продовольствия, и не замечая, что он ест. У него даже серде болело меньше. В себя его привел телефонный звонок Михаила.

-Ты что это, братец, на работу не идешь? - поинтересовался брат.

-Да?.. - удивился Федор, - уже пора?

-Давно пора. Моя смена кончилась, ты должен меня менять, а тебя все нет и нет, дай, думаю звякну... трех выходных подряд тебе мало?

-Мало, - признался Федор, - я б еще три прихватил.

-Ну, если надо, прихватывай, - снизошел Михаил, - я отдежурю за тебя, мне, честно говоря, домой идти и не охота... Петрович вон уже стаканы моет...

Ольга вернулась из Киргизии. Как само собою разумеющееся, восприняла остановку Федором торгового дела. Начала все с нуля. Утром они приехали на базар и поставили палатку на свое прежнее место.

-Я поехала за товаром, - сказала Ольга Федору, - ты будь здесь, обороняй место, если кто-то его уже считает своим. Делай что хочешь, но место у меня должно быть.

Только она уехала, к палатке подрулила "волга", битком набитая коробками, вылезли мужик и толстенная баба.

-Во! - подивился мужик, уставившись на Федор, - наше место уже занято! Х... ты тут расселся? Мотай отсюда!

Федор молча закурил, поразглядывал мужика.

-Ты чо, оглох? - поинтересовался тот.

Федор курил.

-Чо, тебя вместе со столом выкинуть?! - озлился мужик.

-Попробуй, - разрешил Федор.

-Чо, сильно здоровый!? Крутой!?.. - загундел наскокщик, - думаешь на тебя не найдется никого!?.. Вали отсюда! Давай, давай!..

Федор отвернулся.

-Дай ему в рыло!!!.. - заблажила баба, - а ну, вали отсюда, падла!.. Ишь, расселся на нашем месте!.. Кому говорят!..

Семейная пара вопила на весь базар, на всю губернию. На хай стали сходиться любители базарных сцен, поглазеть, что там новенького сегодня сулит "большой драматический театр миниатюр" - сезонный рынок Дзержинский.

-Видали!?.. - вопили семейные бизнесмены, - на наше место сунулся!.. Рожа наглая!.. Вали, тебе говорят!..

Проорались. Но в битву с Федором не вступили. Съехали.

Глава 79

В считанные недели Ольга восстановила разрушенное Федором хозяйство: с помощью товарного кредита резко увеличила ассортимент, соответственно возросла прибыль, стали нарабатываться собственные оборотные деньги.

К концу августа она собрала и деньги на поездку Федора в Киргизию за Олей. Она расчитывала, что теперь, когда умер Алексей Дмитриевич, отношения ее матери с Федором наладятся - горе сближает, - и напутствовала:

-Постарайся за месяц помочь маме по хозяйству максимально, не вступай ни в какие конфликты, молчи и делай, что скажет...

Федор согласно кивал головой.

29 августа 1997 года Федор Михайлович Угаров с утра пораньше впрягся в баулы с гостинцами и первым автобусом отбыл в направлении станции Юрга. В Юрге он выпил пива, и только-только местный бомж вырвал из его рук пустую бутылку, к перону подкатил поезд "Красноярск-Бишкек". Поезд стоял тут две минуты, поэтому посадка походила на каскадерский трюк: когда Федор доковылял до своего вагона с тяжеленными баулами, поезд уже тронулся, пришлось сначала бросить один баул на перон, другой обеими руками закинул в вагон, затем схватил с перона второй баул, догнал поезд и закинул в тамбур второй баул, и только потом забрался сам. Успел в последние мгновения. От резкой физической нагрузки усилилась боль в сердце, из ноющей стала щемящей.

Первый день отлеживался. На другой день проснулся, когда поезд шел по территории дружественного Казахстана, откуда разбегались русские люди в поисках лучшей доли. Что им не нравилось в Казахстане, глядя из поезда было не понять: те же широкие просторы, что и при социализме, те же селения, дома, индустриальные пейзажи... Федор смотрел в окно и думал о днях минувших, когда он служил в Красной Армии, и ни где-нибудь, а именно в Семипалатинске, близ коего товарищ Курчатов со товарищи некогда испытал атомную бомбу. Здесь много лет спустя произошёл инцидент, отраженный в анналах дознания: "...рядовой Угаров угрожая командиру применением оружия, гнал его по дороге от приемного радиоцентра до взлетно-посадочной полосы, а когда капитан Ропычев оторвался от преследования, произвел в него десять выстрелов из карабина СКС-43 и не попал, так как стрелял на бегу, держа оружие в одной руке, как пистолет, произнося при этом нецензурные выражения..." Дело заминали сами командиры, и в конце-концов Федора выгнали из Красной Армии досрочно, инкриминировав какую-то болячку, "несовместимую со службой в вооруженных силах". А началось все просто: командир посулил пристрелить Федора, если тот не приступит немедленно к мытью сортира зубной щеткой...

