Агафонов Сергей Валерьевич : другие произведения.

Марс отдыхает

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   Агафонов Сергей
  
   Марс отдыхает
  
   Фантастическая повесть
  
  
  
  
  
  
  
  
   Алевтине снится сон. Будто она на вилле у Алексея в Apple Garden's Valley на Марсе.
   Девушка лежит одна голая на низкой широкой кровати. Кровать стоит в большой пустой комнате.
   Комната залита красным светом. Он льётся из огромного окна, перед которым стоит кровать с Алевтиной.
   За окном до самого горизонта тянется пустынная равнина, усеянная рытвинами и обломками скал. В рытвинах зеленеют лужицы какой-то жидкости. Алексей называет её "рассолом".
   В одной из рытвин буксует марсоход. Он похож на серебристого закопчённого жука. Его солнечные батареи поломаны. Одна коленчатая рука-манипулятор неловко загнута вверх.
   На горизонте среди облезлых приплюснутых гор белеют купола соседнего посёлка. Это кажется Puppet's Point. Один из куполов разбит как яичная скорлупа. Из его внутренностей к оранжевому в синеватых прожилках небу поднимаются клубы густого чёрного дыма. Алевтине чудится, что она чувствует запах горящей помойки.
   Девушка отдыхает после любви: лениво разглядывает своё худое загорелое тело; любуется изгибами, впадинами, выпуклостями; гладит, наслаждаясь бархатистой мягкостью кожи.
   Внутри у Алевтины мокро и жарко. Нижние губы уже подсыхают. Девушке это не нравится. Она начинает теребить их пальчиками с французским маникюром и закрывает глаза.
  
  
  
   Дверь в комнату тихонько открывается. В небольшую щель проникает...
   Это низкорослое, щуплое морщинистое существо. Его можно было бы назвать человеком, если бы из его черепа не росли рога наподобие козьих, а за спиной не схлопывались кожистые крылья как у летучей мыши. Седые редкие волосы рогача завязаны у него на затылке узлом. Грудь пресекает чудовищный шрам: видно у крылана нет половины рёбер. На сухих бёдрах инвалида ремнями с медными клёпками укреплён член-самотык из жёлтой кости, украшенный искусной резьбой в виде растительного орнамента.
   Существо колченого, и опирается на костыль белого металла.
   Урод крадётся к Алевтине. Его костыль стучит об деревянный пол. Девушка вздрагивает и открывает глаза. Она немеет от ужаса, забивается в дальний угол кровати, натягивает на себя одеяло, как будто оно может её спасти.
   Тем временем мерзкий инвалид, щерясь беззубым ртом, ползёт к ней по мятой простыне боком, боком, боком... Его нос - волосатый пятачок шевелится. Бельмы закатываются под багровые воспалённые веки без ресниц.
  -- Не бойся, деточка, не заражу... - шипит чудовище.
   В его длинных костистых пальцах со съеденными коричневыми ногтями появляется гирлянда разноцветных презервативов.
  -- Дай ему, Аля... - из-за поросшей рыжими волосами бугристой спины мерзавца, в просвете между крыльями возникает милое лицо Алексея. Он вылитый "молодой атлет" с фотографии Лени Риффеншталь. Его красивые черты искажены как от зубной боли.
  -- Дай моему другу... - повторяет Алексей. Его глубокие синие глаза скрываются за восхитительно длинными пушистыми ресницами.
   Голос молодого человека звучит так ласково, так проникновенно. Ну, как тут не дать! Алевтина отбрасывает одеяло и раздвигает ноги...
  
  
  
   Будильник сыграл "My way", но Алевтина не спит уже добрых полтора часа, и не хочет открывать глаза и вылезать из постели. У неё болит голова, нос забит, горло пересохло. Девушке давно нужно помочиться, но она терпит изо всех сил. Как же ей не хочется начинать новый день. Да и где он, этот день?
   Время восемь часов утра, а за окном темно как ночью, и холодно, главное холодно. Проклятая зима. Длится шесть месяцев в году. Где же это хвалёное глобальное потепление?
   Конечно, давно уже не бывает сильных морозов, когда на ветру замерзает плевок, зато снега много. Метели через день. Ужасно противно подставлять лицо под колючий ветер и месить сапожками тонкой кожи на высоких каблучках жидкую кашу из грязи, снега и реагентов против наледи.
   Ещё ужаснее толкаться в метро. Случись что, прилипнет твоё бедро к небритой харе какого-нибудь прола; зашьют всё в пластиковый мешок и сожгут под чужой фамилией.
   Кошмарнее метро только пробки. Чувствуешь себя рыбой в аквариуме, из которого вылили всю воду, да ещё заключённой в жестяной скафандр. Зачем рыбе скафандр? А, в это время над тобой в вертолётах пролетают счастливчики и счастливицы.
   Они пьют с утра шампанское и нюхают кокаин; тычут пальцами в клавиатуру ноутбуков, которые каждую секунду делают им миллион, а может быть даже трахаются...
   Или нет, вертолётчики и вертолётчицы смотрят сквозь прицелы крупнокалиберных пулемётов на толпы неудачников, сгрудившихся под прозрачными козырьками остановок общественного транспорта. С каким превеликим наслаждением Алевтина нажала бы на гашетку и положила в грязь истекать кровью десятка полтора этих бессмысленных тварей, которые к своим двадцати пяти, тридцати, тридцати пяти, сорока, сорока пяти, пятидесяти, пятидесяти пяти годам, так и не сумели завести себе, хотя бы маленького, плохонького, подержанного вертолёта.
   У, проклятые потребители быстрорастворимой лапши, занудных телесериалов и вонючего пива!
   Хорошо бы задеть бензобак какой-нибудь консервной банки, чтобы получился настоящий взрыв! Чтобы она взлетела на воздух и грохнулась на другую консервную банку, чтобы в них испеклась, хотя бы парочка постоянных слушателей радио "Шансон".
   К сожалению, у Алевтины в её 28 лет, нет своего вертолёта, и нет денег на вертолёт-такси, и нет мужчины с вертолётом и фирма, в которой работает девушка, не оплачивает ей вертолёт.
   Удавиться, что ли...
  
  
  
