Аннотация: Послесловие и дополнения к роману "Скворечник на абрикосовом дереве".
ПОСЛЕСЛОВИЕ
(к роману "Скворечник на абрикосовом дереве").
Глава 1.
Покушение.
...Что такое "блок", та стена, что держала психику Марины столько лет в узде? Куда деваться от ощущения, что вход информации туда за стену свободный, а обратно - похож на игольное ушко, сквозь которое очень трудно протащить верблюда правды? Как получилось: прожив годы, абсолютно не помнила событий, о которых рассказывала последние пять лет? В памяти были лишь невнятные разрозненные наброски, больше похожие на неловкие акварели её "бармалейчиков", когда впервые знакомились с техникой размывки, растушёвки рисунка; по ним невозможно судить о полноте и трагизме страшных событий в полном объёме. Почему прошлое не тревожило долгие десятилетия? Понимала, должна сказать "спасибо" тем структурам, которые и установили специфический фильтр информации, чтобы уберечь её неординарный мозг от превратностей судьбы, но с этой супер защитой она вроде бы и не жила вовсе! Или жила, летя с одним крылом: неловко, кособоко и порывисто. Не было того плавного течения жизненной реки и ощущения связанности, законченности, полной логичности и завершённости всех начинаний и помыслов, что происходит у обычного обывателя, среднестатистического жителя страны.
Годы шли, менялась не только страна, Система и её методы, менялась и сама Мари, взрослея, выравниваясь в психике и здоровье. Став сильнее, научилась не торопясь, слой за слоем, усилием мысли истачивать штукатурку "блока", видеть "кирпичики" и понимать, где надо приложить усилия, чтобы "вынуть" один из них.
...Многие годы мучила загадка отдаления Александра Зеленцова, потом полного исчезновения из её жизни. Мучила и пытала год за годом, пока в одном из болезненных полубредовых снов, когда сильно прихворнула, искрой не мелькнуло видение: знакомое кафе, кованая ограда какого-то серьёзного учреждения рядом, и Мари, полусидящая на земле, прислонившись спиной к ограде, придавленная чем-то тяжёлым. Сон не отпускал, всё повторяясь и повторяясь. Тогда, шаг за шагом, постепенно, по кадру расшатывая рамки жёсткого "блока", собирая воедино разрозненные фрагменты, начала складывать мозаику полноценной картинки, которую можно было рассмотреть в подробностях. Вот уже видна развёрнутая картина: широкая улица, проспект на севере Москвы, приземистое кафе, ставшее ресторанчиком, кованая ограда, тротуар, где произошла памятная встреча с Наталией Стрельниковой. На тротуаре, на асфальте, опершись спиной на железные прутья забора, сидит Мари и держит в объятиях окровавленного крупного мужчину. Вокруг них крики, визг тормозов машин и... звуки выстрелов. Девушке не до них: с ужасом смотрит в лицо... Александра! Смотрит в глаза умирающего друга, что-то "снимая" с них психометрией, пока ещё живут и могут отдавать информацию. Дальше этой картинки видения никак не вырывались, словно блок из последних сил старался не пускать дальше, за опасную грань. И так целых два года - только эта повторяющаяся картина, ни шага вперёд или в сторону!
...Однажды поехала в областной центр по делам здоровья сына и стала невольной свидетельницей милицейской погони за вооружёнными преступниками, которые отстреливались, высунувшись в окна машины светлого цвета. Опешившую и стоящую с раскрытым от испуга ртом Марину резко толкнул на широкую дорожку тротуара высокий крепкий мужчина средних лет. Буквально покатившись от неожиданно мощного толчка по асфальту, раздирая руки и колени о неровности дорожки, слыша визг тормозов машин, крики людей и звуки выстрелов, со страхом поняла: "Вот оно!" В голове что-то взорвалось, и за долгие годы впервые Мари потеряла сознание, ударившись о... кованую ограду платной клиники, откуда только что вышла. Очнувшись, окружённая людьми, врачами, выскочившими из клиники и склонившимися над ней, слыша низкий рокочущий голос крупного мужчины сквозь дурноту, смотрела перед собой расширенными остановившимися глазами на орловскую улицу, а видела... Москву. Картинка, будучи столько лет неподвижной, статичной, вдруг ожила и зажила собственной жизнью. Всё открылось! Ключ к скрытой ячейки памяти был подобран самой безжалостной жизнью. Врачи, суетящиеся вокруг, обрабатывали её раны и отчаянно ругали человека за то, что попытался женщину спасти от шальных пуль. Подошли милиционеры, справляясь, не ранена ли, но отвечать пришлось медикам и спасителю - у Марины был глубокий шок. Домой доехала "на автомате".
То, что увидела в новом видении, никак не укладывалось в голове, выпирая страшными углами неприглядной правды, кровавя приглаженные годами полки сознания, раня немилосердно душу. Разум не желал это знать! Кричал и сопротивлялся, восставал против организма, мучил несчастную женщину дикими мигренными болями и головными судорогами, рвал и лопал в приступах тонкие, нитевидные сосуды носа и глаз, сопротивляясь из последних сил, не принимало истины категорически, на-от-рез! Зная склад ума и особенности своей психики, понимала: пришла информация, нужно принять такой, какая она есть, без экивоков и договорённостей, недомолвок и полуправды, условий и торга - просто зачислить на баланс памяти. Приняла, смирилась, а узнав во всех подробностях, учтя нюансы, смогла трезво осмыслить и разложить факты по полочкам. И стало не так страшно: ушёл внутренний раздрай между душой и телом, а с ним и проблемы с головой и сосудами - организм сдался. Осталось только открывшуюся истину оприходовать и хладнокровно проанализировать.
...Это случилось в 93-м году в августе месяце. Марина приехала из провинции, куда скрылась два года назад ото всех и вся: от Конторы, тотальной "слежки" своих и чужих, от "оперов" и опостылевшей гостиницы, дурных вестей и... от любви. Уехала, чтобы залечить очередную душевную рану*. Вернулась, чтобы продать крошечную хрущёвку-однушку на Борисовских прудах и окончательно разорвать путы, держащие в столице, в городе, ставшем для неё истинным Чистилищем ещё здесь, на Земле. Мари прошла все круги ада в этой чудесной красивейшей доброй и такой жестокой Москве. Пройдя ад, поняла, что большего не вынести! В одночасье покинула, решила порвать навсегда, забыть, похоронить под толстым слоем похоронного пепла даже память о тех, кому прах принадлежит, пока сама не превратилась в него.
По приезде жила у сестры Ванды в Бутово, ездила по делам продажи квартирки в центр и часто приходила в их с Александром кафе, подружившись с новым персоналом, который сменился, как и сам статус заведения. Теперь это был милый и дорогущий ресторанчик, но его зав, а теперь менеджер, Армен, Марину вспомнил и всегда держал столик в уголке, вдали от чистейших красивых окон с лёгкой тонировкой - не хотела, чтобы "эти" её увидели первыми: им придётся зайти внутрь зала, а она их вычислит сразу - всегда это умела.
Как-то зашла выпить фирменный кофе, и Армен, предупредительно встретив на пороге, как-то странно посмотрев в глаза, быстро метнул взгляд на улицу: "Шла бы ты..." "Понятно: "они" здесь и ждут, - вздохнула тяжело. - Опять придётся уходить дворами". Вошла, тепло улыбнувшись заву.
- Рад Вам, Мариночка! - обрадовавшись, пожилой грузный приземистый мужчина с весёлыми глазами поцеловал девушке руку. - Столик свободен, - проводил в уголок, поправил букетик, убрал меню - всегда обслуживал её сам. - Как Ваши дела? Хлопотно? Столько времени где-то пропадали! Ваш "большой товарищ" тоже стал редким гостем, давно не было, - смахнул крошку со стола салфеткой, ненароком наклонился к уху, неуловимо прошептал. - Зайдёт завтра, обмолвился недавно, - выпрямился и продолжил громче, чтобы "эти" услышали, если успели поставить "прослушку". - Как жаль - такой был клиент! И щедрый! - хитро улыбнулся, сверкнул чёрными армянскими глазами в густых ресницах, положил руку на спинку стула. - Ну, как всегда: салат и кофе? Я мигом, - метнув молнией взгляд на молодую пару через несколько столиков, насторожённо заглянул в зелёные глаза гостьи. - А Вы всё хорошеете, Мариночка! Время дружит с Вами! И счастье - светитесь! - галантно поцеловав руку, ушёл за заказом мягкой поступью.
Делая вид, что любуется обстановкой, заметила краем глаза, что пара пересела ближе. "Понятно: прослушку не успели поставить. Или Армен спугнул, заметив меня издали. Что ж, их ждёт разочарование - останутся с носом. Я многому научилась у Лёши и на курсах".
Посидев с полчаса, ушла так, что "хвост" и не кинулся - вывезла "Газель" с продуктами с чёрного хода ресторана. Спасибо Армену - ненавидел Контору всей душой. Оставила номер телефона сестры прямо на купюре, которой расплатилась за заказ. Пообещал дать знать, когда "большой товарищ" объявится в заведении.
Позвонил в районе трёх часов дня.
- Он здесь. Один. Их нет.
- Задержите его, Армен! - закричала, стремительно обуваясь, хватая сумочку. - Хоть анекдоты рассказывайте, хоть пляшите, хоть в любви ему признавайтесь всем персоналом по очереди!
Бросив трубку, заполошно выскочила на улицу, разыскивая такси. Повезло - таксист был из северного района и возвращался "домой на базу".
