По -свинцовому небу пробежала очередная бледная молния и, разрезав тучи, добавила дождя. Ледяные капли, дрожа в порывах ветра, застилали собой всё до чего могли долететь. Серые дома, улицы, районы. Серый город. Небо уныло роняло свои холодные слёзы, будто скупясь. Влажный холод, сыростью проползал под одежду и покрывая тело мурашками, заставлял сильней желать ушедшего тепла.
Ветер подхватил тяжелую каплю и с размаха уронил её на бледное морщинистое лицо. Вода побежала по холодным бороздкам, минуя щетинистый подбородок и устремившись вниз, закончила свой путь на нечистой чёрной туфле. Вновь, воя, подул зябкий ветер и его сырые пальцы проникли во все рваные щели растрёпанной и грязной одежды, трепля её. Но седовласый мужчина этого не чувствовал. Его лишь качало в унисон порывам безжалостной природы.
Его, некогда, серые и ясные глаза, затянула молочная пелена, треснутые от сухости бледно-васильковые губы, дрожа, что-то не внятно бормотали, а худые, будто лишённые мышц, руки, безвольно колыхались в такт ледяному ветру. Бескровными пальцами с длинными жёлтыми ногтями, он сжимала белый рваный кусок бумаги.
Мысли профессора текли медленно и тяжело, как мифическая красная ртуть. При любой попытки сосредоточиться, казалась мозг вскипит, поменяет химическую формулу и взорвётся. Так же, как и выдуманный металл. И тогда всё будет иначе. Всё будет совсем по-другому. Никак сейчас.
Несмотря на это, мужчина через силу старался сохранять толики разума. Но это было крайне не просто. С каждым мгновение клетки мозга отмирали тысячами. Он постарался промолвить: "помогите", но его сухие губы выдали что-то невнятное и нечленораздельное. Дряблые худые щёки задрожали, рот безвольно открылся и повис.
Всю прошлую ночь он корпел над письмом. Он старался вылить на белоснежную бумагу всю боль, страдание и безнадёгу. И, конечно же, надежду. Надежду на помощь и спасение. Он хотел рассказать всё, что чувствует и видит. Как безвинно страдают дети и старики. Как им не могут помочь мужчины. И как женщины наблюдают за всем с безразличием и пустотой. Он хотел просить спасти их. Спасти их души. Он хотел что -то передать, но что именно вспомнить не мог. Но когда он взял ручку в руки, всё пошло иначе.
Когда- то, он, декан Новосибирского государственного университета, обладал завидной харизмой и незаурядным, крайне гибким умом. Казалось, не было ни одной сферы, в которой он бы не преуспел. В детстве, увлёкшись трудами Артура Конана Доиля, он выбрал для себя примером для подражания знаменитого лондонского сыщика - Шерлока Холмса. И старался ему следовать. Профессор, в отличии от своего кумира, уделял внимание из всех физических упражнений только утренней гимнастике, но наукам, наоборот, он отдавался с лихвой и полностью. Так же не пренебрегал искусствами, а особенно музыкой и живописью. Пейзажи, на которых он часто изображал просторы родной Сибири, могли поспорить со многими работами именитых художников, каллиграфический почерк был просто идеален, а любимая скрипка в его руках, могла как поднять душу в облака Эдема, так и уронить её в глубины Ада.
Он всегда считал, что разум преобладает над телом, а значит - ум над силой. Ведь не зря в истории умные всегда управляли сильными, а государства, в которых восхваляли войну, агрессию и тестостерон, непременно приходили в упадок. Ведь ум свойствен в первую очередь человеку разумному, а мышцы и у гориллы есть. Но так он думал, когда мог нормально думать.
Он, поднял дрожащую руку и посмотрел на клочок бумаги, в котором хотел изложить всю свою боль и отчаянье. Вновь, по-волчьи взвыл ледяной влажный ветер и на мятый лист упало несколько капель, больше похожих на слёзы. Вместо длинных, красивых и витиеватых строк, мутные серые глаза увидели лишь корявые и раздельно написанные буквы-" Т а н к е р. П о м о щ.". Мертвенно-белыми руками, перебарывая себя, он сложил письмо и поднял взор, всматриваясь далеко вперёд. Он постарался сдвинуться с места, но тяжелые ноги не слушались приказа. Ещё попытка и левая конечность всё же поддалась. И он побрёл туда, где должны помочь. Вскоре, по серой асфальтной дороге, качаясь и переваливаясь из стороны в сторону, брела одинокая фигура, шаркая ногами и сжимая мятый клочок бумаги в правой руке. А ледяной дождь лил, холодил и трепал, стараясь отговорить его от этой затеи.
