- Покажись. Так, вроде все на местах. Хотя... а ну-ка, глянь мне в глаза? Так и знала, линзы забыл! Сдохни, недотепа!
- Уже.
Это - мое обычное утро. Контроль и проверки, все должно быть учтено, малейшая оплошность может дорогого стоить. Я - Кайя, двадцать шесть лет, Рыбы, не замужем. Стоящего напротив меня охламона зовут Лейт, ему семьдесят четыре года, сорок восемь из которых он числится условно мертвым. Проще говоря Лейт - "пиджак". После принятия мучительной для большинства поправки Паркинсона такие, как он, получили равные с живыми права. Но стереотипы - штука упрямая, и если он хоть в чем-то облажается, то последствия будут куда как неприятнее, чем для такого же, но живого и дышащего субъекта.
Пуристы могут начать задавать свои бесконечно унылые повторяющиеся вопросы, вроде "зачем молодой женщине делить кров с трупом?", "не вызывает ли все это мысли о некрофилии?" или "что вы делаете в полнолуние, это же невероятно опасно?!" Ответы на всю эту чепуху у меня давно уже заготовлены, так что могу удовлетворить стороннее любопытство, не отвлекаясь от упорядочивания лейтовго взгляда. Я живу с, гм... трупом потому, что это удобно. За прошедшие восемь лет и три гражданских брака я убедилась, что просто не в состоянии соответствовать чьим бы то ни было матримониальным ожиданиям. Я равнодушна, лжива, эгоистична, у меня омерзительный характер, и я не умею, и более того - не желаю уметь - хорошо готовить и вести домашнее хозяйство. Не подарок, правда? Тем не менее, при определенных условиях со мной все же можно ладить. Но как только на горизонте начинают маячить призраки обручальных колец и колыбелек в кружевах, я тут же задаю стрекача. Детские комплексы, знаете ли.
Потому-то Лейт для меня просто идеален. Он исправно вносит свою половину арендной платы, не имеет вредных привычек - полнолуния не в счет, это не привычка, это особенности постмортальной физиологии, - и, самое главное, при любых обстоятельствах остается невозмутим. Как говорится, сам не живет и другим жить не мешает. А за свое душевное спокойствие и возможность при необходимости орать и швыряться майонезными баночками я готова платить не только личным временем.
Что же до полнолуний, то Лейт и тут показал себя истинным джентльменом: сейфбокс был первым, что он купил, когда заселился в эту квартиру. Так что все, что остается мне в итоге - это вовремя защелкнуть замки и вывернуть рубильник. Поверьте, это куда как проще, чем уворачиваться от объятий вдрызг пьяного живого. Всегда, правда, остается вероятность того, что в районе отключат электричество, но это, примерно, то же самое, как если бы на меня из окна шестого этажа выпал рояль. Пятьдесят на пятьдесят.
Непокорная линза, наконец, занимает положенное ей место, взгляд Лейта становится кристально-прозрачным, почти неотличимым от человеческого.
- Моргни.
- Зачем? Все просто великолепно, большое спасибо.
- Моргни, кому говорят! Присохнет - опять будешь вечером отмокать. И не забывай моргать хотя бы раз в пять минут. Глазные капли в сумке, в левом кармашке. Ты меня слышишь?
- У вашей конторы квартальная вечеринка, я слышал.
- Угум. Так что вполне возможно, что меня не будет до завтрашнего вечера. Надеюсь, что ты сам со всем справишься. Дверь никому не открывай, кроме газовщика, если придет. Хотя, что ему тут ночью ловить?
- Да, мамочка, слушаюсь. До завтра, и будь осторожнее со спиртным.
- Я не пью, сдохни уже отсюда!
- Уже.
Лейт мягко закрывает дверь, ключ дважды проворачивается в замке. Смотрю на циферблат и понимаю, что до выхода мне осталось еще четыре часа. Черт бы побрал публичные библиотеки с их графиком работы для жаворонков! Можно было, конечно, проигнорировать все эти утренние сборы, но Лейт просто феноменально безразличен ко всему, что касается состояния его оболочки. А это может привести к очень плачевным последствиям. Нет, никаких отвалившихся рук-ног или выпавших глаз не будет - тот, кто анимировал Лейта, был настоящим виртуозом. Мой сосед получился просто куколкой, а все эти патентованные склянки от "Post Mortem" помогают придать ему дополнительный лоск. Но, поскольку Лейт работает библиотекарем - абсолютная память условно живого для такой должности чертовски полезна - он контактирует с живыми постоянно. И далеко не все посетители его детской библиотеки придут в восторг от того, что формуляр им заполняет "пиджак".
Поэтому лучше для всех, если Лейт выглядит настолько живым, насколько это вообще возможно. Это вынуждает тщательно следить за всеми деталями его утреннего марафета, начиная от прически, заканчивая осветляющими контактными линзами. Температура оболочки остается, пожалуй, единственным проблематичным аспектом очеловечивания, коль скоро лейтов "родитель" накрепко позаботился о запахе. Полынь плюс еще какая-то растительная горечь - и никакой тебе тухлятины или медикаментов. Просто куколка, я же говорю.
Выглянув в окно, я с ненавистью нахожу там сияющее солнечное утро и иду на кухню подбодрить себя кофе. За ночь мой дорогой сосед почти успел выполнить норматив на звание Золушки недели: перемыл всю оставшуюся со вчера посуду, до блеска начистил чугунные наследственные сковородки - я в свое время просто дара речи лишилась, когда он выволок их из здоровенного сундука, с которым въехал. Лейт утверждает, что эти монстры достались ему от бабушки, и это самая интимная подробность его биографии, которая мне известна. Я нелюбопытна, поэтому ничего специально не выспрашиваю. А Лейт не любит вспоминать прошлое без особого повода. Нас обоих это вполне устраивает, и для меня это еще один плюс проживания с соседом-"пиджаком". Люди, в отличие от таких, как он, порой бывают просто невыносимыми со своим вечным желанием "узнать друг друга поближе".
Поскользнувшись на полу, в сотый раз напомнила себе, что стоит проинструктировать Лейта на предмет интенсивности уборки. "Пиджаки" не подвержены мышечной усталости, поэтому кафельные поверхности в нашем жилище постоянно напоминают идеально отшлифованный каток. Для того, чтобы демонстрировать гостям, это просто великолепно, но для ходьбы - кошмарно, синяки с локтей и коленей не успевают сходить.
Кофе как обычно убегает, покрывая плиту коричневой коркой. Я с омерзением тру блестящую поверхность и думаю о том, чем же порадовать мое дорогое начальство сегодня.
Так уж вышло, что по жизни я - довольно бестолковое и бесполезное существо. Нет, это не демоны заниженной самооценки говорят моим голосом, это просто констатация факта. Я охотнее начинаю, чем заканчиваю, почти никогда не довожу ничего до логического завершения и, в придачу ко всем этим сомнительным достоинствам я ужасно несобранная. Полный букет. После успешного - учиться я все-таки люблю - окончания университета я пару лет болталась в каком-то аутичном вакууме, делая вид, что пытаюсь жить очередной семейной жизнью и самосовершенствуюсь путем порчи бумаги. Впрочем, писатель из меня вышел примерно такой же, как и домохозяйка. Дни шли, я все глубже и глубже проваливалась куда-то в первородную тьму, пока в один прекрасный миг не осознала, что еще немного - и от невероятной неповторимой бесполезной меня ничего не останется! Открытие вышло немного запоздалым: к тому моменту я уже успела растерять все свои старые связи, а обзавестись новыми, будучи парниковым овощем, было сложновато, - но весьма шокирующим.
Недолго думая, выбрала из своих пожитков самое любимое, спаковала пару скромных чемоданов и сообщила своему тогдашнему гражданскому супругу, что я так больше не могу. После чего вышла в ночь, аккуратно закрыв за собой дверь, и уехала в неизвестном ему направлении. Не спешите осуждать меня за черствость и тунеядство: я исправно высылаю ему деньги каждый месяц в счет того, что он тратил на меня в те годы. Правда, до позвонить и пообщаться моя совестливость и храбрость не доходят, но, по слухам, у него и без этого все в порядке.