Через сорок минут выскочила из салона такси и бросилась через проезжую часть, даже не добежав до "зебры"! Вовремя: Армен уже на улице, на тротуаре перед рестораном "нарезал круги" вокруг хохочущего Александра, находясь в полной панике, не зная, чем ещё задержать гиганта? Уж и впрямь собрался становиться на колени, признаваясь в любви и верности до гроба, но, увидев молодую клиентку, радостно вздохнул и решил не рисковать лицом и репутацией.
- Ох, Александр! - с чувством облегчения произнёс армянский хитрец. - Я только хотел признаться Вам в искреннем почтении и верности, привязанности и глубокой душевной симпатии, но вижу, что будет, кому признаваться Вам в дружбе и любви без меня, - озорно и ловко крутанувшись круглым телом, увернулся от огромного кулачища медведя и убежал в ресторан, величаво взмахнув полной короткой рукой на пороге. - Счастливо, моя Большая Мечта! Адью!
Зеленцов, ещё не видя Мари за спиной, стоял поражённый словами, мотал крупной головой, громогласно хохоча во всё горло, уперев руки в бока и расставив длинные ноги на ширину плеч.
- Я тебе покажу "большая мечта"! Я так сейчас объяснюсь в любви! Такой "адью" получишь...! Вот ведь плут армянский, сбежал! Ну, погоди у меня, подлый трус! - качал головой, вздрагивал от смеха большим телом. - Будет, кому признаваться? О чём он там прокричал напоследок...?
- Не "о чём", а "о ком". Обо мне, Саша, - она стояла за плечами московского увальня-врача после стольких лет разлуки. - Здравствуй, родной!
Александр впал в ступор. Как-то захлебнулся воздухом на придавленном вмиг смехе, весь напрягся и замер, просто превратился в молчаливое изваяние, словно услышал карающий Глас Божий! Подошла к нему, мягко обняла сзади, просунув руки в его подмышки, вынув уже на груди. Стояла молча, прижавшись к напряжённой широкой спине горячим от быстрого бега тонким телом. Вздымающаяся грудь и частое дыхание мешали плотнее прижаться, но и этого касания было достаточно, чтобы почувствовать, как вздрогнул, словно его обняла не молодая девушка двадцати девяти лет, а неумолимая и неизбежная Смерть собственной персоной - прямиком из Аида. Всё стоял и стоял, и был просто не в силах повернуться к ней и посмотреть, наконец, прямо в лицо. Пришлось это сделать самой. Ловко вывернувшись из-под руки, пока не очнулся, встала перед ним и наклонила мужскую голову, обняв за мощную шею. Врач всё смотрел упрямо мимо, стараясь не заглянуть ненароком в девичьи глаза. Тогда Мари совершила то, чего и сама от себя не ожидала: резко подтянулась на руках, повиснув на его шее, и обвила ногами талию! Днём. При всех. На тротуаре большого столичного проспекта. На оживлённой улице. В коротком с пышной юбочкой изумрудном шёлковом платьице с белым кожаным пояском. Мощный, стареющий, с сединой в волосах импозантный красавец-мужчина и тоненькая девушка на его талии - это надо было видеть своими глазами. Но, пытаясь хоть как-то сдвинуть с места, потрясти, вывести из затяжного ступора обычно шебутного и громогласного Сашу, Мари была способна и на большее.
- Вот бесстыдница! - презрительно фыркнула бабуля, проходящая мимо них.
- Так и будем здесь стоять на глазах у всего района, а? - прошептала на ухо, прижавшись горячей щекой к крупному бледному лицу.
Видя, что и это не растормошило, прильнула к чувственным красивым губам в нежном поцелуе, ласкаясь, прижимаясь к телу бёдрами всё сильнее. А вот это сработало! Зеленцов вздрогнул, подскочил, как ужаленный, в полной панике попытался отцепить, словно намереваясь забросить тщедушное тельце девушки за высокую кованую ограду, возле которой стояли. Хоть руки у неё и были с тонкими слабыми запястьями, то уж бёдра таковыми точно не являлись - едва не задушила однажды немаленького и нехилого Алексея, когда довёл до безумия запретными ласками: потеряла сознание, придушив! Едва успел ей нажать на особые точки крестца, чтобы снять смертельный клинч бёдер. Убила б - сонную артерию сжала случайно.
- Саша, даже не пытайся - не выйдет, - задрожав от сильных прикосновений мужских рук к талии и бёдрам, прошептала хриплым голосом на ухо. - Лучше посмотри на меня и скажи: "Привет, Маришка!" Я не слышала этих слов от тебя больше пяти лет!
Передёрнулся телом, замер, странно посмотрел искоса, словно глазами шёл по минному полю: "Наступлю сюда, ага - держит..., а здесь..., нет, тут опасно". Увидев на женских губах лишь мягкую, нежную и немного печальную улыбку, вздохнул облегчённо, с осторожностью выдохнул, словно боялся это сделать раньше.
- Маринка... - медленно опустил её на тротуар, заглядывая с высоты огромного роста в зелёные глаза, будто знакомясь с ними заново, купаясь в изумрудном свете и цвете, причащаясь чистотой и святостью. - Ты! - закрыл глаза, дёрнулся-встряхнулся, распахнул медовый омут широко, будто бы проснулся, наконец. - Откуда?? Господи... - застонав, притиснул так, что свет чуть не померк в девичьих глазах! - Я не сплю!? Ты? Ты...
- Попробуй ущипнуть - услышишь! - прикусив пухлую губу, озорно проворчала, гладя его спину, насколько хватило рук. - Или укуси нежно, проверь реакцию... Только отскочить не забудь!
- А вот это точно не сон! - сдержанно засмеялся, сияя светло-карими глазами, но по-прежнему содрогаясь в тонкой дрожи всем телом почему-то. - Только у моей маленькой девочки Маришки всегда был такой острый язычок. Ящерка моя зеленоглазая...
Немного расслабившись, посмотрел свободно и прямо, словно преодолел какой-то слишком высокий непреодолимый барьер в душе. Почти преодолел.
"Почему моё появление так потрясло его? Что насторожило? Неожиданность? Этого добра в нашей жизни хватало. В чём дело? Почему такой страх, настоящая оторопь? Чем напуган? За кого испугался? Что-то важное пропустила? Когда...?" Но Марине так и не удалось получить ответов из его уст. Случилось такое...! Дальнейшие события видела, как в замедленной киносъёмке...
...С перекрёстка улицы медленно стала выворачивать неприметная старенькая "шестёрка" светлого цвета и, выехав на бульвар, продолжала двигаться в их сторону. Зеленцов обнимал девушку в тот момент, потом подхватил за талию и стал кружиться, смеясь и сияя счастливыми глазами. Он первым заметил медленно идущую машину, которая прижималась всё ближе к тротуару, на котором они кружились. Весь напрягся от предчувствия чего-то страшного, резко выпустил Мари из рук и, перехватив за запястье, сильно забросил за свою мощную фигуру, толкая не столько за спину, сколько на землю и кованую ограду сзади. От такого мощного, сильного рывка и толчка девочка буквально покатилась по асфальту широкого тротуара, сдирая в кровь руки, локти, колени, щиколотки и икры ног, раня и садня их, отбивая бёдра о неровности дорожки. Мало того, что вся изранилась, так ещё и ударилась головой о металлические прутья кованого забора! Но боли не было в тот момент, потому что её заслонила страшная картина, развернувшаяся перед помутневшими от потрясения глазами.
В опущенном боковом окне проезжающей машины показались руки, в которых Марина увидела автомат! Резкий звук очереди разорвал мягкий гул столичной суеты и вызвал панику и переполох на тротуаре и на трассе. Люди закричали и стали падать на землю, прикрывая головы руками, а машины, не желая попасть в сектор обстрела, резко сворачивали и сталкивались. Крики, визг тормозов, звон разбитых стёкол и фар, лязг и скрежет железа и... выстрелы. Автоматная очередь была выпущена в сторону пары на тротуаре и нашла свою цель: закрывая подругу широкой фигурой, приняв в верхнюю часть бёдер первые пули, Зеленцов стал медленно оседать, но, борясь с болью, продолжал служить живым щитом своей Зеленоглазой ящерке, которую до последнего вздоха решил защищать и ограждать. Опускаясь, всё принимал и принимал в живот и мощную грудь горячие смертельные капли, но не сдавался, как-будто на этой земле не было у него иной цели и предназначения кроме этой: сохранить жизнь той, кого спасал не единожды. Пятился, спускаясь всё ниже, практически накрывая Мари грузным, большим, мускулистым телом.
Из-за поворота следом, визжа шинами на резком вираже, вылетели две Конторские чёрные тонированные "Волги" и ринулись в погоню за "шестёрой", стреляя вслед уходящему от преследования автомобилю. Крепкие ребята с короткими стрижками высунулись по пояс из раскрытых окон мощных "воронков" и стреляли с двух рук, по-македонски, держа в руках и ПМы и "Стечкины", знакомые Марине по курсам спецподготовки на тренировочной базе Системы. "Шестёрка" резво уходила, виляя и сталкивая с пути машины, уворачиваясь от огня и ныряя в проходные дворы старого московского района севера столицы.
Девушка сидела на горячем асфальте, прислонившись к кованой ограде, держа у себя на груди торс Александра, приподнимая, насколько хватало сил. Подтащив к себе своего медведя и взяв на руки его голову и плечи, со страхом смотрела на окровавленную грудь, живот и верх бёдер, понимая и замирая душой: "Не жилец, счёт идёт на минуты!"
- Сашенька... Ты только не шевелись, родной... Помощь уже близко!
Старалась держать эмоции в жёсткой узде, не позволяя себе потерять сознание в такой страшный момент. Даже не плакала, только смотрела расширенными страшными глазищами в медовую глубину врача, стараясь всеми силами удержать его в сознании до приезда "Скорой".
