Я сижу на остановке и наслаждаюсь утром. Я вообще люблю утро, ведь это начало дня... А мимо меня идут в разных направлениях прохожие, которые куда-то постоянно спешат, куда-то бегут, куда-то шуршат по своим, невидимым чужому глазу тропинкам. Непонятно зачем. Неужели это доставляет им радость? По их голосам и лицам этого не скажешь, в их глазах, конечно, высвечиваются оттенки каких-то эмоций, но ни в одних глазах нет эмоции по имени Радость. Или это только мне так кажется? Хотя их и можно понять, но я не понимаю. Странное ощущение меня посетило: как будто в меня откуда-то сверху наливается черная густая жидкость, заполняя постепенно мой разум, давя на мое восприятие, делая тяжелыми мои мысли... Господи, что же это? Где же хоть одно светлое пятнышко во всем в этом?
Проходит время. Черная субстанция просачивается в мои артерии... Я по-прежнему сижу на остановке и никуда не собираюсь ехать, а люди по-прежнему куда-то спешат и бегут... Нет, ползут - вот способ их передвижения, другого они не достойны. Может, людей и много, и все они разные, но я этого не замечаю, для меня они все одинаковые. Точнее, одинаково безликие, серые... Эти серые люди выделяют жуткую серую краску, которая ровно ложится на все вокруг, делая это все таким же, серым и безликим. Эта краска похожа на пыль, невидимую глазу. Ядовитую злую пыль, разъедающую глаза, проникающую в душу, оседающую на коже... Черная субстанция постепенно проникла по моим артериям в мозг, и я понял, что это - это ненависть, черная, густая, вязкая ненависть, липнущая к мыслям, к поступкам, отражающаяся во взгляде, сжимающая до хруста кулаки, стискивающая до боли зубы... Я сопротивлялся недолго. Я ненавижу этих ничтожных серых человеков, что бы они ни делали, куда бы ни шли, куда бы ни спешили. Ненавижу. Это слово я повторяю по слогам и скороговоркой, вслух и про себя, с дрожью в голосе. Иногда прохожие из любопытства, а, может, просто вертя головой, бросали на меня свой взгляд и натыкались на мой, полный чего-то такого, что заставляло их поспешно отворачиваться.
Так и сидел я на остановке. Глядел в одну точку. Ненависть во мне уже не кипела, а просто заполняла нутро, негромко булькая. Но все же где-то в глубине меня остался махонький, почти не слышимый голосок, который пытался ругаться с ненавистью и желал радости. Но он звучал все тише и тише... Дыхание стало ровным, мысли текли прозрачным потоком, плавно проходя через мою голову, не оставляя там ни следа своего присутствия, тело расслабилось. Я впал в некоторое подобие транса.
Не знаю, сколько я пребывал в трансе, но вывел меня из этого состояния интеллигентного вида старичок, который робко и с каким-то виноватым видом тряс меня за плечо. Видимо, ему что-то хотелось узнать. Необычный он был какой-то, своеобразный очень. Я сразу обратил внимание на его лицо - оно было маленьким, сморщенным и светлым... Нет светящимся изнутри - так вернее. И еще богатым на мимику. Этот старичок смотрел на меня своими глазами голубого цвета и пытался разгладить морщинки, смущенно улыбаясь. Интересное у него лицо было - благообразное, невероятно доброе. Вскользь прошла мысль о том, что я в старости хочу быть похож на этого дедуську. А дед все держал меня бережно за рукав:
- Молодой человек, я прошу у вас прощения за то, что вас отвлекаю... Вы не знаете,
как мне пройти к горбольнице?
Моя сущность все еще была залита чем-то черным и густым. Ненависть все еще сочилась из моих пор едким паром. Но, когда я взглянул на этого милого старичка, то все то черное, что прилипло ко мне, осыпалось и испарилось. Тогда я почувствовал, что почти забитый голосок внутри меня уже вовсе не забитый, а кричит изо всех сил. У меня появилось какое-то новое ощущение, какое-то новое чувство. Нет, не жалость, не сострадание и даже не желание помочь человеку, все это не то...
Я посмотрел вокруг себя и понял вдруг - дедушка цветной! Вокруг нас по-прежнему шелестели конечностями спешащие в никуда серые массы безликих человеческих особей. Правда, я их уже не ненавидел, но сияния от них никакого не исходило. А передо мной стоял настоящий цветной дедушка! В коричневом пальто и пестром шарфике, в белых вязаных рукавичках и, почему-то в кедах. И душа моя помаленьку начала оттаивать. Просто в этих самых голубых глазах цветного дедушки я увидел нечто такое, бесконечно доброе, от чего к горлу подступил комок, и от чего я почувствовал себя со всей своей ненавистью полным ничтожеством...
Я проводил дедушку, моего цветного дедушку до больницы. Я даже довел его до нужного кабинета и посадил на скамеечку. Последним, что я запомнил, были благодарные глаза милого старичка, и, что странно, его кеды - красивые красные кеды. Больше я ничего не помнил, потому что из больницы я вылетел на крыльях, я спешил. Не могу поверить, но теперь я спешил. Я спешил признаться в любви. В любви к людям. К серым человекам.