Как только кончилась Россия, начался обжорный рай: на каждой остановке к поезду устремлялись толпы людей со всякой снедью. Тут были вареная картошка, вяленые рыбины, жареные рыбины, всевозможные колбасы, горячие манты, свежеиспеченные, исходящие жаром пироги, готовые салаты, пиво, вина, водки, газировки, соки, жареные куры и фрукты, фрукты, фрукты... Странно, думал Федор, а в России к поездам вынесут пачку печенья и то милиционеры гонят продавцов от вагона, и ни людям заработать, ни пассажирам пожевать по-людски... А тут никто никого не гонит, справок не требует.

Поезд был обычный пассажирский, но вид имел такой, будто перенес бомбежки и обстрелы: все было ободрано, качались и скрипели стенки, полуоторванные двери не закрывались, а в туалете не было унитаза, испражнялись прямо в рваную дыру в полу... "О Робин Крузо, куда я попал?.." - удивлялся неизбалованный жизнью Федор.

Внизу, на нижней полке сидел узбек, сложивший ноги кренделем, и на его надменном лице зрело выражение брезгливости: страдал от смрада близкого сортира. "Крепись, брат! - послал ему мысленное пожелание Федор, - и будешь ты крепленый, как портвейн "Агдам" нагорно-карабахского розлива. Нам бы только еще день продержаться да ночь простоять..."

Федор не собирался ехать в поезде до самого Бишкека. Намеревался сойти на казахской станции Отар. От нее до Бишкека можно было за час домчаться на попутке, вместо того, чтобы еще десять часов пилить поездом. Жэдэ делала длинный крюк, огибая горную гряду, а автомобили шныряли через перевал напрямую.

В Отар поезд приполз перед рассветом. Федор не спал эту ночь, пролежал на своей верхней полке в невеселых думах о жизни...

О щемящем сердце старался не думать.

Здесь вышли чуть ли не все пассажиры. Когда Федор с баулами сверзивался со ступенек вагона на казахскую землю, ему не дали осмотреться на ней: множество дружелюбных рук подхватило, поставило вертикально и со всех сторон посыпались возгласы:

-Куда ехать!?..В Бишкек!?..В Бишкек едем!?..На такси едем!?.. На автобусе едем!?.. На рафике едем!?..На мерседесе едем!?..

-На крейсере! Только на крейсере еду! - возопил Федор, норовя продраться сквозь наязчивый сервис.

-Поехали на крейсере!!! - страшно закричал толстый казах и вырвал Федора из объятий сородичей, - настоящий крейсер! Не пожалеешь! Всего за двадцать тысяч рублей - с ветерком!..

Он дотащил Федора до... Федор даже затруднился вначале дать название транспортному средству, которое стояло перед ним. Это был некий автогибрид, сооруженный из разных частей разных автомобилей. Нечто типа автобуса, если судить по габаритам, но и нечто типа легковушки, если судить по сиденьям...

-Не, не поеду в этой каракатице, - попятился Федор назад от салона, в который занес было ногу, - я что, кролик?

-Зачем кролик!? - возмутился водитель, - нормально доедешь! А что дверцы нету, так зачем она тебе!? Поехали!

-Не, - уперся Федор.

Его тут же потянул за рукав другой казах:

-Поехали, брат, поехали! На девятке! Час не пройдет и ты в Бишкеке! Все, поехали! Тридцать тысяч рублей и мы в Бишкеке!..

Уболтал. Федор сел на переднее сиденье "девятки", поприветствовал еще двоих пассажиров, сидящих сзади: один из них был тем самым узбеком с надменным лицом, на котором зрело вчера выражение брезгливости, а сегодня была печать невыспанности.

Хорошая дорога связывала с этой стороны Казахстан с Киргизией. Машина торпедой ввинчивалась в серый сумрак утра и резво шла на подъем к перевалу.

-Как там жизнь у вас в России? - обернулся водитель к Федору.

-В смысле - кому на Руси жить хорошо?

-Ну да.

-Чубайсу, - начал перечислять Федор, - Ельцину, Черномырдину, Брынцалову, Лужкову, Вяхиреву, Березовскому...

-Я не про шакалов, я о людях спрашиваю! - уточнил водитель.

-А... Люди живут в соображении куда бы смыться от жизни такой.

-А от нас к вам бегут, - сказал казах.

-Значит у вас еще хуже.

