Те, кому почему-то недостаточно страннейших, интеллектуально провальных, местами и методологически малоприятных текстов самих постструктуралистов (с фактическим отказом от поиска реальности), могут сопоставить рассмотренную работу с интерпретацией А. В. Дьякова[1], отнюдь не противника подобного философствования.
У Р. Барта метания из стороны в сторону, беспочвенность, подверженность случайным влияниям видны отчетливо, миф вовсе не миф, аналогия не аналогия, — без особых уточнений идет рассуждение в сугубо индивидуальном ключе.
По самым разным причинам можно говорить о смерти автора и смерти читателя, но задолго до этих "кончин" умер текст, умер язык как не-речь. На острие лишь разного рода всплески смысла, новые и всплывшие старые, а почти всё прочее зияет отсутствием. Нельзя опираться на поглощенное.
У Барта и особенно у Ю. Кристевой "текст" превращен в бессмысленную трансцендентальную абстракцию.
Роман Мишеля Фуко с Ницше удивителен. Фуко берет на вооружение вовсе не волю, но стадно-биологический инстинкт доминирования, подменяет волю эмоциями и разнообразными спонтанными мотивами. Типичная ошибка. Спрятанность за институциями древнего феодального бандитизма ничего не меняет в философском воззрении. Даже те утверждения Фуко, что нелепо оспаривать, повисают в нигде, оказываются лишенными привязок и, соответственно — ни к чему не обязывающими. Ницше — любопытный философствующий поэт, всерьез принимать некоторые его высказывания просто невозможно. Чудесное воспаление ума в них просто сияет. Имею в виду не прямые смыслы, но их обертоны, неподражаемые призвуки высказываний. Аплодисменты ему, а не бесконечное цитирование всерьез. Аналогичное восхищение вызывают и гоголевские "Записки сумасшедшего".
Собственно воля беспредметна и скалярна. Высказывание "воля к" — бытовая метафора чистейшей воды. Грубый пример: давление пара используют и так и сяк, но ни пар, ни его давление, ни энергия сама по себе ничего не желают и ничего не хотят. Тем более двигать какие-то поршни. Воля только исток толкований. Разнообразные иллюзии прислоняются к ней, но нисколько ее не меняют.
Что, что, но "исторический материал" не может быть материалом философии. Это нечто совсем иное. У рассматриваемых авторов речь идет об узком слое некоего экскремента. Соответственно, никакого "учения" у Фуко нет. Полное открещивание от Гегеля с сохранением генеалогий и археологий невозможно. Опираясь на трагические заблуждения европейской философии, Дьяков всячески защищает Фуко, но это у него не получается. Каким-то образом археолог-генеалогист оказывается апостолом пространства. Так или иначе отказ от времени, наоборот, прорисовывается в большинстве феноменологий, а история, право, философия науки смотрятся чудовищно лишними наростами. У Фуко не плюрализация, а дерганье из ниоткуда в никуда. Пожирание мешанины из разнородных осколков наивного реализма Фуко именует трансгрессией. Для обозначения более существенного перехода существует термин "трансценденция", не очень-то любезный сердцу французского писателя. Постмодернистам требуются прорывы не из субъективного сознания, но из мистифицированной ими и данной в туманном лужке "истории". Реальное сознание они подменяют свалкой всевозможных культурных отбросов, от одной свалки двигаются к другой и в этом находят особый смак. От такой фантастической (для философии) структуры, как эпистема, со временем отказался и сам Фуко. В любом случае попытка восстановления истории в конкретный момент времени еще хуже, чем сотворение натурфилософии. Кто бы мог подумать, что европейские мыслители до подобного дойдут? Мысли Фуко бесполезно болтаются среди всякого рода социальных фикций.
Фуковское объявление любой "структуры" текстом — не что иное, как интеллектуальный подлог с изобильным размазыванием значений и лжедиалектикой. В интерпретации Дьякова у Фуко нет ничего нового о власти, "субъект" же превращен в желе, пустословесное становление. Психосоциальные аспекты? Их долой из философии вместе с междисциплинарными рассуждениями. Ницше здесь не образец. В книге "Слова и вещи"[2] Фуко проявляет себя своего рода кинооператором гуманитарных слоев, но суть философии в отказе от гуманитарности вообще.