Дождь стих, оставив после себя лишь сырость, хлад и туман. Профессор пришёл туда, куда шёл. Не ведая усталости, он брёл, не останавливаясь, весь свой долгий путь. Но дальше нужно было сосредоточиться и вспомнить: туда ли он идёт и зачем? Остановившись, мужчина окинул мутным взором окрестности и его, потрескавшиеся губы, что-то невнятно и еле слышно выдали.
Седовласец стоял точно в центре сырой асфальтовой дороги, впереди его ожидал контрольно-пропускной пункт, а с обеих сторон желтела осеняя трава бескрайных лугов. КПП выглядел чёрным и безжизненным, а рядом на облезлом, реквизированном у местного фермера уазике цвета хаки, красовалась неровная белая надпись на красном фоне "Росгвардия", которую солдаты небрежно намалевали две недели назад. В молочной дымке влажного тумана, тёмные силуэты угрюмо бдели на сером посту. Профессор, вновь, что-то невнятно пробурчал и, шаркая тяжёлыми ногами, побрёл к ним.
Он шёл в надежде на помощь. Где-то в тёмных закутках мыслей, он помнил кто это и что за пост. Он знал, что свои должны помогать своим. Но как только он, не спеша показался из тумана, дюжина стволов, в едином порыве, уставились на него. Профессор остановился и, медленно подняв руку, протянул письмо. Его бледно-васильковые губы задрожали и, превозмогая себя, мужчина произнёс:
-Помо- гите...
Повисла секундная тишина. А после, худой и черноволосый капитан, что докуривал сигарету, процедил сквозь зубы:
-Огонь...
Канонада одиночных выстрелов и тело, на вылет, стали прошивать десятки сердечников 5,45. Мгновение и снайпер, что подростком увлекался фильмами про ходячих мертвецов, выстрелил так, как посчитал нужным. Пуля калибра 7,62 чётко вошла между глаз, на вылете, забирая с собой часть мозга, розовый ликвор и окровавленную черепную крошку, вышла из пробитого затылка. Миг и профессор упал на сырой асфальт, но по неведомой причине смерть к нему пришла не сразу. Ещё пару секунд его душу наполняло только сожаление. Грусть от того, что они не поняли его. А затем лишь пустота. И на серую дорогу растеклась красная "ртуть"...
Вирус начался внезапно. Единичные случаи переросли в многосотенные вспышки. И всех охватила паника. Только безумие, страх и непреходящая паника. Сперва, на теле заражённых появлялись бубоны. Они имели плотную структуру, вызывали зуд и варьировались, в цветовой гамме, от бледно-василькового до тёмно-фиолетового. Бубоны появлялись хоть, где, но в основном: на шее, в паху и подмышках. Рядом с лимфоузлами. Отталкиваясь от этого, многие предполагали, что вирус передаётся через кровь и в ней же циркулирует, но как именно он туда попадает, никто ответить не мог. Большая часть заболевших, никаким образом не контактировали с заражёнными. Ни через инъекции, ни через укусы и даже ни через половые связи. Болезнь появилась будто из ниоткуда. При том так быстро, что ей даже не успели придумать название.
Затем человека несколько дней била лихорадка, сопровождаемая галлюцинациями и повышенной температурой. Все заболевшие, как один, видели огромные красные расползающиеся пятна и слышали гул, похожий на вой труб или сирен. Им казалось, что их втягивает в себя некий туннель или же наоборот- они падают в пропасть. А затем приходила третья фаза. Заражённых, неестественным образом переламывало, кидало на пол и они на несколько минут затихали. Казалось, будто они умирали. А, возможно, так и было. А затем больной просто, как не в чём небывало, поднимался с пола, но его взор не был прежним. Его глаза затягивала молочная пелена. А отвисший рот выдавал что-то непонятное и нечленораздельное.
Между второй фазой и первой могло пройти от пары дней до нескольких недель. По причине чего, известно не было. Возможно, от крепости иммунитета, а может от развития мозга. Но как позже заметили люди, чем глупее был человек- тем быстрее он проходил все три фазы и обращался в "ходока".