- Маришка... Прости меня... Я виноват... Очень... Прост... Мар...
Невнятно сипел, смотря жуткими глазами, распахнутыми и открытыми, словно приглашая в них. Понимая, что речь отказывает, старался "сдать информацию по назначению" её умелым глазам, помня о психометрии и редком "даре": "видеть" и "слышать" эфир, мир за гранью. Собрав душевные силы, погрузилась в мужской взгляд, взяв голову Александра в дрожащие руки, обагрённые его тёплой кровью. В глубинах зрачков появилась светлая точка, которая мгновенно раскрылась в полноценный экран - торопился, боясь не успеть всё отдать! Марине только осталось смотреть "глазное кино"...
* ...залечить очередную душевную рану - история в романе "Ждите ответа".
Глава 2.
Врачебная ошибка.
...Риманс уже несколько часов сидела в этой глухой без окон комнате и "работала медиумом". В этот раз не всё шло гладко - они, вероятно, увеличили дозу! Никак не могла по-настоящему сосредоточиться. Информация наплывала, но не хотела до конца раскрываться. Застонала от дикой головной боли после стольких часов умственной работы.
- Марина. Сосредоточьтесь. Ещё несколько фото, - мужские руки из-за завесы резкого света разложили на столе фотографии детей. Их было семь. Дети разных национальностей и возрастов.
Нет, ей нечем их было обрадовать.
- Они все мертвы. Убит. Изнасилована и задушена. Задушен отцом. Утоплена матерью, ищите в выгребной яме ближайшей соседки. Утонула... - показывала пальцем фото, от которых шёл холод смерти.
- Карта, - тихо настаивал голос.
Никак не могла собраться с мыслями. С трудом подтянув стопку карт, выбрала нужные, развернула, преодолевая дурноту, медленно водя пальцами, стала показывать, где искать останки несчастных.
- С этой возникли проблемы - пусто, - голос был нейтрален: не упрекал, не ругал, просто ждал результата.
Посмотрев на указанное фото, вскипела.
- Бездари! Она там лежит, где вам показала в прошлый раз! - взяв себя в руки, закрыла глаза и заговорила. - Строящаяся многоэтажка. Очень высокая. Пока только каркас. На высотке стоит девушка. Одна. Долго стоит. Потом делает шаг вниз. Летит. Несколько раз ударяется о выступающие балки. На земле насаживается на длинные арматурные стержни. Скользит по ним. Потом погружается в свежий раствор бетона. Всё, - откинулась на спинку кресла, почти ничего не чувствуя - обморок близок.
- Последняя группа на этот сеанс, Марина, - голос неумолим, спокоен, настойчив.
- Нет, довольно! Ещё пять минут, и у меня взорвётся голова! - уже кричала. - Они все, вы слышите, все мертвы! - вскочив, нечаянно положила руку на фото маленького, светленького, сероглазого мальчика. - Хотя, нет..., погодите... - села в полном изнеможении и в ужасе: мальчик, как две капли был похож на маленького Алёшку, её любимого - показывал свои детские фото. Задохнувшись от слёз, едва взяла себя в руки. - Этот ещё жив, - еле двигая свинцовой рукой, стала водить по фотографии мальчугана пальцами. - Деревня. Луг. Коровы. Выгон... Нет, это не выгон - это ферма, ранчо! Ветряк возле небольшого дома. Дом... Не наш... Это... Вермонт...
- Сосредоточьтесь, Марина. Вермонтов много. Какой именно? Штат? Город? Округ? Селение? - опять этот ненавистный голос.
- Не вижу... Мне плохо... Быстрее ищите... Он в опасности... Скоро гроза... Его убьёт молния...
Больше ничего не чувствовала, только слышала голоса и свои мысли, от которых становилось ещё хуже, но контролировать уже не могла, теряя последние нити разума. "Алёшка, как он похож на тебя, единственный! Может, это ты там заново в нём возродился, любимый? Как мне тебя не хватает, суженый мой. И твоих неистовых рук. И тела. И губ..." - уплывала в чувственную негу и страсть их первой, той самой, ворованной настоящей брачной ночи, когда поняли: не жить друг без друга. Погрузившись расстроенным разумом в прошлое, начала слышать отовсюду только голос возлюбленного и чувствовать его прикосновения...
- ...Что тут происходит!? Вы с ума сошли?? Я же запретил её трогать! Вы окончательно сожжёте ей нервные окончания мозга вашими препаратами! - гремел знакомый голос. - Убьёт инсульт в любую минуту! Какая тогда будет польза? Кому? - кто-то подхватил Марину на руки, подняв с кресла, и понёс куда-то. - Всё, сеанс закончен! Я сказал! Не смейте заходить в кабинет релаксации ближайшие три часа.
В прохладе коридорного воздуха девушке стало немного лучше, но образ Алексея никуда не делся. Сознание сосредоточилось на памяти о любимом и отныне воспринималось только через эту призму. Находясь в состоянии раздвоения личности, сорванной психики, видела себя со стороны и могла частью здорового рассудка оценивать события и размышлять: "Они превысили допустимую норму - сознание сдвинулось. Слава богу. Больше буду не нужна. Лучше слабоумие, чем экстраординарные способности. Теперь принадлежу только себе. Им дураки ни к чему, - продолжала усиленно думать, ничего не видела, кроме лица Лёши, не воспринимая иных касаний, кроме его рук, не ощущала других чувств, кроме страсти и жарких касаний суженого. - Я его вижу, слышу и чувствую, значит, он жив? Выжил? Нашёл здесь, на далёкой базе филиала Конторы? Спас?"
- Маришка, слышишь меня? Милая, держись! - дрожащий голос ласкает слух. "Любимый!" - Сейчас введу препарат, ослабляющий воздействие их нового блокиратора.
"Слышу, Лёшенька, но зачем всё это? Ты со мной, и больше ничего не надо! Поцелуй меня..."
- Вот так. Посиди минутку, приготовлю состав.
"Зачем состав? Не уходи. Люби меня..."
- Лёша! Лёшенька! Где ты? Не уходи, любимый, - искала невидящими глазами свою любовь, беспокоясь, что он пропал из поля зрения её слепых глаз.
- Господи..., - выдохнул с ужасом, - нет! Только не это! Маринка, очнись, родная! Не сдавайся!! - боль укола в вену. Тошнота.
"Нет, Лёшенька, слишком поздно - они ошиблись дозой. Укол не подействует..."
- Алёшенька, иди ко мне, - дрожала, прижимая любимого к себе, - обними, единственный, и люби прямо сейчас... Прошу... Возьми меня...
- Мариша..., очнись, умоляю! Девочка моя, родная, приди в себя! - он дрожит, а она всё сильнее льнёт, целуя любимое лицо и губы, раздевая и прижимаясь к телу. - Марин..., не надо так делать, милая... Нет, Мариша..., нет... Господи! Я сейчас тут сам сойду с тобой с ума!! - больше не удерживает девичьих рук и тела, а прижимает к себе так, что несчастная начинает стонать и выгибаться под его руками. - Что же ты творишь со мной, Маришааа...? Любимая... Желанная моя... Маленькая...
"Всё, Лёшка сдался и уже не сопротивляется. Да, любимый, да, сто раз да. Целуй меня и возьми скорее. Улетаю! Всё, он мой: желанный, страстный, сильный до боли и ненасытный. Сходит с ума, совсем теряет голову, суженый мой. Всё в порядке, Лёшенька, не сдерживайся. Так и должно было быть, ты так тогда и сказал. Иначе и не могло случиться - только ты и я. Это неизбежно бы произошло, единственный, и никак иначе. Я твоя. Ты мой воздух. Без тебя не дышится..."
...Смотря в умирающие глаза Зеленцова, Марина видела, слышала и чувствовала за двоих, тех, что были у него в потаённой глубине глаз. Продолжая смотреть в медовую темень, грустно и потерянно усмехнулась: "Эх, ты..., мой неистовый! Друг, называется... Вероломный и... родной". На всё взирала со стороны, сидя на асфальте, и держала мужчину в своих окровавленных руках...
...В тот день Александр Евгеньевич неожиданно без предварительной договорённости нагрянул в далёкий филиал, с которым сотрудничал много лет, и увидел... Марину! Она была близка к умопомешательству, с явными признаками искажения восприятия реальности и личности! Плохо владея собой от жуткого животного страха за её психику и жизнь, просто вырвал свою зеленоглазую девочку из рук дознавателя, пользуясь немалым здесь весом и авторитетом, чем и спас девичье тело, но не свою душу. Едва увидев, понял, что опоздал! Видимо, здешние эскулапы ввели подопытной новый малоизученный препарат, раскрывающий сознание людей с особой изменённой психикой. Что ж, судя по той коробке с уже отработанными материалами под рукой дознавателя - препарат оказался весьма результативным. Только Марише, скорее всего, с дозой намудрили - "поплыла головой". Неся её, полубезумную, по путаным лабиринтам бывшего бомбоубежища, дрожал от страха. Попытался ослабить воздействие блокиратора - тщетно: она видела его своим возлюбленным Алексеем Стрельниковым и не выходила из этого состояния! Оставшись наедине в полутёмной красивой комнате для восстановления и релаксации подопечных, попытался урезонить, силой сдерживал страстные порывы и стоны девушки. Но когда встал на колени перед ней, она кинулась на шею, стала целовать, льнуть тонким пьянящим телом, раздевать трепещущими пальчиками, дрожа от желания к "Лёше", Зеленцов... сорвался. Краем рассудка понимал, что пациентка находится в неадекватном состоянии, что до конца должен оставаться профессионалом, медиком, только забыл, что был ещё и простым смертным мужчиной: сильным, в самом расцвете маскулинных сил, давно любящим Марину и желавшим её последние два года! Просто не выдержал напора женской страсти, притягательности жаркого тела, сладости неистовых губ и бесстыдства тонких пальцев, творящих грех и чудо. Даже смирился с тем, что называет именем погибшего несколько лет назад возлюбленного, Стрельникова.
