Аннотация: Немного реалистичной (в меру))) шизы...
Трещины
Путь к ее дому вымощен плитами.
Восьмиугольные плиты похожи на щиты или на кубики ацтекского храма - из-за дугообразных рисунков, наполовину стертых несчетными подошвами пешеходов и колесами машин. Ни одна из плит не прилегает к другой вплотную, словно острова, разделенные каналами, они приговорены к вечному одиночеству. Из каналов-трещин летом пробивается полынь и безымянная трава с круглыми листьями, зимой - хрупает подмерзший лед.
Идти по этим плитам - искусство. Наступить на трещину - нельзя. И она шагает, тщательно выверяя движения голеностопных суставов, выверяет бессознательно, подкоркой.
"Не наступить на трещину" давно стало ритуалом.
Как давно - не ответит она, как и не объяснит смысла неписаной заповеди. От правила веет детскими страхами, вроде бабы-яги, чудищ под кроватью и злых дядек, что сулят маленьким девочкам конфеты, а потом увозят в машинах.
Еще на дне (есть ли дно у бездны?) темных, в прожилках зелени, трещинах таится память о пионерских лагерях, последних предперестроечных лагерях - с кострами, печеной картошкой и страшилками. Избела-оранжевая память - блики костра, горячее дыхание рассказчика и слушателей.
"Не наступить на трещину".
Детские приметы блестят испуганными глазами: "а то семь лет везти не будет". Или чего похлеще - наступишь - умрешь. На ужасные посулы дети щедрее ветхозаветных пророков.
Она идет аккуратно. Не медленно - плиты достаточно велики, не быстро - малы. Стандартный шаг. Избегать проталин совсем не трудно, особенно если у тебя многолетний опыт.
Она не верит в приметы. Она бы рассмеялась, объяви ее кто-нибудь суеверной. Дома - огромный, разъевшийся на "Вискасе", черный кот. Зеркальце звякает в сумочке о связку ключей, невзирая на риск быть разбитым. За самой сумочкой она частенько возвращается, кляня свою рассеянность - и только.
А трещины...
Ритуал.
Как все подлинные ритуалы - плиты и трещины утратили логику, заменив переменную рационализма - постоянной абсурда.
Любой город с его расчерченной сроками и минутами жизнью - нескончаемый ритуал. Утренняя чашка кофе, выбор подходящей одежды, автобус. В переполненном автобусе - полусотня раздраженных жрецов городского Ритуала Пробуждения, в наушниках - любимая музыка.
Тяжело лишь переходить из одной фазы в другую. Менять. Номера автобус и направление. Сначала - детсад, потом - школа, университет. Работа. Любая перемена - ужасна. В подобные моменты она чувствовала себя растением, вырванным с корнем из теплой удобренной почвы и пересаженным в другую. Да, минеральных солей больше и горшок объемнее - и все-таки... все-таки доныне нарушение распорядка разрезает ее на цветные бумажные лоскуты. Непросто восстановить рисунок.
Трещины меж плит - неизменны.
Вероятно, поэтому она цепляется за них. Не-наступить-на...
Каблуки постукивают о восьмиугольные материки. Стрелки полыни касаются пяток, порой ей мерещится - полынь-пальцы норовят затянуть ее в узкую черную дыру.
Поэтому, следует быть внимательнее.
Из трещин растет самая горькая трава. Полынь - перемены.
Политические дрязги и перестановки, любые неприятности на работе и в семье - сначала с родителями, ныне - с мужем и маленьким ребенком - агенты трещин.
Агенты...
Недавно они с мужем ходили на фильм под названием "Матрица", и весь сеанс ей думалось - она-то никогда не проглотила бы красную таблетку.
Зачем?
Глотать таблетку истины - все равно, что наступить на трещину между плитами. Открыть дверцу шкафа с монстрами. Агенты - термин из фильма, полынный в черненное серебро - применим к темноте между серо-розовых камней.
Она достает ключи и чуть поджимает ноги.
Восьмиугольные плиты тянутся так долго. Земной шар - усеян плитами... и, конечно, трещинами. Прямо у входа в подъезд. Да-да, здесь камень предательски выщерблен, широкие выемки напоминают крысиные хвосты.
Зато через пару шагов она будет дома. В безопасности. Дома линолеум: никаких дыр. Она следит лично.
Ее сыну восемь месяцев, и первое, чему она научит ребенка - ходить аккуратно. Не наступать на трещины.
Первый из ритуалов. Самый важный. Прочее приложится.
Ее встречает старенькая мама. На руках у старушки мальчик в голубой рубашке и памперсах. Об ноги трется кот, словно стирая следы полыни, трещин и улицы с нейлоновых колготок.
Она обнимает сына и мельком гладит кота.
Она дома; можно забыть о трещинах.
До ночи. Ночью ей снова приснится, что ее квартиру, и, о Боже, каждый миллиметр города, автобусов, кинотеатров, ее собственной кожи - выложили плитками, восьмиугольными ацтекскими плитками, прямиком из храмов, источающими аромат свежей крови... А трещин - столько, что нельзя не наступить. Плитки крошатся, подобно крекерам - остаются только чернеющие провалы, беззубый оскал жадной пасти.
Она научилась не кричать.
"Это только сон" - фраза тоже превратилась в ритуал, плавно перетекающий в утро. На кухне шаркает тапочками мать: старушку мучает бессонница.
Она лежит в кровати, прижимаясь к спящему мужу и слушает шаркающие шаги.
Она затыкает уши ладонями. Мысль, похожая на приступ астмы, колотится в грудную клетку и виски.
Скоро, о, так скоро, - она тоже состарится, и не сможет перепрыгивать через трещины между плиток...