  -- Ня - ня! - вот так, по слогам Алевтина зовёт свою компаньонку. Голос у девушки слаб, и компаньонка её скорее всего не слышит, потому что до Алевтины долетает шум воды в ванной.
   Пришлось открыть глаза. В темноте толпится мебель под ворохом вещей. Под дверью полоска света из коридора.
  -- Ня-ня! - девушка делает над собой усилие и зовёт компаньонку громче.
   Шум воды в ванной становится тише.
  -- Ня-ня! - повторяет свой зов Алевтина.
   Наверное, компаньонка услышала, что её зовут, но не спешит приходить.
   Компаньонку зовут Нана, "Няня" - прозвище.
   Если бы девушки читали ещё какие-нибудь книги, кроме тех, что рекомендуют иллюстрированные журналы, да и те они не читают, а только покупают, они знали бы, что в доисторические времена во Франции был писатель Эмиль Золя, который, кроме всего прочего, сочинил роман "Нана" о нелёгкой судьбе куртизанки. Может быть, тогда Нана была бы более чувствительной девушкой и понимала бы, что, пусть не подруге, компаньонке, всё же вместе снимают квартиру, сейчас очень плохо, она нуждается в помощи.... Животное!
   Нана не спешит на зов. Она, наверное, вытирается или рассматривает свой целлюлит. Чего его рассматривать! Целлюлит уничтожать надо! Любыми способами, даже самыми жестокими, неконвенциональными, то есть оружием массового поражения.
  -- Няня! - кричит в полный голос Алевтина, поминает мать компаньонки плохими словами и срывается на кашель.
   На глазах бедной девушки выступают слёзы, течёт вчерашняя тушь. Хороша же она была вчера, легла спать, не умывшись.
   Наконец, слышится шлёпанье босых ног. Алевтина заранее зажмуривается и подтягивает край одеяла к носу.
   Щёлкает выключатель. Комнату заливает тусклый электрический свет. Алевтина открывает сначала один глаз, потом другой. Смотрит двумя глазами.
   Перед Алевтиной стоит компаньонка. Нана голая. На голове чалма из полотенца - голову помыла, тварь. Стоит руки в боки.
  -- Чего орёшь, Алька? - хрипло осведомляется компаньонка.
   Она, что называется, здоровая баба. У неё крупные черты лица, полные губы, большие чёрные глаза, обвислые груди и ярко выраженные "жопкины уши".
  -- Пива хочешь после вчерашнего? - предлагает Алевтине компаньонка.
   Нана ходит по комнате соседки. Берёт её сигареты, вытряхивает с брезгливым выражением лица одну, прикуривает от зажигалки, морщась, выпускает дым.
  -- Ну и дрянь ты куришь, подруга... - говорит Нана, - Пивка будешь? - повторяет она.
   Пиво - одна из двух или трёх вещей этого мира, которые Аля категорически не принимает.
  -- Телефон принеси, пожалуйста... - жалобным голосом просит Алевтина, - Я его вчера где-то оставила...
  -- Дома ли? - сомневается Нана, - Если дома, то сейчас, барыня, принесу...
   Ироничная компаньонка лениво пускает дым через брезгливо выдвинутую нижнюю губу, критическим взглядом оглядывает комнату Алевтины. Мебели практически не видно из-за гор одежды, журналов, книг, дисков и грязной посуды; один только платяной шкаф возвышается над всем этим бедламом прямолинейным памятником порядку.
  -- Дома телефон дома! - говорит Алевтина.
   В том, что телефон дома она не сомневается. Телефон, может быть, самая её существенная часть, если бы его не было, девушка не за что бы не заснула, даже после вчерашнего.
  -- И кофе, кофе принеси, пожалуйста. Принеси, Няня, покрепче... - добавляет она, - Оставь добить...
   Нана отдаёт ей сигарету. Поднимает с замусоренного ковра трусы компаньонки, вешает, подбросив, их на плафон люстры. Идёт искать телефон. Кричит из коридора:
  -- Опять будешь с работы отпрашиваться?
   Алевтина больше не может терпеть. Она отбрасывает одеяло и мчится, чуть не сбив Нану, в чём мать родила в туалет: у обеих при столкновении смешно подпрыгивают груди, а у Наны ещё сотрясается целлюлит, развязывается чалма и падает на плечи полотенце
  -- Вот, коза! - замечает Нана.
   Она берёт со столика в прихожей телефон компаньонки и подаёт ей, усевшейся на унитаз.
   Алевтина счастливо улыбается, опорожняя мочевой пузырь. Она говорит, принимая телефон:
  -- Миленький, хорошенький, единственный мой дружочек.
   Вызывает из памяти номер.
  -- Ольга Николаевна? - делает Алевтина озабоченный и в то же время слабый голос
  -- Смотри, Алька, погонят тебя с работы! Чем будешь за квартиру платить... - говорит строго Нана, включая фен.
  -- Молчи, дура! - зло кричит ей Алевтина, прикрыв трубку.
  -- Ольга Николаевна, понимаете, такое дело, мне так не здоровится...
  -- Комова, вы, наверное, заработали уже достаточно, чтобы остаться на пожизненном больничном.
  -- Что вы хотите этим сказать?
  -- Только то, что если вы сейчас же не явитесь на работу...
  -- Я уже выхожу, я ловлю такси...
  -- На метро, только, на метро... Иначе, вы приедете как раз к тому времени, когда я подготовлю ваши документы на ...
  -- Я уже спускаюсь...
  -- Вот и славно...
  
  
  
   Алевтина работает менеджером среднего звена в большой многопрофильной корпорации. Ей там приходится туго.
   Интересы корпорации простираются от клонирования домашних животных до разработки под ключ новых брэндов чего угодно от политических партий до противозачаточных средств. Её отчёт из года в год показывают устойчивый рост чистой прибыли, и не в последнюю роль, благодаря постоянной модернизации, в том числе, в области кадровой политики.
   Корпорация с некоторых пор заменила менеджеров низшего звена на роботов антропоморфной наружности. Они стали разносить кофе, убирать мусор, вкручивать лампочки. Менеджеры высшего звена были страшно этим недовольны.
   Совет директоров поскупился.
   Конструкция роботов была далека от совершенства. Вагины и члены у них напрочь отсутствовали. Их программное обеспечение не предусматривало ни минета, ни мастурбации.
   Пришлось менеджерам высшего звена обратить своё внимание на менеджеров среднего звена, но первые не нашли вторых сексуально привлекательными: тусклые взгляды, худосочные тела, заторможенные движения.
   Короче говоря, менеджеры высшего звена выбили себе у совета директоров увеличение обеденного перерыва с полутора часов до двух с половиной, чтобы успевать не только навитаминить свою тугую плоть, напичканную имплантантами, но и жарить цыпочек в массажных салонах.
   В отсутствии начальства обеденный перерыв менеджеров среднего звена также увеличился, и вместе с тем возникла проблема заполнения неожиданно образовавшегося досуга, и это при том, что они так много и тяжело работают.
   Рабочий день Алевтины, к примеру, начинался чудовищно рано - в одиннадцать часов утра.
  
  
  
   Первый час девушка приходила в себя с дороги. Она поправляла макияж, пила кофе, курила сигареты. За этими занятиями Аля обменивалась с соседями по комнате впечатлениями о проведённом накануне вечере: кто, где был, кого снял, чем двинулся.
   Второй час менеджер среднего звена проверяла электронную почту, писала и отправляла письма, заносила данные в таблицы, делала изменения в графиках, созванивалась, созванивалась, созванивалась...
   Третий час уходил на встречи с нужными людьми, тоже менеджерами среднего звена из других отделов. Встречи посвящались согласованиям и проектированию совместной деятельности. Алевтина и её коллеги исписывали толстыми фломастерами большие листы бумаги. Умные мысли слетали одна за другой с их губ и жёстко фиксировались в виде разноцветных каракулей.
   Встречи с менеджерами высшего звена были редки, но чрезвычайно ответственны. Это были фактически отчёты о проделанной работе: изложение достижений и ошибок, предложение путей преодоления трудностей, испрашивание ценных указаний.
   Если бы встречи с менеджерами высшего звена случались чаще одного раза в месяц, то проблемы лишнего веса для менеджеров среднего звена ушла бы на второй план, а фитнесс-клубы лишились бы часть своей клиентуры, а то и возникла бы угроза массовой анорексии.
   Четвёртый час Алевтина посвящала разглядыванию себя в зеркало в туалете. При этом она говорила:
  -- Какие чувственные губки, что за прелестные глаза, титечки ладненькие, ножки, попка ничего... Ну почему, почему менеджеры высшего звена предпочитают всему этому грубые вульгарные мясистые формы беженок из Конго и Бурунди, чтоб им всем от СПИДА передохнуть.
  
  
  
   И после тяжких трудов наступало время обеда, которое катастрофически некуда было девать, что, естественно расхолаживало. Не будешь ведь сидеть два с половиной часа в ресторане без алкоголя. Сначала так и делали: сидели молча, так как успевали обменяться всей полезной информацией в рабочее время, ковырялись в тарелках, иногда кидались хлебом и солонками, но это развлекало мало, кроме того солонками кидаться больно.
   Потом придумали ходить в кино, но скоро выяснилось, что это очень опасно. Дневные сеансы собирали отбросы общества без разницы арт-хаус это или блокбастеры.
   Извращенцы в длинных плащах с удовольствием мастурбировали на менеджеров среднего звена.
   Школьники-прогульщики с ножами норовили их пописать и почикать честно заработанные бабки.
   Хуже всех были пенсионеры-сектанты.
   Пенсионеры садились позади менеджеров среднего звена и начинали бормотать мантры про призрака онанизма, который у кого-то бродит в жопе.
   Менеджерам среднего звена, которые давно уже не считали себя счастливчиками, а пролетариями умственного труда, делалось от этого страшно неприятно.
   Как-то посетили бассейн. Было прикольно. Договорились ходить постоянно, купить абонемент, шапочки, тапочки, очки и всё такое... Но быстро обломались. Дело было даже не в избытке хлорки в воде и грязноватом душе. Отстойной была музыка, которую гонял местный диджей: один долбёж без всякой этники.
   Можно было ходить по магазинам, но проклятые интернет-маркеты отбили всякую охоту и нужду это делать. Особенно с тех пор, как они обзавелись виртуальными примерочными кабинами с дополнительной услугой, когда ты примеряешь бюстгальтер, а за тобой подглядывает на заказ, хоть грязный похотливый старикашка, хоть налитый пивом байкер, хоть студент в маминой кофте. И тебя прёт не по детски.
   Что оставалось? Только тестировать кухни разных народов. Пришлось кочевать из чукотского ресторана в ресторан фиджийской кухни и т.д.
  
