Из горла вырвался слабый хрип.

А, очнулся.

Чьи-то руки засовывают в глотку трубку и приторно-тёплая кипячёная вода стекает по пищеводу.

Сейчас обезболивающее подействует и поговорим.

Боль медленно отступает, притаивается где-то рядом и ждёт, как хищник в зной у водопоя.

Глаза открыть не пытайся, они заклеены, просто слушай. Вспоминай, - размеренный голос давил, как горячей подушкой, на мозг, - Ты вернулся со смены, принял душ, потом завалился на диван к телевизору, - воспоминания медленно ворочаются в голове, неяркие обыденные картинки, всё в медикаментозной мути, - Потом позвонили в дверь и ты пошёл открывать. Открыл сразу, думая что это сестра или её муж, а потом... Помнишь? - Потом... Потом... Короткое как моргание, вспыхивает в памяти лицо. И рука бьющая в подбородок. Не криминал, не то и не так у них происходит. Да и кому я нужен?.. нужен... Я кому-то нужен. Зачем? Заклеены глаза, боль везде, тело ноет, как после усиленной тренировки... Или болезни... Что со мной?..

Вспомнил? Молодец. А теперь слушай. Твоя жизнь очень круто изменилась. Ты теперь не человек. В коме ты пролежал три месяца, а пролежишь ещё около тридцати. Тебе будут сниться сны, запомни, - руки неожиданно грубо встряхнули за плечи, голова с хрустом крутнулась, виски сдавило чернотой боли, - запомни, ты - человек! Что бы ты не делал, чем бы не занимался во сне, ты проснёшься человеком! Запомни это! - зверь притаившейся в глубине осторожно запустил коготь в тело. Больно. Как больно. Почему мне так больно. Воспалённые зубы во всём теле. Содранные ногти. Выдавленные фурункулы. Как больно...

Тебе больно? Терпи, осталось немного. Для всех знакомых и родных ты умер, лицо у тебя изменится, ни по одной картотеке дактилоскопии ты не проходишь, здоровье почти идеальное. Ты слышишь? - Да. Я слышу. Мне очень больно, но я слушаю и очень внимательно. Я запомню твой голос на всю жизнь. Да, я слушаю, - В следующий раз ты очнёшься уже почти обратившимся, поэтому мой тебе совет: вспомни всю свою жизнь сейчас. Потом её не станет. Это как первое убийство, потом ты не вспомнишь, каким был до. Ты отключишься от боли через пару минут. Все твои сны будут болью. Выдержи это. Просто пропусти сквозь себя. Если поступишь по другому - умрёшь. И последнее, - шорох у головы, шепот в ухо, - пойми это сейчас: нельзя ненавидеть тех, кем ты становишься. А ты станешь одним из нас.

Удаляющиеся шаги. Тишина и коготь зверя, решившего, что он прождал достаточно...

Мне больно. Больно. Больно... Больно!.. БОЛЬНО-О-О!!!....

Потолок над головой. Белый пластик. Свежий воздух. Тишина. Я жив и лежу на кровати. Глаза болят и я вижу всё как-то не так, а тишина то разбивается на отдельные шорохи, скрипы и трески, то снова становится единым белым монолитом безмолвия. Все суставы ноют. С трудом перетаскиваю взгляд ниже, на себя. Я растянут на каком-то станке, руки словно обнимают маленький обруч, пальцы мягко фиксированы толстыми перчатками. На голову давит что-то, я пытаюсь поднять руки и сдвинуть это, но в голове мутится и я проваливаюсь в зудящую тьму...

На голову давит тяжесть смирительной маски, но по сравнению с полной неподвижностью, это ерунда. Медленно ползаю по комнате. Тело слушается плохо, я как огромный червяк переползаю на четвереньках, ноги и руки в мягких лубках стяжек. Врач, инструктирующий меня каждое утро, так и сказал - ползать. Чувствую, что дай мне волю, уполз бы в Китай. Спать не хочется, поэтому ночью лежу без сна и вспоминаю. Мои вопросы врач оставляет без ответа, да и говорить мне трудно, горло чужое, пока "где я?" выговорил, вспотел. Пытаюсь петь, что-нибудь народное, типа "Сектора газа", получается лучше чем говорить. Или я настолько отвык от своего голоса, или тембр у меня сильно изменился. Третьи сутки как очнулся, а ничего о том, что со мной произошло не знаю. Память тоже выкидывает фортели, не вспоминается почти ничего из жизни, зато все ощущения, особенно грубые, могу воспроизвести так, словно это происходит наяву. Вчера представил, что лежу на ледяном сквозняке, тело тут же покрылось мурашками и "гусиной кожей", а когда непроизвольно захотел обнять себя за плечи и напрягся, лубок на руках вдруг заскрипел и начал поддаваться. Я испугался. На вид этот основательное сооружение из литой стали, сыромятных ремней и холщовой ткани, не то что согнуть... Снять, и то не сразу. Пока всё отстегнёшь и раскрутишь, минут пять пройдёт, а мне вдруг стало казаться, что захоти я, то стряхну эту стяжку, как воду с пальцев. Походя.

Утром сумел спросить у врача, когда мне снимут маску. Он внимательно посмотрел на меня, и ответил "Скоро".

