Агарков Анатолий Егорович : другие произведения.

День рождения шефа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Самое ценное в жизни и в стихах - то, что сорвалось.
  /Марина Цветаева/
  
  В начале августа на Южный Урал пришла настоящая жара, и, похоже, надолго. На увельские поля будто выплеснули ушат кипятка, и там стало градусов на десять хуже, чем в остальных районах области. Такое пекло, что ко мне в кабинет в открытое окно влетел голубь и пристроился на шкафу напротив настольного вентилятора. Я вхожу, а он смотрит на меня с этаким выражением - мол, я отсюда не двинусь. Наверное, решил - лучше получить веником по клюву, чем добровольно оказаться опять в уличном кошмаре. Впрочем, до прихода уборщицы еще почти целый день, а я - существо миролюбивое.
  На следующий день застаю в кабинете у закрытого окна огромного слепня. Он бьется в стекло головой - бум, бум, бум - пока не падает на подоконник. И вертится на спине как сумасшедший.
  Боже! Дни начинают гнить с утра - жара просачивается всюду. Жара превратила журналистов в самых ленивых трудящихся, а телефон стал единственным орудием общения и добычи информации. Во взглядах сотрудников на посетителей столько благодарности, что кому угодно разобьет сердце. Если оно есть.
  Кончается первая декада августа, но лето все пританцовывает в ритме электросушилки. А вечерами, когда открываешь окно в сад и ждешь прохлады, проклятые москиты вылетают на свою кровавую охоту. Просто кошмар! Но вернемся к реальности....
  В двенадцати километрах от Увелки на дороге в Петровку стоит село Марково - одна улица, один магазин, рядом большой дом. В доме живет единственный продавец единственного магазина и по совместительству его сторож. Это к тому, что на гвоздях матицы в его доме висело заряженное ружье, которое по классике жанра обязательно должно выстрелить. Фамилия хозяина - Семисынов. В оправдании ее все его дети - сыновья, а внуки - мужского пола. Собрались как-то вместе под одной крышей - может юбилей какой отметить? Об этом в сводке милицейской не сообщается. А говорится в ней, что семисынята третьего поколения разыгрались в войнушку в дебрях сельской усадьбы, и сынок нашего будущего редактора бабахнул из взаправдашнего ружья деда в двоюродного брата, убив его непонарошку. Со страху в лес убежал и скрывался несколько дней. Потом, голодный и заеденный кровососущей насекомией, вышел к людям согласный на все. Да кто ж его судить будет, несовершеннолетнего?
  Разговоров в райцентре - не переслушать! Кому ж не хочется обсудить чужие неприятности? Но событие дало толчок движению в коллективе редакции - не хотим в редакторы человека, воспитавшего братоубийцу. Почему-то уверены были, что райком их поддержит. Петицию составили - мол, так и так: утверждайте нам Ольгу Александровну!
  Принесли коллективный документ и мне - подписывай.
  Но у меня флотское прошлое, коммунистическое настоящее и на каждый вопрос собственное мнение. Я горжусь своим прошлым и настоящим.
  Говорю - привык со своими противниками разбираться сам и один на один, не могу с толпой пинать лежачего.
  Не понимают - мол, в коллективе должно быть единодушие: вопрос очень важный, фактически судьбоносный.
  В ответ - я во флоте служил, а по кораблю строем не ходят.
  Мне - пустое философствование.
  Я - есть границы, переступить которые не в силах.
  Мне - ты говоришь о том, чего не существует.
  Качаю головой - они не только существуют, эти границы, но вы не хуже меня знаете, где именно они проходят.
  Мне - мы тоже так думали, а теперь в это не верим.
  А я - знаю, что они есть, мне и верить не надо.
  Мне - ты идешь против коллектива, однако.
  Осталось только хмуро отвернуться к окну.
  Мне до смерти надоела эта предсказуемая на безрезультатность возня.
  Температура, если верить термометру за окном, где-то под сорок пять.
  Обида на природу, досада на коллег, недоверие к затеваемому - все во мне перемешалось, как в мясном рулете. А эти радуются, будто изобрели лекарство от СПИДа. Ладно, в таком разе, я слишком занят, чтобы обращать на них внимание. И вообще, я им не психиатр, мне за это не платят.