После беспримерного побега от обыденности передо мной в полный рост встал тот факт, что я не умею ровным счетом ничего полезного, а из друзей в записной книжке только электрик, сантехник и моя первая неудавшаяся любовь. Пребывая в состоянии полного мозгового коллапса, я не придумала ничего лучшего, чем написать на картонке про "делаю что угодно за двести шэн, интим не предлагать", повесить ее на шею и в таком виде усесться на лебединой площадке в Большом парке.
Полицейские успели прибыть как раз к тому моменту, когда передо мной появилась Мэй и, поправив очки, сообщила что да, она готова за эту сумму взять меня в вечное рабство с полным пансионом. Выглядела она располагающе, плюс, запах копченостей из ее пакета доносился просто ошеломляющий, так что я решительно отклонила исходящее от полисменов любезное приглашение осмотреть новый приют для бездомных, и отправилась следом за своей новой хозяйкой.
Воистину, небеса хранят детей, пьяных и идиотов - я не попала ни на стол к начинающим аниматорам, ни в подпольный бордель, ни даже в подсобку мясного отдела на рынке. Вместо этого судьба привела меня в довольно обширную мансарду, разделенную на две половины огромным оранжевым занавесом со скалящимися рожами стилизованных солнц.
- Пока поживешь тут. Как минимум до первой зарплаты, а потом я найду, куда тебя выселить, - с этими словами Мэй всучила мне тюфяк с одеялом и велела устраиваться в любом понравившемся углу.
О тех шести месяцах своей жизни я до сих пор вспоминаю с непреходящим умилением и нежностью. Мэй оказалась владелицей и чуть ли не единственным сотрудником праздничного агентства со странным названием "Шиндекудасай". Позже, узнав значение этого слова, я перестала удивляться тому, почему клиенты-айны не хотят иметь с нами никаких дел. Основной доход конторы составляла организация корпоративных вечеринок, тимбилдиногов и прочих увеселительных мероприятий для офисного планктона. Кроме Мэй в штат агентства входили еще три человека: Су - сестра Мэй и по совместительству владелица мансарды, выполнявшая обязанности художника, гримера и костюмера; Леа, ведавшая всеми встречами, контактами и прочими связями с внешним миром и Дайя, на хрупких плечах которой покоилась вся тяжесть технического обеспечения конторы.
После нескольких практических опытов, показавших мою полную неприспособленность к суровым будням офис-менеджеров, Мэй в отчаянии предложила мне самой придумать что-нибудь, чем я могла ыб заняться без большого вреда для окружающих. Самым мирным из того, что роилось в моей голове, было сидеть в уголке под пальмой и складывать канцелярские скрепки в разные коробочки. Попутно я слушала ворчание Леа, которую раздражала очевидная нежизнеспособность очередного концепта праздника:
- Они хотят экзотику, трибальщину и чтобы все это происходило в пяти километрах от городской черты максимум?! Да за такие деньги я могу их разве что голышом по кукурузному полю прогнать!
- Так в чем дело? Раздень их, раскрась под афуро и прогони. Можешь запись барабанов каких-нибудь включить для аутентичности, - эти мои рассеянные слова стали определяющими для моей дальнейшей карьеры в "Шиндекудасай". Проект "Дети кукурузы" прошел с оглушительным успехом, вызвав волну заказов на "что-то такое же, но с черепаховыми застежками". Меня окончательно переселили под пальму, выделили оклад, премиальные и табличку с надписью "креативный директор". Директора Мэй вписала для пущей солидности. Так что по сути сейчас я зарабатываю на жизнь генерацией безумных идей - тем единственным, что я умею делать хорошо.
За год, прошедший с того дня, "Шиндекудасай" увеличил свой штат аж до двадцати человек и превратился из конторы-на-коленке во вполне респектабельное малое предприятие. Мэй установила драконовские порядки во всем, что касается сроков и качества, но кое-что осталось неизменно расслабленным: на работу раньше часа дня я могу не показываться.
Тем не менее сидеть дома только потому, что кто-то не привык к моим ранним явлениям, тоже не хочется. Поэтому я привожу себя порядок - иногда быть серой мышью стратегически выгодно. Не нужно ломать голову над выбором одежды и всего прочего. Просто вытаскиваешь из шкафа то, что лежит первым, смотришь, чтобы цвета более и менее между собой ладили и, вуаля, ты уже собрана и готова к выходу в белый свет.Такая небрежность сильно снижает, конечно, шансы сразить какого-нибудь встречного принца без белой лошади, но зато экономит кучу времени, нервов и денег. А для меня эти три вещи в сумме перевешивают любого принца.
Собравшись, удостовериваюсь, что все краны завернуты, все лампочки погашены, а окна закрыты, и выхожу из квартиры в сырость подъезда. Утреннее солнце за подъездной дверью оказывается каким-то невероятно злобным, я морщусь и чихаю. До самой трамвайной остановки приходится идти, утирая крупные слезы. Ненавижу утро!
Трамвай на удивление пуст, так что мне даже удается усесться на свое любимое место в уголке, сразу за кабиной водителя. Я не люблю утро как время суток, но очень нежно отношусь к утренним городским пейзажам. Все кажется таким чистым, новеньким и хрустящим, что во рту поневоле возникает вкус свежего яблока. Само собой эта магия работает только тогда, когда утреннее небо голубое и вовсю светит солнце. Пасмурные дни по вкусу похожи на кофе из автомата - такие же кислые и затхлые.
Все то время, пока я увлеченно играю в ассоциации и рассматриваю разноцветные стены домов, трамвай постепенно заполняется народом. Утренние люди деловиты и собраны, упакованы в темное и строгое, и внезапно я начинаю ощущать, что задыхаюсь. Чтобы хоть как-то с этим справиться, вынимаю из рюкзачка маленькую плюшевую коалу и начинаю крутить ее в руках. Игрушку мне дал Лейт, сказал, что его воспитание ообязывает подарить что-то на новоселье. Стех пор коала малость облезла и вылиняла - я постоянно использовала бедного зверька для того, чтобы успокоиться. Слава добрым небесам, что место рядом со мной привычно пустует, несмотря на большое количество стоящих людей. Если кто-то из этих беловоротничковых пингвинов сядет рядом, то я могу и не выдержать - никакая коала меня не спасет - и начать орать. Такого раньше не бывало, но надо же когда-то начинать?
Плотная темная стена вокруг меня внезапно расступается, пропуская к моему оплоту свободы и здравого безумия маленькую ссутуленную фигурку. Она робко устраивается сбоку на краешке сидения, и мне сразу же становится понятна причина той резкости, с которой люди расступались перед ней. Условно живая. Не такая кукольная, как Лейт - кожа ноздреватая и отливает скорее в серое, чем в алебастр, руки и голова порой подергиваются, выдавая халатность работвшего с оболочкой аниматора. Но в целом она выглядит гораздо более опрятной и вменяемой, чем многие из тех живых, кого можно встретить на улице. Наши глаза встречаются, и я улыбаюсь несчастной мертвой девчонке, получая в ответ робкий намек на улыбку.
- Пахнет... - тонкая ручка-лапка замирает, не дотянувшись до плюшевой коалы лишь самую малость. Я смотрю на игрушку, потом на девчонку и, повинуясь импульсу, протягиваю коалу ей. Она недоверчиво берет ее, поворачивает, втягивает воздух и блаженно жмурится. - Хорошо... белым пахнет, большим белым, хороший, тебя не обидит.
