Что за рыкающий заголовок? Чего это?! А то и того! Иной стал бы кашлять, сморкаться, не только рычать в такой случившейся ситуации. Раз самолично Шкундюк Яков Юшотович видел одного олигарха, как тот в лиловых подштаниках на подтяжках и в красных перчатках в один центральный ресторан подкатился. Ресторан был в самом центре и назывался "Сам-Самый Цурюк". Правда, вот что... на спине у него была пара наколок: на правом боку одуванчик в жёлтом цвету, а на левом тот же самый цветок, но в белом пуху. Вот именно - в белом! Не на "Цурюке" наколки, конечно, а на прибывшем. Ещё, на ягодицах кальсон его нарисованы были две катушки с туалетной бумагой: левая с чистой бумагой, а правая в пятнах, в замаринах. То есть не слишком уж чистая, а только местами. Ага, будто какой-то взятый отдельно смышлёный гражданин или чей-то товарищ уже её употребил, после разгладил и назад из бережливости намотал для других. И выходило, что правый был чисто сортирный - уже! Из бережливости. И правда, ещё тот олигарх имел дурковато-шальные глаза, был небрит, но в цилиндре, а на подтяжках спереди были пришпилены два букетика незабудок. И полная правда, на боках висели на нём две вихлявых девахи в цветных лоскутах, в каких-то хвостах от редких животных и прочее всякое...
Будучи инженерным работником, Яков Юшотович полюбовался тогда на это наглядное хамство, остановился у левого фонаря, чтоб душой возмутиться, на дальнейшее поглядеть и справедливо, нормально подумал: "Не-ее, такую шпану в "Цурюк" не пропустят, так как сам факт этих самых есть оскорбление общества, поскольку оно коллективно строит рыночный рай и поскольку настала рецессия, когда все должны в обнимку сплотиться и вести себя очень скромно, а не хаживать в центре и через центр без порток".
Но дальше случилось баклажанно-икорно-лимонное странное: от дверей ресторана к машине прибывших помчались какие-то служки с огромной ковровой катушкой и от самой машины до раскрытых дверей ресторана поперёк тротуара раскатали дорожку, что сразу из прохожих с двух сторон создало толпу. Две толпы, с двух сторон! Ага, а из дверей ударили мигающий вспышками свет и оркестр, в котором очень прекрасно всё что играло заглушал барабан. Когда прибывший в лиловых подшаниках и те две по бокам в лоскутах и хвостах дошли до середины дорожки, оркестр слегка поутих, а из "Цурюка" возникла другая толпа из семи человек. Весь в белом, солидный с лысой башкой и с подношением на подносе, двое в ливреях и фуражках с высокими тульями от него по бокам, а позади них трое подозрительно толстых мордастых цыган с долговязой цыганкой. Цыгане быстро сдвинулись вбок, рванули струны гитар и заорали-запели с мощью глоток ста человек:
На Италью снег струится,
А у нас теплынь - жара!
Ресторан юлой вертится,
А мы ждём и ждём с утра!
Но теперь душе - утеха,
За него стоим горой:
К нам приехал, сам приехал,
Ибн-Мухлюжев дорогой!
Ну и, собственно, почти всё. Жизненный, рядовой эпизод. Но Якова Юшотовича от жгучего изумления вдруг подхватило и понесло. Помахивая рыжим портфельчиком, он вдоль дорожки устремился к дверям, обошёл сбоку сзади цыганский квартет и направился в двери. Тут он упёрся в швейцара, который здоровенным брюхом перекрывал путь в "Цурюк" и с которым состоялся коротенький разговор.
- Куда прёшь, гражданин и товарищ? - глазами напялился на него толстобрюхий швейцар.
- Туда!
- Чего там тебе делать или что там забыл? Тут не для всяких.
- Вкусно поесть, выпить хочу, потанцевать! - Шкундюк сурово прищурился через очки. - И-ии... не забывай - везде демократия!
- А где это, везде?
- Тут и там! - Яков Юшотович широко руками взмахнул, а пальцем руки, свободной от портфеля, показал ещё за спину. - Понятно тебе?