-Хуже, - кивнул казах, - наши правители еще раньше ваших разграбили все. Вот... - Он похлопал ладонями по баранке руля, - всю жизнь копил при социализме на машину, купил в девяносто первом. С ней и остался. Больше нечего... ладно хоть она кормит, иначе тоже впору бежать куда глаза глядят, хоть к вам в Россию.

-В Узбекистан беги, - подсказал сзади пассажир, сидевший за спиной Федора, - ближе и жить там спокойней: Каримов так зажал преступный мир, что не пикнут! В Узбекистане порядок, люди спокойно живут, хоть не богато, зато в согласии. Вон я постоянно смотрю телевизор, вижу какие сюжеты показывают из Узбекистана, там вору нет хода! Всех преступников к ногтю! Молодец Каримов...

-Что Каримов!?.. Что Каримов!?.. - как взорвался мрачный узбек, сидевший на заднем сиденье за водительской спиной, - вы не знаете нашего Каримова, вот и болтаете! Преступности в Узбекистане на виду стало меньше! Потому-что есть главный теневой преступник - Каримов! Он подмял под себя всю страну! Вся республика на него работает! У нас самое настоящее рабство процветает! Всюду: на хлопковых полях, в кишлаках, на производстве!.. Все работают на главного бая - Каримова! У него счета в иностранных банках от денег лопаются, а в Узбекистане люди от голода мрут как мухи!.. В России, по сравнению с Узбекистаном, -рай! Люди просто не ценят того, что имеют! В России если человек хочет работать, он найдет себе дело и заработок, пусть хоть все заводы встанут! У вас только ленивые, или глупые стонут от нужды!.. А в Узбекистане за одно слово против власти голову сворачивают!..

Угрюмый узбек в промежутках между фразами смачно крыл узбекского президента русским матом;

-О, наши упыри выползли! - воскликнул водитель-казах и резко притормозил.

Два милиционера казахской национальности в советской форме делали знаки остановиться. Водитель вылез из машины, стал объясняться с ними.

-Столько лет прошло в суверенитете, а менты все в прежней форме! - подивился Федор.

-Не во что переодеть, - пояснил узбек, - у нас та же картина. Их не то что одевать не во что, их кормить нечем! Не на что! Они на самообеспечении: пасутся всюду, как скотина бесхозная, обдирают кого сумеют...

Вернулся водитель, мрачный, с каменным лицом. Газанул и, проехав с версту, длинно выматерился по-русски. Еще через версту сказал:

-Тридцать тысяч рублей отобрали, суки.

-За что? - спросил Федор.

-За то, что вас везу.

Дорога шла вниз, по обеим сторонам тянулись веселые частные усадьбы несибирского облика: ухоженные, аккуратные дома, живописные заборы и увешанные плодами яблони, груши, абрикосы...

-Сейчас Казахстан кончится, Киргизия начнется, - заметил пассажир из-за федоровой спины, - там наши, киргизские менты ждут, у них тоже жор отменный.

Машина соскользнула в долину великой киргизско-казахской реки Чу, разделяющей два братских народа, и вкатилась на мост. Федор глянул вниз: вот она, вода, рядом, да и вся речка - пацан из рогатки перестрелит, а туда же - река! Да у нас в Сибире она и за речку бы не считалась...

По ту сторону моста встречали милиционеры киргизского обличья в советской форме: тут тоже, похоже, были трудности с довольствием...

Братские киргизы отняли у водителя тридцатку.

-Суки... - вздохнул казах и погнал к Бишкеку.

Надо было добираться от Бишкека до Кажди-Сая. Федор сунулся в пункт обмена валюты, расположенный в первом этаже здания автовокзала, чтобы поменять рубли на киргизские сомы. Соотношения денег он знал: один сом стоил примерно триста пятьдесят рублей или чуть больше. Он сунул в амбразуру обменного пункта пять стотысячерублевых купюр /мелкие тут не принимали/ и спросил:

-Сколько сомов дадите за пятьсот тысяч рублей?

-Сейчас посчитаем, - глубокомысленно произнес киргиз-меняла и принялся высчитывать на электронном калькуляторе искомую сумму, - сто двадцать пять сомов! - и он начал отсчитывать сомы.

-Стоп!.. - воскликнул Федор и цапнул из под носа менялы свои рубли, - почему сто двадцать пять сомов? Тысячу двести пятьдесят сомов за пятьсот тысяч рублей!

Киргиз забегал глазами: то на Федора, то на его руки с рублями, снова взял калькулятор, поколдовал, сообщил:

-Все правильно, сто двадцать пять сомов! У других дороже! Бери!

-Стоп, - поднял указательный палец Федор, - начнем сначала. Почем у один сом?

-Сейчас посчитаю, - углубился киргизский человек в калькуляторные расчеты.