  Смотрю на себя в зеркало на двери, выкатываю глаза так, что становится видно - там, где положено мозгу быть, ничего нет. Но остается еще одно немаловажное занятие - поковыряться в носу....
  Свершилось.
  Райком посчитал, что два хищника в одной клетке - это зверинец, и отправил Ольгу Александровну на учебу в ВПШ (высшую партийную школу). А редактором таки стал Семисынов.
  Клянусь, я кожей чувствовал, что так и будет - напрасно народ тешил себя надеждами, петиции сочинял, в райком на поклон ходил....
  Отвратительная истина.
  Весь день был в колхозе "Знамя Октября" - собирал материал о тамошних доярках. Из села прямо домой - в редакцию не заходил. Трудовая неделя закончилась.
  Вечером разразилась страшная гроза. Гром грохочет, ветер завывает все сильней, а я сижу у раскрытого окна и млею от восторга.
  Ночью долго не могу уснуть и все размышляю - почти ни о чем и обо всем сразу. Чем больше стараюсь уснуть, тем хуже получается. Я будто слышу гул голосов - люди по всему поселку обсуждают мои материалы. Как тут уснешь при таком шуме? Думаю о следующей кандидатуре в герои очерка. Заснуть удается лишь перед рассветом.
  Забавно, но, поднявшись в шесть, чувствую себя бодрым. Дорога размыта - бегу выжженным солнцем полем, которое уже парит под его лучами.
  Едва воротился с пробежки - звонит телефон. Рановато, однако.
  Снимаю трубку, а там - Акулич.
  - Ты дома?
  Чудесный вопрос!
  - Какие планы на сегодня?
  - Есть предложения?
  - На рыбалку едем с ночевкой, шеф приказал - у него день рождения.
  - Что с собой брать - водку? закуску?
  - Все будет взято! А завтра - коллективный пикник у реки. Гуляем, старик! ...
  В конце концов, он все-таки отпустил мою душу на покаяние.
  Телефон зазвонил снова после полудня ближе к пяти.
  - Ты готов? Дуй до мэня! - сказал Федор и положил трубку.
  Я уже предупредил родителей, где проведу нынешнюю ночь. Подхватил рюкзак с вещами для сна под открытым небом и потопал к Акуличу. Возле его дома стояла редакционная "Нива". Семисынов вылез и пожал мне руку.
  - Федор Николаевич сейчас придет - полезай в машину.
  Сети, лодку и прочее уже загрузили. Вот и Акулич. Редактор за руль.
  - Сначала в Кичигино, - говорит Федя.
  Шеф был когда-то профессиональным водителем, а движение на магистрали совсем умеренно, так что доехали быстро и молча. Акулич показал, как проехать в нужную часть села, к нужному дому.
  Инспектор рыбнадзора Садовой, судя по его приветственному возгласу, воспринял наш визит как приятную неожиданность.
  - Вот это да! Какие люди! - воскликнул он с хмельным изумлением.
  Акулич поздоровался с ним за руку.
  - У шефа день рождения - собрались немного порыбачить. Знакомься - Александр Геннадьевич, Анатолий.
  Садовой пожал нам руки и окинул оценивающим взглядом, потом рассмеялся:
  - Рыбки захотелось?
  Акулич:
  - Брось шутки шутить, остряк. К тебе непростые люди приехали - какие еще ох как могут пригодиться.
  Садовой выставил руки ладошками вверх:
  - Ну, так пригождайтесь.
  - Бутылку что ли тебе дать, бестолочь захолустная?
  - И заметь, Федяка, таким останусь.
  Акулич захватил одну ладонь его и, сжав своею пятерней, проговорил любовно:
  - Ловок, бродяга. А хочешь, мы про тебя в газету черканем, как про Захарова - читал?
  - В газету, стало быть? - переспросил инспектор с хитрым пьяным прищуром.
  - Ага.
  - Раз так - в гробу я видел вас.
  От неожиданности Акулич рот раскрыл и онемел. Но Семисынов обстановку разрядил - достал из "Нивы" бутылку водки и сунул ее Садовому.
  - А я тебя тоже в гробу видел, - сказал Федор ласково, и они оба дружно с рыбинспектором покатились со смеху.
  Выбираясь из Кичигино, я думал, сидя в машине - если это и есть нужные связи, то мне их даром не надо.