- Согласен! Вот ты и при туда, где демократия, а тут хозяин, заведение и порядок! Кого попало не запускаем. Сам отойдёшь в свою демократию или вызвать охрану?
Шкундюк сам отошёл и под вопли "Пей до дна! Пей до-на-а!", которые к нему не относились, с пылающим возмущением зашагал прочь от ресторана к метро. На пути один встречный какой-то с большим интересом спросил его: "Там не кино ли снимают?"
Потом прошли месяц и ещё пара недель, то есть время приблизилось и всех приблизило к новому году. Снега всё не было, он сыпался на Италью, а Яков Юшотович случайным образом оказался после работы и при премиальных деньгах в квартале от того же "Цурюка". Тут его вдруг опять подхватило и слегка понесло. Вспомнив приезд в этот кабак Ибн-Мухлюжева, надумал он ещё раз попытаться туда же пробиться и завалиться, черпнуть и хлебнуть за свои премиальные сам-самого, то есть тусануться при свете гламура, в гипер-злачности, эксклюзивности и всяком прочем, о чём взахлёб и ежедневно писали газеты местного уровня "Люкс-МУКС" и "Пупка Земли". Но!..
Но собственный экстерьер слегка озадачил Якова Юшотовича Шкундюка. Прикид его состоял из пальтишки, из пиджачишки, из сорочки вне всякого цвета и галстука, который давно был вне галстуков. О тянутых и местами потёртых брючатах и о башмаках Шкундюка и вовсе не стоит что-то писать. Лишь пара слов об очках на носу и лице, поскольку нос на лице расположен, по центру лица. Очки для чего? Для того, чтоб очкарик, на котором эти очки, мог глядеть, посматривать, озираться и как бы видеть. А зачем видеть? Чтоб не влететь под машину зимой, когда скользко, или не упустить стройные ножки, когда лето и на девочках юбочки-коротышки. Ещё-то зачем?! На Шкундюке были большие очки в роговой, как говорится, оправе с широкими стёклами, что из лица создавало как бы образ прожектора, который нацелен на всех и на всё.
Ага, а прочее и остальное в самом Шкундюке, как-то: лицо, уши, брови, кепарик, глаза, портфелик, растительность на лице и голове - мало что значат, можно было бы их опустить, упустить. Но сам Яков Юшотович не упустил, а ещё раз внутренне-умозрительно вернул облик Ибн-Мухлюжева и направился в супермаркет, который кстати попался ему на пути. Там он купил пару катушек стандартной туалетной бумаги фирмы "Островская", которая рвётся кое-как и лохмотьями, а в секции упаковки прихватил вязочный шнур. На подходе к "Цурюку" он продел шнур в катушки, завязал его и на шею надел. В пяти шагах от двери ресторана Шкундюк скроил под очками дурковато-шальные глаза и попёр на швейцера. И что? Тот же самый швейцар убрал огромное брюхо, запиравшее вход, приветливо ухмыльнулся и осудительно-одобрительно покачал головой:
- Новенький? Митька-то сам где? Нарезался, как крокодил?
- А то! - бодро ответил Яков Юшотович сознавая, что принят с катушками на груди за олигарха и краем глаза приметил гардеробную нишу.
- У нас в первый раз?.. Вот-вот, - зашелестел сзади швейцар, - тебе, дорогой, не туда. Дуй вправо и ещё разок вправо. Всё твоё за углом. Там все и оно любовно тебя ожидают. Там на сегодня пара позиций...
- Я-аа на сегодня один! Никого не желаю, деликатесов особых я не хочу, мне их не надо.
- Не надо, - кивнул, согласился швейцар, - там Лёвка Юшин. Схватил от шефа метровый клистир и, стало быть, ждёт, вертит задом.
Лёвка оказался толстым, розовым и широким. Он аж подскочил, увидев образ очкастого Шкундюка с сортирной бумагой, возникшего в коридоре с указателем и надписью "ВТуалеты (м/ж) - ТУДА".
