Война в Кандагаре была первой войной, где советским вооруженным силам приходилось действовать по принципу американской армии: лучшая система ПВО - это ВВС США. ВВС в частях, обороняющих Кандагар, не было вообще, ЗУ-23-2 которыми пытались поставить хоть какой-то заградогонь и ПЗРК, которые нашлись в укладках нескольких БТР - вот и все, что было в первый день. Сейчас никаких систем ПВО тоже не было - но потерявшие два с лишним машин в стычках с инструкторским составом Мары - пакистанцы стали куда осторожнее.
- Вышка три - Лидеру девять.
- Вышка три, на приеме.
- Лидер девять, двенадцать целей, направление двести десять, на одиннадцати тысячах, дальность - сорок, сокращается. На запросы не отвечают...
- Принято.
Полковник Тихомиров, первый из советских летчиков одержавший победу на новейшем Миг-29 в реальном бою и первый из советских летчиков, одержавший воздушную победу в этой войне был доволен новой машиной. В отличие от перетяжеленного Миг-23 двухдвигательный Миг-29 не взлетал, а буквально выпрыгивал в воздух, тяговооруженность была такой, какой не было ни на одной советской машине. Обзор из кабины был намного лучше и позволял вести бой, отыскивая противника визуально - в отсутствии радиолокационного поля и наведения с земли очень ценное качество. Великолепно проявили себя и новейшие ракеты ближнего боя Р-73 - именно ими вчера полковник одержал свои победы.
Мигов было всего восемь, две четверки, довольно привычная схема для американцев, которые тоже обычно действовали четверками. Первая четверка была уткой, вторая охотником. Самолеты - охотники забрались на предельную для Миг-29 высоту и шли с минимальным интервалом, так что на радаре их и вовсе можно было принять за один летательный аппарат.
Полковник ВВС США Алоиз Гарт вел свой F14 тоже почти на предельной высоте. Американцы шли ромбом - обычное полетное построение, позволяет легко маневрировать и перестраиваться в боевое. Они тоже играли в эту игру - охотник и подсадная утка, только подсадная утка у них была посолиднее - восемь истребителей F4 ВВС Пакистана, которые и сами желали поквитаться за погибших вчера товарищей.
Расчет как раз и был на то, что советские летчики никак не ожидают встретить в афганском небе четыре истребителя ВВС США, даже и каких - F14, машин дальнего рубежа, вооруженных ракетами Феникс, способными бить на сто восемьдесят километров и сбивать даже ракеты. С ними был и самолет РЭБ - радиолокационной борьбы А6 с двумя ПРР - на всякий случай.
Полковник получал информацию с самолета ЕС-2 Хокай, находящегося над аравийским морем, в опасной близости от иранского воздушного пространства. Контакт был неустойчивый, но информация все-таки шла.
- Даллас один три, здесь Папа Чарли, бандиты у тебя на два часа, расстояние шестьдесят, идут двумя группами. Наблюдаю шесть машин, четыре утка и две - охотники на сорока тысячах*
Вот оно как...
Полковник Гарт переключил систему связи на передачу.
- Даллас один-три с Янки-стейшн, вызываю Фишбед-Альфа-Ханой, прием. Даллас один-три с Янки-стейшн, запрашиваю Фишбед-Альфа-Ханой, прием.
И эфир принес ответ.
- Даллас один три, давно тебя не видел, прием. Ханой на связи...
Ханой... Фишбед - альфа, кодовое название базы, где базировались Миг-21, прикрывавшие столицу Северного Вьетнама. Вьетнамцы, летавшие на этих вертких, опасных даже для больших уродов машинах* в бою разговаривали на каком-то странном, похожем на русский, но со множеством непонятных слов языке. И Янки-стейшн, авианосец ВМФ США в Желтом море, на котором базировались лучшие пилоты палубной авиации того времени, ежедневно вылетавшие чистить небо над Ханоем для бомбардировщиков и штурмовиков. Тот, кто прошел через все это и остался жив - мог по праву назвать себя одним из лучших пилотов мира.
- Ханой, это Даллас один-три. Я тоже помню тебя. Сыграем?
- Даллас один-три, я теперь летаю как Красный три-один, это мой позывной. Что ты забыл здесь, прием.
- Он на сто двадцать - доложил штурман-оператор, почему-то шепотом - сорок кликов от нас.
Полковник чуть тронул штурвал, делая вид, что подставляется.
- Три-один и один-три. Забавно. А что ты здесь забыл, это не твоя земля тоже?
- А мы когда-нибудь воевали над своей землей? - отозвался эфир
Полковник снова довернул самолет.
- Нет, не воевали
- Готовность! - доложил оператор
- Так ты не уйдешь с дороги?
На что он надеется? Самолет F14 - это же защитник авианосцев, со сверхдальнобойными ракетами Феникс. У русских нет, и не может быть таких ракет.
Из-под крыла F14 ударило пламя
- Ракета пошла!
- Есть захват, ракета пошла! - подтвердил оператор
- Вторая ракета пошла!
- Есть захват, ракета пошла!
Два AIM-54 Феникс, дальнобойные ракеты, разработанные для обороны авианосных ордеров от стратегических бомбардировщиков - ушли к цели.
На что он надеется? Когда они прикрывали эвакуацию с новыми F14 - ни один вьетнамец не рискнул сунуться. И израильтяне...
- Фишбед-Альфа-Ханой, катапультируйся, пока можешь.
- Даллас, сыграем игру до конца...
- Их четверо! Твою мать, их четверо! - закричал оператор
- Даллас, здесь Папа Чарли, бандитов - восемь, повторяю - бандитов - восемь! - закричал контролер на Хокае
- Да вижу... Всей группе Даллас новый курс двести, готовность к бою.
- Папа Чарли для Далласа, курс перехвата двести двадцать, удаление двадцать, сокращается.
- Даллас, для Папы Чарли, работаю по своему радару.
- Папа Чарли, отслеживай контакт!
Советские самолеты внезапно разошлись в разные стороны, двумя парами, щедро отстреливая горящие шары тепловых ловушек.
- Они расходятся!
- Две секунды до контакта!
В мартовском афганском небе четыре Миг-29 в последний момент внезапно сделали что-то вроде стойки, щедро отбрасывая в стороны горящие шары. Ни одна ракета, находившаяся в тот момент на вооружении ВМФ США - не могла поразить цель, которая может остановиться в воздухе. Ракеты не смогли довернуть на цель, промахнулись и полетели за тепловыми ловушками.
- Нет контакта! - закричал контролер на Хокае - нет контакта! Бандиты в воздухе, все бандиты в воздухе, удаление десять! Девять!
- Отражатели! Противодействие!
- Группе Даллас - курс сто семьдесят! Борьба, борьба, борьба!
- Уходим!
- Вниз, крылья на максимум! Уходим!
- Ракета!
- Она поймала меня! Поймала!
Более верткие Миги, сблизившись со скоростными и неповоротливыми F14, на вооружении которых были только дальнобойные и не лучшим образом себя показавшие Фениксы - дали залп ракетами ближнего боя. На вооружении пакистанских Фантомов ракеты ближнего боя были - но поняв, что сами американцы попали в беду - пакистанцы бросились удирать. В отличие от Сайдвиндеров с их устаревшей системой наведения и тем более от Фениксов, вообще не приспособленных к ближнему бою - советские летчики могли маневрировать как угодно, наводя ракеты на цель по нашлемному индикатору...
- Даллас один-три, атакую!
Полковник рванул рычаг катапульты за секунду до того, как советская ракета попала прямиком в сопло его самолета...
Полковник Гарт пришел в себя уже под куполом парашюта. Вдалеке, у самой земли улепетывали в Пакистан пакистанцы, их догоняли русские на своих Мигах. Полковник на своей шкуре оценил всю прелесть схватки с русскими - и понимал, что на пакистанских Фантомах еще вьетнамских времен с такими Мигами - не совладать. Это будет избиение младенцев. С вьетнамских времен советские летчики не стали хуже - а на таких машинах...
Небо было расцвечено куполами парашютов...
* сорок тысяч футов. Один фут - 30 см.
** BUFF, В-52
Афганистан, окраины Кандагара
Вторая линия обороны
22 марта 1988 года
Горело солнце под горою
А вместе с ним горел закат.
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати солдат...
- Эй, Леха!
Ефрейтор Заточный, девятнадцати лет от роду, дважды контуженный и легко раненый за сегодняшний день - повернулся на окрик.
- Держи!
Рядом с ефрейтором плюхнулся подсумок, набитый автоматными рожками. Четыре рожка, по тридцать остроголовых смертей в каждом. Потом еще один. И еще...
- Ты что, Пес? - он назвал старшего сержанта Марейкина не по званию, а кличкой - ложись, тут же снайперы.
Марейкин, который в бинтах стал похож на пережившего абордажную битву пирата, подмигнул единственным целым глазом.
- Намаз у них щас. Эта душня во время намаза шагу не сделает.
Ефрейтор не был в этом так уверен. Но говорить этого - не стал. Его сейчас интересовало немного другое.
- Гранаты есть?
Марейкин развел руками.
- Ось чого нима, того нима, сынку...
Несмотря на русскую фамилию, Марейкин, как и большая часть сержантского состава Советской армии был украинцем. Правда, восточным, почти русским.
Гранат не было. И жратвы не было. И воды почти не было. И сильно пахло гарью - в сотне метров от их позиции горела пакистанская техника, а за их спинами уже не горел - потушили - советский танк Т-62...
- А Вадька? - спросил Леха с затаенной надеждой.
Сержант развел руками
- Кончился Вадька...
И, пригнувшись, побежал дальше...
Кончился Вадька...
Их пост стоял во второй линии обороны Кандагара, второго по величине города Афганистана и главного по значению на южном направлении. Только поэтому он был до сих пор жив, он, и еще несколько защитников поста, которые остались в живых после второй атаки частей пакистанской армии. Сопротивление, оказанное советскими десантниками, было столь ожесточенным, что пакистанцы отошли, предоставив артиллерии и авиации доделать то, что сделать они не смогли. Артиллерия, поработав по их позициям несколько минут, перенесла огонь дальше, на сам Кандагар - возможно потому что из города хоть и с опозданием - но открыла огонь советская (а может и афганская) артиллерия. Это дало десантникам хотя бы небольшую передышку.
Собственно говоря, ефрейтор знал, что жить ему осталось - в лучшем случае часа два, в худшем - до того, как кончится этот намаз, и душки снова пойдут в атаку. К этому - как не сложно было поверить - он относился совершенно спокойно, хоть ему и было то от роду - девятнадцать лет. Просто так выпало. Он пошел служить, и напали враги. Никто не виноват, кроме разве что этих врагов. Но он - раз уж он служит - выполнит долг до конца.
Ефрейтор еще раз ощупал подсумки - гранаты у него были. Целых три - две РГД и одна мощная оборонительная Ф1, которую он взял на растяжки. Были и патроны - до того, как ему принесли три подсумка, у него оставалось ровно семнадцать патронов. Плюс - как и у многих здесь служивших - еще один, в железной капсуле из-под таблеток валидола.
Ефрейтор тщательно осмотрел магазины, ему не понравились два. В одном из них верхние патроны были грязными, во втором - помяты щечки и это грозило задержкой.
Грязные патроны он вытащил, облизал и снова вставил в магазин. Патронами из поврежденного наполнил пустой.
Взглянул на часы.
Время умирать...
Темнело...
Пакистанские коммандос заходили слева, они пытались взять небольшой холм, подавив находящуюся там огневую точку с трофейным пулеметом ДШК и, оказавшись на холме, прицельным огнем подавить остальные огневые точки, пробив брешь в линии обороны. Почему то на сей раз вперед не пошла военная техника, то ли решили что достаточно, то ли не знали, что противотанковых средств больше нет. Одновременно с коммандос - в лобовую атаку ринулись боевики из приграничных лагерей, перешедшие границу вместе с пакистанской армией.
Ефрейтор, перебежав со своей позиции в показавшийся ему более удобной воронку от снаряда, бил одиночными, пытаясь нащупать боевиков до того, как они подойдут на бросок гранаты. У боевиков были и снайперы - одна сейчас весь снайперский огонь был сосредоточен на холме, пулемет надо было подавить любой ценой.
Хлоп!
Есть!
Угадал - когда после перебежки боец залегает - он всегда откатывается влево или вправо. Пятьдесят на пятьдесят. Ефрейтор помнил, что когда человеку все равно, в какую сторону - обычно выбирают сторону рабочей руки, а у большинства людей она правая. Вот и еще один - поднялся для перебежки - словно споткнулся.
Одиннадцать
Одиннадцать человек за сегодня - более чем достойная плата и за позицию, и за него самого. Одиннадцать - за одного. А может - и больше.
- Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! - понесшие потери боевики и пакистанские солдаты поддерживали свой дух воинственными кличами.
- Шурави, таслим! Галава рэзать!
Щас тебе будет и Акбар и таслим, разом.
Ефрейтор решил сменить позицию - относительное затишье, лучше встретить врага с новой, чем с известной и уже пристрелянной. Голова гудела от разрывов, глаза слезились от порохового дыма - но надо было стоять, потому что за ними... нет, не Москва, не Сталинград. Просто за ними свои. Советские солдаты.