Хмыкаю, думая о том, что надо будет сказать Лейту о том, как его воспринимают собраться по "пиджачной" доле. Странное дело, но рядом с этой условно живой девушкой я не ощущаю привычного дискомфорта от того, что кто-то чужой влез в мое личное пространство. Похоже, мое подсознание просто не расценивает ее присутствие как угрозу. С живыми куда как проблематичней, ей-богу: они шипят, шушукаются и брезгливо отодвигаются куда подальше. Я отчетливо слышу слово "некрофилка" за своей спиной. Идиоты.
Водитель объявляет мою остановку, я встаю, выскальзываю в толчею и чудом успеваю выпрыгнуть на асфальт за пару секунд до того, как закрываются двери. Обернувшись, наталкиваюсь на машущую коалой за трамвайным окном случайную попутчицу. Жестами пытаюсь показать ей, что это подарок, что не нужно ничего возвращать, и долго смотрю вслед уезжающему трамваю. Мертвая девчонка улыбается и прижимает комок плюша к груди.
Красный сменяется зеленым, я организованно перехожу две дорожных полосы в компании таких же, как я, ответственных и спешащих пешеходов. Здание, в котором "Шиндекудасай" арендует офис, старое, я люблю его за прекрасные барельефы в виде фруктовых корзин и атмосферу непередаваемого спокойствия. Лифт хронически сломан, так что на наш четвертый этаж я поднимаюсь по лестнице, перешагивая через ступеньку. За всю дорогу мне приходится поздороваться всего пять раз против моих обычных двадати полуденных приветствий. Определенно, в раннем приходе на работу что-то все же есть.
Тихонько приоткрываю нашу заслуженную конторскую дверь и просачиваюсь в гостевую часть офиса. В свое время Мэй хотела объединить вместе приемную и рабочее помещение, но была остановлена совместными усилиями Су и Леа, которые были резко против того, чтобы наша подготовительная кухня демонстрировалась широкой публике. под натиском этих двух фурий даже железобетонная решимость Мэй пошла глубокими трещинами, и в итоге все осталось таким же, как было. Добропорядочная мрачноватая приемная с грамотками и прочими атрибутами респектабельности и разноцветный шумный раскирдаш комнат для своих.
Сейчас в приемной невероятно тихо - судя по всему я умудрилась появиться в офисе раньше наших фей приемной. Иду мимо аккуратно расставленных кресел и столиков, мимо нарисованных Су флаеров, плотно развешанных по стенкам, ужасаясь тому, сколько мы успели сделать за этот год. Такими темпами стены скоро кончатся, придется потолок задействовать. Дверь в рабочую часть слегка приоткрыта, и я слышу низкий женский голос, поющий что-то на чужом языке и ощущаю плотный запах кофе. Если судить по этим приметам, то через пару десятков шагов я увижу Мэй. Босанову у нас слушает только она.
Иду дальше, здороваюсь с заспанными барышнями из костюмной секции и через предсказанное самой себе количество шагов утыкаюсь взглядом в каштановую макушку Мэй. Она что-то сосредоточенно сверяет в длинных и страшных на вид колонках цифр, периодически отхлебывая из большой кружки. Поворачиваюсь, чтобы тихонько уйти на свое место, но в этот миг сильные пальцы перехватывают мое запястье:
- Я шокирована, честно. И очень рада твоему рабочему рвению. Но, подозреваю, что счастьем видеть тебя в такой ранний час я скорее обязана твоему мертвому, чем своей привлекательности. Так?
- Он не мертвый! Он всего лишь не дышит!
- И не делает еще кучи вещей, угу. Но раз уж ты здесь, то получи свой приз за добросовестность и компенсацию за ранний подъем, - пальцы одной моей руки смыкаются на ручке кружки, а во второй каким-то магическим образом оказывается тарелка с пирожным.
- Спасибо, моя белая госпожа, премного благодарен за заботу.
- Садись где-нибудь тут, твой стул все равно забрали костюмеры, у них опять не хватило стоек под вешалки.
- Кстати, о птичках - а можно как-нибудь на костюмы глянуть до вечера? Су из этого всего такой секрет сделала, что даже я эскизы не смогла подсмотреть.
- Эскизы... вот, смотри на здоровье. Дайя их еще неделю тому назад стащила и выложила у себя под паролем, - Мэй быстро кликает по ярлыкам на рабочем столе своего компьютера, и мгновение спустя я падаю в красно-черный мир игральных карт.
Когда три месяца тому мы приняли заказ на организацию парной вечеринки на пятьдесят две персоны, карточная колода была первым, что пришло мне в голову в качестве стартового концепта. С течением времени кое-что поменялось, количество участников увеличилось чуть ли не втрое, но исходная идея настолько понравилась заказчикам, что было решено оставить все как есть и пригласить группу специалистов на роли старших карт. В процессе прений по поводу того, кого звать на роль королев - хотелось, чтобы было красиво и весело, но по деньгам выходило, что либо красиво, либо весело - Дайя предложила совместить приятное с полезными отметить двухлетие "Шиндекудасая" за счет наших карточных клиентов. А чтобы хоть как-то смягчить общую неэтичность такого решения - пригласить за наш счет четырех самых популярных городских хостов, нарядить их джокерами и выставить на "белый аукцион" для присутствующих дам. Короны же королев согласно жребию распределились между матерями-основательницами нашей конторы. Заказчиков такая прыть неожиданно развеселила - полагаю, что не последнюю роль во всем этом сыграл бурный роман одной из наших гримерш с начальником их финансового отдела. И они увеличили бюджет в полтора раза под обещание того, что эту вечеринку все ее участники будут еще минимум год вспоминать с воплями восторга.
Судя по эскизам, кричать можно начинать уже сейчас: Су превзошла самое себя, даже костюмы низших мастей кажутся мне прекрасными, а про старшие карты и говорить нечего. От взгляда на все это великолепие мое сердце начинает неистово сбоить.
- Хорошо, правда? Сшили тоже на отлично, так что расхождения между картинкой и конечной версией минимальны. Ты на джокеров посмотри, у нас все уже по три раза успели их костюмы слюной закапать, - Мэй наливает мне новую кружку кофе и углубляется в какие-то внезапные, срочные и нервные переговоры аж по двум телефонам сразу. А я, вместо того, чтобы изучать великолепие джокеров и прикидывать, как эти куски разноцветного атласа будут смотреться на наших арендованых полубогах, наблюдаю за тем, как меняются выражения лица моей начальницы с каждой услышанной фразой.
Когда-то давно я боготворила Мэй так, как собаки обожествляют своих хозяев - бездумно, принимая любое ее слово за истину в конечной инстанции. В конце концов, она дала мне кров и еду, а в то время это было для меня сродни манне небесной. Постепенно моя богиня-кормилица все больше и больше обрастала человеческими слабостями и привычками. Она умела сердиться и расстраиваться, могла при необходимости вежливо отправить алчущего к такой-то матери, она уставала и порой гналась за совершенными миражами, не слушая здравых предупреждений. Но, странное дело, все эти признаки падения с небес на землю не расстраивали меня как обычно. Не было привычного раздражения от того, что еще одно человеческое существо перестало соотвествовать моим завышенным ожиданиям. При всех своих шероховатостях и проявлениях слабости Мэй все равно остается для меня высшим существом - иногда суровым, иногда холодным, но по большей части сияющим и светлым.
Видимо ощущая, что ее рассматривают, Мэй отворачивается, прячет лицо. И мне ничего не остается, как вернуться к нашим баранам, то есть эскизам костюмов джокеров.
-Бедные мальчики, если подумать хорошенько, то вечер у них будет еще тот, - я говорю это скорее для себя, но Мэй уже покончила с телефонной руганью и слышит меня, кивая головой в полном согласии со сказанным.
- Да уж, надеюсь, что их плечи рассчитаны на всех тех теток, что повиснут там. А свой костюм ты видела?
Отрицательно кручу головой. Розыгрыш королевских регалий я вульгарно проспала, потому мне досталась незавидная роль одной из трех бубновых шестерок.