  
  
   После тест-обеда первый час Алевтина не могла не курить, не пить кофе, ни о чём говорить. Она просто тупо сидела перед своим компьютером и доходила, листая файлы с графиками и таблицами, ну иногда пасьянс раскинет и гоблинов погоняет.
   Второй час после обеда Алевтина приходила в себя, куря сигареты, поглощая чашка за чашкой кофе, слушая скабрезные анекдоты коллег, и сама заворачивала порой такое, что, иногда, вдруг у неё в голове мелькало странное: "Слышала бы меня сейчас мама!" Где она, эта мама, кстати, и папа, а ведь ещё были дедушки и бабушки... На даче, может быть, окучивают что-то... Но сейчас зима. Тогда сидят вокруг стола под абажуром с кистями и читают вслух по очереди самую популярную среди пожилых людей газету "ЗОЖ" - "Здоровый Образ Жизни"... А ещё говорят, что потерявши голову по волосам не плачут...
   Третий- четвёртый часы после обеда Алевтина ударно трудилась, анализируя графики и таблицы, составляя планы и созваниваясь, созваниваясь, созваниваясь. Бывало, что задерживалась, но не часто, потому что в десятом часу вечера, девушка, голосующая такси в одиночестве неизменно рассматривается как субъект харрасмента, и подлежит немедленному привлечению к дознанию чинами полиции нравов. Последние, как правило, мусульманского вероисповедования, Значит, отправят на экспресс-операцию по восстановлению девственной плевы, лицемеры проклятые.
  
  
  
   И вот наступил день, когда Алевтина поняла, что её всё задрало. Это был тот самый день, когда ей приснился странный эротический сон, а шефиня рекомендовала ездить на работу на метро, чтобы вообще её не потерять.
   В обеденный перерыв их компания вышла из стеклянных дверей своего офиса, и все её члены застыли в нерешительности. У всех на лицах был запечатлён немой вопрос: "Что делать?"
  -- Может быть, - нерешительно сказал Виталик, которого от прочих менеджеров среднего звена отличало то, что он чаще надевал на работу брюки, чем юбку, - пойдём в музей?
  -- Какой такой музей? - спросила Зульфия, которую от прочих менеджеров отличал хиджаб.
  -- Изобразительных искусств... - тихо пояснил Виталик и громче добавил, - Имени Пушкина...
   Повисло недоумённое молчание.
   Перед менеджерами среднего звена бибикала, кряхтела и отравляла воздух выхлопными газами автомобильная пробка. По обеим сторонам широкой улицы высились мрачные кубы домов в стиле сталинского ампира, залепленные яркими буквами бестолковых реклам. Они обещали безграничную радость потребления в кредит. Пауза затягивалась. Уж, наверное, родилась дюжина менеджеров среднего звена, когда, наконец...
  -- Кто такой Пушкин! - вдруг вскричала Алевтина, - Что за изобразительные искусства! Грязный ниггер, проебавший нам все мозги, раньше, чем они у нас выросли! Что за искусства! Выпачканные красками куски холста и дерева, годные лишь в печку. Где они эти печи! Освенцим, Дахау, Бухенвальд - только лишь названия на географической карте...
  -- Ты что, Аля! - поразились коллеги, - Ещё не вечер, а ты уже закинулась...
  -- Пошли вы! - зло бросила им Аля.
   Она сбежала со ступенек и зашагала по мостовой, разбрызгивая грязь, не оглядываясь и не обращая внимания на продавцов наркотиков, нищих и собирателей пожертвований в пользу правозащитных организаций.
  
  
  
   Алевтина шла и думала о том, что у неё по большому счёту есть три пути как-то изменить незадавшуюся жизнь. Мертвенный свет реклам падал на её красивое печальное лицо.
   Первый путь: взять такси и поехать к Усаме, купить у него "белого", вернуться домой, лечь в ванну и сделать себе "золотой" укол.
   Второй путь: взять такси и поехать к Усаме, взять у него пояс шахида и вернуться на работу или войти в супермаркет или спуститься в метро.
   Третий путь: взять такси и поехать к Усаме и сказать "да", чтобы всю оставшуюся жизнь гулять в собольей шубе в холодильной камере, кормить его с руки пловом и рожать, рожать, рожать моджахедов...
   И тут от горестных мыслей Алевтину отвлёк неожиданно поднявшийся ветер и громкий стрёкот. Перед ней, распугивая попрошаек и торговцев наркотиков, поднимая рябь на жидкой грязи, повисла пусть вся в трещинах, мутная, но кабина долгожданного вертолёта. В таких обычно эвакуируют с мест ДТП и криминальных инцидентов убитых и раненых. Но в данном случае за штурвалом сидел пусть лысоватый, пусть седоватый, пусть безвкусно и не очень чисто одетый, но явно гражданский мужчина, а не чин служб чрезвычайного назначения.
   Да, он купил свою стрекозу на распродаже, и наверняка, как следует, не отмыл её от крови и прочих человеческих выделений.
   Да, он, может быть, ночует в ней, потому что сдал свою нору на первом или последнем этаже где-нибудь в спальном районе, чтобы оплачивать расходы по содержанию своей стрекозы.
   Да, он, сейчас скажет какую-нибудь глупость типа...
  -- Девушк, а почему у вас такое грустное лицо? - сказал пилот подержанной стрекозы через систему громкой связи.
   У меня грустное лицо? У меня грустное лицо! У меня грустное лицо. Да, у меня ужасное лицо! Да с таким лицом только в гроб лечь не стыдно! Да с таким лицом... Вот, что с ним сделала проклятая работа! Вот, что с ним сделала проклятая жизнь! Ну, давай, давай, продолжай меня пикапить, старый козёл...
  -- Девушк, я лечу, смотрю, такое грустное лицо...
   Можно подумать на этой улице есть другие лица. Можно подумать в этом городе есть весёлые лица. Можно подумать в этом мире бывают лица лучше моего. Конечно, бывают! Обязательно бывают! Я даже видела одно такое лицо. Не далее как сегодня ночью. Это лицо моей компаньонки Наны, этой жирной свиньи, когда её ебут два или три ублюдка с макаронной фабрики или с фабрики звёзд, что собственно одно и тоже. Где она их только подбирает!
  -- Девушк, я тут подумал... Мне тут надо... А я не знаю как мне туда долететь, девушк... Может думаю, она знает с таким грустным лицом...
   Знаю, знаю, я всё знаю... Что ты докопался до моего лица! Что ты всё "девушк", "девушк"... Девушка! Девушка! Знаю я, куда тебе лететь, знаю и с тобой полечу, и я обязательно с тобой полечу, потому что меня всё на свете задрало, так задрало, что дальше просто некуда, и если ты сейчас же...
  -- Девушк, а, девушк, а давайте вы мне покажете, куда мне надо долететь, а я вас потом куда надо отвезу, совершенно бесплатно, честное пречестное...
   Ещё бы за деньги! Ещё бы за минет! Ещё бы я тебе отдрочила! Ещё бы я тебе дала! Дам! Слышишь, дам! Дам, всё, что ты захочешь, всё! Потому что я устала не давать. Ну, в самом деле, сколько можно не давать! То есть, конечно, давать! Только кому? Кому? Разным говномудакам, у которых стоит только после сданного проекта, под кокаином и на простынях от "Vellirechinno"! Разным порноблудливым псам, у которых стоит только после сданного проекта, под борщом и при перспективе женитьбы. Что за хрень, дети пойдут, ипотека достанет, медицинская страховка и... Праздника, праздника хочется! Настоящего! Чтобы пустить по детскому дому ракету типа "воздух-земля", выжечь напалмом приют для бездомных животных, полить из крупнокалиберного пулемёта оживлённую торговую улицу. И ты мне можешь всё это дать, ты, который говорит: "Девушк"...
  -- Девушк, ну как, девушк?
  -- Как? Сядь да покак! - пробормотала себе под нос Алевтина и полезла в любезно отодвинутую дверь вертолёта.
  -- Что вы сказали? - крикнул ей пилот, протягивая наушники с микрофоном.
  -- Как вы, кстати! - прокричала Алевтина, снаряжаясь для нормального общения.
  -- Я тоже так подумал! - радостно сказал пилот, - Меня зовут Игорёк.
  -- Прям таки Игорёк?
  -- Что-то не так?
  -- Я думала, что вас зовут Игорь, допустим, Иваныч...
  -- Я ещё молодой, чтобы меня так звали.
  -- Ну, да... А меня зовут Алевтина... Фёдоровна...
  -- Прекрасное имя!
  -- Чем же?
  -- Редкое.
  -- А вам, куда надо лететь?
  -- Да собственно...
  -- Я понимаю... В библиотеку...
  -- Туда, именно, туда, Алевтина Фёдоровна. Как вы догадались?
  -- Да уж догадалась... Живу давно на белом свете.
   И они полетели сквозь стену мокрого снега.
  -- Сейчас прямо, а потом я скажу. - Приняла на себя обязанности штурмана Алевтина и стала копаться в сумке.
   Достала огромную сигару, распечатала, прикурила от огромной спички из коробки с надписью "Таёжные".
  -- Хуёво... - искренне расстроился Игорёк.
  -- Если вы ещё раз при мне произнесёте...
  -- Понял, понял... Но, ведь, никотин - страшный яд! Подумать только, что будет с твоими лёгкими, зубами и всё такое...
  -- Как быстро мы перешли на "ты"!
  -- Но ты, ведь хочешь праздника! А на празднике все на "ты"!
  -- Лады...
  -- Лады, но при одном условии...
  -- Вау! Он уже ставит условия!
  -- Потому что я - мужик.
  -- Вау! Какое условие?
  -- Ты бросишь курить прямо сейчас.
  -- Вау! - воскликнула Алевтина и вынула из губ сигару.
   Игорёк отнял левую руку от штурвала и плюнул себе на ладонь. Девушка ткнула в слюну сигару. Раздалось характерное шипение.
  -- Класс! - сказала Алевтина.
   Её мужик ничего не сказал. Он серьёзно посмотрел девушке в глаза и взял штурвал на себя. Вертолёт стал резко набирать высоту. Губы любовников соединились в жарком поцелуе.
   Чуть позже Алевтина позвонила на работу и отпросилась с обеда. Шефиня куда-то отъехала, а её ассистентка была та ещё штучка. Она вошла в алькино положение.
  -- Ну, ты женщина! - только и сказала она на то, как Алевтина обрисовала ей ситуацию по телефону, - А он, вообще, такой, да?
  -- Только ссытся и глухой, на... - рассмеялась Аля в ней тёмной волной стала подниматься ненависть к ассистентке, пополняющей свой словарный запас из телевизионных реклам, но тут Игорёк провёл пальцами по её лилейной шейке, всё обошлось.
  