Прикрываясь остатками кустов, которые здесь высаживали на каком-то госхозном поле, ефрейтор пополз назад и вправо, примерно прикинув позицию, которая даст ему хоть небольшое, хоть пару метров - но господство над местностью. Холм - хотя и такой низкий, что его почти и не видно. По пути рука наткнулась на что-то мягкое, он не стал смотреть, что это такое - отдернул руку и пополз дальше. Когда он дополз до позиции - он увидел распростертого на земле человека, попытался повернуть его - и наткнулся на ствол.
- Э, э! Свои.
Это был Варейкис, пулеметчик с другого взвода, вопреки общепринятому мнению о латышах маленький и чернявый. Звали его все Игорем.
- Игореха...
Левая глазница пулеметчика была наскоро замотана какой-то грязной тряпицей вместе с частью головы, отчего он походил на свихнувшегося пирата.
- Ты чего? С глазом...
- Нормально... - пулеметчик скривился - повоюем еще. Какой-то осколок мелкий, б... А ты...
- Пистоль у тебя откуда?
- От капитана. Ему он уже не понадобится.
Игорь помолчал и добавил
- Убили капитана.
- Что...
Игорь внезапно толкнул Заточного в сторону
- Ах ты, б...
Варейкис повалился в сторону, из горла его торчала стрела, короткая и с оперением, несмотря на то что стемнело - каким-то чудом ефрейтор это увидел. Рука Игоря упала - и он каким-то чудом перехватит Стечкин, развернулся - и жахнул прямо в лицо меньше чем с метра поднявшемуся с земли пакистанскому коммандос. Вспышка выстрела высветила раскрашенное черным лицо пакистанца, изумление и испуг на мгновение промелькнувшее в его глазах - а потом он упал и что-то -плюхнулось рядом, увесисто плюхнулось, тяжелое. Ефрейтор каким-то чудом успел откатиться, громыхнуло, что-то стегануло по его руке, по боку - но под руки попался автомат и он вскочил в полный рост. Взлетевшая с позиции ДШК осветительная ракета осветила его сектор - и он увидел ползущих прямо на него людей в черном и с оружием, их было двадцать или даже больше, они ползли по изрытой воронками земле медленно и целеустремленно, стараясь застичь десантников врасплох.
- Вот вам! - длинная автоматная очередь стеганула по распростертым на земле телам, перерезая их одно за другим, вбивая в землю - вот вам таслим! Сейчас тебе будет с..а таслим!
Со стороны пакистанских позиций хлопнул один снайперские выстрел, потом другой, забубнил ДШК, подавляя снайпера, поднимая фонтанами землю - но ефрейтор Алексей Заточный не ложился, он поливал врага огнем, пока в магазине были патроны. И лишь когда он закончились - он постоял еще секунду, а потом, виновато улыбнувшись, опустился на землю, сжимая в мертвеющих руках автомат с магазином, расстрелянным до последнего патрона.
Афганистан, Кандагар
Район Дих Квайя
Ночь на 23 марта 1988 года
Ну давай же... Давай!
Давай... Здесь никого нет. Давай...
Танк, по-видимому, М60, американский, с прожектором над стволом - полоснул лучом по выщербленным пулями стенам, луч скользнул дальше, в дымную темноту улицы. Там догорал кочующий миномет - сто двадцать миллиметров в кузове Зил-130. Миномет этот работал весь день - но все же под вечер попал под случайный гаубичный разрыв.
Танк пополз вперед. Странное шипение мотора и лязг гусениц заглушал команды - танк сопровождала пехота...
Только бы не заметили...
В проломе показалась гусеница танка, надгусеничная полка - и ...
Танк был слишком большим, он совершенно был не похож на советские, афганские и даже американские танки, какими их показывали на занятиях. Он был слишком большим... прямые линии надгусеничной полки, шепчущий двигатель и башня... намного выше, чем обычно...
Луч света мощного, аккумуляторного фонаря высветил провал, снова раздались гортанные, хорошо слышимые слова команд - и прапорщик понял: пора. У него был гранатомет РПГ-29 и единственный кумулятивный заряд к нему. Он занял позицию в расчете на один- единственный выстрел, который должен быть точным и сделанным с минимального расстояния. Выстрел - и все, надо уходить. У них от роты осталось восемь человек, в разгромленном, чужом и насквозь враждебном городе им не удержать позиций.
Когда проем осветило светом фонаря, и кто-то что-то крикнул - прапорщик понял, что ждать больше нельзя ни секунды, прицелился - и нажал на спуск. Гранатомет рявкнул, в ушах привычно поплыло, его окатило горячей волной от сгоревшего гранатометного заряда. За провалом что-то бухнуло - но прапорщик ничего этого уже не слышал. Бросив на позиции ненужный уже гранатомет, он бросился бежать...
Маршрут отхода он знал хорошо, прошел по нему дважды. Прежде чем командовавший пакистанской пехотой офицер успел скомандовать и за дувал полетели гранаты - прапорщик Мельничук нырнул в полуразрушенный, оставленный хозяевами дом, пробежал до пролома в стене, прикрытого циновкой, отбросил ее - и вывалился на соседнюю улочку, как и все в старом Кандагаре кривую и узкую. Поскользнувшись - он все-таки удержался на ногах, бросился прочь, за спиной суматошно трещали выстрелы, потом впереди что-то хлопнуло - и автоматная очередь веером вымела улицу. Спасаясь от пуль, прапорщик упал на землю, перекатился в тень дувала. Потом вскочил - и бросился до одному ему известного пролома в стене.
А вот и он.
- Свои! - гаркнул он, потому что знал, что на пролом нацелен автомат. Он - последний, больше никто не выйдет.
- Да-да-да! - простучала короткая автоматная очередь с крыши, прапорщик сделал несколько неверных шагов и не упал, а буквально рухнул в проем. На руки своих...
Кто-то дал длинную очередь куда-то вверх, по крышам. Кто-то подхватил прапорщика, в которого попали все три пули, и потащил в темноту. Он чувствовал, как его тащат, тяжело сопя и ругаясь - он не хотел, чтобы его тащили. Он хотел, чтобы его положили на землю и дали отдохнуть, ведь он так устал за целый день...
Его вытащили на улицу, положили в УАЗ-таблетку, в которой был фельдшер - и в этот момент прапорщик умер. Все, что он мог сделать на сегодня - он сделал.
Танк, который подбил прапорщик - это был не М60. Это был М1 Абрамс, один из трех, которые поставили американцы в пакистанскую армию и которые пакистанцы решили проверить в боевых условиях, включив в состав авангарда.
Проверили.
Пакистан, дорога Джелалабад - Пешавар
За несколько дней до часа Ч
Есть вещи поважнее мира
Рональд Рейган
Опасайся гнева терпеливого человека...
Эти слова сказал Джон Драйден, английский поэт семнадцатого века - и сейчас кое-кому предстояло убедиться в их справедливости.
Почему-то все считают русский, а потом и советский народ миролюбивым. Да, наверное, в каком то смысле это так - приняв на себя удар первой, а потом и второй мировой войны, спалив в пламени мирового пожара лучший свой генофонд, русский, теперь уже советский народ научился ценить мир, как никто другой. Тем же американцам этого не понять. Сто пятьдесят лет на своем мировом острове без войны - это все-таки много, и поджигая очередную заварушку где-нибудь - американцы тем самым показывают, что не ценят мир. Есть вещи поважнее мира - сказал действующий президент Рональд Рейган, и он действительно так думал. Но он, говоря это, и помыслить не мог о том, к чему может привести разожженная им война. Американские и пакистанские инструкторы подготовили убийц, которые взорвали в Кабуле автобус, чтобы убить русских детей. Пакистан собрал на своей территории зверей со всего Востока для того, чтобы они убивали советских солдат. При этом, убивая, отрезая головы, взрывая и сжигая колонны - никто даже не думал - а что будет, если и Советский союз снимется с тормозов? Что будет, если и СССР шагнет за грань, отринет все нормы и условности цивилизованного государства, как их давно отринули муджахеддины, и начнет отвечать кровью за кровь и смертью за смерть?
Именно это - готовящемуся к вторжению Пакистану и предстояло узнать.
Белый пикап с наклеенными на него логотипами международной гуманитарной миссии "Американский красный крест" остановился рядом с придорожной чайханой в гуще раскрашенных, выглядящих как передвижной храм пакистанских траков. Из него вышел человек, среднего роста, в военной форме без знаков различия, безразлично огляделся по сторонам. На стоянке никого его появление не удивило - американский Красный крест работал в Пакистане очень плотно, распространял литературу, опрашивал беженцев на предмет развединформации, организовывал медицинскую помощь раненым и увечным боевикам и даже помогал простым беженцам, когда на это хватало времени. Интересная, в общем, организация - многие ее считают первой американской спецслужбой, созданной задолго до ЦРУ и ФБР*.
Осмотревшись, поняв, что здесь никому нет дела до него самого, есть дело только до содержимого его бумажника - человек вошел внутрь.
Внутри все было точно так же, как и в любой другой придорожной чайхане - грязный земляной пол, кособокая, собранная вручную мебель, стеганые одеяла на полу - это там, где накрывается настоящий достархан, он накрывается не на столе, а именно на полу, на толстом стеганом одеяле. Вкус жареной баранины, приправ и специй, запах чая, который здесь подают как у кочевников - с растворенным жиром, получается что-то вроде бульона. Диссонансом здесь выглядел самовар - большой, двухведерный, закопченный, питающийся щепками, которые в топку постоянно подкладывал маленький бача. Явно русский - нигде больше таких самоваров не было. Когда то давно, когда не было ни войны, ни Советского союза - Российская Империя активно торговала здесь, и иногда, в вещах кочевников можно найти утюг, а в чайхане - самовар еще с императорским гербом. Но дружба давно кончилась, здесь теперь ничем кроме смерти с русскими не торговали - а самовар остался.
Человек этот прошел к тому месту, какое можно было бы назвать раздачей, если бы не убогость и грязь, заговорил по-английски с важно восседающим там хозяином. Хозяин покачал головой, показывая, что не понимает - но как только человек достал десятидолларовую купюру - выражение лица хозяина изменилось. Он что-то повелительно крикнул - и подскочивший бача повел человека за руку туда, где было что-то похожее на стол со стульями. Десять долларов - большие деньги в этих местах, а что еще нужно иностранцу в чайхане, как не покушать? В конце концов, любому человеку нужно есть, и ради этого он и приходит в чайхану, язык для этого знать не обязательно.
Человеку этому подали суп в глиняной пиале, густой и очень острый, но без мяса, потом и мясное блюдо - баранину со специями. Налили чаю и принесли местных пресных лепешек, которые делались из гуманитарной муки. Чай налили не как положено, в пиалу - а в неизвестно откуда взявшуюся кружку, вполне цивилизованного вида и с ручкой. Горячий чай - спасение здесь, потому что здесь не привыкли к холодам, а сейчас из-за ветра было очень холодно. Человек к десятке баксов добавил еще немного местных рупий - бакшиш.
Подполковник сидел. Ел. Смотрел по сторонам. И не понимал.
Он не понимал - что хотят эти люди. Вот эти самые люди, которые сидят и едят в чайхане - чего они хотят? За что они сражаются? Они живут в хижинах с земляным полом, и хорошо еще несли так, он видел лагерь беженцев, где жили в палатках, по-видимому, уже несколько лет, разве что камней подвалили по бокам. Нищие, грязные, завшивленные, больные - чего они хотят? Он уже видел попрошаек на улицах Пешавара, понял по разговору, что это - пуштунские бачата, которых послали на улицу, чтобы хоть что-то заработать. Неужели в Афганистане хуже? Неужели все что строится - для них строится! - им не нужно? Неужели они так ненавидят нас за то, что мы пытаемся помочь им, помочь жить лучше, в нормальном доме и работать на нормальной работе?
Подполковник не понимал. Но не переставал ненавидеть. То, что они сделали - не прощается.
Подняв руку, он жестами попросил подскочившего бачонка еще чая, кинул несколько мелких монет, рассудив, что этого хватит. Он не знал, с кем должен был встретиться - но знал, сколько он должен здесь просидеть и что делать потом.
Время еще было. Принесли чай.
Старики, неизвестно откуда взявшиеся здесь на дороге, водители - молодые, коренастые, кривоногие. Неспешный разговор под наргиле, рис, который берут рукам. Утробный рев моторов за окном - здесь очень мало нормальных машин, самые распространенные - шестидесятых годов, списанные и проданные сюда, изношенные до предела.
За окном темнело.
Посмотрев на часы - пора - подполковник резко поднялся и вышел из чайханы на воздух. Его машина стояла на месте, рядом с ней никого не было.
Провал? Может быть, ему предписано появляться здесь в строго определенный день недели и в строго определенное время. Значит - время еще не пришло.
Когда он уже сел в свою машину, завел мотор - в дверцу со стороны пассажира постучали.
- Масауль-хэйр, эфенди**...
Сказано было на арабском. Судя по голосу - человек был пожилой
- Салам - ответил подполковник - исмак э?***
- Ана Махмуд. Мумкен ат-тахузни ат-тарук илля Пешавар, эфенди? Била фулюс?****
Подполковник хмыкнул. На этой дороге никого не подвозили бесплатно.
Джазакумуллах хайран... Да воздаст вам Аллах добром...