Субъект как "ансамбль переменных высказывания"? /Делёз о Фуко./ Не субъект, но набор безличных сознаний. Они вовсе не мыслящая машина. Никакие разоблачения Декарта не понадобятся. А Фуко норовит в обязательном порядке навязать сюда власть дискурса. Производство словес здесь на последнем месте. Какое еще "сопротивление субъекта"? Субъект — чисто философская рамка. Фантазмы о номадизме и прочее в том же духе — игра. Тем более сомнительна и перемена "моделей субъективности". Говорить о разности ментальностей в социологическом смысле философски неприлично. В чистой философии ментальное и сознательное тождественны вследствие долженствующего отказа от установок и прочих условностей черного ящика.
Европейца средневековья принято изображать как религиозного монстра, но об отсутствии богов заявляли уже греки античности. Смена мировоззренческих штампов в науке прямым образом не касается смены мировоззрения вообще.
Всякий, кому не лень, ныне занимается побиванием Декарта. Но чем кому навредил Декарт? Он сделал несколько прорывов в разных областях, а во многом присоединился к воззрениям своего времени, не захотел устраивать революцию везде и во всем. Пусть он видел другие сновидения, чем наш современник, но что это меняет кардинально? Он никак не мог быть "другим субъектом" и явно не был пчелой или клеткой папоротника. Здесь есть одна проблема. Ведь даже вопрос о том, был ли когда Наполеон или Наполеона никогда не было, выходит за пределы самой философии. Строгая реальность только в рамках методического солипсизма, либо через него. Если что-то и отставит это правило, то не рассуждения Фуко и не тяготение А. В. Дьякова к материализму.
Поль Рикёр? Насколько помню, его работы (к тому же истового католика), в отличие от произведений Фуко, не могли заменить даже художественную литературу. Аналогичное — Ясперс. Имеем более полную и открытую подвинутость на истории. А сопоставления с геометрией и физикой отдают тем самым гуманитарным бредом, о котором писали Ж. Брикмон и А. Сокал. В любом случае социология и история заведомо вырваны из пределов философской гносеологии.
О симулякре см. стр. 139 у Дьякова. По Ж.-Ф. Лиотару, постмодернизм — недоверие к метанарративам. Чем не определение? Симулякр и есть постмодернизм. Критику Ж. Бодрийаром политэкономии оставляем в покое: подобно истории она не имеет отношения к философии. А отказ от метанарратива — это как раз отказ от философии. Антропология? Бодрийар чуть не объявляет себя антропологом. Она ничуть не лучше политэкономии и социологии. Кстати, Бодрийар проявляет скепсис к существованию социального. И правильно делает. Прочее у него неинтересно, толчение воды в ступе.
О происхождении термина "симулякр" см. стр. 152.
Деятельность демонов постструктурализма бессмысленна. Они сами словно бы пытаются уподобиться перводействительности: де вот мы есть, мы бушуем! И на этом всё.
Жиль Делёз? Не спасение. Конечно, приоритета нельзя отдавать ни текстам, ни другим абстракциям. Тем более сингулярным системам. И видно всё то же помешательство на истории. А если что и выдвигать на смену корню, то не корневище (ризому), а камбий (меристему). Эта метафора больше подходит, но к чему метафора? Чтобы больше размазать заведомо размазанное? Представления о положении вещей, опыте и имманентном у Делёза оставляют желать лучшего. Имманентное каким-то образом у него оказывается не опытом.
Отказ от гегелевской диалектики, рассуждения о повторении и различиях носят довольно смутный характер и не выходят на уровень образования сознания как такового. Делёз об этом даже не заикается. Зато намеки на галлюцинации монад уже дают некоторый предварительный базис в этом отношении. [C. 195] Конечно, слово "складка" не лучше крючочков Декарта. Однако особое подозрение вызывают часто употребляемые термины: "вещь", "тело", "организм", "событие". В них светятся все гносеологические грехи постструктурализма. Берем самого Делёза. Вот "Вторая серия..." книги "Логика смысла"[3]: автор всерьез рассматривает версию стоиков. И куда это годится? Называется, строить дом на песке. А ссылаться на полный неуд (книгу Делёза и Гваттари "Что такое философия?"[4]) я бы вообще не стал. Дьяков берет оттуда "составные части философии".
Место места места... Нечто древнегреческое с уклоном в пирронизм. Смысл? Он сознание и внутри сознания. Без всякой делёзовской перспективы взгляда. Вопрос о субъекте — дело второстепенное. И разумеется, реальный смысл сиюминутен. Прочих смыслов не существует. Поструктуралисты довольно уклончиво навязывают нам реальность идеального. Подобное спрятано у них за словесами "текст" и "язык". Дьяков заявляет: "У нас нет никаких оснований делить мир на феномены и 'вещи-в-себе', кроме оснований мифологических". Пусть не мир, пусть в иных выражениях, но это не снимает вопроса "Откуда взялись феномены?" Обращений к трансцендентному не избежать. И это не трансцендентное в гуссерлевском понимании.