  
  
   Итак, было положено начало замечательному роману, но курить Алевтина не бросила. Просто она стала это делать тайком от своего мужчины. Ей всегда нравилось нарушать запреты. Когда она вдыхала ароматный дым, её трусики могли увлажниться, если бы не супертонкие прокладки с крылышками.
   Запах кубинского табака озорница отбивала, жуя зёрна эфиопского кофе. А чтобы эмаль на зубах не темнела, и дыхание оставалось свежим, баловница не расставалась с отбеливающей зубной пастой "Carycid", электрической зубной щёткой "Wors" и гипермятной жвачкой "Mraz".
   Благодаря всем этим мерам предосторожности, но главным образом, потому что его обоняние притупилось из-за злоупотребления освежителями воздуха для салонов вертолётов, Игорёк ничего не замечал.
  
  
  
   Игорёк был горд тем, какое большое и положительное влияние он с самого начала смог оказать на свою женщину: заставил бросить курить, что, по мнению, медиков практически невозможно без выжигания лазером центра удовольствий в мозгу, но пойти на это, и тогда будешь лежать в постели, пусть с некурящим, но бревном...
  -- Вот, как я их, вот, баб этих! - говорил он в компании, сжимая кулак так, что от пальцев отливала кровь, и дико вращал глазами. - Держать их надо, держать, сссуккк эдакиххх...
   Правда, бывать в компаниях Игорьку случалось всё реже и реже. По профессии он был барабанщиком, но работы благодаря развитию компьютерных технологий становилось всё меньше. Да что там говорить, продюсерам удобнее и выгоднее иметь дело с программистами, чем с капризами носителей вокальных и прочих данных. С некоторых пор в хит-парадах и на "живых" концертах людей заменили андроиды. Они вполне успешно строили глазки, вертели задами и матерились - делали шоу. Что ещё нужно толпе!
   То есть Игорёк не то, чтобы совсем перестал стучать. Нет же, в органы, ну там, например, по борьбе с нелегальным оборотом наркотических веществ, случалось, конечно, но редко, очень редко, и с годами всё реже, ровно по той же причине, что работы становилось всё меньше. Иногда звали парня знакомые ребята в студию помочь им в записи тех или иных треков для частных коллекций любителей джаза - редких богатых чудаков, но с импровизацией у Игорька было туго. Он мог играть только по нотам. Знакомство с Алевтиной было для музыканта подарком судьбы. Кто-то же должен был платить за Игорька по счетам, если проклятый посткапитализм лишил его работы.
  
  
  
   Алевтина платила деньги не просто так: её мужчина был горазд придумывать всякие развлечения. Они посещали библиотеки, планетарий, музеи, гуляли по книжным магазинам.
   В библиотеках Алевтина и Игорёк заходили в читальные залы, спрашивали какие-нибудь альбомы по искусству и, вооружившись бритвами и чёрными фломастерами, их портили.
   В планетарии Алевтина и Игорёк выбирали какого-нибудь ботана в очках. Девушка отвлекала его внимание глупыми расспросами по поводу скорости разбегания звёзд, а Игорёк вешал парню на спину бумажку с надписью:
  

Я - кандидат физико-математических наук.

Трахните меня, пожалуйста.

  
   В музеях Алевтина и Игорь мельком осматривали экспозицию и укрывались в туалете. Там они доставали припасённые теннисные шарики, поджигали их и убегали.
   В книжных магазинах Алевтина и Игорь просто гуляли, взявшись за руки. Прятались в укромных уголках отделов поэзии и философии и целовались, целовались до одури. Потом снимали с полок книжки небольшого формата и подкладывали их на выходе в сумки зазевавшимся покупателям. Звенели турникеты, охрана их обыскивала, получался маленький скандал. Пустяки, а любовникам приятно.
   Но всё это были не более чем прелюдии к тому, что собственно и делает любовников любовниками - к сексу.
   Компаньонка Алевтины - Нана редко видела теперь соседку. Девушка не приводила домой своего мужчину, предпочитая совокупляться с ним либо в салоне его вертолёта, либо в номерах дешёвых гостиниц. Когда же Алевтина появлялась дома, чтобы переодеться и помыть голову, Нана не отпускала её, не выпытав подробностей соитий.
  -- Ах! - говорила ей Алевтина за чашкой чая, - Он весь такой...
  -- Какой, какой? - загорались тёмным огнём глаза толстухи.
  -- Ну, такой... - закатывал глаза Алевтина и выпаливала с придыханием, - Классный!
  -- Ах! - говорила Нана.
  -- Что я тебе говорю! - многозначительно качала головой компаньонка и начинала загибать пальчики, - Красивый, не домосед, гвоздь может вбить...
  -- Куда вбить? - удивлялась соседка.
  -- Да, хоть тебе в голову! - шутила Аля.
  -- Ха-ха-ха! - смеялась Нана, - А во что он тебе обходиться? - интересовалась она, вытирая слёзы.
  -- Знаешь, - серьёзнела Алевтина. - Сущие пустяки. Заправка, запчасти, презервативы, гостиница, рестораны.
  -- А ты ему одежду покупаешь? Носки, там, трусы...
  -- Что ты, подруга, он сам!
  -- Какой молодец!
  -- Не говори... Я только деньги даю.
  -- Согласись, иногда всё-таки, приятно выйти с любимым человеком в сеть и побродить по сейлам.
  -- Да, но не слишком часто... Я очень боюсь пресыщения.
  -- Скука - первый враг любви. С ним весело?
  -- Что ты, подруга, Марс отдыхает!
   Компаньонки знали, о чём говорили.
  