  Поставив сети в запрещенных для рыбалки такими снастями водах Южноуральского водохранилища, выпили водки у костра.
  - Ты правильный малый, - Семисынов взял мою руку и стиснул ее своими волосатыми лапами. - Уважительный. А это в наше время - великое дело. И в редакции чего чуть - сразу ко мне приходи. Обязательно посодействую, если над чем задумаешься.
  Обычно водка развязывает язык, а у меня в ту ночь вдруг обострился ум. Сам удивился тому, до чего четко работала мысль. Перебирал в уме все, что было известно о Семисынове. Вспомнил День Печати в "Лесниках", когда старослужащие редакции выставили его дураком. Вспомнил подслушанный наезд на Акулича. И вдруг ощутил уверенность, что нет у Семисынова никаких важных связей в райкоме, да и быть не могло. У такого-то! - который не гнушается шантажировать подчиненных? Который может проглотить обиду и утереться? Да никогда! Ни один уважающий себя руководитель не успокоился бы, не поставив на место зарвавшихся "стариков". Избавившись с помощью райкома от Ольги Александровны, он вспугнул остальных - тех, кто писали злополучную петицию. И сам теперь хочет их подкупить. Точно. Сегодняшняя рыбалка и завтрашняя уха на природе затеяны с целью привлечь коллектив на свою сторону. И, между прочим, я теперь вместе с Акуличем вхожу в круг особо приближенных редактора.
  Выходило - райком райкомом, а положение его остается шатким. И сегодня мне предстояло решить - по какому руслу направить свою профессиональную жизнь.
  Старался не упускать ни одного слова редактора. Семисынов все время делал намеки, но оставалось еще что-то важное, чего он не упоминал. Надо было разгадать.
  С этого-то перепутья и вынес убеждение, что каждому человеку назначена судьбой единственная дорога. Ведь мог я, как и все, подписать ту петицию, и сейчас бы не пил водку в обществе шефа. А он бы усиделся в кресле редактора и, глядишь, через месяц-другой вышиб меня из редакции, как подозрительный элемент. Однако судьба решила быть мне с нашим шефом, дабы направить на уготованную жизнью тропу.
  Когда опорожнили две бутылки водки, Семисынов предложил мне де юро возглавить сельхозотдел, оставив радио.
  - С Татьяной Зюзиной я договорюсь. Ручаюсь, она примет мое предложение. А дальше положись на меня. Никаких затруднений - останешься довольный.
  Акулич бросил на него быстрый подозрительный взгляд.
  Семисынов холодно сказал:
  - Я никогда не вру людям, которых считаю друзьями. Только не хвастайтесь. Говорить с народом буду я - нет смысла злить кого-нибудь.
  На том и поладили.
  Наутро еще до рассвета поплыли с Федором снимать сети.
  Оставшись наедине со мной, Акулич резонно заметил:
  - Похоже, в любимчики выбиваешься.
  - А ты в нелюбимчиках?
  - Это уж не твоя забота. Твое дело - запомнить, что я тебе оказал услугу.
  Что-то неладное учуял Федя в предложении Семисынова стать мне заведующим - подозревал какой-то подвох и слегка был встревожен.
  - С нашим редактором ухо надо держать востро, - предупредил. - Он коварный, как бес. Вот увидишь - очень скоро заставит нас следить друг за другом и стучать ему. Кого не сломает - выгонит.
  Я покачал головой - даже не счел нужным ответить, только сказал:
  - Ты же подписал петицию - и ничего?
  Акулич замотал головой:
  - Не надейся, что с тобой такой номер прокатит - Семисынов всегда и во всем ищет исключительно свою выгоду.
  - Какая выгода ему от тебя?
  На Федино молчание:
  - Уж не засланный ли ты казачок, а?
  Акулич, после паузы:
  - Знаешь, старик, какая черта мне в тебе не нравится? Ты всегда говоришь то, что думаешь.
  - А надо говорить....
  - Надо говорить то, что надо говорить... иначе карьеры не сделаешь.
  - А я ее делаю?
  - Во все лопатки.
  Надолго замолчали. Федор выбирал сети, я любовался природой.
  Дивная ночь была на последнем дыхании. Перевернутое небо отражалось в воде.
  - Ничего, разберемся - змея еще не гремит хвостом. Или ты, может быть, полагаешь, что с дурнем снимаешь сети?
