Когда я слышу слово "реализм", в литературоведческом, искусствоведческом или в философском дискурсе, - мне хочется сказать: "А был ли мальчик, может, мальчика и не было?[1]" По факту почти всякий так называемый реализм оказывается либо наивным, либо метафорическим.
Разумеется, реализм - не метод, не направление, но явно или опосредованно данное отношение. К понятию "метод" ближе совокупность отличительных приемов в определенном направлении, а иногда даже основополагающий прием. Реалистами считают себя не только создатели произведений или концепций, но и те, кто оценивает созданное, в частности читатели, зрители. При удачном повороте положения вещей реализмом можно было бы считать мировоззрение, но бывает ли такое на самом деле? Человек - практический идеалист по своей сути.
Объективной реальностью может быть только одно - вещь в себе, абсолют. Все прочее оказывается необязательным виртуальным расслоением, разверткой, чешуей, лишенной какого-либо самостоятельного статуса. Объективно реальное предстоит само в себе и не требует для себя никаких подложек и подставок. Если для него предположительно и есть некие особые основания, то они оказались проглоченными и растворенными в нем самом. О вещах же производных, кажущихся подобного сказать нельзя.
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами -
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий -
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Это иллюстрация, претензия на суперреализм и не более того. К похожему приходят как чувственным, так и чисто логическим путем.
О Той реальности существует только пять-шесть высказываний, в лучшем случае - пара абзацев, а к ним - многие сотни страниц подходов или десятки лет тренировок в духе восточных аскетов.
Уже три века реализмом объявляют формы мимесиса, говорят о "подражании природе". Что это за при-Род у нас такой? Продолжение дочеловеческой филогении плюс сама филогения в скрытом виде? Опрокидываем капустный кочан собственного, родового и предродового восприятия вовне, придумываем ему фиктивные продолжения, подключаем математику, а потом этой же чертосфере и подражаем. Хорошо получается! Как правило, реализмом называют пошлейший натурализм, да притом от натурализма же и открещиваются: "У нас не натурализм, у нас гораздо лучше, мы типизацией, судари, занимаемся! Достоверные детали и социальную механику выискиваем!" Ну и типизация! Почитайте платоновский "Котлован". Тошно от него не станет? А именно "Котлован" - квинтэссенция человеческого муравейника. А вот "реалист" Марсель Пруст. Так-таки не вспомнил о руководящей роли партии. Подменил бывших мальчиков образами девочек, но описал действительные или потенциально действительные переживания и кое-что даже обобщил, особенно в последнем томе.
Чисто художественно социальная механика смертельно скучна, поэтому авторы стремятся вытеснить ее на дальний план, а впереди поставить непосредственные чувства и мечты героев. Потому книги еще продолжают читать. Мало того, что наука дробит и умножает восприятие до очередных Птолемеевских систем (это до науки миллиарды лет делало стихийное древо жизни, причем грубо и тонко, в чем-то зримо), к этому процессу еще норовят подключить искусство и литературу. А не лучше ли, господа, идти обратным путем - собирать изначально разорванное, расходящееся, разъезжающееся восприятие в нечто одно?
Я не относился к диссидентам и лет с четырнадцати выдвигал советской власти только одну скромную претензию: резкое возмущение диаматом и соцреализмом. На поверку материализм представляется очень тупой, но замаскированной формой идеализма. В дореволюционной России многие считали материализм очень гнусной вещью. К сожалению, эти считающие сами оставались наивными реалистами, подвизались на поприще религии или спиритуализма. Не будучи йогом и оставляя силлогизмы в стороне, чисто чувственно можно понять вторичность-многотичность, искусственность времени-движения-пространства, его многостадийную актность и мультиплицированность максимум два-три раза в жизни. В остальном нужны посылки и логика. Однако у нас никогда не было ни собственно философии, ни метафизики; в других странах за рамками пустой риторики только изредка появлялся слабый намек на них. Ныне и он исчез. Какова ситуация! Зато протащилась, успела мелькнуть масса "измов" в искусстве. Только лишь символизм, абстракционизм и сюрреализм чего стоят! Взметнулись из подводного царства их горные вершины, но потом океан, похоже, опять покрыл их водой. Крах модернизма убивает всякую надежду на некий истинный и глубинный реализм. В метафизическом аспекте рассыпалось, отамтамилось (от слова "тамтам") даже главное искусство и предтеча любого эстетически значимого модерна - музыка. Колтрейн, Шнитке, Губайдулина нас только дразнили. Хитрые старички Гайдн и Гендель что-то такое знали, но остались себе на уме.
Реализм - противоположность идеализму, он может быть только несбыточной мечтой.
- 2 -
А если условным образом немного отойти от максимализма, закрыть глаза на точность, примениться к человеческим возможностям? Тогда...
Реализм - мировоззрение (или способ художественного вúдения), основанное на отказе от традиционализма и бытового фетишизма, от свойственных человеческой цивилизации искусственных схем науки, философии, идеологии, предусматривающее свободное отбрасывание фикций.
Реализму не присуще абсолютизирование кажимостей восприятия и расширение этих кажимостей за их собственную грань. Сказанное касается, прежде всего, содержания. Форма выражения часто ограничивается диапазоном человеческой способности ощущения. Заведомая ограниченность формы (мода, преемственность, готовность создателя и воспринимающего здесь могут не подразумеваться) до определенной степени ограничивает и содержание, а потому речь идет не о некоем "реалистическом" произведении в себе (или мировоззрении), а о произведении искусства (мировоззрении), ориентированном на реализм.