Станислав Фёдорович - мой врач - прав, бегать нужно сначала по прямой, а уж потом по наклонной поверхности. Сегодня когда попытался взбежать на небольшой пригорок, то взлетел как с трамплина, метров на пять, пока летел вниз, успел подумать что разобьюсь, выматериться и понять что ничего со мной не случится. Мягко погасил инерцию падения и долго прыгал в высоту на месте. Подпрыгнув на свой рост с места вверх, остановился. Пока я ещё опасен сам для себя, не знаю своих возможностей и боюсь. Боюсь себя неконтролировать. Вернулся на обычную беговую дорожку и пробегал до ночи. Вернулся в палату не потому что устал, а потому, что надоело. И есть захотелось. Ем я теперь всё и много. Станислав Фёдорович, сказал, что скоро я перейду на одно мясо, но пока меня больше тянет на фрукты. На полном серьёзе прикидывал, нельзя ли повесить за спину рюкзак с яблоками и с ним бегать. Совершенно не устаю и не хочу спать, спросил, есть ли здесь "качалка" и провёл там почти сутки. Странная "качалка", кроме совершенно обычных, хотя и очень дорогих снарядов, есть донельзя странные, например система блоков и грузов, вплетшись в которую, можно поднять до нескольких тонн. Или комнаты полные произвольно крепящихся брусьев и перекладин с канатами, эдакие джанглфри, на любителя.

Через неделю, меня было не вытащить из этих комнат. Мои возможности с трудом поддаются описанию и осознанию. Я теперь совершенный организм передвижения, десятое эволюционное поколение обезьяны, пумы и аллигатора, вместе взятых. Меня уже не волнует повсеместное отсутствие зеркал и любых отражающих поверхностей, странные врачи, которые больше следят, чем помогают, еда, на две трети состоящая из английских бифштексов, отсутствие книг и телевизора с компьютером. Я бегаю, лазаю и плаваю, совершаю дикие прыжки со стены на стену, припомнив старый научно-популярный фильм, взбираюсь на скалу по крохотным выступам цепляясь за них ногами и вниз головой, просто долгие часы кручусь на месте, изучая и развивая свои способности. Станислав Фёдорович поинтересовался вечером, не посещал ли я оружейные комнаты, они сразу же за "качалкой".

Через месяц, в соседние палаты привезли почти сорок забинтованных и зафиксированных тел.

И запомните, нужно не бить, вы должны рвать, - инструктор по рукопашке сделал что-то рукой и у трупа закреплённого на стенде пропал кадык, - Я хочу, чтобы к концу занятия на нём, - он указал на труп, - не осталось ни клочка мяса. Приступили.

Хлюпанье, треск плоти и звуки блевания наполнили маленький зал. Чтобы не выделяться, я сделал вид что и меня тошнит, хотя это я крепил тело к стенду, и я же выбирал его из десятка других тел в холодильнике. За месяц, до начала обучения новичков, я успел перезнакомится со всеми инструкторами, некоторые занимались со мной, точнее я присутствовал при их разминках и пытался повторить, а они в силу привычки меня поправляли. Даже не думал, что месяц, это так много и долго. За семьсот часов я узнал больше чем за всю жизнь, помноженную на три. Заметил, что большинство инструкторов тренируется ночью, неожиданно вспомнил, что очень давно не видел неба и солнца, над всем комплексом натянута плёнка, а смену дня и ночи я скорее чувствую, чем вижу. Спросил об этом у Станислава Фёдоровича, он как всегда молча порассматривал меня, а потом поманил за собой. Мы пришли к крохотному балкончику-парапету, он долго открывал наглухо закрытые двери, а потом предложил высунуть на солнечный свет руку. Поглядев на свою бледную как у покойника кожу, я собрался выйти на свет целиком, но Станислав Фёдорович остановил.

Руку, - тон не допускающий пререканий. Я повиновался. Солнышко тепло пригревало кожу, мурашки побежали по локтю, кожа сразу нагрелась, появилось ощущение жара... Что-то быстро нагрелась и не жар, уже печёт как огнём! А-а-а!..

Прижимая к себе руку и подвывая от боли, я прыгал по комнате. Кожа покраснела, как от сильного солнечного ожога, от боли кривило всё тело. Не удержавшись, стал зализывать обожжённую лапу, слюны много, привкус странный, но мне всё легче и легче...

Очнулся в углу комнаты, на полу, Станислав Фёдорович смотрел на меня в упор. С одобрением?.. С отеческим чувством?.. Что-то странное происходило со мной, я знал, что ожог заживёт за пару дней, что теперь мне нужно много пить и очень хотелось яблок и моркови. Параллельно мыслям язык продолжал зализывать руку, кожу уже не стягивало, чуть-чуть саднило по краю и всё. Кто я? Неожиданно Станислав Фёдорович ответил на мой незаданный вопрос...

Ты вампир. Обращённый мной. Моей кровью. Полукровка. Будущий чистильщик. Или терминатор, - вампир смотрел на меня и ждал. Я молчал. Вспомнил, как проваливаясь в пелену комы три года назад, я решил что не стану мстить, как припомнив свою жизнь, понял, что меня ничего не держит, вспомнил тоску по лунным ночам и как я изредка тайком рыскал ночью по городу, как... Я улыбался. Вечная мечта человечества, начать жить сначала, не теряя при этом ничего, сбылась. Я вампир. Хищник. Будущий терминатор. Из горла вырвался ликующий вой-крик, тело прогнулось, я тянулся к небу, желая вонзиться в его брюхо зубами...