Заражённые, или как их сразу стали именовать- зомби, не проявляли себя агрессивно. Они что -то, невнятно бормоча, бродили без дела, а после - примыкали к себе подобным и старались укрыться в тёмных и малоприметных местах. Порой на широких городских улицах можно было встретить сотни, медленно идущих и невнятно говорящих ходоков, а бетонные дворы, искажая их шёпот, превращали говор в гул. Нередко, десятки таких стай, спускались в подвалы хрущёвок и многоэтажек, сутками напролёт, не ведая усталости, воя и нагоняя ужас из тёмных сырых подвалов на жильцов. А люди, из окон и балконов, испугано наблюдали за шествием. Другие -зажимали в страхе уши, не желая слушать сей гул. А кто-то беззвучно ронял слёзы, провожая взглядом заражённых и потирая свои, вчера образовавшиеся, фиолетовые бубоны.
И взирая на всё вокруг происходящие, люди как сорвались с поводка, погружаясь в безумие. Ими овладел страх и вчера ещё адекватные и внешне разумные представители общества, стали вести себя хуже диких разъярённых зверей. И с каждым днём становилось всё хуже, а безумие -сильней. Одичав, они связывали только что обратившимся руки, укладывали штабелями и, облив бензином, сжигали живьём. Кто-то таскал ходоков по улицам, привязав их ногами к бамперу автомобиля, другие насиловали всех зомби от мала до велика, наконец, выплеснув свою гнилую натуру на всеобщее обозрение и не опасаясь наказания. А были и те, кто напивался водки и, врубив на всю катушку последний альбом "Сектор Газа", вёл целенаправленный отстрел безобидно бродящих заражённых. Но больше всего о данном безумии бесчеловечности повествовал случай в Новокузнецке. На Куйбышево, народ настолько погрузился в страх, что линчевали 15летнего подростка, спутав с бубонами родимые пятна на шее, затем отрезали парнишке гениталии и голову, а тело подвесили на телевизионном кабиле вверх ногами. И как ни в чём небывало, стали праздновать победу над несостоявшимся зомби, упиваясь до одури водкой и дешёвыми коктейлями. А за всем происходящим, из-за угла, плача, наблюдала мать, боясь перечить напуганной и остервенелой толпе. И эти преступления оставались безнаказанными. На совесть и разум всем стало наплевать. Ведь зомби- это не человек, и не важно кем он был до этого: сосед, друг или единственный ребёнок. Сумасшествие стало единым флагом для граждан и в этом общем порыве грабили, насиловали и убивали, и нередко даже простых здоровых людей.
Но корень зла крылся совсем в ином. Все боялись не медленно идущих и не внятно говорящих ходоков, а ужасались даже одной мысли стать такими же как они, а тем более оказаться среди линчуемых толпой. Взирая на то, как обращается в нечто чужеродное знакомый тебе человек, поселяло семя страха и сомнения в некогда разумных людях. И вот ещё вчера, успешный педагог младших классов, сегодня глотает из горла водку и разбивает головы колуном своим вчерашним ученикам.
Но особый, леденящий душу, ужас в людей вселяла так называемая "версия No2". Та версия, которую видели многие в картинах братьев Рамеро. Тот вариант, в котором зомби не мирно бродячие истуканы, а кровожадные людоеды, рыча выползающие из тьмы, чтобы вырвать кишки и отведать столь желанной плоти. Или как в ином фильме- размозжить череп и вкусить свежих мозгов...
Худые бледные губы выпустили сизый дым и колкие карие глаза окинули суровым взором труп профессора. Капитан, с каким- то садистским удовольствием, уже порядка десяти минут разглядывал расстрелянного по его приказу ходока. Порой он поднимал взгляд в небо, разминал затёкшую шею, а после вновь возвращался к созерцанию убитого. Всё это действо проходило в полнейшем безмолвии.
-Ты, это...Блять... Замечал? Сергеич последнее время какой-то странный. Молчит. Хуй слово скажет- обратился еле слышно полноватый блондин к товарищу.
-Да ебать. Хули, Вася, не ясного. Чё тупишь? У него же семья пропала. И жена, и дочь. Ты чё, тут, блять, улыбаться будешь? - то же шёпотом протараторил невысокий татарин.
Форма на капитане была застёгнута на все пуговицы, на чёрном левом рукаве красовался знаменитый красно-белый шеврон, а в отражении отполированных до блеска берцев можно было бриться. Офицер резко наклонился и взял из мёртвых рук рваное письмо.
-Танкер. Помощь- отчеканил себе под нос, а затем развернулся и окинул взором собравшихся. На КПП вышел почти весь личный состав, за исключением повара и механика-водителя. Он порядка двух минут сверлил взором своих ребят, а затем по-шакальи улыбнувшись, громко крикнул- Рота. В ружьё.
