***

Я впервые увидел её в автобусе.

Мы с моим другом Женькой ездили в город, что находится в сорока километров от деревни, в которой я отдыхал каждую лето и зиму. Маршрут до города был необычен, зато бесплатен - так как в деревне не было своей старшей школы, местный глава организовал автобус, который отвозил школьников (человек десять) в ближайшую более развитую деревню в семь утра, и потом забирал их оттуда уже часа в четыре вечера. Мест в "школьном" автобусе было много, поэтому сажали всех желающих, а особенно двух восемнадцатилетних парней, не особо отличающихся от школьников возрастом, хотя я на тот момент уже был студентом второго курса, а мой друг, бросил школу после девятого класса и с воодушевлением собирался в армию.

В город нас подкинул мой сосед, с гордостью считавшим себя фермером, и каждое утро, вывозя продукты на городской рынок на продажу. Тусоваться в городе было интересно, тем более, что Женька пытался клеятся к моей двоюродной сестре, хотя и безуспешно, так как она считала необразованных людей неудачниками, я это понимал, но зачем обижать друга, тем более, что процесс был ему явно приятен. Попив в обед пива на последние деньги - а что, тоже ведь хлеб, мы на попутках доехали до деревни, откуда через полчаса должен был отправляться школьный автобус.

Мы с Женькой продвигались в конец автобуса, а она сидела в предпоследнем ряду и отличалась от этой толпы деревенских лиц божественным античным профилем, голубыми глазами, светлыми пепельными волосами, и хитрой лисиной улыбкой. Я застыл, я не мог продолжать двигаться дальше.

- Витёк, ты чего тормозишь, - это Надя, моя сестра двоюродная. Надя, это Витя, столичный, из Киева, мы друг друга лет с десяти знаем, да и ты может помнишь его, хотя ты маленькая тогда была слишком.

- П-п-п-приятно познакомится, - промямлил я - на меня смотрела великолепная нереально красивая и умная четырнадцатилетняя девушка. В одну секунду в моей голове пронеслась вся наша будущая жизнь, - любовь, роман, дети, зрелость.... Это было глупо, но это было желание обладать ей всю свою будущую жизнь...

***

- Здраствуйте, это Виктор, - сказал я, постучав в металлическую калитку, и обратив на себя внимание местной продавщицы, Люды, матери Нади.

В эту красивую молодую женщину был влюблен каждый парень от десяти до тридцати в деревне, и я в том числе, конечно до того, как увидел Надю в автобусе. Она родила её довольно рано, и сейчас в свои тридцать пять выглядела сочным спелым фруктом - с "фирменной" лисичьей улыбкой, которая досталась по наследству её дочери, взглядом, который проникал тебе в душу и ... конечно, большой красивой грудью, от которой было очень сложно отвести взгляд. Ах да, при ней так же был придурковатый муж-алкоголик, который помогал ей вести "бизнес", и развозил-привозил товары на своем разваливающемся сорок первом москвиче. То есть часто отсутствовал. Поговаривали.... В общем херню всякую поговаривали, и это было абсолютно не важно...

- Какой Виктор? - крикнула она из темноты, включая свет. Тут я смог разглядеть её и все её прелести, наспех закрытые синей фуфайкой, но мои мысли уже были поглощены Надей, поэтому её мать не вызвала ничего кроме подсознательного понимания, что сама Надя будет выглядеть не хуже, а то и лучше в свои тридцать с "гаком".
- Рыбалко, - крикнул я свою фамилию, чтобы понятно было кто это.

Она подошла ближе, узнала меня и, улыбнувшись, спросила, - И что же тебе нужно в столь позднее время Витя, магазин уже закрыт, а самогон, насколько я знаю, ты пока еще не покупаешь? - сделав акцент на слове "покупаешь", так как "употребляли" мы его с её племянником Женькой мама не балуй....

Я покраснел, и хорошо, что в темноте этого не было заметно.
- Я, я, это, хотел, эту, ну Надьку, пригласить в клуб... - выпалил я, заикаясь.
- А не рано ли ей по клубам шататься, шестнадцать лет девке всего, - спросила Люда, всё с той же хитринкой в глазах.
- Ну там всем шестнадцать-двадцать, самое оно, - сказал я, - мы тут в автобусе школьном познакомились, и я хотел её позвать.
- Ладно, Витюшь, парень ты хороший, доверю тебе свою ненаглядную, - сказала продавщица, и через секунду заорав, - Надька, к тебе Рыбалко пришёл.
- Какой, нахуй, Рыбалко? - донесся крик из дома.
- Выходи, блядь, не на базаре - закричала мать, и, улыбнувшись, уже тихо сказала мне, - жди её, сейчас выбежит, а я пойду, хозяйство еще не закрыла, а уже темно.