  Я имел в виду, что пока не чую подвоха - не знаю, понял ли Федя. Готовясь ответить на зов судьбы, примерял на себя личину будущего завотделом. Достаточно поздно - ведь мне уже почти тридцать - но зато с барабанным боем моих очерков.
  Впрочем, не считал себя чем-то обязанным Семисынову. В редакции я работал, помалкивал и наблюдал - и убедился за эти месяцы, что против других мне отпущено с лихвой ума и смелости; просто не представлялось еще случая проявить их в экстремальной ситуации. Неподписка петиции не в счет.
  На воде было свежо и тихо. Озноб пробирал. Крупноячеистые сети, вытягиваемые из темной воды, удивляли обилием рыбы.
  - Э, старичок, тут и на пикничок хватит, и домой вернемся не с пустыми руками, - радовался Акулич.
  Я вежливо наклонил голову, показывая, что слушаю с интересом. А мысли мои далеко. Ах, какие муки сожаления испытывал я теперь, что не подписал петицию против Семисынова. Мне не раз доводилось слышать народную поговорку - жабу готов проглотить, лишь бы другим насолить - но только теперь до меня полностью дошел смысл этих слов. И жабой в данном случае представлялась дружба с редактором. Потому что к отчаянному желанию снова стать свободным от эксклюзивного его внимания примешивалось мучительное сознание, что мне некого винить, кроме себя самого. Ведь все уговаривали, а я не послушался. А это, быть может, был глас Божий!
  Вспомнил улыбку шефа и впечатление, какое она производила. Это не было ответом на удачную шутку - его улыбка обнажала его истинную сущность, которая мне не нравилась. Очень возможно, что свежеиспеченная дружба наша будет не самой искренней.
  - Чему ты лыбишься? - в сердцах буркнул Федор. - О завотдельстве мечтаешь? А Зюзину куда - об этом ты думаешь?
  Я посмотрел на него, натянув вежливую улыбку:
  - Если сумею умереть со словами "жизнь так прекрасна", ничто другое не имеет значения. Если сумею умереть с верой в себя, ничто другое абсолютно не имеет значения.
  На обратном пути в Увелку безрезультатно пытался уснуть. Сердцем чуял - приближается самый опасный в моей журналистской жизни период; период, чреватый, пожалуй, даже катастрофой. Семисынов недвусмысленно дал понять, что очень на меня рассчитывает - но в чем, интересно знать.
  Высаживая меня возле дома, шеф спросил:
  - Надеюсь, Анатолий, мы сегодня ночью обо всем с тобой договорились?
  - Я в этом уверен, - ответил серьезным тоном.
  На востоке уже всходило красное солнце. Утро сулило нам ясный солнечный день.
  И он выдался поистине великолепный.
  На берегу реки, где мы организовали пикник, стоял шум и гам.
  - Да, только тут и можно расслабиться в полной мере, - сказал я и лег на кинутую в траву штормовку. - Дома-то рыбу заставили чистить.
  Нина Михайловна улыбнулась в ответ, помешивая ложкой на палке уху в ведре. Поощряемый ее вниманием Акулич рассказывал о рыбалке. А я не принимал участия в беседе - с головой ушел в свои мысли.
  Открыл глаза на голос подошедшего шефа.
  Федя с заговорщицким видом подмигнул мне и хитро улыбнулся.
  Ночное напряжение вернулось в душу. Разгадка была где-то рядом и, однако, все время ускользала. Чего-то не хватало - какой-то крошечной детали, которая подсказала бы нужное направление. Да Бог с ним - со всем этим!
  С моего ложа открывался замечательный пейзаж - высокие тополя в темно зеленой дымке листвы, блистающая под лучами солнца вода реки, переживший засуху разноцветный ковер поймы. В природе текла своя жизнь - суетная, неразмышляющая, жадная до впечатлений. И на какое-то мгновение остро так ощутил свое одиночество. Как это странно - быть субъектом вселенной и при этом таким одиноким.
  С самого начала пикника возникло подозрение, что Семисынов раскусил меня - что на самом деле я не в восторге ни от его покровительства, ни от предложенной должности. Он что-то подозревает. Настолько, что стоило почувствовать себя человеком, идущим по минному полю - одна ошибка, и все кончено.