...Наблюдая за ними со стороны, Мари держала чувства в жёстком корсете воли. Твёрдо решила: "Я должна досмотреть! Александр так хочет. И я выдержу. Во имя правды и совести того, кто рассказывает это глазами, разрывая себе душу".
...Он медленно положил её на широкий кожаный диван и, не спуская потрясённых медовых глаз, стал раздевать: блузочка, юбка, туфельки, колготки. Бельё не стал снимать, в последнем отчаянии надеясь, что это его остановит в последнюю секунду, послужит "чекой" на гранате неистового темперамента. Руки трепетали, спазм душил от сильного волнения: заполучил Маришу после стольких лет страстного желания обладать! Борясь с совестью, контролировал громкий и низкий голос, говоря тихо и мягко, касаясь легко и невесомо. Кто знает, что девочку может "разбудить"? Это может быть всё что угодно: запах, звук, особое дыхание, касание, необычный секс с новыми особыми движениями, характерный жест, приём ласк или поза. Действовал с предельной деликатностью и осторожностью, словно обезвреживал незнакомую по устройству и воздействию бомбу. Не собирался заниматься любовью, намеревался лишь довести до последней черты: вдруг очнётся волшебница зеленоглазая? Конечно, рассвирепеет, кинется с кулаками, но он уж постарается убедить, что пытался таким способом вернуть ей сущность и восстановить воспалённый мозг. Только факт, что любил её долгие годы, и не просто любил - безумно желал, бредил желанием, что стало истинным наваждением, сослужил мужчине плохую службу: не выдержал и всё довёл до логического финала. Увидев Мари в тонком кружевном белье нежно-сиреневого цвета, худенькую, гибкую, юную и страстную, пылающую к нему, "Алексею", любовью, не устоял. Не смог. Смотря в дымящиеся малахитом глаза, подёрнутые пеленой необузданной страсти, нервно сорвал с себя часть одежды, сообразил, что слишком крупен для этой Дюймовочки, ласково взял на руки, медленно полуприлёг на диван и, замирая от восторга, посадил на себя. Она же, сходя с ума от любимой позы Алексея, сильным рывком руки сорвала с себя кружевные трусики, чем только усугубила положение. Всё! "Чека" была сорвана в мужском мозге - преграда в виде тонкого кружева, на которое он так уповал, исчезла. В голове взрослого, сильного, мудрого и воздержанного Александра все смешалось и встало на колени, поклонившись любви. Стал любовником Марины, прекрасно понимая, что воспользовался неадекватным состоянием, но, чем больше терзался, казнился и раскаивался в столь непозволительном врачебном проступке, должностном преступлении, тем неистовее обладал. Три часа пролетели, как один миг.
...Марине было больно и горько видеть всё это со стороны, но, поставив себя на его место, поняла: "Никто бы не смог устоять, ни один нормальный мужчина! Если б со мной тогда оказался "голубой"-"актив" или абсолютный импотент, тогда, возможно, удалось бы избежать насилия. Но этого не случилось: Саша был нормален и здоров. И безнадёжно влюблён. Бедный и такой несчастный! Обезумевший и счастливый, - досматривая страсть и любовь тел, ясно поняла ещё одну вещь, поразившись и покраснев. - Я этого желала, но в тайне, даже от себя пряча мысль! Александр Евгеньевич вдвое старше, счастливо и много лет женат, вот никогда и не давала повода зайти дальше шутливых поцелуев".
Теперь, наблюдая за неистовой, сорвавшейся со всех цепей и правил любовью, простила ему всё! Поблагодарила за ту радость, что тогда подарил ей, безумной, когда не была собой. "Зеленцов всё-таки взял реванш у своего вечного соперника Иверова! - покачала головой. - Дмитрию достались трое суток счастья в сентябре, а через три месяца, в конце декабря того же года меня заполучил-таки Саша. Обманом. Стал последним, - печально улыбнулась, признавая поражение и прощая. - Что ж, медведь, твоя взяла. Узнал ли об этом незаконном, запретном и бесчестном реванше Дима? Не думаю".
Глава 3.
Милосердие.
...Хрип привёл Марину в чувство: Зеленцов начал захлёбываться кровью, хлынувшей изо рта. Похолодела: "Это конец".
- Саша, Сашка, Сашенькааа! - затормошила, взвилась в крике. - Посмотри на меня, родной! - закричала дико истошно и страшно, и ужасным чужим голосом привела его в чувство на краткое мгновенье. Открыл мутные глаза и посмотрел прямо на неё. - Я не сержусь на тебя, ты слышишь? Я тебя прощаю! - истерически вопила, держа его торс в онемевших от тяжести руках, укачивая своего большого неразумного ребёнка. - Ты меня слышишь!? Ответь мне, моргни! - медленно смежил веки. Когда вновь открыл взор цвета стремительно темнеющего мёда, покатились слёзы. Так просил прощения за запретную любовь. - Я тебя прощаю, Сашка... - хрипела, всеми силами удерживая его здесь, на краю жизни, с ней. - Спасибо за любовь, Сашенька! - увидев в угасающем взгляде безмолвную последнюю просьбу, затрепетала в крупной дрожи и проговорила через силу. - Я отпускаю тебя, любимый. Иди туда с миром...
Рыдая в голос, по-деревенски, смотрела в глубину тёмного и спокойного взгляда, и вдруг увидела там... тоннель! И... сошла с ума!
- Забери меня с собой, ты меня слышишь!? Туда, в тоннель, Сашааа!! Я с тобой!
Случилось невероятное: уже "уходя" невесомо и легко, Александр "вернулся", последним просветом угасающего интеллекта и неслыханной силы воли выплеснул на Маринку остатки могучего медового гипноза и "повернул"-таки тоннель в её сознании поперёк! Как ни пыталась туда проникнуть, натыкалась только на округлую серую гладкую боковую стену бесконечной в обе стороны металлической трубы. Он сумел навсегда "закрыть" его для любимой. Навечно. Смог "развернуть" вход в сторону своего сознания, унося сейчас туда, за грань бытия, куда ей отныне не добраться лишь по желанию. Закрыв, заставил жить силой! Без него. Ради себя самой. Жить.
- Нееет! Нет! Саша, открой, ты слышишь!? Пусти меня за тобой! Верни его мне! Сашенькааа...
Не в слабых девичьих силах оказалось удержать его на земле, в изрешечённом автоматной очередью человеческом теле. Смотря только внутрь себя, Александр Евгеньевич тяжелел, придавливая Марину всё сильнее телом, больше полутора сотен килограммов веса, впечатывая в жёсткий асфальт женские тощие бёдра, расплющивая тонкие щиколотки и маленькие ступни. Дико кричала от боли и горя, мотая головой, исходя каким-то совершенно звериным рыком, так похожим на рёв обезумевшей медведицы, потерявшей своего единственного медвежонка. Он ушёл в иной мир на её руках, а она чувствовала его последние судороги, сотрясаясь вместе с ним избитым и онемевшим телом, умирала, оседала и тяжелела, переставала слышать и дышать, остывала, но так и не увидела вожделенного коридора свободы и освобождения, её любимого и ненавистного тоннеля, ведущего в вечность и радость. В свет. К Алексею и дочери. В воздух и...
...Время давно шло по земным законам, перестав течь медленно, словно густой мёд. Нет, оно свистело, мчалось и тикало, и его уже было не догнать! Замедлилось и остановилось только для них двоих. Покушение и смерть Александра Зеленцова произошли за три-четыре минуты, как потом показали свидетели. Они и утверждали все до единого, что стреляли не в погибшего, а в девушку, стараясь стрелять ниже мужского торса, между его ног достать цель, но, медленно оседая, он им так и не дал возможности довести дело до конца, закрывал мощным телом до последнего, просто завалившись на спутницу живым щитом, надёжным и непробиваемым.
Вспоминая позже эти события, Мари поняла, что убийцы добились бы своего непременно, но вовремя подоспевшие Конторские ребята, которые всю неделю "водили" её по Москве, спугнули их. Если бы ни пустая дорога и спецсигналы - не успели б нагнать так быстро и умело "оторвавшегося" от них таксиста. Спасибо, сообразили, куда Риманс так летит, и спасли её, но не врача. "Шестёре" не удалось далеко уйти. Загнали в тупик и расстреляли всех, кто там находился: троих таких же молодых "оперов", только из "теневой", уже отколовшейся от Большого Брата структуры. Пожалела их, обладая справедливой и милосердной натурой: "Парни стали разменной монетой в противостоянии отделов и непонятных организаций, образовавшихся тогда в изобилии. "У семи нянек..." Это и было страшно: нет единоначалия, жди неразберихи".
...Вокруг была милиция, врачи, "опера-особисты" в тёмных строгих костюмах. Они подъехали на сильно тонированном "Фольксвагене"-микроавтобусе, предъявили красные "корочки", завернули Риманс и тело Зеленцова в непромокаемую ткань и, погрузив в тёмный салон, увезли на базу. Больше, кроме тёмных окон, девушка, находящаяся в состоянии каталепсии, ничего не помнила...
...Офицер особого отдела Госбезопасности Марат Галиев захлопнул досье, встал из-за стола, подошёл к встроенному шкафу, открыл створку, помедлив, раскрыл дело на второй странице, несколько мгновений смотрел на крупное цветное фото и, нервно вздохнув, положил папку в сейф, словно не желая расставаться с бумагами. Сев вновь за стол, потёр усталое лицо руками, посидел с закрытыми глазами, вздрогнул от резкого звонка внутреннего телефона на столе.