- Аллаху Акбар! - подполковник протянул руку, открыл пассажирскую дверь изнутри - здесь везде делали в машинах так, чтобы двери кроме водительской, можно было открыть только изнутри.
- Шукран, эфенди... - сказал старик, садясь на пассажирское сидение - йерхамук Аллах. Иа кабули, радиаллаху анх*****.
- АльхамдулиЛляху******* - ответил старик по-арабски, и добавил на русском - езжай к Пешавару, где свернуть покажу.
Подполковник Басецкий не поверил старику. Его предупреждали - когда будешь на холоде - не верь никому. И он - не верил. Слишком велики были ставки в игре.
- Мааза культ? Ля афхамукум*********.
- Ва лакум фи аль-осаси хайятун я ули аль альбаби ла Аллахум таттакун - зловеще сказал старик, и тут же перевел - для вас в возмездии - основы жизни, о обладатели разума! Быть может, вы станете богобоязненными**********.
Подполковник все понял - старик знал, что сказать. Снова прихватило сердце, как тогда в госпитале.
- Что сказал человек из Кабула? - спросил подполковник тоже по-русски.
- Ничего. Человек из Кабула не любит слов. Но он прислал кое-что для тебя. Следи за дорогой, мы едва не слетели...
- Погаси фары - приказал старик
Подполковник подчинился. Они свернули с дороги и уже с полчаса ехали по какому-то нагорью, продуваемому ледяным ветром. Он не знал, куда они едут.
- Можем свалиться куда-нибудь - проговорил он, инстинктивно сбавляя скорость
- Здесь не свалимся. Езжай прямо, я вижу, куда мы едем.
Еще десять минут движения - теперь уже без фар, наощупь. Кабину выстудило ледяным ветром нагорья, и кожа лица уже онемела. Старик был одет куда легче его, в простую пуштунскую одежду с накинутым поверх шерстяным одеялом - но холода, казалось, не чувствовал.
- Долго еще ехать?
- Нет. Приехали. Стой. И не выходи из машины.
Сейчас из темноты выстрелят - и поминай, как звали. К весне найдут.
Старик вышел на пронизывающий ветер, оглядывался какое-то время, потом махнул рукой. Можно выходить...
Это было нагорье, почти безлюдное, караванные тропы проходили южнее, тут если кто и мог бродить - так это душманы, и точно - не сейчас, когда почти зима. Зимой здесь не было жизни, и пейзаж - если бы сейчас светила луна - показался бы лунным. Но луны не было.
Когда глаза Басецкого привыкли к темноте, он увидел машину, стоящую метрах в пяти от пикапа, как она тут оказалась - непонятно, тем более что это был Мерседес-Бенц, а не полноприводная машина. Разглядел он и человека - тот сам шагнул к ним из темноты. Коренастый, почти квадратный, роста среднего, одет как местные. Черная чалма на голове.
- Ас саламу алейкум! - сказал этот человек, акцент у него хоть небольшой, но присутствовал. Подполковник не был лингвистом - но подобный он слышал в северных провинциях. Узбек?
- Хватит - раздраженно сказал старик по-русски - давайте перегружать. Здесь нельзя долго находиться. Иди тоже... помоги перетащить.
Коренастый открыл багажник Мерседеса, достал оттуда что-то, напоминающее уложенный парашют. Какой-то мешок из грубой брезентовой ткани, две широкие и прочные лямки, чтобы носить его - или как сумку, или как рюкзак. Не воспользовавшись помощью Басецкого, он перенес сумку из багажника Мерседеса в кузов пикапа.
- Распишитесь в получении - сказал коренастый тоже по-русски
Подполковник достал из кабины небольшой фонарик, посветил в кузов. Страшная догадка пришла в голову
- Что это?
- Устройство - коротко ответил старик
- Оно?
- Оно самое. Семь десятых килотонны.
Саперная ранцевая ядерная мина, модель РА-60, масса шестьдесят килограммов, имплозивного типа, мощность взрыва - примерно семьсот тонн в тротиловом эквиваленте. Предназначена для создания зон разрушений, завалов, пожаров, затопления и радиоактивного заражения местности, нанесения ударов по живой силе и технике противника. Может устанавливаться заранее или непосредственно во время боевых действий. Подрыв ядерной мины производится при помощи стандартной саперной машинки по проводам, по радиоканалу или автоматически...
- Ва лакум фи аль-осаси хайятун я ули аль альбаби ла Аллахум таттакун... Разве ты с этим не согласен?
Подполковник откашлялся. От холода его начало знобить.
- Когда?
- Скоро. Местные собираются напасть на Афганистан. По нашим данным - штаб будет на аэродроме в Пешаваре. Там и сделаешь.
- А Уль-Хак?
- Там будет и уль-Хак. Он обязательно приедет, он воин и глава армии. Разберешься со всеми разом.
Когда пикап, с трудом развернувшись, скрылся в ночной пурге - к двоим, провожающим его взглядом, коренастому и старику подошел третий. Выше коренастого, тоже одетый как местный и со снайперской винтовкой Драгунова в руках.
- Ну? - спросил старик
- Он не нажмет - ответил коренастый
Старик усмехнулся
- Нажмет. Еще как нажмет. Он сейчас думает, что не нажмет - а потом вспомнит дочь и нажмет. А ты что думаешь? - обратился он к снайперу
- Я думаю, что замерз как суслик
- Да, холодно. Поехали отсюда, надо успеть спрятать вторую.
- Я хоть папой то потом буду? - усмехнулся коренастый - жинка с хаты сгонит, если что.
- Жинки-то нету у тебя.
- Так будет.
- Вот будет - тогда и будешь думать. Поехали.
Советская разведка играла игру, которая была беспроигрышной. Тут даже не имело значение - попадется Басецкий или нет. Живым - вряд ли, а вот бомба может оказаться в руках пакистанцев. Но тут возникает три "но". Первое - американцы попытаются ее забрать, пакистанцам выгодно будет оставить ее у себя. Будет конфликт. Второе - сам по себе факт появления советской бомбы в Пешаваре послужит пакистанским элитам последним предупреждением - вполне возможно, что они сочтут за лучшее прекратить поддерживать моджахедов, пока такая бомба не взорвалась в Равалпинди или Исламабаде. Никто не хочет умирать за чужие интересы, какой бы выгодой это не пахло. Наконец третье - на бомбе постоянно находился своего рода маячок - но не радио, а дающий сигнал только при поступлении запроса из космоса, если не знать об этом - то маячок можно обнаружить, только разобрав устройство. А пакистанцы, если они решат оставить устройство у себя - явно отправят его в подземный ядерный центр. И тогда - будут точно известны его координаты, сейчас известные лишь приблизительно.
Но все же - было бы лучше, если бы это устройство сработало как надо...
* Американский красный крест плотно работал в Российской империи до революции, потом - контактировал с Лениным и Троцким. Вероятно, это все же законспирированная спецслужба
** добрый вечер, господин (арабск)
*** Привет. Как тебя зовут? (арабск)
**** Меня зовут Махмуд. Можете подвезти меня до Пешавара, эфенди? Бесплатно (арабск)
***** Спасибо, господин. Да смилостивится над тобой Аллах. И человек из Кабула, да будет доволен им Аллах (арабск)
****** Человек из Кабула. Как он поживает? (арабск)
******** Слава Аллаху (в смысле, хорошо)
********* Что вы сказали? Я вас не понимаю (арабск)
********** Корова:179
Зона племен
За несколько часов до часа Ч
Зардад, молодой воин из людей Африди долго казнил себя за то, что послушал неизвестного. Связанный клятвой над огнем очага и хлебом, который питает людей, он не мог никому рассказать о том, что произошло в горах - но время шло, диктатор и тиран оставался в живых и творил новые злодеяния. Зардал с ненавистью посматривал на бережно хранимую им снайперскую винтовку, и чувствовал - что он бинанга. Человек без чести.
Но время шло, время, наполненное суетными делами дней - и как-то раз Зардад пошел на охоту. Он купил винтовку и в племени знали об этом - поэтому Зардад был теперь охотником, он приносил мясо в племя, и был уважаемым человеком. Охота помогала ему стать искусным следопытом и снайпером, чтобы выследить горного козла или другую, водящуюся в этих местах дичь, приходилось делать большие переходы, по несколько километров по горным кручам и опасным, ненадежным склонам. Почему-то в этих местах разом исчезло большинство зверья и теперь за ним приходилось идти несколько дней. Чаще всего у охотника был только один выстрел, промахнешься - и распугаешь зверя, придется тропить нового еще два - три дня. Так, Зардад становился снайпером и достойным сыном своего народа - и гордая Лейла из рода шейхов, которая жила в городе и отказывалась носить паранджу - смотрела на него уже с интересом...
За зверем он вышел ночью, когда Аллах еще не послал им новый день, не погасил звезды на небе и не даровал людям рассвет нового дня. Собрался - две обоймы для винтовки, большое шерстяное одеяло, на котором можно спать и которым можно укрыться на горном склоне от глаз врага, немного сушеного мяса, которого у охотника Зардада было в достатке, кислое молоко, которым пуштуны лечили желудочные болезни. Немного трав, которые знал один человек в поселке, знахарь и мудрец, и которые он выменял на соленое мясо. Мясо, кстати, было приготовлено чисто пуштунским способом: застрелив зверя, пуштуны нарезают мясо тонкими ломтями и выкладывают на камни сушиться или подвешивают на поясе на специальные крючки. И, конечно же, солят. Выветренное таким образом мясо намного полезнее, чем вареное, в нем сохраняется вся его ценность, на паре таких вот полосок мяса, жестких как сапожная подошва пуштун может идти по горам целый день. Конечно, Зардал взял с собой и соли - соль у пуштунов ценилась, она была дорогой, потому что государство обкладывало соль налогом - но у Зардада соль была.
Перед выходом из своего холостяцкого жилища, он взглянул на запад, в сторону Мекки и сотворил положенное при таких обстоятельствах ду'а.
Аллахумма, инна нас'алю-кя фи са-фари-на хаза-ль-бирра ва-т-таква, ва мин аль-'амали ма тарда! Аллахумма, хаввин 'аляй-на сафара-на хаза, ва-тви 'анна бу'да-ху! Аллахумма, Анта-с-сахибу фи-с-сафари ва-ль-халифату фи-ль-ахли, Аллахумма, игжи а'узу би-кя мин ва'саи-с-сафари, ва кяабати-ль-манзари ва су'и-ль-мункаляби фи-ль-мали ва-ль-ахли
Затем он затворил дверь и тронулся в путь.
Рассвет застал его на горном склоне, он обернулся лицом к восходящему солнцу и возблагодарил Аллаха за то, что даровал людям новый день. Горы из черных становились серыми, из серых - где желтыми, где оранжевыми, жизнь возвращалась на землю вместе с лучами солнца и это было хорошо...
Он прошел еще несколько километров - и вдруг понял, что впереди кто-то есть.
Он не увидел, он просто это понял. У человека, который много времени проводит в горах, вырабатывается особое чутье, в горах редко встретишь другого человека - поэтому присутствие человека, такого же, как ты, начинается ощущаться еще до того, как его увидят твои глаза. Нужно только слушать самого себя, свою душу, и возносить хвалу Аллаха в положенных случаях. И Всевышний не оставит тебя в опасности...
Пройдя еще несколько десятков метров - Зардад прыгнул за валун, выставил ствол американской снайперской винтовки, готовый стрелять.
Но стрелять было не в кого.
Он лежал час, а потом - еще один час и еще. Солнце карабкалось все выше по лазурно-синему небосводу, однажды к его укрытию близко подползла змея, видимо, решившая погреться на камне - но вовремя почувствовала человека и скрылась. Впереди - никого не было.
- А'узу би-Лляхи мин аш-шайтани: мин нафхи-хи, ва нафси-хи ва хамзи-хи.** - сказал Зардад, полагая, что стал жертвой козней шайтана, который сейчас довольно ухмыляется, гордый тем, что внушил страх вооруженному мужчине и воину, вынужденному пролежать три часа на горном склоне вместо того, чтобы идти за добычей.
Зардад встал и пошел дальше - но не успел пройти и ста шагов, как из-за спины его окликнули
- Да спасет тебя Аллах в Судный день, Зардад!
Зардад резко повернулся, вскидывая винтовку. На камне, том самом, за которым он лежал, сидел моджахед, держащий в руках русскую снайперскую винтовку.
- Кто ты? - спросил Зардад - ты назвал мое имя! Откуда знаешь мое имя?
- Твое имя Зардад и ты воин людей Африди. Я знаю тебя - ответил моджахед
- Откуда ты меня знаешь?
- Я знаю тебя и твою клятву потому, что я Змарай, пуштун и воин людей Шинвари. А ты еще не забыл, чем ты клялся?
Зардад по-прежнему держал неизвестного на прицеле
- Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
- Лишь Аллах может читать в сердцах, но я скажу тебе. Я, Змарай, пуштун и воин людей Шинвари приговорил подлую собаку Уль-Хака к смерти, да будет Всевидящий верным свидетелем моим словам. Не позднее чем через год подлый каратель пуштунского народа умрет, и смерть его будет страшна. Год еще не прошел, и я жажду мести.
Зардад опустил винтовку
- Почему тебя не было так долго?