  
  
   Дело в том, что Алевтина была замужем, просто с мужем они разъехались по взаимному согласию, и один раз испытала "счастье" материнства, вот так, именно в кавычках. Ребёнок оказался мужского пола, и теперь уже в четвёртом классе кадетского корпуса. Такой смешной в своей военной форме. Череп у него на рукаве. Аля посылает ему открытки с Новым годом и с днём рожденья, ещё деньги, конечно. У них там свой Макдональдс - гамбургеры в комплекте с представителями вероятного противника и их техникой. Ещё мальчик собирает комиксы. Читать умеет.
  
  
  
   Алевтина рано вышла замуж. Никто так теперь не делает, даже мусульманки. Но Аля была из очень бедной семьи. Её родители тяжело болели. Во всём был виноват телевизор. Изначально всё складывалось у будущих папы и мамы Алевтины очень хорошо. Они были менеджерами среднего звена и собственно не собирались создавать семью и уж тем более обзаводиться детьми, разумно полагая посвятить себя карьере и срыванию цветов наслаждений. Но беда была в том, что их детство пришлось на эпоху удвоения ВВП. Пристыженные общественным мнением олигархи, забыли луккуловы пиры в Куршавеле и подключили к высокоскоростному интернету все российские семьи.
  
  
  
   Будущие родители Али вместо того, чтобы спиться или сторчаться ещё в подростковом возрасте, а что ещё делать, коли природная рента капает, улицы гастарбайтеры пометают, получили он-лайн образование в сфере наращивания документооборота и также нашли работу и друг друга. Но тут всё получилось, как получается с лёгкими наркотиками.
   Сначала куришь, допустим, анашу, прёшься, а потом торкает всё меньше и рано или поздно начинаешь двигаться чем-то более серьёзным, если до того момента уже не пропыхиваешь все мозги. Так и с он-лайн сексом. Сначала всё ништяк, оргазмируешь без всяких отрицательных последствий вроде риска СПИДА и венеры, а потом, блин, всё равно возникает эмоциональная привязанность, хочется встреч, за ручку подержаться, а навыков обращения с резинкой нет, и как следствие внеплановая беременность. Можно было, конечно, сбегать на чистку, делов-то. Но в те дни на первом месте хит-парада была песня "Не убивай маленькое чудо" в исполнении махрового транссексуала. Эфиры ей (ему) проплатили какие-то квасные патриоты, почти черносотенцы. Мол, доколе социальными пособиями будут пользоваться плодящиеся как псы унетерменшены! Пускай аборигенам что-нибудь отломится. Будущей маме Алевтины понравилась, живая тогда ещё девка из клипа, изображавшая сомнения по поводу прерывания своей внеплановой беременности: у них был одинаковый светло-зелёный педикюр, и она решила оставить ребёнка. Будущий отец, как либерально мыслящий индивидуум, было заартачился идти на поводу у расистов, но потом вспомнил, что аборт - варварство и Аля появилась на свет.
  
  
  
   Вместе с появлением Али в их жизнь пришла бедность. Правда, не сразу, а постепенно. Представьте себе, клубиться молодые родители могли теперь только по очереди, а не в один weekend, и не всё, что рекламировалось по телевизору, они теперь могли купить, даже в кредит.
   Возиться с маленьким ребёнком скучно. Поэтому мать Алевтины возилась с ней, не выключая телевизор, ну и, как это бывает, подсела на канал "Культура", там ведь никогда не бывает рекламы. Сама подсела, да ещё мужа приобщила. Он придёт с работы, а она ему тарелку с хавчиком под нос и зудит - посмотри то, посмотри сё. Вот тебе "Легенды немого кино". Вот тебе концерт симфонической музыки. Вот тебе передача "Графоман". Балет-башмет-литературовед! На! На! На!
   Алевтина ещё даже из дошкольного возраста не вышла, а её предки себе инвалидность оформили и стали просиживать целые дни перед ящиком с вёдрами воздушной кукурузы. Дочь, чтобы под ногами не мешалась, была отдана в школу полного дня. Но до школы ей кое-что удалось посмотреть по "Культуре", то есть получила как бы вакцину от нездорового образа жизни.
  
  
  
   Алю в школе по первости мальчишки-старшеклассники, активисты пидорского движения, пару раз макнули в унитаз, но потом он вспомнила один из фильмов кого-то из лидеров новой волны зимбабвийского кинематографа и забросала обидчиков калом, который зачёрпывала прямо из забитого очка. Девчонку все сразу зауважали. Особенно классная руководительница - Серафима Наумовна. Благодаря ей Аля сохранила девственность до выпускного вечера. Накануне сего памятного события Серафима Наумовна вызвала девочку к себе в кабинет, чтобы заполнить кое-какие бумаги.
   Когда бумаги уже были оформлены, и они лежали на узкой кушетке, обнявшись, Аля сказала:
  -- Завтра выпускной...
  -- Я знаю... - вздохнула учительница.
  -- Можно я с вами пойду? - спросила девочка.
  -- Ты сошла с ума!
  -- Но мы же живём в свободной стране. Почему я не могу придти с вами? Ведь на выпускной каждый может привести, кого хочет...
  -- Это так, но, что скажут люди...
  -- Про нас и так все знают.
  -- Одно дело знают, другое увидят.
  -- А вы трусиха, Серафима Наумовна.
  -- Я просто хочу спокойно доработать до пенсии.
  -- Что же вы, такая красивая молодая себя заживо хороните!
  -- Я не хороню. Я думаю о будущем.
  -- Я буду вас любить вечно!
  -- Не будешь. Мне скоро сорок.
  -- Пластика. Имплантанты. Ванны из крови девственниц...
  -- Всё равно, рано или поздно тебе захочется свежего тела.
  -- Нет, я как рак люблю с запашком.
  -- Я смотрю, мои уроки не прошли даром.
  -- Биология мой любимый предмет.
  -- Но ты не рак. Ты нормальная девушка. Просто в нашем кефирном заведении лучше меня никого нет. Но завтра ты получишь аттестат и выйдешь в большой мир. Тебя там ждут встречи с тысячами людей, и ты меня забудешь.
  -- Никогда!
  -- Забудешь. Поэтому сегодня утром я сказала "да" одному человеку, который много лет просил меня об этом и...
  -- Этой грымзе Аделаиде?
  -- Она не грымза. Она директор школы, очень добрый и порядочный человек. Она обещала сделать меня завучем по воспитательной части. Я, наконец, смогу уйти от постылой рутины каждодневных занятий и буду заниматься тем, чем мне всегда нравилось....
  -- Соблазнять маленьких девочек.
  -- Какая ты злая... Я буду ставить детские утренники. Проводить поэтические вечера, возобновлю наш музыкальный салон...
  -- А я останусь одна!
  -- Ты будешь учиться в университете, скажи спасибо своим родителям. Как они, кстати?
  -- С дивана уже не встают. "Культура-2" вещать начала. А это уже 38 часов эфира. Им патронажная сестра подгузники меняет. Не говорите мне про этих телевизионных идиотов. Ах, Лотман! Ах, Мамардашвили! Ах, Марлен Хуциев! На! На! На! Велика радость, перебиваться на стипендию ребёнка из семьи инвалидов.
  -- Ты найдёшь там новых друзей, новую любовь, опять же радость познания!
  -- Мне больше нравятся лобзания!
  -- Ого! Я, кажется, знаю, с кем ты пойдёшь на выпускной вечер.
  -- Я хотела с вами...
  -- А пойдёшь с ним.
  -- Вы мне не оставили выбора.
  -- Просто я знала.
  -- Ничего вы не знали.
  -- Знала, знала...
   Тональный крем и приглушённое освещение актового зала помогли им скрыть лёгкие побои, которые Аля и Серафима Наумовна нанесли друг другу накануне выпускного вечера. Потом было много алкоголя пополам с травой.
   Серафиму Наумовну отнесли в кабинет директора. Алевтина потеряла невинность. С кем он даже не помнила. Некоторые, правда, утверждали, что первым к её телу, распластанному на кровати в "королевском" номере отеля "Евразия", стоял Мудалжон Магомедович - учитель физкультуры. Он был известен тем, что во время ночных дежурств обходил спальни мальчиков в ситцевом халате на голое тело. А что? Может быть. Традиции выпускного вечера соблюдать обязаны все.
  