- Выручай, дорогой! Новенький? По виду - профессор! У меня две кабины: одна, зараза - в мужском, другая - у баб. Засоры! Хотел запереть их, делов-то! Но шеф, собака, не с той ноги! Прибыл и прямиком к унитазам! Сам отстрелялся и в крик. Делай, голуба! Тут бумагу свою нам не вешай, мы покупаем "Блё-клин" и "Астараллус" из Бельгии. За мной не заржавеет, хлебнёшь и пожрёшь... и на-к тебе! - Юшин сунул Якову Юшотовичу сотню в левый карман.
- Исправим, - загадочно отозвался Шкундюк, уже постигая за кого он тут принят.
- Сперва в дамский шпарь. Инструмент прихватил, не забыл?
- При мне. Перчатки-то есть и таз для материалов засора?
- Перчатки не взял? Отщипни из пачки уборщицы, шкафчик в углу, верхняя полка. Там же и таз, но внизу. Я улетел, у меня вентиляция тарабанит со свистом! Дядя Рома, веди его! В дамском, как он зайдёт, стой снаружи, извиняйся, внутрь не пускай, сообщай, мол, техпауза.
Юшин соколом улетел, а из-за спины Шкундюка возник дядя-Рома. Он был тощеват, суховат, маловат, но в облике дяди летало блаженство, так как из пасти его разило спиртным.
- Идём, слесарь! - булькнул дядя и отвёл ремонтника в дамскую комнату.
Засор оказался в пятой справа кабине. В туалете было светло, цветочно-душисто, зеркально, тепло. Инженерным умом Яков Юшотович осознанно-быстро понял причину "засора", которого не было. Было другое: не срабатывал механизм затычки смывного бачка и вода в нём не накапливалась, но ручьем уходила. В унитазе, конечно, кое-что было, но смывная волна не создавалась и кое-что обтекалось и плавало. На дне бачка Шкундюк отыскал то, что сыпануло от резкого дёрганья, и сыпанувшее приладил на место. Сток прекратился, вода накопилась и разом смыла "засор". В мужском туалете было нечто подобное и слесарь-Шкундюк всё моментально исправил.
- Хм, я ведь думал, ещё один пьянь-дерьмочист, а ты, брат, в самом деле профессор этих всех дел! - оценил достигнутый результат дядя-Рома.
- Я их начальник и я проверяющий, - сурово и мрачно ответил Яков Юшотович, поднимая с табурета пальтишко и понимая, что кроме сотни тут ему не отвалится.
- Эт-ты... постой-ка,явсё щас мигом сбулбычу, поправлю! Поднесть тебе велено в мусорке, а доложу, что начальник, на верхнюю галерею оба пойдём. Я, значит, с тобой для пояснения всяких явлений, да и жратва сразу станет получше. Идём до угла и ты там постой. Я мигом управлюсь!
Сработало. Дядя-Рома оказался бывшим кандидатом каких-то наук, а этот дядя и Яков Юшотович оказались на техгалерее над залом, но за нормальным столом, при бутыли и при закусках на этом столе. Отсюда Шкондюк просмотрел первый прогон "флор-шоу" с длинноногими полуголыми девами, с певцами, певицами и стриптизёрками и, само собой разумеется, здесь же спиртного глотнул и прилично поел. Распрощался он с дядей-Ромой душевно, по братски. Да, дядя-Рома до двери друга Юшотыча проводил и попросил объявляться почаще по сортирным делам.
На выходе из "Цурюка" Яков Юшотович было намерился кое-что сказануть швейцару насчёт демократии, но швейцар поменялся и он намерение это в себе притушил. Притушил не совсем, но частично. А отчего же частично? Да оттого, что шагая к метро, сам ещё внутренне рассудил: "Демократия есть или везде... или нигде её нет. Но чтоб везде.., утверждать её надо с умом, с осознанием фактов и знанием дела... любого и всякого. А чтоб вот так - трах-бах и получите под праздник на блюдечке - не бывает, не будет. Я доказал! А кто не поверит, пусть купит сортирной бумаги, навесит на грудь и прёт хоть куда с демократией в демократию..."
Вот так! А ещё всех с Новым Годом и с Рождеством!Всем автор желает здоровья, удачи, спокойствия и денег побольше, так как в демократии денежки расширяют возможности. Чем больше купюр, тем шире возможности.