- Пуштун свершил свою месть через сто лет и сказал: я поспешил. Месть сладка, мой друг, и это блюдо лучше всего есть холодным. Я - готов пойти по пути мести, и что будет в конце - ведомо одному лишь Аллаху. А ты, брат - готов?
Зардад заметил, что пуштун говорит хоть и по пуштунски - но некоторые слова произносит примерно так, как это делается на языке дари, государственном языке Афганистана, который имеет хождение на севере и в центре страны, в том числе в Кабуле. Значит, этот человек родом не из этих мест. Это могло быть правдой - потому что война перемешала людей, согнала с места целые племена и пуштун шинвари вполне мог жить в Кабуле, там, где говорят на дари и научиться там этому языку. Но могло быть и по-другому.
И все-таки выглядел этот человек как пуштун и моджахед. И говорил - как пуштун и моджахед, не было никакой разницы.
- Я готов, но как мы убьем тирана?
- Немного терпения, брат. Немного терпения, ибо терпение - несомненное достоинство мужчины. Ты помнишь, где мы встретились в первый раз?
- Да.
- Тиран будет там снова. На этот раз я хочу взорвать его.
- Взорвать? Но как ты его взорвешь?
- У меня есть бомба. Хорошая бомба, ее дали мне американцы, чтобы я взорвал ее у шурави - но я решил, что нет ничего важнее, чем убить тирана и освободить пуштунский народ от гнетущих его оков. Эту бомбу надо донести до места и установить. Мне нужен проводник. Ты знаешь те места?
Зардад те места знал.
- Нет таких мест в горах, которых бы я не исходил в поисках добычи на много дней вокруг. Но там очень опасно.
- Именно поэтому, мне нужен проводник. Я и еще один человек - мы понесем бомбу.
- Еще один человек? Эта бомба так велика?
- Эта бомба столь велика, что от ее взрыва содрогнутся в ужасе сердца даже самых стойких. И пуштунский народ навсегда оставят в покое враги, кем бы они ни были.
Зардад задумался
- Ты хорошо говоришь, брат...
- Клянусь огнем очага и хлебом, который питает нас, что тиран умрет, и умрет он от рук мстителей - пуштунов - повторил клятву человек по имени Змарай
Делать было нечего. Надо было выбирать.
- Клянусь огнем очага и хлебом, который питает нас, что оставлю все происходящее в тайне и сделаю все, чтобы убить тирана - подтвердил свою клятву и Зардад.
- Я рад, что встретил на своем пути брата, а не подлого бинамуса - пуштун по имени Змарай поднялся с нагретого солнцем камня - пойдем, я застрелил горного козла в двух переходах отсюда. Возьмешь мясо.
- Я не могу взять мясо животного, которого не убил своей рукой.
- Клянусь Аллахом, ты неисправим. Я помогу тебе и поделюсь с тобой мясом как брат. Разве брат не может поделиться пищей со своим братом? Пошли.
Через два дня, как и было условлено, поздно вечером Зардад взял свою винтовку и пошел на юг, хорошо ему знакомой тропой. Он шел широко и размашисто, как солдат, он знал эту тропу так, что ночью мог идти по ней как днем. Примерно через полтора часа, он вышел к нужному ему камню - но там никого не было.
Он сел на камень, и принялся ждать. День окончательно сменился ночью, яркие точки звезд рассыпались по бархатисто-черному небосводу велением Аллаха и джины, шайтаны, и прочая нечисть вышла на охоту за телами и душами людей. Зардад родился в бедной семье, жившей в горах, он с детства слышал про шайтанов и джиннов, которые воруют по ночам людские души - а один раз видел растерзанного человека, который ночью зачем-то вышел к роднику за водой - такое с ним могли сделать только джинны. Поэтому Зардад - боялся и постоянно поминал Аллаха.
Примерно через полчаса он услышал, как осыпались камни на каменной осыпи, и настороженно встал.
- Змарай! Где ты, брат?
- У тебя за спиной.
Зардад чуть не упал, когда поворачивался.
- О, Аллах!
- Саламуна, бро
- Салам. Ты ходишь как джинн, брат. Твои шаги неслышны.
- Воин так и должен ходить. Если хочет остаться в живых.
- А кто тогда там - потревожил камни?
- Аллах знает...
За Змараем, у него за спиной - стоял еще один человек. Ниже Змарая, коренастый, почти квадрантный - Зардад никогда не видел таких людей. У него за спиной было что-то вроде горба, Зардад не видел, что именно находилось там из-за темноты.
- Саламуна - Зардад решил поприветствовать и второго человека
Человек не ответил, он стоял как истукан, как человек, у которого джинны украли душу, оставив лишь тело.
- Что с ним, брат, почему он не отвечает?
- Он не знает нашего языка - сказал Змарай - это человек приехал издалека, чтобы делать джихад и стать шахидом на пути Аллаха. Он не говорит пушту.
- Почему же тогда он идет с нами, брат?
- Потому что покарать тирана - есть джихад. Тиран только притворяется благочестивым, на деле же он муртад и мунафик. Он идет в мечеть, чтобы воздать должное Всевышнему - а выходя из нее отдает приказы убивать правоверных. Он говорит о вере - но принимает подачки от неверных за то, чтобы издеваться над уверовавшими. Этот человек - его зовут Али - он тоже имеет счеты к Тирану***. Али из той страны, где Тиран когда-то служил в армии неверных. Он отдал приказ убивать - и десять тысяч человек убили в один день как скотов. Али был тогда ребенком - и он единственный спасся от карателей Тирана. Волей Аллаха - Аллах не принял его на небесах, чтобы было кому отомстить за пролитую кровь...
- Я не знал, что Тиран проливал кровь и в других странах - сказал Зардад
- Он проливал кровь правоверных во многих местах, и кровь эта вопиет о возмездии. Волей Аллаха мы его свершим. Веди, брат.
Зардад молча пошел в темноту одному ему известным путем.
Сегодня в секретном атомном центре в горах не было испытаний - и поэтому над горами не летали вертолеты. Меры безопасности были предприняты - но не слишком серьезные. Все склоны засыпали "бабочками" - минами с автоматических систем минирования, установленных на вертолетах. Патрули были дальше, у самого входа в подземный центр.
Они забились в промоину, возможно даже ту самую, в которой были тогда - и третий, Али - спихнул с плеч тяжеленный груз. Он шел, как и все, с неподъемным рюкзаком за плечами, не ныл, не жаловался и вообще за все время пути не произнес ни слова. Они шли всю ночь, а днем - прятались, а потом опять шли. И наконец-то - пришли.
- Дожидайся нас здесь, брат - Змарай перекинул винтовку за спину и достал какое-то странное оружие, что-то вроде автомата, но маленького, с толстым цилиндром на конце ствола. Мы вернемся до рассвета. Если же не вернемся - то пусть Аллах подскажет тебе, что делать дальше.
- Я пойду с вами и лично убью Тирана!
- Смири коня гнева своего уздечкой благоразумия, брат. Ты клялся пламенем очага и хлебом, который питает нас, что не сделаешь ничего, кроме того, о чем тебя попросят. Тиран умрет и будет это совсем скоро - но так, ты только убьешь нас всех. Позволь нам сделать свое дело.
- Аллах с вами... - смирился Змарай
- Да, Аллах с нами...
Двое моджахедов со странным рюкзаком - поползли в темноту...
Они вернулись через два часа, уже без рюкзака - и все втроем они ползли назад. Потом, когда кончилась охраняемая, прикрытая минным полем зона - они встали и пошли намного быстрее.
Близился рассвет.
- А почему не взрывается?
- Терпение, там нет Тирана.
Страшное подозрение вползало в душу Зардада подобно змее
- Ты меня обманул!
Сильный удар выбил из его рук винтовку...
Змарай очнулся, когда уже окончательно рассвело. Болела голова. Винтовка лежала рядом, он схватил ее - но стрелять было не в кого.
- Хотя патроны были...
- О, Аллах, за что ты караешь меня... - прошептал Змарай
Его обманули. Это были не мстители - моджахеды, это были шайтаны в человеческом обличье. Они ушли - а Тиран будет жить...
Нет, не будет!
У него, Зардада, снайпера, охотника и воина людей Африди есть винтовка, из которой он попадает в горного козла с нескольких сотен метров. Если шайтаны обманули его - то он сам решит судьбу Тирана. Сам, своей рукой и своей винтовкой.
Да, так и будет. Аллаху Акбар.
Зардад подобрал винтовку и пошел назад, возвращаясь по своим следам. Он видел небо, расчерченное белыми пушистыми следами инверсионных трасс, он не знал, что в этот день началась война - потому что ему было не до этого. Солнце смотрело на него с небес, и Аллах смотрел на него с небес, на него, воина и мстителя, идущего, чтобы свершить свою месть. И если Аллах решил, что Тиран зажился на этой земле, если переполнилась чаша его злодеяний - то он дойдет, дойдет и свершит месть. Ведь если Аллах решит какое-то дело, то он только говорит ему "Будь!"
И оно бывает...
Он поднялся на горный перевал и посмотрел на солнце. Солнце его не ослепляло, сегодня оно было каким-то холодным и неживым...
- Аллахумма, инни астахиру-кя би-'ильми-кя ва астакдирукя би-кудрати-кя ва ас'алю-кя мин фадли-кя-ль-'азыми фа-инна-кя такдиру ва ля акдиру, ва та'ляму ва ля а'ляму, ва Анта 'алляму-ль-гуюби! Аллахумма, ин кунта та'ляму анна хаза-ль-амра хайрун ли фи дини, ва ма'аши ва 'акибати амри, фа-кдур-ху ли ва йассир-ху ли, сумма барик ли фи-хи; ва ин кунта та'ляму анна хаза-ль-амра шаррун ли фи дини, ва ма'аши ва 'акибати амри, фа-сриф-ху 'ан-ни ва-сриф-ни 'ан-ху ва-кдур лия-ль-хайра хайсу кяна, сумма арди-ни би-хи**** - произнес Зардад положенное при этом случае ду'а.
И вдруг впереди что-то вспыхнуло, горы высветило нереально ярким, пронизывающим, режущим светом. Ошеломленный Зардад увидел, как над горами восходит еще одно, второе солнце, которое было еще ярче первого. Аллах услышал его мольбы и покарал тирана
* О Аллах, поистине, мы просим Тебя о благочестии и богобоязненности в этом нашем путешествии, а также о совершении тех дел, которыми Ты останешься доволен! О Аллах, облегчи нам это наше путешествие и сократи для нас его дальность! О Аллах, Ты будешь спутником в этом путешествии и Ты останешься с семьей, о Аллах, поистине, я прибегаю к Тебе от трудностей пути, от уныния, в которое я могу впасть от того, что увижу, и от неприятностей, касающихся имущества и семьи. Ду'а, которое произносится перед отправлением в путь.
** Прибегаю к Аллаху от шайтана: от высокомерия, которое он внушает, от его зловонного дыхания и слюны и от его наущений, приводящих к безумию.
*** Вероятно, Змарай намекает на Иорданию. Мухаммед Зия уль-Хак служил там командиром элитной дивизии, он служил не советником - а именно командиром после того, как окончил в США академию в Вест-Пойнте. Именно уль-Хак несет основную ответственность за геноцид палестинцев в Иордании - события, которые стали известными под названием "Черный сентябрь"
**** О Аллах, я прошу Тебя помочь мне Твоим знанием и Твоим могуществом и я прошу Тебя оказать мне великую милость, ибо Ты можешь, а я не могу, Ты знаешь, а я не знаю, и Ты знаешь все о сокрытом! О Аллах, если знаешь Ты, что это дело (и человеку следует сказать, что он намерен сделать,) станет благом для моей религии, для моей жизни и для исхода моих дел (или:...рано или поздно), то предопредели его мне, облегчи его для меня, а потом дай мне Своё благословение на это; если же Ты знаешь, что это дело окажется вредным для моей религии, для моей жизни и для исхода моих дел, то уведи его от меня, и уведи меня от него и суди мне благо, где бы оно ни было, а потом приведи меня к удовлетворённости им. Это произносится при испрашивании помощи
Афганистан, над Кандагаром
Утро 23 марта 1988 года
Советские воздушно-десантные войска 106 ВДД
Сегодня их везли Антеи. Антонов - двадцать два, неторопливый воздушный гигант. Всего пятьсот восемьдесят крейсерская - но почему-то десантники предпочитали прыгать именно с него, а не с более современного и скоростного Ил-76. Тридцать тонн груза - десантники и сбрасываемые контейнеры с тяжелым вооружением. Несколько минут - и небо в куполах.
Командир пока, подполковник Хацкевич, еще в Баграме получив напутствие от своего комдива, генерала Лебедя - бумага просто не выдержит, если попытаться это описать - протиснулся в кабину пилотов, уже с парашютной системой за спиной. Как и подобает командиру, он собирался прыгать вместе со своими подчиненными.
- Что с зоной высадки? - задал он вопрос, перекрикивая натужно ревущие двигатели Антея.
- По докладам Грачи прошли, товарищ подполковник, поклевали этих гавриков - ответил радист - а так не докладывали...
- Не докладывали... А дай сюда.
Подполковник настроил рацию на нужную волну, волну и все необходимые позывные он перед операцией учил наизусть сам и заставлял делать это всех командиров до взводного звена. Если частоты и позывные знает только радист - это верный путь к беде, без связи пропадешь. И черт с ними, с инструкциями.