  
   Муж Али был биолог. Они вместе учились и подрабатывали - кормили крыс в лаборатории факультета. Эта работа заставила Алю возненавидеть биологию больше, чем Серафима Наумовна. "Тощая корова" - иначе девушка её теперь не называла, но не в глаза, они больше не виделись.
   Однажды вечером, когда багровый закат окрасил лабораторию в зловещие цвета смерти, Алевтина с омерзением смотрела, как кишмя кишат её подопечные красноглазые голохвостые создания, набрасываясь на зерно, которое она им рассыпала. "Всё то вам мало" - думала девушка. На душе у неё было муторно. Приближалась летняя сессия, а на Алевтине висели два "хвоста" ещё с зимы. Если она их не сдаст в ближайшие две недели, то её не допустят к сессии, и встанет вопрос об отчислении. К отчислению Аля была готова, потому что её тошнило даже от одного вида учебников и конспектов, но хотелось не просто уйти, хотелось "хлопнуть дверью", как на выпускном вечере. Задумавшись над этим, девушка сыпала и сыпала зерно из бумажного мешка. Крысы стали тонуть в нём.
  -- Ты что! - кто-то схватил Алю за руки.
  -- Ой! - от неожиданности испугалась Аля и выпустила мешок.
   Мешок упал, из него на кафельные плитки пола высыпалось зерно.
  -- Прости, Аля.
   Алевтину напугал её напарник студент-выпускник Комов. Его все называли только по фамилии - Комов. Такой он был серьёзный. Он и внешне не был уже похож на студента. Первокурсники принимали его за преподавателя и почтительно здоровались. Когда-то и Аля так же ошиблась.
   Комов взял совок и метлу и стал собирать зерно в мешок. Аля стала ему помогать.
  -- Ты чего им столько насыпала? - спросил Комов у Али, - Обожрутся, дохнуть будут.
  -- Так им и надо. Я бы их всех отравила.
  -- Зачем?
  -- Ненавижу.
  -- Крыс?
  -- Вообще всех ненавижу здесь.
  -- Тебя, что, отчисляют?
  -- Догадливый.
  -- А учиться хочешь?
  -- Не хочу!
  -- Тогда, чего злишься?
   Комов так просто, по-доброму расспрашивал Алю, что она и на секунду не могла даже заподозрить его в желании воспользоваться её проблемами, чтобы отвести в свою комнату в студенческом общежитии, чтобы, там напоив, трахнуть.
   Алевтина, когда, закончилась их смена, сама увязалась с Комовым сначала в библиотеку. Там он что-то скачивал, набивал, копировал, а она смотрела, как сходятся и расходятся морщинки на его высоком лбу, потом она пошла с ним в столовую. Он ел какую-то гадость, а она смотрела, как двигаются его челюсти. После ужина они зашли в его комнату. Он собрал какие-то вещи, и они пошли в прачечную. Пока шла стирка, Комов сидел на стуле и читал журнал, напечатанный на серой бумаге без фотографий и рекламы. Аля смотрела, как его тонкие пальцы с чистыми ногтями переворачивают страницы.
   Когда они несли чистое бельё обратно в комнату к Комову, девушка предложила ему:
  -- Хочешь, трахнемся?
  -- А я не умею, - просто сказал Комов.
  -- Я научу.
  -- Правда?
  -- Всему научу.
  -- И минет сделаешь?
  -- Сделаю.
  -- Я столько слышал о нём.
  -- И я о нём только и слышу...
   Аля поселилась в комнате Комова и стала учить его трахаться. Но, прежде всего, она сделала ему минет. Это так понравилось Комову, что от дальнейшего посвящения он отказался.
  -- Ты, правда, не хочешь проникнуть в меня?
  -- Нет.
  -- Но мужчина должен не только получать удовольствие, но и доставлять его.
  -- Да?
  -- Да!
  -- Но я не хочу это совать туда...
  -- Ты же биолог, как ты не понимаешь...
  -- Я всё прекрасно понимаю, но я сейчас не хочу детей.
  -- Это суют в то не только для того, чтобы делать детей.
  -- Это я тоже прекрасно понимаю. Просто не хочу это совать в то.
  -- А чтобы я сосала, ты хочешь?
  -- Очень.
  -- Тогда ты должен мне лизать.
  -- Где?
  -- Тут.
  -- Пожалуйста.
   Он так лизал, что Аля не пошла сдавать "хвосты", да и вообще забила на учёбу. Её отчислили из университета. Она должна была уйти из общежития. Но Комов не мог с ней расстаться. Его-то в университете оставили, в аспирантуре. Он работал над темой название, которой Аля не могла даже дочитать до конца, её тянуло в сон, не то, что выговорить. Комов предложил Але зарегистрировать брак. Во время регистрации Аля узнала его имя. Комова звали Алексеем.
  
  
  
   Комов был способным учёным. Он скоро получил грант и нанял Алю к себе лаборанткой. Делать Але ничего не надо было. Она даже могла не приходить в лабораторию, но приходила. Комову нравилось заносить данные в компьютер, когда она сидела под столом и отсасывала. Иногда Комов читал лекции студентам и проводил семинары. Ему хотелось, чтобы Аля ходила с ним на занятия и делала ему под кафедрой минет. Аля была не против, но сидеть полтора часа под кафедрой не хотела. А вдруг ей захочется покурить, это же будет смешно, читал-читал преподаватель лекцию с огоньком, и раз, из-под кафедры вылезает девушка и выходит. Что скажут студенты?
   Так что Аля большую часть времени проводила в комнате Комова перед телевизором. Правда, она помнила печальную судьбу своих родителей и смотрела только те каналы, где было много рекламы. Когда и реклама её раздражала настолько, что приходилось выключать телевизор, Алевтина отправлялась гулять по магазинам. Она называл это водить жалом, но впиться не во что не могла. Комов был парень совестливый и большую часть гранта всё-таки издерживал на эксперименты, а не на жизнь, хотя конечно молодая семья не голодала.
  