  Впрочем, это не имело никакого значения - я решил пустить все на самотек.
  - Есть проблемы? - проводив шефа взглядом, склонился ко мне Акулич.
  - Ничего такого, с чем бы я ни смог справиться.
  Это было сказано, скорее, для собственного успокоения.
  - Для того, кто понимал, что вчера говорили вечером, не составляет труда сложить два и два. А нам лучше успокоиться и посмотреть, что будет дальше. Никакой политики - я просто хочу плыть по течению.
  Не знаю, понял ли меня Акулич. Впрочем, он превосходно играл роль всезнающего и вездесущего фаворита шефа. Отличная игра - браво, Федя! Не забудь выйти на авансцену, раскланяться перед восхищенной публикой и получить цветы за безупречно сыгранную роль.
  Уха готова! А еще гора дома жареной рыбы, салаты, хлеб, водка. Но....
  Сидящие вокруг накрытой скатерти чувствовали себя скованно, несмотря на выпитое и кажущуюся непринужденность беседы. Шеф принялся всех развлекать, рассказывая разные истории из студенческого быта в ВПШ.
  - Вот это жизнь! Литры кофе, никакой еды и постоянные споры, как сделать мир лучше....
  Без труда преодолев в себе желание предаться ностальгии о своих студенческих похождениях, отдал должное жареным налимам. Занятие более приятное и вдохновляющее, чем полупьяный треп. А настрой глубоко философский - чему суждено случиться, произойдет: не мне это отменять. Короче, я старался казаться невозмутимым и, кажется, преуспел, но сам-то знал, что сильно нервничаю. Случись в компании наблюдательный глаз, уж он бы заметил, как пульсирует жилка на шее и напряжена мимика, и то, как я тщательно пережевываю каждый кусок.
  Как-то незаметно оказалась у меня в собеседницах Зиночка Попова.
  - Сколько вам было лет, когда вы уехали из Увелки?
  - Поиграем в интервью? - как-то невежливо ответил я.
  Завотделом промышленности крутила в пальцах стаканчик с водкой и через стекло рассматривала мое лицо.
  - Я знаю о вас только по слухам.
  - Если я расскажу о себе, это что-то изменит? - продолжил дерзко.
  - Скорее всего, нет.
  - И все-таки вы хотите выяснить, каким это ветром меня занесло в районную газету? Для чего? Чтобы лучше меня узнать?
  - Чтобы отличить правду от вымысла.
  - Превосходно!
  - Неужели?
  - Так много обо мне болтают?
  - По слухам, вы бросили жену с маленьким ребенком и не платите алиментов.
  - И вы верите этому?
  - Возможно, была причина.
  - Я бросил семью, чтобы стать свободным.
  - Значит, все, что о вас говорят, правда?
  - Не знаю всего, что обо мне говорят, но кое-что верно.
  Погрузился в воспоминания. Институт, завод - крушение семьи и амбициозных планов сделать карьеру. С этим вернулся домой. Здесь выпал шанс, и я надеюсь им воспользоваться - остальное дело истории.
  - Скажем просто, однажды мы поняли с женой, что не нужны друг другу, и решили расстаться.
  - И это все, что вы можете рассказать о себе?
  - Пока да.
  - Вы не ответили на мой первый вопрос, - продолжала настаивать Зина.
  Я притворился, что не понял, но потом нехотя сказал:
  - Уехал поступать в институт сразу после окончания школы. Привычная жизнь навсегда изменилась. С первого захода ВУЗ осилить не удалось, вернулся в студенчество после службы в погранфлоте. По залету женился, но сумел убедить себя, что жена - единственная и неповторимая. Да так, что потом вырывал это чувство с кровью....
  - Вырвали?
  - Девушка одна помогла.
  - Увельская?
  - Нет. Она погибла.
  - Печально. Но вы не отчаивайтесь - где-то на свете и ваше есть счастье.
  После продолжительного молчания, в ходе которого Зина проанализировала мои ответы, вновь заговорила:
  - Маленькая нестыковка в ответах. Сначала вы сказали, что расстались с женой, поняв, что не нужны друг другу - причем же здесь кровь из сердца и погибшая девушка?
  - В моем прошлом множество таких неувязок и нестыковок.
  - Что вы хотите этим сказать? Оценка поступка зависит от настроения?