Приоткрытая металлическая дверь танкера отварилась с удара ноги и в тёмное помещение, позабыв про тактику и самосохранение, влетела дюжина солдат в чёрной униформе. Берцы, подбитыми подковами, звонко ударяли о стальные ржавые ступеньки лестниц. Не привыкшие ко тьме солдаты, порой натыкались друг на друга, но от этого их кровь только больше будоражило. Последним спокойно и чинно вошёл капитан. И началось то, для чего они сюда пришли.
Старый и пустой танкер, если можно так назвать данный корабль странной экспериментальной конструкции, что ни разу не вышел в море, наводнили канонады одиночных выстрелов. Стрельба глушила солдат, но от этого становилось только веселей. Те, кто должны защищать себе подобных, приступили к тому, зачем их сюда привёл офицер: резать, издеваться, убивать. Капитан, вынул табельный ТТ и лично простреливал головы заражённым младенцам и детям. Солдаты и сержантский состав, под свист и улюлюканье, изгалялись и издевались над беззащитными. Невысокий рыжий ефрейтор, не забыв надеть тактические перчатки, лихо подскочил к 16- летней девушке и разорвав на ней футболку, схватил её за грудь и из-за всех сил сдавил соски. От садистского удовольствия стиснул зубы, а сердце забилось быстрей. В маниакальном исступлении, он задрал голову и заорал. Его крик поддержали такие же оголтелые товарищи. Девушка постаралась отстраниться и оттолкнуть руки, но её вялые попытки остались без успеха. Рыжевласый садист, ещё несколько раз сдавив девушке грудь, сбил её с ног и, прицелившись в висок, под хохот друзей, произвёл выстрел. И вновь он задрал по-вольи голову, но только теперь завыл. Его примеру последовали однополчане. Худосочный рядовой монгольской наружности, направил ствол автомата в лицо седовласой женщине. Она заинтересовалась предметом и её мутный взгляд остановился на темноте дула.
- Даша...надо...спа...спасти...Даша..доча- не внятно бормотала женщина сухими, с размазанной красной помадой, губами .
Выстрел. Яркая вспышка. И миг назад живое тело, вздрогнув, упало мёртвым грузом. И "ртуть" алой струёй залила ржавый металл.
Полноватый блондин, вынув пожарный топор, с огромным удовольствием крошил головы зомби. И тут во мраке тьмы он увидел знакомый силуэт. Фигура в чёрной форме, покачиваясь из стороны в сторону, что -то невнятно бормотала, а на спине проглядывалась белая надпись" Росгвардия". Ходок медленно повернулся на шум, и толстячок увидел бывшего сослуживца и некогда лучшего друга, что пропал два месяца назад. На секунду его сердце сжалось, он хотел опустить оружие, но вспомнив, что зомби не человек, размахнулся и из-за всех сил вонзил в голову топор. Удар оказался неимоверной мощи. Позвонки глухо хрустнули, череп разошелся на две части, а левый глаз, с хлюпаньем, выпал на ржавый металл. Заражённый упал не в бок, а вниз, подломив под собой ноги.
-Прости Ванёк. Такова твоя судьба. - напоказ перед самим собой произнёс блондин, и печально, взглянув на убитого друга, добавил- Хуёво быть тобой.
Вопли звериной радости перекликались с одиночными выстрелами. Солдаты дико ржали, люто убивали, и всё больше зверели от вида пролитой крови, безнаказанности и беззащитности ходячих. Спустя двадцать минут, всё было кончено. Бывшие защитники народа, а нынче звери, стали не убивать, а издеваться. Кто-то раздевал до гола трупы девушек, кто-то позировал на фоне мёртвых тел, улыбаясь и показывая знак "мира", а пара солдат разыграла сценку. Один, не высокий кавказец, поднял за ногу застреленного младенца, из головы которого текла густая, словно ртуть, кровь, а второй, русовласый сибиряк, замахнулся ногой как- будто собирается со всего размаха пнуть футбольный мяч. И весь этот ужас и бесчеловечность сопровождался десятками вспышек фотокамер телефонов.
Капитан, с кривой ухмылкой, наблюдал за происходящим. Он в душе ликовал. Они вновь истребили очередную угрозу. Они спасли людей от заражённых. А то, что его ребята веселятся- в этом ничего страшного нет. Ведь зомби -это даже не враг. Это даже не человек. Его жалеть не стоит. Никто же не испытывает жалости, когда на огороде обливают бензином муравейник и живьем сжигают целую популяцию не в чём неповинных муравьёв.