Чтобы хоть как-то совладать с половодьем моего расстройства - признаю, те дни были как раз самыми проблемными во всем квартале, я выходила из себя и забывала вернуться обратно по любому поводу, - Су пообещала сделать мою шестерку чем-то из ряда вон выходящим. Предвкушая грядущее великолепие, я заткнулась и начала нетерпеливо дожидаться часа икс.
По-хорошему можно было бы подождать еще немного: до начала вечеринки осталось каких-то жалких восемь часов, но коль уж секрет сам плывет в руки, то упускать его грешно.
Мэй с улыбкой наблюдает за моими терзаниями и открывает очередной файл. Черт побери, оно оказывается даже лучше, чем я себе воображала! Не в силах сдержать охвативший меня восторг начинаю вальсировать по комнате, чувствительно натыкаясь на углы столов. Мэй скептически ухмыляется и выставляет перед собой мою заново заполненую кружку.
- Если Су узнает, что ты видела это заранее, то хоронить меня и Дайю будешь за свой счет. Так что давай, не забудь вечером сделать восхищенное лицо.
- Само собой, это несложно, оно у меня всегда такое. Новых проектов случайно не появилось? До вечера было бы неплохо чем-то заняться...
- Кризис, - лицо Мэй становится пресно-безразличным, идеально гладким, только между бровей обозначается резкая складочка. Как бы некуртуазно это не звучало, но Мэй любит деньги. Не алчной любовью скупца, который всю свою жизнь чахнет над каждым шэном, но спокойной и внятной любовью человека, который знает, куда потратить этот самый шэн и, впридачу к этому знанию, умеет считать. Наравне с деньгами, Мэй очень любит наше агентство - эта любовь напоминает мне отношение матери к своему ребенку. Текущий же общий кризис больно бьет по обеим этим привязанностям Мэй, заставляя ее нервничать и расстраиваться сверх обычного. - Если так пойдет и дальше, то нам придется снова усохнуть до пяти человек.
- Не будь такой пессимистичной. Что-то должно подвернуться, непеременно. А я могу пока уйти в отпуск по своему желанию. Возможно, от голода и безысходности наваяю какой-нибудь нетленный шедевр. Или руками чего поделаю, коврики там вязаные, салфеточки, я умею...
- Ага, и в конце месяца опять пойдешь одалживаться у своего мертвого мальчика.
- Ну и пойду, подумаешь, первый раз что ли? Проценты у него вполне человеческие, плюс, он все равно никуда не торопится и почти ничего не покупает. Только налог платит, и за электричество.
- Большую часть времени я боюсь за тебя, Кайя. Но иногда, нечасто, я боюсь тебя. Неужели тебя ничего не смущает в этом вашем соседстве? Никогда не бывает страшно?
- А кого мне бояться, ты сама подумай? Лейта? Это просто смешно. То есть может быть он и "пиджак", может быть он и совсем-совсем нелюдь, хотя я в это верю с большим трудом. Нет, не так - я в это просто не верю. Но иногда мне кажется, что во мне меньше человеческого, чем в нем. И меня, пожалуй, и правда стоит бояться больше, чем этого тихоню с его очками и электрическим шкафом.
Мэй поднимает голову и смотрит на меня поверх монитора. Солнечный свет из окна заливает стекла ее очков так, что я не могу увидеть глаз. Интересно, удалось ли мне ее обмануть? Не думаю. Мэй скорее всего догадывается, что на самом деле мне порой бывает очень страшно жить со всеми этими мыслями о том, что через стену от меня моет полы, драит кафель или клацает джойстиком - суставы оболочки требуют регулярной разминки - чужой по сути мертвый человек, о котором я ничего не знаю наверняка. Но Мэй так же, пожалуй, лучше всех в этом мире известно, что больше всего на свете я боюсь не "пиджаков", а полного одиночества и обычных людей. Намного больше боюсь, чем не подкрепленной ничем, кроме слухов, потусторонней жути. Наверное, все эти глубокие мысли отчетливо проступают на моем лице - Мэй широко улыбается мне и пододвигает кружку с кофе поближе к краю стола.
- Будем считать, что на сегодня я тебе верю. Бери свой завтрак и дай мне поработать пару часов, если хочешь, чтобы наш штат остался на нынешнем уровне.
Покорно собираю щедрые дары моей кормящей богини и уползаю на свое захламленное рабочее место. Полюбовавшись перу минут на свое очередное графическое сокровище - сегодня это кадр из какой-то фантастической манхвы, - я начинаю вдумчиво и со знанием дела заниматься фигней. Прихлебывая кофе с убийственно малым - вечно Мэй жмется - количеством сахара, лениво скольжу взглядом по заголовкам сетевых новостей и неотвеченных писем. Какие-то виртуальные люди хотят моего внимания, и я отвечаю и спрашиваю, проштамповывая смайлики всех мастей и не особо вникая в суть переписки. Десять утра - это совсем не то время, когда я способна на глубокое понимание. Если бы не выработанный годами университета автопилот, то боюсь, мои бестелесные собеседники и такой реакции от меня не дождались бы.
Я почти засыпаю над продолжением какого-то бородатого обсуждения роли эдипового комплекса в формировании характера современных мужиков, когда дверь в тишину и спокойствие нашей рабочей части распахивается, впуская невероятно взбудораженную чем-то Леа:
- Это просто полный пиндец! Колледжфутбол после недельного затишья, видимо, не выдержал, он рвет меня на части! Формулировка вроде helmet-to-helmet confrontation, в результате которого один игрок в больнице с параличом, а второй как бы в порядке. Боднулись, называется, - колумбианский футбол снова с нами, гип-гип ура. Что Мэй, что Дайя, что Леа - все страстные поклонницы этой игры. Любимые команды у них меняются с калейдоскопической скоростью, и большая часть наших разговоров с начала лета до середины зимы так или иначе вертится вокруг квотербэков, лайнменов и сломанных челюстей. Я болею умеренно, зато в пристрастиях своих постоянна - одна команда, один квотербэк, одна челюсть. - Я фигею, дорогая редакция: spine which broke in several places! Просто не представляю, как надо столкнуться шлемами - это ж прицелиться сначала надо - чтобы сломать позвоночник в нескольких местах!
Воздух вокруг Леа вихрится, концы полосатого шарфа пляшут невероятную сарабанду, аж глазам больно. То, что ее речь густо пересыпана англьскими словечками с колумбианским акцентом, выдает крайнюю степень волнения и изумления. Под влиянием ее пламенной речи мне тут же начинает казаться, что и у меня сейчас что-нибудь непременно сломается в нескольких местах: разрушительная энергия, исходящая от Леа, в этот миг просто осязаема. Каждый вздыбленный русый волосок на макушке, каждое движение губ, взмах тонкой руки - все пронизано таким электричеством, что я просто не могу не проснуться.
- И самый пикантный нюанс: товарищ со сломанной спиной - дефенсив бэк, а столкнулся он, прости господи, с раннинг бэком. Да, вот это трагедия! На этом фоне то, что мы лишились сразу двух джокеров, кажется полной херней.
Нет, никаких драматических пауз после этого заявления не образуется. По-прежнему негромко играет музыка: на этот раз какие-то разухабистые чосонцы поют про любовь и закат над Пусаном. Все так же переговариваются между собой костюмерши, и тихонько булькает кофеварка. Просто ко всему этому мирному гармоничному шебуршанию постепенно добавляется новый пугающий звук, ползущий откуда-то со стороны стола Мэй. Я высовываю голову из-за своего монитора ровно в тот момент, когда звук, наконец, превращается во вполне связные слова:
- Неблагодарные мудаки! Причем, все. Неужели так сложно было хотя бы за три дня до решиться и предупредить?! Где теперь прикажете брать две вешалки по метр девяносто каждая, да еще чтоб они умели вовремя улыбаться и обходительно беседовать с тетками?
- Спокойно, не надо паники. Одну вешалку я тебе уже нашла, так что половиной забот меньше, - Леа подходит к столу Мэй и успокаивающе треплет ее волосы. Моя богиня страдальчески морщится и садится обратно на свое место.