Жак Деррида. Выходит, что он отправляется-отстраняется от гуссерлевской феноменологии и пытается вырвать факт внутренней речи. А это не основа мышления. Сверх того, Гуссерль уже вырвал свою феноменологию из реального феноменального поля. ТрансценденТАЛЬное не требуется. Это старое заблуждение, прямой идеализм. Деррида совершает ряд подлогов: значение отождествляет с желанием говорить (Дьяков это связывает с переводом немецкого на французский), делает речь репрезентантом самой себя. Вспомогательное средство превращается в нечто самодовлеющее. Под словом "субъект" Деррида вслед за Гуссерлем подразумевает обыденного стереотипно-механического субъекта, а подобное недопустимо. Обыденного субъекта поместили в трансцендентальный. И может ли говорить "субъект"? Что такое "говорить"? В нативном восприятии-сознании нет физики и физиологии, нет обыденных фикций и трансцендентального. В наличии только связка из разнообразных сознаний. Деятель-гомункулус -несуществующая кажимость в другой кажимости.
Существование без вербальной сферы не является смыслово безмолвным. Фраза "бытие есть единство мысли и голоса в логосе" попросту крамольна и представляется сумасшествием. И конечно, голос нетрансцендентен, — Деррида ломится в открытую дверь. Однако в действительности идеального нет, и не надо ему приписывать означаемое в феноменологическом или философском смысле вообще. Идеальное отдайте чистому языковедению, литературоведению и прочим дисциплинам. Если Л. Витгенштейн смешивал философию с логикой, то Деррида — с лингвистикой. [С. 214] На этом можно прекратить всякое обращение к концепциям Деррида. Не будем тратить время.
В заслугу Жаку Лакану ставят демифологизацию фрейдизма. Дьяков дает подробное описание идеологических метаний и гуманитарно-философской эволюции взглядов Лакана. В любом случае Лакан остается психоаналитиком, основа его воззрений — клинические случаи. Нужно заметить, что психоанализ (как и гомеопатия) — это альтернативная медицина. Термин "парамедицина" ныне стало неудобно использовать.
Убирая сказки Фрейда о бессознательном, Лакан сочиняет свои, в частности лингвистические. Мир по ту сторону субъективного сознания у него населен вербалистикой. Можно заявить: Лакан придает постулированные свойства вещи в себе, что в данном случае оказывается антифилософией. Фрейдовская теория ошибочных действий по сути справедлива, относится и к языковым ошибкам, но протаскивать лингвистическое за пределы субъективного барьера — философский ляпсус. Представление о метафоре Лакан вообще ставит с ног на голову. Речь обеспечила гуманитарный прогресс, но она вторична и таковой всегда остается. Смыслы прекрасно обходятся и без нее. Кстати, преклонение перед риторикой — главная причина катастрофических неудач философии на планете Земля. Другой дефект воззрений Лакана — ложное я. Какое-такое [я] отыскал Лакан? Иллюзорно-фиктивное обыденное. А высказывание "я мыслю" заведомо неверно. Грамматику нужно исправлять и не выискивать парадоксы там, где их нет. Бессознательное — хранилище означаемых? Откуда подобное взялось? Тогда долой такой психоанализ из философии. Здесь нельзя заниматься кофейной гущей. Итак, все разговоры о Лакане закрываем.
Феликс Гваттари. Кумир ленинградского и петербургского андеграунда. Его даже пытались приглашать на некоторые тусовки. У него много того, что можно назвать попытками кибернетики без формул. Правда, гуманитарной. Чем он понравился пиитам? Трудно сказать. Скорее, разбросанностью и буйным фантазированием. Мне он совсем не представлялся конгениальным.