  - Вас, в самом деле, это интересует?
  Она стояла на своем:
  - Мне хотелось бы это услышать.
  Да, в моей личной жизни были те еще факты, но рассказывать об этом никому не собирался.
  - Профессионализм заедает?
  - Понятно. Не настаиваю.
  Ну, и прекрасно! Мои отношения с моими женщинами - это моя тайна, о которой не хотелось говорить с посторонним человеком. А теперь особенно - ведь я стал стратегом, рассчитывающим свои действия только на победу. И еще - хочу сделаться человеком, который умеет играть обстоятельствами по своему усмотрению. В моей натуре, похоже, это было заложено природой во имя выживания и защиты. Я собирался много работать, тратя минимум времени на отдых. Но, даже отдыхая, надо продолжать думать о делах, так как древняя самурайская мудрость гласит - если отрываешь взгляд от меча, битву начинаешь проигрывать.
  - Извините, не знал, что после бессонной ночи и выпитой водки от меня потребуется быть искрометным собеседником.
  В глазах у Зины промелькнуло лукавство.
  А я смотрел вдаль за реку, восхищаясь спокойным умиротворенным видом окружающей природы. Лазурное небо, зеленый простор поливного поля, уборочный комбайн и машины, снующие за ним. Непроизвольно отыскал глазами Семисынова и стал изучать его профиль. Даже отсюда было видно, что человек себе на уме. Неискренняя улыбка, бесконечные поклоны, речи полные заискивающего хвастовства....
  Само очарование - подумал и подавил неожиданный приступ презрения.
  Словно почувствовав мою внутреннюю борьбу, шеф повернул голову и бросил на меня долгий изучающий взгляд.
  Демонстративным движением я сделал большой глоток из стакана и с серьезным видом продолжил игру в интервью с Зиной Поповой.
  - Откровение за откровение: каково себя чувствовать на дне рождения шефа, против которого вы подписали петицию?
  - Что вы хотите этим сказать?
  - По логике вещей - коллектив был против назначения Семисынова; райком не прислушался к мнению журналистов; естественная реакция - все подают в отставку.
  - А что же вы не подали?
  - Я не подписывал.
  - Предусмотрительны?
  - Мне больше нравится - дальновиден.
  Зина насупилась, размышляя.
  В это время всем разом дружно захотелось поиграть в волейбол в кругу. Торопиться некуда, а спиртное таки ударило в голову. Масса закуски и выпивки еще оставались на "достархане". Все шло отлично. Но меня не отпускало нервное напряжение.
  Акулич заметил это и сказал:
  - Все будет хорошо! - не переживай.
  - Может, скрестить пальцы на удачу?
  Соблазн сделать это был почти непреодолим.
  Погода стояла отличная. На нежно голубом небе без единого облачка сияло огромное, проникающее во все уголки солнце. Настроение у народа стало вполне созвучно царящему вокруг торжеству радости и света. Извозившись в песке и соке травы, мы полезли купаться, прогоняя как назойливую муху неприятную мысль о раскаленном воздухе и палящих лучах. И пусть небеса пышут зноем, настроение коллектива теперь искрилось, подобно бликам солнца на воде.
  И снова Зина оказалась рядом.
  - Признайтесь - вы готовитесь взорвать мир своими очерками?
  - Если удастся. И не весь мир, конечно, а его маленькую частичку - Увельский район.
  - Невероятная скромность!
  - Кажется, вы недооцениваете мои способности.
  Солнечные зайчики весело играли на глади воды. И я озорно улыбнулся Зине:
  - Скромность - препротивнейшая привычка моя, сознаюсь. В моем списке дурных привычек, от которых надлежит избавиться, она стоит третьей после курения и влюбчивости. Но, отвечая на ваш вопрос - как я оказался в районной газете? - без ложной скромности расскажу. Закончив ЧПИ (челябинский политехнический институт), два года тщетно пытался сделать карьеру инженера на станкостроительном заводе.
  - А просто инженерная должность вас не устраивала?
  - Плох тот солдат.... Даже дворник мечтает стать управдомом.
  Зина сокрушенно покачала головой:
  - Это мужское все - карьера, лидерство.... Есть много таких профессий, где совсем не хочется продвижения по служебной лестнице.
  - Журналистика, например? Согласен.