- И кто же этот спаситель, если не секрет? У нас появился новый таинственный хост, о котором я ничего не знаю?
- Ну, хост не хост, но метр девяносто в нем есть, так что костюм придется подгонять минимально. Твой дорогой братец был настолько любезен, что согласился пострадать вечер, улыбаясь направо и налево.
- Почему-то я так и думала, - Мэй лупит по клавиатуре, словно пытаясь выстучать наружу свое раздражение. Леа с улыбкой наблюдает за всем этим некоторое время, потом поднимается и идет в мою сторону.
- Ты же не против кандидатуры Алесо, да, Кайя?
- С чего бы мне быть против? Мы уже почти семь месяцев, как расстались, так что за меня можешь быть спокойна, никаких истерик и прочей ерунды. Мы вроде как договорились быть друзьями, - последняя часть моего утверждения, впрочем, весьма односторонняя. Друзьями у нас являются только Алесо с Кайей, но никак не Кайя с Алесо. После недели пребывания в состоянии рыдающего овоща во мне что-то перегорело, и на утро восьмого дня я проснулась с абсолютной пустотой в том месте, где когда-то были записаны мои чувства к кузену Мэй. Факты, разложенные по датам и событиям, само собой, никуда не делись, но вот все то, что я ощущала на протяжении года этой своей большой любви, куда-то исчезло. Дружбой же отношения с незнакомым человеком называть сложно. Тем не менее, Алесо до сих пор считает, что у нас все прекрасно, а разочаровывать его и остальных мне просто лень. - Вы лучше подумайте, будем ли мы искать четвертого или обойдемся тремя?
- С учетом количества приглашенных надо бы попробовать найти ну хоть кого-то, - Мэй, похоже, взяла-таки себя в руки, перестала насиловать клавиши и теперь задумчиво изучает что-то на своем экране. Подозреваю, что это списки кандидатов, которые могли бы нам помочь: у Мэй просто мания всех записывать, так что существование подобного списка есть абсолютная реальность. - Черт, в этом сезоне "Кардиналы" опять играют с Питтсбургом. Хоть бы раз их по разным группам распихали. Ненавижу такую жеребьевку...
Утреннее потрясение потихоньку изглаживается из народной памяти, мы внутренне смиряемся с тем, что великолепие нашего праздника будет подпорчено недостающей фигурой. Мэй даже практически перестает с неодобрением поглядывать на вывешенные на всеобщее обозрение четыре роскошных, кропотливо собранных из разноцветных кусочков атласа, джокерских костюма. С каждым проходящим часом конторой все больше и больше овладевает атмосфера предвкушения события. То особенное, "чемоданное", состояние, которое люди ощущают в преддверии больших праздников, переездов или длительных отпусков. Я тоже подпрыгиваю на одной волне со всеми окружающими, так же пытаюсь высмотреть свой костюм, приподняв краешек чехла, на общих основаниях получаю за это по рука от появившейся, наконец, Су. Но внутри меня с каждой минутой растет и ширится какая-то неявная тревога. Доискиваться ее причины долго не приходится: она, а точнее, он появляется прямиком у моего стола, белозубо улыбаясь и всем своим видом излучая радость от встречи.
- Кайя, как давно мы с тобой не виделись. С февраля, что ли?
- С марта. Ты сказал, что избавишь меня от своей рожи в качестве подарка на мой день рождения.
- Не помню такого, если честно, но тебе виднее. Как сама, как дела? Я слышал, ты живешь с кем-то, - очень хочется сказать, что не только живу, очень. Но Лейт ко всем моим мелодрамам не имеет никакого отношения. Поэтому я только и могу, что кивнуть и постараться придать себе вид крайне занятой особы. А занятые особы не располагают временем для светских бесед.
- Вот и славно, что ты не остаешься одна по вечерам. Помнится мне, ты этого очень не любила. Познакомишь нас как-нибудь? Хочется, знаешь ли, посмотреть на того уникума, который готов тебя терпеть.
- Черта с два, Алесо. Я не хочу, чтобы ты трепался с ним о моих слабостях.
- Ну, не будь такой грубой. Когда ты улыбаешься, ты даже на женщину иногда похожа.
От удара кружкой по голове этого вежливого идиота спасает только появление Леа, которая пытается одновременно жевать пончик, облизывать пальцы и что-то говорить. Честно говоря, что-то путное у нее выходит только с пончиком.
- М-м... мы шпашены!
- Прожуй сначала, и не вздумай вытирать руки о пиджак этого типа, он тебя по судам затаскает.
- Не делай из меня мелочного жлоба, Кайя!
- О, ты сегодня щедр и благороден? Тогда вперед, Леа, вытри руки как следует, прожуй все хорошенько и расскажи нам, в каком конкретно месте мы спасены, - моя мстительность немного удовлетворена тем, с каким лицом Алесо на всякий случай отодвигается подальше. Нет, я не злопамятная, я обычно никому ни за что не мщу, но фальшивая жалость и притворная заинтересованность в моих делах - верный способ разбудить во мне темную половину.
Леа уничтожает, наконец, свой жертвенный пончик, брезгуя пиджаком нашего будущего джокера, вытирает руки одним из моих черновиков и, победно улыбаясь, вполне внятно сообщает:
- Мы спасены! Только что на общий номер позвонил какой-то парень, представившийся твоим, Кайя, соседом. Сказал, чтобы ты не беспокоилась, газовщика он переназначил. На завтра, - дурное предчувствие накрывает меня с головой. - Естественно, в порыве невероятного отчаяния я опросила этого твоего пупсика на предмет роста и его занятости на сегодняшний вечер. И, о счастье! Он оказался двухметровой вешалкой, причем совершенно свободной! Tell me, darling, is he a good boy?
- Nope, dummy, he"s the dead boy. И в нем метр девяносто шесть. Так что костюмчик, боюсь, будет коротковат.
- То есть как это - dead?! Ты шутишь что ли?
- Да, шутки про то, что я живу с "пиджаком" - мои коронные. Я сегодня штатный офисный комик, если ты не заметила. Короче, мои поздравления тебе, радость моя, ты успешно ангажировала на наш бал настоящего принца. Только немножко мертвого. Надо будет перезвонить ему, сказать, чтоб парадный гроб захватить не забыл, - меня несет, слова будто валятся изо рта сами по себе. Нет, не то, чтобы я нарочно утаиваю от друзей и знакомых жизненные кондиции своего соседа, но, согласитесь, предавать такое широкой огласке тоже как-то нерезонно. По сути о том, кто такой Лейт, до сего мига знала только Мэй, от которой я не скрываю ничего принципиально. И вот, пожалуйста, сегодня вечером моя жизнь под одной крышей с условно живым станет предметом массового обсуждения. Ну, может не очень массового, но Алесо однозначно находится в последнем десятке тех, с кем я стала бы таким делиться. И кто меня за язык тянул?!
- О черт. Черт, черт. Я поняла. Не расстраивайся, Кайя, позвони и отмени все. Скажи, что мы нашли кого-то, извинись за беспокойство, - Леа выглядит по-настоящему подавленной. Мало того, что принц-спаситель оказался намертво заколдованным, так еще и чужой секрет наружу всплыл ненарочно. И все это отчасти благодаря ее желанию помочь. Алесо похож на живое воплощение брезгливости: губы поджаты, кожа на переносице подобралась складками, глаза пристально косят куда-то в сторону. Никогда бы не подумала, что это красивое, но вечно пустое лицо способно на такое сложное выражение. Как противно.
- Не могу себе даже представить, что такая трусиха, как наша Кайя соседствует с "пиджаком", да еще с мужчиной. Не пойми меня неправильно, детка, но по-моему это большая гадость, - Алесо осиливает-таки выдавить на лицо отеческую улыбку и, не заботясь более о приличиях, быстренько исчезает куда-то в сторону гостевой части офиса.