- Слушаю, - нахмурился, но ответил ровным и сдержанным голосом - выучка. - Буду через три минуты. Отбой.
Через час служебная "Ауди" подъезжала к многоэтажному дому в старом пригороде столицы, относительно недавно ставшим частью Москвы.
Марат вышел, с удовольствием вдохнул густой хвойный аромат реликтовой сосновой рощи, гордости района. Закрыл на миг глаза, прислушался: "Тишина, мало машин, лишь редкие переклички гудков поездов и электричек где-то там, возле платформы. Рай, да и только! Дача".
- Может, лучше я сама? - Ольга, коллега, напарница и соглядатай. Хладнокровна, компетентна, опасна. - По-женски поговорю.
- Сам. Моя подопечная с первого дня. Мне ли не знать подробностей и особенностей? Спасибо, - неспешно покинул пятачок площадки и направился к подъезду, чувствуя на спине её холодный синий взгляд. - Достала, - едва слышно прошептал, борясь с диким желанием ускорить шаг, сбежать, укрыться. - Змея...
Заходя в подъезд и сворачивая на лестницу, вспомнил сведения о подопечной: "Гражданская, случайная жертва, но у меня такое ощущение, что "спецы" с головного чего-то недоговаривают. Не стали бы с гражданской столько возиться, задействовав такие силы и средства! Да сам уже догадался, что внештатная единица на консервации. Ладно, не отвлекайся, офицер. Дальше: пережила покушение, прошла процедуру по особой коррекции памяти. Цель визита: убедиться, что "блок" психокоррекции стоит, проследить за физическим и психическим состоянием объекта, - вздохнул, остановился между этажами. - Что ж, пора навестить ту, которую увидел неделю назад всю в крови и в совершенно невменяемом состоянии. Надо думать: на её глазах расстреляли коллегу и, вероятнее всего, любовника! Бедная девочка. Сейчас и посмотрю, во что её превратили наши Конторские умельцы-эскулапы, гении копаться в телах и мозгах. Хорошо, что её сестра оказалась сговорчива и покорна. Теперь всё разыграем, как по нотам, девочка и не опомнится. К лучшему. Ей невероятно повезло, что мы рядом и смогли подарить новую жизнь с иной памятью: подкорректированной, запрограммированной. Всем бы так! Сам был бы не против - не помнить плохое, лишь смутные тени от прошлого и невнятные сны. Новая реальность".
...Марина открыла глаза и увидела, что лежит дома у сестры Ванды на диване в большой комнате. Перед глазами мелькали кадры включённого видеомагнитофона - фильм с Гибсоном. Скосила глаза на табурет рядом и на коробке от кассеты прочла: "Вечно молодой". Поразилась: "Заснула, что ли? Не помню, когда его включила? - попыталась встать и... вскрикнула от боли в лодыжке. Осмотрела и онемела до оторопи. - Господи, а это что? Гипс! Ничего не понимаю. Где так треснулась? Когда? Ну, блин, ничего не помню".
Во входную дверь позвонили.
- Ванда! Звонят! Открой! - тишина. Заволновавшись, засуетилась, оглядываясь: "О, чёрт..., и что теперь делать? Ладно, надо скакать - люди ждут". - Минуточку! Сейчас открою! - прокричала и поскакала, цепляясь за мебель, стены, двери. - Подождите, пожалуйста!
- Здравствуйте! Ванда дома? - за порогом незнакомец. Придерживая дверь, окинула его с головы до ног, хмыкнула безмолвно: "Красавец какой! Молодец сестрёнка. Как "конторские": высок, строен, поджар, глаза серые, внимательные, цепкие". - Она скоро придёт? - гость с улыбкой рассматривал Мари, но что-то было в его глазах непонятное. Оно и отрезвило "любопытную Варвару". - Позволите войти?
- Простите, что уставилась на Вас - ещё не совсем проснулась, - рассмеявшись, постаралась половчее подпрыгнуть и повернуться на одной ноге. - Проходите, пожалуйста. Сама не знаю, где она. Проснулась - пусто.
Он аккуратно придержал хозяйку за тоненькую талию, пока доскакала до дивана.
- Перелом?
- Будете смеяться над глупой - не помню! - смеясь, не спускала с парня изучающий взгляд: "Похож на "опера", точно! Да и чутье предупреждает: "Будь осторожна!" Да и холодок под ложечкой..." Цыкнула на себя, включилась в беседу. - Странные ощущения такие! Мысли, словно масло: скользкие и гладкие, не ухвачу никак.
- Что удивляться? Очевидно, сильный наркоз Вам не пожалели дать, раз до сих пор в тумане и так мало помните. Всем бы так и подольше! - рассмеялся, внимательно обводя глазами комнату. - Раз Ванды нет, значит, она ещё не вернулась из Питера. Что-то её задержало в командировке, - пожал плечами. Отметила, что визитёр не очень опечалился этому факту. Затаилась душой: "Что с ним не так?" - Вы одна? Кто ухаживает за Вами, эээ...?
- ...Марина, - представилась. - А Вы кто? Не помню, мы не встречались с Вами раньше? - Насторожилась: "Чёрт, что-то неуловимое. Где-то видела. Предчувствие пинками толкает: "Он не тот, за кого себя выдаёт!" Так, Машук, держи ухо востро". Засыпала вопросами. - Где? Давно? Общие друзья? Были лично знакомы? В компании виделись? У Ванды на торжестве?
- Сожалею. Нет. Не знакомы, - взгляд отводил мягко, словно соскальзывал с лица, стекал с её взора, так же неуловимо возвращался, чтобы не насторожить прозорливую умницу: "Наслышан и проинформирован о неординарных способностях. Сейчас они в ней придавлены, об этом можно не переживать". Окунувшись в зелень чудных глаз юной девушки, тактично переводил серый взор на гипс, отвлекал разговором. - С Вашей сестрой недавно познакомился по работе, но о Вас я наслышан, Марина, - подняв, больше взгляда не сводил, окунаясь в зелень, изучая лицо, дотошно подмечая интонации голоса и нюансы настроения, наблюдая за мимикой, движениями тела, рук и ног: "Порядок: спокойна, уверенна, кокетлива, обыденно привычна, адаптирована, тремор и неосознанные движения отсутствуют. Отлично: "блок" держится. Ну-ка, проверю кое-что..." - Ванда рассказывала, что Вы всё в Москве бросили и уехали в провинцию. Отважная! - заразительно засмеялся, глаза засияли. Мари пушинкой подхватила смех, восхитилась молча: "Как хорош! Ванда, да ты проказница. Если удержишь его, зауважаю, сестрёнка". - Не жалеете? Не скучаете? Не знаю, сам бы смог так поступить? Что чаще всего вспоминается? Что помните о последних днях? Не захотелось вернуться?
- Нет. Не жалею, не скучаю, не вспоминается, не захотелось! Честно-честно: ни капли! Надоела столица до чёртиков! - хохотала от души, алея ярким румянцем на бархатных щеках, сияя бесподобным изумрудом. Марат едва сдержал жаркую волну, не позволив ей вылиться на лицо. Стиснув зубы, тепло улыбался девушке-отраве. Ругнулся про себя: "Знал же всё про неё! Держи эмоции, офицер! Лучше отметь в отчёте: отвечает на все вопросы и предположения адекватно, чётко, мысли не теряет и в малом". - ...А последние дни, судя по лодыжке, провела у видика, - кивнула на стопку кассет на табурете, маняще хрипловато рассмеялась, заиграла зеленью глаз, показывая очаровательные ямочки на щёчках, выгибая тонкую красивую спинку и соблазнительные плавные округлые формы снизу неё. Кокетничая, заметила, что гость не среагировал на флирт, стоит с застывшим лицом, словно глухой и слепой. "Жаль. Наверное, несвободен. Бедная Ванда! Не везёт с мужчинами. Вот и этот "мимо кассы", - попыталась задержать красавца с такими потрясающими формами тела. - За рюмкой чая, пожалуй, смогу его прощупать тщательнее". - Может, чай?
- Пожалуй, откажусь. Хотел переговорить по делу с Вандой, да подождёт оно, - прикрыл вспыхнувшие удовольствием глаза: "Отлично "спецы" поработали! Хвала эскулапам! Удалось всё негативное в удивительной головке "стереть", не навредив. Браво! С подменой воспоминаний выяснится позже. Не наша боль, а местных наблюдателей. Отбой". - На работе и решим. Пойду, дела не будут ждать.
Дружелюбно попрощавшись с зеленоглазой подопечной, тайком вздохнул и ушёл, попросив закрыть за собой дверь. Спускаясь к машине, загрустил: "Жаль, больше не увижу эту наяду лично. Только на фото в отчётах и понаблюдаю, как она и что происходит в жизни, - открывая дверцу авто, бросил украдкой взгляд на подъезд, пожалев, что окна её квартиры сюда не выходят. Погрустнев, прошептал напоследок. - Прощай, обаяшка".
- Как объект? - сотрудница встретила прохладным насторожённым взглядом.
- Порядок. Двигай. Работы по горло. Ещё отчёт писать да к старику идти "на ковёр". Забодает вопросами и придирками, - Марат спокойно посмотрел в холодные голубые глаза напарницы. "Только бы не привязалась с расспросами! - слава богу, не стала. Скользнув взглядом, лишь поджала тонкие губы и тронула машину с места. Закрыл глаза, отгородившись от неуютных поглядываний искоса. - Лучше видеть воздушную весеннюю живительную зелень, чем эту губительную космическую мертвящую синь..."