  
  
   Однажды Комов пришёл домой раньше обычного, и без галстука. "Любовницу что ли завёл?" - подумала Аля, вставая с дивана. Халат её распахнулся. Комов увидел её мохнатый треугольничек.
  -- Вот то, что мне нужно сегодня! - воскликнул он.
  -- Что тебе нужно? - не поняла Алевтина.
  -- Твоя, как бы это сказать...
  -- Это? - показала Аля на мохнатый треугольничек.
  -- Именно!
   Комов начал расстёгивать штаны. Из кармана высунулся скомканный галстук. Молодой человек действительно был серьёзно взволнован.
  -- С чего бы это вдруг? - поинтересовалась Аля, направляясь в душ.
  -- Мне предложили интересную работу, - отвечал Комов, идя за ней.
  -- Бесчеловечные эксперименты над людьми, я полагаю?
  -- Отнюдь!
   Супруги встали под едва тёплые струи воды и стали друг другу мыть разные места.
  -- За другое денег не платят, - заметила Алевтина, глядя как муж старается над её грудями.
  -- На что же мы с тобой живём? - искренне удивился аспирант, - У нас есть...
  -- Давай не будем сейчас о грустном... - Молодая женщина поймала мужнин "хвост" и обнажила крайнюю плоть, - Лучше расскажи, что там тебе такое предложили...
  -- Мне предложили интересную работу. Не в России.
  -- А где? Где?
  -- Это, конечно, не Североамериканские Штаты, не Евросоюз, не Израиль...
  -- Это ЮАР!
  -- Почему ЮАР?
  -- Там спидовых больных много высокие темпы экономического роста, я в новостях видела. Если не бесчеловечные эксперименты над людьми так значит...
  -- Уверяю тебя у нас не меньше этих несчастных и темпы, темпы...
  -- Где же находится эта работа, если не в ЮАР? В Бангладеш?
  -- Поднимай выше!
  -- В Непале?
  -- Выше!
  -- На орбитальных станциях?
  -- Выше!
  -- На Луне!
  -- Ещё выше!
  -- Неужели на Марсе?
  -- Да!
   Супруги вышли из душа и стали друг друга вытирать большими мохнатыми полотенцами, произведёнными в свободной экономической зоне "Ичкерия". По зелёному полю куда-то бежали чёрные фигурки freedomfighter'ов.
  -- Вау, Марс! - воскликнула Алевтина, - Но при чём здесь моя мохнатка! Ты никогда ещё не хотел погрузить в неё свой пистолетик...
  -- Это условие контракта, который я подписал.
  -- Не поняла... - Аля перестала вытирать мужа и прошла в комнату. Она была так озадачена, что села в кресло и закурила. Комов в это время стал стелить постель и объясняться.
  -- Ты, вероятно, подумала, что мы летим на Марс в качестве подопытных кроликов или макак? Нет, дорогая, мы не будем подсоединены разноцветными проводками к разным приборам, и мои коллеги не будут наблюдать через толстое стекло, как мы совокупляемся в интересах науки и воссоздания марсианского человечества. Дело в том, что на Марсе есть ископаемый лёд, так вот его растопили, и обнаружили марсианских микробов...
  -- Да ладно гнать... - Алевтина потушила сигарету. - Небось земные микробы, земными аппаратами занесены... - Она заворожёно следила за тем как у Алексея между ног болтается член и волосатые яички.
  -- Если и занесены... - муж повернулся к ней лицом, - То в Юрском периоде.
  -- Ну да! - удивилась молодая женщина и увлекла своего мужчину в постель.
  -- Я буду их изучать!
  -- И меня трахать! - под алиной рукой комовский член напрягся. - По человечески!
  -- Не совсем...
  -- Как это? - изумилась Аля.
  -- Просто мы должны зачать ребёнка.
  -- С какой это стати! Я не хочу! Я ещё молода, хочу погулять. От детей шум, грязь, всё такое. Одна беременность чего стоит. Я буду с животом ходить... Фу, меня уже тошнит!
   Чтобы унять на самом деле подкативший к горлу позыв извергнуть из желудка съеденные за обедом спагетти под соусом болонъезе, Алевтина сомкнула губы вокруг головки члена своего мужа. Ох, уж эти мужики- сволочи, умеют бедным девушкам проблемы создавать.
   Пока Алечка ублажала ротиком мерзавца, которому она отдала лучшие годы, ну не годы, месяцы своей жизни, мерзавец продолжал бормотать.
  -- Зачать придётся. Это условие контракта. Иначе нельзя. А деньги большие. Очень большие. У нас будет дом. Да, дом. Сначала на Марсе. Потом на Земле. Дом, слышишь! Я куплю газонокосилку. Флаг будем поднимать. Утром. Спускать. Вечером. Только надо зачать. Надо, слышишь. Ребёнка зачать...
   Алечка перестала сосать. Она легла на спину и раздвинула ноги. Комову она сказала:
  -- На!
   Алексей ткнулся губами в устьице своей жены, и нашёл его горячим и влажным.
  -- Готово! - подивился он и стал неловко погружать своего дружка в чудесное лоно.
  -- А презерватив?
   Комов сполз с дивана, и через несколько секунд вернулся с кипой слегка помятых бумаг. Одну из них он сунул под нос Але. На неё красным маркером была обведена цифра. После этого речи о презервативе больше не было.
  -- Ах! - сказал Комов, когда его снаряд скользнул в огнедышащее жерло и стал сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее двигаться в этом туннеле наслаждений туда-сюда, туда-сюда...
   Они ещё сделали это несколько раз в последующие несколько дней. Алевтина узнала, зачем командировка на Марс для изучения местного биологического "рассола" требует зачатия ребёнка.
  
  
  
   На Марсе физические условия отличаются от земных. Сила тяжести меньше, атмосфера более разряжённая, повышен уровень солнечной радиации. Срок командировки - три года. Никто ещё так долго на Марсе не жил. Кто его знает, что станет с молодым человеком по возвращении на Землю. Вот наскучит ему зажигать, тусоваться, всё такое, ему детей захочется завести, чтоб всё как у людей типа, и не получиться, то есть уроды могут какие-нибудь родиться, кому это надо. А так заделал ребёночка, и спокойно отваливаешь в командировку на Марс, трудишься там, оттягиваешься по возможности, короче, нормально проводишь время, а ребёночек уже есть готовенький, подрастает в специальном интернате на Земле, на всём готовом. Ты возвращаешься с бабой своей, и навещаешь его. Смотришь, там чувства родительские проснулись, ты его забираешь, дальше сам воспитываешь, тем более что ты на Марсе нормально так приподнялся по тоннажу на лавэ. Нет, не проснулись чувства, бывает такое, всё же три года, десятки миллионов километров мирового пространства, космический холод... Короче, чужой он тебе, чисто психологически, чужой оказывается. Можно, конечно, взять курс психотерапии, медикаментозно там возбудиться, чтобы родителем себя осознать, но можно и не напрягаться. Пишешь писюлю, что отказываешься в пользу государства от своего чадушка, мол, стресс приобрёл на социально значимой работе. Ещё бы не так, прилетит на хер комета, хвостом Землю заденет и цивилизации финиш, а так ты марсианских микробов изучал, чтобы вторую Землю подготовить на чёрный день. Короче, ни фига, нет сил на себя ответственность принимать. Ты спокойно сваливаешь, и общественное мнение тебя не порицает, а дитё твоё сдают в кадетский корпус или институт благородных девиц, смотря, кого ты смастерил, и все довольны.
   Ребята зачали ребёнка, эмбрион был пересажен суррогатной матери-усатой цыганке, и убыли на красную планету.
  
  
  
  
   На Марсе, конечно, было не плохо, в смысле бытовых условий: вилла с бассейном, фитнесс, супермаркет, диско, кино, даже кружок кройки и шитья, но всё же чего-то не хватало. Потом Алевтина поняла чего ей не хватало: посёлок биологов, как и все поселения землян на Марсе был под куполами, просто так не выйдешь и не погуляешь, надо заявление писать на скафандр, марсоход с шофёром и охранником, целая волынка. И с шофёром с охранником не пофлиртуешь, они же роботы.
   Аля стала скучать, хотя ей предлагали работу: крыс кормить в лаборатории. Она отказалась и стала скучать и капать на мозги Алёше, чаще всего во время исполнения супружеских обязанностей. Алёша, допустим ей лижет, а она трындит ему, что всё плохо, плохо, и некуда ей надеть пояс с чулками и восемь сильно декольтированных платьев, бал биологов ещё не скоро, а бал геологов давно прошёл. Тогда верный муж решил развлечь свою благоверную и вот, что из этого вышло.
  