- Ну и скотина, - Леа лего переходит от расстройства к злости, и это хорошо. Мы с ней прекрасно резонируем сейчас, не нужно тратить энергию на лишние объяснения.
- Да уж, а когда-то я по нем убивалась.
- За последнее время он, похоже, порядком изменился и далеко не в лучшую сторону. Ну и хрен с ним, главное, чтобы языком не трепал где ни попадя. Ты лучше скажи мне номер своего соседа, я сама ему отбой дам.
- Не нужно. Лейт справится, главное, чтобы его особо не лапали. И найди ему пару перчаток, руки у условников и правда ледяные, - черт побери, мне до того обидно, что я вот-вот зареву. За полгода совместной жизни у меня и мысли не возникло пожалеть о том, что согласилась делить кров с "пиджаком". Самому Лейту, наверное, нет никакого дела до всего этого человеческого презрения, но должно же хоть кому-то быть за него обидно? Может мой герой и мертвый, но он однозначно из хороших парней! Ненавижу предрассудки, не-на-ви-жу.
Леа кивает, забирает со стола еще один черновик и, чмокнув меня в макушку, уходит к костюмершам - вероятно, за перчатками и прочим инвентарем, необходимым для удачной маскировки мертвого принца. А я остаюсь наедине со своим испорченным настроением и страхами. Правда, как следует предаться депрессии мне не дают: возле моего стола постоянно кто-то вертится, всем внезапно становится интересно мое мнение по тому или иному вопросу, а у части наших милых сотрудниц внезапно обнаруживаются какие-то завалявшиеся шоколадки, плюшки и прочие вкусности. Поглощая очередное подношение, выискиваю в окружающей кутерьме Леа и показываю ей кулак - ежику понятно, кто науськал на меня этих доброхотов. В ответ получаю невинный взгляд зеленых глаз и кокетливое похлопывание ресницами.
Воспоминания о кривом лице Алесо начинают отступать под натиском всей этой заботы, и в автобус, который везет нас на место проведения вечеринки, я гружусь во вполне оптимистическом раположении духа. Сидящая рядом со мной Су тоже довольна жизнью: все на месте, все идет согласно плану. И до самого конца поездки мы со смехом рассуждаем о том, на какой по счету тетке Алесо не выдержит и ринется искать спасения за широкой спиной Мэй. Су оптимистично полагает, что ее кузен в состоянии продержаться до конца бальной части. Я же рассуждаю с позиций здравого смысла и делаю ставку на то, что он спечется еще до окончания ее первой половины. Объект нашего бурного обсуждения устроился за два сидения от нас, поближе к Дайе и ее лэптопу, и то и дело отпускает саркастические замечания на тему наших с Су умственных способностей и моральных качеств. Все кажется обычным и мирным, и я потихоньку начинаю убеждать себя в том, что вечер непременно удастся и все будет просто замечательно.
Фойе банкетного зала, который наше агентство обычно арендует для подобных случаев, заполнено народом под завязку. Приглашенные ищут свои гримерки, болтают, обмениваясь новостями и последними сплетнями. Я то и дело подпрыгиваю, пытаясь высмотреть Лейта, но так и не нахожу среди толпы хоть кого-то даже отдаленно похожего.
- Я отправила его в отдельную гримерку. Точнее, в тот чулан с выходом в банкетный зал, - Мэй берет меня за шкирку и волочет куда-то во тьму коридоров. Парой минут позже к нам присоединяются оставшиеся три королевы праздника. - Твой мертвый мальчик сказал, что со своим нарядом он сам справится. Я дала ему перчатки, маску и все необходимые инструкции. Честно говоря, если бы я не знала, что он условник, то никогда даже подумать бы не попробовала ничего такого.
- Так что если бы кто-то получше держал язык за зубами, то можно было бы все его странности списать на плохое кровообращение и еще какие-нибудь милые глупости, - Леа тыкает меня пальцем в бок, я отвечаю ей чувствительным щипком пониже спины.
- Если бы кто-то побольше слушал и поменьше выспрашивал, то ничего ни на что не пришлось бы списывать.
- Хватит цапаться уже, лучше оцените мою гениальность, - Су широким жестом открывает дверь гримерной, и вся наша условно подготовленная просмотром эскизов четверка замирает на пороге, не решаясь ступить в это сверкающее великолепие.
Алое, черное, золото и серебро перемешались между собой; красота тонкого плетения королевских корон заствляет меня в который раз проклянуть свою лень и любовь поспать. Похоже, это выражение чувств - лучший из комплиментов, который я могла сделать таланту Су. Наша художница с довольным видом ходит по гримерке и собственнически оглаживает рукава костюмов.
- Все как договорились, Мэй, пиковая королева - твой костюм - у стенки, на зеленой вешалке. Дайя - червовая королева, розовая вешалка у центрального зеркала. Леа - бубны, вон тот нераспакованный чехол. Да-да, тот, из которого кусок рукава свисает. И утешительный приз для опоздавших на вешалке у двери. Правда, короны тебе не положено, беретом обойдешься, - Су впихивает мне руки коробку с гримом и удаляется к своему зеркалу, где ждет ее на стойке восхитительный со всех сторон костюм трефовой королевы.
- А обувь? Я надеюсь, что мое низкое положение избавляет меня от шпилек и прочих узких носков?
- Избавляет. Будешь шлепать в балетках. Вся обувь в коробках у стены, коробки подписаны. Грим по большей части перед зеркалами. Одевайтесь быстрее, я прихвачу и поправлю костюмы, если что-то не сойдется.
Поправлять в итоге приходится самую малость: Су свое дело знает туго. Я, как обычно, умудряюсь запутаться в рукавах и почти порвать все в попытке из них выпутаться. Дайя спасает положение и зорко следит потом, чтобы я еще что-нибудь не разрушила. Гримируюсь я быстро, шестеркам красивыми быть не положено, вдобавок к этому у меня маска в пол-лица и одно на двоих с Леа зеркало. Последнее обстоятельство кому хочешь добавит скорости. Так что в итоге я заканчиваю собираться раньше всех, от нечего делать верчу в руках всякие мелочи и даю остальным сверхценные советы.
- Шла бы ты отсюда, Пенелопа, - Дайя очень осторожно отнимает у меня коробочку с блестками для глаз. Еще немного - и ее содержимое рассыпалось бы по тщательно уложенным волосам Мэй. Немного сияния никому не повредило бы, как по мне, но у Дайи свое мнение на этот счет. - Сделай полезное дело, сходи к джокерам, узнай, все ли у них в порядке и не нужно ли чего. Гэн и Атам через две двери от нас по правой стороне, Алесо напротив них, а твой сосед...
- В чулане с видом на банкетный зал, я помню.
- Чулан без номера, серая дверь.
- Найду как-нибудь. Вы тут долго не рассиживайтесь, Осмунд не поймет, если вы прогуляете его нудную речь целиком, - Осмунд - главный заказчик всего этого мероприятия, неплохой, в общем-то дядька со страстишкой к толканию длинных и бессвязных речей на публику.
- Мы договорились с его секретаршей о том, что она случайно забудет папку с речью на работе. А мой маленький друг, - Дайя щелкает ногтем по крышке лэптопа, - позаботится о том, чтобы и цифровых копий этого ужаса в доступе не осталось.
Меня практически пинком выставляют в темный коридор и захлопывают дверь. Бурчу все самое нелестное из того, что могу придумать, и отправляюсь исполнять поручение.
За дверью гримерки Алесо слышен громкий женский смех. Тем лучше, без меня справятся. Свечек у меня с собой все равно нет, подержать нечего. С чистым сердцем пропускаю обитую зеленым дерматином дверь и стучусь в гримерку напротив.
Открывает Гэн, полуодетый, растрепанный. В зубах у него зажата спица с крупным желтым камнем в навершии.
- О, Каджа, жаходи. Помошеш мне Атама жачешать.