-Зачем считать на машине!? - подосадовал Федор, - если один сом у вас стоит четыреста рублей, то десять сомов - четыре тысячи рублей, сто сомов - сорок тысяч рублей, тысяча сомов - четыреста тысяч рублей! Я дал пятьсот тысяч рублей - получается одна тысяча двести пятьдесят сомов!

-Почему? - нахмурился киргиз, - считаю снова... Сто двадцать пять сомов за пятьсот тысяч рублей! Все точно! Не нравится, иди к другому меняле, тебе еще меньше дадут! Не веришь!? Тогда иди. Иди, иди!

-Тебя как звать, - спросил Федор.

-Ислам.

-Иди-ка ты к аллаху, товарищ Ислам!

И пошел прочь.

Он быстро нашел "Рафик", идущий в сторону Каджи-Сая. Поехали. Водитель тормознул на одной из бишкекских улочек и показал:

-Вот, видишь дверь открыта в белом домике? Это обменка. Тут хороший курс и не мошенничают. Меняй, подожду...

Менялы, русские парни, быстро обменяли пятьсот тысяч рублей на тысяча четыреста сомов из расчета по триста пятьдесят рублей за сом.

-И никогда не суйся к киргизским менялам! - посоветовал водитель, - они тут оголтелые, живут исключительно шакальством...

Маршрутка резво проскочила сквозь живописные пейзажи Чуйской долины и нырнула в горы, двигатель взвыл, одолевая затяжные подъемы к перевалу...

Федор Михайлович Угаров прибыл в тещин дом в 17 00 местного времени 3 сентября 1997 года. Убыл - в 21 00 3 сентября 1997 года. За четыре часа пребывания в тещином доме, куда он приехал на целый месяц, проистекло следующее...

Калитка на тещином подворье оказалась запертой. Федор постучал. Ответил добротный собачий лай, из тональности коего можно было заключить что калибр барбоса колебался в пределах от овчарки до дога.

Через какое-то время к калитке подошла сгорбленная девяностолетняя Мария Ивановна, ольгина бабушка,

-Вам кого? - спросила она.

-Здравствуйте, Мария Ивановна, - сказал Федор.

-Федя!.. - узнала старая, - а мы заждались!.. Проходи, проходи!.. Раи нет, уехала на пасеку...Оля обрадуется сейчас, - она крикнула в сад, - Оля, Оля, папа приехал!..

Откуда-то из-за яблонь выскочила Оля с отчаянными глазами на странно улыбающемся лице и бросилась к отцу.

Федору казалось сейчас, что во вселенной не осталось никого, кроме него и дочери.

-Как хорошо, что ты приехал, - всплакнула Мария Ивановна.

Пятилетняя Оля за руку водила отца по следу, и, поднимая свое светящееся лицо, посвящала его в каджисайское состояние:

-...Абрикос! Видишь, какой абрикос?..Мы с бабой Раей знаешь сколько ведер набрали!.. Сто! Нет, тыщу! Милион! Милион, милион и количество - вот сколько!

-Ух ты!.. - млел Федор.

-И старенька бабушка собирала! - воскликнула Оля, - только снизу! А я на лестницу лазила! С веток рвала!..

-Ух, ты...

-И малину брали!..

Оля вдруг остановилась, строго посмотрела на отца:

-А дедушка умер.

-Да, - вздохнул Федор.

-От сердца.

-От сердца.

-А мы живем.

-Да, доня...

Оля не отходила от отца ни на секунду. Даже когда ей приспичило писать, она подвела отца к деревянному скворечнику туалета, поставила у двери, и строго наказала:

-Стой тут! Никуда!..

-Есть, товарищ командир! - приложил Федор руку к своей голове.

Оля влетела в заведение, заструила, но бдительность не теряла:

-Никуда не уходи! - командовала она через дверь, - я в щелку все вижу! Не шевелись!

-А дышать можно? - спросил Федор.

-Дыши,- разрешила Оля.

Она вышла из заведения и указала пальчиком вдаль:

-Смотри, пап, Иссык-Куль какой!..

С подворья, расположенного на возвышении, отлично просматривался фантастически синий Иссык-Куль, и хотя расстояние до противоположного берега было более семидесяти километров, виделся он, как начерченный, только все в уменьшенном размере...

Когда сели ужинать, Федор поставил на стол два пальца правой руки, указательный и средний: получилась мультипликационная фигурка без головы о двух ногах. Она поторчала возле тарелки с хлебом, прошлась, вальяжно пошаркивая по клеенке...

-Малец!.. - взвизгнула Оля, - Малец!.. Малец образовался!.. Мале-е-е-чик!.. - восторженно завизжала она, - Мале-е-е-ц!..