  - Или театр, где можно быть популярнее главрежа. Да мало ли.
  - Что, по-вашему мнению, преследует шеф, собрав на свой день рождения людей, еще вчера дружно его отвергавших?
  Не поднимая глаз, Зина нервно хмыкнула и пожала плечами.
  - Вы поступаете благоразумно, не спеша с ответом. Лично я подожду, чем это закончится. Может случиться так, что подзавязку пикника всех подписантов известного документа шеф собственноручно будет топить в мутных водах реки Увельки.
  На эти слова Зина хихикнула и отыскала глазами Семисынова. Тот играл в водное поло так увлеченно и рискованно, что скорее о его безопасности стоило думать.
  - Пойдемте, грибы поищем, - предложила Зина, указав на ближайший лесок.
  День был жаркий; солнце, стоявшее высоко в мареве пустого неба, безжалостно жгло деревья и редкую сухую траву. Все замерло в березовом колке. И странные мысли рождались при виде этого запустения. Мне вдруг стало казаться, что на реке Коелге в пещере Титичных гор вот-вот откроется заветная дверь в странный и неведомый мир. Она зовет меня. Мне пора. Престранная идея, ничего не скажешь. Наверное, стоило написать об этом книгу, чтобы избавиться от навязчивых видений. Теперь я уже не тот сумасбродный юноша, которого многое озадачивало и смущало. Я стал старше и умнее. Все глупое детское осталось позади - розовые долины возле Падающей Воды, радуга без дождя над плато. Все эти естественные стадии взросления уже в прошлом. С тропы Познания я перешел на тропу Созидания - и решил: надо что-то делать в жизни и для себя.
  Солнце жгло немилосердно. Вытирая с лица паутину и пот, мы выбрались из пустого колка - без грибов, без ягод. Хотелось пить. Вернулись к оставленному "достархану". И тут я вдруг сообразил, зачем мы здесь.
  - Скажите, а на подарок шефу ко дню рождения в редакции скидывались?
  - С этим в порядке все. Так вы мне скажите, наконец - как вы попали в редакцию? и что вас в ней удерживает? карьера? другие цели?
  - Направила Демина, принял Кукаркин - это по поводу как попал. А вот что удерживает.... Есть кабинет, стол, стул, свет; с земным притяжением все в порядке - что еще надо человеку с высокоразвитым абстрактным мышлением?
  - В чем же оно выражается, абстрактность вашего мышления?
  - В понимании фундаментальной связи всего сущего.
  - Где-то я это уже слышала.
  - Вряд ли. Уверяю вас, уважаемая коллега, эта связь - плод моих размышлений. Вы живете и работаете в ожидании зарплаты; шеф наш - головокружительной карьеры из шоферов в секретари обкома партии; а я живу в ожидании интересного, загадочного, судьбоносного явления - ну, к примеру, контакта с инопланетянами. И в этом черпаю свой жизненный оптимизм. Есть ли на свете хоть одно стоящее дело - как то приобретение дачи, машины, квартиры - в котором я мог бы проявить хоть сотую долю моих умственных способностей? Нет, таких дел нет. Отчаиваюсь ли я по этому поводу? Угнетен? Разочарован? Нет. Я спокоен и жду своего часа.
  - Что ж, я очень рада, - поспешила сказать Зина Попова. - Но при чем здесь районная газетенка? Вы могли бы ждать своего часа... ну, я не знаю... в пещере отшельника - ничто не отвлекает от ожидания.
  Я вздохнул и ловким движением скрутил пробку с бутылки минералки.
  - Пейте, - протянул ее Зине.
  Она поискала глазами чистый стакан и, сокрушенно покачав головой, припала губами к горлышку. Утолив жажду, протянула бутылку мне.
  - Попробуйте объяснить связь всего сущего.
  - Ну, это как бы иллюстрация принципа социализма - от каждого по способности, каждому по труду. Скажем, карьерист бьется над своей карьерой, а, по сути, двигает прогресс.
  - Ага! А вы в это время отлеживаетесь в пещере, поджидая инопланетян?
  - Я в это время работаю в районной газете.
  - И это позволило вам преуспеть в карьере?
  - Но заметьте - без всякого на то моего желания.
  Зина посмотрела на меня со странным вниманием.
  - Вы так считаете?