Прошмыгиваю под рукой, удерживающей дверь, и тут же получаю набор щеток и метр роскошной каштановой шевелюры с прикрепленным к ней владельцем.
Сколько я их помню, Гэн и Атам неразлучны. Где один, там и второй. Работают на одно агентство, делят на двоих огромную квартиру-студию в центре, даже машина у них общая. Такая близкая дружба, етественно, породила слухи о том, что два самых успешных столичных хоста - геи. И если бы я не знала достоверно, что Атам давно и безнадежно влюблен в Мэй, а Гэн до сих пор не в состоянии отойти от потери жены, умершей родами, я бы этим слухам поверила.
-А Мэй уже приехала? - глаза у Атама невероятные: ярко-синие, в длиннющих ресницах. Если бы кто-то на меня посмотрел такими глазами хоть с капелькой интереса, я бы капитулировала раньше, чем вдохнуть успела. А Мэй уже три года отмахивается, прикрываясь нелепой отговоркой о том, что боится мужчин, названных в честь ритуального ножа. Как по мне - она просто боится резких перемен. А Атам не из тех парней, которые будут давить, добиваясь взаимности.
- Да, переодевается. На твоем месте я бы записалась в ее бальную книжку пораньше: штук пять важных деловых партнеров я в толпе уже насчитала.
- Хорошая идея, но бесполезная. Сегодня мы сами ничего не решаем. Мы - недвижимость, кто купит - тот и станцует, - Гэн закончил прилаживать один рукав на шнуровке к дублету и потянулся за вторым. Как по мне - привлекательным его не назовешь: слишком резкие черты лица, слишком ехидная улыбка. Язык острый, как бритва. Но дамочки на это "темное очарование" клюют, как караси на мотыля. Иногда мне кажется, что поменьше горечи - и вышел бы просто сказочный принц. А так что выросло, то выросло.
- Ты говоришь об этом так, словно это что-то плохое, - я продралась, наконец, сквозь буйные атамовы кудри. Спица, выданная мне Гэном, то и дело выскальзывала из пальцев, но, после пары попыток упасть, помогла-таки мне закрепить шапку джокера на этих невозможно длинных волосах.
- Это моя работа, да. Но не могу сказать, что ощущения из приятных. Не люблю быть вещью, предпочитаю сам выбирать себе клиентов.
- Гэн, а ты сделай на аукционе лицо куриной гузкой, ну, так, как ты это умеешь - и будешь весь оставшийся вечер выбирать. С такой рожей на тебя точно никто добровольно не польстится. И выбирать, как следствие, будет не из кого, - Атам высвободился из моих рук и начал искать что-то в большой кожаной сумке. Я с умилением смотрю на эту парочку: до чего же славные ребята все-таки. И умудряются не портиться даже на такой скотской работе.
- Вам какая-то помощь еще нужна? А то мне за одним... товарищем присмотреть надо было бы успеть до начала.
- За Алесо что ли? - ну кто бы сомневался в том, что Гэн прозевает свой шанс подпустить шпильку.
- Хрена лысого, там и без меня обошлись. За вашим коллегой на этот вечер. Он первый раз чем-то подобным занимается, так что будьте снисходительны. Особенно ты, Гэн.
- Я? А что я-то? Я вот кофейку хотел бы, но, пожалуй, пусть уж лучше обо мне Атам позаботится. А то будет как в прошлый раз, - Гэн кривится, видимо, вспоминая тот самый "прошлый раз". Я стараюсь принять максимально невинный вид: три месяца тому, на одном из наших больших мероприятий Гэн заставил-таки меня варить ему кофе. В результате получились: крохотная чашка какой-то жуткой бурды, тяжелое пищевое отравление и твердая уверенность страдальца в наличии у меня кривых рук и черного глаза. Последнее убеждение я в нем с тех пор всячески развивала и поддерживала. И, похоже, мои усилия принесли свои плоды. Больше никакой секретарской работы на благо его Гэнейшества. Никогда.
- Ну вот и славно, тогда я побегу.
- Погоди секунду, - Атам все-таки распотрошил свою сумку и теперь протягивает мне аккуратный квадратный пакет. Кофе, какая-то редкая разновидность арабики. - Подсунь это Мэй, пожалуйста. Незаметно, так как всегда, хорошо?
- Доставлю в лучшем виде, кэп, - эпопея с подарками для моей несговорчивой богини в свое время началась для Атама не лучшим образом: опираясь на стереотипные представления о том, чем можно смягчить женское сердце, он притащил на один из дней рождения Мэй огромного плюшевого медведя. У среднестатистической девушки от такой щедрости в сочетании с личностью дарителя неземная любовь началась бы прямо на том самом месте, где был водружен подарок. Мэй же очень, нет, не так - очень-очень вежливо поблагодарила смущенного дарителя и с каменным лицом унесла подношение в свою кладовку. Там несчастный плюшевый зверь, которого мы прозвали Жоржем, и остался на веки вечные. "Пылесборники чертовы, лучше бы еду дарили", - Мэй говорила это всякий раз, когда натыкалась на него при уборке. За Жоржем последовал без малого магазин цветов в горшках, бессчетное количество разнокалиберных подсвечников и набор серебряных молочников. Последнее доконало Мэй окончательно и она уже было собралась отказать Атаму от дома. Но тут вмешалась Дайя, очень вовремя посоветовавшая несчастному тот подарок, который бы порадовал Мэй гарантированно. И теперь каждый раз, когда мы пересекаемся с Атамом по работе или просто так, он вручает мне пакет с кофейными зернами. Где он достает все эти экзотические марки - остается для меня большой загадкой. Почему он не отдает их лично в руки - не загадка ни разу. Подпорченная Жоржем и подсвечниками карма в сочетании с робостью - и, вуаля, я исполняю роль Купидона. И не то, чтобы я была сильно против.
Правда, сейчас этот дар несколько невовремя, но понимаю я это уже захлопнув дверь гримерки. Фольга пакета инородно смотрится на фоне моего роскошного бархатного костюма, а сунуть его решительно некуда, ни одного кармана Су не предусмотрела. Кофе пахнет просто очешуительно, и в тот миг, когда я примериваюсь, чтобы постучать в дверь щдпф"чулана с видом на банкетный зал", я понимаю, что полжизни отдала бы за чашку чего-то с таким запахом.
- Войдите, - Лейт почти одет, только маска и берет висят на спинке стула. Он до изумления хорошо в одиночку управился со сложным, прошнурованным в самых неожиданных местах, костюмом. Даже шоссы без подсказок одел совершенно правильно.
- Привет, я тут зашла... Извини, что так вышло, я не думала, что Леа на тебя набросится.
- Леа - это та сверхэнергичная особа, которая разговаривала со мной по телефону?
- Да, и это та же особа, отчаяние которой было столь велико, что она решилась позвать совершенно незнакомого человека на эту роль просто потому, что он подходил по росту.
- Не совсем подходил. Твоя маленькая и очень славная коллега-художница вставила на скорую руку пару кусков в дублет. Боюсь теперь пошевелиться резко, - Лейт поднялся и начал поворачиваться, показывая мне, где именно Су прошлась с иголкой и ниткой.
Я смотрю на это без должного интереса: подозрительно знакомый пластиковый контейнер на столе приковывает к себе все мое внимание.
- Лейт, ты без линз?
- Эээ... да, - он замирает, медленно поворачивается ко мне и улыбается. Я знаю, что он терпеть не может линзы. Потому что всегда нужно помнить о том, что на люди без них выходить не стоит. Когда они в глазах - нужно не забывать моргать. Одевать их самому - та еще мука, "пиджаки" лишены большей части тактильных ощущений, и никогда не знаешь, окажется ли линза в глазу или где-то еще.
- Садись, я помогу тебе с ними.