Надя вышла через три минуты, и, увидев меня, улыбнулась.
- Привет, ой, а ты чего припёрся, - покраснев сказала она.
- В клуб пойдешь со мной? - я тоже стоял красный, как помидор и больше всего на свете боялся отказа.
- Ну пойдем, только мне одеться нормально нужно, подождешь минут десять, не замерзнешь, а то сегодня прохладно как-то? - вернув нормальный цвет лица и свою фирменную улыбку спросила Надя.

Я стоял, перепрыгивая с ноги на ногу от холода, и проклиная действительно холодную погоду, солнце, растопив снег днём вечером принесло гололедицу и промозглые "минус десять". Но самое главное - она, захотела пойти со мной в клуб, и теплее этой мысли ничего не было на свете...

***

- Вить, мне уже домой пора, проводишь, - игриво спросила Надя. Пару рюмок самогона и натопленное углём помещение клуба, оставили отпечаток красноты на её белоснежных щеках.

- Конечно, - подхватив девушку за талию, и подняв руку товарищам на прощанье, я направился к выходу.

Выйдя на улицу, мы взялись за руки. Как самая настоящая пара. Любые слова сейчас были бы неуместны и испортили бы всё. И она, и я, всё прекрасно понимали - мы здесь, мы сейчас, мы - весь мир. Нас тянуло друг к другу, мы дополняли друг друга, мы не могли друг без друга, и было ощущение, что мы были рождены единым целым и так должно быть.

В этот холодный вечер, под тусклым светом фонаря, мы стояли друг на против друга, и через секунду наши губы спелись в экстазе поцелуя. Я был напорист, но нежен, она податлива, но уверенна в себе. Первый поцелуй с любимой девушкой, с девушкой которая тоже тебя любит - мы были центром мироздания - планеты перестали двигаться, а звезды смотрели на нас с вселенской грустью.

- Я завтра вечером уезжаю, - грустно сказал я ей, перед тем, как она зашла в свой двор.

- Надолго, - я прочитал немой укор в её любящем взгляде.

- До лета, ..., встретимся утром? - выпалил я, вообще не понимая, как это возможно учитывая, что у неё школа, а у меня миллион дел, которые нужно сделать перед отъездом.

- Давай, сможешь к семи прийти к автобусу, он уходит от медпункта? - улыбнулась Надя.

***

Будильник разбудил меня в шесть с небольшим, и, еле продрав глаза, я увидел еле освещаемую фонарём темноту за окном и падающие хлопья снега. Выйдя на улицу, я столкнулся со своей бабушкой.

- Вить, ты чего встал, ни свет, ни заря? - спросила, удивившись она.

- Дела есть, - буркнул я, и натягивая зимнюю куртку, за ночь еще похолодало.

Выбежав на улицу, я рванул бегом к медпункту, откуда отходил школьный автобус. Дорогу замело - идти было трудно, а про бежать даже речи не шло. Но я не мог сегодня опоздать, просто не мог. Силой пробираясь через сугробы, я добежал до пруда. "Идти по дороге и мосту не вариант" - подумал я - "тогда точно опоздаю, слишком всё замело, только напрямик через пруд, но лед на пруду был нестабилен - пару дней назад, на рыбалке я, вместе с другими рыбаками, заметил, что по краям пруда лед слегка "поплыл", моей единственной надеждой было то, что довольно прохладные дни слегка скрепили его".

Я подбежал к пруду. Аккуратно двигаясь, я решил перешагнуть и ступить на замерзший пруд, один шаг второй.... Проталина... моя нога до бедра вошла в холодную тёмную воду и достала речной глины.

- Твою мать! - заорал я в никуда, злясь на свою тупость, спешку и абсолютную неосторожность.

Вытащив ногу из проталины на твердый лёд, я, скользя по пруду, направился вперёд - времени думать, что и почему со мной произошло, и какие последствия может это принести, не было.

- Вить, что с тобой случилось, почему нога мокрая, ты же простудишься! - закричала Надя, когда я подошел поближе.

- Да брось, ерунда, - с этими словами я впился в её губы, наслаждаясь теплотой любви этой чудесной девушки, единственной девушки во всём мире, отдавая ей всего себя - всю нежность, на которую я только был способен.

Этим поцелуем мы прощались... Нет, не на всегда, на долгие шесть месяцев, и, несмотря на очень юный возраст, мы понимали, что эти шесть месяцев мы будем хранить теплоту "того самого первого" поцелуя. Мы не знали тогда ещё, что эта теплота пройдет вместе с нами сквозь время, взросление, и становление, и останется на наших губах навечно.

Вечный поцелуй первой искренней любви.