  - А почему нет? Смысл в том, что все происходит помимо нашего желания - жизнь, как водная стихия, выталкивает на поверхность то, что пригодно к плаванию.
  - Например, нашего редактора.
  - Как кусок дерьма.
  - Я думала, вы друзья.
  - Он почему-то тоже так думает.
  - Так откройте ему глаза.
  - Спросит - скажу, не спросит - к чему?
  - Это ваш принцип?
  - Это мой принцип - не противиться воле случая.
  - Как у Толстого. Но ведь Ленин доказал, что это - самообман.
  - Кому доказал? Мне - нет.
  - Что ж, с точки зрения вашей аргументации вы возможно правы. Но как же быть остальным?
  По-моему, Зина была в растерянности - более не знала, чему верить в этих пьяных бреднях. В течение сегодняшнего пикника ей пришлось пройти через такую сумятицу моих откровений, что ее психика не была в состоянии остановиться на чем-то стабильном, что обеспечило бы относительно приемлемое чувство веры и душевный покой. Или посчитать меня шизонутым - что проще всего. И ее затуманенные алкоголем мозги отказывались далее анализировать - она устала и была подавлена. Возможно, не нашла в моих рассуждениях ничего интересного, чему бы можно было поверить, и снова погрузилась в самоанализ. Подошла к пониманию, что своим любопытством испортила мне праздничное настроение. И все же успокоила себя мыслью - если делать то, во что веришь, то все будет хорошо. Далее она поверила, что, испортив человеку пикник, следует хотя бы извиниться.
  Конечно, самым правильным, отрезвляющим и разумным было бы прекратить эту дискуссию и что-нибудь съесть или выпить. Она покажет Судьбе, кто здесь хозяин.
  Но Судьба тоже решала этот вопрос.
  К нам подрулил Семисынов, который старался держать все под контролем.
  - Если у вас интимные темы, меня здесь нет.
  - Как же вы услышите наш ответ, если вас здесь нет? - фыркнула Зина.
  - А почему бы мне самому не предложить тему? - спросил шеф.
  И предложил. И они с Зиной принялись ее обсуждать, а я молча наблюдал за происходящим, чувствуя себя отсутствующим.
  Семисынов тронул меня за плечо.
  На миг показалось, что я вернулся из далекого путешествия на другую планету, где царили мир и спокойствие, было светло, и играла музыка. Теперь чувствовал себя таким расслабленным, что даже лень было дышать.
  А шеф:
  - Ведь ты не дурак - надо отдать должное - однако повторяешь ошибки всех умных людей: считаешь всех остальных дураками.
  Я спрятал раздражение за улыбкой:
  - С чего вы решили?
  - С твоих материалов. К чему эти очерки? Вся мировая пресса делает тиражи на репортажах, а мы занимаемся топографией чужих пупков.
  Слова Семисынова вызвали профессиональный протест выпускницы журфака, а меня заставили призадуматься. Его слова обидели и одновременно раззадорили. Медленно расправил плечи, испытывая странный холодок, словно сунулся головой в холодильник. Этот покусывающий кожу холодок предчувствия был знаком. Тихо и яростно прошептал:
  - Если вам что-то нужно от меня, дайте знать, но не смейте упрекать меня за мои поступки: за всем, что я делаю, моя ответственность.
  Я весь дрожал от напряжения и ярости. Однако холод медленно и как-то виновато начал отступать. Попытался своими чувствами проследить его уход, как внезапно был остановлен голосом шефа, скрипучим и печальным, как завывание ветра:
  - Мне очень жаль; мне очень жаль, но истина гласит моими устами.
  Я догадывался, что Зина просто так не сдастся, но сам предпочел выждать, не вмешиваясь. Когда их спор закончился вничью, и Зина отошла на зов подруг, я спросил шефа напрямую:
  - Не знаю, что вы затеваете, но догадываюсь. Если вам нужна моя помощь, не озадачивайте меня так.
  Шеф повернулся ко мне:
  - Я сделаю вид, что ничего не слышал, чтобы не задавать тебе вопросов, ибо знаю, твои ответы только взбесят меня.
  И проворчал что-то еще, чего я не расслышал.
  Последовавшую затем тишину нарушал лишь шум веселящейся компании.
  
  А. Агарков
   февраль 2016 г
  http://anagarkov.ru
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"