-Осподи-сусе... - напугалась Мария Ивановна, - кто?..Иде?..

-Малец! - запрыгала Оля, - бабушка, смотри, малец!..Надо его позвать! Малец! Малее-е-ц!

-Чи-и-и-ито-о-о-о-у!? - низко начал и взвизгливо кончил Малец свою коронную арию /так звучало у него "что?"/, - это кито-о-о звал мальца?

Он забегал по клеенке между тарелками, нервически вскрикивал:

-Это что за еда? Это не мальцовая еда!..Это дитячья еда!..А это что - чай? Мальцы не пьют чай!.. А подать сюда водки с перцем! Да хрену на закуску!..

-Ах, ты шпанец!.. - обомлела Оля, - такой маленький, и уже про водку!?..

-Чи-и-то-о-о-оу!? - подскочил к ней малец, - что ты сказала, букашка?

-Я букашка? - возмутилась Оля, - а ты знаешь кто?

-Кто? - скривил рожу малец.

-Инфузория! - выпалила Оля.

-Ух, ты... - опешил малец, - надо ж, выкопала слово...

-Да! - показала ему язык Оля, - мне бабушка читала! А ты не знаешь инфузорию!.. Бе-бе-бе!.. - подразнила она мальца.

-Ты еще дразниться, козявка!? - возмутился и малец, - ну, за это тебе еще больше попадет!..

Девяностолетняя Мария Ивановна смотрела на них с изумлением, бормоча: "...осподи-сусе, пресвятая мать богородица..."

Федор с трудом одолевал сонливость: прошлая ночь без сна сказывалась, он стал задремывать за столом.

-Оля, папа засыпает, - сказала Мария Ивановна, - пойдем уложим его.

Южная ночь стремительно наползала с гор на поселок, со "снежников" потянуло прохладой и исчез из видимости Иссык-Куль. Зато вдали, на том берегу зароились огоньки.

Федора уложили на диване в одной из пустующих комнат просторного дома. Он с наслаждением вытянул усталые ноги и стал проваливаться в забытие.

-И тебе спать пора, - напомнила Оле прабабушка.

-Я с папой! - заявила Оля.

Она юркнула к отцу под одеяло, обняла его и они заснули, счастливые, "нюх-в-нюх" дыша.

В это время с пасеки вернулась хозяйка дома, Раиса Федоровна. Она узнала, что приехал Федор, удивилась, что он и Оля спят уже, прошла глянуть на них. Включила свет, увидела и всплеснула руками:

-Вы видали, люди добрые! Устроились!

Она вцепилась в край одеяла и рванула его к себе.

-Федор! - скомандовала зятю, - вставай! Ты что это на диване улегся!? У нас что - кроватей нет!? И Оля пусть идет спать в свою постель! Давай, давай, вставай!..

Федор очнулся от ее громогласного голоса, тупо посмотрел на нее, потянул к себе одеяло.

-Вставай! - повторила теща.

-Не трожьте...сплю...спим... - пробормотал он, потянул одеяло к себе.

-Я сказала вставай! - вырвала теща одеяло из его рук.

Федор сел на диване. Раиса Федоровна стала тормошить Олю. Та, не открывая глаз, отмахивалась от бабушки руками и ногами, невнятно вскрикивала.

-Пусть спит, - сказал Федор, - не трожьте... - он отстранил от Оли тещины руки и попытался заслонить от нее дочку.

-Еще чего!.. - теща вцепилась в девочку и потянула ее к себе, - ишь, бесстыжий, с дочерью спать он будет!..

-Что?.. - очнулся Федор, - вы что?...

-Знаю что! - возопила теща, - я все знаю! - она потянула Олю к себе.

-Уберите руки! - повысил голос Федор.

-Рая!..Рая!.. - слабо вскрикивала от дверей Мария Ивановна, - не трожь их, Рая...

-Вставай! - вышла из себя Раиса Федоровна и дернула Олю за ноги, та проснулась и заплакала, - ишь, разлеглись!.. Бесстыжий! Видали, люди добрые, что он с ребёнком выделывает!?.. Извращенец!..

Федор казалось, что он сходит с ума...

В 21 00 Федор и Оля с сумками в руках покинули теще-бабушкино подворье и направились ночевать к Игорю - рядом...

-Куда в ночь!?.. - вопила Раиса Федоровна, - господи, послал же ты на нашу голову урода!.. Ну, куда вот ребенка повел!?..

Федор с Олей заночевали у Игоря. Утром проснулись рано, попрощались и подались на берег Иссык-Куля ловить попутку на Бишкек. Через несколько минут их подобрала "маршрутка" и помчала вдоль берега озера в сторону Рыбачьего. Из-за снежных вершин Тянь-Шаня в гигантскую котловину Иссык-Куля хлынули солнечные лучи, озеро из темносинего на глазах стало изумрудным, радостным...

