Некогда на земле росло абальмантовое дерево. Раскидистое, не выше яблони, с коротким и гладким розоватым стволом и сочными светло-зелеными листьями, оно выглядело легким и нежным, съедобным от корня до вершины.
Плоды дерева издалека напоминали мандарины. Вблизи поражали просвечивающей кожурой и полупрозрачной мякотью с иссиня-черными семенами.
Ядовитыми листья и плоды дерева не считались, но отведавший их начинал ощущать себя очень чуднó, а затем обычно умирал: либо от укуса бешеной собаки, либо от раны, полученной в драке, либо еще от чего. А если не отдавал душу, то стремился просверлить себе голову, выколоть глаз или повеситься.
Цветки абальмантового дерева походили на дохлых бабочек и пахли чем-то непостижимым. Запах не казался ни плохим, ни приятным. Он был до умопомрачения завлекателен. Принюхавшийся к цветкам норовил принюхаться больше: за одним ароматом как бы скрывались два, за этими двумя - новые ароматы. Человек, попавший носом, чувствами и рассудком под влияние дерева, желал мыслить и жить запахами, плыть за ними в блаженных видéниях, а время превращалось для подобного простака в бытие запахов, а не вещей.
Непреодолевшего тягу к дереву пробирала странная дрожь Постепенно она усиливалась, бедняга преображался в мутное пятно и исчезал.
А те, кого оттаскивали, говорили, что не претерпевали боли; их будто игриво пробовал разрывать на части легкий и радостный дух.
В ту пору, когда произошла наша история, абальмантовых деревьев почти не стало: их вырубили осужденные. Интересующимся приходилось совершать дальние путешествия. Последним добрался до дерева чиновник Диленай.
Диленай с отрядом солдат забрел в ненаселенные области провинции Сибей за урочища Юйгушана и заметил цветущее дерево у подножия горы Свютицай.
Сперва Диленай отвел воинов на четыре чжана от дерева, привязал солдата Тангун-Гёна на длинной бечеве к своему поясу, принудил перемещаться у дерева, чередовать позы. Отпустив солдата, Диленай еще раз оп-ределил направление ветра, осмотрел скалу, возвышающуюся в десяти шагах с наветренной стороны, и приказал приковать себя к ней. Три дня и три ночи прикованный Диленай простоял у скалы. Его еле живого поместили в паланкин и унесли.
Провидению было угодно, чтобы Бабундох, правитель провинции, обо всем узнал, и в подробностях. Он, не раздумывая, велел исполнить правосудие. Законы Поднебесной ясны как день; поэтому после долгих пыток Диленая казнили, а солдатам дали по пятьдесят палок. Самый крепкий из них, Тангун-Гён, не выдержал избиения: его призвал Владыка потустороннего мира. Остальных воинов отряда Бабундох направил к порогам реки Хунгшуйхэ для смены гарнизона крепости Дунпо. В дороге идущих накрыла снежная лавина. Ни один не спасся.
* *
Минула сотня лун. Приближенные и слуги Бабундоха стали замечать непривычное: иногда на часы, иногда на дни правитель куда-то исчезает. Его портные шептали:
- Ван быстро изнашивает одежды! Каждый день шьем новые!
Одежды ли главное для князя! Кто больше Бабундоха удачлив, счастлив, весел? У князя были кладовые с драгоценностями, двенадцать жен, много детей, восемь дворцов и любовь Повелителя подлунной.
А умер властитель, подвергнувшись чудесным превращениям. Однажды вечером он сидел на террасе в обществе писцов. У ламп стаями носились бабочки. Внезапно его голова приобрела прозрачность и пропала. Едва проблескивали глаза и зубы. Затем всё ослепила вспышка - и раздался страшный раскат грома. Задымилась ветка тунгового дерева. Бабундох сделался доступным зрению, но это оказался помолодевший Бабундох: его лицо, кожа, волосы, движения заменились на юношеские.
Никто не произнес благодарения Небу, никто не потребовал принесения очистительных жертв. Писцы были неискушенными.
- Хао Ван Бан Чжур, хао! - только воскликнули они.
И необыкновенное тело Бабундоха немедленно покрылось язвами. Ночью правитель скончался в мучениях.
Через восемьдесят разливов рек внук Бабундоха князь Маманхай обнаружил: ворота в давно забытый замок Осенней Задумчивости тщательно заложены кирпичом. Не отыскав другого входа, он приказал сломать стену.
Поднявшись по лестнице замка и пройдя боковую анфиладу, князь узрел огромную залу с испорченной стеклянной кровлей. В зале росло абальмантовое дерево. За десять шагов его окружала высокая и прочная стальная ограда, снизу доверху ощетинившаяся длинными шипами. Дерево было невредимо, но высыхало и, наверное, потеряло способность цвести.
Маманхай подошел: на острых шипах ограды висели клочки шелковых и парчовых одеяний.