Аннотация: Рассказ основан на одной древнегреческой традиции, которую фантазия автора поместила в футуристическом интерьере.
Осколок-половинка старого голубенького блюдца. Вот уже десять лет стоит на шкафу, марсианскую пыль собирает...
* * *
Знаете, что такое символ? Это всё от древних греков пошло. У них, короче, был такой обычай: если два друга надолго разлучались, то они брали какую-нибудь вещицу и разбивали её напополам. Каждый забирал себе половинку. А потом, когда встречались, соединяли обратно. А если встречались их дети - по таким штукам они узнавали, что их отцы дружили. Это и называлось символом.
Мой дед знал эту легенду, и, как назло, имел друга. Так что, когда вздумалось ему на Марс податься, они разбили одно из бабкиных блюдец.
Очень трогательно. Даже стильно.
Когда дед стал зарабатывать достаточно, чтобы оплатить разговор с Землёй, друг куда-то запропастился. Ещё бы. Нечего в век высоких технологий шутить с древними легендами.
А потом была печально известная трагедия в долине Маринер, когда из-за внезапной разгерметизации блока погибло тридцать семь человек. Мой дед был одним из них. Это еще до моего рождения случилось.
Осколок перекочевал к моему папаше. Батька к 'реликвии' относился... ну, наверное, как древний грек. Чуть ли трясся над ним, отлупил меня в детстве, когда я без спроса взял поиграть.
Когда мне было шестнадцать, отец вдруг подозвал меня и сунул в руку осколок:
- На, возьми себе.
Я удивился:
- Зачем?
- Пусть у тебя побудет. Знаешь, что это такое?
Ещё бы не знать! Сколько я себя помню, столько помню историю про глупую дедову затею. И про то, что надо ждать, что когда-нибудь появится человек со второй половинкой и тогда...
Через полгода отца закопали в жёстком марсианском грунте, за куполом. Рак лёгких. До последнего скрывал от нас с матерью. Помню, как стояли мы полукругом в неудобных скафандрах на старом поселенческом кладбище и смотрели, как робот топит капсулу в коричнево-чёрной яме. Мать подняла руку и стукнула о стекло шлема - машинально пыталась смахнуть слёзы.
Не знаю, как отцу и деду, а мне смотреть на голубенький осколок после всего этого было неприятно. Для меня он стал символом несбывшихся надежд и безвременной смерти.
Хотя польза от этой лабуды была. Эффектный способ знакомства с земными туристками:
- Девушка, простите... Вы не видели кого-нибудь с такой же половинкой? Мой дед, покидая Землю, вместе с другом разделил блюдце... знак дружбы... До самой смерти надеялся найти друга, или его наследников... И мой отец тоже... Теперь долг перешёл ко мне...
Одна из них даже написала про меня в какой-то земной газете. Кажется, рыженькая. Катя.
Забавные они, - земные. С нашими такой фокус проходил редко. Пару раз удалось заинтересовать, но не больше. Остальные морщили лобики, плечами пожимали:
- Делов-то. Набери имя этого друга в интеркоме или пошли запрос на Землю.
Ага, умные какие! Откуда мне знать, почему дед даже имени не сказал? У отца я спросить не решался. У матери тоже. А теперь и спросить не у кого. Только и осталось, что дурацкий обломок на шкафу, да ворох тягостных ассоциаций.
Порою мне казалось, что всё это брехня. Просто дед разбил блюдце и напридумывал белиберды для сына. Типа, чтобы семейная легенда была, чтобы связь с Землёй осталась...
Шло время и я все реже об этом думал. Не до того было. После учебки пошёл работать во второй инвекторный... Ну а в свободное время гулял с девками, тусовался с пацанами, откисал в виртуалке. А голубой осколок благополучно пылился на шкафу.
И лишь иногда, ночью, ворочаясь в синтетическом спальнике, я вспоминал 'семейное предание'.
Может, дедов друг ещё тогда упал под какой-нибудь поезд, или просто был убит? Судя по новостям, на Земле все только и делают, что убивают друг друга.
А может, его потомки давно уже выбросили свой обломок? Здесь это ещё вроде как память о Земле, а там-то - просто мусор. У них этого фарфора навалом.
А может, кто-то в эту самую минуту, за сотню миллионов миль отсюда точно также лежит в своей постели и размышляет о том же самом, что и я?
Это мог оказаться даже сам дедов друг, если дожил до восьмидесяти, или кто-нибудь из его детей, однако я под 'кем-то' обычно подразумевал ровесника. А точнее: ровесницу. Всё-таки ведь 'вторая половинка'. Ещё один греческий миф. Было бы символично.
Знаете, даже когда я туристок кадрил, где-то глубоко в душе действительно... немножко ждал... или надеялся... А вдруг? Наверное, именно поэтому они мне так легко верили. И, наоборот, не верили наши. Им-то я стопроцентно лгал...
Конечно, даже если живёт где-то на далёкой огромной Земле прекрасная девушка со второй половинкой голубого блюдца, вероятность, что наши пути когда-нибудь пересекутся, астрономически мала.
Хотя в последние годы приток туристов растёт, но незначительно. Кроме туристов иногда спецы прилетают, кого Компания выписывает. А ещё есть дураки-нелегалы. Слышат, что здесь уборщик получает в сто раз больше, чем у них, вот и прут сюда в надежде разбогатеть. А что хлеб на Марсе в сто раз дороже, чем на Земле, узнают уже здесь, истратившись на рейс, да на взятки в космопорте.