"Боже... - в который раз отметил Федор, - прелесть-то экая, только б тут и жить..."

Глава 80

В Истомске жизнь пошла по тому же кругу: базарное ерзанье, ремонты машины, ожидание изгнания из квартиры...

-Везде одно и то же, - сообщила однажды Ольга, - кто на чем сидит, тот тем и торгует.

-Не понял. - Недоуменно взглянул на нее Федор.

-Я торгую консервными банками, Свинячиха торгует законом. Суды торгуют законом в розницу, законодатели - оптом. Цены - рыночные... Были бы у нас деньги - наняла бы ещё какую-нибудь Свинячиху и все дела.

-Гениальное открытие.

-Ничего гениального, все просто: государство в лице своих чиновников-монополист в торговле законами. Что хочет, кому хочет, за сколько хочет, за то и продаст. Они всегда в выгоде. За ними - вся мощь государства, кодлище немеряное. А за нами с тобой - одна наша Оля.

От такого рационального мышления жены Федору стало не по себе. Он в который раз почувствовал себя в родном отечестве, как в тылу врага.

Выходило так, что всякие попытки противостоять натиску райкинско- макакинско-скотской и судейско-прокурорской кодлищ только еще больше ухудшало положение Угаровых: при всей своей грызне между собой, эти кодлы объединялись в деле сожрания Угаровых. Федор шкурой просёк, что российское законодательство - это теория о регулировании отношений в человеческом сообществе, а практика российского бытия - это зоология. В России другая цивилизация, где все как и везде, только наоборот: псевдосудопроизводство, псевдополитика, псевдопроизводство и псевдоэкономика, псевдоправо, псевдокультура...

И основа государственного устройства, ячейка российского социума, не семья, как во всем остальном мире, но - кодла. Люди, не состоящие в какой-либо кодле, не обладающие кровопийственными наклонностями, становится добычей кровопийц-коллективистов. Упыри объединяются в кодлы. Все российские кодлы составляют единое Подлое Сословие России, - ПСР - немерянный социум, живущий высасыванием жизненных сил из "кормоединиц" - людей без кровопийных способностей...

Федор почувствовал себя почти-что Дарвиным. А судопроизводство осознал всего лишь как способ придать юридическую форму заранее предрешенному зоологическому акту.

"Чтоб творить им совместное зло потом, поделиться собралися опытом..." - гениально определил суть российского кодлизма поэт Владимир Высоцкий.

"...Всяка нечисть ходит тучей..."

Когда Федор шел на водокачку дежурить, навстречу ему попался Сруль Райкин. Сруль расплылся в блаженной улыбке:

-Здравствуйте, Федор Михайлович! Как поживаете!? - приостановился он.

Федор прошел мимо, ничем не обозначив узнавание Сруля: как не видел.

Сруль постоял несколько секунд с приоткрытым ртом, опомнился и заверещал вдогонку:

-Видали!.. Писатель называется!.. Да плевать я хотел на таких писателей!.. Тьфу!..

Федор не оборачивался. Сруль прохаркался и подался дальше, на ходу бормоча что-то.

А Федор размышлял о том, что по-своему прав был знаменитый нью-йоркский мафиози Вито Корлеоне: если не хочешь быть сожраным двуногими скотами, отстреливай их из всех видов оружия и всеми способами...

Но в итоге охотник на скотов мало чем отличался от скотов...

Он пришел на водокачку, разложил бумаги на столе, и стал сочинять нехудожественное произведение: надзорные жалобы Генеральному прокурору России и председателю Верховного суда России. Протестовал против выселения и называл решение Октябрьского райнарсуда "сфабрикованным недобросовестной судьей Свиняковой". В конце петиций он называл судью Свинякову уголовной преступницей и просил возбудить против нее уголовное дело по факту вынесения неправосудного решения по отношению к Угаровым...

Терять было нечего. Выселить Угаровых могли в любую минуту.

Федор дописал "телеги", включил телевизор и возлег на диван отдохнуть. На экране возник истомский мэр Макакин, который говорил речь какому-то коллективному слушателю:

-Наш город по праву называют Сибирскими Афинами! Это культурный центр Сибири и Дальнего Востока! Здесь живут и плодотворно работают лучшие ученые, актеры, писатели, художники! Мэрия делает все, чтобы в наше трудное время поддержать на достойном уровне условия жизни и творчества...

Федор выключил телеящик.