Дьяков приводит в качестве примера [С. 279] фразу[5] из семинара Гваттари от 23.11.1982 с образчиком ризоматической сети, но не останавливается на феноменологических аспектах, как, впрочем, и сами постструктуралисты. А зря. Провиснутость воззрений по сравнению с умозрением была бы видна сразу. Получается: "мы нигде", "мы ни о чем", "буль-буль, буль-буль неизвестно почему". Постструктуралисты отправляют сами себя и собственные убеждения в область мнимых единиц. Однако желание сопоставить мышление с механизмом довольно забавно. Мы ничего не знаем о существовании или отсутствии внутренних восприятий компьютера, зато отчетливо представляем шестерни неэлектронного арифмометра или валики шарманки. Схемы Гваттари могут понадобиться не философам, а технарям. Хотя физикам (Ж. Брикмон, А. Сокал, С. П. Капица) подобные перспективы не пришлись по душе. Унификацией высказываний занимались с начала ХХ века, а изредка и гораздо раньше, но скромные успехи шли куда угодно, но только не в содержательную философию. Разумеется, нечто похожее на предфеноменную (предсубъективносознательную) механику, либо хитро альтернативное ей существует, но, весьма возможно, непостижимым образом, не имеющим никакого отношения к пространству и времени. Не имея внятного контакта с этой поглощенностью, человечество дикарски первобытным способом (на манер религии) придумало себе несуществующее идеальное, то есть растянутое мнимо населенное небытие. Именно в это небытие ухнула наука, философия, обыденность и многое что. Для большинства человеческих сфер подобное как-то допустимо, но именно философия должна в своих основаниях и сосредоточениях оттуда выбираться. Чем плохи и ужасны постструктуралисты? Тем, что они идут в пропасть подобно бара..., причем крайне самонадеянно.
Называемое бессознательным, правильнее именовать спрятанным. А какое оно, неизвестно и боженьке, если бы такой был. Царское ли это дело, заниматься мелочной чепухой! Достаточно крипты с нулевой энтропией в нуле времени. Естественнонаучно понимаемый мозг послефеноменален, но не дофеноменален. С этим ничего не поделать, ведь нужно прямым образом рыть в обратную сторону. Даже в состоянии измененного сознания такое удается только в незначительной степени, да и то под патиной хотя бы временной тонкой инвалидности. Концентрация на всем (грамматика врёт: точнее, во всем!) сразу маловероятна. Полноценное проникновение запрещено чисто логически. Где это видано, чтобы сделанное вошло в то, из чего оно сделано?
Фрейдомарксизм? Его пытались внедрять с 20-х годов ХХ века. В шестидесятые он воспринимался созвучно лозунгам маоистов. Но в большей мере он касался всякого рода западных "ренегатов", "оппортунистов", "ревизионистов" и прочих отклоненцев от генеральной линии. Куда только не прицепляли прибавочную стоимость.
Постструктуралисты слишком часто используют корень "шизо"; "эпилепто" от них услышишь редко. Но их писания — типичная эпилептоидная жвачка. Тайная мечта эпилептика — состояние ауры, в котором его сознание приобретает шизофренические способности. Обратите в конце концов внимание на творчество Достоевского: не на его крупные полотна, а на парадоксально-издевательские малые произведения. В них нет размаха, зато есть экономия мышления и то самое искомое "шизо". Бобок-с! "Шизо" страстно искал и маньякоид Гоголь — в двух гениальных рассказах он так-таки его поймал. Тем самым обыграл Э. Т. А. Гофмана и В. Ф. Одоевского. В наш век не до эпистол, потому патографию современных писателей вычислят не скоро, если вообще вычислят.
Отказ от фрейдовских мистерий несложен, но стремление воткнуть досубъективносознательное "желание" в социум подобно решению квадратуры круга. Использовать термин "бессознательное" отказываюсь. Неосознанное в здесь-теперь-так не означает потусторонней неосознанности. Кроме того, неухватимое "сейчас" иногда может схватиться ретроградно, например минутой позднее. И конечно, "желание" нельзя уподоблять нейродинамическим процессам. Это уже отнесение в область научного идеального, похожего на обыденные фикции. Чувствуете грамматическую неправильность умственных манипуляций с "желанием"? Торможение посюсторонним сознанием "производства желания" нельзя принять так, как это нам предлагают. Откуда взялось субъективное сознание, как не оттуда? У наших героев появляется дихотомия по ту сторону субъективной границы, и в итоге возникает театр, подобный фрейдовскому. В разрешении дилемм с противостоянием значима суггестивность, в том числе аутогенная. В театре возникает еще один актер? Да и сами рассматриваемые мыслители начинают говорить о множестве "машин желания". Гносеологически мы не имеем права дробить потустороннее подобным образом. Гваттари приходится убирать точно так, как и Фрейда. Нужно заметить, что соматическое облако (психическое тело) есть часть совокупности сознаний-феноменов и не является физиологическим. Не надо мешать божий дар с яичницей, что в противовес заверениям всё-таки делают наши французы. Более того, их понесло на всю цивилизацию. Иначе никак не заарканить Карла Маркса. Театр превращается в мясной сериал. Из псевдобессознательного его вынесло бешеной катапультой. В своих бумажных схемах два сумасшедших француза выпустили кишки из реального и перемешали его с ходовыми идеальными фикциями. Покончив с Фрейдом, фактически взялись за Юнга, но ядовитая словесная мешанина эпилептоидного камлания уже захлестнула и утопила всякую надежду на существование трезвой мысли. Субъективность у них, почти по Марксу, напрямую идет из общественных и промышленных отношений! Это как они ухитрились подобное проследить? Субъективное реальное якобы проистекает из идеально-прагматических догм. Воистину материалистический идеализм. Метафора "власть капитала" рассматривается как действительная сила. Возможна иллюстрация в виде изображения звероподобного иблиса или джинна. Вообще проглядывает фихтеанство без пресловутого Я. А музыковед наверняка бы высмеял измененный и предельно желеированный термин "ритурнель".