Лейт покорно плюхается на табурет. Я практически слышу, как трещат швы его костюма. Осторожно открываю контейнер, цепляю скользкий, мерзко подрагивающий кусок биогеля. Пристраиваюсь было сбоку, но пышные рукава портят все дело - не помять бы нечаянно. Линза стремительно высыхает, поэтому я решаюсь на лобовую атаку. Ставлю колено на ноги Лейту и упираюсь свободной рукой ему в плечо. Задерживаю дыхание и одним движением направляю линзу туда, где ей место. Лейт моргает: каких трудов мне стоило его к этому приучить, - и и целую минуту после я в который уже раз любуюсь его разными глазами. Если считать, что у живого человека они являются зеркалом души, то у "пиджаков" это зеркало разбито на миллионы крошечных осколков. Синева, зелень, золото, грозовой серый мешаются в правом, настоящем лейтовом глазу. Зрачка нет, поэтому для неподготовленного живого "пиджак" в своем натуральном виде - то еще зрелище. Вторая линза следует за первой, но в этот раз все проходит быстрее и легче. Лейт во время всей процедуры абсолютно, совершенно неподвижен. Первое время после того, как я взялась ему помогать и почти до того дня, когда он устроился в библиотеку - ну не могла я смотреть, как он каждое утро мучается, выбрасывая линзу за линзой, или как шокирует прохожих на улице своим нечеловеческим калейдоскопическим взглядом, - это меня пугало. Я и не догадывалась о том, насколько привыкла к мелочам, которые составляют собой присутствие каждого живого человека. К дыханию, к тонким вихорькам воздуха, касающимся тебя на каждом выдохе, к легким подрагиваниям мышц под кожей, к движениям ресниц и глаз. К теплу чужого тела под пальцами, к реакции на твои прикосновения. "Пиджак", сколь бы хорошо не поработал над ним его создатель, при ближайшем рассмотрении выглядит невероятно чуждо, мертво и кукольно. И первые контакты на самом деле пугающи. Уже потом пришло понимание того, что Лейт реагирует, но по-своему, что где-то внутри этой оболочки он тоже живой.
- Эх, и в кого же ты такой здоровенный? Руки болят тянуться...
- Моя оболочка когда-то была моим братом, - если бы этого чулана не был бетонным, то моя отпавшая челюсть точно проломила бы его. Ничего себе признаньице!
- Ух-ох... И что, вы с братом были сильно похожи? - светская беседа, вращающаяся вокруг того, из кого же сделан мой сосед. Какая прелесть, насыпьте еще, пожалуйста.
- Близнецы. Мы были близнецами.
Ешкина мышь, это звучит, как диалог из хиндустанского фильма. "Я твой брат, ты мой отец, и нам вместе так грустно, что хочется танцевать." Я нервно сглатываю, не зная, как бы потактичнее завершить этот сеанс внезапных открытий, и в этот момент понимаю,что из уха оболочки, которая сейчас Лейт, но когда-то была его единоутробным братом, торчит игла. Большая, хинская, с широченным ушком.
- А это что еще за новости?
- Маленькая художница дала мне это с костюмом, - Лейт отводит волосы с другого уха, показывая болтающуюся в нем серьгу с большим сине-зеленым камнем. - Вдеть было некуда, и я как раз заканчивал со вторым проколом, когда ты пришла.
- Ох, блин. Бр-р.
- Мне не больно, - Лейт улыбается мне, словно извиняясь за эту свою нечувствительность, и помогает встать на ноги. Потом добивает дырку в ухе и прилаживает в нее серьгу. - Вроде бы все надел, кроме шапки.
Все то время, пока мы идем через пока еще пустой банкетный зал - только служащие кейтеринговой компании снуют между столами, но их так немного, что можно не принимать их в расчет, - я пытаюсь хоть как-то сжиться с полученной информацией. Нет, с основами изготовления "пиджаков" я в свое время ознакомилась, и поэтичный постулат о том, что "смерть одного в сочетании с волей и искусством можно обратить в жизнь для другого" мне на глаза попадался неоднократно. И о том, что донорами оболочки зачастую выступают близкие умирающего, мне тоже было известно. Но то, что мой сосед в один миг из просто "пиджака" без прошлого и видимых мне социальных связей превратился в чьего-то давно любимого брата, сына или, о ужас, может быть даже мужа, соввершенно выбивало меня из колеи. Сорок восемь лет сорока восьмью годами, но кто может мне гарантировать, что прошлое Лейта не возникнет однажды у меня на пороге? Вот же холера, бабушкины сковородки в свое время меня не так ошеломили.
Сам же виновник всех этих метаний невозмутимо топает рядом. Приветливо улыбается маленьким кейтеринговым леди - маску он уже одел, но нижнюю половину лица она не скрывает, - отчего те стремительно пунцовеют и начинают с повышенной скоростью перемещаться между посудными тележками и столами. Такая реакция порядком расслабляет меня: маскарад, похоже, удается и, если никто не полезет слишком близко, то есть шанс завершить эту вечеринку без скандала. Правда, не стоит сбрасывать со счетов Алесо, но надеюсь, что я сумею нейтрализовать его раньше, чем он начнет пакостничать.
За дверями банкетного зала нас встречает галдящая толпа - терпение и смирение никогда не были сильными сторонами характеров офисных работников, - и изрядно нервничающая Леа.
- Когда я решу-таки умереть, sweety, я обязательно пошлю за своей смертью тебя. А пока ты будешь ходить, я успею передумать и прожить пару счастливых жизней.
- Да-да, я тебя тоже люблю. Но не верю, что все вокруг задерживается только из-за нас, - я хватаюсь за руку Лейта: общая нервозность накрывает меня, сливаясь с моим собственным беспокойством. Сосед отвечает мне полным недоумения взглядом, на его памяти особой любви к физическим контактам за мной не водилось.
- Не из-за вас, это правда. Осмунд обнаружил пропажу своей шедевральной речи. Так что Дайя сейчас вовсю имитирует бурную деятельность, секретарша Осмунда бьется в истерике, пытаясь выдать смех за слезы, а у нас есть минимум пять минут до начала и полный холл злых, ничего не понимающих гостей.
- По-моему, просто отличный расклад. А аниматоры чем, простите, заняты? - внезапно напрягшийся Лейт напоминает мне, что у слова "аниматор" есть как минимум два значения. - Ну, все те люди, которые должны развлекать и отвлекать почтенную публику.
- Часть прилежно трудится, и именно им мы обязаны тем, что двери в банкетный зал еще целые. Часть стоит в пробке возле площади Двух Львов, - лицо Леа выражает все, что она думает по поводу подобных форс-мажоров. - Поэтому сейчас я с этим милым молодым человеком пойду проходить курс молодого раба, то есть, простите, бойца. А ты пойдешь туда, - рука Леа указует куда-то вперед, в неопределенность переполненного холла, - и будешь делать все, что угодно, при условии, что оно отвлечет и займет их на пять-десять минут.
- Пять минут уже прошли, - голос Лейта погребальным колоколом звенит в моих ушах.
Леа сгребает его мало что не в охапку и бодрой рысью скрывается за дверями гримерки. А я набираю воздуха в легкие и иду покорять публику силой своего обаяния.
Кадка с каким-то монсруозным кактусом вполне годится в качестве импровизированной трибуны. То, как я во всех своих рюшечках и буффах карабкаюсь на нее, само по себе развлекает и привлекает внимание. Люди вокруг начинают оборачиваться, тыкать пальцами, шушукаться и снимать мое героическое восхождение на телефонные и наручные камеры. Я нарочно затягиваю процесс и даже пару раз порываюсь имитировать падение. Эта клоунада привлекает дополнительных зрителей и делит аудиторию на две половины. Первая состоит из любопытствующих, полагающих, что все это - часть грандиозного плана их увеселения. Не могу сказать, что они неправы. Вторая половина любопытствующих выступает единым мрачным фронтом, ощетинившимся во все стороны колючими и опасными словами вроде "халтуры", "ответственности" и всякими разными инвективными конструкциями.