Глава 81

Верховный суд Российской Федерации и Генеральная прокуратура представлялись Федору учреждениями настолько далекими от его бед и проблем, что не питал ни малейших иллюзий относительно их влияния на решение Свинячихи о выселении. Обращения к ним могли лишь отсрочить выселение и дать время для попытки на месте что-то предпринять в свою защиту.

Он написал заявление на имя губернатора Креста, приложил к нему подборку документов и отправился в Белый Дом.

О том, чтобы попасть на прием к губернатору, не могло быть и речи: целая система "фильтров" и чиновных "заградотрядов" надежно отсекала ходоков от начальственных кабинетов на дальних подступах к ним. Федору удалось добраться только до уровня пресссекретаря губернатора - мадам Петушкевич. Та долго читала заявление, документы. Опытная партийная функционерка, бывшая партначальница, она быстро уяснила суть дела и сейчас из дипломатических соображений сделала удрученный вид.

-Да-а, - как бы задумчиво произнесла она, - попали вы в историю... Но это вопрос не областного уровня. Это муниципальный уровень, мэрия занимается муниципальным жильем.

-Мэр и руководил отбиранием квартиры.

-Решение вынес не мэр, а суд!

-Который инициировал муниципальный водоканал и одобрил мэр.

-Не Макакин начал это дело.

-Да. Начали бывший директор водоканала Райкин и бывший мэр Козодралов. Продолжили - Хрюканцев и Макакин. Хотя могли разом прекратить дело. Не прекратили, довели до своего победного конца.

-Не знаю, не знаю...

-Вы могли бы вручить мое послание губернатору? - спросил Федор.

-При чем тут губернатор? - исподлобья зыркнула мадам Петушкевич.

-У него не хватит власти изменить ситуацию?

Пресс-дама смотрела на Федора все так же исподлобья и не составляло труда прочесть в ее взгляде, что Федор Михайлович Угаров для нее - никто, ноль, бесконечно малая величина...

Губернатора в тот день Фёдор всё же увидел, и даже выпил с ним водки, но и только. Боров со свитой зачем-то забрёл в писательскую организацию, а тут как раз шло собрание, чествовали писателей-юбиляров. Хозяин губернии дал собравшимся понять, что он не чужд народу, охотно принял приглашение разделить трапезу. Сел на стул рядом с Фёдором и поднял фужер:

- Пью за великую русскую литературу! - провозгласил он, не вставая. И выпил. Зажевал солёным огурцом.

И все выпили.

- Мы очень!.. Весьма!.. Такая честь!.. Виктор Гансович!.. - залепетал красный, как свёкла, дед Пимычев. - Так редко!.. И вот - вы лично!..

- Мы все так рады... - замотал чеховской бородкой Сергей Борисович Буйный. - Так редко доводится вот так вот... С самим губернатором!.. Разрешите, я вам селёдочки... вам с луком?

- Да, - кивнул Боров. - Уважаю, знаешь.

Он заглотил ещё дозу и отбыл. Без него застолье покатилось по обычному сценарию. Еремей Заглавный проклял в очередной раз "дерьмократов". Дед Пимычев быстро-быстро ел, низко пригнувшись к столу и зыркая исподлобья по сторонам, доел натюрморт в своей тарелке, затем подвинул к себе тарелку зазевавшегося соседа и подчистил всё с неё, потом стал как бы между прочим пихать в свои многочисленные карманы печенье, яблоки, конфеты...

Сергей Борисович Буйный наклонился к Фёдору и назидательно выговорил:

- Нехорошо, Фёдор Михайлович, вы поступаете. Нехорошо... Нехорошо обманывать людей!

- Бог с тобой, Серж... - удивился Фёдор. - Ты о чём?

- Как же ты две квартиры захапал?

- Ты что несёшь?!

- Знаю что. - Укоризненно покачал головой Буйный. - Я вчера был у мэра Макакина, просил квартиру. Он обещал! И про тебя рассказал, как ты хапнул трёхкомнатную и отказался отдавать водоканалу свою однокомнатнкую взамен! А ведь обещал! Обязывался!.. Не зря мэр выселяет тебя, не зря... Макакин - благороднейший человек! Такого мэра в Истомске не было и не будет никогда больше! Он твёрдо пообещал дать мне квартиру...

- Как только меня выселит? - спросил Фёдор.

- Может быть и так! А что? У тебя же была прекрасная квартира в центре! Зачем тебе еще квартира?.. А я вообще живу у тёщи!.. Это справедливо?

Угаровы получили предписание суда о выселении из рук начальника службы безопасности Истомскводоканала Прошина: приехал к ним домой в сопровождении двух охранников

Отставной полковник внутренних войск Александр Прошин почувствовал себя неловко: в выселенце Угарове он неожиданно узнал журналиста, который писал о нем, когда Прошин командовал бригадой...