  
  
   Обычно уже в четверг у Алевтины портилось настроение от скорых выходных. Ждёшь их, ждёшь, а ничего не происходит. Ну, что может быть? Вечером в пятницу диско, много алкоголя и травы, можно двинуться "белым" или коксом, потом секс. Лёшенька - золотой мальчик, но устиьеце своим жезликом массирует редко, больше лижет. Изменить бы ему, но с кем? Все учёные, такие, блин, моралисты, то есть, конечно, бывают аморальные типы, даже типессы, но, тогда надо идти крыс кормить, как ещё с ними пересечёшься. В диско можно, но там такой долбёж, опять же вещества, что... Да, в сортире кабинка одна, с прозрачными стенками и дверью...Что за хрень!
   В субботу поздний подъём. Поправиться чем Бог послал и аптека. Затем фитнесс, бассейн, затарка в супермаркете, и, блядь, кино, ну кружок кройки и шитья. Что за образины в этом кружке! Что шьют! А сами в чём ходят! Биологини, на... Вот и всё, домой. До дома два шага. До любого места два шага. Как в тюрьме. Как в гробу... Вечером опять секс, но, что это за секс: ты сосёшь, он лижет; ты сосёшь, он лижет. Самотык, что ли выписать с Земли, то-то шуму в колонии будет, всё развлечение, коли разговоры пойдут, так, ведь не пойдут, воспитание...
   Про воскресенье, вообще, говорить не хочется, ёбанный в рот!
  
  
  
   В ту субботу Алексей встал раньше обычного, и куда-то ушёл. Алевтина проснулась одна, с больной головой. Сделала себе дорожку, немного отлегло. Включила телевизор и стала переключать каналы. Остановилась на мультфильмах для взрослых. Сперматозоиды выясняли между собой отношения и пытались найти в молекулярной структуре презервативов ходы, чтобы добраться до яйцеклетки. Сходила на кухню, принесла себе какой-то еды и питья.
   Алевтина сидела неумытая, липкая, в крошках, когда вернулся муж. Он был в скафандре, радостный, будто новый вид марсианской бактерии открыл, под мышкой держал ещё один скафандр, его он кинул Але на постель.
  -- Одевайся!
  -- Чего? - удивилась Аля.
  -- Поедем, кое-что тебе покажу.
  -- За куполами?
  -- Ну да!
  -- Ну, ты даёшь, Лёшенька...
  -- А, что такое?
  -- Неожиданно как-то...
  -- Тебе же скучно. Я решил тебя развеселить.
  -- Обещаешь?
  -- Одевайся. Сейчас всё будет...
  
  
  
   Комов вёл марсоход сам, довольно уверенно, и робота охранника с ними не было, только видеокамера слежения. Они мчались по плоской оранжевой равнине, поднимая тучи пыли.
  -- А где роботы? - поинтересовалась Алевтина у мужа.
  -- Мне доверяют. - Веско ответил Комов.
  -- Только я тебя не ценю.
  -- Я этого не говорил.
  -- Но ты так думаешь?
  -- Я думаю только о тебе, ну ещё иногда о работе.
  -- Обо мне ты думаешь плохо.
  -- С чего ты взяла.
  -- Я чувствую.
  -- Просто ты устала скучать. В голову дурацкие мысли лезут. Но ничего сейчас я тебя развлеку.
  -- Как.
  -- Сюрприз.
   Впереди показался горный массив. Среди рыжих облезлых отрогов с серыми вкраплениями мхов, всё же деньги, которые ООН отпускает на программу терраформирования Марса не все уходят на строительство особняков для космобюрократов в Moon-city, показался чёрный зев большой пещеры.
  -- Нам туда? - спросила Алевтина.
  -- Туда.
  -- Что там?
  -- Пещера.
  -- Я понимаю, что пещера. Что за пещера, что в ней интересного?
  -- Там что-то вроде частного клуба.
  -- Вау! Что же ты мне сразу не сказал! Я бы оделась, как следует...
  -- Пояс, чулочки, туфельки на шпильках?
  -- Хотя бы...
  -- Это частный клуб особого характера.
  -- Да я уже поняла. S&M?
  -- Лучше.
  -- Неужели для свингеров. Ну, Комов, ты растёшь в моих глазах...
  -- Лучше!
  -- Что может быть лучше? Неужели...
   Тут в кабине стало темно. Марсоход въехал в пещеру. Свет фар выхватывал из темноты фрагменты стен: бугристая порода с прожилками какой-то руды. Вдруг...
  -- Что это? - изумилась Аля.
  -- Где? - деланно удивился Комов.
  -- Ой! Опять! Опять! Опять!
  -- Да, что такое, я не пойму?
  -- Лёшенька, Лёшенька, где мы?
  -- А ты догадайся с трёх раз.
  -- Неужели!
  -- Именно, дорогая, именно... - Комов улыбнулся и остановил марсоход у маленькой железной двери в стене пещеры. В свете фар хорошо был виден рисунок, её украшавший: на фоне пирамид наподобие пирамид майя рогатые приматы играли в мяч.
  -- Выйдем. - Предложил Алексей жене.
  -- Лёша, я боюсь.
  -- Тут нечего бояться, здесь очень, уверяю тебя, очень интересно...
  -- Лёшенька, мне страшно.
  -- Фу, глупая... - Рассмеялся Комов и почти насильно вывел Алю из марсохода.
   Он с видимым усилием открыл странную дверь. За нею Аля увидела длинный коридор, освещённый редкими синими лампочками. Стены коридора были украшены геометрическим орнаментом, в колоре, которого преобладали красный и чёрный цвета.
   Комов взял Алю за руку и ввёл в коридор. Неслышно закрылась за ними дверь. Девушка закрыла глаза от ужаса, охватившего её. Захотелось помочиться. Алексей что-то говорил бодрым голосом, но она не понимала его.
   Через несколько шагов силы оставили её и она упала в обморок.
  
  
  
   Алевтина пришла в себя и увидела на смотровом стекле шлема пузырящееся пятно красного цвета. "Кровь?" - подумала девушка, - "Чья?" Она с трудом приподнялась на локтях и села. Поднесла к лицу руку в перчатке и потёрла стекло. Кровь оказалась не её. Стёрлась. Девушке стало лучше видно. Но лучше бы Аля не видела того, что ей пришлось увидеть. В синем свете, на фоне чёрно-красного геометрического орнамента перед ней лежал Комов, вернее то, что от него осталось. Надо заметить, осталось немногое. Скафандр его сморщился как тряпка, смотровое стекло шлема было выбито напрочь, только редкие осколки торчали. Во внутренностях шлема копался странный... Аля сразу подумала, увидев его, - "Как он дышит?"
   Во внутренностях шлема Алексея копался странный господин в пиджачной паре. Он сидел на корточках. "Ах!" - сказала Алевтина, когда он вынул из шлема оторванную голову её мужа, при этом пальцы господина были погружены в его глаза и рот. Господин услышал её "ах" и взглянул на неё. У него была бородка клинышком, за стёклами пенсе подслеповатые глаза.
  -- Что? Что вы делаете? - не нашлась сказать ничего большего Аля.
  -- Кто-с? - господин оглянулся, - Я-с?
  -- Вы-с, вы-с... - девушка стала отползать от него подальше, - "По-русски говорит, подумать только..."
  -- Ничего-с, ничего-с я не делаю... - сказал господин и неожиданно резво вскочил на ноги и убежал куда-то вглубь коридора, при этом он потерял какой-то блестящий предмет.
   Алевтина подползла к месту, куда он упал, и вязла его в руки. Это была... это была галоша! Самая настоящая галоша с вытертыми красными внутренностями. Девушка прижала её к груди и разрыдалась. В мозгу её стучали, всплывшие из невесть каких глубин памяти, слова: "Купила мама Лёше отличные галоши. Галоши настоящие, красивые блестящие..."
   Как её нашли, она не помнила. Алевтину отправили на Землю. Долго лечили электричеством. Потом дали стипендию. Она закончила колледж. Стала специалистом по наращиванию документооборота. Живёт небогато, но платит по счетам, помогает, таким вот, как Игорёк. Короче, изживает постепенно ужасные воспоминания. Земля лечит, Марс отдыхает...
  
  
  

К о н е ц

  
  

Июль-август 2004 г.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   33
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"