- ...Маринка, ты чего тут скачешь? - соседка Валентина высунулась из смежной квартиры, пошла за девушкой. - Тебе ещё рано скакать, только позавчера гипс наложили... - ворчала, ведя к креслу, подкладывая под ногу подушку на невысоком табурете. - Резвая ты наша: то она с электрички прыгает, то она гостя уже встречает и глазки ему строит...
- С какой электрички, Валюш? Я на пассажирском поезде в Москву приехала! - расхохоталась, пытаясь вспомнить хоть что-то.
- Ну с поезда - не один лад? - не унималась. - Лень ей было доехать до Курского вокзала! Нет, сиганула в Москворечье, как только на семафоре притормозил поезд! Ну ты артистка, Маринка! Совсем отчаянная, - принесла чай, поставив чашку рядом, выключила видик. - Теперь сиди целую неделю, а то и две, попу плющи на диване, да до одури видики смотри, - наклонилась над табуретом со стопкой видеокассет. - Эти уже посмотрела все?
- Не уверена. Оставь, ещё разок гляну.
- Хорошо, что видеосалон рядом в универсаме - всегда поменяю, новые принесу. Мои тоже подсели на эту заразу! - смеялась, осматривая её ногу с ужасом. - Как ты, торопыга?
- Не помню ничего! Мне такой сильный наркоз, что ли, забацали - всё в тумане! Пусто в башке. Ничего не помню. Что вообще стряслось?
- А хрен его знает! - расхохоталась, хлопнув себя по полным ляжкам. - Я ж на смене на сутках была, когда тебя какие-то молодые ребята-супруги привезли на своей машине. Позвонили к нам, им Володька мой и открыл. Так они и рассказали, что как раз стояли на Москворечьенском мосту, воду в машину заливали и увидели, как ты из поезда вывалилась. Они тебя и в травмпункт возили и оттуда сюда привезли! Вот есть же люди - золото! Денег ни за что не взяли! Мой-то пытался хоть чем-то отплатить - такое дело сделали, так куда там, отмахнулись! Сказали, что на их месте так бы любой поступил. Ха, держи карман шире. Щас люди страшнее вчерашних... - странно посмотрела на Мари, так тревожно, взволнованно. - Ты вся в синяках, ободранная до мяса! Нет, девка, ты точно с ума сошла! Ты ведь чуть не угробилась! - покачала головой, недоумевая. - Как себе шею-то ещё не свернула?
Сколько ни рылась в памяти Маринка - пусто. Только в голове и осталось, что едет в Москву на поезде и держит сумку с документами на квартиру в подмышке.
- Постой... Где мои документы? На квартиру? - дёрнулась с кресла, взвыла от боли в лодыжке.
- Эт ты о них? - подала толстый незнакомый пакет. - Так Ванда уже всё сделала - подключила Марата. Того, который только что отсюда вышел. Он то ли маклер, то ли агент по продажам. Не поняла. Всё, Мариш, теперь ты полностью не москвичка. Не будешь жалеть?
- Нет, не буду. Поздно кулаками махать - продано! - стукнула кулачком по коленке. - Вот только не помню, когда я сестре документы отдавала?
Стоило подумать об этом, дико разболелась голова, буквально взорвавшись от боли! Стало не до обсуждений тонкостей продажи квартиры.
Через два дня приехала Ванда, и Мари не стала спрашивать ничего. Едва начинала думать о прошлом, случался судорожный приступ мигренной боли. С документами был полный порядок, деньги лежали в банковской ячейке в ближайшем отделении - повода для беспокойства не было. И для разговора тоже. Смирилась с провалом памяти. Удивлялась только: "Что заставило меня спрыгнуть с поезда? Загадка, - смущённо посмеивалась лишь. - Вот это отколола! Самой смешно и неловко. Называется, отчебучила..."
...Домой в село вернулась через десять дней на своих двоих, хоть и хромых. Жизнь вошла в привычную колею. Лишь головные боли не давали расслабиться ни на миг, стоило вспомнить о поездке в Москву. И она перестала вспоминать, покорно подчинившись велению разума и мигрени. Постепенно поездка совсем изгладилась из девичьей памяти, а новые жизненные обстоятельства смыли и головные боли. Жизнь продолжалась.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
...Вот, что за "кирпич" выпал из мощной стены защитного "блока" памяти Марины Риманс, спустя ровно двадцать лет. Александр Зеленцов был прав: "Лучше не заглядывать за поворот сознания. Кто знает, что тебя там ждёт: друг или кирпич на голову?" Она дождалась своего "камушка", больше не хочет даже приближаться к стене - себе дороже. Невзгоды заставили стать иной, спокойной и разумной, способной к глубокому анализу чудовищных вещей и событий. К зрелости стала философом, что только помогло ей и близким. Умение размышлять раскрыло новые горизонты бытия, а многолетняя привычка записывать мысли в дневниках помогает хронологически восстановить жизнь неординарной личности по минутам.
Годы - лучший психотерапевт и цемент нашей памяти. У кого-то он сцепляет все события таким тяжёлым монолитом, что отковырять что-то конкретное из этого куска просто невозможно - такие люди счастливцы. Их не мучают призраки прошлых ошибок и событий, к ним не приходят ночами "гости" с того света и не стоят вокруг кровати, ожидая, когда ты их узнаешь и заговоришь. Тогда расскажут всё: что было и с ними, и с тобой, и с окружающим тогда тебя миром. Если ты не идиот, сможешь выслушать и понять, простить и отпустить с миром. Другой категории людей повезло меньше - бетон оказался пластичным и, сцепив события далёкого прошлого, не дал им возможности потеряться и кануть в Лету бездонных кладовых памяти. Нет, держит их в подвешенном состоянии на расстоянии вытянутой руки. Всякий раз, когда что-то сильно потрясает психику такого человека, "подвешенные" события приходят в движение и начинают постепенно вытесняться на поверхность, становясь видимыми и слышными. Тогда и случаются частичные обрушения стены, и очень сильно надо постараться, чтобы выпавший "кирпич" не дал по голове.
В последнем обрушении "блока" такой "подарочек" крепко дал ей по мозгам. "Не приведи Господь, ещё одного такого обрушения - вышибет разум напрочь!" - она это понимает.
Подумав, улыбается криво, смеясь над собой: "Ну-ну. "Зарiкалася лисиця в курник не ходити".* "Пусти козла в огород". А ведь пойду! Натура такая - не терплю неизвестности и белых пятен в памяти. Неизвестность ещё страшнее, чем самая горькая неприглядная правда. С правдой можно помириться и смириться, попросить прощения, понять и отпустить. Теперь в этом уверена твёрдо - всё в жизни можно простить, кроме предательства. Простить и обрести, наконец, мир и покой в душе. Чтобы найти такой мир в собственной душе, мне пришлось долгих семь лет встречаться с визитёрами с того света, пока их не узнала, не вспомнила, пробившись сквозь мощный "блок". Тогда-то они и смогли всё рассказать: как жила, когда была молода, как способна была на неистовства и безумства, на опасную игру со смертью и на самопожертвование, на любовь и на милосердие. Очнувшись от долгого искусственного забытья-одури, обрела не только настоящую личность, но и вернула постепенно свой "дар". Он и позволил увидеть гостей из потустороннего мира воочию, во плоти. Только выслушав их, заново пережив прошлую жизнь, смирившись со всеми событиями, села и стала быстро безостановочно писать о том безумном времени. Когда что-то "буксовало" и не клеилось - были рядом, ставя перед мысленным взором "видеозапись" тех дней. Оставалось лишь просмотреть и запомнить, а утром соскочить с кровати и перенести на дисплей компьютера то, что увидела, пережила, почувствовала ночью, смотря "небесное кино". Главное - не паниковать и безоглядно верить в видения, в то, что они показывают правду".
Перечитывая записи, Марина грустно улыбается, погружаясь в размышления: "Так и слышу, как говорят люди: "Теперь понятно, с кем имеем дело - ну, самашедший, чё с его возьмёшь...?" - так, кажется, у Высоцкого? Маленькая поправочка: я медиум. Это и счастье для меня, и наказание. Так распорядилась причудливая судьба - быть на "вечном приёме" сигналов оттуда, из-за поворота сознания, с той самой грани, откуда почти не возвращаются. Вот и принимаю, прислушиваюсь, разбираюсь и решаю их проблемы здесь, куда им уже не вернуться. Меня вовсе не тяготит эта миссия - смирилась очень давно. Даже не против "гостей", поскольку поняла: хочу этого или нет - они часть моей жизни. Когда "закрываюсь" защитным коконом, как научила великая Джуна Давиташвили в далёком 88-м году, они не уходят - времени полно. Так и будут стоять на пороге сознания, ждать удобного случая: болезни, сильного потрясения, очень крепкого сна. Вот тогда и постучатся в дверь. Я открою. Опять и вновь. Это мой крест".
...Спустя двадцать лет, ей стали понятны целые эпизоды тех событий. Главный: почему Александр Зеленцов так резко отстранился от неё, а потом и вовсе пропал. Теперь-то это знает: потому что страшно раскаивался в проступке, совершённом на закрытом полигоне филиала Конторы. Не смог себе простить ни запретной любви, ни забытой клятвы Гиппократа, ни недопустимого поведения по отношению к Марине, как к другу, ни того, что после стольких лет совместной счастливой семейной жизни изменил красавице-жене, да ещё таким диким способом. Вот и мучился, терзался совестью целые шесть лет, пока девушка его не поймала у кафе, ставшим для них таким знаковым и страшным. Раскаявшись, сделал всё, чтобы защитить: заслонил от пуль в момент покушения. Этим поступком полностью реабилитировал себя в глазах Мари. Нет в её душе ни горечи, ни обиды, ни презрения, ни ненависти, а только тихая любовь к громогласному большому мужчине, который погиб из-за неё в самом расцвете сил, в 53 года.