Словом "желание" Гваттари с Делёзом первоначально (критикуя Фрейда) пытались невнятно переобозначить добытийный Ungrund — предвещь в себе. Речь об индифферентной и скалярной предмирной воле, а не о каком-то жалком "желании". Какой еще здесь к дьяволу контакт с социумом! Не надо было выскакивать в философскую космологию. В качестве надумственного зеркала потустороннего не хватает ещё потерявших время и с кончиной астрофизического мира образующих сингулярность бессмертных фотонов. (По конформной модели Р. Пенроуза и В. Гурзадяна, в конце апокалипсиса любые расстояния исчезают и частицы c V = с коллапсируют.)
А. В. Дьяков пытается защитить постструктуралистов старой выдумкой о "чистом мышлении" и его разоблачении. Такого заведомо нет. Всякий раз может идти речь только о совокупности скользящих и размазанных феноменов здесь-теперь-так. Не надо приписывать Декарту свойства Канта. Трансцендентальности не существует, и это косвенно имел в виду Декарт. Его скептическое мышление без топологических и других дифференцировок, довольно сенсуалистично и обыденно. Он не мог подозревать, что "я" ничего не мыслит. Мало ли что иллюзорно индуцируется и суммируется в сознании. Реально совсем не то "я", которое ошибочно предполагают, исходя из стихийной компарации "внешних" и "имманентных" восприятий. Имманентно абсолютно всё кажущееся. "Сопротивление субъекта" — сказочка леваков. Никто никого не заставляет философствовать и примерять концептуальные рамки. Кучка из кучки профессоров остается где-то в стороне. Дурацкое слово "дискурс" именно в философии следовало бы забыть. Оно хорошо для искусствоведов. У них куда больше свободы разглагольствования. В философии требуется непосредственное прилипание к смыслу. В качестве первого разграничения важны два вида смыслов: смысл растворенный и смысл, относительно освобожденный от шелухи. Следует видеть, что смысл как ощущение — феномен, равноправный другим феноменам, а не нечто идеальное. Если смысл не ощущается, то его не существует. Чаще всего он перцепция и апперцепция одновременно.
Говоря о сопротивлении "властному дискурсу" наши герои-поскакунчики без конца путают человека, субъекта и мыслителя, а это совершенно разные единицы из разных пластов. "Индивид становится субъектом..." Для чего нас пичкают сырой непроработанной социологией, когда речь должна идти о философии? Не надо отрицать поверхностность и слабую автономию субъективного сознания. Номадическое у них попросту автологично-авторологично. Не смогли занять другую позицию.
Франция — средиземноморская страна с комфортным климатом. В ней много долгожителей. Но сроки жизни подавляющего большинства постструктуралистов оставляют желать лучшего. Что-то здесь не так. Возможно, аналогичное вскоре заявят и о фанатах постструктурализма.
[1] Дьяков А. В. Философия постструктурализма во Франции. — Нью-Йорк.: Издательство "Северный Крест", 2008. — 364 с.
[2] Фуко М. Слова и вещи. — СПб.: A-cad, 1994. — 408 с.
[3] Делез Ж. Логика смысла. -М.: Издательский центр "Академия", 1995. — 302 с
[4] Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? — М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейа, 1998.
[5] Гваттарианский Жан-Клод до боли напоминает крайне неуместного сартровского Пьера в кафе.