-Для меня новость, что вы работаете в водоканале... - пробормотал он.

Федор расписался в получении предписания и на том расстались.

И сразу позвонил судье Свиняковой:

-Могли бы не спешить с выселением, пока решение обжалуется в Верховном суде и Генпрокуратуре?

-Это вам не поможет! - радостно сообщила судья, - но не поздно еще вам подписать мировое соглашение с водоканалом!

-С кодлой... - пробормотал Федор.

Свинячиха бросила трубку.

Федор дозвонился до председателя суда Уродова; тот выслушал, игриво удивился:

-А что вас беспокоит? Вас же не сегодня выкидывают! Подпишите мировое соглашение с водоканалом и еще поживёте в трехкомнатной!

Теперь трубку бросил Федор.

Было ощущение, будто на него испражнились.

Федор долго не спал в ту ночь. Уснул, когда светало. И оказался во сне...

Скотообразный Сатана в компании мелких бесов восседал за громадным столом и вершил диковинное действо. Перед ним строем стояли знакомые Федору песьеголовцы: бывший директор водоканала Райкин, бывшая главбухерша водоканала Колбасенко, юристка Кошадрина, бухгалтер Мудник, директор водоканала Хрюканцев, мэр Макакин, судья Свинякова, судья Уродов, судья Толстозадов, судья Меринов, судья Зверьков, прокуратесса Дребадан, прокурор Сыроблюев - чертова дюжина.

-Посвящается в нечистые еще одна кодла!.. - гнусавил Сатана, - совершившая доблести, предусмотренные статьями 89, 92, 93, 94, 95, 130, 147, 148, 170, 171, 175 уголовного кодекса-а-а!.. В купель - брысь!

Кодла дружно бросилась в какой-то омут с нечистотами, скрылась, потом вынырнула и средь ошметков дерьма на поверхности нечистот возникли тринадцать песьих голов.

Сатана схватил со стола нечто вроде огнетушителя и окурил песьеголовцев мощной струей серного дыма.

-Нашего полку прибило! - взвыли мелкие бесы, - всяка нечисть ходит тучей! тучей! тучей!

Песьеголовые прядали ушами. Сатана стал тюкать в их шерстистые лбы клеймом, оставляющих светящиеся цифры "666".

Когда клеймо оттюкало по тринадцати песьим головам, те, как по команде, начали выть. Вой наростал, наростал, заполонил всю преисподню и стал осязаемым.

Так выли голодные волки:

Федор проснулся. За стеной кто-то работал электродрелью.

На столике рядом лежало предписание о выселении: сон не был сном.

Выселение Угаровых из квартиры директор водоканала Хрюканцев организовал лично - никому не мог передоверить это дело. Он заранее согласовал со Свинячихой детали, получил от нее инструкции. Свинячиха проинструктировала судебную исполнительницу Кошкину. Кошкина проинструктировала присланных на выселение милиционеров.

"Отдельной строкой" были подготовлены водоканальские кадры.

Ранним октябрьским утром от конторы водоканала в Солнечный двинулся автобус, набитый слесарями, вооруженными кувалдами и ломами. Тут же прела юрисконсульт водоканала Помойка, на ходу повторяя установки:

-Ломать сразу! Без звонков и стуков! Если будут сопротивляться - тем лучше: милиционеры их отхлещут дубинками и повяжут... Вы можете не ввязываться! Разве что нечаянно заденете инструментом...

В автобусе засмеялись.

В впередиидущем Уазике ехали милиционеры и судебная исполнительница Кошкина, которая выдавала последние инструкции:

-Бить сразу! Имейте в виду: Угаров агрессивен, может дать отпор...

-Укротим! - заверили милиционеры.

-Потом его в наручники и - в камеру! - напомнила Кошкина, - а его бабу и соплячку просто выкинуть вон из квартиры.

Вопреки чаяниям выселительной кодлы, "кина" не получилось. Когда под натиском кувалд и ломов рухнула стальная дверь и кодла вломилась в угаровскую квартиру, там никого не было.

-Выкидывайте барахло! - скомандовала Помойка.

Слесари кинулись к вещам.

-В окно, что ль кидать? - спросил кто-то из них.

-В окно нельзя! - предупредил участковый, - там люди ходят!

Угаровские пожитки выволокли на улицу и свалили в слякоть у подъезда. Шквальный ветер трепал комья белья, выдернул из кучи олин новогодний костюм "снегурочки", проволок его по грязи и ткнул в мутную лужу. Следом вылетели листы из рукописи последнего угаровского романа, и шлейфом влипли в грязь между подъездом и оврагом, часть донесло до омута канализационных стоков на дне оврага, часть перелетела его и помчалась дальше.