Нативная человеческая реальность здесь-теперь-так, если и сковывается возможными способами представленности, все-таки в состоянии модифицироваться сама в себе, в том числе с помощью искусства, но она не должна теоретически распространяться в неизменном виде за свои пределы, то есть туда, где ее нет. Тем не менее, она может использоваться в попытках внеобразной передачи того, что находится вне ее, в тех или иных рамках ее гибкости, пластичности, а это часто предусматривает подход к границам человеческих способностей.
Натурализм - копирование в мыслительном и художественном творчестве ближнего плана обыденной прагматики - не есть реализм. Многие художественные направления: символизм, импрессионизм, фовизм, экспрессионизм - отчасти были попытками открытия глубинной реальности, способами вызова к жизни чувств, связанных с фундаментальными началами. Речь идет именно о призыве, вызове, а не о мимесисе.
Создание новой реальности в искусстве технически затруднено и касается только структуры. Иногда можно стимулировать появление новых оттенков чувств, но создание новой бесструктурности в чувственном невозможно. Другое дело, когда речь идет о чисто индивидуальной новизне - том или ином бесструктурном, впервые открывающемся перед индивидом и неизбежно вплетающемся в события его потока существования.
Подавляющее большинство направлений в искусстве, литературе, философии реализмом не являются. Это своего рода относительное функционально-биологическое, функционально-социальное описание в доступных формах ближайших нужд и кажимостей человеческого муравейника и отдельных элементов последнего.
Литература часто выступает как продукт сенсорного пропитания, строится на законах возникновения пристрастий и азарта, то есть оказывается чем-то вроде спорта для воображения. Разного рода "социальный реализм" - пример навязывания миру случайных фигур, рядоположенностей внешних проявлений родового и стадного без какого-либо онтологического преломления.
Особенность течений, близких реализму - универсализм, выход за социальные и биологические оболочки. Описательно-натуралистическое искусство неких разумных червей могло бы быть интересным только зоологам.
Итак, основная черта существующего натурализма - гоминидная ограниченность.
- 3 -
Особенности прозы
Опускаю стартовую дефиницию прозы как таковую. В ней - ничего нового. А вот для человеческого восприятия художественная проза - несценарный комбинированный вид искусства, параллельный искусству кино и телевидения.
Отличие его от последних - в большей задействованности индивидуальных способностей воображения, мышления, эмпатии. Реальные феномены прозы - итог различных видов творчества, связанных с писанием, прочтением, мысленным или обычным произнесением, графическим изображением (для письменной речи), разворачиванием представлений, спонтанными ассоциациями, воспоминаниями, актуализациями различных психических настроенностей.
Как и кинематография, проза является суррогатом сновидений, внешней стороны жизни вообще, а иногда - аналогом наркотического средства. Отсюда и требование к художественной прозе как к некоторому органическому и организменному целому.
Атрибуты действенной прозы: некоторая нериторическая здесь-теперь спутанность (в т. ч. замкнутая на нескончаемое, вечное), потенциальная сновиденность, неспецифическая опьяняющая способность, присутствие особым образом данных элементов поэзии, наличие непроизвольной сосредоточенности, "влечения к тексту".
Термин "шедевр" применим к прозе более условно, чем к поэзии. Шедевры прозы более сложно выделить, особенно если предусматривается возможность нового (повторного) прочтения. Требование "ошедевривания" для прозы равносильно требованию живописности для каждого кадра киноленты. Между тем, все-таки остается вероятность его выполнения.
Обман, кажущееся волшебство "добротной" прозы имеет и оборотную сторону вследствие того, что она требует от субъекта больше времени и энергии, чем другие виды искусства. Проза может быть не только средством развития и модификации психического, но и очень часто фактором регрессии. Это касается как пишущего, так и читающего.
В прозе осуществляется воображаемый переход через те или иные витальные кульминации. В самом простом случае эти кульминации носят характер близкий к бытовой (неофициальной) биографии. В более сложных случаях происходит отказ от описания человеческой среды. По своему содержанию (теме) проза строится не на вехах квазибиографического характера, а на явлениях, сходных с микробиографией, указаниях на конкретные значимости, непосредственность. В этом плане проза сливается с бытовыми фантазмами, а также с чувственной архаикой человеческой данности. Поэтому элементарнее всего дневниковое построение композиции прозаического произведения с представлением непосредственного вúденья-чувствования героя. Любая "объективность" условна и несопоставима по силе воздействия с ведением повествования от первого лица. Очень часто ведение повествования от третьего лица, нескольких лиц или "оно" - довольно прозрачная подмена первого лица, переподстановка-переориентирование, либо подстановка инкогнито "я" вездесущего и всевидящего автора с описанием "внешней" псевдообъективной видимости. Современные культурологические тенденции, ведущие к уничтожению "субъекта", не имеют под собой какой-либо методологической почвы, понарошечны и являются обычным изворотом истории стиля.
Проза относится к видам искусства, наиболее полно воплощающим потребность в метемпсихозе, однако наличие подробностей подобного воплощения коррелирует с ограничением рамок и структуры воплощения. Обычно осуществляется перенос человек - человек, человек - общество, человек - животное, человек - "ухоглаз", человек - "дух", но не более того. В музыке, поэзии, живописи рамки переноса практически не имеют границ.
[1] У горьковского Самгина стилистика Достоевского: "Да - был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?"