Капитан не спеша, направился к лестнице, ведущей на выход и тут до его слуха донёсся странный шёпот. Офицер остановился и прислушался. Но на сей раз ориентир его подвёл и ходок появился совсем, с другой стороны, чем он ожидал. Из мрака вынырнул седовласый старик с длинными растрёпанными волосами и печальными, голубыми, как безмятежное небо, глазами, затянутые молочной пеленой. Худые пальцы потянулись к военному и, схватив его за одежду, расстегнули пуговицы на правом рукаве. От неожиданности капитан на мгновение растерялся и выронил пистолет. Но тут же, придя в себя, оттолкнул старика и вынув поясной нож, пару раз вонзил в живот по самую рукоять. Старика качало в такт ударам, но всё, что он делал это время- только шептал:
-Помо-гите...Помо-гите...
Ещё удар, но теперь в центр груди, пронзая грязную белую кофту. Именно туда, где расположено сердце. Офицер прижал зомби к ржавой стене и мгновение поразмыслив, пронзил ножом шею. Клинок вошёл как в масло, и кровь струёй окропила чёрную форму капитана. Военный брезгливо осмотрел алые следы на себе и опустил старика. Заражённый, хрипя, упал на металлический пол, а его губы безмолвно так и молили о помощи.
Солдат не спеша наклонился и обтёр окровавленный нож об голубую джинсовую куртку, что старик носил поверх кофты, а затем вставил его обратно в ножны. На пару секунд, он вспомнил жену и шестилетнюю дочь, что придушил собственными руками, как только у них появились бубоны. Разогнувшись, поспешил застегнуть рукав, на секунду остановив взгляд на распространяющимся трупном бубоне, что появился на следующее утро после убийства семьи. И на сколько бы он не ненавидел зомби, себя убить он не смог. Он даже не думал о таком исходе...
Люди- главные паразиты Земли. Мы порой хуже зверей. Мы называем себя "венцом природы", но как только, что- то выходит из- под нашего контроля, в нас просыпаются самые гнилые и мерзкие черты. Мы, не задумываясь, забираем чужую жизнь, при этом печёмся над своей. Мы убиваем животных десятками, но осуждаем на лишение свободы только тех, кто забирает жизнь у человека. Ни одна Богу мерзкая тварь не поступает жесточе и злобосердечней, чем человек, а особенно, когда напуган или безнаказан. Мы устраиваем геноцид, развязываем войны, втаптываем в грязь любого, кто, по нашему мнению, слабее нас. Слабее физически, финансово, умственно. Без разницы. При том же нам, кажется, такое отношение крайне несправедливым к нам со стороны более сильных. Мы высмеиваем дикарей из Африки или Амазонки за их традиции, зато дрожим над своими. Окружив себя ненужной для существования мишурой, думаем, что мы центры земли, являясь на самом деле обыкновенной язвой на ней. Мы лишь жрём, жрём и жрём, оставляя после себя только продукты своей жизнедеятельности, не заботясь о завтрашнем дне и не давая ничего взамен. Даже паразиты пьют и едят только столько, чтобы им прокормиться, а мы разрываем недра, срубаем лес, убиваем братьев меньших, далеко с запасом и нам вечно мало. Хуже нас тварей нет. Любой человек, который предлагает развязать войну, должен начать со своего ребёнка. Любой, кто вкушает мясо- должен быть готов, что и его могут съесть.
Если мы не одумаемся, то когда-нибудь матушка -Земля нас сбросит, как ненужный мусор и будет абсолютно права. Когда что-то болит -это лечат, а после если не помогает- удаляют. Гнилое дерево, что не несёт плодов -срубают. И глядя на всё это, возникает вопрос: "А достойны ли мы жить?" ...
Прогремел гром. Свинцовый небосклон пронзила бледная молния и вновь пошёл холодный дождь. Его ледяные капли устремили вниз и ударили по сырому белому листку с просьбой о помощи. И тут произошло то, что произошло. То, что озверевшие и напуганные люди боялись больше всего. Красная ртуть взорвалась и себя явила "версия No2". Профессор, несколько раз вздрогнув, открыл глаза. Его зрачки стали абсолютно белы. Седовласый старик зарычал и, истекая кровью, пошатываясь, медленно поднялся, желая вкусить чужой плоти. Оглядев мёртвым взором туман, он завыл словно Библейский зверь. И ему ответили сотни невинно убитых в темноте ржавого танкера, что так и не познал моря.