- Гранит, я Калибр десять, гранит, я Калибр - десять, выйдите на связь!
В эфире творилась сущая какофония, какая всегда бывает при крупной операции - но подполковник упорно долбился со своим вызовом к Граниту, оперативному штабу в Баграме - и добился своего.
- Калибр десять, я Гранит, слушаю тебя, прием.
- Гранит, я Калибр десять, Калибр десять, прошу обстановку на точке выброски, прием.
- Калибр десять, обстановка сложная, ПВО подавлено, но в район остаются остаточные группы противника, некоторые с бронетехникой. Пробиваются на восток, как понял, прием.
Подполковник чуть не выронил гарнитуру - ничего себе остаточные группы - с бронетехникой.
- Гранит, я Калибр - десять, прошу поддержки с воздуха, крокодилами или грачами, прием.
- Калибр десять, ты сначала десантируйся, потом будешь поддержку запрашивать, прием!
- Гранит, когда десантируюсь поздно будет, прием!
- Калибр десять, тебя понял, поддержку окажем по возможности, прием.
- Гранит, тебя понял. Конец связи!
Сунув гарнитуру обратно радисту, подполковник спустился обратно в десантный отсек. Там - тускло горело освещение, по бортам сидели полностью экипированные десантники, по центру просторной грузовой кабины - стояли грузовые платформы.
Вот так вот... А вот положа руку на сердце - кто-то думал, что все это всерьез будет. Десантирование под огнем противника. Хоть и готовились воевать с НАТО, хоть и нацеливали их на Германию - а все же понимали, что с той стороны, что с другой - дураков нет воевать.
А тут - вот оно как. С юга пришли...
Подполковник встретился взглядом с майором Кебавой, одним из самых опытных офицеров дивизии, уже отслужившем в Афганистане два года, кивнул ему головой.
- Зона высадки не зачищена ни хрена! - проорал Кебаве в ухо подполковник - на земле до хрена духов! С броней!
- Что делаем?! - проорал ему в ответ Кебава на ухо
- Можно этих б... на восток пропустить! - в ответ проорал подполковник - но хрен им! Я этих б... наизнанку выверну, хоть и сам сдохну! Лучше сейчас, чем потом по одному вылавливать!
Старший сержант Федоров, родом из Владимирской области, почти двухметровый богатырь, до армии успевший поработать трактористом в колхозе - встал вместе со всеми, повинуясь жестам выпускающего и светофору, сменившему цвет с красного (отставить) на желтый (приготовится).
Аварийное покидание самолета! Четыре потока, у кого-то был один такой прыжок, у многих - ни одного. Понятно, почему так, едва ли не первое в мире массовое десантирование в боевых условиях, если не считать операций Великой Отечественной. Но тогда - не было и десятой части средств противодействия, какие есть сейчас.
Увидел, машущего рукой комроты, подошел. Получил инструктаж, из которого намертво запомнил только "е...ь конкретно все что шевелится, пленных не брать". Какие тут пленные, самим бы уцелеть.
В последний раз прошлись по подчиненным, глянули на парашюты. Потом - проверили друг друга...
Старший сержант даже не помнил, как он выпрыгнул - десантировался через боковую дверь, адреналина в крови - ведро. Привычно толкнулся, рывок, его закувыркало в воздушных струях. Пятьсот один - пятьсот два - пятьсот три - вырвал стабилку. Рванул сверху парашют - и он повис в воздухе. Немного придя в себя, глянул в низ - и натуральным образом обалдел.
Их выбросили на сам Кандагар. На город! Летуны промахнулись мимо площадки, которая была специально подобрана - нормальных площадок для десантирования. А может - просто вышли вслепую на город, решили выбросить десант здесь - ранее утро, зачем ориентиры искать. Как бы то ни было - он приземлялся на город, причем с низкой высоты. И остальные десантники - тоже.
Небо в белых куполах, инверсионные следы самолетов, столбы черного дыма, подпирающие небо. Еще один день войны между Пакистаном и Афганистаном, между Советским Союзом и Соединенными штатами Америки.
Что-то пролетело мимо - и он понял, что по ним ведут огонь. С земли.
В отличие от американских, советских десантников учат вести огонь в воздухе, для этого есть даже специальный тренажер - летишь, за шкирку подвешенный по наклонному тросу и стреляешь. Сейчас было немного сложнее, тем более что тут недолго и автомат выронить - но старшего сержанта не устраивало болтаться под куполом в качестве воздушной цели для душманов. Когда до земли было Метров двести - он привел в боевое положение свой АКС-74, откинул приклад и достал патрон в патронник - но стрелять было не в кого. На земле постреливали, он это видел - но не знал. Свои это или чужие, наугад стрелять боялся. Решил, что пока по нему стрелять не будут - он в ответ тоже стрелять не будет.
Кандагар, как и все старые города Востока, состоял из кривых узких улочек и закрытых дворов - дувалов, нормально выбрать место, куда приземлиться было сложно, собраться после приземления еще сложнее. Выбирая между улицей и дувалом, старший сержант решил попытаться приземлиться на крышу, надеясь, что его не сбросит с нее непогашенным куполом парашюта, и она не провалится у него по ногами. Крыша на вид выглядела крепкой. В последний момент, управляя стропами, чтобы попасть на крышу, он вдруг увидел троих бегущих по узкой улочке мужчин, один из них был в форме, еще у одного был РПГ. Они, почему-то не смотрели на небо - а у него оставалось несколько секунд, чтобы принять решение.
Духи!
Бросив стропы, он скосил бегущих из автомата одной длинной очередью на полмагазина, ни один из них не успел ответить - так и упали посреди улицы. Тут же загремел один автомат, второй, купол нес его непонятно куда, и ему оставалось только попытаться сгруппироваться, чтобы не переломаться при падении. Сам он пробыл в Афганистане шесть месяцев и хорошо знал, что делают с попавшими в плен духи.
Ногами старший сержант ударился обо что-то, но купол протащил его дальше, он снова ощутил под ногами пустоту и с громким матом плюхнулся в какой-то дворик. Тут никого не было, но приземлился он не совсем удачно - при попытке встать почувствовал боль в лодыжке.
Перелом? Не похоже, нога цела. Но все равно - если не наложить давящую повязку, будет все хуже и хуже. И надо погасить купол.
Купол погасить он не успел - за дувалом раздались голоса, громкие, гортанные. Плюнув на все, он резанул по стропам стропорезом, раз, другой, освободился от купола, который лежал на дувале и его было видно с улицы. На город приземлялись все новые и новые десантники, стрельба слышалась со всех сторон.
Сейчас ведь гранату бросят!
Освободившись от парашюта, он схватил автомат и вскочил - пусть попробуют достать. В железную дверь ударили, раз, другой - но она не поддалась.
Где остальные? Куда он вообще упал?
Старший сержант, забыв про боль в лодыжке, торкнулся в дверь дома, она тоже оказалась заперта. За дверью кто-то был, шумно возился, и звуки были такие, как будто в доме блеяла коза.
Прежде чем он решил, что делать, за дувалом заговорили автоматы, сначала более звонко - 5,45, и тут же ему ответили в несколько стволов - это уже 7,62, старые и еще что-то, мощное, с глухим звуком выстрела. Точно - не наши.
Старший сержант достал две РГД-5, выдернул кольца, с криком "за ВДВ!" бросил их за дувал - и сам зачем то плашмя упал на землю.
Грохнуло, дважды и почти без перерыва, кто-то взвыл на немыслимо высокой ноте, простучали еще очереди - и все стихло.
- Это кто тут за ВДВ орет, б...!? - раздалось с улицы
- Я, гвардии старший сержант Федоров! - проорал в ответ сержант
- Выходи сюда!
- А ты кто?
- Конь в пальто, б...!
Так мог ответить только русский
Решив рискнуть, старший сержант прикладом освободил щеколду, стволом автомата толкнул воротину. Первое что ему бросилось в глаза на улице - люди в незнакомой военной форме, лежащие без движения. Рядом с ними был их ротный, капитан Колобанов и еще двое десантников, их он вроде знал, но имена почему-то вспомнить не мог. Голова как чумная.
- Тащ капитан...
- Цел?
- Да вроде...
- У бабки в огороде! Кого видел?
- Никак нет.
- Тогда пошли...
- Есть. Тащ капитан, зацепило кого?
- Нет, залечь успели. Ты смотри, куда стреляешь, б...
Те, кого они убили - голимые духи, рожи замотаны, только глаза видны. Подобрали ручной пулемет, лишним не будет, тем более он оказался русским, а не китайским. Двинулись вперед дальше, продвинулись к перекрестку - и только высунулись из-за дувала - как услышали знакомое шипение выстрела реактивной гранаты.
- Ложись!
Граната ударила выше, в стену, в разные стороны полетели какие-то обломки.
- Пулеметчик - огонь на прикрытие! Пошел, б..., пошел!
Пулеметчик высадил все сорок пять патронов из РПК одной очередью, этого хватило, чтобы двое ВДВшников, в том числе и Федоров перебежали дорогу. Успели только залечь - дальше по улице стояла машина, еще дальше так, чужой и вроде бы сгоревший, и в домах было полно духов, ошалевших от такой наглости. По ним открыли огонь сразу с нескольких точек, спасло только то, что рядом была незапертая дверью Туда они и ломанулись, каким-то чудом успели захлопнуть дверь и остаться целыми. По стенам - барабанили пули....
- Мать... темно-то как. Фонарик есть?
- Нету... Вон лестница. Прикрой.
Старший сержант пошел первым, не спросив даже имени своего напарника. Осторожно поднялись на второй этаж. Там была всего лишь одна дверь и за ней запросто могла быть растяжка.
Напарник пнул ногой дверь, та не выдержала. Федоров досчитал до трех и ломанулся в комнату, держа автомат перед собой.
- Дреш!
- Ништ фаери! Ништ фаери! Душманон нист!
Голос был женский, но это ничего не значило - как-то раз на операции такая же вот баба положила из автомата двоих потерявших бдительность десантников. Потом вернулась к приготовлению обеда. Нет здесь мирных.
- Дреш! - еще раз крикнул сержант, но понял, что перегнул палку
Оконные проблемы были чем-то завешены, но он увидел женщину. Маленькую даже по афганским меркам, но одетым не в паранджу, а в военную форму и с каким-то красным шейным платком на шее, наподобие галстука. Женщина не в парандже - для моджахеда само по себе является поводом для убийства.
За женщиной были дети. Много.
- По-русски говоришь? - спросил старший сержант - ты кто такая?
- Немного знаю русский, рафик командон - ответила женщина - я учительница, учительница. Учить детей.
Черт...
- На крышу есть выход? Крыша, крыша! - сержант ткнул пальцем себя в грудь, потом потыкал в потолок
По поскрипывающей под ногами лестнице они поднялись наверх, крыши здесь все были плоскими, потому что дождей почти никогда не было. Сержант услышал топот, потом какой-то шум, вытянулся, чтобы посмотреть вперед - и просто ошалел. Прямо на соседнюю крышу прыгнули душманы, трое, у одного был пулемет, еще у одного - одноразовый гранатомет.
Моджахеды тоже увидели его, но ничего сделать не успели - сержант длинной очередью срезал всех троих, окончательно выполз на крышу, давая дорогу напарнику. Подполз к краю крыши, осторожно высунулся - и увидел метрах в восьмидесяти прячущегося за дувалом духа, с улицы его не было видно, а вот с крыши - видно, и очень хорошо. Прицелившись, он сделал три одиночных выстрела, увидел, как с духа полетела чалма, и брызнуло красным - и в этот момент пулеметная очередь заставила его отпрянуть от края крыши.
- Свои! Свои, б...!
Напарник догадался - надел свой берет на ствол автомата, и осторожно поднял над краем крыши, чтобы видно было снизу. Огонь прекратился.
- Черти...
Сменив магазин, сержант занял позицию на краю крыши, рядом с напарником, оба они открыли прикрывающий огонь сверху - и это дало возможность десантникам закрепиться по обе стороны улицы. С той стороны стреляли, стрельба становилась все интенсивнее...
- Надо позицию сменить... - сказал напарник - тут нам сейчас ввалят...
Они перескочили на соседнюю крышу, она была ниже - но там можно было пройти на соседнюю улицу. Так они и сделали, и, осторожно высунувшись, увидели, что улица занята голубыми беретами, и они ведут бой с кем-то, кто находится дальше, в стороне резиденции кандагарского губернатора.
Их заметили, но напарник успел вовремя крикнуть "братва, свои!". Не пострелялись, обошлось...
- Гранит, я Калибр десять! Гранит, я Калибр - десять, высадились мимо точки, высадились мимо точки, прямо на город! Гранит, как слышишь?
В ответ - только шипение помех.
- Твою мать, связь!
- Нет связи, тащ гвардии майор - виновато ответил лопоухий, рыжий, длинный десантник с большим коробом рации на спине - глушат видимо.
- Глушат... я их мать...
Выругавшись по адресу всех - и душманов, и летунов и штаба и разработчиков радиостанций для советской армии, матерый, рано поседевший гвардии майор Тихомиров, старший по званию среди собравшихся на улице десантников, развернул прямо на колене карту. Чья то пуля, ударив в дувал с той стороны, осыпала карту бурой крошкой - но майор только досадливо поморщился, смахнул ее рукой. Менять позицию даже из-за возможного снайпера он не собирался.
- Задача была захватить аэродром, так?
- Так.
- К аэродрому и выдвигаемся. Колобанов, твои пойдут первыми.
- Есть.
Стреляли со всех сторон, и уже было непонятно - кто есть кто в этом городе...
Старший сержант Федоров высунул из-за угла боковое зеркало, которое они отломали от сгоревшего Зила. Зил сгорел - но зеркало осталось, и было как нельзя кстати. Большое, на довольно длинном кронштейне - улица просматривается просто великолепно.
- Ну?
- Сам глянь - сержант передал зеркало
Напарник взглянул. Присвистнул
- Ни хрена себе...
Прямо перед ними, буквально в паре метров - стоял еще один сгоревший Зил-130. Зилок не гражданский, сорбозовский, с каким-то аппаратом в кузове - видать, не все сорбозы драпанули при первой же возможности, кто-то и сражался. А дальше, в глубине улицы, стоял танк, причем такой, какого они никогда не видели, ни вживую, ни на занятиях по технике вероятного противника. Большой, песочного цвета, со скошенными ребрами башни, он недвижимо стоял в переулке с открытыми люками.
- Так, мы- до Зилка, занимаем позицию и прикрываем остальных. Остальные - втягиваются на улицу и ... по обстановке.
- Давай на три-два-один...
На счет они выскочили из-за угла, перебежали к Зилу, заняли позиции по обеим его бортам. Зил весь выгорел, стоял на ступицах - но как укрытие он вполне годился
- Пошел!
Гвардии майор Тихомиров пошел на риск - вместо того, чтобы прорываться "единым фронтом" - он разбил десантников и оставшихся в живых защитников города, прибившихся к нему (а такие тоже были) на три колонны. Каждой он поставил одну и ту же задачу - наступать в направлении восточной окраины города, и назначил точку общей встречи. В условиях бардака, который царил в городе - одна из колонн обязательно пройдет, а если какая-то из них наткнется на сильный узел сопротивления - то сможет обойти его путем, по которому прошла другая колонна. Дальше - по обстановке, либо наступать на Спинбулак одним путем, либо - так же, разбить подразделение и наступать по нескольким путям одновременно.
В улицу, один за другим стали просачиваться другие десантники, продвигаясь от дувала к дувалу, от укрытия к укрытию...
- Калибр - десять, я третий. Я в районе Кважа, сопротивления не имею. Наткнулся на танк, судя по всему пакистанский, неизвестной марки, продолжаю движение.
- Третий я Калибр - десять - говорившего едва было слышно из-за перестрелки - у нас тут проблемы, мы пойдем твоим маршрутом, как понял?
- Калибр - десять, я третий, тебя понял.
* Раньше аэродром находился в н/п Карта и муалиммен, точнее рядом с ним. Американский аэродром находится с другой стороны дороги, на повороте на Спинбулак
Афганистан, пригород Кандагара
Район Карта и Муалиммен
День 23 марта 1988 года
- Духи!
- Ложись!
Знакомое шипение гранаты - и разрыв, совсем рядом.
- Духи по фронту! Духи!
Аэродром оказался не просто хорошо укреплен. Видимо, духи в основном отошли от города и заняли оборону вокруг него и в зеленке, то ли ожидая подкрепления, которое доставят им на этот аэродром, то ли ожидая, что их эвакуируют с этого аэродрома. Как бы то ни было - духи тут буквально кишели и, выходя из города, десантники попали под шквал огня из всего, что только могло стрелять. Для создания фронта душманы использовали советские позиции, которые они захватили. То, что строили советские солдаты и строители - теперь обернулось против них же.
Старший сержант Федоров остался в живых чудом. Он теперь шел вторым - и едва не попал под выстрел из безоткатного орудия. Снаряд безоткатки угодил в стену, разрушив ее и разорвав осколками напарника, с которым он прошел бок о бок полдня. И даже не узнал его имени.
Кто-то затащил его за дувал, дал хлебнуть спирта из фляжки. Голова была как чумная, перед глазами двоилось.
- У них танк! Танк...
- Из танка ф...чат!!!
- Калибр десять, я...
- Б.... !!!
- Граник сюда! Граник давайте!
- Братуха! Братуха!
Сержант внезапно понял, что обращаются к нему.
- А?
- Цел, говорю?! - десантник был чумазым и злым, вместо каски - голубой берет на черном от грязи и копоти лице.
- Вроде....
- У бабки в огороде! Вставай и дерись, прижали нас, б...!
Сержант Федоров, приходя в себя, пополз вперед, к первой линии стен, за которую держались десантники и за которой были боевики - как вдруг впереди глухо ахнуло, и все затянуло пылью и дымом. От разрыва дрогнула земля.
- Ё...
Он пополз дальше, ничего не было видно, только пыль и дым и ничего больше. Наконец понял - впереди больше ничего нет, он у развалин стены и впереди - духи. Кое-как выставив на сошки пулемет, он открыл огонь короткими очередями.
- Слева! Слева! Вон он, б...!
- Огонь!
Две гранаты РПГ вырываются из развалин и летят к старому Т-55, который захватили духи и сейчас обстреливают из него позиции десантников. Одна разрывается совсем рядом с танком, в зеленке, вторая - бьет чуть выше надгусеничной полки. Танк останавливается, в башне открывается люк, душманы прикрывают огнем эвакуацию танкистов...
- А-а-а! Навернули медку, б...и!
Докричать гранатометчик не успевает - длинная очередь из ДШК со стороны зеленки находит десантника. Б10 и гранатометы РПГ бьют с равными промежутками, методично и гулко - как куранты часов...
- Там еще один! Еще один!
- Танк слева, танк!
- Гранит, я Калибр - десять! Занял оборону на восточной окраине Кандагара, дальше продвинуться не могу. Аэропорт занят духами, в зеленке до черта духов, как понял меня?! У духов бронетехники и безоткатные орудия, Калибр десять, прием!
- ... не... идут...
- Гранит, твою мать, я Калибр - десять, у противника несколько танков, атакует наши позиции танками. Держимся из последних сил, нужен воздух, прием!
- ... два... ждите...
- Так твою мать!!!
- Идут!
Старший сержант, кое-как перевязавший себя, приник к пулемету. РПК уже не стрелял, а плевался, от раскаленного ствола парило. Пороховой дым ест глаза, от него першит в горле, хочется чихать. Горло как наждачная бумага. Сколько... два... кажется, два магазина еще есть, девяносто патронов, два по сорок пять. Пара пачек, которые он держал на всякий случай на самом дне десантного рюкзака - и все, больше ничего нет.
Нет, еще один патрон в нагрудном - для себя. Гранат давно нет.
- А, вашу мать!
Пулемет ударил длинной очередью по кинувшимся в атаку духам. На этих были черные чалмы - смертники.
- Держите их! Держите линию!
В одном месте, защищать позицию было уже некому, пакистанский снайпер убил последнего из огрызавшихся огнем десантников - и дух, с белыми, яростными глазами и в черной чалме добежал до стены, перелез через нее. Оружия у него не было - оглядевшись, он бросился на звуки выстрелов.
Невысокий крепыш с залитым кровью лицом, вовремя оглянулся
- Дух с тыла!
- Аллаху акбар!
Автоматная очередь бьет в духа и в этот момент гремит страшный взрыв. Пыль, столб дыма вырастает над позициями.
Старшему сержанту в этот момент удается поймать на прицел другого духа - он вскакивает совсем рядом, в нескольких метрах. Короткая очередь - и еще один взрыв. Пулемет рвется из рук, от стены летят камни, старшего сержанта приподнимает - и с маха бросает обо что-то. Потом - потом ничего...
- Крокодилы идут! Крокодилы!
Но это не крокодилы, Ми-24, привычные для Афганистана ударные машины. Четверка странного вида широких и кургузых вертолетов со сдвоенными винтами прошла на бреющем над городом и появилась над головами из последних сил держащих линию обороны десантников. Вертолеты с ходу кинулись на позиции, которые удерживали моджахеды, окатив их роем НУРСов и огнем скорострельных пушек. Это были почти что Ми-24 - помимо четырех блоков НУРС эти вертолеты Камова несли тридцатимиллиметровую скорострельную пушку и шестнадцать бойцов с двумя бортовыми пулеметами в десантном отсеке. Завизжали скорострелки, перепахивая зеленку тридцатимиллиметровыми осколочно-фугасными снарядами, дымные стрелы НУРСов одна за другой уходили к земле, расцветая дымными вспышками разрывов...
- Братва, наши! - закричал кто-то из тех, кто еще оставался в живых...
- Огонь на прикрытие! Огонь на прикрытие!
И десантники из последних сил обрушили огонь на зеленку, чтобы не дать возможному стрелку Стингера точно прицелиться...
Незнакомые вертолеты зависли над искореженным летным полем - и по полетевшим вниз тросам один за другим вниз заскользили спецназовцы из Чирчикского горного центра подготовки, прикрываемые огнем бортовых пулеметов. На эти вертолеты никто не рассчитывал - все ближайшие вертолетные базы были разгромлены, поддерживать действия Ми-24 они не могли. Но машины Камова, с дальностью действия в полтора раза большей, чем вертолеты Миля - сказали свое слово.
- Товарищ гвардии генерал-майор! Задача по взятию аэропорта - выполнена. Служим Советскому Союзу!
Генерал-майор Александр Иванович Лебедь, прилетевший сюда на первом же, совершившем посадку после взятия аэродрома Ан-12 вместо каких-то слов шагнул вперед и обнял докладывавшего десантника.
Темнело...
Когда уже совсем стемнело, генерал-майор Лебедь, назначенный временным военным комендантом города Кандагар и провинции Кандагар, вышел из полуразрушенного здания вышки управления полетами на воздух, чтобы немного прийти в себя. После того, что он увидел в городе - мутило.
Моджахеды не щадили никого. В одной школе, где спрятались дети, как только начался бой - вырезали всех, и учителей и детей, поголовно. Пленных рубили на куски, четвертовали, складывали отрубленные головы кучками. Пакистанские коммандос не отставали в зверствах - на одном так и не сдавшемся блок-посту духи повесили погибших (а может быть, кто-то был еще жив) за ноги и рубили их саблями. Воды реки Панджа были бурыми от крови и гнили со сброшенных в нее трупов. Трупы, трупы, трупы... в некоторых местах просто невозможно было пройти, не наступив на труп.
Трупный запах, жирный и сладкий, осел на языке, в носу. От него хотелось блевать...
Генерал-майор Лебедь хлопнул по карману, достал подаренный сослуживцами портсигар - чтобы забить дымом запах, оставшийся после посещения Кандагара. Пошарил пальцами... в портсигаре было пусто...
У самой стены в темноте стоял человек, его выдавал лишь алый огонек сигареты, мелькавший на мгновение и снова пропадавший. Человек этот отлично знал, как надо курить в Афганистане ночью - прикрывая огонек рукой.
- Сигаретами не богаты? - спросил у человека генерал
- Мальборо, товарищ генерал, только кишиневские...
- Давайте...
Генерал-майор прикурил от зажигалки, тоже пряча пламя рукой. Хмельной, пряный дымок пополз в легкие...
- Это вы моих сегодня спасали?
- Так точно, товарищ генерал - майор - ответил человек - с корабля на бал, можно сказать. Нас в операции преследования хотели задействовать... Наджибулла то, кажется, смылся. Потом переориентировали на вас... сюда на последних литрах, считай, дотянули. Хорошо, только ранеными обошлись, Бог миловал. Извините, товарищ генерал-майор.
Лебедь невесело усмехнулся
- Какие тут извинения. Тебя после сегодняшнего за любым десантным столом и накормят и напоят, приезжай в дивизию, гостем будешь. Без твоих орлов - всех моих смяли бы. Тебя как звать - величать то?
- Майор Квача - представился прячущий в кулаке сигарету.
- Отдельная мотострелковая рота что ли?
- Так точно. Сейчас в Чирчике сидим, готовим, так сказать, новые кадры. Это сегодня они сработали, новая техника, новые методики, у меня все - сверхсрочники. Рейнджеры в штаны наделают, увидев такое.
Генерал понимающе хмыкнул - в Советской армии не могло быть отдельных мотострелковых рот. Значит - спецназ.
- Говоришь, тебя на местного генсека ориентировали, майор?
- Так точно - сказал майор - кажется, драпанули они. Все разом, как только поняли, чем пахнет. Знаете ведь, что тут делается - чуть что, сразу к духам уходят. Вот, теперь генеральный секретарь партии со своей кодлой к духам перешел.
- Значит, долго еще не кончится.
Майор Квача бросил окурок на бетон. Сыпанули и мгновенно погасли огненные брызги.
- Нет, товарищ генерал-майор - сказал он - ни черта не кончилось. Все только начинается...
Пакистан, Пешавар
Час Ч
Утром над городом вновь загудела авиация, и подполковник Басецкий понял - началось. То, о чем его и предупреждали - вторжение. Самолеты, которые садились в Пешаварском аэропорту, по виду были как Ан-12, но это были чужие самолеты, наших здесь не могло быть. Значит - пора, он должен выполнить свой долг. И уйти - если сможет.
Заданием предписывалось бросить машину на расстоянии не более пятисот метров от аэропорта и затем уходить. Если полиция попытается остановить машину, если по ней откроют огонь - тогда - обеспечить выполнение задания любой ценой. То есть - взорвать и машину и себя, это так называлось. Подполковник готов был это сделать, потому что в его жизни больше ничего не осталось, ему больно было жить в пустоте, в которую превратился окружающий мир. По-настоящему больно, больно каждую минуту, каждую секунду. Эту боль кто-то пытается заглушить водкой, кто-то чарсом, кто-то напряженной работой, вот он - решил заглушить ее местью. Психологи КГБ правильно его просчитали - он и в самом деле готов был, после того, что случилось, нажать кнопку, находясь в машине. Отказаться от своей жизни как от проигранной карты. Поэтому сейчас - он хладнокровно просчитывал, что и как он сделает.
Международный аэропорт Пешавара, используемый и как база ВВС, бывшая британская база бомбардировочной авиации, построенная против СССР - находился прямо в городской черте Пешавара. Грант Транк роуд с севера, Аэропорт - роуд - с востока, здесь очень многие названия до сих пор были британскими. Интересно, перекроет ли дороги полиция? Если коммерческие рейсы отмены, то перекроет, если же нет...
Стоп. Чего это он. Если перекрыть Грант Транк - движение в этой части города просто встанет. Нет, они ее не перекрыли. Они думают, что здесь они в безопасности.
Подполковник быстро собрался - на это случай у него была одежда, которую он намеревался использовать только один раз. Одежда сотрудника ООН. Не миротворческих сил ООН - а Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, ООНовцы часто проводят ротацию и полицейские не могут знать всех в лицо. Кругом полно лагерей беженцев, основное представительство УВКДБ - именно здесь, в Пешаваре, а не в Исламабаде. Международный язык ООН - английский, многие ООНовцы знают его плохо, говорят с чудовищным акцентом - так что его акцент и заминки в словах подозрений не вызовут. Его пикап - подходящего белого цвета, на таком развозят грузы по лагерям беженцев. Прикрепить карточку ООН под лобовое стекло - и достаточно.
Одевшись, подполковник заткнул за ремешок часов - он их носил не на правой руке как все, а на левой - длинную и тонкую самодельную заточку, единственное оружие, какое у него было с собой, если не считать ядерной мины РА-60 и пистолета, который он закопал и потом откопает. В бумажник положил поддельную карточку сотрудника ООН и доллары, мелкими купюрами - на случай, если полицейские потребуют бакшиш. Одевшись, он вышел во двор виллы, где жил уже несколько дней.
Для вас в возмездии - основы жизни, о обладатели разума! Быть может, вы станете богобоязненными...
Атомную мину, он привез и закопал во дворе, поверх положил восемь мешков с рисом, которые купил на базаре - рис был из гуманитарной полмощи для беженцев, распродавался военными. Сейчас, с самого утра он вышел во двор, разобрал эти мешки с рисом, осторожно раскопал землю, достал большой, пыльный мешок из белого пластика, на нем тоже было написано "рис" и стояла эмблема ООН. Но там был не рис, там была смерть.
Открыв мешок, он активировал мину. Точно так же, как его учили, сам процесс активации мины был несложным, самое главное было - атомный детонатор. Без него мина - всего лишь обложенный взрывчаткой плутоний с каким-то там нейтронным донором в центре, кратно увеличивающим силу взрыва. Детонатор представлял из себя гладкий, блестящий стальной цилиндрик длиной и толщиной примерно с многоцветную ручку, какие выпускали в Советском союзе. На нем не было никаких подвижных частей, он был тяжелым, и казалось, что он был выточен из цельного куска какого-то тяжелого металла. Полковник вставил детонатор в отверстие, набрал на примитивной клавиатуре код активации и выставил время - три часа. Кода отмены не предусматривалось, изменить время было нельзя, извлечь детонатор после активации устройства было невозможно. Устройство было простым, даже примитивным - но действенным и смертоносным, как и все советское оружие.
Он засунул ядерную мину обратно в мешок, зашил его и положил в багажник пикапа. Затем перетаскал в багажник все остальные мешки. Взглянул на часы.
Время еще было...
Дженне Вард удались оба дела из тех, какие она запланировала. Это неправда, что если погнаться за двумя зайцами, не поймаешь ни одного. Американец, погнавшись за двумя зайцами, поймает трех, вот почему Соединенные штаты Америки, основанные двести с чем-то лет назад, являются самым сильным государством в мире.
Прибыв в Пешавар, первым делом она пошла на базар и купила там - а деньги у нее были, трофейные можно сказать - диктофон и видеокамеру. И того и другого на базаре в Пешаваре было навалом, продавалось все это по оптовым ценам, потому что скупали афганские покупатели, перевозили все это через границу, а потом продавали шурави за чеки. И видеокамера и диктофон были японскими, фирмы Aiwa, к диктофону еще прилагался небольшой микрофон, который можно было прикрепить к одежде с помощью канцелярской скрепки. Несколько кассет - и независимая журналистка Дженна Вард получила орудия для своего труда. Она сама пока не знала какого - но получила.
Потом - она раздобыла машину. Взяла ее напрокат, здесь это было можно сделать, если были деньги. Машина была пикапом на базе старого, японского внедорожника годов семидесятых, она чихала, пырхала - но ездила. Можно было бы купить и что-то подороже - но денег у нее все же было ограниченное количество...
Второе дело, которое она сделала, было куда опаснее первого, она сознавала это. Если все-таки трупы нашли и сложили вместе два и два - то ее начнут искать. Один раз, она уже убедилась в эффективности пакистанских разведывательных служб и не хотела повтора. Она знала, что ночью на пешаварских улицах много чего происходит и можно, выйдя из дома потемну пропасть без вести, тем более женщине и безоружной. Но она решилась на это - потратила целую ночь и все же изъяла пленки. Они могли размагнититься, их могла повредить вода - но она надеялась, что их все-таки можно восстановить.
Ночевала она прямо в машине. Купила шерстяное одеяло и ночевала в машине где-нибудь на окраине. Ни один отель не гарантировал безопасность, после того, что произошло, она опасалась и американского консульства и представительства ООН, хотя представительство ООН пугало ее все же меньше, и она рассматривала его как запасной вариант эвакуации. Так ведь, в конце концов, не только американцы работают, можно посмотреть, кто есть кто и обратиться к кому то из европейцев за помощью. Возможно даже советских наблюдателей , если они там есть. Американцы всегда боялись советских людей -но сейчас Дженна Вард гораздо больше боялась своих соотечественников. Боялась и не верила им после того, как один из них, дипломатический работник, предпринял попытку ее убить.
Почти сразу - она поняла, что в городе происходит что-то неладное. Вначале она увидела на улице города военную транспортную колонну. Для Пакистана это было нормально, в конце концов, тут с завидной регулярностью происходили военные перевороты - а вот для американки это было дико.
Заинтересовавшись этим, она нашла способ наблюдать за американским консульством, благо оно находилось на оживленной улице, где постоянным было движение и людей и машин. И там - почти сразу она сорвала джек-пот. Один из людей, который вышел из консульства и сел в машину с красно-белыми номерными знаками и американским гербом на дверце - был ей хорошо знаком, правда не лично. Полковник, затем бригадный генерал Оскар Дальтон, специалист по грязным войнам из министерства обороны. Ошивался он в Сальвадоре, отвечал за борьбу с коммунистическими террористами этой стране - и сам готовил террористов для Никарагуа, курировал подготовку боевиков Контрас в приграничных лагерях. Носил кличку El Buro, что значит "осел" из-за специфической формы лица, близко посаженных глаз и длинного, уродливого носа, отличался особой жестокостью. В восьмидесятые годы его фамилия неоднократно всплывала на слушаньях в Конгрессе США, связанных с фактами массовых расправ над крестьянами в Латинской Америке и организации концентрационных лагерей, наподобие фашистских. Его так и не удалось ни в чем обвинить, потому что он сам не подписывал никаких документов, не оставлял никаких следов, в показаниях не путался. Он был всего лишь военным советником - как он объяснил - и не имел права приказывать противопартизанским частям армии Сальвадора совершать те или иные действия. Когда его спросили, видел ли он, чтобы армейские части Сальвадора совершали массовые расправы над мирным населением - он улыбнулся, и сказал, что не припомнит такого. Но факты были, и все кто хотел знать - об этом знали.
Если El Buro был здесь, и - судя по тому что он выходил из консульства в обнимку с какими-то подозрительными штатскими - с официальным визитом, значит - происходило что-то неладное. Могло быть, конечно, что его убрали из Сальвадора, чтобы не мозолил глаза, но даже в этом случае - El Buro сложа руки, сидеть не будет.
На следующий день она пять увидела генерала у консульства и поняла, что он здесь частый гость и это не простое совпадение. За два дня - она следила очень осторожно - ей удалось проследить маршрут генерала до аэропорта Пешавара, и она подумала, что он собирается покинуть страну, в которую прибыл с инспекционной поездкой. Но потом она поняла - нет, здесь что-то не то. Этот международный аэропорт, как и все международные аэропорты Пакистана - по совместительству был военной базой и, вероятно, El Buro нашел там себе подходящее стойло. В тот же день, она заметила интенсивное движение военно-транспортных самолетов, причем некоторые из них - были явно американскими, военными. Конечно, у Пакистана тоже могли быть Геркулесы - но не столько же!
А на следующий день ей удалось проникнуть в аэропорт, там она увидела самолет AWACS на базе С130, который официально армия покупать отказалась - и окончательно убедилась в своих подозрениях. Готовилось что-то крупное.
Самолеты, El Buro, самолет AWACS. Что это все значит?
Она лихорадочно вспоминала. Русские в Женеве подтвердили намерение прокинуть Афганистан - но потом в Москве произошел государственный переворот и ...
Если русские отказались от своего намерения - неужели Пакистан готовится напасть на Афганистан, а значит - и на СССР. Они что там - совсем?!
Ей удалось отснять немного материала, в основном в движении, из кабины автомобиля, благо аэропорт находился в городской черте. Потом ей повезло еще раз - на пригородной дороге, под вечер, она увидела трейлеры. Большие трейлеры, зеленого цвета, на полуприцепах платформах - что-то большое, закрытое брезентом. Что это такое? Догадайтесь с трех раз, что это может быть?
Утром, она взяла с собой две кассеты, все кассеты, отснятые за день она прятала, не держала при себе. Проснувшись в машине, она допила воду из бутылки - такие продавали на каждом шагу, гуманитарная помощь, доела черствую лепешку. Взглянула на себя в зеркальце - краше в гроб кладут. Оголодала, отощала, одичала, волосы как метла... черт.
- Опустилась ты, старушка... - сказала она сама себе. Потом - завела мотор.
Уже выехав на дорогу, она догадалась - началось, причем началось сегодня, сейчас. Вперемешку - полицейские и военные машины на улицах, военные - на старых маленьких маттах, американских армейских джипах. Никого вроде не задерживают, но наблюдают. В небе - столпотворение, непрекращающийся гул моторов, армейские транспортники не соответствуют гражданским требованиям по шумности, и поэтому их бывает очень хорошо слышно. Стоит ли вообще сегодня снимать? Или стоит вообще сматывать удочки, потому что если они нападут на русских -русские то могут и ответить.
Все-таки решила снимать. Работа тянула на Пулицеровскую премию - единственная журналистка в самом эпицентре войны. Конечно, кадры для новостной программы не перебросишь, но - можно даже книгу будет написать. Потом. С фотографиями.
Да и - она журналистка или кто?
На Аэропорт роад ее излюбленное место было занято каким-то белым ООНовским пикапом с мешками в кузове, с сорго, что ли. Если бы это были местные или не дай бог полицейские - она просто проехала бы дальше, потому что с первыми объясниться не смогла бы, а от вторых надо просто держаться подальше. Но это были ООНовцы, они в обязательном порядке знают английский язык. Мало того - мелькнула мысль, что вот сейчас и можно будет познакомиться с кем-то из ООН, чтобы выяснить, нельзя ли вернуться в Штаты или просто выехать в какую-либо цивилизованную страну ООНовским транспортом.
И она решительно нажала на клаксон
Подполковник Басецкий спокойно, не нарушая никаких правил и выдерживая скорость движения уличного потока - свернул на Аэропорт роад, ближайшую дорогу, ведущую прямиком к международному терминалу. Посмотрел на часы - осталось чуть более пятидесяти минут. Пятьдесят минут для того, чтобы выйти из-под удара, зона сплошных разрушений будет примерно километр - но и тем, кто дальше - тоже не поздоровится. Надо будет поймать машину или сесть на какой-нибудь автобус... нельзя оставаться в городе. Можно добраться до объездной и там попроситься автостопом, только заранее снять ООНовский значок.
В его кармане был пистолет, он прятал его вне дома и, выезжая на дело - забрал. Стандартный советский Макаров, привычный как носки или фуражка, такой он носил на поясе больше двадцати лет. Не поделка местных пакистанских оружейников - а трофейный, снятый с убитого советского офицера в Афганистане, больше ему здесь взяться было неоткуда, мы в Пакистан оружие не поставляли. Из него он стрелял как и все советские офицеры, то есть более-менее. Если его остановят - он не будет оказывать сопротивления до тех пор, пока полицейские или военные не захотят обыскать машину или его самого, правила, предусмотренные в мандате ООН, запрещают делать это и если они это сделают - это будет нарушением закона. Патрон в патроннике, предохранитель снят - если они это сделают, то он выхватит пистолет и попробует убить столько пакистанских полицейских, сколько сможет. Потом убьют его, наверняка убьют и так будет лучше - чем сгореть в атомном пламени. Потом вызовут старших, перестрелка и убийство сотрудника ООН это чрезвычайное происшествие и они не тронут машину до приезда криминалистов и старших по званию полицейских офицеров. А когда они приедут - то будет уже все равно, разверзнется ад и свершится тризна. Тризна по его дочери и по всем убитым в Афганской войне.
Он ехал по улицам Пешавара, и смотрел по сторонам. На улицах были люди. Их было много, чуть ли не больше, чем в Москве, люди были бедные и передвигались в основном пешком. Очень много молодежи... он никогда нигде не видел столько молодежи. Рикши... трехколесные мотоциклы с огромными грузовыми тележками сзади, такие же, но с пассажирскими - как дешевое такси, и их тоже полно. Шум, гам. Все женщины в парандже.
Он прекрасно знал, что будет. Смотрел фильмы вместе со всеми остальными офицерами в рамках занятий. Их сгоняли в клуб и включали учебный фильм с грифом совершенно секретно, потом была проверка личных противогазов и зачет по РХБЗ. За несколько сотен метров от эпицентра - зона сплошных разрушений, километра три - пятидесятипроцентные разрушения. Аэропорт накрывается с гарантией. Ударная волна как основной поражающий фактор, дальше - высокая температура, в зоне сплошных и пятидесятипроцентных разрушений - выше точки воспламенения. Он видел в фильме, как от людей остаются только черные тени на стенах, как трактористы в противогазах разгребают завалы, висел трупы с серой кожей. Все это было настолько далеко от него, что офицерские занятия по РХБЗ казались блажью командования. Никто из них не верил в войну - американцы не идиоты, нажмешь кнопку и сгоришь сам, вот и все. Худой мир лучше доброй ссоры.
Он сам служил так, что ему не приходилось сталкиваться с американцами и с войсками НАТО - но офицеров, которые служат в престижной ГСВГ он знал, и знал, что к НАТОвцам они относятся с уважением. Он подозревал, что точно такое же уважение испытывают к ним и НАТОвцы, может быть этого не показывают - но достойного врага всегда уважаешь, хотя бы потому что без достойного врага невозможна достойная победа. А если служить не ради достойной победы - то ради чего вообще тогда надевать форму?
А вот что делать с этими?
С теми, кто четвертует пленных и выкалывает глаза раненым? С теми, кто закопал пленного солдата по шею в землю и испражнялся на него, пока тот не задохнулся в дерьме? С теми, кто так ненавидит нас, что готов умереть сам, только чтобы убить и нас. С теми, кто убивает детей, чтобы устрашить взрослых?
Эти, которые идут по улице - сказал ли хоть кто-то из них слово против жестокостей джихада?
И чем отличается восемнадцатилетний пацан, сгоревший в бензовозе у Саланга от восемнадцатилетнего пацана, который сгорит в атомной топке?
Да ничем.
Нет здесь невиновных, нет здесь гражданских. Все они воюют, весь народ воюет, все мусульмане воюют. Значит, все должны отвечать. Сначала они взорвали кинотеатр, потом они взорвали бомбу у посольства, они обстреливают ракетами городок советников, стараясь попасть по площадке, где играют дети? Кто-нибудь из них, делая это, задумался о своих женщинах и детях в одном из лагерей близ Пешавара?
Нет? А стоило бы.
Нет здесь невиновных. Все - ответят.
Найдя место у тротуара -кажется, здесь разрешена была стоянка - он ювелирно втиснул туда свой пикап. Заглушил двигатель. Посмотрел на часы.
Все, пора.
В этот момент, откуда-то из-за плеча пронзительно и неприятно заверещал клаксон.
Дженна Вард увидела, как мужчина лет сорока, роста выше среднего, в брезентовой куртке - ветровке со знаком ООН вышел из-за пикапа и направился к ее машине. Правую руку он держал в кармане - и неприятное предчувствие кольнуло ее где-то под ложечкой. Она приоткрыла дверь потому, что ветровое стекло не опускалось.
- Да, мэм?
Эй! Может, вы меня подвезете? Будете любезным до конца? У вас же есть машина!
Здесь есть две машины, возьмите одну из них!
- Вы?!
Журналистка сама не поняла, как сказала это. Но сказала
Да человека, мужчина и женщина смотрели друг другу в глаза - и ничто в мире не могло прервать воцарившегося молчания. Кроме разве что - ядерного взрыва...
Подполковник потянул дверь машины на себя
- Подвиньтесь.
Они выехали за город, поехали по объездной. Потом выехали на федеральную дорогу. Они ехали на север, в сторону Малаканда и на дороге было много военных машин, но проехать можно было.
Отъехав от города километров на семь - восемь - подполковник внезапно свернул на какую-то стоянку рядом с дорогой, остановился. Рядом были горы, было видно, что в воздухе много самолетов, и военных, и гражданских. Им было хорошо видно - они стояли у самой дороги.
- Кто вы? - спросила Дженна Вард - зачем мы остановились?
- Сейчас ... - подполковник посмотрел на часы.
Самый первый момент, момент срабатывания ядерного взрывного устройства - почувствовали все, это потом говорили многие, те, кто был на достаточном расстоянии, чтобы выжить. Ничего пока не было видно, ничего не было слышно - но все как-то разом почувствовали, что что-то не то.
Осознать никто не успел - через миллионную долю секунды была вспышка. Это была ослепительно яркая вспышка, по яркости сравнимая с вспышкой фотоаппарата или огнем электросварки - но масштабами она превосходила их в десятки, сотни раз - и эта вспышка озарила горизонт и небо нереально ярким, ослепительным светом. От электромагнитной вспышки выключились все электроприборы в радиусе нескольких километров. Потом пошла ударная волна, это было похоже на обычную волну в океане, только распространялась она от одной точки, эпицентра взрыва и была она серо-бурой. На месте эпицентра вспух большой, черный нарыв диаметром в несколько сотен метров, он рос все выше и выше. Потом он прекратил расти вширь и начал расти в высоту, а шляпка его все истончалась. На земле бушевали пожары, загорелось все и разом, дома, машины, идущие по улицам люди, военный и гражданский сектор аэропорта, самолеты - все. Но с расстояния в двадцать с лишним километров, на которые отъехал полковник, смотреть на это было почти безопасно, просто горизонт озарила вспышка, потом подул теплый ветер, и они, подполковник Советской армии и американская независимая журналистка увидели растущий на горизонте атомный гриб.
- Вот и все - сказал подполковник Басецкий по-русски
Дженна Вард с ужасом смотрела на своего попутчика. Несмотря на то, что она не знала русский язык - каким-то образом она уловила смысл сказанного.
- Зачем... - наконец выдавила из себя она - зачем ... ты это сделал? Там же... там же люди... просто люди...
Подполковник мог ее убить. И должен был убить. Но не убил. После того, как месть свершилась - он чувствовал в себе потребность поговорить с кем-то, хоть с одним живым человеком. Месть свершилась, оставив в душе пустоту и отвращение ко всему миру...
- Простые люди... У меня была дочь. Эти простые люди... они убили ее. Просто за то, что ей было восемь лет, у нее были голубые глаза и светлые кудряшки. Пошла в мать. Она ехала в школу, а они взорвали мину и убили ее. Они хотели убить еще больше детей, они ждали автобус с детьми... но убили только ее.
- Это было в Кабуле?
- Да. Это было в Кабуле.
Дженна почувствовала, что попутчик не врет. Она слышала про недавний кабульский взрыв. Но это...
- И тебе... тебе дали атомную бомбу... чтобы ты...
- Никто мне ничего не давал.
- Но как...
- Так. Ты журналистка?
- Допустим - осторожно ответила Дженна
- Тогда сними то, что ты видела. Снимай всё... пусть все видят. И передай - я, подполковник Советской Армии Басецкий Владимир Викторович, объявляю им войну.
- Им? Кому - им?
- Всем. Простым людям, которые идут через границу и убивают детей. Тем, кто дает им в руки оружие и бомбы. Тем, кто освящает это, говоря, что джихад - от Аллаха. Всем этим людям - я объявляю войну.
Дженна ждала, что этот странный и страшный человек что-то скажет еще, как-то объяснит. Но он ничего не объяснил - просто хлопнул дверью машины и пошел в сторону гор...
Всем этим людям - я объявляю войну. Это звучало бы глупо - если бы не черный гриб, растущий на горизонте...
Всем этим людям - я объявляю войну.
Непослушными пальцами Дженна Вард достала из кармана на водительской двери небольшую кассету, вставила ее в видеокамеру. Она не знала, будет ли они жива через день, через два... как подействует радиация - но она знала, что должна это снять. Она вставила в камеру кассету, потом зарядила диктофон, прицепила на воротник маленький микрофон, чтобы вести репортаж без оператора. Повернулась... из машины снимать было неудобно, и она придумала - забралась в багажник и встала в нем в полный рост, направив объектив на горизонт.
Большой черный гриб рос на горизонте, она не видела места, откуда он растет, его ножка постепенно истончалась, а шляпка - наоборот чернела, наливалась тяжелой, грозовой чернотой. В облачной дымке образовалась ясно видимая дыра, белесые облака не соприкасались с черным грибом, в промежутке между ними было видно насмешливо-синее небо. Облака вокруг гриба - постепенно желтели...
Она нажала кнопку записи на диктофоне, потом на камере
- Я, независимая журналистка Дженна Вард из США веду свой репортаж из окрестностей пакистанского города Пешавар, где только что произошел ядерный взрыв...
Примерно в это же время, на территории секретного испытательного атомного центра в зоне племен - произошел еще один ядерный взрыв.
Пакистан, севернее Хайберского перевала
Через несколько дней после войны
Наступала весна.
Холодный, пронизывающий ветер с утра утих, совсем весеннее солнце ласкало своими лучами серые, ноздреватые скалы. Но скалы эти были безжизненны, их склоны не давали урожая, не могли вскормить новую жизнь - и люди здесь не жили. Только иногда - одному ему ведомой тропой проходил одинокий путник или даже небольшой караван. Это и была - вся жизнь, какая здесь была вот уже несколько сотен лет.
На гладком, отшлифованном не водой, но постоянно дующим здесь ветром сидел старик. Тепло одетый, с длинным посохом, который был намного выше его самого, в аккуратной чалме, из-под которой выбивались пряди седых волос. Рядом с ним было небольшой мешок с нехитрой снедью, и одному Аллаху ведомо, сколько тут сидел этот старик. Минуту? Час? День? Больше? Этот старик так сливался с унылым местным пейзажем, что казался просто еще одним камнем.
Вдалеке, на горном склоне показались пастухи. Их было двое - крепкие, видимо купленные на пешаварском базаре ботинки, широкие штаны, меховые безрукавки, накинутые на плечи пуштунские шерстяные одеяла из шерсти овцы, с которыми можно спать на голых камнях, просто завернувшись в них. Перед пастухами - трусило стадо коз, примерно тридцать животных, белые, пегие, самые разные. Один из пастухов подгонял коз длинным, метра четыре шестом, умело управляя стадом, и не давая ему разбредаться, второй - шел рядом и пел какую-то местную, заунывную песню. У второго пастуха было оружие - старая, потемневшая от времени винтовка тридцать восьмого года выпуска, сделанная в Его Императорского Величества Королевском оружейном арсенале в Ишрапуре. На прикладе винтовки блестели шляпки гвоздей, по местной моде, второй же пастух, с шестом - на вид был безоружен.
Старик спокойно смотрел на приближающееся стадо, он был слишком стар и слишком беден, чтобы его грабить. Воистину, эти пастухи, у которых целых тридцать здоровых коз - состоятельные люди по местным меркам, зачем им грабить старика?
Когда до сидящего старика осталось с десяток метров - пастухи оставили своих коз, вышли вперед поприветствовать старика
- Ас салам алейкум ва рахмату Ллахи ва баракатух - сказал один из пастухов, вежливо поприветствовав старика полным приветствием
- Ва алейкум ас салам ва рахмату Ллахи ва баракатуху - таким же полным приветствием оказал путникам уважение старик.
- Айибуна, тайибуна, абидуна ли Рабби на хамидуна.* - сказал вооруженный пастух.
- Аллаху Акбар - ответил старик, подтверждая, что все чисто и можно спокойно говорить
- Его не было, товарищ полковник - сказал младший из пастухов по-русски - мы выждали все сроки. Он не пришел...
Тяжелое молчание повисло над склоном, нарушаемое лишь беспокойным блеянием коз
- Аль-хамду ли Ллахи аля кулли халин...** - наконец, вздохнул старик и добавил по-русски - тогда пошли...
И трое путников со стадом коз отправились на запад...
* Мы возвращаемся, каемся, поклоняемся и воздаем хвалу Господу нашему. Это следует произнести при возвращении из путешествия, но в данном случае, это и условная фраза, означающая, что за ними не следят и с ними все в порядке