Поразила её до глубины души ещё одна деталь: как после того рокового сеанса, на котором "сдвинулась личностью", удалось вернуться через пару дней на работу на завод обычным человеком? Как "им" удалось вывести на твёрдые рельсы разума её личностное самосознание? Новый препарат оказался короткого срока воздействия? Александру необузданной и вышедшей из-под строгого контроля любовью удалось настолько потрясти, что всё вспомнила? Какими приёмами "спецам" удалось вытеснить образ Алексея из девичьей головы? На эти вопросы никто не ответит. Только там, за "блоком", все ответы. Новые же ещё не раз возникнут. Это - самое лучшее, чему научилась в жизни: грамотно задавать вопросы. "Спасибо" говорила, и будет говорить Стрельникову ещё не одну сотню раз и лет.
Другой вопрос и загадка - о "чужих". Почему пытались "убрать"? Последнее похищение произошло в декабре 86-го года, и, едва вернулась в отдел, вспомнила телефон "человека в чёрном". Дальше: повторный звонок, сквер, предложение "войти в семью" Конторы и относительный покой. Тогда "чужие" не захотели ссориться с Большим Братом. Покушение же произошло в смутные 90-е, когда стремительно разваливалась сама Система ГБ, и все тянули одеяло на себя, набирая штат таких "чудиков", как Марина Риманс. Когда "грамотно" пропала из Москвы на два года - подписала себе приговор. Им медиум нужна была в столице постоянно и под боком! Скрылась. Разозлила. Не найдя, не смирились с неудачей - решили "убрать".
...После смерти Александра, когда он "закрыл" для неё вход в тоннель, больше туда не улетала, как бы ни болела, какие бы потрясения ни случались в жизни, и ни разу не потеряла сознание, пока не стала свидетелем перестрелки в области. Тогда сработал тот самый "клик".
После установления последнего "блока", сразу после покушения, мозг Марины стал полностью невосприимчив к сильным эмоциям: Теперь - истинная северная женщина. Даже схлынула невоздержанная сексуальность, так сводившая с ума мужчин, что оказывались возле неё. Стала обычной особью скромных запросов. Очередное "спасибо" Конторским эскулапам от пациентки: так подкорректировали, что практически сменили личность. А мастерски стёртым участкам, особо травмирующим психику, поражается по сей день! До момента обрушения была уверена, что в Москве действительно спрыгнула с поезда. Такие события стёрли начисто на двадцать лет! Не устаёт отвешивать мысленные низкие поклоны, говорит своё "благодарю, ребята" от чистого сердца. Знает, что вечная их должница.
Самое поразительное в их методах оказалось ещё одно чудо: то ли от новых препаратов, которыми её обкололи Конторские умельцы, когда стирали и меняли память после кровавой бойни у кафе, то ли их неизученный побочный эффект дал такие результаты, но факт остаётся фактом: в течение года женщина поменялась внешне. Глаза постепенно утратили неповторимую окраску старого малахита, погасив зелёный спектр радужки практически полностью, став классическими "лесными": зелёно-карие, как лесная полянка в солнечный день, когда на коричневые стволы деревьев падает рассеянный свет солнца, а вокруг стволов колышутся зелёные ветви дубов, подсвеченные вспышками жёлтых солнечных зайчиков. Так и светит с тех пор лесной поляной в солнечный день. Волосы тоже изменили тёмной платине и волнистости - потемнели и выровнялись. Мари стала тёмно-русая с прямыми волосами. Кожа неуклонно плотнела и темнела, потеряв со временем благородную бледность и мраморность; синие сосуды не просвечиваются даже на висках. Способность вспыхивать ярким жарким румянцем угомонилась - лишь в особо волнующие моменты немного розовеет. Без пластических операций и косметических уловок стала иной - не узнали бы мужчины, спутники юной и безумной жизни. И враги тоже. Невольный и неожиданный бонус от Системы. Ещё одно "спасибо".
Господь так решил её проблемы, словно, усмирив плоть, укротил и внешность.
Жалеет ли об этой потере? Нет. Уверена: "Время безумств вышло, пришла пора сдержанности даже в цвете глаз и волос. Отсияла. Отполыхала. Отрадовала глаза и тела. Наступило время тихо светить и греть теплом души тех, кто рядом. И понимать их. И прощать слабости. Большего и не надо. Настала веха простого человеческого счастья и покоя, которого так недоставало тогда, в годы бурной молодости". Марина согласна уплатить такую цену за него. Оно того стоит. Знает это точно. Убедилась.
*"Зарiкалася лисиця в курник не ходити"... (укр.) - Зарекалась лиса в курятник не ходить...
КОНЕЦ.
Январь, 2013 г.; И. В. А.
ДОПОЛНЕНИЕ-1.
ВОПРЕКИ СТРАХУ И ВРЕМЕНИ.
Предыстория.
...79-й год, преддверие Олимпиады. Москва моется-метётся-ремонтируется-марафетится. Марина приехала туда, надеясь на поступление после восьмого класса в училище - не тут-то было! Все общежития забраны под капремонт - жильё для будущих спортсменов со всего света, которых ожидали на следующий год в Москву. Облом полный! Ну, не ехать же сразу девушке домой? Вот и ринулась по культурным точкам столицы: когда сама, когда с подружкой.
В музее Изобразительных Искусств им. Пушкина на Волхонке, и произошёл этот случай.
Первый раз Мари пошла туда с подругой Лилей, и в зале иконописи у стендов икон Рублёва задержалась немного, заслушавшись чужую экскурсовода-девушку, даже самостоятельно побродила по огромному залу за её группой. В какой-то момент "выключилась" из обстановки, отвлёкшись на что-то, и поймала себя на том, что обстановка резко изменилась: в галдящем-гудящем зале стало необыкновенно тихо! За её спиной всё притихло, люди стали ходить на цыпочках, что-то шептать на незнакомом языке.
Очнулась от задумчивости, удивилась, вздрогнула от лёгкого прикосновения кого-то к своей руке. Оглянулась и обомлела: в огромном зале она была единственной русской, советской (подружка исчезла!)! Зал заполонила многочисленная толпа иностранцев с фотоаппаратами с огромными объективами. Да Марина таких никогда и не видела! Они что-то говорили ей, о чём-то просили - не понимала. Тогда пригласили переводчика, строгого молодого мужчину с прохладными серыми глазами. Выслушал их просьбы и объяснил девочке, что это слёт мировых фотографов, приехавших с визитом в СССР, и просят её попозировать у икон Рублёва. Как пояснили, чтобы показать зарубежным читателям и телезрителям разницу в иконописном русском лице на иконах Мастера, и реальное живое современное лицо русской девушки.
Марину почему-то покоробила их просьба, хоть и была полной атеисткой, комсомолкой. Но где-то там, глубоко в душе, поднялось непонятное возмущение. Резко отказав, направилась из зала на выход, но буквально натолкнулась на крупную фигуру и ледяной взгляд сопровождающего! (Спустя годы поняла, что это из КГБ был человек!) Смотря ему в глаза, тогда тихо сказала: "Что ж, давайте схватимся в рукопашной. Вот уж порадуем иностранцев!" Подействовало! Беззвучно отступил в сторону, отведя стальной взгляд, а иностранные фотографы безостановочно девушку фотографировали, провожая её до соседнего зала, назойливо жужжа навороченным аппаратами, восхищённо и возбуждённо переглядываясь: "Такой материал - простая девочка дала отпор "комитетчику"! Бунт!"
Спустя несколько часов, на выходе из музея к Марине неслышно подошла женщина-иностранка и осторожно протянула визитку (Мари много позже узнала, как это называется), на которой было написано на английском: Катрин Кингман, "Радио Франсе" и телефон редакции. "Звоните мне!" - тихо прошептала на русском корреспондентка. Отрицательно покачав головой, девушка визитку всё же взяла - на память о столкновении с "гэбэшником", о Москве, об этом дне.
Идя к метро, только удивилась запоздало: "Как она меня нашла среди тысячи посетителей музея? Следила?
Часть 1.
КЭТИ.
После знаменательной встречи с иностранцами в июле 79-го года, когда Мари дала невольный отпор "комитетчику", на выходе из музея к ней подошла женщина из той группы иностранных фотографов и протянула визитку со словами.
- Звоните мне!
Помотав отрицательно головой, девушка картонку взяла просто на память о необычном происшествии. А сероглазая красивая журналистка, глубоко окунувшись в её зелёные глаза, вдруг порывисто обняла девочку и быстро ушла, оставив ту с открытым ртом и пунцовым лицом, стеснённо дышащую и смущённую донельзя! Едва опомнилась от такой странной ласки тогда. А подружка Лиля лишь косилась и ворчала, что с неё достаточно уже прогулок на сегодня - четыре часа пробыли на Волхонке!
Сидя в метро, Марина украдкой рассмотрела визитку: сверху слева была эмблема в виде радиовышки на фоне земного шара. "Радио Франсе" - едва прочитала на иностранном от волнения. Дальше шла непонятная строчка на английском или французском, но имя было напечатано довольно крупным шрифтом: Катрин Кингман. "По-нашему, значит, Катя Королёва", - хихикнула тогда в ладошку по-девичьи. Спрятала карточку подальше и вскоре о ней забыла. На многие годы. Лильку же попросила держать язык за зубами: "Сама-то свидетельницей происшествия не была - струсила, бросив меня одну в том зале! Предательница! Вот и молчи, как рыба".