На Марсе, конечно, для всех дело найдётся, только, само собой, на приличные места наших ставят. Если приглашают спецов с Земли - то другое дело. А нелегалы... Ну, ассенизаторы всегда нужны. Кто-то работает и нормально приживается, но некоторые слетают, 'опускаются'. Становятся 'бошами', клянчат еду или воду, валяются на улицах, воняют... Хилые эти земные мужики. Расслабленные. Марс таких не любит. Он им ничего не должен. И Компания не должна. И мы, хотя и делимся все-таки иногда водой, по доброте душевной.
Забавно, если окажется, что человек со второй половинкой уже здесь. А что? Запросто! Например, начальник первого инвекторного год назад прилетел. Интересно бы вышло. Тут уж и должность, и перспективы бы у меня существенно выросли...
А вдруг это кто-то из спецов? Или какой-нибудь апатичный жирдяй-турист? Если так, то я просто отдам ему этот проклятый обломок и уйду, без лишней болтовни. И выброшу, наконец, всю эту дурь из головы и сердца.
* * *
Вся эта дурь мгновенно всколыхнулась и пронеслась передо мной.
Только что я увидел человека со вторым голубеньким обломком.
Я стою посреди безлюдной улицы. По пластиковым панелям струится жёлтый свет вечерних ламп. С чёрного купола сверху двумя неравными глазами пялятся на меня Фобос и Деймос. А за моей спиной, шагах в десяти, лежит 'боша'. Шумно дышит. Скребёт руку этим самым обломком.
Холод в груди. Уйти. Просто уйти, не оборачиваясь. И забыть. Это не моё. Я ничем не обязан. Уйти.
Господи, ну за что это мне? Я ведь не древний грек. Я даже деда никогда не видел. И отцу ничего не обещал. И... я ведь знал, что может быть и так. Знал...
Уйти!
Оборачиваюсь и медленно подхожу к боше. Грязный. Заросший. Тощий. Испуганно прячет обломок в своих лохмотьях. Глядит на меня. Трясётся. Впалые, небритые щёки, воспалённые глаза в провалах, словно из двух чёрных ям. Как же от него воняет!
Задержав дыхание, касаюсь его лохмотьев, нащупываю руку-палку. Ох, только бы не вырвало...
Поднял его. Настолько истощен, что идти сам не может. Ухватил его сбоку, руку перекинул себе на плечо. Тащу вдоль улицы. Только бы никто сейчас не появился, не видел... Только бы успеть... О нет! Матвеиха выползла. Вон как уставилась, дура старая! Завтра все будут пальцами тыкать, да у виска крутить. Ну и пусть! Забыть обо всём и просто идти. Тащить этого... Хрипит что-то... Сколько лет-то ему, интересно? Поди разбери. Явно старше меня...
Наконец-то! Вваливаемся в мою конуру. Первым делом лезу за флягой, надо его напоить. Пьёт жадно. Что, ещё? Ну на, пей. Надо же, всю мою дневную норму вылакал. Ладно, потерплю. На вот ещё тюбик супового концентрата. Теперь - снять с него это вонючее засаленное рваньё.
- Давай-давай, помогай. Сейчас в дезинфекционный отсек тебя засуну. Да молчи ты, потом поболтаем, когда в человеческий вид придёшь. Залезай!
Пока он в отсеке отпаривался, я запинал в угол его лохмотья, да дезодорантом попрыскал. А всё равно воняет. Выбросить бы их, но вдруг там документы или ещё что... Ладно, давай-ка ему одёжку подыщем. Выбор невелик: или мой выходной костюм, или запасная роба. Пожалуй, робу.
Ну что он там, заснул? Открываю дезотсек, помогаю этому кащею вылезти. Вроде, чуть окреп уже, смотри-ка, что суповой концентрат делает. А и впрямь его разморило...
- Иди проспись. Вон туда. Молчи, завтра поговорим. Что сейчас толку от твоего мычания? Давай, вот сюда. Ложись, я застегну. Порядок. Отдыхай!
Хм. А мне, значит... да, никогда ещё не приходилось спать на полу. Костюм постелить, что ли? Интересно, кого я к себе приволок. Среди нелегалов есть не только дураки, охочие до заработков. Попадаются и те, кто с земным законом не в ладах... Обворует меня еще! Хотя что тут взять? Задумчиво оглядываю свою конуру. Голубой обломок на шкафу. Ну конечно! Беру его, тру об коленку, счищая пыль. Затем - два шага до кучи лохмотьев на полу. Сажусь на корточки. Морщась, лезу внутрь, прощупывая... Вот оно!
Вытаскиваю второй обломок...
И тут накатывает истерика. Меня распирает от смеха, я сижу на корточках с двумя голубыми кусками в руках и сдавленно хихикаю, вдыхая вонь, смешанную с химической свежестью дезодоранта.
Никакая это не 'вторая половинка' блюдца. Просто кусок голубой кафельной плитки, который 'боша' где-то отколупал. Ясно, чего он тогда перепугался, когда я подошел. Думал, что обвиню в порче имущества Компании...
Ох...
Бросаю оба обломка, встаю во весь рост, невольно поднимая взгляд и упираясь в низкий потолок. В голове вдруг наступает удивительное спокойствие и ясность. Штиль.
И этот угомонился наконец. Храпит теперь в моём спальнике. А то всё бормотал мне: