- Эх, да чтоб меня! - досадливо хмыкнул дед Лазарь, выйдя по утру на крыльцо веранды. Его взору предстала нерадостная картина: поникшие бабкины георгины, утонувшие анютины глазки, всюду мутная жижа. Некогда аккуратные высокие грядки были подмыты водой, лук лежал в грязи. Оставленные вчера на бетонной плите перед верандой калоши, не уплыли только потому, что в них была вода. Трезор, цепной пес, услыхав хозяина, высунул, было, рыжую морду из будки, но, уловив его настроение, быстро спрятался.
С неба струилась, нет, лилась почти сплошным потоком вода.
- Хоть рыб запускай, - горько усмехнулся старик, вспомнив слова внучки-библиотекарши. Та что-то говорила про какую-то иностранную книгу, мол, такой же дождь там шел месяца три, что ли.
- Ну, тогда мы здесь все уплывем, - бормотал он, выволакивая тяжелую скамейку с веранды на крыльцо - под навес. Облокотившись одной рукой на раму окна, дед медленно сел, щадя больную поясницу. Вытащив из кармана трико раскрытую пачку "Примы", постучал синим ногтем о торец - чтобы легче достать сигарету. Покатав ее между пальцами, сунул в рот, прикурил от спички. Зажигалкам он никогда не доверял - считал, что газ портит табак. Затянулся, выпустил дым в серое мрачное небо. Закашлялся, вызвав этим краткий интерес Трезора, сплюнул в грязь. Загрустил.
Дождь длился уже шестнадцатый день. Последний раз такое было году в пятьдесят восьмом - тогда лило недели три подряд. Траву скосить не успели, картошка вся сгнила в земле, Каменка поднялась и затопила понтонный мост, а так же несколько огородов, расположенных близко к реке. В общем, хлопот было...
Из соседнего дома вышла Тамара Михайловна - местный фельдшер.
- Томка, а ты, куда это собралась-то? Воскресенье же, как-никак. А сапоги надо повыше носить. А то, что это? Баловство одно. Эх, скоро будем на лодках по деревне разъезжать, как в этой, Венеции.
- И тебе доброго утра, Федосеич! Как спина? Почему без бандажа ходишь? По уколам соскучился?
- Дык я, это... покурить просто вышел, ненадолго... чего ругаешься?
- Ага, ненадолго, а как скрючит, так сразу по-другому запоешь.
Тут женщина поскользнулась на мокрой доске крылечка и ухватилась рукой за перила, чтобы не упасть.
- Ну, ядрить твою перекись через медный купорос! - выругалась она, - Да сколько же можно лить-то? Веришь, нет, я вчера к капусте подойти не смогла! Воды - почти по колено. Сгниет все напрочь!
- Точно, будем картошку в магазине закупать. Втридорога. Да ты собралась-то куда?
- Да мальчика одного прокапать надо. Дочь его позвонила, попросила.
- Это, случаем, не Иван Николаича? Почтальона нашего? Так он, говорят, запил, вроде.
- Ну, вот и пойду из запоя выводить. Ему пенсию скоро разносить.
Тамара раскрыла над головой мужнин черный зонт, взяла пакет с лекарством и, выйдя за ворота, направилась в сторону клуба.
Докурив сигарету, Лазарь Федосеевич, единственный на весь район печник, бросил окурок в жестяную банку из-под кофе, стоявшую на крыльце, медленно, в три приема, поднялся со скамейки и зашел в дом.
- Ну, чего там, солнца не видать? - спросила из своей комнаты Зинаида Никифоровна - его жена.
- Да какое там? Забудь про солнце. Все заволокло - ни просвета.
- А вчера в "Вестях" погоду передавали - по всей области дожди идут.
- Так возьми, да позвони им, пусть хорошую погоду передадут в новостях, - пошутил дед, ставя чайник на газ.
- А сегодня поп наш молиться будет, чтоб дождь перестал, - сказала бабка Зинаида, заходя на кухню.
- Во дает, циркач! А ты почем знаешь?
- Да мне Ильинична сказала, у ей внук там работает, в церкви.
- Митька, что ли? Так он школу-то еще не окончил, вроде.
- Да он там по воскресеньям работает, да во время каникул.
- Никак, в попы решил записаться? А парень-то вроде, толковый, в технике всякой разбирается, ему бы ехать поступать в университет какой. Эх, пропадет! - дед Лазарь сокрушенно махнул рукой, покачал головой и поставил на застеленный вышарканной клеенкой стол два бокала.
- Да чего он пропадет-то? Вон, говорят, попы получают хорошо, живут богато, - возразила жена, вытаскивая из буфета небольшой тазик с булочками.
- Ну, не знаю, может, где-нибудь, в Москве они и хорошо живут, а по нашему-то и не скажешь. Сколько видел его, все в одном и том же ходит, да и попадья его тоже не щеголяет. Хорошо еще, что детей у них нету. Да и разъезжал бы он тогда на машине, а не на лисапеде. Садись, давай, за стол, я, вон, налил уже.
Завтракали супруги молча, время от времени, поглядывая в окно.
* * *
- Здорово, Митяй! Ты куда это с утра пораньше?
- На рыбалку, поди пошел.
- А чего ходить? Можно прямо тут ловить, карась подплывает прямо к забору!
Дмитрий обернулся. Над высоким зеленым штакетником торчали две головы. Одна из них, рыжая, принадлежала Антошке, вторая, лысая - Сережке. Оба брата счастливо ухмылялись.
- Сами-то чего не спите, караси? Детское время еще, баиньки надо.
- Да он щютник! - округлил глаза Сережка.
- О-хо-хо! Держите меня! Ржу - не могу! Насмешил. Похвально. Бить не будем. Помилуем, - простонал Антошка, делая вид, что утирает слезы.
- Не, в натуре, ты куда?
- В церковь.
- А че, праздник какой-нибудь?
- Ну, в принципе, каждое воскресенье - малая Пасха, - терпеливо объяснил Дмитрий.
- Че, надо говорить: "Христос Воскрес"? - деланно удивился Антошка.
- Да нет, не обязательно, - смутился Дмитрий.
- Да ладно, не бери в голову. Слушай, а что - правда, батек сегодня Богу будет молиться, чтобы дождь перестал? - заинтересовался Сережка.
- Ну, молебен будет после Литургии. Отец Владимир всех приглашал.
- Скажи ему, что мы не придем, - захихикал Антошка.
- Ага, и да поможет ему Гидрометцентр! - фыркнул Сережка.
- Да ну вас на фиг! - отмахнулся Дмитрий.
- Ой, он что - так сматерился на нас?
- Да нет, послышалось. Ты че, ему ведь так нельзя говорить, Боженька накажет.
Махнув рукой, Дмитрий поспешил в храм, стараясь не обращать внимания на дальнейшие реплики одноклассников.
* * *
Литургию отец Владимир совершал со смешанным чувством радости и горечи. Радостно ему было всякий раз, когда он, облачившись, становился перед престолом и зычно возглашал: "Благословен Бог наш...". А горечь была оттого, что в новенькой кирпичной церкви, отстроенной богатым спонсором - бывшим директором совхоза, а ныне преуспевающим бизнесменом, совсем не было народу. Люди не хотели ходить на службы.
Отец благочинный, открывая приход, докладывал архиерею, что в деревне полным-полно верующих христиан, жаждущих духовной жизни. Спонсор докладывал, что приход священника прокормит. Получив указ о переводе, отец Владимир ехал в гостеприимную деревню добрых христианских традиций. Приехал - ни прихода, ни жилья. Первые полгода с матушкой жили в бане. Потом сняли небольшой домик. На первой же службе понял, что будет трудно - в храме было пусто. В последующие две недели ситуация не изменилась. Послушавшись совета своего друга - настоятеля поселкового храма, ходил по дворам, знакомился с жителями. Посещал все деревенские мероприятия, первое время ходил только в рясе. Пока не понял, что, изодрав эту, другую пошить не сможет - не хватит денег. Затем устроился в одну компьютерную фирму в городе, стал собирать системные блоки за три тысячи рублей в месяц. На жизнь стало хватать. С клиросным пением, уборкой храма, бухгалтерией справились - вдвоем с матушкой. Потом в храм стал ходить соседский парнишка - Дима. Дело пошло. Втроем было уже веселее.
Два дня назад батюшка развесил по деревне несколько объявлений о том, что после воскресной Литургии в храме св. Дмитрия Донского состоится молебен о прекращении дождя. Зная обо всех трудностях деревенского жителя, связанных с затяжными дождями, отец Владимир надеялся, что теперь-то люди придут. Но Литургия уже подходила к концу - матушка Ирина уже пропела "Отче наш", а во всем храме их было только трое. Он, жена и Дима.
Причащалось двое - он сам и Дима. Иру исповедовать он не мог, а ближайший другой священник находился в сорока километрах. Проповедь звучала для худого застенчивого мальчишки и любимой супруги.
- Господу помолимся! - возгласил отец настоятель перед заключительной молитвой, оглядев пустой храм.
- Господи помилуй! - пропели в ответ два молодых голоса.
* * *
Жители деревни не сразу поняли, что произошло. Вроде бы, ближе к полудню, появилось солнце, но дождь не переставал. Затем кто-то сказал, что над церковью дождя, вроде бы, нет. Ему не поверили, но народ стал постепенно подтягиваться к храму. Братья Коноваловы - Антон и Сергей прибыли первыми и стояли тихо. Молчал и Витька комбайнер - первый в деревне безбожник и острослов. Была молчалива и Валентина Семеновна - учительница биологии, воинствующая атеистка. Подходили молодые и старые. Пришел и дед Лазарь - в фуфайке, препоясанный дырявой шалью, и полиэтиленовом дождевике. Вскоре только самый больной или ленивый не стоял у церковной ограды, разинув рот. Вовсю сияло солнце. На сухой церковной крыше сидели отец Владимир с Димкой. Перепачканные с ног до головы, они спокойно красили оцинкованное железо в синий цвет. Внизу стояла матушка Ирина и, щурясь, давала указания, как лучше красить. На собравшихся людей они, вроде бы, не обращали никакого внимания. Только изредка счастливый Димка украдкой бросал взгляд на притихших земляков, поливаемых дождем.