Так и прошло бы это всё бесследно, если бы не всесильная судьба...
...Июль 85-го года. Москва. Международный Форум молодёжи и студентов. Суета, вылизанная столица, отсутствие на её улицах проституток и пьяниц, бомжей и других нежелательных элементов советского общества - выслали "за сто первый километр". Тишина, покой, обеспеченность и некая томная буржуазность, даже достаток видимый появился на это время.
Марина, 22-летняя кладовщица на заводе-"ящике" на "Автозаводской", сотрудница склада готового литья. Потерянная и растерянная, в шоке и в полном раздрае чувств - личная драма. Старалась держаться, улыбаться и просто жить.*
Этому способствовали и билеты на различные соревнования и мероприятия по Фестивальной программе, концерты и встречи с творческими личностями - профсоюз завода был мощным и активным, обеспечивал трудяг культурной программой. Предприятие было шефом знаменитого театра имени Вахтангова - билеты достать можно легко и в него, и в другие по обмену. Не роняли планки москвичей - самообразовывались, таким образом, становясь страстными театралами и поклонниками Мельпомены.
В тот день Мари выходила из проходной Главного корпуса со своей подругой Наденькой Надеждиной, обсуждая, в чём завтра пойдут в театр.
- Марина?
Тихий незнакомый голос остановил их и заставил посмотреть влево: женщина лет сорока пяти. Незнакомая. Какая-то нерусская по внешности. Вся "в фирме". Надя нервно сжала девушке руку, невольно потянув за себя - щитом становилась в такие моменты, зная об опасности.
- Мы можем поговорить? - гостья не отступалась, успокаивая мягкой улыбкой и серыми лучистыми глазами. - Вы меня не помните? - шагнула ближе, с удивлением посмотрела на взрослую подругу, едва уловимо вскинула бровь. - Оставьте нас наедине, пожалуйста.
- Надюш, всё в порядке, - Марина успокоила подругу безмятежной улыбкой. - Иди. Я сегодня задержусь ненадолго, - отдала сумку с продуктами. - Беги, ужин готовь.
Надежда окинула внимательным взглядом незнакомую женщину, успокоилась и ушла, кивнув на прощанье.
- Кто Вы? Простите, не вспомню Вас никак, - взяв под руку гостью, Мари быстро повела в сторону от проходных, нервно поглядывая по сторонам, ища глазами привычную чёрную "Волгу", личный навязанный Системой эскорт, "хвост", ставший привычным. - Вам не стоило меня здесь вылавливать. Это опасно для Вас может быть, неужели не понимаете...?
- Их нет. Мы не раз проверились, - тихо проговорила, едва справляясь с русским языком. - Друг проверил, - присели на лавочке в сквере недалеко от метро "Автозаводская". - Я Катрин. Журналистка из Франции.
Часть 2.
ИЗ ФРАНЦИИ, С ПРИВЕТОМ!
- Катрин Кингман. "Радио Франсе". Музей, - терпеливо повторяла, смотря на девушку с тревогой и странным выражением лица. - Почему Вы мне ни разу не позвонили!? Я волновалась очень сильно! Переживала, как у Вас сложится судьба после того столкновения с Органами?
- Кати?? Боже... - Мари потеряла дар речи на время, покачав головой: "Шесть лет прошло! Как нашла опять?" Едва опомнилась. - Как Вы на меня вышли?
- У меня здесь есть связи. И друзья, - сквозь довольство проглядывала и растерянность, что ли. - Я всё про Вас знаю, Марина. Всю правду. Рада, что смогла опять приехать в Москву и найти. Так хотела встретиться!
- Безумие. Вы играете с огнём! - в порыве беспокойства схватила её за руки, на что женщина мягко сжала девичьи пальцы и... поцеловала их, непонятным взглядом смотря в упор, не сводя серого взора, буквально ощупывая им лицо, шею, тоненькие ключицы, грудь Мари. Заметив её смущение, загадочно улыбнулась, сильно пожав руки. - Ходите по лезвию бритвы...
- Нет. Времена стремительно меняются. Горбачёв - очень прогрессивный деятель. Теперь всем нам станет легче, - Кати встала, подняла девушку со скамьи, обняла, как тогда в музее, и повела по бульвару. - Не спрашиваю, как живёте - всё на лице. Спрошу о другом: как выжили после этой жуткой истории с офицером?* - тихо, почти шёпотом, побледнев красивым зрелым лицом.
- Как все вдовы. Всем нам нелегко и неуютно. Стискиваем зубы и живём дальше, всем чертям назло.
- Вопреки страху и времени?
- Да. Жёсткая среда тонизирует. Бодрит, как мороз зимой, - лукаво покосилась на гостью. - Трудности и опасности делают жизнь увлекательнее и интереснее. Лишения и неустроенность тренируют характер и закаляют волю. Вообще, наша система заставляет держать марку. Держи фасон, хоть тресни, как говорят в Одессе, - негромко рассмеялись обе. - На "ты"? - протянула француженке тонкую худую руку. Кати пожала с таким пиететом и выражением лица, что Марине стало неловко. - Не оскорблю фамильярностью? Не сочтёте панибратством?
- Нет. Это лучше, чем лицемерие. Чистая душа. Как у ребёнка, - так же странно посмотрела, ввергнув в смущение: "Где я видела уже такой взгляд? Будто не женщина смотрит, а мужчина. Чувственный, оценивающий, зовущий. Чёрт, вспомнила: Варя! Вот оно что". Взяла эмоции под контроль, собралась вся, продолжила беседу. Катрин же не сводила глаз. - Словно, и не было этих шести лет, не правда ли? - рассмеялась низким контральто, хрипловатым, будоражащим и тревожащим. - И ты - юная девочка, и опять полезешь на амбразуру! А? Так?
- Точно. С удовольствием! Была бы веская причина, а дот найдётся, - посмеивались, говоря глазами много больше. - Спасибо, что не забыла ничтожного инцидента, Кати! Тронута до глубины души.
- Ничтожного...? - опешила, остановилась столбом. - Да ты хоть понимаешь, что тогда произошло!? - посерьёзнела, взяла Мари крепко за плечи, как-то совсем уж по-мужски: вцепившись, слегка встряхнула. - Да вся группа была уверена, что ты до дома не доедешь - пропадёшь! Даже пари держали. Я проиграла.
- Похоронили? Списали и крест поставили? - полыхнула изумрудом в насторожённую сталь, слегка укорила, тепло улыбнувшись.
- Да.
- Почему?
- Ну, мы ведь не дети все были. Матёрые журналисты - профи в своём ремесле. Понимали: ты пошла против ваших Органов Безопасности. Отважилась на открытое противостояние!
- Да брось ты... - легкомысленно отмахнулась от прошлого. - Я просто отказалась фотографироваться, только и всего. Ну, не фотогеничная я. Плохо получаюсь на фотографиях. Не любит меня камера! - рассмеялась, пожав плечами. - Потому на актрису и не пошла в своё время, хоть и прошла отбор с лёгкостью. Уже через полчаса вышла студенткой. Сам Ульянов брал к себе.
- Как жаль! У тебя бы всё получилось!
- Нет. Не с моим независимым бунтарским характером. Не тогда. И даже не сейчас.
- А стоило всё-таки рискнуть и взорвать этот гнилой затхлый мирок! - Кати юно расхохоталась, воинственно взмахнув рукой. - А...? Устроила бы им такой "бум"!
- После первой же сессии выгнали бы под любым предлогом, уверена, - криво улыбнулась, вновь виновато пожав плечиками. Старалась не смотреть в пытливые глаза женщины. Чем-то она Мари тревожила всё больше. - Там не любят личностей. Ученики, последователи, паства - да. Не новаторы, увы. Театр без меня не умрёт - хороших актёров предостаточно, - подумала, вспомнила о завтрашнем походе в Вахтанговский. - Кстати, Катрин. Не желаешь сходить в театр? В Вахтанговский.
- Была там несколько раз. Если только в другой, - засомневалась. - Молодой какой-нибудь. Прогрессивный.
- Тогда, в "Советской Армии", да? Там молодёжь играет талантливая, - повела женщину к театральному киоску. Написала записку кассирше, поверх голов протянула, не обращая внимания на верещащую толпу приезжих. Киоскер едва прочла, побледнела и отогнала от окошка людей. Через пять минут билеты были на руках. - Ну вот..., балкон, правда, но зато недалеко от сцены.
- Что ты там написала? - расхохоталась Кати, покраснев.
- Правду. Журналисты. Иностранцы. Франция. И просьба.
- И всё? - поразилась до глубины души. - Не верю!
- Придётся, милая, - смеялась, махая билетами перед её носом. - Вот оно - доказательство! Запомни, матёрая моя журналистка "из-за бугра": правда в Союзе работает мощнее ядерной бомбы. Пользуйся ею здесь почаще - удача не отвернётся!
- Да уж..., я тут приехала, хотела сказать ей: "Привет из Франции, свободной и прогрессивной!", а она запиской победила! Бумажкой! Одной правдивой строчкой! - свалилась на скамью возле сквера, держась за живот. - Меня убила неопытная наивная девочка... Позор... Опять я в проигрыше... Пари - не мой конёк. Убедилась?
- Да. В Союзе пари - заведомо провальное дело, - поддержала по-доброму смех. - Мы же непредсказуемые все. Какие прогнозы могут тут сработать? В чём? Как на минном поле...
Часть 3.
ДВЕ КУЛЬТУРЫ.
В тот день недолго пообщались, прекрасно понимая, что за Мариной ведётся наблюдение.* Она пыталась образумить Катрин - тщетно. Француженка искренне верила в новые реформы и новую страну. Договорились встретиться завтра за пару часов до спектакля. Так и поступили.